Текст книги "Счастливый случай (СИ)"
Автор книги: Татьяна Кабзистая
Соавторы: Елена Щербиновская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Юра, когда Натэлла рассказала ему о ситуации, сложившейся в агентстве, только покачал головой.
– На вашем месте я бы сразу обратился в милицию.
– Да? А мы решили подождать – вдруг она появится.
– Ты пойми, Натэлла, слишком уж все подозрительно выглядит – пропадают одновременно и человек, и деньги.
– Да, я понимаю.
– Ни фига ты не понимаешь! Если бы понимала – уже давно бы обратилась в милицию! – вспылил Юрий.
– Юрочка! – предостерегающе сказала Галина, которая всегда гасила вспыльчивый характер мужа.
Вообще, Натэлла обожала наблюдать за этой супружеской парой. Они напоминали ей персонажей из сказки – прожившие вместе двадцать пять лет люди, до сих пор любящие друг друга и самым чудесным образом друг друга дополняющие. Вспыльчивый горячий муж и рассудительная спокойная жена – идеальный дуэт для исполнения сложной партитуры семейной жизни.
– Ты извини, Натэлла, – сказал Юрий, – но я из-за тебя переживаю. Знаю, что ты сама не своя, и вот разнервничался!
– Юра, ну что же нам делать?
– Я считаю надо срочно заявить в милицию. Пусть они ее ищут.
Галина, во время их разговора делавшая бутерброды с красной икрой, с сыром и с салями, нахмурилась.
– Я все-таки абсолютно доверяю Лидии, – повторила она. – Поэтому мне страшно. Если Лидия взяла деньги в банке, ее могли выследить и ограбить.
– И даже убить, – мрачно добавил Юрий, с аппетитом поглощая бутерброд с икрой.
– Господи помилуй! – испугалась Натэлла.
– В такой ситуации нужно быть готовой ко всему.
В агентстве Натэлла сразу же прошла в кабинет Дарьи. Рассказав ей о своей встрече с Галей и Юрой, Натэлла спросила подругу о ее мнении по этому вопросу.
– Мне кажется, Юрий прав. Давай заявим в милицию о пропаже Лидии. Как любит повторять Михей, хуже не будет.
– Только не будем в заявлении говорить о пропаже денег, да, Даша? А то, как будто мы ей не доверяем.
– Натэлла, мы обязательно должны сообщить в заявлении о пропаже и денег тоже. Это не вопрос недоверия. Ты же сама говоришь, с ней могло что-то случиться из-за этих денег. И милиция отнесется к исчезновению Лиды с большим рвением – здесь мотив преступления четко виден.
– Ладно. Может, пошлем Михея к нашему знакомому, участковому Сысоеву... Как его зовут, ты не помнишь?
– Роман Павлович его зовут, только никого к нему посылать не надо. Все милиционеры одинаковы, и пусть Михей идет в ближайшее отделение милиции и подает официальное заявление о пропаже человека и денег.
Так и сделали.
Затем потекли повседневные дела. Свахи занялись подготовкой танцевального вечера в агентстве. Галушка поместила информацию о нем в Интернете и заказала красочные пригласительные билеты и рекламные буклеты. Им так нравилось обсуждать детали предстоящего бала – какие шарики они развесят, какие тортики закажут, в общем, всю ту милую ерунду, которую так любят женщины.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Судьба человека – в руках человека.
Вот в чем ужас.
Владислав Гжещик
В это утро Натэлла почувствовала – что-то должно произойти. Что-то хорошее. Обязательно. Во-первых, ей приснился роскошный сиамский кот. Натэлла не знала, как толкуют сонники появление во сне молодой женщины сиамского кота, но она твердо знала одно – этот сон предвещал ей удачу! Она с таким удовольствием любовалась во сне грациозной игрой его мускулов, его сказочно красивым блеском прозрачно голубых глаз, что безо всяких колебаний расценила свой сон именно так.
Во-вторых, ее интуиция подсказывала ей, что наступило время перемен к лучшему. Почему? Натэлла не знала. Но, наверное, происходило что-то вокруг, готовились какие-то перемены, если интуиция Натэллы среагировала именно так.
