Текст книги "Абуджайская шаль"

Автор книги: Татьяна Любушкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава 17
Стражи

– Ох, и напугали же вы нас, душа моя! – выговаривала Дарья Платоновна своему супругу, в то время как он вместе с Генрихом Карловичем, самозабвенно поглощал аппетитные яства, коими уставили широкий деревянный стол, доселе столь нелюбезные Стражи.

Отец Никон, Виктор и компания летунов, находились там же, с усердием воздавая должное богатому угощению. Несмотря на спартанский образ жизни, который преимущественно вели Слипуна, гостей своих они кормили на славу, стараясь угодить новым хозяевам. Посредине стола стояло огромное блюдо с выложенными на нём кусками сочного, поджаренного на костре бараньего мяса, от которого в воздухе стоял необыкновенно дивный аромат! В миске поменьше янтарные ломти вяленой рыбы (жир с неё капал тонкой струйкой и нежное мягкое мясо таяло во рту не вызывая необходимости работать зубами!). Жареная форель, украшенная красной, кисловатой на вкус ягодой, толстые колбаски, с подрумяненными бочками, чашки, полные лесных орехов и ягод стояли возле каждого гостя, мёд светлый и тёмный в больших деревянных плошках и в довершение ко всему пенистое сладко-кислое вино!

Подождав, когда гости утолят первый голод, рыжебородый Савелий начал разговор.

– Мы вас, Дмитрий Степанович, уж не один год в гости-то ждём! – задумчиво барабаня пальцами по столу, начал он, – дела запущены, народец от рук отбивается… вот вы, скажите-ка мне, – перегнулся Савелий через стол, – бывали вы на Совете?

– Нет, – пожал плечами Дмитрий Степанович, примериваясь к новому куску золотистой, поджаренной рыбы.

– Я так и думал! – откинулся назад Савелий, – а отчего же, позвольте спросить?

Что-то в его голосе заставило Перегудова насторожиться.

– Так не время ещё, – хитро сощурив глазки, отвечал он, – вот управлюсь с делами, тогда перед Советом и показаться не стыдно! А пока что обожду…

– Что за дела такие? – насмешливо спросил Савелий, – уж не поиски ли Абуджайской Шали? Поговаривают, что потерялась она, а новые Видящие, дескать, обойтись без неё не могут! Видящие, которые не видят! Так ли?

Дмитрий Степанович насупился, отложил в сторону недоеденный кусок и аккуратно вытер руки чистой тряпицей.

– А дела мои такие, староста, – тихим голосом начал Перегудов, – что тебе и знать бы ни к чему, не по чину вопрос задаёшь! А вот я к тебе вопрос имею!

Дмитрий Степанович упёрся крупными руками в стол, наклоняясь вперёд всем своим большим грузным телом.

– Где человек мой, Данила?!

За столом разом стало тихо.

Савелий привстал со своего места и прошипел, глядя Перегудову прямо в глаза.

– Мы сами решим его судьбу! Наличие скипетра ещё не всё! Вы не можете быть Видящим, пока вас не назначит Совет! – Савелий раздражённо отмахнулся от белокудрого, который пытался его остановить, – вот только без Шали вам на Совет не попасть! И кто вы есть?! Простые смертные! Что вы здесь можете решать?! Ничего!

– Уж будто? – с нарочитым спокойствием усомнился Дмитрий Степанович, теребя пушистые бакенбарды, – так, стало быть, ты тут начальство? – голос Перегудова, вначале тихий окреп и угрожающе зазвенел, – какие заслуги приписал ты себе, деревенский староста, что мне, хозяину своему указывать вздумал?!

Огромный, волосатый кулак Дмитрия Степановича с грохотом опустился на стол.

– В имении моём?! – голос Перегудова уже звучал подобно львиному рыку грозно и беспощадно, – на страже, чьих интересов поставлен ты, смерд?! Моих?! Так изволь ответ держать за бесчинства, что творятся в деревне! А может, ты свои интересы блюдёшь? Так напомню, что не для того ты вызван сюда! Утвердит меня Совет или нет, да только, – Дмитрий Степанович помахал перед лицом остолбеневшего Савелия толстым крепким пальцем с желтоватым, прокуренным ногтем, – ты мне верой и правдой на моей земле служить обязан! Ты и все соплеменники твои!

