Текст книги "Абуджайская шаль"

Автор книги: Татьяна Любушкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

И прокричал уже с лестницы, перемахивая молодыми крепкими ногами сразу несколько ступенек:

– Здесь сиди!

* * *

Распахнув дверь в библиотеку, Николай застал весьма странную картину. Его матушка ползала на коленях посреди комнаты, тыча пальцами в большой кусок аляповато разрисованного полотна. Отец и господин Мюллер, оба с красными вспотевшими лицами, вертели в руках потёртый кожаный пояс, с широкой медной застёжкой весь изукрашенный изображениями невиданных зверей и птиц и при этом заглядывали поочерёдно в огромную старинную рукописную книгу, что-то поочерёдно бормоча.

Там же был и отец Никон. Он и вовсе стоял на столе и пытался острым крючком открыть дверцу старинных часов, висевших высоко на стене, при этом нещадно царапая драгоценную полировку.

Увидев Николеньку, каждый продолжал заниматься своим делом, лишь отец, подняв голову недовольно буркнул:

– Ну что же ты, Николя! Здесь столько дел, а ты бродишь незнамо где! Давай-ка, братец, помогай разобраться что к чему.

При этих словах отец Никон повернул голову в сторону Николеньки и неожиданно самым возмутительным образом подмигнул ему с высоты своим бесстыжим, жёлтым глазом! Такого нахальства Николай уж никак не мог вынести!

– Отец! – голос Николеньки звонко прозвучал в просторной комнате, – я знаю, кто убийца Макара!

Дарья Платоновна оторвалась от своего задумчивого созерцания, с тяжёлым вздохом поднялась с колен и тут же плюхнулась широким задом в подвернувшееся кресло, с состраданием глядя на Николу и значительно переглядываясь с супругом, смущённо потиравшим ладонью гладко выбритый подбородок.

Отец Никон гнусно хихикнул, продолжая уродовать антиквариат, и лишь господин Мюллер, подслеповато щуря глаза, сочувственно отозвался на опрометчивое высказывание Николая:

– Вы верно, Николай Дмитриевич, батюшку Никона за убийцу-то приняли? Так вы молодой человек не правы! Отец Никон мальчика не убивал, вы уж не грешите на него, да ему и не к чему…

– Да как же так! – вскричал оскорблённый равнодушием окружающих Николенька, – да он же сам! Сам признался! И топор я видел! Весь в крови…

Дмитрий Степанович поморщился, как от зубной боли, и хотел, было, сказать что-то, но его перебил кудахтающий голосок отца Никона.

– Петуха! – ликуя, вскричал священник, – Пелагеюшкиного петуха зарубил, как есть вчистую! А не шастай в мой двор! У меня куры-то – порода! А ейный плюгавый кавалер, курочек моих топтать повадился! Ну, я ему голову-то и снёс! А вы что же, Николай Дмитриевич, нешто в убийстве Макарки меня заподозрили? – и он зашёлся мелким заливистым смехом, шустро прыгая со стола и панибратски хлопая остолбеневшего Николеньку по плечу.

Николенька почувствовал, как горячая волна быстро заливает его лицо пунцовою краской.

– А ведь каков! – продолжал веселиться отец Никон: это ведь вы! – говорит, а мне и невдомёк о чём он! – я, говорю, а то кто же?

Его зловредное хихиканье острыми иглами впивалось в Николенькино самолюбие. Молодой человек внезапно почувствовал страстное желание ударить служителя церкви, да так, чтобы тот замолчал надолго! Из пунцово-красного цвета лицо Николая сделалось мертвенно бледным, а ладони сами собой сжались в крепкие кулаки.

– Будет вам, батюшка, над ребёнком-то изгаляться! – наконец не выдержала Дарья Платоновна, – ошибся мальчик, с кем не бывает! А вы уж его сразу и на смех!

От защитной речи матери, где прозвучало ребёнок и мальчик Николеньке стало совсем худо.

Но отец Никон неожиданно дружелюбно взял его под руку.

– Э-э, да бросьте вы, Николай Дмитриевич, чего уж вы так разобиделись-то? Я, чай, тоже сердит на вас был, за такие-то злые наговоры! И – ничего! Посмотрите-ка лучше, какую штуковину, я вам отыскал! – и он показал металлический предмет, только что выуженный им из-за дверцы старинных часов.

