Текст книги "Роза из клана коршуна"

Автор книги: Татьяна Чернявская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

Только к концу трапезы из шатра вышел Рокирх собственной персоной, закутанный в какой-то совершенно нелепый кусок ткани, осоловелый и слабый. Впрочем, к чести вурлока, держался он безукоризненно и ничем, кроме раскрасневшихся глаз не выдавал подкравшуюся простуду. "Великий заговор против Императора можно легко предотвратить банальным запретом на использование капюшонов" – констатировала девушка, глядя на это бледное чудо с нелепой косицей, что очень гордо и сурово занял самое северное место среди круга воинов. Верный или скорее слишком привычный к выражению этого чувства Нлуй ненавязчиво пытался по мере своих сил отвратить от наследного вурлока подкрадывающееся воспаление, но мог рассчитывать лишь на убийственную холодность предводителя.

– Вам нужно принять... – настаивал неугомонный советник.

– Не нужно, – на лице Рокирха не отразилось ни одной эмоции.

– Но если...

– Не если.

Приглушённый диалог мог бы продолжаться до бесконечности, потому что выдержки и упрямства с лихвой хватало обоим вурлокам, если бы не подала голос Феррбена, картинно полулежавшая возле большого скрутка неподалёку от спорщиков.

– Возможно, – голос женщины был прекрасным, низким и бархатистым, от чего невольно все мужчины напряглись, – ситуацию сможет исправить наша очаровательная ведьма. Все только и говорят о её поражающих способностях к лечению.

Каринаррия невольно отшатнулась, не нужно было проявлять чудеса сообразительности, чтобы уловить вызов в словах роскошной телохранительницы. Следовало полагать, что любая попытка отреагировать на этот вызов будет умело пресечена, даже если Каринка откажется от помощи. Девушка нервно вытянулась в струнку, под пытливыми и любопытными взглядами воинов. Её оценивали, и сравнение с вурлачкой было явно не в пользу молодой Корсач. Спас ситуацию Владомир, который с радостным воплем подскочил на месте и торжественным голосом предложил устроить прямо здесь "показательное коллективное соплегнание" для всех желающих, галантно уступив первое место в колонне поклонников Каринкиных ручек первому сопляку. Ерош злобно нахмурился и в сердцах с размаху наступил обидчику на ногу, чем и поставил большую и жирную точку в затянувшемся фарсе. Рокирх только досадливо выдохнул и поспешил ретироваться от услужливых помощников и доброжелателей в свой шатёр, с нарастающей обидой и детской горечью ощущая, как от одного пристального взгляда разноцветных глаз кровь начинает бежать быстрее, разгоняя слабость и жар.

Из-за потери половины таинственных колышек лагерь пришлось значительно сжать, сгибая достаточно разрозненные обычно навесы тесным полукругом и оставляя лишь небольшой прогиб для опоённых успокоительными травами лошадей. От таких манипуляций сразу становилось как-то тесно и неуютно, словно людей загоняли в вольер или выстраивали живой цепочкой. Хотя большинство воинов не обратило на это никакого внимания и даже в тайне порадовалось перестановкам, позволяющим сохранять больше тепла, юная Корсач чувствовала себя отчаянно скованно и никак не могла объяснить себе причин таких дурных ощущений. Всё вокруг казалось неприятным, душным и тесным до беззвучного зубного скрипа. Всё сдавливало и порождало безудержное желание сбежать подальше, чтобы надышаться впрок.

"Ох, что-то здесь совсем не чисто", – грустно подумала девушка, посоветовавшись с глупой, но иногда помогающей интуицией. Больше советоваться ей было не с кем: голос молчал, а без его ехидства и козней было непонятно, откуда ожидать опасности. Поэтому Каринаррия решила лишний раз не привлекать внимания и не смущать спутников своим хмурым видом. Так и не обнаруживший ни одного объекта, напоминающего чёткую руну, Ерош предпочёл компанию отогревшихся и потому весёлых мужчин, что с грубоватым добродушием простых вояк издевались над тадо, задавая ему различные вопросы и заставляя прыгать через костёр. Каринка решительно не одобряла подобных развлечений, но боялась возразить им в такой нехитрой и ещё достаточно безобидной для неё самой радости.

