Текст книги "Год охотника"

Автор книги: Татьяна Эльдарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

"Нет, – думал Игорь Максимильянович, – даже после Пушкина описывать это не бессмысленно!.." – Он был заворожён нежными тоскливыми запахами... Околдован ажурной вязью веток, пылавших всеми оттенками осеннего пожара...

И вдруг вспомнился ему служебный кабинет, картина Левитана... Осенний пейзаж выходил за раму, продолжаясь на белой стене оранжево-розоватыми облаками. Уборщица оправдывалась: мол, обрамленная в багет репродукция мешает отмывать следы дознания. А раз (они тогда из-за ангины Лизхен прервали отпуск и вернулись из Ялты парой дней раньше) на стене, как чьё-то безмолвное восклицание, алела пятерня. И это при его-то стремлению к порядку!

*** Трещина

Завидев Диану Яковлевну у крыльца флигеля, Франц открыто улыбнулся через весь двор: "Чего, дурак, упирался?..."

Она задумчивым взглядом гладила кроны деревьев над пиками ограды, словно что искала. Сквозь растворившееся в очках солнце, узнала гостей.

– Привели?.. Наконец! Здравствуйте, Игорь Максимильянович!..

Франц вздрогнул, застегнул кожаный пиджак, огладил волнистые пряди над залысинами, подтянулся, подошёл, поздоровался.

– Рад вам послужить, фрау Диана Яковлевна!

"Фрау", будто испытывая, показала правую руку:

– Игорь Максимильянович, вот посмотрите...

Франц внезапно ощутил дразнящий аромат. Снизу поддержал протянутую ему ладонь, легко её пожал, поклонился, одновременно рассматривая.

Было от чего прийти в недоумение.

"Что за глупость? – подумал он. – При чём здесь мой профессионализм-то?.."

На глубокой подробной дельте линий жизни смиренно лежали никчёмные мелочи: деревянная прищепка, перо от чернильной авторучки, грецкий орех и ладанка на шнурке серебряного плетения. Ладанок, подобных этой, ему прежде видеть не доводилось: натуральный шелк, правда, очень ветхий, и тончайшей ручной работы именная вышивка-вензель.

– Ну, вы теперь – просто Али Баба! – иронически воскликнул Франц.

Бурханкин укоризненно покачал головой: не люблю, мол, эти вот намеки мужик, баба... Лучше бы уж ты выругался! (Матерные выражения он прощал, хотя сам не употреблял.)

Франц поинтересовался с ноткой иронии в голосе:

– В какой же пещере Сим-Сима вы нашли эти сокровища?..

– Обнаружила в стыке брёвен, – спокойно объяснила Диана Яковлевна. Почувствовала: из угла дует... Решила подлатать, а там... Сплошные щели. Дом сильно износился, я представить не могла – до какой степени.

Игорь Максимильянович предположил:

– Наверное, в стародавние времена тут жил какой-нибудь Плюшкин или Коробочка, раз всё по щелям прятал...

– Да нет, вряд ли его можно так назвать... – Диана Яковлевна отняла руку, позвала за собой в дом. – Идёмте, как раз одну коробочку вам покажу. Не коробочка – целый чемодан!

Франц остался на крыльце. Сел на нижнюю скрипучую ступеньку, не желая покидать праздничный двор, усыпанный яблоками.

Франц. Да-да. Как вы всё это обнаружили, можете рассказать?

Диана. Что ж, хотите "от печки" – пожалуйста.

Вздернув на коленях узкие брюки, Диана Яковлевна присела рядом, плотнее запахнула поверх свитера стеганую безрукавку с большими накладными карманами, откуда выглянул знакомый кожаный переплёт.

Игорю Максимильяновичу, похоже, начинала нравиться сцена...

Бурханкин захотел было приземлиться тут же, с ними, на крыльце, да лишней ступеньки не нашлось. А подвинуться – Францу почему-то в голову не пришло.

Бурханкин, конечно, не обиделся, в кои-то веки смотрел на Фиму сверху вниз:

– Ну что ты, это... в самом деле?.. Я же тебе объяснил, наши дважды пытались ремонтировать, да у них чего-то не заладилось. Зазвать сюда народ не так-то просто. У них дел, это... – он перечеркнул горло ребром ладони: во!..