– Это, братец вы мой, знак, так сказать высшей власти – скипетр!

– Для чего же он? – полюбопытствовал Дмитрий Степанович, оторвав внимательный взгляд от древней рукописной книги.

– Да что вы, батюшка наш Дмитрий Степанович! – всполошился отец Никон, – а ежели вас завтра на Совет призовут? Вам же непременно надо при параде быть! Вы, чай не страну даже – планету нашу перед мирами иными представлять должны! А к слову сказать, тут одёжа нарядная да дорогая ни к чему – не поможет! Ведь ежели вы свой парадный мундир оденете, так, к примеру, озёрные жители всё одно по достоинству оценить его не смогут. Не принято у них в мундиры яркие рядиться – не поймут! А в Стране Горящего Камня так и вовсе одёжи не носят! Какие уж там одёжи, когда и не поймёшь вовсе, где у них голова, где ноги?! Другое дело, ежели при вас скипетр! Тут уж сразу видно – не простой гость прибыл – Видящий из-за границы пожаловал.

Отец Никон величественно взмахнул скипетром и торжественно присел в реверансе, приподняв длинный подол засаленной рясы.

– Вот эдак встречать вас будут – с реверансами! В Совете такую штуковину каждый имеет, по ней-то и отличают Видящего от простого смертного!

Отец Никон любовно погладил скипетр по гладкой, полированной поверхности.

– Его Софья Михайловна, царствие ей небесное, завсегда в этих часах хранила! Только ключик у неё был, а нынче вот, вишь – затерялся! И ведь как знала Старая Барыня, что усадьбе скоро конец, незадолго до пожара часики эти, вместе с книгами во флигель снести велела!

Отец Никон неожиданно пустил скупую слезу, и не найдя чем утереться, с благодарностью принял от Дарьи Платоновны белоснежный кружевной платочек.

– Святая женщина! – неизвестно в чей адрес произнёс батюшка, трубно сморкаясь в предложенный платок и утерев им же вспотевший лоб, заключил, – на сто шагов вперёд видела, храни господь её душу безгрешную!

После чего отец Никон бережно передал драгоценный жезл Николеньке, тут же подтолкнув его к пёстрому полотну, которое с таким вниманием доселе изучала матушка. При ближайшем рассмотрении это оказалась очень подробная карта с изображением здешней местности.

– А вот! – с восторгом продолжал отец Никон, – извольте-ка взглянуть – карта имения нашего! Здесь – всё! До каждого пенёчка, каждого кустика всё как есть обозначено!

Дмитрий Степанович и господин Мюллер, оставив свои странные изыскания, тоже подошли взглянуть и вскоре все пятеро дружно сидели за большим письменным столом вокруг разложенной карты испещрённой таинственными письменами и знаками.

– Вот оно, царство наше! – любовно провёл ладонью по неровной поверхности старинного холста Генрих Карлович.

– И царство и тюрьма! – тотчас откликнулся отец Никон.

– Отчего же тюрьма? – недоумённо вскинул брови Дмитрий Степанович.

– Да оттого, что пришельникам нельзя покидать границы имения, – пояснил священник, – ежели только по особому соизволению Видящего, да и то – ровно как пёс на поводке!

– А вы разве не человек?! – потрясённо спросил Николенька.

– Отчего же?! Человек, как есть человек! – снова мелко захихикал отец Никон, – я-то человек, а вот супруга моя, кто не знает, пришлая, и детки, стало быть, как здесь родились, так тут и помрут, нет им хода отсюдова – никуда и никогда!

– А разве можно людям с пришельниками-то венчаться? – строго вопрошала Дарья Платоновна.

– Нельзя, мать моя! Это уж и вовсе не можно! – гримасничая, отвечал отец Никон, – но слаб человек! Слаб и духом и телом! Что же делать, молод я был, а сердцу-то не закажешь, кого возлюбить! Так вот и обвенчались с Дуняшей моей с благословения Софьи Михайловны, царствие ей небесное! Благословила, да зарок велела дать, что я теперь вроде как пришлый, отсюда мне хода нет! – он снова рассмеялся, будто вспоминал необыкновенно смешные вещи.

