Текст книги "Год охотника"

Автор книги: Татьяна Эльдарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Опасность миновала, а не говорил, чтобы не будоражить...

– Тогда – тем более не след сейчас уходить! – окончательно решил Франц и попросил Рубина: – Задержите их всех в столовой на пару минут. Нам на чердак сбегать надо.

– Да, пока свет не погас! – таинственно поморгал егерь. И крякнул с досады: свет погас. Надо же было этому случиться именно сейчас – будто накликал!..

– Ничего, – Франц не волновался, – свечи возьмём. Заодно, когда уснут, проверим, не повторится ли фокус с заслонкой... Марк Анатольевич, идите к пациентам!..

Доктор честно занимал музыкантов разговором, стараясь навеять на них сон. Те – сопротивлялись всеми силами... Завхоза по-прежнему не было.

– Тут себя абсолютно нечем занять, – сокрушался Рубин.

– В окошко глядите!.. – посоветовал Пётр, нервно поглядывая на дверь.

– Любовался... – обрадовался диалогу доктор. – Красиво, но быстро надоело: изо дня в день одна и та же декорация. Не то, что картинка в настоящем театре или кино, или за стеклом городского транспорта! Что же делать вечерами?.. Мужикам – пить, бабам – лук перебирать? Хорошо, когда есть работа. А если нет?..

Музыканты уже всю свою работу выполнили. Василиса, как они считали, спала в больнице – некому было их раздразнить, развеселить, разудивить, рассердить сегодня вечером... Пётр уже был согласен идти спать, лишь бы не слышать нравоучительных интонаций доктора!

Глава одиннадцатая

Двое в форме

Егерь и охотник спустились с чердака. Вот тут Игорю Максимильяновичу и пришло в голову развлечь присутствующих по-своему – как он умел.

– Давайте поразмышляем, – предложил Франц, – когда плохо себя чувствуешь, лучше думается.

Евдокия Михайловна только что принесла целый противень пухлых булок с маком:

– Лучше всего думать, когда готовишь!

– Или – когда ешь! – схватил горячую сдобу Бурханкин.

Марк Анатольевич кивком присоединился к вышесказанному:

– Значит, я прав насчёт работы!..

Франц налил из самовара кипяток в чашку – широкую, словно душа ребёнка.

– Это вы о чём?

Доктор охотно повторил:

– Я говорю, понятно, почему в деревнях ложатся "с курами" – особенно зимой!.. Горожане-то привыкли жизнь сверять по телепрограмме, а не по веленью природы.

Франц поочерёдно глянул на музыкантов и завёл свою песню:

– Как вы сюда попали, если не секрет? Подобных коллективов немало. Он вздохнул, то ли извиняясь, то ли издеваясь: Это – не в обиду, я юрист, а не экономист, в эстраде не разбираюсь... Так вот, меня интересует, почему именно вас, малоизвестную группу, хозяин пригласил для развлечения?

– Видите ли, уважаемый... э-э... Игорь Максимович... – начал "бронзоветь" Георгий, раскуривая тонкую сигарету.

– Игорь Максимильянович меня зовут, – сухо напомнил Франц.

– Да. Так вот... Группа наша существует давно. Может, мы и не столь широко известны, но, поверьте мне, у нас в мире эстрады есть своя "ниша", которую мы занимаем по праву! А Виталий Олегович... Мы прежде были немного знакомы, я учился у него. Правда, совсем недолго: меня исключили... за убеждения...

Он значительно выгнул бровь, выпуская дым, сделал эффектную паузу, чтобы все смогли оценить. Но Франц уже думал о другом:

– Как фамилия вашего наставника?

– Ростовцев. Да какой он наставник! Несколько лекций, пара семинаров...

– Ростовцев? Конечно... Как я сразу... – Франц искоса глянул на Бурханкина, виновато ткнул указательным пальцем себе в лоб и постучал костяшками по столешнице..

Егерь перестал жевать, замер, как почуявший гнездо спаниель. Вдруг шепнул:

– Фима! Он, это... Вор.

– Кто – вор? – не понял тот. – Его за воровство выгнали? Откуда ты знаешь?..

– Да нет, – Бурханкин удивился, что Франц очевидного не видит. Виталий Олегович Ростовцев. Получается В-О-Р. Ну, к примеру, как ты ФИМА!..

Он гордо замолчал, бесконечно довольный, что первым сделал открытие.

