Текст книги "Год охотника"

Автор книги: Татьяна Эльдарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Фима! Ты куда? – опешил егерь, едва поспевая на лыжах. – Я же... Ты же... – наконец обиделся: – Даже не знаешь, от кого, а уходишь!..

Вот незадача! Но он надеялся, что последнее слово всё-таки находится в его руках:

– Это же от Дианы!..

Шаги Франца сократились до четверти метра, спина выпрямилась, как антенна. Подпустив Бурханкина ближе, он быстро повернулся и вырвал депешу у зазевавшегося друга. Тот от неожиданности едва не разбил две бутылки пива, которые прихватил по дороге.

– И вообще, не тебе, а мне! – обиженно добавил егерь.

Игорь Максимильянович примиряюще усмехнулся, открыл перед ним дверь.

– Сказал бы сразу!..

Когда пиво было налито, а Бурханкин отдышался, – Франц вежливо отдал конверт егерю и равнодушно потребовал:

– Что там, Вилли? Не тяни за душу!..

Послание оказалось, в основном, звуковым: лазерный диск и коротенькая – в несколько слов – записочка. От Дианы Яковлевны не было ни строчки. Вобщем, Игорь Максимильянович с трудом скрыл разочарование.

– Зачем ты мне его притащил, раз тебе адресовано?..

– Но а где же мне ещё, это... послушать-то больше негде.

Франц любил классическую музыку.

Эстрадные концерты обычно включал лишь когда убирался. Слушать безголосых, безвкусных и бездарных, считал он, – всё равно что пить из лужи, набрызганной у колодца. Да, он любил классику. В крайнем случае джаз.

Среди пары десятков разухабистых шлягеров – на диске чуть не затерялся номер в исполнении Василисы под гитару Петра. Песня была не самая популярная, но одна из самых запоминающихся.

– Недурно, – снизошел Франц, зато Бурханкин был в восторге.

– Ты же, это... видел снеговиков... Или не видел?.. – припоминал он. У тебя есть фотоаппарат?.. Пошли заснимем?..

– Опять ты путаешь кислое с пресным, Вилли! Зачем валить в одну кучу её песни и снеговиков?..

Эх, Игорь Максимильянович! Какой же вы, право, упрямый! Знаете что прислушайтесь к Бурханкину. Прогуляйтесь-ка, окуните свой нос в прозрачный весенний день, омойте глаза солнечным светом!.. Может, тогда поймёте: талантливый человек – талантлив во всём. Это же общеизвестно!..

Глава тринадцатая

Похитители тел

Два охотника – Франц с Бурханкиным – чувствовали торжество в каждом вздохе. Всё кругом демонстрировало мужчинам: Весна!.. В эту пору даже в городе слышно неповторимую песнь жизни. А в лесу?..

Природа медленно высвобождалась из снежного кокона небытия. Со всех сторон её подбадривали перезимовавшие птицы. Они наспех создали камерный хор – не очень стройный, но зато как все были довольны!

Им не терпелось любить... Орали самым благим на свете матом: "Живы!.. Живительный воздух!.. Жизненно важный орган!.. – Нет, это из другой оперы... А, вот: – Жизненные силы!.."

Пусть и короток век, что-то же останется... К примеру, после Франца, прослывшего в райцентре "законником", дочь – Елизавета Игоревна. Далековато от отца, но что ему, одинокому человеку, стоит до Германии долететь?.. Или добрая слава егеря Бурханкина, которая и так уже перелетела далеко за пределы области...

Но кое-что с уходом зимы исчезало навсегда. Ещё несколько дней – и ничто уже не спасло бы снеговые фигуры. Они простояли почти три месяца и были теперь обречены. А Бурханкин мечтал увековечить собственный портрет. К счастью, в этот раз Франц не стал много спорить. Казалось, он даже и ждал, даже и фотоаппарат оказался заряжен.

Долго не раздумывая, охотник собрался: надел тёплую непромокаемую куртку, повесил на плечо сумку с термосом, бутербродами и пасхальными яйцами, захватил на всякий случай Фомкин поводок и закрыл дверь.

– Зачем ты запираешь? – спросил Бурханкин.