– Да я то что! – польщённый всеобщим вниманием воодушевлённо продолжал отец Никон, – я то, как ни будь! Ништо – не пропаду! Да и привык я здесь, куда мне отсюдова? Деточек жаль, им бы учиться, да нет – нельзя! Так и судьба им видно с мужиками век в деревне крестьянствовать!

Рассказывая, он всё продолжал смеяться, но Николай заметил, как дрожит его голос и маленькая слезинка, навернувшись на кончик коротких выгоревших ресниц, бесшумно упала, растворяясь в воздухе. Видно не одну бессонную ночь провёл отец Никон в тяжких думах за судьбу своих детей.

– Полно вам убиваться-то, батюшка! – пожалела его Дарья Платоновна, также заметившая его невысказанное горе, – чай, сами вы такую судьбу выбрали, чего уж пенять!

– Истинно так, матушка! – благоговейно глядя на Дарью Платоновну резко изменившимся голосом (уж более он не дрожал!) пропел отец Никон, – уж верно сам господь бог всемилостивый вашими-то устами говорит! Что ж мне роптать!

И суетливо захлопав себя по бокам, будто что-то отыскивая, забормотал невнятно, пряча сощуренные в горькой усмешке глаза.

* * *

– К делу, господа! – призвал собрание господин Мюллер, и почтительно обратился к Перегудову, – вы позволите начать, Дмитрий Степанович?

Перегудов молча кивнул, неторопливо набивая табаком деревянную трубку.

– Итак, господа, – торжественно заговорил управляющий, – перед вами подробно составленная, но несколько устаревшая карта имения основанного в 1603 году Данилой Евграфовичем Перегудовым. Как гласит древняя рукопись, – Генрих Карлович широким театральным жестом указал на потрёпанный манускрипт, который они внимательно изучали с Дмитрием Степановичем, – Данила Евграфович имел в своей жизни редкую возможность встретиться с высшими божественными силами, случай, который предоставляется далеко не каждому. Не растерявшись при встрече, ваш предприимчивый предок тут же попросил о некоей услуге, суть которой в рукописи не раскрывается. Судя по всему, его просьба была выполнена, но в обмен на то, весь род Перегудовых навечно обременён заклятием, исполнять обязанности Видящего, на границе Открытых миров. Если внимательно изучить записи Данилы Евграфовича, данную ношу, ваш далёкий предок принял с восторгом, ибо человеком слыл весьма авантюрного склада. Но вот один из сыновей его – Александр, не захотел продолжить дело отца, и ему пришлось навсегда покинуть имение. После смерти Данилы Евграфовича титул Видящего перешёл к Михаилу Даниловичу, а после к дочери того – Софье Михайловне. Поскольку Софья Михайловна была бездетна, то должность Видящего по праву переходит к вам, Дмитрий Степанович, как к старшему представителю семейства.

При этих словах Перегудов вздрогнул и, мрачно пожевав бледными губами, угрюмо произнёс:

– А что ежели бы я эту вашу деревню продал? Ведь была у меня такая мысль…

– Это исключено, – мягко прервал его управляющий, – заклятье действует и по сию пору, и ваше появление здесь было предопределено. А что касается продажи… ну что же, думаю, что незадачливый покупатель не дожил бы до подписания купчей. Таковы правила!

– А ежели я откажусь? – продолжал упорствовать Дмитрий Степанович.

– Что ж, – пожал плечами Генрих Карлович, – у вас ведь есть дети. Рано или поздно наследие перейдёт к ним. Вот только хлопот у них прибавиться! Тут и за шесть-то лет работы накопилось непочатый край, а уж ежели ещё на годы деревню без присмотра оставить, то боюсь, как бы и большой беды не вышло!

Дарья Платоновна зябко поёжилась, укоризненно глядя на управляющего, и решительно вмешалась в беседу:

– Что это вы нас страстями-то всё пугаете! Уж конечно никуда мы не уедем, нешто на детей ношу эдакую взвалим! Чай, ещё не старики, можем и сами управиться!

Дмитрий Степанович с удивлением воззрился на супругу:

– Да что это вы, матушка! Да вас и в деревню-то было не заманить, а теперь вы в этакую кабалу пойти готовы?! Тут ведь чертовщиной-то со всех сторон несёт! Так и смердит!

– Ну, уж так-таки и чертовщиной! – уклончиво отвечала Дарья Платоновна, – да ведь у нас выбора-то большого и нет, верно ведь, Генрих Карлович?

