Текст книги "Западня для князя"
Автор книги: Татьяна Бурцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Боярин Борислав
Посоветовавшись, князья решили не показывать, что пропасть, пролегшая между ними, преодолена.
Василько уехал во Владимир Волынский: там его ждали неотложные дела; а Даниил стал собираться в Холм – любимый свой город, свое детище. Вопреки приказу Бурундая, укрепления Холма не были разрушены. Князь не боялся рисковать – он хотел иметь в своем княжестве хотя бы один град, за стенами которого можно было держать оборону.
На вечер был назначен пир по случаю отбытия князя в город, который мог считаться новой столицей княжества.
Даниил не любил шумные праздники и застолья, однако принимать в них участие было одной из обязанностей князя.
В этот вечер все было как обычно – люди веселились, невзирая на мрачную тень, нависшую над княжеством. Кругом ходили чаши, сыпались застольные шутки. Даже лицо князя утратило отпечаток напряжения, не оставлявшего его всю последнюю неделю.
Вдруг гомон нетрезвых голосов прекратился.
Встал боярин Борислав, держа в руках дорогую чашу иноземной работы.
– Испей, князь, чашу заздравную вина заморского, – обратился он к Даниилу, – от бояр тебе честь и хвала. – Борислав протянул чашу князю.
Лицо князя сразу потускнело: Георгий успел рассказать Даниилу о заговоре отравить его на пиру; однако они думали, что опасность миновала, когда погиб боярин Дорофей. Князь любил Борислава.
Только не он.
Боярин был молод и умен. У него могло бы быть большое будущее.
– Хорошо. – князь принял чашу и высоко ее поднял. – За успех нашего дела, – нарочито весело сказал он, обратившись к сидящим рядами боярам, но взор его не выражал радости и дольше всего задержался на Бориславе.
Сердце Борислава защемило, когда он встретился взглядом с Даниилом.
Князь медленно поднес чашу к губам, не сводя пристального взора с молодого боярина.
В груди Борислава непереносимо ныло, пока он внезапно не осознал, что то, что он собирается сейчас сделать, непоправимо перевернет всю его жизнь и он не будет рад этой перемене.
– Стой! – в одно мгновение Борислав оказался рядом с князем и выбил чашу из его РУК.
Бояре отпрянули. Чаша, звякнув, покатилась по полу, разбрызгав вино по скатертям.
– Это хорошо, что у тебя еще осталась совесть, – только и сказал князь таким тоном, что по спинам бояр поползли мурашки. – Когда ты слышишь голос совести – это твой ангел хранитель разговаривает с тобой.
– Уведите его, – обратился князь к вбежавшим дружинникам. Над столами повисло тягостное молчание.
После пира князь навестил боярина Борислава в темнице. Тот был подавлен, его терзало сознание вины за то, что он чуть было не натворил, но остальных заговорщиков отказался выдать. Князь решил его пока оставить в покое – Борислав еще мог стать сторонником и союзником князя.
Выход из положения предложил опять же сотник. Он и осуществил свою задумку.
В палатах, в которых пировали, еще оставалась кучка бояр. Георгий знал почти всех. При его приближении они заметно насторожились. От группы отделился один старый знакомец и поинтересовался:
– Ну, как дела, Егорушко?
– Неплохо, князь жалование повысил, обещал тысяцким сделать.
Боярин нетерпеливо и разочарованно пожевал губами.
– Я не про то. Узнали, кто в сговоре с Бориславом был? – наконец решился прямо спросить он.
– А, это! – сотник старался не слишком явно строить из себя убогого.
Георгий наклонился к самому уху боярина и заговорщически прошептал: «Князь и так все знает. Слышал я, ночью брать будут тех, кто злоумышляет против него».
Боярин отшатнулся.
– Да ну!
– Смотри, никому ни слова, предупредил по старой дружбе, – Георгий похлопал боярина по плечу, отчего тот недовольно поморщился, – я тебе ничего не говорил.
Сотник подошел к столу, отхлебнул меда прямо из кувшина и побрел прочь.
Только дверь за ним закрылась, в горнице тут же послышались возбужденные голоса.
Георгий сам себе улыбнулся.
Утром он смеялся еще больше, когда узнал, что ночью сбежало с пяток бояр, с головой выдав себя. Некоторых успели поймать.
Олеся
Георгий собирался сдержать слово, данное князю Василько, независимо от того, что тот примирился с братом. Ему не верилось, что весь заговор раскрыт. Попавшиеся бояре наперебой врали, очерняя друг друга, так что у Георгия голова шла кругом. И все-таки сотника не оставляло ощущение, что самое важное ему еще неизвестно.