Он жил здесь испокон века: вряд ли кто мог навестить в отсутствие Франца его одинокое жилище.

В пустом безлюдном дворе Большого Дома Франц и так и сяк прикладывался к объективу фотоаппарата. Долго выбирал ракурс. Хотелось ему, чтобы на рельефной как гроздь винограда физиономии друга было поменьше теней: тогда бы сходство Бурханкина со снеговиком у крыльца стало очевиднее.

А позирующий егерь с удовольствием вспоминал вслух:

– Она, это... Так здорово... так быстро... так ловко...

Потом охотники согревались чаем из пластмассовых термостойких кружек. Они уже отщёлкали полплёнки и теперь, счистив снег со ступенек, мирно беседовали на крыльце Большого Дома, бросая сорокам разноцветную яичную скорлупу.

Наслаждаться остатками зимнего покоя пришлось недолго: вдруг обратило на себя внимание странное поведение собак. И весёлый энергичный Фомка, и флегматик Волчок были страшно возбуждены. Обнаружив поодаль ещё одну заснеженную скульптуру, они принялись с двух сторон разъярённо её критиковать.

Лай вперемешку с рычанием и завыванием настораживал.

– Странно, – вымолвил Франц, – пойду-ка, посмотрю...

Бурханкин первым соскочил с высокой ступеньки, засеменил через двор, ощупывая крепость наста лыжной палкой. Франц оставил фотоаппарат и термос на крыльце, поспешил за Бурханкиным, легко догнал и, разумеется, оказался среди развалин флигеля раньше.

Сугроб на пеньке очертаниями сильно походил на медведя...

Волчок начал яростно скрести лежалый снег. Потревоженный хозяин леса потерял голову, потом лапу... Остальные формы развалились, рухнули к подножию пня. Пенёк накренился... скатился к основанию кургана, увлекая за собой лавину снега. Мокрые, тяжёлые, будто склеенные брёвна вдруг разъехались... что-то хрипло звякнуло, угрюмо лязгнуло...

Обнажились челюсти медвежьего капкана. Гигантская железная прищепка накрепко поймала бесследно пропавшего зимой человек, бывшего на тот момент хозяином Большого Дома...

– Что там, Фима? – торопливо расспрашивал Бурханкин. – Фомка, Волчок, фу! – успокаивал он ощетинивших загривки собак. – Скажи, Фима, ну, чего это они... что там? Отойди, я же не вижу!

Франц посторонился. Егерь замер...

– Значит, Василиса не ошиблась: кто-то действительно тем вечером кричал. – Франц повернул товарища спиной к неприглядной картине. – А мишку-то ведь так и не поймали, сам ушёл.

– Фу-у, да-а, – закряхтел Бурханкин. – Природа, она, это... не прощает... Она, это...

Франц нахмурился.

– Какая же природа, Вилли? Ты же капкан ставил!.. Постой, постой... Ну-ка отойди в сторону.

Он наклонился к тому, что прежде было человеком, не слушая ворчания: "То – постой... то – отойди... Что ты ищешь?.."

Франц разгрёб перчаткой снег вокруг головы погибшего, порылся, что-то поймал там, вынул из снега кулак, осторожно разжал, словно боясь упустить снова.

– Интересно, – пробормотал Игорь Максимильянович, – что ж получается?.. Кто-то прервал его мучения, или же – побоялся, что он освободится?.. А может, с высоты птичьего полёта приняли за медведя...

– Что же нам так везёт? – сокрушался егерь. – Почему мы?..

– А ты бы хотел, чтоб Василиса его нашла? – спокойно возразил Франц. А то, давай: я верну пулю на место и – оставим всё, как есть. Пусть новая хозяйка разбирается с трупом прежнего, пусть и незаконного, но владельца...

– Ни-ни-ни, – испугался Бурханкин. – Она как написала, ну, это... когда она собирается выехать докэмент на дом оформлять?..

– По числам выходит – послезавтра, – подсчитал в уме Франц. – Значит, надо поторопиться до её приезда. Как думаешь, Хорошенький быстро управится?..

– А как мы ему сообщим? Он же опять не поверит.

