Текст книги "Никуда не денешься (СИ)"

Автор книги: Татьяна Карат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 16

От кого?

В голове сразу возникла догадка – скорее всего Глеб вот-вот вернется. Сердце забилось сильнее, ладони вспотели. Я боялась, точно боялась этого. Или все же хотела?

От размышлений отвлекло достаточно сильное пожатие руки. Я бы даже сказала не пожатие, а сжимание ее стальными тисками. Оглянулась, бросая взгляд на Никиту, который сжимал эту самую руку. О нем на какое-то время даже забыла.

При воспоминании о Глебе, весь мир уходит на задний план. Проблемы кажутся несуществующими, а тело начинает дрожать в предвкушении. Нельзя так, с этим нужно бороться.

Парень резко изменился. От былой привлекательности не осталось и следа. Светлые брови насуплены, выделяя глубоко залегшую между ними морщину, глаза прищурены. Губы сжаты в тонкую линию, челюсти напряжены. Он был в ярости. Никогда раньше не видела Никиту в таком состоянии.

Мы встречались полгода, до этого он достаточно часто попадал в поле моего зрения. И за все это время не помню ни одного случая, чтобы он проявлял агрессию. Всегда милый, добрый, веселый. Я не спорю, что он гад еще тот, подлец и изменник, каких свет не видывал, но вот злобным дебоширом он никогда не был. Милый парень – по-другому не скажешь.

Я его знала достаточно давно, и не взирая, на измену была склонна ему верить. Просто как другу, как человеку не один раз выручавшему меня из разных передряг. Пусть он изменник и ни о каких будущих отношениях я даже думать не хочу, но все же он был тем, которому я склонна доверять.

Скажете – о каких отношениях может быть речь, у тебя же муж?

Не чувствую я себя замужем. Это больше напоминало временное приключение, событие которое скоро пройдет. Замужество это серьезный шаг, к которому готовишься, которого с трепетом ожидаешь. Должна быть свадьба и белое платье. А как же стояние на одной коленке и предложение руки и сердца? И быть может, кому-то это покажется глупостью, но мне ее не хватало. Я хочу увидеть красивые поступки, хочу зависти в глазах подружек. Хочу сказку – почувствовать себя принцессой. Пусть эта сказка длиться только один день, а после пойдут серые будни, но она у меня будет, и теплые воспоминания будут греть душу.

А вот похищение, вися животом на плече Глеба, а потом шептание в темноте на ухо его истинного имени – это как-то совсем не вписывалось в рамки моего понятия о замужестве.

Никита дернул руку, подтягивая меня к себе. Сейчас он меня пугал. Оглянулась на Руба, он все так же опирался лбом и руками о прозрачную стенку кабинки портала. В глазах парня была боль и ненависть, а смотрел он сейчас не на меня. Губы по-прежнему повторяли одни и те же беззвучные слова.

Сомнений в том, от кого меня пытался предостеречь Руб, уже не было. Был один большой вопрос – кому из них верить? Оба предатели.

От всматривания в глаза Руба меня отвлекло движение. Бывает так, что чего-то важного просто не замечаешь, пока оно не напомнит о себе. Я посмотрела вниз – движение около его правой ноги привлекло внимание. На белом полу, около черной туфли Руба расползалась темно красная лужа.

Я моргнула дважды и как-то сразу даже не сообразила, что это. Понимание пришло вместе с ужасом. О Боже, кровь! Свободной рукой прикрыла рот, чтобы не крикнуть. Сердце застучало с удвоенной скоростью.

Никита обхватил обеими руками мою талию, зажав в кольце своих объятий.

– Успокойся малышка.

Он говорил мне на ухо, крепко прижимая к себе. От дыхания в волосы становилось не по себе, а прикосновения вызывали зуд. Моя попытка отстраниться осталась безрезультатной. Я по-прежнему была вжата в жилистое мужское тело. Даже не подозревала о наличии в нем подобной силы.

– Пусти. С Рубом что-то случилось, нужна помощь. Он ранен.

Я понимала, что он пытался уберечь меня от жуткого зрелища, но сейчас это было не главное. Рубу плохо, ему нужна помощь. Сердце билось в тревоге за него.

– Мы уходим, нам некогда.

