Текст книги "Абуджайская шаль"

Автор книги: Татьяна Любушкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Глава 4
Заговор

Домой Дмитрий Степанович и Николенька вернулись уже затемно. Встревоженная Дарья Платоновна не спала и набросилась на мужа и сына с нетерпеливыми расспросами:

– Что же это такое твориться, батюшка?! Средь бела дня в нашем имении разбой! Вчера Володеньку чуть не утопили, а нынче ребёнка зарезали! Да как же это пережить-то, Дмитрий Степанович?! Ведь нам теперь и шагу со двора ступить нельзя будет! Охрану надобно, батюшка, полицию, ведь разбойник-то, поди здесь ходит, среди нас, куда ж ему деваться-то?!

Дмитрий Степанович хмурясь, отвечал односложно, всё более отмалчивался.

– За приставом послали. К утру будет. Разберётся.

Неожиданно Николенька поддержал мать:

– А ведь матушка дело говорит! Разбойник-то и впрямь наверняка из местных жителей! Чужие люди здесь редко бывают и сразу заметны. Надобно установить, не было ли у покойного, с кем какой вражды – вот вам и убийца! – с удовлетворением заключил он, припоминая сюжеты любимых детективных книг.

– Будет тебе, Николка, в сыщика играть, – сурово оборвал его отец, – следил бы лучше за младшими, как бы не влезли куда, да и сам не суйся! Без тебя разберутся!

Николай обиженно замолчал. Как беда то случилась так, чай, отец сразу за ним послал, более и помочь то некому! А теперь сравняли в правах с малышами и слова им не скажи! Ладно, поглядим ещё, чья правда! В этаком-то пустяковом деле он и без пристава разберётся. В деревне дворов чуть более десяти, нешто не сыщет Никола разбойника! А как сыщет, так батюшке и предъявит: так, мол, и так – вяжите супостата! А за малышами пущай гувернантка присматривает, ей за то жалованье положено!

С такими мыслями Николаша поцеловав матушку и пожелав отцу спокойной ночи, отправился спать, оставив Дмитрия Степановича и Дарью Платоновну одних.

_ Прости меня, душа моя, что я при ребёнке-то так взволновалась! И Николушку вот взбудоражила…, – мягко начала разговор Дарья Платоновна, – да уж случай-то вышел, больно нехорош! Что думаешь ты об этом, Дмитрий Степанович?

– Что ж тут удумаешь, голубушка, – вздохнув, проговорил Перегудов, – ведь это, какое зверство в душе надо иметь, чтобы нож в человека воткнуть, а ведь он совсем ребёнок!

– А что, голубчик, правду ли говорят, что погибший-то сын бабки Пелагеи? Ведь сказывали же, что сын её при пожаре погорел?

– Правду, голубушка, всё чистую правду! – неожиданно раздался от порога негромкий дребезжащий голосок.

В дверь неприметно и скоренько вошёл бойкий маленький человечек.

– Ох, хо-хо, голубушка моя дорогая! Вот грехи наши тяжкие, наказывает господь! А что же делать, матушка, что делать! Грешен человек. Молитесь матушка, молитесь, и я с вами помолюсь за упокой раба божьего Макара сына Антипова!

Произнеся всё это, он успел обежать мелкими шажками по кругу всю гостиную, непрестанно крестясь при этом и шустро осматривая домашнюю обстановку.

– Вот как свиделись-то матушка! – тягуче пропел он, – с супругом-то вашим Дмитрием Степановичем мы давние знакомцы! А что до вас дойти, так и дела не пущают!

– Позвольте вам представить Дарья Платоновна, священник местный – отец Никон, – нехотя произнёс Перегудов.

– Прошу садиться, – рассеянно произнесла Дарья Платоновна, слегка ошарашенная необычайной суетливостью нежданного гостя.

– Благодарствуем, благодарствуем, матушка, – забормотал отец Никон, без церемоний устраиваясь в кресле, – семья, знаете у меня… да-с! И приход, всё догляда требует! А вот не доглядел Никон, не доглядел! Разбойники в Полянке-то появились! Слыханное ли дело!

Он круто повернулся к Дмитрию Степановичу:

– Вы, верно, теперь уезжать будете, отец наш родной? Ведь страшное дело – убийство произошло, а лихой-то человек здесь где-то бродит, поди его поймай! Бежать, бежать надобно, барин!