Смерив егеря взглядом, Франц не удержался от просьбы:

– Диана Яковлевна, вы уж сами, пожалуйста, изложите суть проблемы, будьте любезны. Я всё утро потратил, пытаясь добиться от Егор Сергеича внятного объяснения.

Бурханкин почесал нос и скоренько пошел кликать Фомку. Пёс бегал где-то вне пределов видимости...

Диана. После смерти прежнего хозяина Большой Дом пустовал.

Франц. А как вы здесь оказались?..

Диана (прервала его дирижёрским жестом). Да не в том дело!.. Я знала Ивана Павловича по рассказам. Он был актёром.

Франц. Как фамилия?..

Диана. Вы всё равно не слышали. Он недолго блистал на столичной сцене.

Франц. А потом куда делся, чем занимался?

Диана. Сидел... Точно не помню, сколько...

Франц. За случайное слово?

Диана (кивнула). Выйдя на свободу, на сцену не вернулся. Не объявился и жене с маленьким сыном, чтобы жизнь им не усложнять. Мой отец, его верный поклонник, переписал на артиста... (она указала на Большой Дом).

Франц. Ваш отец тоже тут жил?

Диана. Нет. Он с родителями – горожанин. Так здесь и не прижился. Помог деду с бабушкой новый дом возвести и уехал.

Франц. Что их погнало в эту глухомань?

Диана. Разве мало людей кочует с места на место в поисках лучшей жизни? Особенно, если "у руля" – новая власть, а тебе "не повезло" с биографией, но оставлять родину – не в правилах твоих предков...

Франц (задетый за живое). А вы не могли бы мне пояснить, что считается Родиной: место, где ты родился, и которое причиняет массу неудобств, или то, куда неодолимо тянет, которое может стать тебе родным и где ты будешь достойно и счастливо...

Диана. Игорь Максимильянович! Представления о достойной и счастливой жизни – у каждого свои. Кроме того, не обязательно ставить их в один ряд. Это же совершенно разные понятия.

Бурханкин не утерпел: прервал поиски Фомки и тут же вмешался.

– Ну да, ну да! Надо жить, где живёшь! Где родился, там и сгодился!...

– То-то, я смотрю, как ты процветаешь от зарплаты до аванса, – Франц демонстративно поморщился, – даже на мыло никак не наскребёшь. Только штрафами и пробавляешься!..

– А ты мне, это... глаза не коли! Я тебя штрафовал?..

Франц вынужден был признать, что – нет. Но успокоиться не мог.

– Да разве только в деньгах дело?.. Я постоянно должен чувствовать себя обязанным по отношению к тебе! А почему? Это же твоя работа!

– Что ты мне должен? – поразился Бурханкин. – Ничего ты мне не должен!..

– Давай не будем открывать дискуссию, – предложил Франц. – Диане Яковлевне это совсем не интересно. Вот её дед с бабушкой смогли приспособиться к здешней жизни, а отец – нет. Видимо, ему не хватало людей, общения, театров, транспорта, газет... Тебе, например, всего хватает?..

– Я, это... Там Фомка... – И Бурханкин увильнул от продолжения разговора.

Игорь Максимильянович вновь повернулся к Диане Яковлевне.

Диана. Вы почти правы. Я не знаю: может, останься здесь, отец был бы счастливей... Но на мой взгляд, он прожил достойно, хотя очень неспокойно... Выучился, приобрёл множество друзей. Вскоре – смерть родителей... потом развод, потом новая семья... Вобщем, неважно... Мы ведь говорим о его друге.

Франц. Да, давайте о прежнем владельце Большого Дома.

Диана. Иван Павлович поселился в этом Богом забытом месте один. Развёл сад, охотился, делал мебель... Переписывался с моим отцом: узнавал, как живут близкие люди. Сын Ивана Павловича погиб уже взрослым. Жена не перенесла горя... Вскоре и сам Иван Павлович скончался... (Она помолчала.) Официальных наследников нет.

Франц. Но разве вы не можете претендовать?..

Диана. Претендовать?..

По взгляду Дианы Яковлевны Франц сообразил, что глупость сморозил.

Франц. Прошу прощения, и что?...

Диана. Больше года я тут не появлялась. Так сложились обстоятельства. И вот выяснилось, что не так давно объявился покупатель. Для ремонта – в моё отсутствие воспользовался флигелем. Собственно, флигелем-то его неправильно называют. Он же старше нового дома почти вдвое – с того века стоит.