– Что? Я никуда с тобой не пойду!

Боже, этот бесчувственный чурбан меня никогда не перестанет шокировать. Только начинаю думать, что большей гадости он не выкинет, как тут же снова удивляет, и не в приятном смысле этого слова.

– А у тебя нет выбора, малышка.

– Что?

Он подтолкнул меня в направлении кабинки портала, так и оставив мой вопрос без ответа. Руб все еще стоял внутри нее. Меня же туда подталкивали явно не помочь раненому парню.

– Выбор есть всегда!

Я ударила локтем свободной руки Никиту в бок, в надежде освободиться. Очень даже сильно ударила, но ожидаемого результата не получила. Он согнулся, но хватку не ослабил. А уже спустя минуту я била охвачена поперек талии с плотно прижатыми руками по бокам. Мое упирание ногами в пол, оказалось безрезультатным – Никита просто поднял меня и понес впереди себя. Боданья головой и ногами его не останавливали, даже не задерживали. Разделяющие нас шагов десять пространства до кабинки, были пересечены в рекордные несколько секунд.

– Что ты делаешь? Отпусти!

– Потерпи немножко милая.

Его «милая» звучало как издевательство.

Никита впихнул меня в кабинку и прижал лицом к прозрачной стенке – щека расплющилась о холодное стекло. Он тут же попытался вытолкать Руба, но для этого нужна была хоть одна свободная рука. Парень по-прежнему стоял, опираясь о стенку кабинки. Я не могла даже взглянуть на него. Перехватив меня правой рукой за волосы, Никита сильно сжал их и потянул вниз так, что я согнулась вдвое, второй рукой толкнул Руба в сторону выхода.

Парень не удержался на ногах, и упал, размазывая вокруг себя по белому полу кровавые разводы. Никита ударил его ногой, выталкивая и освобождая помещение кабинки для нашего перемещения.

– Остановись! Что ты делаешь.

Это невозможно было терпеть. Руб мучился и стонал на полу, а эта тварь, пинала его ногами, выталкивая наружу. Хотелось сделать ему так же больно. И возможно я глупая и наивная, но лучшего выхода не придумала. Да в согнутом положении ничего более разумного и придумать было нельзя.

Наклонилась еще ниже и укусила Никиту за бедро. Зубы легко прокусили ткань и врезались в плоть. Я могла спокойно откусить от него этот кусок тела, который сжимала зубами.

– Сука!

Его вой был для меня музыкой. Никита дернул за волосы, оттягивая мою голову от кровоточащей части тела. Я разжала зубы. Когда же была на достаточном расстоянии от его израненного бедра, он слегка ослабил хватку, прижимая другой рукой кровоточащую рану. В следующее мгновение мою щеку обожгла тяжелая мужская пощечина, от чего голова была запрокинута в другую сторону, а в глазах потемнело. Моргнула несколько раз, приводя себя в порядок. Медлить больше нельзя.

Рванулась. Такое ощущение, что с меня живьем содрали скальп. Жуткая боль обожгла всю голову, но я ни минуты не сомневалась в правильности решения – свобода дороже. В его руке остался пучок моих волос, а я, не оглядываясь, выпрыгнула из кабинки.

– Беги в спальню.

Едва уловимый шепот Руба, когда я его перепрыгивала, все же услышала. Скорость моего бега была ошеломляющей, но мысли в голове бегали еще быстрей: «А что дальше? Не под кровать же прятаться». Сзади оставался Руб, ему нужна помощь. Но сейчас ноги уносили меня сами. Он мчался по пятам. Сворачивая в очередной коридор, заскользила, едва не падая на пол, но хватка пальцами за угол, помогла удержаться на ногах. Никита дышал мне в спину. Мчась на всей скорости в темную стену спальни, боялась расшибиться, о не успевшую вовремя открыться дверь, но не замедлялась – сзади была опасность страшнее.

Стена молниеносно посветлела передо мной и разъехалась дверцей, тут же сзади закрываясь. Я услышала, как Никита со всей скорости врезался в закрывшуюся дверь. Он упал, а я остановилась и обвернулась, только добежав до противоположной стены спальни.