– Перегудов от лихих людей сроду не бегал! – гневно крикнул Дмитрий Степанович, – чай, в своём имении живу! И порядки здесь будут мои! Никакого лиходейства не потерплю!

– И верно, батюшка, и верно! – подхватил священник, – негоже вам от лиходея скрываться! Да вот только деточки у вас… рази ж, за ними углядишь! Один вот, говорят, чуть не утоп вчера! Другой сегодня погулять пошёл, а туточки – мертвец! Ох, грехи, грехи! Жалко деточек-то, как бы не случилось чего с ними, времена-то вон какие лихие!

– И вправду, Дмитрий Степанович, – дрогнула Дарья Платоновна, – может отправить детей обратно в город, пока всё не успокоится? А то и верно боязно.

– Давай отложим все решения до завтра, Дарья Платоновна, – устало вздохнул Перегудов, – завтра приедет пристав, авось всё и прояснится, – и оборотился к отцу Никону не слишком вежливо:

– Вы, батюшка по делу приходили, али как? Время-то для визитов поздноватое!

– Ухожу, отец родной, ухожу, – ничуть не обидевшись, проговорил священник, – не смею более утомлять Ваше превосходительство! Да что там! Я человечек-то маленький, дай, думаю, зайду, проведаю в скорби! Доброй ночи вам! Доброй ночи, матушка! Храни вас бог!

– Отец Никон, – окликнула его Дарья Платоновна, сглаживая мужнину грубость, – вы уж простите нас, день был тяжёл. Вы заходите к нам, да вот хоть завтра к ужину, поговорим. Вы заходите, мы будем рады вас видеть!

Мелко кланяясь, пятясь задом и осеняя всё крестным знамением, отец Никон вышел из гостиной.

– И чего приходил, – досадуя и на себя, и на священника произнёс Дмитрий Степанович, – наговорил с три версты и всё лесом!

Он раздраженно прошёлся по комнате, налил себе из графина тёплой воды и, поморщившись, выпил.

– Что, Дашенька, пора и нам на покой, – ласково обратился он к жене, – ложитесь себе с богом, да и я, пожалуй, пойду.

– Доброй ночи, душа моя, – зевая и крестя рот, ответила Дарья Платоновна, – господь с вами…

Проводив супругу взглядом, Дмитрий Степанович сел в мягкое кресло, ещё хранившее тепло, только что покинувшей его Дарьи Платоновны и задумчиво побарабанил пальцами по клену, фальшиво насвистывая бравурный мотивчик.

По-другому представлялась ему жизнь в имении!

Наезжая сюда последние три года Дмитрий Степанович так увлечён был стройкою и бесчисленными хозяйственными делами, что вокруг и оглянуться было некогда! Что ему было до здешних людей, когда так торопился усадьбу достроить, отделать покрасивее, да побогаче, мебель завезти, утварь всякую, да мало ли! Хотелось семью свою побаловать, да удивить… хотя последнее, кажется, удалось. Вот давеча только и разговоров было, что о Володенькином счастливом спасении и здешней ведунье Марье, строптива-де, умна и люта, крестьяне боятся её, как огня, потому как любого может в зверя обратить, а то и ещё что похуже! А ведь ещё с год назад сказывал управляющий про ведьму с внучкою, отшельницами живущих за рекой, жаловался, что куражится Марья, да Перегудов только рукой махнул: Выдать девку замуж, да и вся недолга! Дурь-то и повылетит!.. Генрих Карлович хотел что-то возразить, да не осмелился, покивал согласно головой, с тем разговор был позабыт. А вот теперь ломай себе голову, с чего бы это ведьма из лесу своего выбралась, стоило им только приехать?! А?! То-то… хотя, конечно, не появись она утром возле реки, страшно и подумать, что случилось бы с бедным Володей!

Не успели утихнуть разговоры, да пересуды про таинственную Марью, так поди же ты – новое дело! Да не просто происшествие, о котором можно поговорить, да забыть – убийство! Как крестьяне-то шарахнулись, когда мёртвого мальчишку увидели! Ну, мертвец, понятное дело завсегда невесело, что тут говорить, да только они ведь боялись! Видно же было, боялись до отчаяния и близко к покойнику подойти! Несмотря ни на какие угрозы и посулы никто из них не решился покойника в деревню снести. Пришлось Перегудову самому с Генрихом Карловичем и Николенькой исполнять эту тяжкую неприятную обязанность.