"Если я всё-таки вернусь из этого сумасшедшего похода достаточно живой, то уйду в отшельничество к тёте Фелишии! Я не могу себе простить такого недозволительного поведения! Как они могут издеваться над больным созданием, что, в отличие от ведунов, не по своей воле попадает под власть Тварителя и не может ему что-либо противопоставить. Как же я низко пала, если могу им разрешать подобное! – тихо думала девушка, поглубже закрывшись от ранящих душу звуков под выделенным ей пледом. Будучи высокоморальной и крайне требовательной по своей вышколенной многочисленными наставниками натуре, Каринаррия не могла простить себе бездействия и едва не плакала от бессилия, хотя и осознавала появление в своей душе чего-то жестокого, заставляющего больше негодовать перед чужой низостью, чем сочувствовать оскорбляемому. – Нет, нет и нет! Я не могу так бездарно тратить своё время, пока здесь происходит что-то совсем неладное. Перво-наперво необходимо разобраться, что делать с тем, что я знаю, и с тем, что знаю Я. Всяких там смертей, вне обычной программы, голос мне последнее время не советовал – можно надеяться, что охотник временно не участвует в происходящем сумасшествии и тихо мирно спит где-нибудь подальше от меня. Остаётся обратиться к той песне. Было бы немного несуразно, если б она мне просто так послышалась, потому что кому-то из караульных было скучно и он начал орать древнюю балладу на мёртвом языке. С другой стороны, появиться из жажды литературного удовлетворения и расширения моего кругозора она также не могла уже потому, что не обладает столь садистскими наклонностями. Следовательно, стоит обратиться к тексту, а точнее к его отсутствию ввиду гибели западного ветра. На простую балладу это как-то не совсем тянет, но если это окажется каким-либо пророчеством, то будет банальным до изжоги, потому так пророчества ведут на великие подвиги бесстрашных героев только в книгах. В реальности их на подвиги ведёт выгода и обстоятельства. Если это окажется пророчеством, то, конечно, будет очень приятно исполнить его и определённым образом приблизиться к неким канонам героизма. Только для собственной безопасности и во избежание необдуманного травматизма лучше считать эту версию черновой и не зацикливаться на идеях с великими миссиями. Существует нечто, чьё появление на свет вызывает процессы по его разрушению и, соответственно, ряд наблюдаемых ныне катаклизмов. Этим нечта может и скорее всего, хоть это и черновой план, оказаться искомый нами артефакт. Точнее искомый не нами, а повелителем вурлоков, что давно замышлял ужасный заговор против Императора и намеренно втянул в свою авантюру Наследника, как особу, жаждущую самореализации за счёт подвигов. Обнаружение подобного артефакта равносильно значительному усилению разрушительных свойств и тогда.... Он с ума сошёл!!! Так, не будем горячиться и делать поспешных выводов, даже если это и так. Возможно, в рассуждениях есть ошибка.... У-у-у, ну почему я потеряла тот свиток с текстом!?! Теперь можно надеяться найти ответы только в той самой Книге, которая и сама неизвестно где..."

Увлёкшись собственными рассуждениями, девушка не заметила, как пригрелась на сложенном вдвое ковре и погрузилась в некое подобие сна, чуткого к внешним звукам, но такого пленительного, что все окружающее пространство становилось неважным. Каринаррия Корсач слишком отчаянно хотела увидеть чудесную книгу.

"Я смогу. Это просто, просто нужно понять, что ты желаешь увидеть и ты сможешь увидеть это. Ведь я такая глупая, что верю всему, что мне показывают. Мне следует увидеть эту книгу..."