Прижалась к шероховатой поверхности и затаила дыхание. Страх обострил все остальные чувства. Нас разделяло больше семи метров пространства и прозрачная стена, но я видела темные крапинки в светлых радужках его глаз. Видела пульсирующую жилку на шее и вздутые вены на висках. Вдыхала тошнотворный запах, исходивший от него. Смесь ярости и ненависти, даже горькая нотка страха. Интересно, чего он боится?

Дверь не открывалась, но и не темнела, приобретая облик стен. В левом углу, около двери образовалась голограмма с показателями моих жизненно важных функций. Пульс зашкаливал и эта цифра мигала. Дом воспринял это как угрозу жизни и заблокировал меня в этой комнате. Как открыть в таком случае дверь и выйти, я не знала, но меня сейчас это только радовало.

– Наташенька открой дверь.

Я молчала.

– Натуличка, подойди сюда и открой мне дверь.

Ласковый елейный голосок лился ядом.

Я стояла на том же месте.

– Ната, открой мне.

Его странные обращения и коверкания моего имени были непонятны и бессмысленны, как на мой взгляд. Но Никита продолжал эту странную игру.

– Наташа, открой, я сказал.

Его терпение было на исходе, но он не прекращал попытки.

– Натуся, ну пожалуйста, ну открой мне.

Я никак не реагировала на его обращения, по-прежнему стояла около стены, хоть уже и не вжималась в нее.

– Наталья, открой дверь.

Никаких движений с моей стороны.

Он, периодически, то стучал кулаками, то поглаживал прозрачную поверхность стены.

– Да какое же эта сука, твоя мать, дала тебя имя?

Он оперся лбом о дверь, и устало закрыл глаза.

Ничего не могла понять. Какое имя, причем здесь моя мать. Вспомнились слова Глеба об истинном имени, которое никто не должен знать. Своим Глеб со мной поделился, но ведь у меня ничего подобного не было. Я просто Наташа. И чего Никита хочет добиться с помощью истинного имени? Неужели называя мое имя, он рассчитывает, что я глупой марионеткой буду выполнять его идиотские просьбы?

– Ладно, девочка моя, я хотел по-хорошему, но могу и по-плохому. Он оттолкнулся от двери, которую только что поглаживал, развернулся и ушел.

Куда? Страх не позволил мне подойти к двери и посмотреть, безумно боялась, что она от моего приближения откроется, и я останусь один на один с этим безумцем.

Никита вернулся через несколько минут, за собой он тащил Руба. Тащил в прямом понятии этого слова. Взяв его за ворот рубашки, тем самым приподняв голову парня, он волочил его ноги по полу, оставляя сзади красные следы. Руб был в бессознательном состоянии. Голова безвольно опущена в противоположную от меня сторону. Мне была видна только его спина, и я ужаснулась, разглядев ее – темно коричневая рубашка с правой стороны, внизу грудной клетки, была изрезана и пропиталась кровью. Ткань липла к телу.

О Боже! Что с ним?

Посмотрела на безумца. Что он собирался делать? Зачем ему парень.

Притащив Руба под дверь, Никита отпустил его ворот. Голова парня со стуком упала на землю. Руки и ноги безвольно разбросаны по сторонам, грудь с трудом поднимается при дыхании. Забыв об опасности, я подбежала к двери. Но передо мной она так же не открылась.

– Что с ним? Это ты сделал?

– Тебя так волнует этот парень? Неужели разлюбила меня и отдала свое сердечко этому сосунку? А как же Глеб? В его тоне не чувствовалось ревности или злости, только насмешка и презрение.

– Не трогай его, слышишь. Зачем он тебе нужен?

– Все в твоих руках малышка, выйди и помоги ему. Спаси, если он тебе не безразличен.

Никита смотрел на меня, ожидая результата от произнесенных слов, а я не знала, что сделать или сказать. Было до жути страшно. И за Руба и за себя.

Он наклонился и несколько раз ударил Руба по щекам. Тихий измученный стон и едва заметный трепет ресниц – парень пришел в себя.

– Ну же, давай, приходи в себя. Без твоей помощи нам никак не обойтись, правда, любимая?

Никита продолжал хлестать Руба по щекам, но взгляд с меня не сводил.