Дмитрий Степанович потёр ладонями ноющие плечи, вспоминая нелёгкий и печальный путь из леса, до церкви. Кольнула неприятная мысль: А ведь и бабка Пелагея не позволила покойника домой отнесть! Это сына-то…

Дмитрий Степанович со стоном потянулся, отгоняя безрадостные думы, коротко звякнул колокольчиком. Вошёл заспанный Фёдор:

– Звали, барин?

– Вот что, Федя, – задумчиво произнёс Перегудов, – а пойдём-ка, дружок, мы с тобою в гости!

– К кому ж это барин посередь ночи-то?

– А вот увидишь! – заговорщически подмигнул ему Дмитрий Степанович, – фонарь возьми!

Они вышли из дома никем не замеченные и отправились в сторону старых развалин, прикрывая фонарь полами плаща.

– Нешто в развалины идём, барин?! – прошептал испуганный Фёдор.

– Нет, Федя, не в развалины. Навестим старого знакомца, господина Мюллера! Сдаётся мне – он много знает и о многом помалкивает! Вот мы с ним и потолкуем!

– Так что ж, барин, поутру нельзя ли сходить? – непонимающе спросил Фёдор.

– Утром пристав приедет, свои вопросы задавать начнёт – не до нас будет! Нет, Федя, мы Мюллера-то сейчас врасплох застанем, он у нас и заговорит!

Они подошли к домику Генриха Карловича. В доме не спали. В окнах горел свет, и слышались голоса. Дмитрий Степанович поднял, было руку, намереваясь стукнуть в дверь, но, взглянув в окно, передумал.

За столом в гостиной у господина Мюллера сидели сам Генрих Карлович с супругой Анной, священник отец Никон и молодая незнакомая Перегудову женщина.

Дмитрий Степанович дал знак Фёдору отойти в сторону, не желая, что бы тот увидел барина в такой пикантной ситуации, а сам приник ухом к окну, надеясь услыхать хоть слово.

Сначала Перегудов ничего не слышал, кроме ровного гула голосов. Он хотел, было уж совсем оставить свою затею, да и зайти к Мюллеру по простому и прямо требовать ответ на интересующие его вопросы (как впрочем, и собирался!). Но на его удачу господин управляющий встал и открыл настежь окно прямо над его головой.

– Вот спасибо, Генрих Карлович, – тотчас отчётливо раздался голос молодой незнакомки, – а то прямо голова разболелась от духоты, а Анна так и вовсе сомлела!

– А вы травками, травками Марьюшка её попотчуйте, головка-то и пройдёт, – тихо посмеивался отец Никон, – мы ведь знаем, вы известная мастерица!

Он оглянулся, приглашая всех присутствующих повеселиться на этот счёт, но его никто не поддержал.

– Всё это так, господа, всё это так… – продолжая начатый ранее разговор, Мюллер тяжело мерил шагами паркет гостиной, – но нас мало и боюсь нам не удержаться! Вчера чуть не погиб хозяйский внук и я не думаю, что это результат простой детской неосторожности. А сегодня – извольте видеть! Первое – была попытка нападения со стороны Шалаков, на молодого господина, а второе – ребёнок, совершенно не подготовленный к общению с пришельниками весь день забавлялся с летунами в развалинах!

Анна привстала с дивана и метнула на священника гневный взгляд:

– Отец Никон! Вы обязаны следить, чтобы к развалинам никто не подходил!

Священник суетливо заёрзал на своём месте:

– Душенька! Да как же я не слежу! Вы ко мне не справедливы! Ведь глаз не свожу с проклятущих развалин! Да только разве вы сами не послали меня нынче в Паучью слободку! Вы же знаете – я с проверкой, не паучье ли отродье мальчишечку с моста скинуло! Как же мне разорваться и туда и сюда? Ведь не двужильный я, живой кажется человек! А супружница моя, сами знаете, возможности не имеет за всем усмотреть! Хозяйство у нас, дети малые, опять же – приход! Сколь сил душевных в него вложено!