– Выбор может быть только между вами, – подтвердил господин Мюллер, – если не Дмитрий Степанович, то кто-то другой из вашей семьи всё одно станет Видящим!

– Попал, как кур во щи! – с досадою воскликнул Дмитрий Степанович, мрачнея всё более, – что ж, делать нечего! Докладывай дальше!

– А вот дальше начинаются сплошные загадки и сложности, – охотно продолжил Генрих Карлович, – как известно, здесь на нашей территории открываются двери восьми миров. Первый – Нуагур, край суровый и негостеприимный – оттуда родом Нуагурцы, коих здесь прозвали – Летава, жители Полянки с недавних времён. Они селятся в той части деревни, что принято называть Гнездовище.

Господин Мюллер провёл рукой по карте, указывая места поселения Нуагурцев.

– Нуагурцы или Летава, народ гордый и независимый. Причиной того, что Летава оказались здесь, послужили внутренние распри в их родной стране, в результате чего три семьи народности Летава вынуждены были искать убежище в нашем имении, чтобы избежать жестокой расправы на родине. Более подробное описание их обычаев и быта вы сможете найти в книгах Софьи Михайловны…

– А ещё подробнее вам внучёк ваш расскажет – Виктор! – встрял в рассказ неугомонный отец Никон, – он с Летавами тесную дружбу свёл, и ноне с утра вместе с Матвейкой Сорокиным в лесу за Гнездовищем бедлам устроили! Промеж деревьев летают, в птичьи гнёзда лазят и при этом ржут аки кони!

– Как летают?!

– Какой такой, Матвейка?!

Одновременно крикнули Дмитрий Степанович и Дарья Платоновна.

– Обыкновенно, летают, – с удовольствием наябедничал отец Никон, – у них у Летава-то крылья из спины растут, словно как у летучей мыши. Так вот они и летают всюду – чисто упыри!

– Не опасно ли это, Генрих Карлович, – встревожился Перегудов, – надобно из дворни кого послать, пусть домой приведёт негодника!

– Не думаю, что Матвей может представлять угрозу для Виктора, – успокоил его управляющий, – он обычный мальчишка и они, верно, озорничают, как и все дети в их возрасте. Но, тем не менее, вашему мальчику следует посидеть дома – неспокойные времена настали в Полянке!

Тотчас за Виктором послали дворового паренька Сеньку, служащего на посылках, коему велели разыскать и привести молодого барина в усадьбу. Но не успел Генрих Карлович продолжить свой рассказ, как внизу послышался странный шум и вскоре в библиотеку боком ввалился злополучный Сенька, держась рукою за покрасневшую и на глазах опухающую щёку.

– В чём дело! – сердито спросил Дмитрий Степанович.

Однако Сенька, глотая горькие слёзы, долго не мог выговорить ни слова и лишь когда Перегудов пригрозил ему жестокой расправой, ежели он не объяснит своего странного поведения, проговорил, плаксиво утирая нос рукавом.

– Там Ёра Семёнович, в дверях сидит и не пущает никого! Феклушке – кухарке на двор надобно, а он и её не пущает! Все двери на засов запер и не велит выходить! Я говорю, мол, вы меня послали, а он всё одно твердит – не пущу! Я, было, так пошёл, а он даром, что старый, так наподдал, что у меня звёзды пред глазами посереди белого дня засветились!

– Да что ж это с Ёрой-то случилось? – заахала Дарья Платоновна, – уж не взбесился ли он часом? Право здесь всякого ожидать можно!

И вдруг закрыла себе рот ладошкой, осенённая страшной догадкой и выпучив в испуге глаза.

– Матерь божья! Да не он ли разбойник и есть?! Видно всех решил погубить в одночасье, оттого и двери запер!

Дмитрий Степанович решительно поднялся с кресла и направился к двери.

– А ну-тко, я разберусь, что это за блажь на Ёру-то нашла!

Но неожиданно путь ему преградил смущённый Николенька.

– Не надо, папа! Это я наказал Ёре Семёновичу никого из дому не выпускать! Да уж и забыл об этом…

– Эт-то к чему же?! – вытаращил глаза на сына Дмитрий Степанович.

Но его изумление тот час развеял развесёлый голос отца Никона.