Перегудов грозно обвёл глазами притихших Стражей.

– А кто считает, что это не так, – добавил он, как ни в чём не бывало, наливая себе из кувшина красного вина, – так я не держу! Как там, бишь, называется ваша страна? Синегория? Вот и ступайте себе в свою Синегорию…

Дмитрий Степанович отпил из бокала и аккуратно промокнул чистой тряпицей пушистые усы.

– Где Данила? – повторил он вопрос, крепко сжимая в руке опустевший сосуд.

Через несколько минут томительного молчания отозвался белокудрый.

– Данила сам пришёл к нам… мы не держим его силой!

– Враки! – рубанул Перегудов, – мой кучер видел, что вы вели его как пленника, прокрался вслед за вами и слышал, что вы готовили ему смертную казнь! Мальчика держали в яме, возле этой самой пещеры! И Фёдор помог ему бежать!

– Это верно, – согласился белокудрый, – но с тех пор кое-что изменилось и наше отношение к Даниле тоже. Он вернулся к нам, отдался на наш суд и мы разрешили Даниле жить среди Стражей.

– Да что здесь, чёрт возьми, происходит?! – выругался в нетерпении Дмитрий Степанович, чем заслужил крайне неодобрительный взгляд супруги.

– Это долгая история, – отвечал белокудрый (Слипуны называли его Яков), – и, началась она очень давно…

– А нам торопиться некуда, – пробурчал Дмитрий Степанович, набивая табаком трубку, – а коли так, так и сказывайте, а мы послушаем!

Затаив дыхание, слушатели молча внимали рассказчику, с каждым новым словом всё, более узнавая мрачную тайну Данилиного (а вернее сказать, Фролушкиного) рождения.

Николеньке, в отличие от остальных, эта часть рассказа была известна, но и он слушал с неослабным вниманием, ничем не выдавая своей осведомлённости.

– Люди считают, что все мороки одинаково злобны и бессердечны, да и как иначе, если губят они души чужие? – говорил меж тем Яков, – на самом деле это не так. Не стоит забывать, что морок рождается от человеческой женщины! И ему присущи многие человеческие черты. Среди них, как и среди людей случаются всякие характеры, вот Антип-конюх, тот был жестоким и коварным существом, а сын его Данила (имя Фролушки давно позабыто!), напротив застенчивый и тихий. Его мать Пелагея всеми силами оберегала мальчика от влияния родного отца, да разве убережёшь! Всё одно, вскоре Данила узнал, какими возможностями обладают мороки. Узнал и запомнил. Но пока мальчик был юн, чужие тела его не прельщали, а в силу свое природной незлобивости и некоторой лености характера, подчинять себе других людей, используя свою силу, Данила не хотел. Хотя тому можно дать и другое объяснение: такое свойство мороки обычно используют после рождения ребёнка, для того, чтобы окружить своего единственного малыша безропотной и послушной охраной. Как бы то ни было, Данила тихо и мирно прожил среди ничего не подозревающих жителей Полянки двадцать лет. И неизвестно, сколько прожил бы ещё, ежели бы не попался на глаза одному из Стражей, а Стражи, как известно способны отличить морока от обычного человека…

– Мы его, как первый раз увидали, так глазам не поверили, – встрял в рассказ веснушчатый Тимошка, – думали, нет больше мороков в Полянке, уничтожены все!

– А много ль их было?! – ахнула Дарья Платоновна.

– Да морок-то был всего один, – ответил молчавший доселе Савелий, – Антип-конюх. Вот только он-то свою силу использовал с размахом! Завладел разумом всех людей, что в услуженье у Старой Барыни состояли, видно и к самой Софье Михайловне подбирался, да орешек оказался не по зубам, почуяла барыня неладное. А как почуяла, Зеркало Сути взяла, на людей своих через Зеркало взглянула!