Франц. Они и выглядят, как дед и внук...

Диана. Превращая эти хоромы в охотничий гостиный двор, покупатель успел многое переделать, уж с чьего разрешения – не ведаю. Но сам почти никогда не приезжает. За лето от его имени несколько раз наведывался один местный житель, Тарас Григорьевич. (Усмехнулась своим мыслям.) Любознательный такой!..

– Егор Сергеич, ты не знаешь случайно, что он здесь делал? – обратился Франц к Бурханкину, чьё настороженное присутствие обнаруживал лишь хруст листьев.

Из-за ближайших кустов донеслось:

– Он заместо завхоза при новом хозяине.

Диана Яковлевна терпеливо переждала их диалог и продолжила.

Диана. Флигель теперь в некоторых местах больше похож на рыбацкий невод. Жить тут сложно... Но всё ещё поправимо.

"Что, у нашей фрау постоянной крыши над головой нет?..." – подумал Игорь Максимильянович.

Франц. Да зачем вам?.. Лишние хлопоты и одни затраты!..

Диана. Отец любил его. Бывал здесь редко, но чего только мне о нём не рассказывал!.. Старый дом многих приютил, многим помог – достойную жизнь прожил...

Франц (обреченно вздохнул, искоса поглядывая на хозяйку флигеля). Что ж делать, старость – не радость!

Диана. Смотря какая... Помните, я подкинула областному краеведческому музею идею: сделать во флигеле музей Охоты?.. (Франц кивнул.) Потому и жила всё лето, чтобы его тут не растащили на "запчасти", пока не примут окончательного решения. До сих пор думают.

Франц (уверенно). И думать будут, пока флигель окончательно не развалится. А на носу холода!.. Не боитесь одна, зимой, в глуши?

Диана. Ничего, мне – в самый раз.

Игорь Максимильянович опять попытался заглянуть за стёкла очков.

"Странная фрау! Хотя, чего ж тут странного: музейный работник. Благими намереньями... Предложила на свою голову, теперь жалеет, но не признаётся."

Диана. Бояться здесь некого, да и некогда: только-только всё успеть.

Игорь Максимильянович не понял, что она хочет успеть. Но не подал вида, а высказал свои соображения.

Франц. Понятно! Воды натаскать, печь затопить... обед, посуда, дрова, экспонаты... День да ночь – сутки прочь! Справитесь в одиночку? Всё ведь с лета не заготовишь...

Диана. Человек никогда не бывает один!..

Хозяйка задумчиво положила найденные мелочи в левый карман безрукавки. Из другого – по-прежнему вытарчивал кожаный переплёт. Она встала и, упруго оттягивая носки, не скрипнув ни одной дощечкой, спустилась на землю.

"Что ей проку в этой развалюхе? – пронеслось в голове Франца. – Ясно же – бывшая балерина!.. Точно – жить негде!"

Диана. Летом я была не одна, здесь находился мой большой друг. Три месяца мы провели, как в раю.

"Ого! – подумал Франц. – Лихо! И так спокойно об этом говорит. Сколько же ей?.."

Ощущение театральности исчезло.

– За это время не случилось никаких происшествий, если не считать нормальных человеческих шишек и царапин у Гошки... – Глаза Дианы Яковлевны наконец-то улыбались.

"Так это она мальчишку пасла, – Франц наконец-то понял жизненный статус дамы и успокоился: – всего-навсего няня!".

Хозяйка, взглянув в упор, строго оборвала (себя, или его гадания?):

– Не о том... Итак, флигель ожил, мы с ним слегка подремонтировали друг друга и до осени чувствовали себя прекрасно.

Ну, это как раз Игорь Максимильянович легко понял: с вещами у него тоже иной раз устанавливались неподвластные разумению взаимоотношения.

Взять, к примеру, холодильник... Наглый прибор вёл себя безобразно. Чем хозяин только его ни усмирял – неделю поёт, потом двое суток орёт, затем хрипло агонизирует и смолкает (порядок исполнения может быть и другим). Или зеркало, что осталось висеть в квартире: плохое у него настроение – такое покажет, близко не подходи! А изредка Франц себе в нём даже нравился, хоть франтом не был.

Диана Яковлевна тем временем говорила:

– И пока искала мастеров, ваш знакомый, Тарас Григорьевич, даже не намекнул о помощи, лишь жизнью моей интересовался. А я вот этот "урожай" собрала.