Большая, как и положено настоящим великим книгам, она была выполнена из цельного камня и напоминала собой резной алтарь, окружённый ореолом благословенной сияющей пыли, что лёгкими танцующими змейками порхала под действием неощутимого ветерка. Пыль трепетала и пела, вздрагивая даже от лёгких невесомых шагов. Девушка осторожно, как к величайшей святыни прикоснулась к тяжёлым каменным страницам, ощущая затихающее биение пульса под её покровом мёртвой твердыни. В такт ударам вздрагивали облачка сияющих частиц, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении крошевом погибших страниц. Свечение былых знаний было таким неустойчивым и слабым, что прочесть, написанное на последней странице было совершенно невозможно. Каринка согнулась поближе и успела заметить тонкую линию, прорезанных в камне слов: "... жили они долго и счастливо". В тот самый миг книга с ужасным грохотом захлопнулась, словно специально желая наказать излишне любопытную гостью. Девушка отлетела на каменный пол, устланный тонкой плёнкой крохкого света, больно ударившись лопатками о каменные ступени. Боль вырвала её из странного упоения такой знакомой с детства и такой воодушевляющей фразы, сулящей приключения сказки, хотя приятный флёр успокоительной "счастливой развязки" не спешил удаляться. Вальяжно и нарочито медленно оседала странная пыль, вызывая противное щекотание в носу. Каринка не удержалась и чихнула, заставляя крошево книги взлететь выше, где в темноте прятались высокие распашные двери. Лаконичная и немного небрежная надпись мелом на ней продолжила радужное содержание каменной книги: "и умерли в один день. Все!"

– Они издеваются? – убитым голосом прошептала Каринка.

Двери не ответили, но пыль на них собралась тремя крупными, слегка пульсирующими сгустками света и закружила возле девочки, попеременно вспыхивая и подпрыгивая. Каринка немного нахмурилась, но, поскольку всё равно не видела других возможностей занять себя в странном хранилище книги, с трудом поднялась и направилась вслед за большими светлячками. Сгустки искрились и ласково тёрлись об измазанные ладошки девушки, словно звали гостью поиграть в салки, закружить в чарующем танце. Танцевать после недавнего падения девушке совершенно не хотелось: слишком болела спина и ноги предательски мёрзли. Каринка, слегка пошатываясь, пошла за своими новыми знакомцами.

Дверь поддалась не сразу. Шла медленно, натужно, словно отсыревшее дерево, в свою очередь, пыталось давить на её ладони. Створки были липкими, тёплыми и неимоверно тугими, но после некоторых препирательств дрогнули и медленно поддались. В какой-то миг девушка усмотрела в этом не слишком хороший знак, только комки святящегося крошева так призывно подталкивали её под локти, что не оставалось выбора. Меж створок показалась трепетная лунная дорожка на сплошной водной глади, напоминающей разлитые в пространстве густые чернила. Светляки тут же проскользнули в просвет и весело заплясали по странному пути. Их пляска отдавала какой-то чарующей мелодией, не угадываемой в всепоглощающей вязкой тишине. Лишённая музыкального слуха, Каринаррия неожиданно для себя поддалась настрою музыки и с удивительной для себя лёгкостью прыгнула следом, едва касаясь лунной ряби кончиками больших пальцев. Свет трепетал под ней – и сердце юной девушки наполнялось неизвестным ранее ликованием и сладостным восторгом.

– Как замечательно! Как великолепно! – вскрикнула девушка, кружа в виртуозном танце с лёгкостью и грацией солнечного блика.

Свет переливался, проникая под кожу и обдавая уставшее тело волнами горячей дрожи. Он путался в пёстрых волосах, вырывая в них яркие, чарующие блики. Он прижимался к шее горячим прерывистым дыханием. Никогда ещё Каринка не ощущала такого счастья, холодного, призрачного и при этом всеобъемлющего.

– Постойте-ка, я же не умею так танцевать!

Каринаррия возмущённо остановилась, не желая идти на поводу у своего нежданного партнёра, и на матушкин манер требовательно топнула ногой, тут же по колено проваливаясь в ледяную жижу.