– Да знаем мы ваш приход, – досадливо махнула рукой Анна, – к вам в церковь только ребятня ходит, на каменных плитах в расшибалочку играть! Да бабы озёрные молоко на алтаре в прохладе для сохранности оставляют, а вы им дозволяете, потому что долю от того молока себе берёте!

– Церковь! – голос отца Никона гневно задрожал, – для людей! – он задрал грязноватый палец кверху, – и бога! А что дети туда с радостью ходят, так их сам Христос привечает! А что бабы озёрные молоко оставляют на алтаре – так это враки! Вам бы матушка молиться почаще! Вы…

– Ну, хватит, господа! – Мюллер устало потёр ладонью лоб, – прекратите ссориться. То, что мы не можем проследить за всем, что происходит в Полянке, лишний раз доказывает – нас катастрофически мало! Я считаю нам нужно открываться, иначе последствия станут непредсказуемы!

– А я так не считаю! Не считаю, – заверещал отец Никон, – мы опосля смерти Старой Барыни почитай шестой год живём в тишине и покое – и ничего!

– Тишина и покой! – воскликнула Анна, – но сегодня погиб мальчик! Или вас это не трогает, отец Никон?

– Ну, мальчик, положим, погиб не сегодня, а шесть лет назад, – усмехнулся священник.

– Отец Никон, для служителя церкви вы слишком циничны, – поморщилась Мария, – но вы правы в одном, мы все боимся произнести это вслух, но ведь Макара действительно нет в живых уже около шести лет! Он сгорел в Усадьбе дотла – даже трупа не удалось найти!

– Может в этом и весь секрет, голубушка, – суетливо произнёс отец Никон, – ведь Старую Барыню не так просто погубить! – и он прошептал с испугом оглядываясь, – а может, она жива! Может, они все живы! Ведь у неё была Шаль! Что ей стоило открыть Двери и уйти куда угодно!

– С того дня прошло без малого шесть лет, отец Никон! – напомнила ему Анна.

– Что же с того? – встрепенулся священник.

– Макар за эти шесть лет, должен был вырасти, за какими бы Дверями он не находился всё это время! Но мы все видели его сегодня! Все помнят мальчика? – Анна обвела взглядом присутствующих, – Макар остался таким, каким был шесть лет назад! Нет, отец Никон, он не ушёл в Двери – он умер! Он умер также как Старая Барыня. Неужели вы думаете, что она не вернулась бы поквитаться с врагами, если бы могла?

– Ну что вы, дорогуша! – всплеснул руками отец Никон, – неужто вы верите этим сплетням про поджог? Да это же нонсенс! Никто бы не посмел сделать этого! Это всё вышло совершенно случайно, совершенно!

– Господа, мы все говорим не о том, – призвал к порядку Генрих Карлович, – нет смысла обсуждать, что произошло шесть лет назад. Возможно, всё произошедшее тогда имеет важное значение для разгадки сегодняшних тайн, но в первую очередь мы должны решить, как нам поступить с семьёй Перегудовых!

Дмитрий Степанович за окном присел от неожиданности и тут же вновь приник к окну, боясь пропустить хоть слово.

– Я заходил к ним сегодня, – нехотя промолвил священник, – Дмитрий Степанович настроен самым решительным образом, покончить с разбойниками раз и навсегда, а для того послал в Город за приставом.

– Да я знаю, – поморщился Мюллер, – сам отправил Данилу посыльным.

– Да как же это? – удивлённо промолвила Марья, – он ведь не пройдёт дальше Ползучей топи.

– А что делать, – огрызнулся Генрих Карлович, – как бы я смог объяснить Перегудову, что никакого пристава здесь не должно быть? Да вы не волнуйтесь, Данила парень не глупый – не подведёт, посидит в лесу, а завтра к вечеру приедет.

– Что же вы ответите Перегудову, когда он вас спросит о приставе? – поинтересовалась Анна.

– Что-нибудь придумаю, – обречённо ответил управляющий, – а там бог даст…

– Бог ничего не даст! – резко возразил отец Никон, – надо запугать их и отправить в Город! Пусть живут там, как жили! А мы уж здесь как-нибудь!

– Вы намерены отпустить их, – каменным голосом произнесла Мария, – отпустить после того, как они узнали о смерти Макара?! Да завтра здесь будут толпы, нет – легионы полиции, писак-журналистов и бог знает кого ещё!