Агата Кристи называла интуицию странной вещью – и отмахнуться от нее нельзя, и объяснить невозможно.
Может быть, слишком уж долго тянулось ожидание каких-нибудь перемен к лучшему, может быть, виной всему был ночной ливень, наконец-то, пролившийся над Москвой и наполнивший воздух прохладой и свежестью, но Натэлла ясно ощутила – сегодня день переломный.
Она особенно тщательно оделась. Выбрала темно-синие шелковые брюки и голубую в крупный белый горошек блузку без рукавов. Не забыть бы зонт – небо продолжало хмуриться.
На завтрак она сварила детям рисовую кашу на молоке, поставила на стол блюдо с бананами (они очень хорошо сочетаются с кашей), сварила кофе себе и Ирине, а Максу заварила зеленый чай.
Ириша заглянула на кухню, пока Натэлла там возилась, выпила чашку кофе и опять скрылась. Ага, теперь придет минут через пятнадцать завтракать. Теперь она всегда, следуя советам Дарьи, так делала – пила до еды за десять – пятнадцать минут. Вчера она рассказала детям о «Золотой рыбке», и они с восторгом барахтались на спине утром и вечером.
Надеюсь, это пойдет им на пользу, думала Натэлла, слушая за столом оживленную болтовню детей. А в груди у нее продолжало нарастать счастливое предчувствие чуда.
Хоть бы оно сбылось! Сколько можно уже переживать и мучиться!
Стоило ей только появиться в агентстве, как к ней подлетела взволнованная Зиночка.
– Натэлла Давидовна! У нас клиент. Честное слово!
Вот что значит интуиция!
Чуть ли не пританцовывая, Натэлла вошла в кабинет. При ее появлении из удобного низкого кресла посетителя поднялся хрупкий небольшого росточка мужчина. Бледное лицо с растерянным взглядом бегающих голубых глаз. На носу – очки, глаза в их стеклах гигантски расплылись.
«Дальнозоркость», – машинально отметила про себя Натэлла, усаживаясь за стол и предлагая жестом сесть своему посетителю. Так же привычно она попыталась определить возраст клиента. Людям такой внешности можно было дать и тридцать лет, и сорок пять, в зависимости от их настроения. Сейчас мужчина напротив Натэллы выглядел как тридцатилетний.
Опытная в таких делах Натэлла знала – обычно подобные клиенты во всем сомневаются, перебирают одну кандидатуру за другой, как придирчивый покупатель на рынке копается в разложенных на прилавке помидорах, опасаясь, что ему хотят всучить некачественный товар. Вроде помидор спелый и не гнилой, но он будет долго его разглядывать и ощупывать со всех сторон, ища какого-нибудь подвоха. Но люди-то ведь не помидоры и не терпят подозрительного отношения к себе. «Бедный, – невольно пожалела его Натэлла, – ему, наверное, тяжело ладить с другими».
Все эти мысли возникли у нее как бы сами собой, привычно расшифровывая для нее нового человека. Натэлла не отдавала себе в этом отчет, и очень бы удивилась, если бы кто-то сказал ей, что опыт позволяет ей сразу вычислять суть людей.
Алексей Букин, мялся и заикался, но, в конце концов, сообщил Натэлле, что он хотел бы попытаться отыскать через брачное агентство «Свахи» девушку, с которой бы он мог опять-таки попытаться создать семью.
– Я уже пытался собственными силами решить данный вопрос, но мне это не удалось, – нудно склоняя на все лады слово «пытаться», рассказывал он.
– А почему, как вы думаете?
– Мне не везло. Всегда оказывалось, что моя девушка, за которой я ухаживал, не соответствовала моим требованиям.
– Может, вам стоило бы подкорректировать свои требования к девушкам? Вы не очень строги к ним?
– Знаете, – в голосе Алексея появился металл, – я обратился в брачное агентство, чтобы иметь больший выбор в смысле кандидатур. А мои убеждения – это мое личное дело, и я попытаюсь найти то, что нужно мне.
– Безусловно.