Франц покатал на ладони пулю, уронил её в снег, поднял, спрятал в карман тёплой влагостойкой куртки.

– Ну, нет. Поехали в райцентр. Теперь-то ему не отмазаться: "Нету тела – нету дела!"

Бурханкин посуровел, поскрёб вязаную шапку.

Он вернулся на крыльцо Большого Дома, сложил припасы в сумку Франца, свистнул собак.

– Фима, у тебя, это... ключи от квартиры с собой?.. Или, это... в моей с Ленкой избе заночуем?..

– У меня, – односложно решил Игорь Максимильянович и пристегнул лыжи.

*** Нет тела – нет дела

– Знаете, как это называется?.. – разорялся капитан Хорошенький.

Он стоял, пристально вглядываясь в талую воду, набежавшую в глубокие следы от чьих-то сапог-вездеходов.

Франц и Бурханкин за его крупной фигурой видели лишь мокрые брёвна, в три ряда аккуратно сложенные между забором и банькой. Центр двора был вычищен, как взлётная полоса аэродрома, несколько веток у старых яблонь сломаны, будто срезаны.

– Что вы мне голову морочите! Вы знаете, что я могу вас привлечь?.. Умышленное введение должностного лица в заблуждение... – Хорошенький задумался, какую бы статью назвать этому законнику-всезнайке.

Франц строго прервал капитана "при исполнении":

– Мы вам когда доложили? Надо было немедленно приступать к делу!..

– Не к чему приступать, – отрезал Аркадий Петрович, решительно встряхивая кудрявым чубом из-под форменного головного убора. – Нету тела нету дела! Тем более, заявлений о пропаже никто не подавал, – завершил он любимый афоризм, усмотрев в глазах Франца усмешку-напоминание об истории фермера. – Я ещё зимой в область рапортовал: уехал Ростовцев вместе со своим джипом!.. А то, что наследница на дом нашлась, что ж – флаг ей в руки: плати налоги – вступай в права!..

Наследница Василиса в это время уже приехала в райцентр как раз за этим: оформляла владение Большим Домом.

Встретить её Франц поручил Евдокии Михайловне. Та, конечно же, с радостью откликнулась на его просьбу: "Подумаешь, выходной! Зато с Василисушкой повидаемся!"

Повариха взяла ключи от квартиры Франца, проводила туда певунью. По договорённости с законником, ни словом ни обмолвилась о "находке" у развалин флигеля: "И правда. Зачем пугать девоньку? Ей и так на Крещенье досталося!"

– Ой, Игорь Максимильянович, мне велено вам передать, – зазвенела Василиса, едва Франц и Бурханкин вошли в дом. – Крёстная вас благодарит за то, что сохранили её тетрадь, и сожалеет, что не догадались вернуть через меня, – она ещё больше взлохматила свой пёстрый беспорядок на голове и с любопытством уставилась на Франца, ожидая его реакции.

Фомка и Волчок не дали продолжить интересующую её тему: аккуратно огрызаясь друг на друга, подмели хвостами пол, но при этом наследили так, что даже равнодушная к быту душа Бурханкина не выдержала.

– Это что же вы натворили? Кто вам, это... разрешил?..

– Оставьте их, Егор Сергеевич! – великодушно простила им Василиса грязь в чужой квартире. – Я потом вытру. Чайпить, – предложила она мужчинам в одно слово. – Вы чего-нибудь съедобненького принесли?..

– Мы сейчас Фомку пошлём, – распорядился Франц, – составьте список.

Пока собаки делали закупки (Бурханкин ещё в прошлом году по примеру Франца также переложил эту обязанность на Волчка), Василиса рассказала, как она посетила издательство Ростовцева.

Оказалось (что, впрочем, уже не являлось для них новостью): Виталий Олегович после зимних рождественских и крещенских праздников так и не появился.

На выпуск дедовских дневников – Василисой был наложен запрет. Она хотела забрать то, что уцелело при пожаре в издательстве, да не успела: буквально за день до её прихода там побывал какой-то чин (ей так и не удалось выяснить, кто именно).

С чином прибыли двое людей в военной форме. Двое в форме, не слушая возражений, в четыре руки перетряхнули содержимое всех столов и сейфов, потом – мозги издательских компьютеров.