– Тогда вам остаётся только отравить семейку Перегудовых, – ехидно предложил отец Никон, – вы же это умеете, голубушка! Так за чем же дело стало?

Мария беспомощно оглядела безмолвствующее собрание:

– Но я вовсе не это хотела сказать!

– Успокойтесь, Мария, мы вас прекрасно поняли, – Анна ласково погладила Марию по плечу, – а вам отец Никон, слишком тесное общение с пришельниками не на пользу, вы стали циничны и жестоки!

– Так ведь всё овцы заблудшие, матушка, – потупив быстрые глазки, забормотал отец Никон, – на путь истинный их наставляю денно и нощно, денно и нощно! Вы уж простите, ради Христа, старика! О благополучии общем пекусь! О покое! А какой же может быть покой, когда кругом Перегудовская семейка так и шныряет! Да рази ж, от них скроешь чего? Ведь трёх дней не прошло, а я уж весь в поту! Уже, кажется, самому проще бросить всё, да и податься в бега всем моим бедным несчастным семейством, чем терпеть этакую муку!

Перегудов сидел под окном ни жив, ни мёртв. Сердце его колотилось так, что он с трудом слышал голоса. Казалось, никогда в жизни он не был так напуган! Да здесь заговор зреет! – думал он, – погубить решили лиходеи! Вот так штука! И пристава, пристава не будет утром!

Решение мгновенно созрело в его голове и, не теряя времени даром, Перегудов крадучись отправился прочь.

По дороге отыскал успевшего задремать Фёдора.

– Что, барин, задали жару-то немцу? – продрал тот заспанные, очумевшие глаза.

– Задал, – коротко ответил Дмитрий Семёнович, быстро шагая к дому – шевелись Фёдор, работа есть для тебя!

– Так опять что ли ночью, Ваше превосходительство?!

– Не перечь! Живо запрягай лошадей, в город поедешь к приятелю моему, Семёну Матвеичу. Письмо напишу – передашь, да смотри – лично в руки!

Ткнув совершенно ошалевшего Фёдора кулаком в спину для скорости, Перегудов птицей взлетел на второй этаж в свой кабинет, схватил перо и бумагу и, лихорадочно ткнув несколько раз пером в чернильницу, принялся писать, крепко закусив губу.

Его Превосходительству Островому Александру Матвеевичу.

Саша, милый друг, выручай!

Я оказался при обстоятельствах странных и загадочных в весьма неприятном положении.

В деревне произошло убийство! В заговоре мой управляющий со своею супругой и местный священник.

Есть все основания полагать, что здоровье и даже жизнь моего драгоценного семейства под угрозой.

Отсылаю тебе своего кучера Фёдора. Верных людей рядом более нет, так что не медли! Высылай помощь! Спеши!

Искренне твой

Перегудов Д.С.

Наскоро запечатав письмо, Дмитрий Степанович двинулся к выходу. В коридоре его уже поджидал Фёдор:

– Готово, барин! Лошади запряжены! Извольте, письмо-то положу под шапку, небось, не затеряется!

Перегудов вышел проводить Фёдора во двор. На улице светало. Солнце ещё не вышло, но в воздухе уже разлилась молочная белизна, предвещавшая рассвет.

– С богом, Федя, – перекрестил его Перегудов, – береги себя! Езжай!

И коляска мягко покатила по зелёной травяной дорожке.

Глава 5
День третий. Отражение

Дмитрий Степанович, измученный переживаниями и уснувший лишь под утро, проснулся от громких детских криков, раздававшихся из столовой. Он лежал, не вставая, и с минуту слушал их милые звонкие голоса, раздвинув губы в непроизвольной улыбке, но тотчас воспоминания о прошлом вечере навалились на него такой непосильной тяжестью, что Перегудов с трудом нашёл в себе силы подняться с постели.

Выйдя в столовую, Дмитрий Степанович застал всю семью за завтраком.

– Долго почивать изволите, батюшка, – попеняла ему Дарья Платоновна.

– Что Данила? Не приезжал? – откашлявшись, спросил Перегудов, усаживаясь за столом.

– И Данилы нет, и Фёдор куда-то пропал. Ёра Семёнович сказывает – лошадей нет. Ты его послал, что ли куда, батюшка? – с напускным безразличием спросила Дарья Платоновна, быстро взглянув на Перегудова из-под очков.