Франц нетерпеливо перебил:

– Скажите, что вас тогда смущает? Вы же сами объяснили: летом тут жил ребёнок. Дети – это ведь всегда маленькие плюшкины! Знаете, моя дочь прятала свои секреты в самых неожиданных местах! Один раз закатала в клубок кольцо жены. Пока самой стыдно не стало, так никто и не...

Игорь Максимильянович прикусил язык: обычно он старался избегать семейных разговоров. Даже с Бурханкиным не делился прошлым – особенно теперь, когда егерь тоже стал одинок.

Диана Яковлевна спокойно возразила:

– Во-первых, я умею отличить детские секреты от взрослых, поверьте! И Франц почему-то сразу поверил. – А во-вторых, я точно знаю, что пришла пора их, эти чьи-то старые секреты, раскрыть.

Францу показалось, она сказала гораздо меньше, чем могла бы...

"Ну, что, Игорёша, – раздумывал Франц, – сунешь свой нос в трещины дома?.. Ринулся же в прошлый раз, очертя голову... Сдурел тогда от жары... И где гарантии, что не попадешь в очередную переделку?.."

– Идемте, наконец, в дом. Посм?трите остальное, – настойчиво повторила приглашение Диана Яковлевна.

Будто гриб из под земли – возник Бурханкин и бодро протянул руку к скобе.

– Ну, всё выяснили?..

– Нет, только начали, – хмуро ответил Франц, поднимаясь.

По всему – его опять вовлекали в какое-то расследование.

*** Падение флигеля

Затеи Бурханкина были необходимы Игорю Максимильяновичу, как ветер мельнице Дон Кихота. Мысленно он уже троекратно отправил Бурханкина к бабушке нечистого.

Егор Сергеевич почувствовал, сник, начал вилять.

– А Фомка не появился?.. Я, это... все кусты обшарил, вкруг двора всё облазил, даже в подклеть Большого Дома заглянул! Что-то, это... нет его нигде.

– Не надо нас с Фомкой опекать! За Волчком своим следи! – грозно прошипел охотник.

Конечно, он сдвинул егеря на малюсеньком крыльце флигеля – с самыми лучшими намерениями: всего лишь хотел открыть дверь перед дамой. Но дама-то была на сегодняшний день хозяйкой: Диана Яковлевна тоже посторонилась, чтобы по всем канонам первыми в дом вошли гости.

Возникла небольшая толчея. Хлипкие перила со стороны Франца выломились наружу, столбы затанцевали, крыша над козырьком стала им аплодировать. Бурханкин скатился вниз по ступеням, Франц спрыгнул вбок. На развеселившемся крыльце осталась лишь Диана Яковлевна.

Пока Бурханкин отряхивался да озирался, Франц безуспешно пытался подняться. Приземлился он крайне неудачно: правая нога попала на обломок перил и подвернулась, Игорь Максимильянович ощутил внутри сустава сочный хруст. После этого – на ногу было невозможно ступить.

Фомка издали почуял неладное, тут же примчался и теперь тыкался розовой кляксой на носу то в глаз, то в ухо хозяина: советовал, что лучше встать с четверенек. Столь унизительная поза не устраивала Франца. Опираясь на своевременное плечо Бурханкина, он выпрямился.

– Оставайтесь там, – послышался встревоженный голос.

"Решила не смущать", – с невольной благодарностью подумал Франц, увидев пустое крыльцо. Он заглянул в кухоньку-веранду. Там повсюду – на полу, столе и подоконниках – были расстелены газеты. На газетах сушились чищенные ломтиками яблоки, навевая ароматы и тайные мысли. Дианы Яковлевны видно не было. "Откуда она только что говорила?"

Фомка забежал без приглашения, успел по-свойски обследовать углы и с тихим поскуливанием бросился вон. Франц вновь разозлился: "Начинается!"

– Не знаю, Вилли, с какой целью ты меня сюда зазвал... – устроил он очередной выговор Бурханкину. – Я теперь же собираюсь домой. Будь любезен, обеспечь мне транспорт!..

– Но, Фима, мы же ещё ничего не сделали!

– Никто меня не убедит в ошибочности моей прежней версии! Разве не видишь: тут без хорошего плотника не обойтись. И хватит спорить, – оборвал он возникшее у егеря возражение. – По-моему, мы уже добились замечательных результатов. – Для убедительности Франц приподнял правую штанину.