– Прибежала, помнится сюда сама не своя, – поддержал рассказчика Яков, – дрожит вся, как лист осиновый, а в глазах тоска смертельная и ужас мертвящий! Страшно стало, как узнала, что её столько времени не живые люди окружали, а бездушные порождения ада, касались её ледяными своими руками и смотрели пустыми глазницами мёртвых глаз!

Дарья Платоновна прижалась теснее к тёплому, такому родному боку своего супруга.

– Что же стало с этими ужасными существами?! – дрожащим голоском спросила она.

– То же что и со Старой Барыней, – тихо покачивая головой, отвечал Савелий, – мы могли ей помочь, очистить землю от поганых существ, но она по-другому всё решила… говорила: Я виновата, что злобный морок людей моих погубил. Недоглядела, упустила, ведь не за один день эдакое случилось, а я не видела ничего, а должна была, на то здесь и поставлена! Эти люди по моей вине погибли, не искупить мне вины своей и оттого, – говорит, должна я их участь разделить! И до того это ей в голову втемяшилось, что и не отговорить! А в ночь глядим, над усадьбой зарево поднимается, тогда и поняли мы, какую участь Софья Михайловна себе уготовила!

– Неужто это она сама усадьбу подожгла?! – ахнули слушатели наперебой, жадно поедая глазами рассказчика.

– Она! – торжественно кивнул головой Савелий, – мученическую смерть приняла, скорбя сердцем своим о загубленных душах!

Отец Никон при этих словах перекрестился, сурово глядя на яркий огонь, и против обыкновения промолчал, при этом подвижное лицо его было необычно серьёзно и даже грустно.

Собравшиеся молчали, думая каждый о своём, но когда веснушчатый Тимошка подбросил в огонь хворосту и яркий свет озарил задумчивые лица, все несколько оживились и повеселели.

– А что же Данила? – нетерпеливо спросил Николенька, движимый жгучим любопытством.

– Данила? – откликнулся Яков, – увидев его впервые, решение наше было однозначно – уничтожить без всякой пощады, дабы никогда не омрачать эти чудесные места присутствием злобных и коварных мороков! Свежа ещё в памяти страшная смерть Старой Барыни и оттого суд наш был скор и суровый приговор Даниле вынесли безо всякого сожаления. Но тут случился кучер ваш, – Яков усмехнулся в бороду, вспоминая пьяненького, перепуганного мужичонку, – Фёдор помог Даниле выбраться из ямы, куда мы его посадили и вдвоём они покинули наш хутор…

– И что же дальше? – заворожено глядя на Якова, прошептала Дарья Платоновна, не в силах вынести затянувшуюся паузу.

– Дальнейшее мы знаем только со слов самого Данилы, – задумчиво отвечал Яков, подкидывая сухое полено в догоравший огонь.

– И что же этот шельмец вам тут рассказывал? – нахмурился Дмитрий Степанович.

– Выбравшись из плена, Данила смекнул, что деваться ему, в общем-то, некуда. Имение – территория для пришельников закрытая, и поскольку тайна его стала известна, найти Данилу не представит никакого труда, это лишь вопрос времени. К тому же мальчик понимал, что, узнав, кто он есть на самом деле, вряд ли найдётся у него союзник среди односельчан, и тогда Данила решился на страшное. Времени на раздумье у юноши не было, кроме ничего не подозревающего Фёдора рядом никого не оказалось, и Данила напал на него, собираясь наградить несчастного кучера смертельным поцелуем и тем самым спастись самому!

– И что же?! – звонко выкрикнул Виктор, сам, испугавшись своего громкого голоса.

Яков поворошил тлеющие угли костра.

– Он не смог. Когда оглушённый Фёдор беззащитный лежал перед Данилой, бедный юноша, обливаясь слезами, перевязал его рану и отнёс неподвижного кучера к Ползучей топи, дождался, пока того обнаружат, а сам ушёл в развалины, проклиная свою горькую участь. В развалинах Данила просидел два дня без воды и без пищи, и жизнь больше не казалась ему слишком привлекательной. Он сам пришёл к нам на хутор, оборванный, грязный и голодный и просил только скорой смерти для себя, потому что жизнь для него потеряла всякий смысл…

Долгое время все молчали, глядя на сверкающие искорки гаснущего костра, наконец, Дмитрий Степанович спросил, откашливаясь и кутаясь от ночной прохлады в полы длинного сюртука.