Изъяли всё: и черновики (то бишь – сами записи), и набранные материалы, и макет, и гранки первого выпуска.

– Да-а, – протянул Франц, услыхав эту историю, – забавно...

Василиса чуть не обиделась, но передумала, сказала грустно:

– Вам забавно, а это – мой дед писал!.. Не для дяденек в погонах, а для внучки. А я теперь даже в руках подержать не смогу, не то, что прочитать. Сидите себе тут, горя не знаете...

– Это мы-то?.. – вытаращился на неё Бурханкин, но Франц тут же придавил его взглядом и он лишь забурчал: – Ходим вокруг дома, это... беспокоимся...

Василиса вновь занялась своей модной причёской, миролюбиво заметив:

– Уже можно не беспокоиться. О чём беспокоиться? Документы на дом спасибо Игорю Максимильяновичу, я завтра сдам – к лету оформят. Да мне и не к спеху, раньше всё равно не выберусь!.. А что там у нас делается? Может, завтра съездим, посмотрим?..

– А проехать туда вы сейчас всё равно не сможете, – ответил Франц, предвосхитив очередную реплику Бурханкина. – Распутица началась. Но там всё в порядке. Брёвна от флигеля вот только аккуратно сложили, чтоб вам удобнее было: теперь они меньше места занимают.

Василиса пристыдила сама себя.

– Ой, какие же вы молодцы! А я – просто дура, не обращайте внимания!

– Ничего не дура, – тут же утешил её Бурханкин.

– Я расстроилась из-за дедушкиных писем. Крёстная сказала, что из квартиры её отца они исчезли почти сразу после его смерти... Знаете, она всегда рассказывала мне о бабушке и отце охотно, много, часто и подробно. Но историю деда никогда полностью не открывала. Я её недавно спросила: почему? "Соблазны существуют во все времена. – ответила тётя Диана. Каждому суждено совершить свою главную ошибку. Но пусть это не будет стремление мстить. Тебе с своим прямолинейным взрывным характером в будущем и так хватит приключений."

Франц усмехнулся:

– Оля Попова выросла и превратилась в Василису Премудрую...

– А знаете, откуда взялась Василиса? Однажды я нашла у неё... Певунья на миг смутилась. – Да нет, она сама просила помочь навести в бюро порядок!.. Я не без спросу... Я тогда была студенткой музыкального училища. Вобщем, неважно. Этим именем – в листке, единственном, сохранившемся у тёти Дианы от тайной переписки – дед нежно прикасался к бабушке... Как вы думаете, – обратилась Василиса к Францу, – что там в остальных записках могло быть такого, чтобы их...

Франц сам берёг пронумерованные по датам письма от всех своих знакомых и родных, словно это были не вести от близких людей, а, например, контрольный пакет акций нефтяной кампании. Сосредоточенно – будто молитву о здравии читал – заворачивал в пергамент, прятал в папку с тесёмками, паковал в целлофан... Да ещё потом запирал в стол под замок.

"Прошлое – гири или трамплин?.." – молча задал Игорь Максимильянович себе вопрос.

Некоторое время тому назад он поймал себя на том, что постоянно оглядывается на дневник Дианы Яковлевны. Будто примеряет – годится то или иное его размышление о жизни для занесения в кожаную тетрадь.

– Не надо об этом думать, – посоветовал Франц, то ли Василисе, то ли себе. Закончил банально: – Всё ведь тайное – так или иначе – становится явным.

– Да. Да. – подтвердил Бурханкин и некстати вспомнил: – Циклоп, это... завхоз Тарас Григорьевич – больше уж там не бывает. После всех историй...

В дверь заскреблись собаки. Егерь пошёл им открыть и вернулся расстроенный:

– Всё купили, а это... ну... вобщем, мне придётся теперь идти.

Он выразил Францу взглядом всю глубину своего разочарования и кивком вызвал в прихожую. Игорь Максимильянович понял, снабдил его деньгами на пиво, через минуту вернулся к Василисе.

Вытащил из бумажника и протянул ей записку, которая в ладанке, спрятанной между брёвен флигеля, двадцать три года ждала Олю Попову...