– Не морочь голову своей бесовщиной! – отмахнулся Франц. Потом вновь сосредоточил внимание на Георгии.

Музыкант торжественно драконил импортным дымом:

– ...Но он наверняка знает, сколько мы приложили усилий и энергии, чтобы достигнуть...

Эту замечательную тираду прервал Пётр:

– У нас один новичок – Василиса. П-признай, наконец: с её п-появлением, может и выросли. П-пока ты ищешь нишу, точнее сказать "крышу", Васька любой концерт может вытянуть.

– Или загубить! – живо добавил Георгий.

– Стоп, стоп! – прервал их Франц. – Ваша профессиональная кухня не для наших ушей. Могу я считать, что вас пригласили из-за Василисы?..

– Я не знаю... – нахмурился Пётр: – До вчерашнего дня я так не думал.

– Давайте, давайте, – подстегнул доктор Рубин: – вы изложите анамнез, а Игорь Максимильянович поставит диагноз: он большой спец в этом деле.

Пётр не торопился.

– Я, собственно, не совсем понимаю, какой вам-то интерес...

Франц хмыкнул, взглянув на Бурханкина. Тот заволновался:

– Так ведь, это... Беда же чуть не приключилась... Ну я, это... и попросил. Да вы не сомневайтесь! Он, это... законник. Он быстро разберётся!..

– Вы в каком звании? – обратился Пётр к Игорю Максимильяновичу.

– В человеческом, – отрубил Франц. – Рассказывайте!..

– Ответь ты, – обратился Пётр к Георгию, – ты же договаривался...

– Это не я договаривался, – возразил Георгий. – Он сам меня нашёл. Что, собственно и подтверждает...

– Каким образом нашёл? – снова перебил Франц.

Георгий слегка замялся, но потом продолжил:

– Через отца. Тот мне позвонил и передал: Виталий Олегович сказал, что мы становимся всё заметнее, что он может устроить хорошую рекламу, только должен нас прослушать. Удобнее всего – в непринуждённой обстановке, за разговором...

– Ваш отец работает у Ростовцева? – перебил Франц.

Георгий вновь заколебался. Ответил нервно и – не по делу:

– Нас предупредили, что более трёх человек он одновременно пригласить не может, разместить пока негде. Поэтому и просит самых ярких, "костяк", так сказать. – Георгий обернулся к Петру. – Ты же знаешь, скажи сам...

Петр крошил булку в лиловое блюдце с волнистым позолоченным краем.

Франц громко, во весь голос рассердился на Георгия, уходящего от прямого ответа.

– Кто здесь, в конце концов глухой, вы или я? Неужели так трудно вспомнить, называл Ростовцев имя "Василиса" в числе гостей – или нет?!

Ответом ему было молчание: хмурое – Георгия, задумчивое – Петра.

Когда Франц гневался – прозрачная зелень его глаз превращалась в болотную тину, вырваться невозможно! Он набрал в лёгкие ещё больше воздуха и произнёс неожиданно тихо:

– Почему, позвольте вас спросить, вы именно её обвинили в том, что угорели? Я только что видел – дом обогревается снизу.

– Он утром не п-понимал, что говорит... Это – б-бред б-был! вступился за товарища Пётр.

– Ах, вон в чём дело... Бред, говорите?! – Франц уже открыто нападал. – Потому-то вы и ходили за ней хвостом весь вчерашний день?! В чём её подозревали?..

– Я?.. Да вы что!.. Вы... Откуда вы можете знать! Вас тут не было... Чего вы вообще... – Негодуя, Пётр смерил Франца с ног до головы. Будто градом осыпал: прибил ковыльную прядь, медленно прокатился по лицу, пересчитал полосы свитера.

Игорь Максимильянович в долгу не остался:

– Ну, чего ж замолчали? Подобные фразы принято оканчивать: "лезете своим длинным носом", – и далее... Я не герой Ростана, на дуэль не рассчитывайте! Отвечаю по существу, в отличие от вас двоих: да, вчера меня тут не было. Зато я видел её сегодня! Егор Сергеевич – его надо благодарить, что ваша солистка жива осталась. Да и вы, кстати – тоже сказали бы спасибо!.. Доктор говорит, если бы не егерь, над вами бы уже ангелы пели!..

Рубин поправил:

– Ну, не совсем так, но в принципе всё верно! Просто Георгию – повезло больше.