Присев во дворе на колоду, на которой кололи дрова, сотник задумался. Что-то не сходилось. У него было три предположения, кто мог желать возобновления войны с Ордой и смерти самому Даниилу – князю Галицкому.
Во-первых: хан мог хотеть убрать со своей дороги сильного князя. На севере становился все влиятельнее князь Александр Ярославич по прозвищу Невский. Их союз был для Орды нежелателен.
Во-вторых: бояре всегда хотели посадить на Галицкий стол слабого Ростислава или кого другого. Мало ли по Руси князей без уделов!
В-третьих: венгры или поляки, подстрекаемые папой Римским, одержимым идеей распространения католичества по Южной Руси, могли попытаться разорвать княжество на клочки.
В защиту первого предположения говорило многое. Кроме того, концы ниточки, протянувшейся от убийства мурзы Усмана, уходили в Орду.
Стоп: степняка в темнице убил холоп боярина Дорофея. Опять не сходится!
Значит, второе. Скорее всего, Белых волков наняли неверные бояре.
Тогда зачем степняки напали на Рушана? Бояре даже не знали, что бек пришел в границы княжества. Да и какая им была бы от этого выгода?
Сотник потряс головой для прояснения мыслей – не помогло.
Третий вариант, конечно, тоже возможен, но Георгий на него не поставил бы. Венгры и поляки были плохими соседями – и в этот раз не пришли на помощь, зато несколько последних лет не предпринимали нападений. Папа Римский имел крепкую обиду на Даниила. Князь попросил у него войска, делая вид, что всерьез рассматривает вопрос об объединении церквей, а тот прислал ему королевскую корону вместо полков. После этого Даниил прервал с ним всякие отношения. Но ведь это не повод для убийства!
Сотник не исключал сочетания первых двух вариантов. Подвоха можно было ждать отовсюду.
С боярами вроде все ясно: даже если они поймали не всех заговорщиков, то нанесли повету сокрушительный удар, остальные хотя бы на время затаятся и перестанут вредить. А вот ордынцы могли предпринять все что угодно. С гибелью степняка ниточка, ведущая к тем, кто мог желать смерти мурзы, оборвалась.
Почему-то Георгия не оставляло ощущение, что с Белыми волками вскоре предстоит новая встреча.
От размышлений сотника оторвало движение у тына.
Он присмотрелся, потом покраснел и отвернулся: к его молодому дружиннику прибежала невеста. Ладная девушка с русой косой напомнила ему совсем другую…
* * *
– Георгий? Я чувствовала, что ты вот-вот приедешь.
Сотник ошарашенно смотрел на фигуру у колодца. Девушка словно появилась из его сна. Вспоминая ее, Георгий никогда всерьез не верил, что она по-настоящему существовала. И теперь он не мог понять, грезит или все происходит наяву.
Девушка улыбалась такой светлой и радостной улыбкой!
– Нужно ехать, – Хмурый дернул сотника за рукав, заставляя того очнуться.
– Александра! Быстро в дом! – раздался зычный голос матери игуменьи.
Девушка с надеждой смотрела на сотника.
Георгий разрывался на части.
– Я вернусь… Очень скоро вернусь, – только и смог промолвить он, поворачивая коня к воротам.
На него обрушился целый мир новых чувств, о существовании которых он и не подозревал.
– Тебя зовут Александра? – прокричал он, уже выезжая.
– Зови меня Олеся, – услышал сотник в ответ.
Отряд уже покидал скит.
Мать игуменья неодобрительно смотрела на девушку.
– Матушка! Матушка! – радостно закричала Олеся. Она подбежала к пожилой игуменье, бросив ведра, и со слезами радости ее обняла.
– Что ты, что ты? – уже более мягким голосом спросила та.
– Это Георгий! Он приехал! Помните, я вам о нем рассказывала?
– А, этот! – мать игуменья улыбнулась, – даст Бог, еще раз свидитесь.
* * *
Князь провожал агу Тенгиса с честью и многими дарами. Сам он ехал с дружиной в Холм, но немного свернул с пути.
Переговоры в целом прошли успешно, чему немало способствовал дипломатический талант князя Даниила и чуть в меньшей степени его грозная слава. Пришли к важному соглашению: несмотря на то что численность населения переписали, дань будет собирать и отвозить в Орду сам князь. Это даст возможность не пускать в княжество ордынских баскаков и платить за бедных. Манера ордынцев собирать дань была уже широко известна: того, кто не мог заплатить, волокли на правеж, где несчастный подвергался различным мучениям, пока кто-нибудь не вносил его долю из жалости.