На голеностопном суставе – как при ускоренной съёмке, вызревал лиловый баклажан.

– Я сейчас... Я Михалыча... – сразу заторопился Егор Сергеевич.

Игорь Максимильянович поморщился:

– В райцентр потащишься? Нет, я скорее сам доползу. Не загорать же мне тут до сумерек.

– А если Орлика приведу, верхом сможешь?..

Франц кивнул. Бурханкина как грозой смыло, даже треснуло вослед где-то изнутри флигеля.

Диана Яковлевна, по счастью, успела выйти наружу, что и спасло её от удара рухнувшей прямо за спиной перекладины.

Хозяйка невозмутимо стряхнула с головы щепки и крикнула Францу:

– Не стойте здесь! Сейчас будет опасно!

Куда уж опаснее. Ветхий дом зашатался, вздохнул и начал оседать, осыпаться – как мгновенно истлевшее полено.

Через полчаса всадник Бурханкин издали увидел руины, увенчанные кривой крышей. Егерь охнул, всплеснул короткопалыми ручками, присел, всматриваясь в обломки, беспорядочно заметался с места на место, дёрнул Орлика за узду, пригнул голову коня почти к земле – может, надеялся – тот разглядит больше него.

– Что же это здесь?.. Как же это?.. Это что ж такое?.. Где же все?.. Фомушка!.. Фима!.. Диана!..

Отчаявшись докричаться сквозь обломки, повесил голову, сел прямо на землю, обнял колени, то и дело отпихивая теплую конскую морду и тихо причитая:

– Фомушка!.. Фима!.. Диана!.. Где же все?..

Пока Бурханкин стонал у развалин флигеля, "все" – то есть Диана Яковлевна и Франц – в эти минуты медленно, шаг за шагом, двигались по направлению к Дому Фермера. Фомка – в авангарде. Будь его воля, он, как обычно, убежал бы далеко вперёд, а потом поджидал хозяина. Но поклажа заставляла пса шествовать чинно: ему поручили нести коробку из под какого-то товара. Коробка, хотя и лёгкая и даже с пластмассовой ручкой, но для носки оказалась неудобная по габаритам: размером с "дипломат".

Франц тоже испытывал чувство неудобства. Он совсем "забыл" сказать Диане Яковлевне, что отправил егеря за Орликом. "Недоумевая", куда же мог деться Бурханкин, он с радостью принял её предложение проводить его до дома. Но Игорь Максимильянович явно переоценил свои силы и – тащился теперь чуть ли не верхом на хозяйке аварийного флигеля.

– Вы стали свидетелем исторического момента: погибло моё "родовое гнездо", – шутила Диана Яковлевна, удобно выбирая путь.

– Как же вы?.. – спросил вдруг Франц. – Что теперь будете делать?

Диана Яковлевна звонко рассмеялась, когда неожиданно для себя он предложил ей на выбор свою двухкомнатную квартиру или Дом фермера.

– Не хотите в райцентре, – почти обиделся Игорь Максимильянович, – мы с Вилли, то есть с Егор Сергеичем, у него в сторожке поживём, а вы...

– Что?.. Спасибо, конечно, но есть у меня кров над головой. Я вообще пока не совсем понимаю, зачем столько времени здесь находилась. Наверное, было нужно... Вот вы – истинный горожанин, да ещё с такой профессией, предполагали вы, что будете жить в собственном доме вдали от людей?

"Ну, Вилли, язык – как вентилятор!" – подумал Франц: он-то сам не упоминал, что унаследовал Дом фермера. Игоря Максимильяновича странно взволновала невозмутимость дамы.

– Вы зря отказываетесь. Вам же придётся теперь искать новую летнюю резиденцию...

Диана Яковлевна обвела его мимо кучи валежника и закрыла тему:

– Это пусть вас не волнует.

– А где будет отдыхать ваш маленький приятель?.. А затея с музеем?.. почему-то настаивал Франц. – Канет в Лету?..

– Сдаётся мне, в области только рады будут, что вопрос сам собой разрешился...

Диана Яковлевна остановилась, развела маленькими руками, будто целый мир охватила.

Франц, позабыв о лодыжке, неудачно ступил, отдёрнул от земли будто током пробитую ногу. Застыв в позе цапли, оперся на хрупкое плечо с удвоенной силой.