– А это он, батюшка, меня ловить изготовился! И Ёру Семёновича охраною к двери поставил, чтоб значит, супостат безнаказанно не ушёл! – и закатился мелким смехом, трясясь всем своим тщедушным тельцем.

Страдания Николеньки от осознания собственной глупости вновь вернулись к нему сторицей, становясь совершенно невыносимыми. Он повернул к священнику покрасневшее лицо и выговорил, с трудом подбирая нужные слова.

– Я прошу меня простить, отец Никон! Я необдуманно обвинил вас в жестоком преступлении и искренне раскаиваюсь!

– Ах ты, господи! – тут же умилился отец Никон, – барин-то молодой у меня ничтожного слуги божьего, прощения попросил! Дай-ко я тебя расцелую, отроче! – и тут же подскочив к Николеньке, трижды запечатлел на его алых щеках звонкий поцелуй.

Николай, не нашедший, что ответить на такую внезапную выходку, молча поклонился и, сделав Сеньке знак, следовать за ним, вышел вон.

Вскоре Николенька вернулся и на вопросительный взгляд отца ответил, что дело улажено и заложники его, Николенькиного необдуманного поступка отпущены на свободу. На том инцидент был исчерпан и Генрих Карлович мог продолжить своё повествование.

– Следующая дверь открывается в мир Няш-Привожи. Этот край густо населён, его природа во многом схожа с нашей. Мы ведём с Привожцами торговлю, навещаем, изучаем их нравы, но никто из его жителей не селился на нашей территории, кроме одного – единственного случая.

– Моя Дуняша! – горестно воскликнул отец Никон, тяжко вздыхая и утирая краем чёрной сутаны, уголки глаз, – позвала меня как-то Старая-то Барыня на торги, я ведь, к слову сказать, большой знаток по дипломатической части! Там меня Дуняша и повстречала! А я-то! В сутане новенькой, глаза как уголья горят, борода по ветру развевается! Орёл ведь был! Да-а… Дуняша-то моя, как меня увидала, так прямо и сомлела вся! А ведь она там не последнего роду-племени была, а вишь ты полюбила меня, так всю свою родню навек и покинула! Не простили ей, что с чужаком спозналась. Там ведь тоже – свои порядки! Так вот мы с ней меж двух миров-то и застряли, ни туда нам нельзя, ни отсюда!

Высказав наболевшее, отец Никон размашисто перекрестился, глядя на портрет Степана Степановича Перегудова висевший на стене и, уставив на управляющего жёлтые хитрые глазки, придал своей физиономии вид задумчивый и благородный, приготовляясь слушать дальше.

Покачав головой, Генрих Карлович повествовал далее.

– Страна Горящего Камня – Яму-ри-Тау – мир странный и загадочный. Софья Михайловна нечасто открывала Дверь в этот мир и всегда уходила туда одна. К сожалению, она не раскрывала мне сведений об этом мире, но возможно в её рукописях сохранились описания Яму-ри-Тау. Достоверно известно лишь то, что Большой Ползун, или по иному Ползучая топь – родом из этого мира!

– Да не может быть! – ахнул изумлённо Дмитрий Степанович, – неужто это болото – живое?!

– Именно так, – серьёзно подтвердил Генрих Карлович и продолжил профессорским тоном. – Большой Ползун имеет тело неопределённой формы, приблизительно полтора километра в диаметре. В основном он лежит неподвижно, лишь изредка меняя положение своего необъятного туловища, растекаясь огромной топкой лужей. Раз в три месяца Ползучая топь меняет место своего пребывания, не удаляясь впрочем, слишком далеко. Вокруг лежбища Большого Ползуна всегда повышенная влажность и туманные испарения, что зачастую способствует необычному искажению видимости. Можно прошагать через всего Ползуна и не отличить его от обычного болота, но, как правило, он не позволяет с собой таких вольностей!

– Удивительно! Никогда не слышал ни о чём подобном! – восторженно вскричал Николенька, – но чем же питается Большой Ползун? Можно ли с ним общаться? Для чего он покинул свой мир?