– Отчего же вы переменили своё решение? Почему не уничтожили его, едва он вернулся на ваш хутор?

– Данила доказал, что тоже имеет право на жизнь. Умение сострадать, делает его более похожим на человека, чем кого бы то ни было… ну а мы, в свою очередь, присмотрим, чтобы впредь у юноши не возникало искушения использовать свою силу морока. Он будет жить здесь и проживёт тот срок, что был отпущен когда-то бедному мальчику по имени Данила…

Эпилог

Время перевалило за полдень, когда сонные обитатели усадьбы, зевая и потягиваясь, покинули свои спальни. После визита к пещерным жителям, Перегудовы вернулись под утро и потому проспали до самого обеда.

День выдался солнечный, но не жаркий. Лёгкий прохладный ветерок принёс такой бодрящий запах свежести с реки, что решено было накрыть стол на летней открытой террасе.

Вскоре пришёл Генрих Карлович, а следом за ним присеменил вездесущий отец Никон. Нечего и говорить, что они тотчас были приглашены к столу, и вскоре вся компания наслаждалась горячим чаем, свежими булочками и покоем.

На зелёной лужайке, раскинувшейся возле дома, Виктор играл с Настенькой и Володенькой, всякий раз, терпеливо подавая им набитый тряпицами кожаный мяч, который неизменно выскальзывал из маленьких неуклюжих ручек малышей, вызывая громкий весёлый смех всех игроков. На скамейке поодаль за ними с улыбкой наблюдали Катенька и мисс Флинт, время от времени бросая детям подбадривающие реплики.

Возле неудавшейся клумбы с цветами, посадкой которых столь энергично руководила Дарья Платоновна, вздыхая, бродила бабка Пелагея. Она выкапывала засохшие черенки, высаживала новые растения, словом делала всё, чтобы клумба стала действительно походить на клумбу, а не на разрытые раскопки старинного захоронения.

– Денёк-то какой! – благодушно произнёс Дмитрий Степанович, лениво окидывая взглядом окрестности.

– Славный, правда, – поддержала его Дарья Платоновна и все единодушно кивнули.

Разговор не клеился. Николенька лениво прихлёбывал чай, щуря глаза от яркого солнца, Генрих Карлович задумчиво катал хлебный мякиш по краю стола, а отец Никон деловито примерялся к румяным пышным булочкам, стараясь выбрать ту, где было поболее изюму.

Наконец, Дарья Платоновна вспомнила свои обязанности хозяйки дома и начала светский разговор.

– Вот ведь, хочу заметить, и недели не прошло, как мы в Полянке живём, а кажется, будто целая жизнь прожита! Столько всего приключилось и не упомнить! Неужто, Генрих Карлович, в Полянке всякое время такая жизнь? Ведь это же карусель какая-то, а не жизнь!

– Ну что вы, Дарья Платоновна, – с мягкой улыбкой отвечал управляющий, – это только спервоначалу так кажется, да и к тому же, должен заметить, убийство в деревне – явление исключительно редкое!

На солнце набежало тёмное облачко, затмевая ласковый свет и ветер, тотчас подул сердито, клоня кроны деревьев к самой земле, словно нечаянно оборонённое страшное слово смутило нежный и покойный мирок.

Дмитрий Степанович при этих словах досадливо крякнул и потянулся за трубкой, а Дарья Платоновна сердито поджала губы.

– Вольно же вам было, Генрих Карлович, разговор испортить, – недовольно попеняла она управляющему, – уж так не хотелось в эдакой денёк погожий о плохом думать!

– Но помилуйте, Дарья Платоновна, – расстроился господин Мюллер, – мы не можем об этом не думать, зная, что убийца по-прежнему среди нас!

– Это верно! – поддержал его отец Никон, – как не гони дурные мысли, а они сами в голову так и лезут! Я то, признаться, как узнал, что Данила напал на Фёдора, думал, что и Макара он, того… а теперь уж и не знаю, что и думать!

– А что тут думать, – неожиданно подал голос, молчавший доселе Николенька, – кажется и так всё яснее ясного!