Чтобы развеять неловкость, через закушенную губу пошутил:

– Битый небитого везёт. Дом свалился на вас, а теперь вам же приходится... Тут – если моим нормальным шагом – минут двадцать, а мы почти час бредём!..

Диана Яковлевна даже не прогнулась под нажимом жилистой руки.

– Ничего страшного! Лучше взгляните, в городе мало где такое увидишь...

Он поразился: свалившиеся на неё вместе с избёнкой проблемы явно не мешали непостижимой фрау общаться с осенью. Но Франц невольно опять залюбовался.

Премьера бабьего лета, отрепетированная веками, покоряла без всяких усилий. Акварельные переливы от бледно-песочного – к свекольному, дрожащая тишина, лишь шепот шагов – шелестящее эхо умирающих листьев, оранжевая дымка на ветвях деревьев и тут – фанфары – радостные лучи сквозь облака!

И вдруг... ему стало неспокойно... Растревожил багряный полумрак в кронах... Ослепили яростные лучи сквозь рваные раны листвы... Набатом стукнуло в глаза и виски... Алые облака поплыли над кровоточащим лесом...

Оглушённый Франц перевёл обожжённые глаза на Диану Яковлевну, с трудом увидел её в центре пылающих кругов.

Диана (нарушила молчание). Какая тишина... И воздух дрожит! Даже страшновато...

Он постарался вернуться на грешную землю.

Франц. И всё же – куда вы теперь?..

Диана. Вот доведу вас, там посмотрим. Вон бревно. Хотите передохнуть?..

Сели.

Франц. Да ведь там, в завале, наверно, все ваши деньги остались?.. (Диана Яковлевна побренчала мелочью в кармане. Он покровительственно спросил) На дорогу-то хватит?..

Они продолжили шествие и очень скоро вышли к подножию холма, где возвышался небольшой Дом Фермера с огромной усадьбой.

Франц (по-мальчишески расхвастался). Мой гонорар!.. Надо ли говорить, как я был тогда поражён! Вам кто-нибудь из малознакомых людей хоть разочек отдавал свой дом?.. Хотя, ваш отец, вы говорили...

Диана (оценила гонорар). Хорош!

Франц (со скромной гордостью). За четыре месяца я благоустроил его максимально. У меня уж точно ничего из углов не выпадает.

Скорее всего, он всё же надеялся уговорить её погостить.

*** Незначительные мелочи

Франц ещё раз окинул взглядом свои теперешние владения, обратил внимание, что у пугала, как обычно, покосилась эмалированная голова.

Франц. У вас у самой – частный дом?

Диана. Квартира. Не в этих краях.

Франц. А чем вы вообще занимаетесь?

Диана. Живу!

Видно, Игорь Максимильянович перегнул со своим любопытством: голос Дианы Яковлевны – из топлёного молока превратился в черный кофе без сахара.

Франц опять неудачно ступил, но "Ой!" – не воскликнул. Мужественно сдержался. Достойный манёвр!

Это, естественно, не прошло незамеченным.

Диана. Сильно болит?.. Ничего, осталась пара шагов. Сейчас бы лёд приложить.

Франц (промычал). Не беспокойтесь.

Он не просто переводил дух перед последним марш-броском через двор: замедляя шаги, он безотчётно отдалял момент, когда с хрупким надёжным плечом придётся расстаться.

И вот Франц уже в кресле с уложенной на табурет больной ногой, и вот уже забрал из зубов Фомки поклажу, протёр обслюнявленную пластмассовую ручку, вытянул три хитроумных картонных язычка-запора.

Итак, Игорь Максимильянович открыл крышку.

В коробке лежали два неестественно больших цветка. Рядом – придушенный шнуром серебряного плетения тугой кисет в капельках тусклого бисера. Узел, что стянул горловину мешочка, никак не распутывался, крепко хранил секрет содержимого. На длинном конце шнура болтался непонятный предмет: литой чугунный женский профиль в капоре. Вещь явно не современная, как и кисет. Франц долго ломал голову, что бы это могло быть. Задумавшись, вздрогнул от тактично-холодного прикосновения – Диана Яковлевна приложила к лодыжке ледяную грелку.

Диана. Я поначалу не сразу вспомнила: это крышка от настольной чернильницы...

Франц. Сегодняшние мелочи, они так в завале и остались?