Алексей Букин сразу повзрослел до сорока лет. «Надо будет передать его Дарье – непаханая целина для психолога», – привычно подумала Натэлла, а вслух лишь повторила:
– Безусловно. Сейчас вы заполните анкету, и мы с вами поговорим подробнее.
– Я хотел только узнать – а ваше агентство уже давно на рынке подобных услуг? У вас есть опыт? Я имею в виду положительный опыт.
Но открывшая рот Натэлла ответить не успела. Короткий стук в дверь – и сразу возникшая на пороге Зиночка с испуганными глазами.
– Натэлла Давидовна, тут к вам...
Из-за спины секретарши, отодвинув ее плечом, возник плотный мужчина с официально бесстрастным лицом.
«Не клиент», – безошибочно стукнуло в мозгу.
– Госпожа Лагунская? Натэлла Давидовна? – сурово поинтересовался он.
Алексей Букин, испуганно оглянувшийся на дверь, побледнел.
– Да, это я.
Натэлла уже ясно видела, как новый посетитель защелкивает на ней наручники, зачитывает ей ее права и ведет мимо парализованных ужасом сотрудников в тюремную камеру, – а что еще может делать человек с таким выражением лица?
И хотя в голове ее тревожно стучало: «Почему? За что?», она спокойно спросила:
– А в чем, собственно говоря, дело?
– Мишин, следователь УБЭП, – с удовольствием выговорил посетитель, махнув издалека какой-то красной книжечкой. – Поговорить бы надо, госпожа Лагунская.
Букин как-то жалобно пискнул и быстро забормотал:
– Я сейчас же ухожу отсюда. Если бы я только знал, что здесь у вас такое творится... Я бы никогда...
– А вы сядьте, пожалуйста, – веско произнес Мишин, и его «пожалуйста» вовсе не походило на просьбу.
– Отсюда никто не выйдет, – продолжил он, когда Букин сразу замолк и окаменел в кресле, – пока мы все не выясним.
– Я к вашим услугам, – любезно пропела Натэлла и, наученная рассказами многих своих знакомых, попросила, – разрешите, я рассмотрю ваше удостоверение. Сами знаете, Москва: аферистов много, во всех милицейских новостях предупреждают – будьте бдительны, проверяйте все предъявляемые вам документы.
Мишин на ее слова скривился, но удостоверение – куда деваться! – подал и терпеливо ждал, пока Натэлла сначала внимательно рассматривала его, а потом выписывала на бумажку данные следователя. Сама она в это время пыталась собраться с мыслями. Мыслей набралось немного, а если честно, то всего одна – это как-то связано с Семеном Батаковым.
– Ну, что, убедились? Все в порядке? – с нескрываемым сарказмом в голосе спросил Мишин.
Натэлла сделала вид, будто не замечает недовольства следователя:
– Да, все в порядке, – приветливо ответила она. – Садитесь, пожалуйста, Иван Федорович, и расскажите, что случилось.
– Вы так спрашиваете, уважаемая Натэлла Давидовна, будто это я пришел к вам решить собственную проблему. Но проблема как раз-таки у вас. И называется она Семен Батаков. Это вы мне расскажите, что у вас случилось.
Алексей Букин, недреманным оком следящий за каждым словом, встрепенулся.
– Семен Батаков? Это о нем передавали в новостях? Господи, куда ж я попал!
Мишин вскользь глянул на встревоженного Букина.
– Кто это? – равнодушно спросил он у Натэллы.
– Наш новый клиент, – ответила та.
Мишин, сразу утративший интерес к Букину, продолжал:
– Как вам, я думаю, известно, аренду на это помещение заключал господин Букин...
– Что?! – взвился с кресла Букин.
Лицо его пошло красными пятнами: мало того, что он, придя в агентство, попал в неприятную ситуацию, а тут еще оговорка следователя, окончательно его добившая.
– Тьфу ты! – видно было, что Мишин про себя крепко выругался. – Да не Букин, а Батаков. Батаков! И у вас с этим Батаковым были крайне подозрительные отношения!
– У меня?! – изумился Букин.
Тут Мишин, побагровев, опять-таки про себя выругался. Но если так пойдет дальше, подумала Натэлла, здесь будет стоять трехэтажный мат, а Букин просто сойдет с ума.