В этот момент появился Тарас Григорьевич. Вошёл, как всегда "на кошачьих лапах".

Франц тут же занялся им.

– А вам тоже "просто повезло"?.. Где вы были всё время?..

Тарас Григорьевич выдавил из себя, что "разговоры разговорами, но пора, мол, делом заняться," – и снова юркнул за дверь.

Наконец, не выдержала Евдокия Михайловна:

– Василиса тут – ни при чём. Спала она. Я добудиться не могла, так крепко спала! Закрыть заслонку она бы не... Вы кто?..

Финал фразы прозвучал невпопад и как-то странно, дуэтом.

Рот поварихи остался приоткрыт, вкусное румяное лицо исказилось. Франц не понял: что её напугало, кто же "подпел"?.. Женский-то голос за столом был всего один.

Игорь Максимильянович резко обернулся к двери на цокот собачьих когтей по крашеному полу. И что же он увидел?..

Две заснеженные фигуры в одинаковых почти штатских ушанках и хамелеоновых одеждах, перетянутые автоматами наперевес. У одной – под мышкой какой-то куль, вторая – с враждебно настроенной овчаркой в строгом ошейнике и на самом коротком поводке.

А вы уже подумали про Василису?..

Ещё бы не думать!.. Каково ей там в Доме фермера у Франца? Страх худший враг! Со страху ведь можно таких глупостей наделать!..

*** Пёстрая куртка

Раз не представились, буду дальше называть эти фигуры "двое в форме".

– Вы кто? – спросили двое в форме, вроде не они явились неизвестно откуда, а это сидящих за столом людей к ним в комендатуру доставили.

Георгий вскочил с места и отчеканил, как "под козырёк" взял:

– Георгий Тарасович Орлов, художественный руководитель...

"Звонко произносит. Врёт... Тоже, скорее всего, сценический псевдоним, а сам, наверное, какой-нибудь Курицын сын, – подумал Франц, отвернулся и вдруг... – Какой же я тупой!.. Тарасович! Конечно, сынок Циклопа!"

Он уже заново ощупывал взглядом бронзовое покрытие худрука.

Рапорт Георгия двоими в форме был принят благосклонно:

– Где хозяин?..

Пётр демонстративно развалился в кресле. У доктора Рубина напряглась спина. Бурханкин продолжал смиренно жевать, складывая в уме очередные инициалы.

Евдокия Михайловна вскочила, поборов страх и оторопь:

– А чо это вы здесь раскомандовалися?! Вы чего тут оружьем размахалися?.. А ну, кыш! – и сама храбро замахала на них руками, отгоняя. – Чего надо?.. Я тут – за хозяйку! И нечего собаку в помещение!

Двое в форме сразу сбавили тон.

Одна из фигур вывела овчарку на крыльцо, другая спросила более уважительно:

– Где Ростовцев? Ему поступило важное сообщение, а телефон не отвечает. Вот нас и прислали...

"Ничего себе посыльные!" – подумал Франц.

Хором включив мощные фонарики, двое в форме обшарили лучами дебри столовой, двинулись вглубь дома через кухню.

– Эй, эй, вы куда?! – перегородила дорогу в бабий кут Евдокия Михайловна.

По комнате разбежалось напряженное молчание.

Тот, что с овчаркой, стал молча теснить повариху к стене. Молча встал Пётр. Так же – Франц. Приподнялся Рубин. Бурханкин отодвинулся от стола, но пока сидел. Молча плюхнулся на место только что отрапортовавший Георгий...

Франц понял, что не следует обострять обстановку.

– Евдокия Михайловна, люди же при исполнении! – Он тут же пригласил незваных гостей: – Пожалуйста, вы можете пройти. – И подошёл, намереваясь поучаствовать в обыске.

Спальню Василисы посетили первой. Кровать была не прибрана. Даже казалось, что в ней кто-то спит.

Двое в форме откинули одеяло, убедились, что – пусто. За четыре секунды равнодушно, как лучшие японские роботы, перетряхнули баул с женскими походными принадлежностями: только перчатки мелькали. Франц не возражал, не язвил по поводу запрятанного туда Ростовцева, но глаз не спускал: как бы ненароком чего-нибудь Василисе не подложили!

К музыкантам даже не заглянули, тут же поднялись к хозяину.