– Слишком много вопросов сразу, юноша! – смеясь, отвечал господин Мюллер, – но на некоторые я охотно отвечу. Пропитание своё Ползучая топь берёт прямо из земли, причём, не нанося ей никакого ущерба. Известно, что место, где лежал Ползун, всегда наиболее плодородно, даже были попытки местных жителей заманить Ползучую топь на свои земельные наделы, но эти попытки всегда заканчивались неудачей! Большой Ползун сам решает, где ему расположиться. Что касается общения с ним, то знаю лишь, что Софья Михайловна умела с ним разговаривать и кажется, они прекрасно понимали друг друга. Она же и дозволила ему проживать в границах имения. А только вот каким образом она находила с ним общий язык, и отчего Большой Ползун покинул свой мир – про то мне неведомо.

Генрих Карлович перевёл дух и налил себе из высокого хрустального графина чистой холодной воды. Выпив не торопясь мелкими аккуратными глотками, он утёр рот чистым платочком и вновь заговорил:

– Далее – Велливон – оттуда пришли к нам Велливонцы или люди-Пауки.

– Название-то, какое жуткое! – встревожилась Дарья Платоновна, – отчего же прозвали их так? Я ведь пауков-то до страсти боюсь, – пояснила она свой внезапный испуг.

– Ну, в этих существах нет ничего страшного, успокаивающе улыбнулся господин Мюллер, – они мало, чем отличаются от людей, разве что своим необыкновенным умением лазать по совершенно отвесным стенам и искусством плести необычайно крепкие сети и тончайшее красивое кружево.

– Ну, это-то ладно! – тут же легко примирилась с существованием людей-Пауков на своей земле Дарья Платоновна.

– Про озёрных жителей, представителей мира Долила-лила, я давеча уже упоминал. В Полянке к ним прочно пристало прозвище – Водяные, хотя к мифическим существам из народных сказок они не имеют абсолютно никакого отношения. Народ из Долила-лила смирный, не воинственный. Для естественного существования этим существам необходимо жить возле воды, но в стране, где они жили, произошла природная катастрофа и озеро, у которого из поколения в поколение проживали Водяные, исчезло в подземных недрах. Водяные не способны преодолевать дальние расстояния в поисках нового источника, и потому обречены были на гибель. Семья Долильцев поселилась здесь во времена Данилы Евграфовича. К счастью, старик открыл Дверь в страну Долила-лила, когда они были ещё живы, и уникальных существ удалось спасти.

Господин Мюллер указал рукою на карту:

– Здесь, между рекой и озером живёт семья мельника Захара, – при этих словах Генрих Карлович внимательно глянул на Николеньку, – эти люди высланы к нам из страны Монкалина.

– Высланы? Отчего же они высланы? – пролепетал невесть от чего смутившийся Николенька.

– А за шалопутство! – встрял вездесущий отец Никон, – да по обмену на местных пустобрёхов! Софья Михайловна, царствие ей небесное, тогда ещё молода была, к ней соседи в гости езживали, всё сосватать хотели. Вот один женишок-то и повадился наезжать. Раз, другой приехал, а на третий приметил, что в деревеньке-то не совсем обычные дела творятся! Он к Софье Михайловне с расспросами, а она ему смехом – показалось, мол! Ну, так он не угомонился, в город съездил и друзей-учёных сюда привёз, чтобы показать им чудеса необычные! Тут уж, конечно Софья Михайловна осердилась. На ту пору у нас переговоры были с Монкалина с родом Шалаков. Их глава возьми и пожалуйся Софье Михайловне, что де девка в его роду своевольничает, никакого покоя от неё нет! По местным-то законам её к пытке представить следует, а главе жалко стало, всё ж родная кровь! Ну, тут они с Софьей Михайловной и сговорились, он сюда девку со всей семьёй выслал на постоянное житьё, а Софья Михайловна ему – женишка своего несостоявшегося, вместе с сотоварищами! – отец Никон весело рассмеялся, – вот уж отомстила болтливому кавалеру Старая Барыня! Не хотел бы я на их месте оказаться!

– Чем же так ужасна жизнь в Монкалина, – полюбопытствовала Дарья Платоновна.

– Так ведь она, матушка, не то чтобы ужасна, – словоохотливо пояснил отец Никон, да только законы у них уж больно от наших обычаев отличаются. С непривычки-то пропасть недолго! Шалаки ведь народ взбалмошный, да сумасбродный – никто им не указ!