– Да уж, нам известно, какой вы, Николай Дмитриевич, великий сыщик! – хихикнул отец Никон, – помнится, насилу ушёл от вашего преследования! – и он рассмеялся от души, обнажая в улыбке маленькие редкие зубки.

– Вот как?! – запальчиво отвечал Николенька, краснея от досады, – а вот, поглядим! – и обернувшись кругом, он прокричал, складывая ладони рупором.

– Пелагея Михайловна!

Старая женщина вздрогнула от неожиданности и, распрямляя колени, посмотрела, подслеповато щурясь, в сторону зовущего.

– Извольте подойти сюда! – Николенька махнул рукой, подзывая старуху, и тут же сбежал по ступеням крыльца, помогая бабке Пелагее подняться на террасу.

Вся компания с любопытством наблюдала за ними.

– Что это он ещё задумал? – с тревогой спросила Дарья Платоновна у своего супруга, но тот в ответ лишь недоумённо пожал плечами.

Повинуясь любезному приглашению Дарьи Платоновны, старуха осторожно присела на край деревянного стула с высокой резной спинкой и сложила перед собой большие натруженные руки.

Взволнованный Николенька стоял рядом, потирая внезапно вспотевшие руки.

– Скажите, Пелагея Михайловна, – обратился он к старухе, – известно вам, что ваш Фролушка будет теперь жить среди Стражей?

– Да уж, известно, – немногословно отвечала старуха, поджимая в скорбной гримасе блёклые губы.

– Так что же, уважаемая? – тихо спросил её Николенька, – кажется, вам скрывать больше нечего? Может, расскажете правду про Макара и про…

– Нечего мне больше рассказывать, – сердито перебила его старуха, – ни к чему и пытать!

– Хорошо, – медленно отводя от Пелагеи взгляд, согласился Николенька, – тогда я сам расскажу!

Присев на стул, Николенька задумчиво пощипал рукой несуществующие бакенбарды и начал рассказ.

– Я, признаться, всё это время думал о тех загадочных событиях, что происходили в деревне.

– Мы все об этом думали! – вставил отец Никон, но на него сердито шикнули.

Николенька кивнул рассеянно головой и продолжал.

– О многом я догадывался, но многое и не понимал. Но вчера, когда я узнал, что Софья Михайловна сама явилась виновницей пожара, многие мои догадки получили логическое завершение.

Николенька удобнее примостился на стуле.

– Помните, Генрих Карлович, вы рассказывали, что перед смертью, Софья Михайловна велела перенести во флигель семейную библиотеку? Перенесли туда также другие вещи, в том числе старинные часы, в которых хранился скипетр. Словом во флигель заранее было снесено всё самое необходимое! Это доказывает, что Софья Михайловна готовилась к пожару и не желала, чтобы бесследно пропали бесценные вещи. Можно предположить, что, воспользовавшись Зеркалом Сути, для того чтобы взглянуть на истинную сущность окружающих её людей, Софья Михайловна, охваченная ужасом, бросила ценный предмет, где его тотчас прибрал к рукам пронырливый мальчишка. Но Шаль?! Все очевидцы в один голос утверждают, что Шаль Старая Барыня всегда носила на своих плечах. Так неужели, задумав поджог, и пытаясь сохранить дорогие её сердцу вещи от пожара, она забыла про Шаль?! Тысячу раз нет!

Николенька придвинул к себе пустой бокал, куда услужливая Дарья Платоновна тотчас налила холодного компоту. Николенька выпил, утирая салфеткой губы, и вдохновенно продолжал.

– Шаль она передала в руки по настоящему доверенному лицу – Пелагее!

– С чего бы это?! – взвилась со своего места старуха, – а почему бы не управляющему? Или вот отцу Никону?! – она ткнула пальцем в подскочившего от неожиданности священника.

– Нет, – покачал головой Николенька, – и в доказательство тому есть два факта! Первое – Шалью пользовались! Уже после смерти Старой Барыни двери в иные миры не раз бывали открыты, а кто мог это сделать кроме вас, Пелагея Михайловна?