Да... любил Виталий Олегович роскошь! Осмелюсь заметить: "Что выглядит нелепо: антиквариат в избе..." – сразу возникает мысль о краже.

Франца не взволновала мятая постель (подумаешь, кровать не прибрана!): ему бросились в глаза засохшие багровые пятна на мраморном столе рядом с пустой коробкой-дипломатом. Как мешали сейчас эти двое в форме!

Один из них бросил свой тюк на стул и Франц вдруг разглядел, что это женская пёстрая куртка. Из рукава – свисала вязаная варежка на резинке.

"Мы с Вилли не нашли, а эти – быстро одёжку Василисы к рукам прибрали. Откуда только взялись?.. Конечно, – он опять обругал себя: – Ах, я тупой! Именно с вертолёта. Больше неоткуда. Тут же военная база в сорока километрах!.. Ну, Виталий Олегович!.. Ну и фрукт!.."

Франц соображал, как бы от них скорее избавиться.

"Ни пройти, ни проехать", – ворчал Бурханкин, тщетно пытаясь что-нибудь рассмотреть из-за спин.

Следуя взгляду Франца, выразительно брошенному поверх форменных ушанок, егерь потолкался и ненароком задвинул стул с курткой глубоко под стол.

Один из двоих снял перчатку, обнажив женскую обветренную руку "в цыпках", бесстрастно ковырнул обломком маникюра пятно на мраморе, заметил бесполым голосом: "Чернила," – второй – заметно длиннее и шире в плечах молча кивнул на выход.

Со двора донёсся злобный лай: четвероногий страж порядка кого-то яростно не пускал в дом. Поэтому двое в форме на чердак не полезли, лишь приподняли крышку люка да посветили наверх из щели. И здесь не задержались: быстро глянули. Спустились вниз, распугивая по углам тишину. Обход дома в целом занял не более шести минут.

В столовой за это время мало что изменилось.

Догорала керосинка. Повариха занималась тарелками, стараясь не звенеть. Доктор, матово отражаясь в стекле оранжевой головой, молча глядел во двор. Пётр вернулся к столу, сидел бесцельно, но пальцы его были в постоянном движении, что-то лепили из хлебного мякиша. Все втроём были взвинчено-бесстрастны.

Зато Георгий увлечённо отбивал ритм спичечным коробком – в такт громыханию военных ботинок.

Бросив напоследок, как гранату через плечо, дежурное "извините за беспокойство", – двое в форме вышли.

Франц успокоил взглядом мирных жителей, повелительно указал на стул Бурханкину. Накинув дублёнку, последовал за военными наружу.

Он остановил их на крыльце:

– Имеет Виталий Олегович право хоть изредка отдыхать?! Что случилось?..

Вопрос был задан таким генеральским тоном, что двое в форме не посмели не ответить.

– Ростовцеву просили передать из редакции, что задерживается выход следующего номера журнала, – сказал один.

– И с книгой там не всё гладко... – неуверенно добавил другой, с маникюром, дохнул на пальцы и надел перчатки.

– Вас закинули сюда, чтоб сообщить это?.. – изумлённо перебил Франц. Надо же, через военную базу издателя достают!.. Без него – нельзя?

Робот-женщина объяснил:

– Он вчера днём с ними разговаривал, обещал перезвонить. Ему из офиса звунят – аппарат отключён со вчерашнего вечера, с 2230.

Франц машинально произнёс детскую памятку (дочь когда-то принесла из школы).

– Против вони!

– Какой вони? – не понял тот.

– Надо говорить не звунят, а звонят... – исправил ударение Франц. Ну, и какая-такая необходимость?.. Что за срочность, как на пожаре?..

– Откуда вы знаете про пожар? – подозрительно спросил широкоплечий. Вы гость?.. Вы приехали с ним?..

Игорь Максимильянович "напустил туману":

– Конечно, гость, и очень хорошо знаю его друзей! – Он сделал значительную паузу и вернулся к генеральскому тону: – У нас много общих знакомых... Ему из офиса на мобильный звонили? Мы сами – в неведении, относительно его местопребывания. Что вам известно?

– К нам поступил сигнал от его заместителя. Ростовцев ехал сюда на выходные по делу: уладить какие-то последние вопросы с авторскими правами на книгу...

Овчарка продолжала деловито надрываться. Доказывая свою профпригодность, она просунула голову между балясин и сквозь лай высматривала кого-то внизу. Двое в форме, следуя указанию её разъярённого носа, открыли вход в подклеть, скрылись за тяжёлой широкой дверью.