– Послал, – односложно ответил Дмитрий Степанович, повязывая вокруг шеи салфетку и, обратившись, к младшим представителям семейства произнёс:

– Чем господа намерены сегодня заняться?

– Дедушка, мы вчера весь день просидели дома и вели себя ужас, как хорошо! – прокричал маленький Володя, – можно мы сегодня пойдём гулять?

– Боюсь, сегодня прогулка отменяется, судя по всему, будет дождь, – ответил Перегудов, взглянув в окно, где сияло ласковое летнее солнышко, – но я велю принести вам из псарни щенков гончей Долли, можете поиграть с ними!

– Ура, – обрадовались малыши, – а можно нам их оставить дома навсегда, мы их поселим у себя в детской и будем кормить!

– Думаю, бедная Долли огорчиться, – с улыбкой отвечала им мать и попеняла деду, – ты слишком балуешь их папа, они замучают несчастных щенят!

– Ничего Катенька, щенки уже довольно шустрые и будут только рады играм, а мне станет спокойнее, если дети останутся дома.

– Ах, какая ужасная история произошла вчера, – воскликнула Катя, – что папа, скоро ли будет пристав?

– Думаю, что скоро, дитя. Не забивай этим свою хорошенькую головку, подумай лучше, как украсить верхнюю комнату к приезду Александра и Маши.

Дарья Платоновна рассеянно водила пальцем по скатерти, задумавшись о чём-то и прислушиваясь к разговору мужа.

– Ну, а вы, молодые люди? – обратился Дмитрий Степанович к Николеньке и Виктору, – каковы ваши планы на сегодняшний день?

– Ну-у, поскольку собирается дождь, – ехидно протянул Виктор, глядя в открытое окно и демонстративно щуря глаза от нестерпимо яркого солнца, заливающего своим светом столовую, – я, пожалуй, возьму в библиотеке книгу и почитаю в своей комнате. Единственная просьба к собранию, – он поднял вверх обе руки предупреждающим жестом, – не беспокоить!

Дмитрий Степанович удовлетворённо кивнул и оборотился к Николаю:

– А ты, сын?

– Я, батюшка, если позволите, к реке пойду, – пробормотал Николенька первое, что взбрело в голову, – хочу взять мольберт и порисовать немного – там такие виды!

– Вряд ли это возможно, – хмурясь, медленно проговорил Дмитрий Степанович, – мне нужна сегодня твоя помощь и я хотел бы просить тебя остаться со мною. К тому же станешь нужен, когда приедет пристав, думаю, у него будут к тебе вопросы.

– Но, папа, я…

– Довольно! – крепкая ладонь Дмитрия Степановича коротко ударила по столу, – и, смягчаясь, добавил, – пойми Николенька, ты действительно мне очень нужен.

Николенька отложил прибор и, поблагодарив за завтрак, с поклоном вышел. Он досадовал сам на себя: Не мог придумать ничего получше! К реке – с мольбертом! Ясно ведь, что отец встревожен вчерашним происшествием и не желает, чтобы родные покидали дом! И сколько всё это продлится? А скоро явится пристав, найдёт убийцу и он – Николай, вынужден будет всё это время смирно сидеть дома! Так хотелось самому расследовать настоящее преступление! Впрочем, надо улучить момент и задать пару вопросов господину Мюллеру, он наверняка придёт сюда сегодня, а ему известно о местных жителях не мало! С такими мыслями Николенька вышел на широкую открытую галерею, опоясывающую весь дом и, облокотившись локтями на перила, и подперев голову кулаками, принялся поджидать управляющего.

Настя и Володя наскоро доели завтрак и умчались в детскую (им не терпелось начать новую забаву!) под присмотр матери и мисс Флинт. Вскоре из детской уже раздавался вперемешку счастливый визг детей и звонкий лай собак.

Дарья Платоновна продолжала рассеянно смотреть в пустоту. К завтраку она почти не притронулась.

Дмитрий Степанович обратился к Виктору:

– Что, Витюша, расскажи нам, как вчера прошёл твой день?

– Да никак, – быстро ответил Виктор, – походил по деревне, в церковь зашёл, свечу поставил вашей дорогой тётушке за упокой, – Виктор быстро перекрестился, – да и пошёл домой.