– Верно! – хлопнул себя по лбу Дмитрий Степанович, – ведь в письме Софьи Михайловны говорилось о том, что Пелагея внебрачная дочь Михаила Даниловича! Стало быть, Шаль послушна и в её руках! Но как же она могла отыскать Двери без Зеркала Сути? Ведь Зеркало в то время уже находилось у Кондрата?!

– Глаза, – коротко ответил Николенька, – помнится вы Генрих Карлович, изучали необычные глаза Шалаков. Что вы о них скажете?

– Что скажу? Скажу, что многое, скрытое от человеческих глаз, не является тайной за семью замками для Шалаков. В том числе и Двери…

– Прекрасно! – удовлетворённо кивнул Николенька, – таким образом можно предположить, что в поисках Двери Пелагее помогал её сын Фролушка. Обладая телом Шалака, он вполне мог это сделать!

– Но позвольте, – возразил ему Генрих Карлович, – с чего вы взяли, что Двери вообще открывались? Откуда?!

– А где, по-вашему, находился все эти годы Макар? – вопросом на вопрос отвечал Николенька, – теория отца Никона, о том, что Макар явился на землю в образе ангела небесного, конечно интересна, – пустил шпильку в сторону отца Никона Николенька, – но безосновательна! Да к тому же, смею заметить, возвращение Макара в Полянку наблюдали несколько свидетелей!

– Но кто?! – выкрикнули все хором, даже безмолвно сидевшая бабка Пелагея с интересом подняла голову.

– Первый, – Николенька загнул палец, – наш Володенька! А второй свидетель – Марья! Данила, конечно, не в счёт. Думаю, что он всегда присутствовал на сеансах открытия Дверей, не так ли бабушка Пелагея?

Но старуха по-прежнему хранила твёрдое молчание.

Не дождавшись от бабки Пелагеи ответа, Николенька продолжал.

– Володя случайно увидел, как открываются Двери, но был при этом слишком несдержан, за что и поплатился! Любимица Пелагеи Марья тоже присутствовала там, охраняя свою опекуншу от назойливых глаз. Марья, одинокое нелюбимое никем существо – внучка полубезумной ведьмы, слишком привязана к Пелагее, и ни за что не допустит, чтобы тайна баки Пелагеи была раскрыта. Скажу более, она не остановится ни перед чем! – Николенька примолкнул на секунду, вспоминая страшные часы, проведённые в плену у злобной красавицы.

– Марья не виновата, – глухо подала голос бабка Пелагея, – я и знать не знала, что девка-то рядом… безумная она, что с неё взять!

Старуха прикрыла старческие сморщенные веки, переносясь мыслями в прошлое.

– Я когда Шаль от Софьи Михайловны получила, домой пошла, а по дороге в конюшни заглянула, сыночка Макарушку проведать, он Антипу за лошадьми ухаживать помогал. Зашла я туда, Макарушка мой в деннике убирает, старается сердешный, а Антип рядышком сидит и так злобно на сыночка моего поглядывает, что у меня сердце захолонуло.

Тогда и решила я Макарушку своего в другой мир отправить! Когда, думаю, ещё такой случай удачный выпадет, а здесь непременно Антип Макарушку моего изведёт. В тот же вечер мы с Фролушкой его в Монкалина и отправили. Помню, как прощались мы с ним. Обнимаю я его, а он прямо весь огнём горит и только всё шепчет, как в лихорадке: Мама, мама… Сердце моё на части рвалось, будто чуяло, что видимся в последний раз… Давно я хотела всё рассказать, ещё в тот день, как пришли вы ко мне с Дарёнкой, да вот… смолчала… – старуха заплакала тихо, утирая слёзы концом выгоревшего чёрного платка.

– Но что же случилось, когда Макар вернулся? – участливо наклоняясь к бабке Пелагее, спросила Дарья Платоновна, но старуха только помотала головой, рыдая ещё горше.

– Он не вернулся, матушка, – печально отвечал за неё Николенька, – Макар действительно погиб в тот день, когда случился пожар, но не от огня… его погубил Антип, прикоснулся к нему смертельным поцелуем.

– Господи, воля твоя! – ахнула Дарья Платоновна, – но откуда же ты и это знаешь?!