Игорь Максимильянович решил, что трёх минут абсолютного молчания вполне достаточно – и нарушил тишину:

– Хотите, пока егеря нет, дорасскажу историю про жену фермера, Шуру Степнову и Селену?..

Любознательная натура, артистка, певунья, творческая личность, – ещё бы Василиса не хотела!..

*** Продолжение сказки

Игорь Максимильянович! Начали-то вы в тот раз неплохо, но, уж если речь идёт о сказке, то, мне кажется, лучше так: "В одном небольшом среднерусском городке жила-была девочка..."

Итак. Девочка была вполне обыкновенная. Но в жизни ей очень повезло.

Уж не знаю, по каким причинам, наверное, потому, что она с отроческих лет росла без родителей, Неизвестная доселе Фея одарила её дивным качеством: научила любить.

Может, благодаря этому, у девочки всё получалось весело. Росла она быстрой, покладистой, умелой. Не стала очень красивой: в классическом понимании – не роза. А вот привлекала к себе! Как спелое яблоко... Хотя мягкость Александры была подобна его семечку: обсосёшь со всех сторон, но попробуй – разгрызи, не повредив зерна!

Игорь Максимильянович много чего Василисе порассказал. Даже признал, что вначале, в поисках мотива преступления – он всё перевернул с ног на голову. Узнав, что лечилась она у Посередника тайком от мужа, и что они были знакомы с детства, умница Франц, конечно же, сразу подумал про "любовный треугольник"!

Ошибся. Было всё не так просто.

Много позже, собирая по крупицам откровения Бурханкина, и не поленившись специально съездить к Посереднику, он воссоздал иную причину гибели Шуры Степновой.

Дело в том, что сказка эта – на самом деле была совсем о другой девочке.

Другая девочка считала себя необыкновенной... Неописуемо красивой, необъяснимо умной. Ведь родители у неё были, по её понятиям, простые: папа – химик, мама – астроном. Пожили вместе и – разошлись. Но что такое папа и мама?.. Всего лишь фамилия! Зато имя дали ей неповторимое. И задача в этой жизни, стало быть, поставлена была перед ней – неземная!..

Селене казалось, что она знает всё-всё на свете. Особенно, если дело касается отношений между мужчинами и женщинами.

Она закончила медучилище, но пачкаться работой в больнице не захотела: уже поняла своё высшее предназначение – Соединять Судьбы! Селена даже в ЗАГС пошла работать: не сваха, но хотя бы инспектор по регистрации браков.

Пути-дорожки привели Александру и Виктора Зуевича расписываться именно к ней. А к тому времени повзрослевшая девочка уже окончательно изобрела свою "теорию пар". Божьи дела Селена уложила в схему, где всё просто, как в аптеке.

– Какой примитив! – воскликнула Василиса, узнав суть брачной теории Селены..

– Говорите, примитив?!.. Я тоже так подумал вначале. Но примитив же оказался Прокрустовым ложем!.. Кроме того, мне кажется, это жутко заразно... Вспомните Циклопа... – Франц задумчиво пригладил ковыльную прядь волос.

В женихе и невесте всё было – против "парных" законов Селены. Он – на двенадцать лет старше, никакого совпадения имён или чисел – ну хотя бы у их родителей. Только по восточному календарю оба – "собаки". Две собаки в одной конуре?!.. Сплошные несоответствия! В довершение, Виктор Зуевич взял фамилию Александры, стал из Рывного – Степновым.

С трудом пережила Селена, когда эти Степновы со счастливыми лицами имели наглость заявить, будто их Бог соединил!

А тут ещё вскоре появился Бурханкин: приехал на какой-то охотоведческий съезд.

Не сильно-то Егор Сергеевич был ей нужен. Но, представляете – даты рождений совпали, и с именем он всё устроил... Прознал где-то (должно быть, сорока на хвосте принесла) про её "пунктик", взял – да и назвался Селеном.

Очень уж Селена понравилась молодому знатоку леса.

Вобщем, проходила она в девицах до тридцати четырёх лет, подбирая пару по себе, и вдруг так влипла! Узнала, что её собственный жених не Селен – а просто-напросто Егор – когда уже ставила подпись в книге регистраций брака и в собственном брачном свидетельстве.