Руб застонал и медленно открыл глаза. Измученные, полные боли они уставились на обидчика.

– О, ты уже с нами?

Никита с легкостью приподнял безвольного парня, позволяя тому спиной опереться себе на грудь, удерживал его на весу, поскольку ноги Руба постоянно подкашивались. Они были примерно одного возраста, даже рост был одинаковым, но по сути своей, совершенно разными – полной противоположностью.

– Ну же Руб, давай, попроси эту девочку выйти к нам.

Никита придерживал Руба под мышку, говорил ему на ухо, а сам по-прежнему смотрел мне в глаза.

– Не выходи.

Его голос был тихим, хриплым. Руб произнес всего два слова, но они дались ему огромными усилиями.

– Что с тобой случилось?

Я прикоснулась к двери, ощущая под ладонями прохладный гладкий материал. Уже не боялась за себя, хотела открыть эту дверь, выйти и помочь Рубу. Не знаю чем, но помочь. Его боль резала мне сердце.

– Не важно.

Но Никита решил дополнить слова Руба.

– Почему же не важно – важно! Руб в последнюю минуту передумал, и не захотел мне помочь спасти тебя. Даже спрятаться решил. Но от меня не спрячешься. Нас с тобой никто не сможет разлучить, правда, милая?

– Что ты с ним сделал?

– Всего лишь наказал за попытку мне помешать. Нечего становиться у меня на пути.

Его ухмылка была отвратительной, пропитанной ядом. Как я могла этого всего не видеть?

– И этот щенок настолько тебе предан, что сумев спастись, не пошел в барокамеру отлежаться и залечить раны, а жертвуя собой, помчался предупредить. Оцени это Наташенька, выйди и пожалей своего рыцаря.

Как? Как мне выйти? Будь моя воля, я бы давно уже вырвалась отсюда, и перегрызла бы глотку этому деспоту. Глаза заволокло пеленой слез. Я видела мучения Руба и понимала, что его время истекает с каждой секундой. Ему срочно нужна барокамера. Я готова была добровольно пойти с Никитой, лишь бы спасти Руба. Потом как-то сбегу – не важно, лишь бы был жив этот парень с добрыми светлыми глазами. Пусть исследует меня как подопытного кролика, я согласна, лишь бы был жив.

– Выходи, Наташенька. Ты заставляешь меня идти на крайности.

В его руке сверкнул нож – большой, охотничий с зазубренным лезвием. Он повел острием плавно вверх, прилаживая заостренный кончик к впадине под ухом Роба.

– Стой! Нет! Как мне выйти скажи? Я выйду, сейчас же. Только скажи как?

Хлопнула ладошками в никак не открывающуюся дверь.

– Ты должна успокоиться и не видеть во мне угрозы – дверь откроется сама.

Он вообще слышит себя? Стоит с ножом, приложенным к горлу моего друга, и ожидает, что я успокоюсь?

– Я знаю, что это сложно, но ты ведь сильная девочка, правда? Ты сможешь, если захочешь. А ты ведь хочешь?

Он нажал сильнее острым кончиком на кожу, выпуская капельку крови.

– Нет. Остановись! Я постараюсь. Только дай мне немного времени.

– А вот как раз с этим, крошка, у нас проблема. Времени нет. Так, что если ты дорожишь жизнью Руба, открывай эту чертову дверь!

Сердце колотило как бешенное, руки дрожали, и я не знала, как с этим справиться. Подумать о чем-то хорошем, о чем-то приятном и милом. Я закрываю глаза, а перед ними стоит измученный Руб с приложенным к горлу ножом. И кровь – всюду кровь.

Щелчок открывшейся дверцы портала отвлек. Я открыла полные слез глаза, в них загорелась надежда. Сердце застучало с удвоенной силой. Только бы это был Глеб. Я молилась о его возвращении – он единственная надежда на спасение Руба. Увидеть пришедшего, не было ни какой возможности. Тяжелые шаги по ковру и чужой запах развеяли призрачную надежду на спасение. Это был не он.

– Никита, времени совсем не осталось.

– Закрой рот! Сам знаю.

Несколько фраз брошенных собеседнику и он опять смотрит на меня.

– Ну же, милая, жизнь Руба в твоих руках.