На крыльцо вышла Евдокия Михайловна – в чём по дому ходила. Даже платок не накинула. Бурханкин выскочил следом с её шалью в руках.

– Там не Василиса прибеглб на свою голову?.. – испуганно предположила повариха, перегибаясь через перила и пытаясь что-то увидеть внизу.

Франц приложил палец к губам.

Овчарка ощерилась, телом перекрыла ступени. Спуститься на землю оказалось невозможно.

– И чего ты орёшь-то? – укоризненно спросил Бурханкин.

Он тихо ей что-то пошептал. Франц с удивлением наблюдал, как собака, благодарно урча – будто получила мозговую кость – легла на живот, положила голову на лапы, глядя в зрачки Бурханкину, виновато скульнула и... затихла.

В ночном небе вновь закружил вертолёт. Лизнув прожекторами двор, завис.

Двое в форме вернулись за собакой.

– У вас случайно танка свободного не найдёться? – ехидно спросила Евдокия Михайловна. – Мы тут заместо флигелька площадочку расчистили бы, вам же лехше: прям бы тут и садилися. А то с Поповой горки – досюда, всё ж с полкилуметра наберёться!

– Нет необходимости, Евдокия Михайловна! Не каждый же день у хозяина офис горит. – С этими словами Франц твёрдо взял её за руку, передал Бурханкину и отправил обоих в дом.

Она упрямо осталась, видно, хотела убедиться, что "связные" – точно уберутся со двора. Да и Бурханкин не уходил.

Двое в форме пошептались, но сколько Франц ни напрягался, не смог разобрать ни слова. Его успокоила двукратно оттолкнувшая воздух мозолистая ладонь Бурханкина: мол, я всё слышу.

– Вперёд! – глухо скомандовал тот, что покрепче, подстёгивая присмиревшую овчарку.

Повариха великодушно достала из кармана фартука паёк, заготовленный для Франца, Рубина и Бурханкина. Двое в форме вначале отказались.

– Нате уж, – сунула она за портупею тому, что поменьше, – не казённое, чай!..

Со второго раза взяли. Ушли по колее, продавленной "джипом" Ростовцева. Вертолёт летел впереди, освещая путь.

Франц недолго глядел им вслед. Когда двое в форме через сто метров свернули в лес, разрешил Бурханкину сказать:

– Им там по рации сообщили, машина хозяина в лесу завязла...

Игорю Максимильяновичу было необходимо задать ещё несколько вопросов Евдокии Михайловне и он пригласил её пройтись. Егерь тут же притащил драповое пальтецо поварихи.

Вернувшись с прогулки, Франц немедленно попросил Бурханкина запрячь Орлика.

В его отсутствие, он с помощью доктора Рубина перенёс из комнаты Василисы в кухню ореховое кресло-осьминога.

Музыканты, наблюдая за манипуляциями, нервничали: Пётр – молча, Георгий – пробовал участвовать. Потащил мыть на кухню свой стакан в мельхиоровом подстаканнике, по свойски так спросил, не надо ли что помочь. Но поварихе "осталося только вытереть"... Обратился к Францу – у того сразу и второе ухо отказало. Тогда худрук вернулся в гостиную, предложил Петру сходить за гитарами – тот сослался на головную боль. Доктор же, глядя на предложенную колоду карт, спокойно разъяснил, что слишком азартен, поэтому компанию составить не может: запретил себе играть.

Вскоре Бурханкин объявил, что сани готовы.

– Марк Анатольевич, – Бурханкина-то Франц хорошо расслышал, – оставлю вас ненадолго: люблю, знаете, покататься перед сном! Надеюсь, вы рекомендуете, как врач?..

Элегантную дублёнку Франца Бурханкин оценивал на сей раз с другой стороны: практически.

– Одеться надо теплее. Завируха началась – враз заледенеть можно!

Тут же продемонстрировал, как сам упаковался: бегавший накануне расхристаным, теперь почти дважды обернул круглое туловище огромным волчьим тулупом, подпоясался кожаным ремнём шириной в ладонь.

– Отдай мне! – потребовал Франц.

Бурханкин был готов раздеться. Лишь удивился:

– А я как же?

– Ты останешься, – невозмутимо заявил Игорь Максимильянович и указал на дверь: – Проводи меня...