В тот момент шум поднимать не стала. Зато на следующий день!.. Примчалась в ЗАГС, какой-то невесте зубами порвала фату, топтала паспорта, регистрационные журналы...

Закончилась бы сказка ещё тогда, много лет назад: схватили бы красавицу кощеи бессмертные и сгноили бы в подземельи (то бишь, в психушке). Но Лешак подхватил молодую и – бегом в своё лесное царство.

На какое-то время Селена успокоилась: тесный контакт с мужчиной, новая обстановка, новые лица, новая жизнь. Она поработала в школе химичкой, задружилась с местной "знатью": Надеждой Тимофеевной, медсестрой из больницы, и с Лялей Хорошенькой, учительницей начальных классов. Когда чужие дети повырастали и учить в посёлке стало некого, перешла заведовать почтой. При этом, благосклонно принимала ухаживания единственного достойного, на её взгляд, кавалера – Тараса Григорьевича. Ну, конечно, не с целью брака: он оказался одним из немногих почитателей её таланта.

И вот ведь судьба!.. Откуда ни возьмись, три года назад здесь появились Степновы... Решили они дать возможность сыну с невесткой пожить в городе самостоятельно.

Виктор Зуевич и Александра вдохнули жизнь в старый никому не нужный дом. А поскольку волшебство Феи-крёстной по-прежнему действовало, вскоре на холме вокруг заброшенного пятистенка вместо оврагов да буераков образовался оазис.

На свою беду приехали сюда Степновы.

Они-то даже не вспомнили бывшую регистраторшу браков, но в голове властительницы ночи – при виде этой пары вдруг ожили мутные мысли.

Обвиняя Степновых в своих неудачах, Селена стала копить силы и поджидать удобного момента.

Такой момент наступил, когда назад в больницу исполняющим обязанности главврача был назначен Александр Степанович Посередник.

Лучшего и придумать было нельзя! Он – Александр и она – Александра. Она – Степнова, он – Степанович. Кстати, и тут Селена ошиблась в поиске соответствий: фамилия Степнова образовалась не от имени Степан, а от слова "степь". Но даже если бы и знала – что за беда! И старше-то он – всего на четыре года, и по гороскопам всё сходилось. И холостяк, и брат Ляли-подружки, и давно знакомы, и по всему – приличный человек.

– Времени у Селены было не так уж много, – увлечённо рассказывал Франц. – Ляля поделилась большим секретом: брат собирает материал для какой-то научной работы о влиянии окружающей среды на... не помню на что. Напишет – может в любой момент уехать. Тем более, Посередник недавно получил приглашение поработать в ЮАР. Скажу честно, я подозревал всех по-очереди. Даже медсестру Тимофеевну. Уж очень она в больнице злобилась на Александру, хотя знала ведь, что той уже нет в живых. Даже на Бурханкина грешил: он всегда оказывался где-то рядом с новым происшествием... Но наиболее явный мотив прослеживался у Хорошеньких. Особенно это стало заметно на поминках Шуры. Так что одобрить идею создания новой семьи Ляля могла. Судите сами: братец женится на фермерше, увозит её загорать в южные страны. Степнову одному здесь больше делать нечего... А отремонтированный дом, со скважиной, насосом, тёплыми удобствами, возделанным участком, хозяйством и всем прочим, – достойная "награда" Ляле за трудную жизнь.

После некоторых размышлений Францу стало понятно: у Хорошеньких желание завладеть хозяйством, безусловно, было.

– Но чтобы специально избавляться от фермеров?.. Всё-таки, следует быть объективным, – признал он. – Аркадий Петрович – слуга закона. Слишком на виду. Кстати, награждали Хорошенького не за так! И живот ему, оказывается, не помеха: в декабре капитан милиции помог задержать очень серьёзного бандита!.. Тот в лесу, в шалаше зимовал.

Зато на Селену Игорь Максимильянович вначале никак не мог подумать! Хотя она быстро – подозрительно быстро – убралась из ресторана Дома Охотника, лишь увидела в руках Франца обёртку от бандероли со свадебным шарфиком Александры.