Он провел кончиком ножа несколько сантиметров по бледной коже Руба. Совсем без приложения усилий – такое ощущение, что это было не касание – просто имитация – не касаясь кожи. Но все сомнения развеяла тонкая полоска крови, выступившая на месте недавнего прикосновения ножа.

Руб застонал, но отбиваться у него сил не было.

– Нет!

– Не медли девочка моя. Руб может не дожить, до того как ты решишься открыть эту чертову дверь.

Его голос срывался. Начиная фразу фальшиво нежным тоном – заканчивал ее криком. Я безумно боюсь этого сумасшедшего, но, тем не менее, пыталась успокоиться. Это был единственный шанс остаться Рубу в живых.

Прижавшись к прозрачной двери лбом и руками, не могла отвести заплаканных глаз от этих двух мужчин напротив.

– От этого дерьма никакой пользы.

Одно легкое движение рукой и фонтан крови брызжет мне в глаза. Я автоматически отшатываюсь, отворачиваюсь, но горячие капли так и не касаются моей кожи. Они стекают по прозрачной двери, окрашивая ее в багровые разводы.

– Нет! Нет! Нет!

Удары кулаками стекло, крик, вой. Сердце разрывается на части. Кулаки содраны в кровь, ногти сорваны, а я все барабаню в эту долбанную дверь. За красными разводами и льющимися с глаз слезами почти ничего не видно. А я не закрывая глаз, всматриваюсь в одну точку – в то место где должны быть глаза Руба. Он даже не сопротивлялся, не отбивался – у него не было сил, просто медленно закрыл глаза.

Никита отбросил его тело, как ненужный балласт, а я сама за дверью опустилась на колени, не прекращая попыток разбить эту гребаную дверь. Он лежал там – за дверью, в каких то, пол метра от меня, умирал ужасной смертью, а я не могла отсюда вырваться и хоть как-то помочь. Он пожертвовал собой, чтобы предупредить, но было поздно. Сам погиб, спасая меня.

– Он с минуты на минуту вернется в наш мир. Если заблокирует дом, ты останешься здесь как в клетке. Ждать больше нельзя.

Чужой голос отвлек мое внимание от лежащего на полу Руба. Никита его не слушал. Он смотрел на меня нежным взглядом и ласковым голосом продолжал уговаривать.

– Наташенька, пойдем со мной.

Опустился на колени напротив меня, коснулся стекла, измазанного в крови, и стал гладить его руками в попытке прикоснуться ко мне. Только что эти руки безжалостно перерезали горло моему другу. Кричать я больше не могла. Закрыв рот руками, вся сжавшись, оттолкнулась от двери, глотая ручьем текущие с глаз слезы.

– Никита, у нас нет времени! Вернемся за ней в другой раз!

Не видимый мне мужчина уже орал, сам удаляясь в сторону кабинки портала.

– Наташенька, любимая, выходи. Я не могу без тебя, слышишь. Я люблю тебя. Пойдем со мной, малыш.

Ненавижу его! Ненавижу! Как эта мразь смеет мне признаваться в любви? Он мне противен. Хочу убить – разорвать его собственными руками.

От него воняло страхом. Невероятная вонь – смесь фекалий и гниющей плоти. В то, что это был страх потерять меня – не верила.

Не могла ничего говорить. Просто махала головой в разные стороны и рыдала. Кусала губы от безысходности и невозможности ничего изменить.

Он монстр. Последние полгода я была с ним рядом, оставалась наедине. Я доверяла ему! Как можно быть таким холоднокровным убийцей? У меня перед глазами стояло полное боли и ужаса лицо Руба. Я старалась не смотреть на его тело, лежащее на полу, но размазанные следы крови на прозрачной двери не давали о нем забыть.

Забыть? Да я до последнего вздоха не смогу забыть этого ужаса.

Глава 17

* * *

Он до хруста в костях сжимал кулаки. Ярость, кипевшая внутри, заставляя сжимать челюсти с невероятной силой.

Как они посмели провернуть за его спиной подобное?