Погода действительно резко изменилась, как настроение неверной возлюбленной. Вот она дарила надежду на интимные ласки – и вот уже хлещет по щекам колким снегом.

Егерь беспокоился:

– Фима, ты сам-то справишься? Может, лучше я?..

Он внимательно наблюдал, как уместятся в санях ноги Франца. Заметался по крыльцу, бегом спустился, подоткнул волчий мех с двух сторон. И суетливо наставлял:

– Когда на тропу выедешь, поводья ослабь... Эх, лучше бы я!

– Ну хватит, развёл семь вёрст до небес! Иди, быстро запри подклеть и возвращайся в дом, – гаркнул Франц. – И не забудь: в оба глаза гляди!

Бурханкин послушался, но прежде подкатился к коню, огладил дрожащие ноздри, гриву, увернулся от его ласки и предупредил:

– Быстро доедешь. Я Орлика попросил, чтобы шибче шёл...

*** Бег по лесу

Вскоре Франц окончательно уверовал в "слово" Бурханкина. Погонять коня не было необходимости: Орлик уверенно затрусил к дому Франца по лесной дороге, будто перед его ноздрями компас болтался. Через короткое, с комариный пир, время – замедлил шаг. Сани тут же начало заметать.

Франц настороженно вгляделся в мутную темноту. Кто-то быстро двигался навстречу... низко пригнувшись... двое... Волчок и Фомка... Бежали не спеша, сосредоточенно, то и дело оглядывались, то опережали друг друга, то попеременно возвращались назад – в две нитки вышивали на снежном полотне какой-то замысловатый узор.

(Как бы назвал это оследие Бурханкин, если бы увидел? И что рассмотрела бы в нём Диана Яковлевна?..)

Сломя голову, спотыкаясь и падая, следом мчалась Василиса.

Франц, отряхнул с себя сугроб, освободил ей место рядом.

– Слава Богу, цела!..

Псы бросились наперебой взахлёб рассказывать о событиях в его доме. Миролюбивый Фомка нахохленным загривком и обнажёнными клыками в этот момент соперничал по ярости с Волчком. Франц даже растерялся. Еле успокоил обоих.

Повернулся к Василисе.

– Ну что?.. Ко мне едем или к вашим?..

– Туда, где все...

Она перепугано дрожала. От страха и холода – непонятно от чего больше.

Беря Снегурочку "под крыло", укутывая её в тулуп, Игорь Максимильянович виновато подумал: "Вот дурак, куртку-то мы от младшего "бойца" под стол заныкали!.. Но могла же накинуть что-то иное, на вешалке полно всего! Хотя, наверно, в голову не пришло. Эта, как моя Лизхен чужого не возьмёт..."

Внутри – кто-то противненький, мохнатенький – скрипнул ему лешаковским скрипом: "Да ладно, будет тебе! Тоже мне, ангела нашёл! Лучше молодость вспомни да прижми девицу покрепче..." – Франц тут же двинул мерзавца по башке. Туго намотал на руку поводья.

– Кто вас потревожил?..

Василиса выкрикнула, тряхнув покрытыми изморозью волосами:

– Да-а разве я знаю?.. Только чернильницы могу о стены шваркать... На большее не гожусь... Вместо того, чтобы подумать, понять... – захлебнулась обрывком фразы, печально ухмыльнулась. – Но у вас даже нет подходящей чернильницы! – Голос певуньи начал выделывать сложные пассажи, восходя к кульминационной точке: – Устала! Ничего не понимаю... Если бы не собаки... – и тут же грустно притихла: – Крёстная!.. Вот бы кто мне подсказал, что делать!.. Что же мне делать?..

– Не печалиться! – посоветовал Игорь Максимильянович. – Как говорит одна моя знакомая: "Рыбьего жира с повидлом вкуснее – булка с изюмом..."

– А я знаю другой рецепт, – рассмеялась ему в плечо Василиса: – "Лучше томатного сока с сиропом – кофе с корицей..." – Вот именно, я о своей крёстной говорю, о Диане Яковлевне... Она же была у вас, я точно знаю!.. Вы давно знакомы? Откуда у вас тетрадь?..

Василиса посмотрела на Франца выжидающе, он на неё – скосив глаза. Между их скрещёнными взглядами, казалось, молния сверкнула. Стало теплее.

Франц молчал. Певунья не понимала – рассердился или смущён.