Тенгис не требовал больше крови за убийство мурзы Усмана. Князю и сотнику удалось убедить агу, что в его смерти виновны распри самих ордынцев. Отряд Белых волков был тому подтверждением. Ага вынужден был неохотно согласиться.
Семёна и его разбойников, вняв заступничеству Георгия, отправили на соляные копи – работников было мало. Усобицы и нападения врагов выкашивали мужиков хуже болезней.
Проехав вместе с Тенгисом несколько часов, князь повернул назад. Сопровождать агу до границы Даниил отрядил Георгия, чему последний был очень рад. Появилась возможность заглянуть в скит и разобраться со своими чувствами.
– Смотри в оба, чтобы Тенгис ничего лишнего не узнал! – напутствовал сотника князь. Речь шла о частично скрытых укреплениях.
Но ага Тенгис спешил в Орду. Слишком часто в последнее время там происходили перемены. Можно было уехать агой, а вернуться никем.
Вблизи от границы у них состоялся любопытный разговор.
Ага долго и пристально смотрел на сотника, а потом прямо спросил, не хочет ли тот оставить службу у князя и перейти к нему. Ему нужны верные люди.
Георгий опешил от такого предложения, придумывая, как отказаться, чтобы не обидеть Тенгиса.
– Смотри, может случиться война или усобица, погибнешь без славы, а у меня ты будешь большим начальником над воинами, – продолжал соблазнять ордынец.
Собственно, эти слова и подсказали ответ, который сотник дал are.
– Верность воина познается не только в радости, но и в горе. Нет чести в том, чтобы в трудную годину оставить своего князя.
– Я понял, – ответил Тенгис, – твое решение заслуживает уважения, все-таки я тебя не убью.
На обратном пути сотник проведал Матвея – тот уже оправился от раны и вернулся в свою сторожку, правда, на охоту еще не ходил, питался тем, что выращивал на своем огородике. Пожалев старика, Георгий отрядил дружинников набить для него дичи впрок, а сам отправился в скит. Ему хотелось побыть одному.
По дороге он размышлял о том, как причудливы бывают повороты судьбы. Еще несколько недель назад он был один. Свободен как сокол, что охотится в небесной выси. А сейчас его сердце что-то тревожило. Он стремился к скиту, где жила девушка из видения.
Ворота скита были закрыты – на границе было неспокойно. Матвей сообщил сотнику о новых бесчинствах, творимых Волками. Довольно долго пришлось объяснять, кто он такой и зачем приехал.
Врата отворились, лишь когда появилась мать игуменья. Она испытующе оглядела сотника, затем проводила его в большую просторную избу. Она хотела сначала поговорить с Георгием.
– Сейчас я пришлю Александру, жди здесь. Вижу, что не обидишь ее, но будешь ли осторожен? – испытующе глядя на сотника, спросила она. – У нее никого, кроме тебя, не осталось. Да и что с тобой? Жив ли? Она до последнего времени не знала. Свет ее души задуть легко, как свечу.
– Я никогда не причиню ей зла, – твердо ответил сотник.
Через минуту в горницу вбежала Олеся. Со времени последней встречи она расцвела. Хорошие новости ее преобразили.
Георгий не мог налюбоваться на нее.
– Так, значит, вот кто был моим ангелом, – негромко сказал сотник.
– Не говори так, не гневи Бога, – испугалась Олеся.
– Хорошо. Спаси тебя Бог за то, что меня выходила, – искренне произнес Георгий. Олеся в смущении опустила глаза.
– Ты умирал, а я… просто не могла этого допустить. Я все время молилась, и Бог меня услышал, – щеки девушки зарумянились, – а потом князь оставил часть женщин и раненых в скиту, а сам поехал дальше. Только тебя почему-то с собой забрал. И я уже не знала, что с тобой, жив или сгинул в какой-нибудь сече.
– А что ты все это время здесь делала? Ты хочешь принять постриг? – сердце сотника замерло. От ответа на этот вопрос зависело многое.
Олеся улыбалась.
– Нет, я просто здесь живу в послушницах: больше мне жить негде. Когда привозят раненых – ухаживаю за ними. Когда раненых нет – помогаю сестрам.