– Вместе с тем Шалаки смелы и отважны, – возразил отцу Никону управляющий, и оборотился к остальным поясняя – у себя на родине они ведут в основном ночной образ жизни и прекрасно видят в темноте. Живя здесь в Полянке, они приспособились к обычаям местного населения, но сохранили некоторые свои повадки до сих пор.

– Сохранили! – согласился отец Никон, энергично тряся редкой бородой (видно было, что спор об образе жизни Шалаков ведётся ими не в первый раз!), – да так сохранили, что по сию пору мужики с Верхнеречья зачастую безвестно пропадают! Вы бы многоуважаемый, Генрих Карлович лучше подробнее рассказали об этих их повадках!

Управляющий пожал плечами.

– Что ж, извольте. Во главе рода у Шалаков стоит мужчина, в роду несколько семей, куда входят только женщины и дети. Семьи в нашем понимании у них нет…

– Бабы мужа законного не имеют, да и не хотят! – скороговоркой вставил отец Никон, – когда придёт их пора они из другого рода мужиков умыкают, в глухомань заводят и держат там силою. Как не нужен станет – так и бросят, а то и убьют, у Шалаков жалости нет!

Генрих Карлович укоризненно глянул на отца Никона, и тот сразу замахал худыми жилистыми руками:

– Всё, всё! Молчу аки рыба, более и взглядом не перебью!

– Женщины очень бережно относятся к своим детям и почитают главу рода – продолжил свой рассказ господин Мюллер, – ежели глава умирает, либо состарится и не может более управлять, то главой избирают одного из мужчин из этого же рода. Избранник получает титул Отец и так его зовут все, включая родную мать, сестёр и братьев. Глава рода для них судья и защитник. Он призван разбирать внутренние споры и защищать ежели вдруг возникнут раздоры между родами. Надобно заметить, что один род Шалаков никогда не пойдёт войной на другой, все вопросы между родами решают исключительно Отцы. Бывают случаи, что Отцы не в состоянии вести мирные переговоры и тогда дело доходит до поединка, где глава рода может погибнуть, но даже такой исход не заставит неутешных родственников начать военные действия против другого рода.

– Вот, собственно в общих чертах и всё об образе жизни Шалаков, а что касается наших ссыльных земляков, то боюсь их участь незавидная! Поскольку они не принадлежали ни к одному роду, то вероятнее всего либо вообще вынуждены добывать пропитание в одиночку, что в суровых условиях Монкалина дело весьма непростое, либо, действительно, были уведены женщинами Шалаками и брошены в скором времени в самых неблагополучных условиях!

– А что же девка-то? – спросил Дмитрий Степанович, – что же она натворила, что её из страны выслали?

– Так это дело тёмное! – ответил за управляющего отец Никон, поблёскивая жёлтыми глазками, – говорят, она парня умыкнула. Ну, умыкнула и умыкнула это уж так у Шалаков заведено, так она после-то не бросила его, а в семью за собой привела! Пожалела, вишь! А что семье делать-то с чужаком? Свои бы рты прокормить, такое-то самоуправство никому не по нраву пришлось. В семье, опять же своих сыновей хватает, каждому из них в своё время главою рода хочется стать, да и каждая мать взрослого сына имеющая, о том же думает! А эта блаженная, возьми, да чужого с собой приведи! Соперники-то нигде не нужны, вот и выслали её… а уж так ли было или нет – про то врать не стану!

– А что же здесь-то? – потрясённо спросил Николенька, – неужто такое бывает, что девки парней в лес на погибель уводят?

– Официально такого случая зафиксировано не было, – сухо ответил Генрих Карлович, – но я бы советовал быть с Шалаками поосторожнее.

– Вот-вот! – подтвердил отец Никон, потрясывая сухеньким кулачком, – держись-ка ты вьюноша от них подальше!

Господин Мюллер пальцем провёл по старинной карте, указывая новое направление.

– Самые необщительные обитатели Полянки, живущие особняком – это Слипуны или Слипы. Они пришли к нам из страны Синегории. Пожалуй, это самые первые поселенцы из другого мира. Они живут здесь так давно, что порою кажется, будто они считают себя истинными хозяевами имения! Слипы селятся на отдалённом хуторе, на востоке, возле небольшой горной гряды под названием Красные Горы. Они поставили свои хижины у подножия гор, но большую часть времени проводят в Летохиной пещере. Самому мне в пещеру заходить не доводилось, но судя по записям покойного Михаила Даниловича, пещера эта весьма примечательна! Вход в неё довольно узкий и неприметный, но сама пещера настолько глубока и обширна, что, пожалуй, только Слипам известны её истинные размеры.