– Надо же! Мне крёстная не позволяла даже взглянуть, а вам подарила!..

Франц был вынужден оправдаться сразу за двоих:

– Да нет, блокнот случайно у меня остался. Ваша Диана Яковлевна осенью его обронила, когда флигель рассыпался. А я не позаботился адрес спросить, чтобы переслать... – Он перехватил поводья длинными пальцами в кожаных перчатках. – Значит, Диана Яковлевна... Так кто же вас вспугнул?..

Оказалось, когда Франц и Бурханкин оставили её одну в доме, Василиса первым делом пошла в кабинет за тетрадью в кожаном переплёте.

– Вы сами предложили "чувствовать себя, как дома", – хотя в её голосе зазвучали нотки извинения, Франц понял: лукавит, говоря, что – не нарочно. – Я не нарочно, я только заглянула в ваш кабинет и сразу увидела дневник. Я же его давно в лицо знаю...

– Ну, любопытством-то вы точно на мою Лизхен похожи, – заметил Игорь Максимильянович. – И что дальше?

– А потом кто-то стал в дверь ломиться... – Василиса заново переживала страх. – Я включила телевизор на полную громкость: как будто бы – народ в доме. За дверью всё стихло. Мы немного ещё посидели и решили пойти к вам навстречу.

Франц хмыкнул: ничего себе "пойти"! Летели, как пёрышки в бурю!

Собачьи морды вдруг развернулись в ту сторону, откуда псы только что прибыли. Загривки вздыбились, сигнализируя о близкой опасности.

Василиса глянула на своих рыцарей и вновь затрепетала.

– Волчок, Фомка, что там? Неужели опять? Я думала, миновало...

Франц вспомнил: где-то неподалёку бродит Лесной Хозяин...

– Что значит "стал ломиться"?.. Вы не открыли, и что – взламывать начали?..

Василиса хотела ответить, да ветер и снег забили слова обратно в рот. Пока ехали, поднялась вьюга. В лесу-то было не так заметно, но на открытом пространстве – во дворе Большого Дома – метель гуляла вовсю.

Банька в углу по самые брови закуталась в пуховую шаль. Белоснежные края свисали с крыши до окошка, норовили ухнуть вниз. Развалины флигеля залегли под курганом, наметённым за семь минут.

Венчал его снежный шатун, которого Василиса воздвигла тут вчера. Теперь он издали молча взирал с пенька на подкатившие сани. Франц был слишком погружен в думы, чтобы обсуждать с автором достоинства и недостатки скульптуры.

*** Отец и сын

Возвращение Василисы было воспринято как явление настоящей певицы.

Общий хор музыкантов дружно сказал: "О-о!"

Пётр, который всё маялся без дела, кинулся навстречу:

– В-васька! Н-ну наконец-то!.. К-ка-ак чувствуешь себя?..

– Чувствую! – односложно ответила она.

Не обидев, не дотрагиваясь, он взглядом провёл по двум прядям. К ним прочно пристало серебро Деда Мороза. Поседела.

– П-под чернобурку?..

Певунья стряхнула его тревожный взгляд с головы, подскочила к окну. Продышала лунку в белом узоре. Рассмотрела.

– Ага. Новый имидж. Рядом будем лучше выглядеть... – Резко отвернулась от зыбкого отражения. – Ты-то как, Белый?

– В п-порядке...

Пётр оглянулся на Георгия, ещё не выбравшего линию поведения. Видимо, тот решил присоединиться к радости: тон его вопроса был вполне сносным.

– Оклемалась? Как тебе местное здравоохранение? Отвечает достижениям современной медицины?

– Тебе бы не понравилось! – отрезала Василиса. – А где Евдокия Михайловна?.. С ней ничего не случилось?..

Пётр приобнял певунью за плечи. От волнения челюсти его как склеило ириской, окончательно замкнуло. Пытаясь что-то сказать, он только сильно морщился.

Василиса выступила просительным тоном:

– Игорь Максимильянович, вы же сами говорили: утро вечера...

Но Франц уже всё решил.

– Я знаю, что вы устали, знаю, что напуганы... Но если отложить до утра, боюсь, разговор может не состояться. Вы не обязаны участвовать, просто побудете тут с нами. "Мучительнее всего – запятая вместо точки!", напомнил он ей мнение Дианы Яковлевны.

– Потерпи, девонька, недолго осталося, – сказала Евдокия Михайловна.