– Кстати говоря, Селена сама же её и отправила. Вилли гордился тем, что жена лучше всех на почте умела из пергамента пакеты крутить. – Франц начал пальцем разглаживать морщины лба. – Весь ужас в том, что когда я её спрашивал, Александра была ещё жива...

– Игорь Максимильянович, неужели думаете, что виноваты?.. – тихо вздохнула Василиса. Франц прочитал в тёмных глазах неподдельный интерес и понимание. – Да разве могли вы знать, что имеете дело с ненормальной особой?.. Да может, она – внучатая племянница Прокруста?!..*"

– Не будем отвлекаться, – вновь собрался он с мыслями, – а то Егор Сергеевич сейчас вернётся.

Итак, Селена начала усиленно строить "идеальную пару". С Посередником хлопот не предвиделось. Правда, он – хронический холостяк и болен работой. Но ветрогон, "вечный юноша".

Александра тоже вначале подавала надежды: с появлением старого друга зачастила в больницу.

А вот фермер Селене мешал. Пятнадцать лет прожитых с Александрой – не шутка! Прежде всего, она побывала на годовщине их свадьбы. "Пищевое" отравление фермера – её рук дело. Дело её жизни... Или его смерти...

Бедный, честно исполнявший свою работу верный Варвар!.. Как он смел, думала она, заходиться на неё в злобном лае?! Будет лучше, если он станет безопасен, как пугало... Пускай сдохнет, решила, на супружеском ложе Степновых, символизируя ошибочность этого брака...

А отравление Тимофеевны... Что оказалось главным? Месть?... (На похоронах крышка гроба Шуры так больно-пребольно врезалась углом Селене в живот. Медсестра откинула "подружку" от себя как прокажённую.) Или страх?.. Может, Тимофеевна начала уже кое-что понимать, чувствовала вину?.. Александра ведь лежала под её присмотром в отдельной палате (той самой, где отдыхал после обследования Франц, где потом умерла Селена... Вот почему оставшийся после фермерши букет – "плохая примета").

И ведь как раз с позволения Тимофеевны Селена постоянно наведывалась к Шуре.

Что-то она нахимичила с ними со всеми. Хоть в этом Бурханкин оказался ей полезен: выучилась от него травам, в основном – злым: всяким наперстянкам да беладоннам. Могла зелья разные варить.

В попытках с фермером и медсестрой одержимая, видно, дозу недорассчитала: поначалу практики не было. Но уж с Игорем Максимильяновичем (который получил безымянные пирожки, что так не понравились Фомке) наверняка могла случиться беда.

За что – его?..

Франц ходил по следам. Вот-вот мог найти ответ. Она чувствовала это всей кожей, всеми своими взбесившимися клетками...

Посередник уже собирался в долгосрочный отпуск: пора было вплотную заняться научными делами. Короче говоря, он уговорил Шуру недельку полежать в больнице под его присмотром.

Об этом успела насплетничать Селене Тимофеевна. Даже не предполагая, что возможно болеть и не обращаться за помощью (Циклоп, например, с любым запором – тут же к врачам), – она искренне считала, что симулянтка Александра просто-напросто флиртует с доктором. Особенно, когда услыхала его фразу:

"В отдельной палате тебе будет спокойно. А то Виктор Зуевич совершенно заездил любимую жену!"

Шура договорилась с Александром Степановичем так: она доедет на автобусе до станции, чтобы люди потом могли подтвердить – там её видели. А Посередник уже будет ждать на машине и привезёт её в райцентровскую больницу. (Полная конспирация – как в детстве!) Но – никакой измены, "треугольником" даже не пахло.

Как раз всё вполне понятно и – по-человечески: общие воспоминания. К тому же, со старым детским приятелем о недуге, о болезни сердца можно посоветоваться. Прежде Александра боялась: до мужа дойдёт, не хотела его волновать. У Виктора Зуевича и так здоровье сильно расстроилось.

Здесь, в отдельной палате больницы, происходила основная "обработка" Шуры Селеной...

Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается...

Селена начала с малого: потихоньку вытянула у больной из вещей ненавистный свадебный шарфик. (Франц был недалёк от истины, предположив, что та взяла его, как напоминание о семье).