– Товарищ, – задушенным голосом медленно произнес Мишин, обнаружив свое славное партийное прошлое, – сидите тихо и молчите. С вами пока (но «пока» все-таки выделил!) никто не разговаривает.
И, повернувшись к Натэлле, продолжил:
– А вы, госпожа Лагунская, все расскажете мне о ваших отношениях с Семеном Батаковым. Просто так аренду никто ни за кого платить не будет. Какие услуги вы оказывали Семену Батакову и в каких еще незаконных сделках участвовали вместе с ним?
– С удовольствием отвечу на ваши вопросы, – мило улыбнувшись, сказала Натэлла.
Можно было подумать, что она услышала в свой адрес изысканный комплимент, и благодарна за него. Близкое общение с Дарьей и долгие разговоры с ней сделали свое дело. Помнится, когда Натэлла жаловалась подруге на то, что ее обхамили в магазине или она не нашла понимания в каком-либо административном органе, Дарья любила повторять:
– Всегда нужно пытаться понять того человека, с которым ты в данный момент общаешься. И никогда не думай о нем как об официальном лице. Это такой же человек, как и ты. Со своими проблемами, со своим жизненным опытом. Вот пришла она на работу, а дома у нее муж алкоголик, сын двоечник или еще что-то в этом же роде. Ну, ни до кого ей, работа не идет. Чуть что, она сразу начнет ругаться. Заговори с ней как с близким человеком, у которого что-то не ладится, помоги ей.
Но – и это главное условие, без которого ничего не получится! – ты должна искренне ей сочувствовать, искренне жалеть. Это самое сложное – понять и почувствовать, что другой человек – это тоже ты, только в другое время и в другом месте. «Возлюби ближнего своего аки самого себя» – самая мудрая и самая трудновыполнимая заповедь.
И учти еще одно – необходимо смотреть в глаза тому, с кем общаешься, и мысленно представлять на его месте свою мать, или дочь – увидишь, как это безотказно действует. Это своего рода гипноз: ты внушаешь человеку, что ты его понимаешь и сочувствуешь ему. Обязательно последует ответная реакция.
Если ты раздражаешься, когда тебе хамят, произойдет скандал. Если ты демонстрируешь человеку свою любовь, он не сможет тебе грубить. Ненависть порождает ненависть, а любовь – любовь. Все очень просто.
И Натэлла, поймав раздраженный и яростный взгляд Мишина, заговорила с ним, как с давним и близким приятелем:
– Мне очень жаль, что вы не были лично знакомы с Семеном Батаковым. Тогда вам бы и в голову не пришло, что он может быть замешан в каких-либо преступлениях. Я ничего не понимаю в финансовых операциях и политических играх, но зато твердо уверена в одном – наш Семен ни в чем не виновен. Мы познакомились с ним, когда он пришел к нам в агентство, чтобы найти себе жену. Вот, например, как господин Букин, которого вы видите перед собой.
Господин Букин выпрямился в кресле и посмотрел на следователя вызывающе – да, видите! И, между прочим, перед собой!
Мишин ответил ему презрительным взглядом, ясно говорившим – видим-то мы видим, но не очень-то нам нравится то, что мы видим.
А Натэлла продолжала:
– Семен – исключительно чистый и светлый человек. Да, у него неприятности, но я уверена, здесь какое-то недоразумение, и все рано или поздно прояснится. У Батакова жена сейчас должна вот-вот родить, я представляю, как он переживает.
И Натэлла стала горячо рассказывать Мишину о том, как познакомились Семен и Маша, какая удивительная история произошла с ними. Она, не отрываясь, смотрела в глаза следователя и, представляя себе, будто они сидят у нее дома за накрытым столом, внушала ему – ты среди друзей, тебя никто не боится, с тобой так приятно общаться, ведь ты все прекрасно понимаешь.