– Похвально, – одобрил Перегудов, – предков чтить надо. Ну а с кем познакомился? Говорил с кем? – продолжал допытывать Дмитрий Степанович.

– Да с кем здесь общаться-то, деревенщина одна, – пренебрежительно пожал плечами Виктор, – о чём мне с ними разговаривать!

– Не след так отзываться о крестьянах, – наставительно заметил Перегудов, – ты хлеб ешь их руками взращённый! Ну да ладно, ступай, да из комнаты ни шагу!

* * *

Дети разошлись. Перегудовы остались одни.

– Что ж, батюшка, – начала Дарья Платоновна, – всех ты определил, кому, чем заняться, видно и для меня дело подходящее найдёшь?

– О чём ты, Дашенька? – поморщился Дмитрий Степанович.

– А я и сама не знаю – о чём, – призналась Дарья Платоновна, – вот ты-то, я думаю, знаешь! А раз знаешь, то и мне поведай, что же это такого случилось, что ты Фёдора ночью в город услал и из дому никому выйти не дозволяешь? Аль, известно стало, что за супостат мальчонку вчера погубил?

– Нет, матушка, мне про то неизвестно – тихо отвечал Дмитрий Степанович, но спокойнее будет, ежели дети дома посидят. Да и вам Дарья Платоновна ни к чему по деревне-то расхаживать в эдакую неспокойную пору. А что Фёдора послал в город, так и сразу надобно было его послать с Данилою-то вместе, – покривил душою Дмитрий Степанович, – мальчишка-то молодой, глупый. В городе-то всего раз и был, ну как не найдёт участок-то? Вот Фёдор и поехал для надёжности…

Предвосхищая дальнейшие расспросы Дарьи Платоновны, он прикрикнул раздражённый невозможностью рассказать ей всю правду:

– Да будет вам матушка тревожиться! Займитесь-ка лучше своими тряпками да вышивками, всё больше пользы!

И ещё более раздосадованный собственной грубостью торопливо поцеловал супругу в лоб и, толкнув по рассеянности стоящий на пути стул, стремительно вышел, сославшись на срочные дела.

* * *

Между тем Виктор и не думал оставаться в комнате на целый день. Здраво рассудив, что дедушке и бабушке, встревоженным вчерашним происшествием будет не до него, он решил воспользоваться прекрасно выдуманным предлогом и запершись в своей комнате незамеченным уйти через окно. К обеду можно и вернуться, – размышлял он, – а потом если всё обойдётся уйти опять!

Сходив для отвода глаз в библиотеку и выбрав первый попавшийся том, он, демонстративно помахивая им, прошёл к себе в комнату. Заперев дверь изнутри, Виктор тотчас бросил книгу на кровать и распахнул окно. Свежий летний ветер ворвался в его комнату и закружил в весёлом танце, разгоняя во все стороны, брошенные там и сям листы бумаги, и прочую мелочь.

Осторожно выглянув в окошко, и не заметив никого поблизости, Виктор стал выбираться наружу. Комната его находилась на втором этаже и располагалась довольно далеко от земли. Но к счастью к самому окну большой раскидистый дуб услужливо протягивал крепкую толстую ветвь и для двенадцатилетнего мальчика спуск не составил никакого труда!

Выбравшись наружу, Виктор осторожно прикрыл окно, ловко соскользнул вниз – и был таков!

Незамеченным он выбрался к озеру и, благоразумно обогнув церковь с неизменной оравой поповских детей, вскоре вышел к развалинам.

Здесь стояла тишина. Даже птицы неохотно вили гнёзда вблизи обгоревших обломков, и только жужжание трудолюбивых шмелей летающих над цветами, обильно растущими меж руин, раздавалось в гнетущей тиши. Виктора снова, как и вчера охватила робость среди печальных, пахнувших гарью стен. Отгоняя от себя пугающие мысли, он прошёлся вдоль развалин, заглянул внутрь, но вчерашнего знакомца так и не увидел.

Уныло присел Виктор на ствол поваленного дерева и задумался. День, так чудесно начавшийся с приключения, стал вдруг скучен. Да и что толку веселиться, если некому рассказать, как ловко ты сумел выбраться из дома несмотря ни на что! Что же касается прогулки в одиночестве среди жутких обломков старого дома, где ещё возможно бродят неуспокоенные души его обитателей, то она Виктора и вовсе не прельщала. Посему Виктор решил более не оставаться вблизи руин, а спуститься в деревню и самому разыскать Матвея Сорокина.