Хозяйка рухнувшего флигеля сунула руку в карман куртки, пошарила, вытащила зажатые в кулак – деревянную прищепку, грецкий орех, перо от чернильной авторучки и ладанку на серебряном шнурке...

Диана. Я как раз хотела положить их в коробку, когда дом начал падать.

Франц. Счастье, что успели!..

Диана. Ну, вы ведь всё равно уже их видели.

Франц. Да нет, я не об этом мусоре, я – о вас...

Диана. Любой мусор имеет свою цену. Вы просто не дали себе труд рассмотреть внимательнее.

Франц (с досадой). Где, вы говорите, взяли коробку?

Диана. Нашла у себя на чердаке. Ещё летом. Потом она куда-то делась.

Франц (начал демонстративно сравнивать кисет и его уменьшенную копию ладанку). Можно развязать?

Диана. Конечно. Зачем же мы их спасали?!

Франц так и этак пытался распутать узлы – не получалось. Картонный чемодан упал с колен, содержимое вывалилось на дощатый пол. Игорь Максимильянович ошибся: то, что он при беглом взгляде принял за давным-давно высохшие цветы, были тряпки. Но тёмные, заскорузлые, ломкие...

Эта, шелковая, похожая на хризантему, скорее всего, жабо от рубашки. Другая – гвоздика – когда-то белый кружевной воротник. Всего две, а страшненькие, в бурых пятнах... От них за версту несло давней бедой. Крыжовенные глаза Франца потемнели до изумрудного: вот что было ему интересно по-настоящему. Это не какие-то бесполезные мелочи!..

Франц. Чьё это?

Диана. Думаю, принадлежало покойному Ивану Павловичу.

Франц. Вы же сказали, что коробка пропала. Как же она оказалась...

Диана. Вчера я обнаружила её вместе с Егором Сергеевичем в Большом Доме.

Франц. Зачем это... он что, прятался там?..

Диана (удивилась и рассмеялась). Нет же, от кого ему прятаться!.. Мы пили чай, когда вдруг в Большом Доме наверху загорелся свет. А Тарас Григорьевич, я знаю, отсутствовал в связи с протезированием глаза. Вот и подумала, что объявился нынешний хозяин. Решила познакомиться: всё-таки соседи. А егеря попросила меня сопровождать. И что удивительно, в Большом Доме никого не было, но зато мы нашли коробку.

Франц (почти спел). Так-та-ак...

Своей демонстративной заинтересованностью Игорь Максимильянович пытался скрыть, что неловким движением разорвал шнур и литая женская головка упала в коробку, свободная от кисета. Он незаметно запихнул её под тряпки, а обрывок шнура спрятал в карман.

Вскоре прискакал взволнованный Бурханкин. Диана Яковлевна ушла. Егерь проводил её до автобусной станции. Тайны остались неразгаданными.

К моменту возвращения Бурханкина Франц уже знал, как будет действовать: никак. Единственное, что он сделал – порекомендовал Егору Сергеевичу отнести коробку обратно на чердак Большого Дома. Решение вызрело вместе с усилившейся болью в ноге и внезапной злостью на отъезд таинственной фрау.

Бурханкин робко поинтересовался:

– Фима, а ты разве не хочешь что-нибудь узнать?..

Вот тут Игорь Максимильянович сорвался, устроил ему нагоняй – почти в тех же, что утром, только в ещё более крепких выражениях.

Общий смысл таков:

– Мало я тебе летом разузнал? Недостаточно приключений?! Я не состою в комиссии по реабилитации, не занимаюсь поисками наследников. И уж тем более – я вам не искусствовед, не историк, и не музейный работник!

– Но, Фима, ты разве, это... не мог бы...

– Мог бы, но не буду! – подтвердил Франц решительным кивком. – Да с какой стати я должен заниматься каким-то хламом? Сам ищи тех, кто будет счастлив получить эти "сокровища".

Отводя душу, он по очереди ткнул длинным пальцем в кисет и ладанку...

Узлы теперь можно было не развязывать. Через образовавшиеся дырки – из кисета осьминожьими щупальцами выглянули кривые деревянные сучочки, упакованные в золу, а из ладанки на половик выпал сложенный до размера марки листик в сизую линейку...