Теперь кресло Василисы перекочевало с кухни – в столовую. Устраивая певунью поудобнее, повариха взбила на сиденьи огромное пуховое облако в лоскутном одеянии, подложила под ноги скамеечку, укутала "девоньку" пледом и вручила в руки горячую чашку с завтрашним компотом.

Виляя хвостами, Фомка и Волчок улеглись рядом – прочно настороже.

Франц вежливо предложил присутствующим:

– Присаживайтесь, наконец. Давайте закончим с этим побыстрее, не то главная героиня уснёт. – Он повернулся к поварихе. – Надеюсь, не как вчера?..

Евдокия Михайловна расстроилась, даже рассердилась:

– Я объясняла! Термос заготовила для бани, оставила всего на минуту...

– Да-да, всё правильно, голубушка! Прошу прощенья: не хотел вас обидеть! – Он присел на край стола... Сложил на груди руки... Обвёл взглядом общество, возвышаясь над всеми... Остановился на докторе Рубине.

– Большая удача, Марк Анатольевич, что вы сегодня с нами...

"Долго, Игорёша! – позёвывая, молча подстегнул его тот. – Больной давно бы помер! Давай к делу!.."

И тогда Франц сосредоточил всеобщее вниманье на Георгии.

Раскачка худрука на безобразную откровенность была бесконечной, мучительной и столь же безобразно-откровенной.

– Что вы были должны?... Деньги?... Поступок?... Сведенья?...

Георгий возмущённо отмалчивался.

– Это же Ростовцев велел вам привезти сюда Василису! Вы подумали, естественно – для развлечения. Зачем ещё?! – Указательный палец Франца излучал сокрушительную энергию. – Вы посчитали плату за успех – вполне реальной...

– Паранойя!.. – презрительно отвернулся тот, демонстрируя правильно облитый волосами затылок.

Франц невозмутимо вперил в него взгляд, потемневший, как ночной лес.

– Глупости! Сейчас же всё расскбжете!

Бурханкин терпел-терпел да и выпалил:

– Я, это... Слышал я, как вы с хозяином сговаривались!.. – он подбежал к Францу: – Я тебе, это.. сказал, что не видел... Но я же слышал!.. Голос-то слышал!.. Кто ещё мог?.. – Егерь задумался. – А, знаю, кто!..

Бурханкин гораздо позже Франца догадался, что завхоз Большого Дома и худрук коллектива – родственники, хотя увидел их вместе гораздо раньше. На людях это никак не было заметно по их поведению.

Глава двенадцатая

Хозяин Большого Дома

Скрывавшийся в запертой каморке подпола завхоз Тарас Григорьевич Орлов оставил свою конуру и присоединился к званым и незваным гостям Большого Дома.

Он делал вид, будто не понял, что его нарочно на время изолировали. Что это ветром прибило дверь подклети, а не оглобля её подпирала. Что повариха на люке топталась, а не кресло мешало выбраться из подпола. Вобщем, что находится он среди людей – по своему желанию, а не с позволения Франца.

– Сына, что тут у вас происходит?.. – заметил он как ни в чём не бывало.

Георгий кисло сморщился. Было видно: не испытывает особого удовольствия от родства.

– Да вот, – еле снизошёл он, – кое-кого интересует, почему мы здесь оказались...

Пётр в который раз попытался объяснить ситуацию:

– Группа выступает давно. Может, мы и не столь широко известны, но, п-поверьте, именно теперь, с В-васькой, способны занять в мире эстрады свою "нишу". П-по крайней мере, её песни...

– Да бросьте вы! – вдруг завёлся Тарас Григорьевич. – Какая ниша?.. Он вытащил из кармана телогрейки плеер и переключил звук с наушников на динамик. Зазвучало бравурное страдание девочки по мальчику. – Вот это вещь! Хоть с электричеством слушай, хоть при керосинке!..

– Ну, если речь идёт о в-вашем п-плеере, – заволновался Пётр, – я согласен: батарейки – в-вещь незаменимая. А у нас такая б-батарейка В-васька. – Он положил руку на плечо певуньи. – Целая электростанция!

– И что вам дало это "приобретение"? – заспорил Тарас Григорьевич. Много вы зарабатываете?.. Много гастролей наездили?.. Во многих странах отдыхали?..

– Все ведь слышали, как она поёт!.. – невпопад отметил Бурханкин.