Селена запаковала его, поручила Ляле Хорошенькой найти в сельсовете какое-нибудь старое заявление Степновых (обязательно написанное рукой Шуры), вырезала из него адрес, наклеила на пергамент и – нате вам "Гуси-лебеди полетели, на крышу почты сели..." Первая ласточка разрыва с мужем.

Потом – мадам Бурханкина ежедневно приносила в палату больной цветы и разговоры...

Александра была вынуждена слушать бредовые идеи Селены, так как в этот момент оказалась достаточно беспомощна. Мужу наврала с три короба – теперь раньше, чем через неделю, домой показаться неловко. Вдобавок, как назло, сходя с автобуса на станции, подвернула ногу. А за машиной к кому обратишься? К враждебно настроенной Тимофеевне?.. Никто ведь не знал, что Шура в больнице. Конспирация-то сработала: полпосёлка видело, как её Виктор Зуевич провожал!

И вообще, невозможно было представить, что Селена – всерьёз!.. Она ведь даже тосты на годовщине свадьбы за семью Степновых поднимала!..

Франц не уточнял, что говорила Шуре Степновой в те дни Сподвижница Гименея (свидетелей при этом не было. Да и не хотелось воспроизводить сумасшедший бред).

Он лишь вспомнил вслух "Записки" осенней гостьи:

– "Щедрое солнце живое! Но древо растёт – кривое. Всех соков земли хватило! Но тень его – паутина."

А теперь – о самом страшном.

Селена была готова биться головой об стену: у неё ничего не получалось.

В воскресенье утром Александра потребовала у доктора, чтобы он её выписал. Объяснила причину. Посередник вместе с ней возмутился назойливому упрямству Селены. При всём его прекрасном отношении к Шуре, подруге детства, он не собирался менять статус холостяка и делать из неё подругу жизни, а тем более – разбивать её налаженную жизнь. Ко всему, его ждала любимая работа, материала для которой он уже набрал предостаточно.

Доктор сурово отчитал Селену. Заявил, что всё это попахивает маниакальным психозом, и потребовал, чтобы она не смела вмешиваться в то, что её совершенно не касается. Одновременно – выговорил Тимофеевне за распивание чаёв с посторонними людьми. Сам – спокойно отправился подготовить все дела для передачи Марку Анатольевичу Рубину.

Селена послушно удалилась. Но в её больной голове уже созрел план, как наказать идиотку, не пожелавшую узреть перст судьбы, и упрямо цеплявшуюся за жизнь с неподходящим для неё человеком.

Прежде всего она в предпоследний раз навестила фермершу Степнову. Извинилась перед ней и, якобы заключив мир, предложила послать мужу телеграмму. (Надо же, мол, сообщить о том, что Александра завтра "возвращается" от родственников!) Пообещала, что сама её отправит...

Чьё изощрённое злодейство руководило воспалённым воображением Селены, какой нечистый избрал её своим орудием – нам неведомо. Виктор Зуевич уже со вчерашнего дня находился в больнице: слёг с обострением язвы. Совсем рядом с женой, только – на другом этаже.

Успокоенная Шура, ничего не подозревая, написала ему несколько слов.

Селена забежала на почту, "отправила" телеграмму (которую Бурханкин по её поручению сам доставил фермеру в палату).

Потом заглянула к Тимофеевне, договорилась, что поздно вечером придёт к ней ещё раз: из принципа! Но пусть та не волнуется: врачей ведь уже не будет и подружки спокойно, цивилизованно пообщаются.

Потом оседлала Орлика и, одна нога – здесь, другая – там, съездила в усадьбу: отравить Варвара.

Все считали, что кончина Александры была безвременной, но естественной: сердце устало трудиться.

Нет! Александру Степнову убила – всё-таки именно убила – Селена.

Произошло это так.

Выпили они с Тимофеевной сто двадцать первую чашку чая часов в одиннадцать ночи. Медсестру начало вдруг сильно клонить в сон и, пока окончательно не разморило, поднялась она к "этой бездельнице" фермерше, которая "уже дрыхнет перед завтрашней выпиской". Доктор велел – последнюю капельницу – не пропустить ни в коем случае.