Голова сотника кружилась. Георгий мучительно думал, что ему делать. Девушка всколыхнула в нем одновременно разные чувства. Радость от разделенной любви и страх неминуемой потери.
С одной стороны, он понял, что ему просто необходимо, чтобы Олеся теперь всегда была рядом. Только сейчас осознал он, как до этого был одинок.
С другой стороны, Георгий боялся связывать себя семьей. Было смутное время. Его в любой момент могли убить, оставив Александру вдовой.
Этот выбор угнетал его. Легкость, с которой сотник скакал в скит, оставила его.
Решение далось с огромным трудом.
– Ты все хорошее и светлое, что было и есть в моей жизни, – медленно произнес он, – но мы не можем сейчас быть вместе.
Георгий так ненавидел себя за эти слова.
– Почему? – удивилась Олеся.
– Моя жизнь принадлежит князю. Я не хозяин сам себе. Будет плохо, если в тот момент, когда мне потребуется отдать свою жизнь, я промедлю из-за того, что задумаюсь о тебе или детях, которые могут у нас родиться.
Георгий так боялся произнести все это, а Олеся, казалось, нисколько не расстроилась и не удивилась.
– Я все равно буду ждать тебя, – только и ответила она, – служи князю спокойно. Не думай обо мне.
Георгий встал. Ноги, казалось, принадлежали не ему, а каменному изваянию.
– Прости меня, – произнес он, будто сглотнув комок, мешающий говорить.
Сотник развернулся и вышел в сени.
Олеся выбежала его проводить. Георгий вскочил на коня и, не обернувшись, поскакал за ворота.
– Он вернется за мной, – убежденно сказала Олеся матушке игуменье, когда сотник скрылся за поворотом.
По приезде в Галич Георгий первым делом зашел к боярину Демьяну Тимофеевичу – нужно было исполнить поручение, данное в дороге князем.
Привязав коня у крыльца, он зашел в сени. Дверь в горницу была приоткрыта, слышались голоса.
Что-то заставило его замереть и прислушаться. Говорили двое. Один голос принадлежал хозяину – боярину Демьяну. Другой – боярину Науму Всеславичу.
– Неладно, что князь опять против бояр пошел, – говорил Демьян, – вся дань ляжет на наши плечи. Не было такого, чтобы бояре за холопов платили!
– Не было и не будет! – отвечал Наум. – Не так, так эдак избавимся от Даниила. Слыхал я, что степняки, те, что знак пятилистник имеют, нападут на скит недалеко от степи.
Сердце Георгия внезапно онемело, так что сотник не мог вздохнуть. Еще никогда он не испытывал такого страха, хотя сотню раз ходил под смертью.
– Если и теперь князь не пойдет татарам мстить, тогда недостоин он славы своей юности! Там и голову сложит.
Нужно предупредить!
Еще не оправившись от потрясения, медленно, не привлекая внимания, он стал пятиться из сеней, как вдруг спиной натолкнулся на кого-то.
– Так, кто это у нас? – раздался знакомый голос. – Егорша, княжий прихвостень! Теперь сочтемся, собака!
Сотник на миг замер от неожиданности. Митяй, приказчик боярина.
Удар кистеня пришелся сзади по шее слегка вскользь – Георгий попытался увернуться.
Сотник упал. Боль затопила сознание, но как же болела душа!
Заговорщики быстро и деловито связали его подвернувшимся под руку поясом, воткнули в рот кляп, чтобы не подавал голоса, а на голову надели мешок. Одного из любимцев князя в Галиче мог узнать если не первый встречный, то наверняка второй.
Георгия взяли под руки и потащили. Тащили недолго. Сквозь мешок сотник услышал разговор, скрип блока и лязг цепи. Потом ему снова пришлось сделать с десяток шагов, и вдруг пол под ним исчез.
Падал он недолго, но стукнулся больно – приземлился в неудобной позе. То, что его бросят в пору б, он догадался еще по лязгу цепи. Слишком характерный звук, но приготовиться к падению все равно не успел.
Полежал, восстанавливая дыхание.
Интересный поворот.
Сколько раз он привозил сюда людей, но сам очутился в темнице впервые.
Как мне отсюда выйти?
Темно, от въевшейся в стены вони невозможно дышать.
Георгий осторожно встал на колени – туман в голове еще не рассеялся.
Наверное, вот здесь и сидел Семён. Может быть, на этом самом месте.
Бояре так торопились спрятать Георгия в пору б, что забыли развязать руки и бросили его как был – в мешке.