С каким интересом и удовольствием Натэлла в свое время отрабатывала Дарьину методику общения! Впервые она опробовала ее в супермаркете возле своего дома. В овощном отделе не оказалось красного перца. Желтый был, зеленый и оранжевый тоже наличествовал, а вот красного не было. Трудно было удержаться и не воспользоваться подвернувшейся возможностью, и она спросила пробегавшую мимо продавщицу:
– А что, красного перца больше не осталось?
– Только то, что на прилавке, – бодро отрапортовала девушка, спеша по своим делам, но ее остановил голос Натэллы с непривычными для продавщицы интонациями. Радостно, как с лучшей подругой, Натэлла заговорила:
– Ну, надо же! Представляете, у меня сегодня весь день такой – все наперекосяк! На работе выговор получила, дочка двойку из школы принесла, сын подрался, а теперь вот и нужный перец кончился! Интересно, что будет следующим?
Импровизируя, Натэлла дружелюбно смотрела на продавщицу. Она видела перед собой Дарью, и ей рассказывала о своих злоключениях. Взгляд продавщицы стал меняться: из отчужденного он превратился в сочувствующий. А как же иначе! Дарья называла этот процесс «химией человеческих отношений» – ты вызывал в собеседнике нужную тебе реакцию, используя необходимые для этого элементы: доброжелательность и еще раз доброжелательность!
В тот самый первый раз продавщица в ответ на откровения Натэллы, робко улыбнувшись, сказала:
– Я сейчас на складе перец посмотрю. Подождите меня здесь, пожалуйста.
Домой Натэлла уносила в сумке роскошный красный перец, совершенно не нужный ей в хозяйстве (достаточно было и того, который уже лежал в холодильнике). Но он был дорог ей, как киноактеру приз Каннского фестиваля за лучшую роль.
Но следователь Мишин не торопился оттаивать. Конечно, от былой агрессии не осталось и следа, но он довольно строго стал расспрашивать Натэллу об уплате налогов, о бухгалтерских документах, опять попытался обвинить их с Семеном в каких-то махинациях. Прозвучали даже слова «оффшорные зоны».
Натэлла посмотрела Мишину в глаза и ласково спросила:
– Вы чаю хотите?
К этому времени она уже вовсю сочувствовала следователю, напридумав ему ссору с женой и неприятности на работе.
– Чаю? Какого чаю? – не сразу понял следователь.
– Можно зеленого, он полезней всего. А хотите, есть черный «Эрл Грей», очень хороший, с бергамотом. Не знаю, как вы, а я сегодня не успела позавтракать, на работу торопилась. Давайте выпьем чаю с бутербродами. В холодильнике вчера оставалась чудная буженина.
И Мишин, наконец-то, капитулировал. Надо отдать ему должное – он долго и стойко держался. Но «химическая» реакция произошла – следователь улыбнулся Натэлле и сказал:
– Ну, давайте тогда черного, с бергамотом! Я сегодня тоже не смог позавтракать.
Натэлла, загрузившая в себя с утра тарелку рисовой каши и бутерброд с сыром, почувствовала легкий укол совести, но быстро с ним справилась. Эта ложь – во спасение. Она позвонила Зиночке, и та тут же возникла на пороге кабинета, а за спиной у нее толпились остальные свахи. Они уже давно маялись в приемной, ожидая лишь предлога, чтобы войти. Зиночка сразу сообщила им о страшном посетителе, и все это время они строили под дверями кабинета Натэллы различные предположения.
Войдя в кабинет, они все разом загалдели, причем в общем гуле голосов выделялся, конечно же, Михей. Несмотря на разноголосицу, общий смысл высказываний уловить было нетрудно – Семен Батаков не виноват, все это происки врагов.
В конце концов, все умолкли, потому что перекричать Михея – задача в принципе невыполнимая. И в полной тишине Михей пробасил:
– Мы можем подписать для вас ходатайство за Семена. Мы все его знаем и ручаемся за него. Сейчас на поруки человека брать можно?
– Нет, – коротко среагировал на Михеевскую чушь следователь.
– Жаль, – так же коротко парировал Михей.
Воцарилась пауза, воспользовавшись которой Зиночка жалобно спросила:
– А что будет с нашим Семеном?