– Догадался, – пожал плечами Николенька, – на эту мысль навела меня книга Михаила Даниловича Перегудова, там подробно описан образ жизни мороков. И одна из особенностей их существования состоит в том, что в последнем перевоплощении тело жертвы перестаёт развиваться. Не изменившийся за много лет облик мальчика Макара, натолкнул меня на мысль, что это никто иной, как злобный морок Антип!

– Он отомстил мне! – горько воскликнула бабка Пелагея, – мне и моему сыну! За мою нелюбовь к нему, за рождение Макарушки! Если бы я получила Шаль днём раньше, мой бедный мальчик был бы жив!

– Позвольте, – холодея от страшной догадки, произнёс Дмитрий Степанович, – но там, в лесу… кто же убил Макара, то, бишь, Антипа?!

Бабка Пелагея подняла на присутствующих сверкнувшие холодным гневом глаза.

– Убила! И ещё тысячу раз убила бы злодея! И в том не раскаюсь никогда ни перед богом, ни перед людьми!

Долго в тягостном молчании сидели собравшиеся, не смея поднять на старуху глаза. Каждый думал о своём, сражённый признанием бабки Пелагеи и невольно спрашивая себя, как бы он поступил, случись с ним такое?

Дмитрий Степанович, терялся в догадках, отчего не пришла со своей бедой Пелагея к своей сестре Софье Михайловне? Неужто та не помогла бы ей, не спасла её несчастного мальчика? И тут же ему вспомнился случай из собственной жизни, когда пришёл к нему, разбогатевшему и успешному с поклоном его дальний родственник по батюшке – просить денег. И он Перегудов, важно развалясь в мягком удобном кресле читал маленькому жалкому человечку в стареньком заштопанном мундире, долгую нудную нотацию о трудолюбии и пользе экономии, а потом конечно дал денег, ведь не плохой он человек, Дмитрий Степанович Перегудов! А этот жалкий человечек отчего-то не взял. Мелко кланяясь и глуповато хихикая, он отказался от протянутой ассигнации, и ушёл, хотя весь вид его говорил, что деньги ему и впрямь нужны! Более Дмитрий Степанович его никогда не встречал, но иногда, вот как сейчас, вспоминая об этом случае, ему почему-то всегда становилось стыдно. И вздохнув, он не стал допытывать несчастную старуху, отчего она не попросила помощи у влиятельной и могущественной Софьи Михайловны.

Дарья Платоновна, расчувствовавшись и роняя обильные слёзы, всё глядела на своего ненаглядного Николеньку, с ужасом представляя себе, что это мог быть и не Николенька вовсе, а вообще неизвестно что такое! И от эдаких мыслей бедной Дарье Платоновне чуть не сделалось дурно.

Более привычные ко всяким необычным жизненным перипетиям Генрих Карлович и отец Никон тоже терзались мыслями, но несколько иного рода, которые, наконец, решился высказать вслух господин управляющий.

– Отчего вы не вернули Шаль законным хозяевам, Пелагея Михайловна? – спросил Генрих Карлович, не поднимая глаз.

Старуха тяжело вздохнула.

– Как Перегудовы то сюда въехали, так сначала хотела, а после всё пошло кувырком. Когда поняла, что Макара больше нет, думала хоть Фролушку спасу. Сколько лет изо дня в день только и боялась, что раскроется страшная тайна, и погубят жестокие люди сыночка моего, кровиночку единственную. Когда узнала, что Стражи взяли его под свою защиту, то снова хотела Шаль Абуджайскую отдать, да не знала, как, всё боялась расспросов про Макара, да про Антипа… а теперь что ж… более мне действительно скрывать нечего!

Старуха развязала тугой узел своего бессменного чёрного линялого платка и положила его на стол, рукой сдвинув в стороны ненужную посуду.

Полежав немного, старенький платок, вдруг пришёл в необыкновенное движение, начал расти в размерах, растягиваясь в разные стороны, и, сначала тускло, а потом всё ярче и ярче расцветать необычайно цветными, дивными красками. По краям колышущейся шали появилась пушистая бахрома, с вплетённой в неё золотистой нитью, в каждом углу вырос крупный цветок, невиданной формы и благоухающий, как сотня роз. Вокруг цветов, появилась роспись из мелких, красочных вензелей, затейливо переплетённых и теряющихся в разнообразных красках благородного полотна.