На голограмме Наташа подавала руку Никите, идя с радостью в его объятья. Она ему улыбалась. Его пара кому-то улыбалась – не ему! Глеб с силой врезал кулаком в призрачного соперника впереди себя. Кулак прошел сквозь дымчатое изображение и влетел в стену напротив. Стена задрожала. Кожа на костяшках пальцев стерлась до крови. Но эта боль была ничем, по сравнению с той, что разрывала сердце.

Инстинкт собственника требовал уничтожить соперника – размазать по стене, изувечить, разорвать в клочья. Истребить даже память о нем.

А ее – ее наказать. За предательство, заговор за спиной. Наказывать сильно, долго, глубоко. Отпечататься в ней. Глубоко, на самом сердце поставить клеймо. Чтобы была только его. Ним жила, дышала, и ни о ком другом даже думать несмела.

Блок на доме был взломан, скорее всего, Руб постарался, допуск имел только он. И если бы он уже не был мертв, Глеб своими руками задушил бы этого предателя. Сразу по прибытию в свой мир он поставил дом на блок. Сам же вернуться сиюминутно не мог – правитель требовал отчета о проделанной работе.

Глеб хорошо знал, кому именно нужен его отчет, а вернее просто задержать на определенное время, чтобы этот сосунок успел смыться в иной мир. В последнее время правитель стал слишком подвластен мнению Виргана. И это Глеба совсем не радовало.

Дверца портала открылась, и в нос ударил резкий запах крови и смерти. Следы в самой кабинке отсутствовали, она убиралась автоматически, дом же был по-прежнему весь в крови. Он не хотел включать автоматическую уборку – хотел увидеть все своими глазами. Учуять запах и идти по следу этого.

Того кто звал этого сосунка быстрее возвращаться он не смог разглядеть – за маской не были видны даже глаза. Но вот запах, учуять его можно было только здесь, находясь на этом же месте, а не через голограмму.

Глеб вдыхал, глубоко медленно, улавливая тонкие нотки. Расщепляя запах на оттенки присущие каждому из людей побывавших не так давно здесь. Отлаживал их в памяти и хранил как улики, создавая свою собственную базу данных.

Среди всех этих ароматов он уловил какой-то чужой – специфический, не присущий их миру. Запах похоти с нотками гари и копоти, то, что он когда-то очень давно уже слышал. Этот запах был едва уловимым. Его обладателя здесь не было, он передался с кем-то другим. И был не ярким – всего лишь шлейф. Едва уловимый оттенок. Но и этого было достаточно, чтобы Глеб вспомнил его обладателя.

Глаза налились кровью, а руки сжались в кулаки – до боли, до хруста, но сейчас он этого даже не чувствовал. Безумная ярость заглушала все ощущения. Было только одно непобедимое желание мести. Убить, растерзать эту тварь – уничтожить.

Глеб сдержал себя, медленно ступая по испачканному полу, по мягким белым коврам, пропитавшимся кровью. Не стоило их вообще здесь стелить, но он знал, как сильно Наташа любила ходить босяком по дому. Помнил, как в доме родителей она часто кувыркалась на таком же ковру перед телевизором. Тогда еще совсем маленькая, просто ребенок, вызывавший умиление – сейчас все по-другому.

Он переступил безжизненное тело, задерживая на нем взгляд. Смерть Руба была бессмысленной. Парня было даже жалко. Но после того, что он намеревался сделать, Глеб и сам бы его не простил, лучше уж так – умереть, совершая благой поступок.

Дверь в спальню по-прежнему была закрыта. Сквозь прозрачное стекло и алые разводы по нему он увидел ее. Его девочка сидела на полу, опустив голову на колени прикрыв ее руками. Тело вздрагивало от немых рыданий. Она была измучена, подавлена. Глеб чувствовал ее боль, разъедающую сердце ему самому. Вся злость, бурлившая в нем, испарилась в одночасье. Его девочке плохо, и это важнее всего.

Главное не дать ей замкнуться в себе – не дать упасть в депрессию.

* * *

Я услышала его не сразу, тогда, когда он был уже совсем рядом. Из-за терпкого аромата крови, который отдавал солоноватостью на языке, ничего другого не ощущала. Этот запах безысходности, запах смерти, он витал вокруг. Он погружал меня в пучину безвозвратного ужаса. Ничего не хотелось – ни жить, не дышать – просто исчезнуть, чтобы не чувствовать, чтобы забыть.