Следователь усмехнулся:
– Вы бы лучше поинтересовались, что будет с вами. Договор аренды заключал господин Батаков, а все его счета и договоры блокируются и пересматриваются. Вас же могут выкинуть из особняка прямо сейчас.
Затем он, окинув взглядом всех присутствующих, остановил его на Натэлле и произнес:
– Но я не стану выдворять вас в такие сроки. Если вы действительно такие хорошие ребята, какими кажетесь, то и с Семеном все может рассосаться. Ладно, поживем – увидим! Я дам вам две недели сроку. Больше не могу. Если через две недели ничего не изменится, вам придется освободить занимаемое помещение. А сейчас... Кажется, кто-то предлагал мне чаю?
Все радостно засуетились, организуя чаепитие.
Мишин подошел к Алексею Букину и сказал:
– А вы можете быть свободны.
На что тот, сверкнув из-за толстых стекол очков орлиным взором, заносчиво ответил:
– Я уйду только тогда, когда сочту нужным. Мне очень понравилось это агентство, и я обязательно воспользуюсь их услугами.
Дарья поспешила к ним, не дав разгореться конфликту.
– Пойдемте, выпьем все вместе чаю и обсудим потом ваши проблемы.
Натэлла, глядя на то, как Алексей Букин охотно усаживается за стол вместе со всеми, усмехнулась: покупатель ушел с рынка с десятью килограммами помидоров вместо запланированных полкило.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Из всего, что приносит нам счастье в жизни,
самое главное – это добрые друзья.
Эпикур, древнегреческий философ-материалист
Подружиться с Мишиным Иваном Федоровичем, следователем из УБЭПа, и получить двухнедельную отсрочку от выселения, конечно, хорошо, но безысходную ситуацию, в которую угодили свахи, это никоим образом не меняло. Вернее, меняло к худшему – им вдобавок ко всему нужно было срочно искать для агентства новое помещение.
Грустно сидели они наутро в кабинете у Натэллы, уже и не зная, что утешительного сказать друг другу. Обменявшись сведениями об отсутствии сведений о Лидии, они замолчали. Но, как известно, всему на свете приходит конец. Пришел он и затянувшейся паузе.
Тема, откашлявшись, заговорил:
– Братцы, слезами горю не поможешь, а посему давайте-ка займемся делом. Нам надо начинать собирать вещи. Вдруг нам все-таки придется освобождать территорию. Не в последний же момент этим заниматься.
– Нам еще надо решать, куда перебираться, – подключилась Галушка.
– Господи, как не хочется начинать сначала поиски жилья! – воскликнула Натэлла.
Она прекрасно помнила их первое помещение в спальном районе Москвы и то, какой ремонт им пришлось пережить, прежде чем они въехали в него. А ведь тогда они только открыли собственное дело, были полны энтузиазма и сил. Трудно даже представить себе, насколько тяжелее морально им будет сейчас заниматься этим.
Но как ни грустно было признавать, а собирать вещи, готовясь к возможному переезду, было необходимо. И потекли свахи каждая в свою комнату заниматься нетрудным физически, но невыносимым морально делом.
Зиночка, стоя в приемной, оглядывала прощальным взором так полюбившуюся ей за время работы обстановку. Полку с книгами, где среди справочников стоял еще недочитанный Зиночкой роман «Пелагия и красный петух», помогавший ей коротать обеденное время. Приколотые на стенах листы бумаги с отпечатанными на них Галушкой необходимыми номерами телефонов. На подоконнике стояли три горшочка с посаженными ею комнатными растениями. В одном из них – светло-голубом в мелких бежевых листочках – рос куст алоэ (на случай насморка), в другом – облитым глазурью цвета шоколада – раскинуло свои ветки с мясистыми, словно пластмассовыми, листьями растение, которое не имело точного названия. Одни называли его обезьяньим деревом, другие – денежным. А третьи вообще уверяли, что это – дерево счастья. Так как примирить между собой все эти названия не представлялось возможным, Зиночка выбрала вариант денежного дерева, совершенно логично полагая, что на работе актуальнее всего наживание капитала.