– Блеск!.. – обрадовался Франц, швыряя оба мешочка в коробку. – Не хочешь вернуть клад на место – езжай в город, тащи в музей... Как я могу взять на себя ответственность? Ещё обвинят в соучастии в краже.

Бурханкин наконец-то надулся. Он щепоткой собрал всё до золинки, как золотой песок, всыпал обратно в кисет, закрыл коробку, взял её подмышку и ушёл с видом: навсегда.

Франц, нервно поглаживая присмиревшего Фомку, кричал вслед:

– Не забудь по дороге навестить своего Хорошенького дружка: поведай капитану и его уважаемой супруге, как шарил в чужом доме... И больше не таскай меня по своим Дианам!.. – Разгорячился, развозмущался, разорался...

Забыл даже, что не кинул в коробку деревянную прищепку, обрывок серебряного шнура, грецкий орех, перо от чернильной авторучки...

Где же ваша хвалёная выдержка, Игорь Максимильянович? Где ваше воспитание, ваше любопытство, ваше чутьё, в конце концов?.. И так и не подняли с пола листочек в сизую линейку!

Но, он вспомнил. Кряхтя и кривясь, встал на четвереньки, невзирая на вывих лодыжки. Когда поднимал листик, его ждала награда: Франц выудил из-под буфета замечательную тетрадь Дианы Яковлевны. Наверное, обронила, ухаживая за его ногой. А он нашёл, нашёл ведь: по запаху – уже знакомому, стойкому, манящему аромату её духов.

Ухмыльнулся довольный, пролистал, натолкнулся на одну из последних фраз: "Обмотан опытом – как мумия повязками..."

Теперь он постоянно перечитывал строчки, не предназначенные для чужих глаз... Ругал себя, на чём свет стоит, но ничего не мог поделать.

В эти моменты Франц был похож на диковинную птицу. Взбудораженные интригующим ароматом тетради, трепетали крылья ноздрей. Жилистые руки сами собой тянулись к "Запискам на рассвете". Длинные пальцы произвольно перелистывали страницы, будто гадали. Выпуклые глаза искали там ответы на вопросы, стоявшие перед ним всю его бесконечную, до самых краёв наполненную одиночеством жизнь.

А Бурханкин тогда надолго обиделся. Он решил наказать товарища по охоте: сразу же привёз Францу-инвалиду из больницы доктора Рубина, – нога ведь пострадала. И потом навещал всего раза по три в неделю. Выкладывал из рюкзачка продукты, брал Фомку на выгул: убегал от распиравшего его желания поговорить с Францем.

В общем – так намучился, что к зиме помирились.

Как раз у Франца нога прошла. Правда, ныла иногда, оповещая о непогоде.

Игорь Максимильянович даже тросточку завёл (впрочем, больше – для вида), но зато старинную, с резным набалдашником, красивую такую: Бурханкин приволок её из "того самого дома". И охотничий сезон прошёл мимо Франца.

Глава восьмая

Сказка про Волка

Студёный январь вдруг нежданно порадовал ослаблением холодов.

О нынешнем приезде гостей в Большой Дом на воскресные дни Франц уже знал. Бурханкин вчера наконец-то примчался к нему на лыжах, прервал его занятие домашним хозяйством и взахлёб описывал свои впечатления.

В пятницу завхоз Тарас Григорьевич не суетился, хотя с утра нужно было переделать чертову уйму дел: разгрузить завезённый уголь для мини-котельной, полностью протопить дом, расчистить от снега подъездную аллею. А Тарас Григорьевич берёг здоровье!

Поэтому, выдернув из уха длинный волос, он воткнул наушники плеера, вальяжно раскинулся в кресле, закинул ноги крест-накрест на низкий подоконник и уставился через тёмные очки в ясное морозное утро.

Никто не нарушал его уединения – ни беспокойный егерь, ни степенная повариха, нанятая хозяином Большого дома из ресторана "Охотный" на несколько дней.

Солнце дотянулось лучом до левой ноздри, игриво защекотало, Тарас Григорьевич чихнул, один наушник выпал.

– ...Теперь дуить, – оказывается монотонно выговаривал в это время голос поварихи, изрядно поднадоевший завхозу ещё за четверг.

– Дуся, я не виноват. Что я могу один? Это же не дом, а барак! – уныло забубнил он.

– Интересно, где вы, Тарас Григорич, видели такие бараки?! возмутилась Евдокия Михайловна. – Это же не дом – терем!