Хорошо, хоть жизни не лишили. Наверняка ждут ночи, чтобы добить и вывезти тело.
Георгий почувствовал, как внутри все похолодело.
Ан-нет. Не будут меня сейчас убивать. Если бы они хотели дождаться ночи, то оставили бы в погребе у Демьяна, а потом прикончили. Меня привезли сюда, чтобы я гнил здесь в неизвестности.
На голове мешок, во рту кляп и руки связаны.
Да-а, положение – лучше не придумаешь.
Почти как всегда.
Будем бороться с бедами, начиная с последней.
Когда Георгия связывали, он, хоть и был на грани потери сознания, постарался напрячь руки так, чтобы пояс сильно натянулся. Зато теперь путы дали слабину. Георгий начал стараться их ослабить, чтобы вынуть одну руку. Через полчаса упражнений это ему удалось. Если бы бояре не поленились найти веревку, он так легко не освободился бы. А сейчас пострадали только натертые и ободранные руки.
Глупость положения состояла в том, что у него над головой прохаживался наряд, который без лишних сомнений по его приказу пошел бы в бой, однако как достучаться до охраны? Даже если он начнет кричать, что он сотник княжеской дружины, кто ему поверит?
Георгий стал разминать затекшие руки, потер шею – болела.
Пройдет, не смертельно, до свадьбы заживет…
Сердце ёкнуло.
А будет ли когда-нибудь эта свадьба…
Стянуть с себя мешок и вынуть кляп – дело одной минуты.
Так, я свободен, могу кричать, махать руками, ногами топать, и что дальше?
Нужно было немедленно выбираться. Скиту грозила опасность, а князь не знал, что гадючье гнездо не до конца уничтожено.
Видимо, во время ночного бегства заговорщиков Демьян был в отъезде, а потом, когда его не схватили, он понял, что Борислав никого не выдал и ему нечего опасаться.
Сердце Георгия словно сжала ледяная рука. Время уходило.
Хоть бы кто пришел ко мне, я б его удивил.
Георгий недобро усмехнулся.
Сотник встал. Пол, точнее темнота внизу, закачалась и начала набирать обороты. Георгий постоял, держась за стену, пока все перестало крутиться.
Так, сейчас вполне терпимо.
Остается только надеяться, что кто-нибудь придет раньше чем через неделю. Надеяться и ждать.
Георгий со стоном сполз по стене на пол. Бессилие было хуже сознания близкой смерти.
Господи, помоги…
В тереме у Демьяна держали совет.
Быстро убрали следы схватки в сенях. Теперь без горячки обсуждали сложившуюся ситуацию.
– Поторопились мы, – начал Демьян, – с испугу сделали себе хуже. Нужно было его здесь придушить, не ровен час кто-нибудь узнает.
– Не узнает, – отвечал Наум, – темно, да и в голову никому не придет искать его там, – мясистое лицо боярина перекосила самодовольная улыбка.
– Что ж с ним дальше делать будем? Все князю доложит.
– Что ж еще, удавку на шею и концы в воду.
– А если найдут? Вдруг на нас подумают! – Демьян сам был не рад, что ввязался в это дело.
– Если и найдут, время пройдет, кто нас заподозрит? Как он сюда приехал никто не видел, коня его Митяй свел в поле.
– Не дрейфь, хозяин, – подал голос молчавший до этого Митяй, – все чисто, никто ничего не узнает. Был человек – и нет человека.
– Руки-то мы ему не развязали, – некстати вспомнил Демьян, – затекли уже небось: я крепко крутил.
– Вот и хорошо, пусть помучается. Сколько мы из-за него пережили. Сдохнет – проведаем, тело заныкаем.
– А вдруг не сдохнет, ненадежно как-то.
– Как не сдохнет? Все дохнут, и он – тоже.
– Ему уже пяток лет как пора на тот свет, а все землю топчет, ни стрела его не берет, ни копье.
– Ты прав, лучше прямо сейчас пойдем и убьем его.
Демьяна аж передернуло.
– Я не в этом смысле.
– А я в этом. Нужно спуститься и прикончить его. Даром что руки связаны и мешок на голове. Кричать тоже не сможет.
– Да и я его хорошо кистенем приложил, может, сам того, в смысле кончился, – снова подал голос приказчик.
– И не думай даже, – Демьян от страха, похоже, разозлился, – рассказывал мне нонешний воевода, как они с князем его подобрали на дороге. За то, что девке помог сбежать, татары его так исколошматили, что думали: все уже, умер. А он выжил да еще в сотники выбился.