В третьем горшочке ярко розового цвета росли фиалки цвета ночного московского неба. Теперь цветы опять должны будут вернуться домой. Но ведь, даже унеся с собой все, как забрать изумительный вид из Зиночкина окна, который она так любит: улочка небольших особнячков светлых пастельных тонов, разбавленная пятнами зеленеющих деревьев.
На столе стоит фотография в рамочке из серебристого металла – на ней Зиночка обнимается с матерью. Смеющиеся счастливые лица. У мамы тогда был юбилей – шестьдесят лет. Рядом с фотографией резко зазвонил телефон, прервав плавное течение воспоминаний Зиночки.
– У тебя совесть есть? – раздалось на том конце провода.
Отвечать на подобный вопрос всегда сложно, ибо ответа на него спрашивающий не ждет, давно решив его для себя отнюдь не в вашу пользу. Поэтому Зиночка лишь привычно вздохнула и сказала:
– Мама, я как раз собиралась вам звонить – у нас было совещание, оно только что кончилось.
– Конечно, родная мать может умереть, но совещание важнее всего!
Мать Зиночки произнесла эту фразу так, что сразу становилось ясно – понимать сказанное в ней следует с точностью до наоборот. И вообще, если и есть на свете что-либо заслуживающее внимания, так это перспектива отсрочивания смерти родной матери Зиночки.
Но Зиночка с матерью спорить не стала (себе дороже!), а, отлично изучив характер своего собеседника, принялась ждать, когда тот сменить свой гнев на милость. А пока, как ни в чем не бывало, задала матери встречный вопрос:
– А как вы чувствуете себя, мама?
Надо сказать, мать Зиночки, Елена Дмитриевна, уже три дня болела. За это время ее, осмотрели три врача, но кашель – а все они по отдельности диагностировали бронхит – все не проходил, и это заставляло Елену Дмитриевну сомневаться в их профессиональной пригодности. Поэтому на вопрос дочери она ответила следующим образом:
– Зинаида! У тебя есть какой-нибудь хороший врач?
Конечно, у Зинаиды был хороший врач – он сидел у нее в кармане с хорошей таблеткой в руках. Выпьешь эту таблетку – и все бронхиты как рукой снимет! Вот только не хочет Зинаида показывать мать хорошему доктору, а вызывает к ней плохих да неумелых!
– Мама! – в который раз принялась она объяснять матери. – Поймите – лечит не врачи, а лекарства. Вы сейчас пьете антибиотик, прописанный Владимиром Егорычем. А этот антибиотик лечит даже пневмонию.
– Ты просто не представляешь, как много зависит от врача!
Зиночка, действительно, этого не представляла, и поэтому промолчала.
– А твой хваленый Владимир Егорыч, – продолжала Елена Дмитриевна, – прошлый раз неправильно измерил мне давление.
Точно, неправильно. Вместо сто семьдесят шесть на восемьдесят четыре сказал сто восемьдесят на девяносто. Недобросовестно округлил числа – мать этого не терпела: все, что имело отношение к ее здоровью, требовало к себе трепетного и кропотливого внимания.
Елена Дмитриевна, и всегда-то критично настроенная к миру, в болезни начинала капризничать и придираться ко всем просто нестерпимо. От дочери она требовала ежеминутного угождения даже при незначительном недомогании, а уж если, как сейчас, она болела с кашлем и температурой, Зиночка и вовсе не знала покоя.
Вот и сегодня она пришла в агентство с тяжелой головой. Всю ночь ей приходилось вставать к постели матери – то поправить подушки, то принести воды, то измерить давление. Все эти манипуляции Елена Дмитриевна могла выполнять и сама – температура в тридцать семь и две десятые градусов по Цельсию и кашель позволяют больному двигаться по квартире. Но Елена Дмитриевна считала, что дочь должна ухаживать за матерью, ведь она родила ее и воспитала, а это было ой, как нелегко! И Зиночка возвращала матери ее затраты сторицей.
Каждое утро Елена Дмитриевна, сидя перед подносом с завтраком, поданным Зиночкой, рассказывала, как тяжело для нее прошла ночь.
– Я не могла сомкнуть глаз, – трагическим шепотом сообщала она, жуя гренок с сыром и мармеладом. – Кашель просто разрывал мне грудь. Я так и не смогла уснуть.