– Ты доигралась, малышка.

Я открыла заплаканные глаза и уставилась на идеально начищенные туфли. Глеб стоял напротив меня. Я еще не смотрела ему в лицо, но уже знала, что он безумно зол. Не просто зол – он в ярости. Нас разделяло пространство в несколько метров – так мало, безумно мало учитывая его состояние.

– Я не хотела этого.

Медленно поднимаю голову, веду взгляд по идеально ровным стрелкам черных костюмных брюк, потом по пиджаку, оценивая обхват широких плеч. Снизу он казался еще больше.

– Чего именно? Не хотела убегать с Никитой? Или жалеешь о гибели Руба?

Как больно слышать о смерти Руба. Это как в открытой ране ковыряться ножом, все глубже и глубже его туда засовывая.

Мой взгляд добрался до его лица. Захотелось отвернуться и спрятаться, но я сдержалась. Глаза метали молнии, и казалось, он мог убить одним только взглядом.

Я молчала. А что сказать? Любые мои слова будут выглядеть как оправдание. Он мне не поверит. Да и чему верить? Поплакаться Глебу, что я хотела от него же и убежать, но мой побег обернулся гибелью друга, который хотел мне помочь с этим побегом?

Полный бред.

Да и как объяснить стремление убежать? Хотела свободы и возврата домой, или просто отомстить? Возможно и одно и другое. Но ему-то этого не скажешь.

Он все так же стоял, я же вся собралась и потихоньку начала отползать вглубь комнаты. Еще несколько минут назад я жить не хотела, а сейчас, когда этой самой жизни напрямую угрожают, знаете, передумала. Понимаю, что с его точки зрения виновата, и заслужила наказание, но вот как-то не могу сесть и спокойно ждать, когда он мне оторвет голову. Инстинкт самосохранения подталкивал к побегу. Лучше я где-то пару часиков пересижу пока он успокоиться.

– Ты моя – заруби себе на носу. Нечего вилять хвостом и бегать в разные стороны, пытаясь что-то изменить. Пути назад нет.

Он рычал, в полном смысле этого слова. Слова вырывались с гортанным рыком, а ноги неустанно следовали за моей отползающей попой. Я как-то боялась отвернуться к нему задом, и поползти быстрее – мало ли что у него в голове. Поэтому отползала спиной вперед, медленно, но не так опасно.

– Я тебе не собака, чтобы вилять хвостом!

– Как сказать.

Он нагло ухмыляется и осматривает меня с ног до головы.

Готова зарычать от злости. Что он себе позволяет? Хамло!

Ненавижу!

Не люблю, когда меня ставят перед фактом. И не в каком либо пустом вопросе, а в том, который касается всей моей будущей жизни.

– Ты меня не спрашивал, перед тем как ставил свою метку. И я тебе согласия на это не давала.

Мое возмущение, сидя попой на полу, достаточно веско не звучало. И чтобы хоть как-то исправить положение решила все же подняться на ноги. Замешкалась. А когда распрямила плечи, он стоял в полу шаге от меня.

– Ты моя пара!

Даже не важно, что он говорил, от одного только тона сердце пряталось в пятки. Было сильное желание присесть на корточки опустить голову и закрыть руками уши. Он подавлял своей силой и властью.

Но я не собиралась с этим мириться. Набрав в легкие воздуха, выпалила то, что думала.

– Мне все равно! Это не мои проблемы.

Веду себя как капризная девочка? Может. Но ведь это моя жизнь, я хочу иметь право голоса. Да и просто хотелось хоть словами насолить этому напыщенному злому индюку. Уж слишком он самоуверен. Это я так – рассуждения в уме – ему подобного говорить не буду. Я же не враг своему здоровью.

В его глазах блеснуло удивление, а на лице мелькнула улыбка. Или мне показалось? Нет. Скорее всего, только показалось. Потому как в следующее мгновение он все так же разъяренно всматривался в мое лицо, а на скулах ходили желваки.

– Ладно.

В одно мгновение он дернул меня за руку, перевернул, и прижал лицом к стене. Руки прижимали мои по обеим сторонам чуть выше головы, ноги разведены в стороны, охватывая меня как в кольце, а бедра с возбужденным членом вжимаются в мою попу.