– Ах, какое чудо! – восторженно всплеснула руками Дарья Платоновна.

И с её утверждением невозможно было не согласиться!

Привлечённые удивлёнными и восторженными возгласами, к столу подбежали дети.

– Ой, какой красивый, – хором завизжали малыши, пытаясь дотронуться хотя бы пальцем, до роскошной шали. Словно почувствовав их желание, расписные уголки колыхнулись, и сами потянулся к их маленьким, нетерпеливым ручонкам, ласково обвивая их маленькие пальчики.

– Ой, он живой! – взвизгнула Настенька.

И тут же каждый попытался прикоснуться к шелковистой, тёплой на ощупь поверхности платка.

Никто и не заметил, как, воспользовавшись суматохой, старая бабка Пелагея поднялась со своего места и незаметно выскользнула наружу, торопливо покидая шумное сборище.

Один только Николенька спохватился, и запоздало глянул вслед сгорбленной фигуре с седыми развевающимися по ветру волосами. Он хотел, было окликнуть её, но его остановил предупреждающий взгляд отца. И пока остальные восторгались необычайной, живой и ласковой шалью, отец и сын задумчиво смотрели вслед несчастной старухе, до тех пор, пока она совсем не скрылась из виду.

– Ну что ж! – бодро воскликнул Генрих Карлович, оглядывая ликующее собрание, – все загадки разрешены, волшебные предметы найдены, а виновные понесли заслуженное наказание! Хотя… – тут он лукаво улыбнулся, – если вы Николай, Дмитриевич, ответите мне на один, последний вопрос, поистине моё уважение к вашей проницательности будет безграничным!

– Что за вопрос? – очнувшись от невесёлых мыслей, спросил Николенька, смущённо улыбаясь.

– Когда мы с вашим батюшкой находились в пещере, то наблюдали весьма странное явление, помните, Дмитрий Степанович?

– Как не помнить! – откликнулся Перегудов, подкручивая рукою роскошные седые усы, – по сию пору душа в пятки уходит!

– И что такое вы видели, Генрих Карлович? – с любопытством спросил неугомонный отец Никон, – подземных чудищ или легендарного разбойника Летоху?

– Совершенно достоверно утверждать, видел я или нет сего знаменитого господина – не берусь, поелику не был знаком с ним ранее. Хотя вполне вероятно, что в огромной толпе народу, коей заполнена была обширная зала в пещере, этот господин и присутствовал…

– Огромная толпа народу? В пещере? – недоверчиво переспросила Дарья Платоновна, – да полно вам Генрих Карлович, возможно ли такое?!

– Тем не менее, это так, матушка! – подтвердил слова управляющего Дмитрий Степанович, милейший Генрих Карлович был там не один, мне тоже довелось видеть это престранное зрелище!

И он вкратце рассказал о том происшествии, что случилось с ними в глубине Летохиной пещеры, на берегу Мутного озера.

Когда затихли изумлённые аханья и восторженные вздохи, Николенька снова обратился к Генриху Карловичу, повторяя прежний вопрос.

– Так что же вы хотели, узнать, уважаемый Генрих Карлович?

– Среди многочисленных людей я с удивлением увидел одну знакомую мне особу… и по сию пору ломаю голову над той загадкой, что происходило тогда в пещере и откуда взялись эти люди? А ключиком к разгадке, полагаю, может послужить имя таинственной особы – бабка Агафья! Местная ведьма, живущая у Звенящего родника!

– Ох! – от неожиданности Николенька раскрыл рот и беспомощно сложил на груди скрещенные руки, – ох, Генрих Карлович, батюшка! Бабка Агафья никак не могла быть в тот вечер в пещере!

– Отчего нет? – удивился Дмитрий Степанович.

– Не могла! – твёрдо ответил Николенька, отчаянно качая головой, – ведь она накануне того дня упала в Яму и погибла! Я сам видел…