Пойду, – размышлял он, – может, его мать не пустила или ещё что…. Виктор медленно стал спускаться с холма, когда вдруг почувствовал на себе взгляд. Вздрогнув, мальчик обернулся и успел заметить серую тень, метнувшуюся за ствол поваленного дерева на котором он только что сидел.

Виктор осторожно шагнул в его сторону:

– Матвей? – неуверенно спросил он.

За стволом не произошло ни малейшего шевеления. Виктор сделала ещё один шаг, ещё… и тут его нервы не выдержали и резко развернувшись, он с криком бросился бежать вниз с холма, леденея от ужаса и боясь оглянуться назад.

Виктор мчался, не разбирая дороги, и лишь уткнувшись с разбегу в белёную стену крайней избы, перевёл дух. В этот момент дверь дома открылась, и на крыльцо вышел тот, кого Виктор недавно разыскивал.

– Ты! – выдохнул Виктор.

– Я! – подтвердил Матвей, внимательно оглядывая его круглыми глазами, – от кого бежишь?

Виктор тотчас застыдился своего недавнего страха и неопределённо пожал плечами.

– Да так… Просто с горки бежал. Из развалин… думал тебя там найти, ведь мы же кажется, договаривались!

– Дык, я же туда и шёл! – оправдываясь, произнёс Матвей, – раньше мамка не пускала, да и то сказать дела у нас Витьша сегодня важные – не до развалин!

Матвей вздохнул тяжко, призывая к осознанию всей важности неведомого дела.

– Какие такие дела? – заинтересовался Виктор.

Матвей с сомнением скосил на него круглый глаз.

– Да такие дела, что тебе и знать нельзя! Коли кто увидит, что я тебя с собою взял – беда! Непременно побьют.

У Виктора в груди заныло сладко и тревожно, так захотелось узнать, что за дело такое таинственное!

– Возьми! – он с жаром схватил товарища за тонкую костлявую ручонку, – я же про развалины никому не проговорился!

– Это да, – размышляя, проговорил Матвей, – это-то верно! Ну да ладно, – внезапно решившись, мальчик потянул Виктора в густые заросли дикой вишни, – пошли, только – чур! Клянись помогать нам во всём всегда и во веки вечные!

– Кому это вам?

Матвей снова скосил на него глаз и, вздохнув произнёс:

– Пойдём, увидишь.

Раздвинув ветви, друзья выбрались на круглую полянку, где, занимаясь каждый своим делом, сидели три мальчика и две девочки. С первого взгляда было ясно, что всё это родственники Матвея. Двое мальчишек совершенно одинаковые лицом чуть постарше Матвея недовольно нахмурились при виде чужака. Девочки, оставив свои дела, удивленно вскинули на Виктора круглые глаза. Самый маленький вертлявый худенький мальчик лет семи по-птичьи подскакал к Виктору на одной ноге и уставился на него любопытным немигающим взглядом.

Виктор в свою очередь тоже оглядывал новых товарищей и тотчас был невероятно поражён! Он с изумлением и состраданием увидел, что у каждого ребёнка, даже у девочек спина изгибалась страшным, уродливым горбом!

Детям не понравился его слишком пристальный взгляд и близнецы, нахмурив брови, угрожающе двинулись к Виктору.

– Ты зачем его привёл? – угрюмо спросил у Матвея один из них.

– Он обещал помогать, – вступился Матвей за друга, – он с нами хочет пойти!

Да уж верно и не очень-то хочется, – думал тем временем Виктор, оглядывая жутковатую компанию, одетую почти одинаково в серые бесформенные хламиды с завязками на шее.

Но Матвей уже проворно подскочил к братьям и затараторил с ними настолько тихо и быстро, что до Виктора долетали только обрывки слов: Пауки… на просто убьют… всё равно узнают!

Наконец посовещавшись, братья окружили Виктора. Один из близнецов протянул ему руку:

– Меня зовут Кондрат. Я тут старший. Это – Андрейка, мы близнецы, – счёл нужным пояснить он, – девчонки вот… старшая Лизанька, младшая Алёнка. Самый маленький – Епишка.