Потом, съев два яйца и выпив кружку какао, Елена Дмитриевна просила Зиночку достать сонник и выяснить, что означал тот или иной символ в ее ночных снах.
Зиночку такое поведение матери умиляло. Она снисходительно относилась к тому, что сама называла «мамиными слабостями». Они поменялись жизненными ролями, и Зиночка с материнским пониманием опекала свою по-детски эгоистичную мамашу.
Зиночка закончила разговор с матерью, пообещав той свозить ее в крупную клинику показаться известному врачу.
– А то ведь ты не сегодня-завтра осиротеешь, – пригрозила Елена Дмитриевна дочери, после разговора с ней, правда, повеселевшая.
Зиночка, довольная, что успокоила мать, достала из шкафа коробку и начала укладывать в нее книги с полок.
За этим занятием ее и застал Филипп, пришедший увидеть Натэллу и договориться со свахами по поводу занятий аргентинским танго.
– Что случилось, Зиночка? Ты решила отправить посылку?
– Ой, Филипп, ты же ничего не знаешь! Наше агентство, скорей всего, переедет. Вот только никто не знает, куда.
И Зиночка рассказала Филиппу обо всем, что произошло в агентстве за последнее время. Стройный подтянутый тангерос сразу же развил бурную деятельность. Он отправился в кабинет Натэллы, где застал даму своего сердца за беседой с Галушкой и Михеем. Они обсуждали предстоящий вечер встреч «Для тех, кому за ...». Непонятно было, что делать – то ли проводить этот бал, то ли отложить. И если проводить, то когда – успеют ли они все подготовить и одновременно упаковать все вещи в случае вынужденного отъезда. А если откладывать, то на сколько – неизвестно.
Казалось, больше всех обрадовалась Галушка. Она даже в ладоши захлопала, когда его увидела.
– Филипп, они не верят, что для аргентинского танго, наверняка, нужны особенные платья. Но ведь я права, скажи им! – потребовала она.
Михей воздел обе руки вверх в красноречивом жесте отчаяния.
– О, великая радость! Наконец-то мы узнаем то, что не давало нам покоя, лишало сна и аппетита! Не было и нет у брачного агентства «Свахи» никаких проблем, кроме одной-единственной – в чем нам кривляться под музыку трижды в неделю! Но – о, счастье! – теперь и эта проблема будет разрешена!
Галушка сегодня пришла в агентство в рваных джинсах и в желтой блузке с живописными красными в синих цветочках заплатках. И все утро Михей то подкладывал ей рубль на стол, то пытался сунуть мятую десятку в руку – на бедность, со словами: «Молись за меня, убогая!». Галушка на его выходки то презрительно пожимала плечами, то, не выдержав роли умудренной жизнью женщины, пыталась догнать его и хлопнуть по затылку.
– Если бы не эти двое взрослых детей, – говорила Дарья Натэлле, – в агентстве было бы совсем тоскливо.
Трудно было с ней не согласиться.
Но теперь, после выпада Михея, Галушка опять была в образе много пожившей и снисходительной к чужим слабостям женщины, поэтому она лишь извиняюще улыбнулась Филиппу (простите, мол, нашего местного юродивого!) и повторила:
– В самом деле, Филипп, я права или нет?
Филиппу, пришедшему совсем не для того, чтобы говорить о танго, пришлось подчиниться ее напору, и он рассказал свахам интереснейшие вещи.
Оказывается, черный строгий костюм – классический наряд тангероса – мужчины заменяют сейчас разноцветными рубашками и расклешенными брюками. А женщины, не желая наряжаться в традиционное красное платье с узкой юбкой и гигантским разрезом и непременные колготки в сеточку, одеваются кто во что горазд (брюки, топики и прочие веяния современной моды). Неизменной остается лишь обувь – туфли для танго шьются на заказ либо приобретаются в специальных магазинах Буэнос-Айреса. У женщины, для которой танго стало делом всей жизни, в арсенале не менее десяти пар обуви, непременно на умопомрачительном каблуке (как правило, выше десяти сантиметров).