– Точно, – подхватил Наум, – живучий, как… – боярин задумался, подбирая сравнение. Перед глазами почему-то встала картина, как он топит кота, которого недавно притащила в терем дочь (кот повадился метить его сапоги).
Все потрясенно замолчали.
– Ну и что? – снова заговорил Митяй, – все равно на него управу найдем, всего делов: спуститься и придушить. Сопротивляться не сможет. Нужно только решить, кто пойдет.
– А разве не ты? – поинтересовался Наум, – не боярское это дело – руки об сотника марать.
– Ну нет, вместе влипли, вместе и выпутываться.
– Жребий бросим, – предложил Наум, – всем идти нельзя – подозрительно больно.
Митяй сгонял за палочками. В шапку бросили одну длинную и две короткие.
Пока тащили, сердца бешено бились. Лица горели от стыда за страх, который они испытывали перед связанным, избитым человеком, которого нужно было лишить жизни.
Жребий выпал Науму. Демьян шумно вздохнул с облегчением. Митяй сделал вид, что не очень обрадовался, но было видно, что он будто груз свалил с плеч.
Наум резко встал.
– Ну ладно, пойду я, ничего без меня сделать не можете.
– С Богом, – пожелал Демьян и вдруг подумал, что это напутствие для такого случая совсем не подходит.
За час, который Георгий просидел наедине со своими мыслями, он уже успел пережить и передумать все. От надежды, когда он избавился от пут, до отчаяния. Сознание рисовало картины одна страшнее другой. Он видел, как враги разоряют скит. Убивают всех, кто там нашел пристанище. Всадник нагоняет Олесю… нет!
Сотник саданул кулаком по полу. Облегчение не наступило.
Последней картинкой все время была сцена, как он умирает, всеми позабытый в этой вонючей дыре, когда его сотня только и ждет приказа к выступлению.
Еще один такой удар по деревянному полу – и он сломает себе пальцы.
Сотник постарался взять себя в руки, начал читать молитву. Сосредоточиться не получалось. Нельзя останавливаться. Сколько времени он молился – не знал. Георгий читал с детства знакомые молитвы одну за другой, обратился к святому, имя которого носил. Внезапно он ощутил уверенность и успокоился.
Когда заскрипел ворот, поднимающий люк, Георгий был уже готов.
Опустили лестницу. Кто-то тяжело начал спускаться, держа в руках свет. Сотник быстро набросил на себя мешок и сложил руки за спиной.
– Ну, как сидится? – поинтересовался пришедший.
Георгий не ответил. Голос он узнал сразу.
Наум. Сам пришел.
Сотник почувствовал, как с головы сдирают мешок. Заморгал. Свет ударил в глаза – прямо перед ним боярин держал свечу.
– Я смотрю, тебе здесь нравится, – с ехидцей спросил боярин, – добавлю-ка я тебе для удовольствия, просто распирает, как вспомню, с каким лицом ты встречал меня у князя, – боярин с силой пнул привалившегося в углу сотника.
Георгий молчал.
Сейчас заметит, что кляпа нет, – и все пропало…
– Ну да ладно, пора заканчивать…
Все случилось в мгновение. Когда боярин только выхватывал удавку, Георгий уже вскочил и, вцепившись в его воротник, ударил головой о бревенчатую стену – боярин был крупнее, затяжная схватка могла не принести победы. Туша грузно осела.
– Говори, где все! – закричал сотник.
Наум сидел и растерянно моргал.
– У Демьяна ждут…
– Когда на скит нападут?
– Кто ж их знает, степняки они…
Георгий уже был на полпути к лестнице.
Мгновение – и он уже наверху, смотрит на опешившую охрану.
– Я – Георгий, сотник разведчиков. Где воевода?
– У себя, где ж ему быть? – дружинники даже не делали попытки его схватить, хотя вид у сотника был тот еще.
Ну и дисциплина.
– Этот человек – предатель, – Георгий показал вниз, – глаз с него не спускать. Ответите головой, если что. Понятно?
– Поняли, – пробасила охрана, опуская люк.
Поняли они одно: только что пришел один важный человек, а другой важный человек не велел его выпускать.
Первым делом сотник отправился к воеводе и все доложил. Воевода немедленно послал гонца в Холм, чтобы известить князя. Тем не менее, действовать стали сразу. Боярина Демьяна с остальными взяли, но Георгий об этом уже не знал.
Во весь дух он скакал со своей уставшей сотней назад, к затерянному в лесу скиту.