– Что ж эти Слипы? – поинтересовался Дмитрий Степанович, – что за нужда пригнала их в наши края?

– Слипуны не простые жители, – пояснил Генрих Карлович, – в отличие от других они прибыли сюда по особому приглашению Данилы Евграфовича и являются хранителями множества жутких тайн покоящихся в бездонных подземных глубинах. К сожалению, Слипы общаются только с Видящими, глубоко презирая всех остальных и потому я не могу более полно рассказать об их образе жизни.

– Откуда название такое – Летохина пещера? – полюбопытствовала Дарья Платоновна.

– Пещера названа так по имени местного разбойника Летохи, обитавшего в ней, согласно старинной легенде, – пояснил господин Мюллер, – Летоха, дерзкий и бесстрашный атаман, скрывался в этой пещере от преследования властей. Разбойника всё ж таки удалось обнаружить, но вот поймать его так и не смогли! Он затерялся в бескрайних лабиринтах подземелья и вероятно умер там от голода и жажды. Иногда, особенно в ветреную погоду, со стороны Красных Гор слышатся странные звуки, похожие на стон и плач. Местные жители говорят, что это мечется неуспокоенная душа несчастного грешника…

– А что за тайные силы скрываются в пещере? – задал очередной вопрос Дмитрий Степанович.

– Об этом вам придётся расспросить Слипов, – пожал плечами Генрих Карлович, мне они вряд ли откроют свои тайны.

– Сколько же ещё народностей проживает в нашем имении? – с опаской спросила Дарья Платоновна.

– Да собственно осталось сказать о последних, – улыбнулся управляющий, – народ из страны Охтакона. Местные жители прозвали их Окручи. Так же как и Слипы, они проживают особняком, но не в силу своей нелюдимости, напротив! Окручи очень общительны, веселы и энергичны. Но несколько лет назад Общий Совет деревни постановил выделить народу Окручей земельный надел в Западной стороне имения и запретил Окручам появляться в Полянке без особой на то надобности.

– Отчего же это к ним эдакая немилость? – округлила глаза Дарья Платоновна.

– Окручи великие мастера притворства и обмана, – пояснил Генрих Карлович, – некоторые, наиболее сильные из них обладают магическим даром отводить глаза.

– Это как же? – заинтересовался Дмитрий Степанович.

– Думаю, они способны человека ввести на время в состояние некоего забытья. Я, знаете ли, читал, что этот метод с успехом практикуется ныне среди некоторых учёных…

– Среди шарлатанов он практикуется! – возмущённо фыркнул отец Никон, – а лукавые Окручи, глаза отведут кому хочешь! Да вот хоть у меня был случай: отслужил я как-то обедню и спустился в погреб, кваску холодного испить. Смотрю, там супруга моя сливки с молока в кринку собирает. Собирает и эдак с усмешечкой мне подаёт: Возьми, касатик, да вместе с этим копчёным окороком наверх отнеси, а то мне что-то тяжеловато! Подивился я, что это она меня касатиком назвала, но ничего – смолчал! Поднял наверх и окорок и кринку со сливками и ей помог подняться. А как сам-то из погреба вылез, рядом уж и нет никого! Я сразу неладное-то заподозрил! Шасть в дом, а Дуняша, супруга моя, там сидит, пяльцы деревянные в руках держит – на рушнике цветочки голубые вышивает. Где же, – говорю, – матушка, окорок, что вы из погреба унесли? А она глазищи на меня вскинула и в ответ: Окстись, батюшка, какой такой окорок, чай, нынче пост! Тут уж и я вспомнил, что пост! Ровнёхонько на Страшной неделе эдакое со мной приключилось! Выскочил я на крыльцо, а неподалёку девки-Окручи проходили. Увидали меня и – ну хохотать! А попробуй, докажи, что это они ко мне в погреб лазили и меня же, старого дурака, заставили помогать мои же запасы таскать! Не пойманный не вор! – заключил отец Никон, впрочем, без особой обиды.