– Что ты делаешь? Отпусти!

Одна рука полезла под платье.

– Мне нужен секс. А то, что ты не хочешь – это не мои проблемы.

– Отпусти!

Я попыталась оттолкнуться, вырваться, но безрезультатно. Готова стучать головой о стену, от злости и невозможности что либо сделать. И лучше, конечно, его головой. Но кто же мне позволит?

– Это не мои проблемы, крошка.

Хриплый голос в самое ухо. Его «крошка» звучало унизительно и … возбуждающе.

Толчок бедрами – всего лишь имитация, я вжимаюсь в стену, на удивление мягкую. Еще один. Рука пробирается мне под платье, не нежно, а грубо и требовательно, накрывает мою промежность через трусики и вжимается в нее. Ни грамма ласки, только сила и напористость. Он еще несколько раз толкается в меня, руками сжимает мои бедра и насаживает их себе на встречу.

Даже не пытается залезть под трусики, а просто срывает их – освобождая себе доступ. Одной рукой поднимается вверх, задирает платье мне на поясницу, оголяя ягодицы.

Касается груди. Сжимает ее. Больно. Или не совсем?

Мне не хватает воздуха. Вдыхаю глубже, и сдерживаю стон на выдохе.

Я не хочу этого чувствовать!

– Отпусти! Я ненавижу тебя.

– Так даже лучше. Мне так больше нравиться.

Обидно. Злюсь. Хочу не чувствовать этих прикосновений. Пусть они будут мне омерзительны, неприятны. Пусть я буду вздрагивать от отвращения, к нему, а не... О Боже!

Пальцы настойчиво пробираются внутрь меня. Грубо толкаются, но мягко входят внутрь. Там влажно. Ненавижу себя за это. И его ненавижу. За грубость наглость, требовательность и… за то, что мне это нравиться.

Щелчок пряжки ремня и не нужная часть гардероба летит в сторону. Звук расстегивающейся змейки брюк, шелест опустившихся штанов и запах. Аромат его возбужденной плоти действует на меня как красная тряпка на быка. А схожу с ума.

Он не нежный – он грубый и требовательный. Он подавляет, подчиняет, вырывает стоны с моего горла. Это насилие жесткое резкое и … и почему мне так хочется продолжения?

Твердая горячая плоть прижимается к ягодицам. Я держу себя в руках. Упираюсь лбом в стену и пытаюсь отстраниться от всего – ничего не чувствовать. Заставляю себя стоять на месте и не прогибаться на встречу, в стремлении почувствовать его внутри себя.

– Я тебя ненавижу!

– Не очень убедительно.

Его рык и резкий толчок. Тело пробивает дрожь. Я в жажде полноты ощущений все же прогибаюсь ему навстречу.

Он тянет волосы, собранные в кулак, оттягивая мою голову назад. Касается поцелуем кожи на шее. Влажный язык исследует завиток уха, посасывая его. Это невозможно терпеть без стона удовольствия. Пальцы сжимают бедра, сильнее насаживая меня на себя, и оставляя на коже следы. Хлопки ударяющихся друг о друга тел, эхом отдаются от стен.

Он останавливается, не выходит из меня, просто прекращает толчки.

– Так что, может прекратить?

– Ненавижу.

– Но все равно хочешь, чтобы я продолжал тебя трахать.

Дыхание в ухо, хриплый шепот и прикусывание кожи на шее. Мурашки по всему телу. Сама прижимаю его руку сильнее к своей груди, чтобы продолжал ласкать, толкаюсь попой навстречу, без слов моля о продолжении движений.

Я не могла с этим бороться. Не могла отстраниться и гордо уйти. Хотела продолжения, не просто хотела – безумно жаждала его. Это выше гордости – жизненная необходимость, как глоток воды и вздох кислорода.

– Да.

– Громче, не слышу.

– Да! Продолжай, ну же!

Ненавижу и все равно хочу.

Гортанный смех. Не громкий. Чувствую, как улыбается, при этом покалывая щетиной плече у основания шеи. Сама отворачиваю голову в другую сторону, позволяя ему сильнее впиться поцелуем в это место.

– Назови меня по имени.

– Глеб…