От неожиданности девушка не удержалась на поверхности и с тихим всплеском ушла под воду, чувствуя, как липкий ил засасывает руки по локоть. Каринка попыталась вскрикнуть, но тут же едва не захлебнулась чёрной мутной кашей заброшенной сажалки. Грязь и темнота быстро сложились в её воображении в перекошенную морду зелёного сумеречника. Промелькнула крамольная мысль потерять сознание и настолько удивила девушку, что та перестала барахтаться и ушла на дно. Услужливо вспыхнули перед глазами странные светляки, маня в тёплый радостный мир сладостных иллюзий по другую сторону жизни....

Ужас привёл Каринаррию в себя и вместе с услужливой водой быстро поставил её на ноги. Девушка, не до конца осознавая случившееся, обвела взглядом серо-бурый горизонт оставленных после войны с подгорным народов хозяйственных построек. Широкий прямоугольник воды, слабые очертания прогнившего сруба, группка одичавших деревьев, высокие кусты и тонкая полоска бледного незатейливого месяца, не оставляющая даже приличных бликов на листьях. "Это уже даже не забавно", – только и успела подумать Каринка прежде, чем нечто тяжёлое нашло точку приложения всей своей силы на затылке хрупкой девушки.

... дура, – заунывно повторял голос, но на этот раз в нём слышались странные нотки облегчения после пережитого смертельного ужаса. – Куда ты пёрлась? Что ты возомнила о себе? У тебя нет времени, у тебя больше нет выбора! Впусти меня, пока не стало слишком поздно! Ты же понимаешь, что приближается...

Сознание вернулось удивительно быстро, что вполне могло быть объяснено резким понижением температуры. Голова отчаянно раскалывалась, и тоненькие струны боли прорывались через ужасную какофонию воплей противного голоса и прочего неожиданно возникшего шума, но возможность осознавать собственное наличие в мире живых и относительно здоровых окружными путями догоняла уставшее тело. Каринка даже исподволь порадовалась столь разительному укреплению собственного болезненного организма. Только радость поспешила уступить место раздражению и сопровождавшей его подозрительности, потому что на простую потерю сознания боль в затылке совершенно не походила. Благоприобретённая и вполне оправдавшая себя на практике подозрительность к малознакомым озёрам подсказала открыть глаза только после окончательного установления собственного состояния. А оно было не столь уж радостным. Если не считать ноющей головы и побаливающей после падения во сне спины, поводов для обоснованной и многочасовой истерики благородной дамы было предостаточно, начиная с отмёрзших и расцарапанных о подводные коряги ступней и мелких, но от того более противных ушибов, до тупой, непривычной боли под рёбрами. "Били..." – запоздало сообразила девушка и похолодела: в один миг её представления о мировом устройстве сломались в одном из ключевых моментов – неприкосновенности беззащитной девушки в состоянии заложницы. Ей понадобилось некоторое время, чтобы совладать с эмоциями и не броситься вопить о благородстве, хороших манерах и попрании достоинства поданной Императора и Повелителя вурлоков в одном лице. Промолчала не из-за изменения мировоззрения, а скорее по взрослому предположению о возможности повторного избиения, ещё менее приятного. Смирение далось послушной тихой девушке нелегко, запрятанная в глубины безукоризненной выдержки бесстрастной наставницы трепетная и ранимая душа юной героини все ещё оставалась верной морали любимых романов и кодексов чести. Только ночной холод весьма предостерегающе пробегал по коже без особых препятствий проникая через тонкое нижнее платье. Нижнее платье. Именно это лучше всяких доводов рассудка, возросшего жизненного опыта и появившегося цинизма повлияло на её праведный гнев. Каринаррия мысленно представила дальнейшее развитие событий и нервно икнула.

– Очухалась? – с лёгким удивлением и более выраженной неприязнью раздался густой женский голос.

Каринка быстро отбросила нарастающую панику развитой на гроллинских дневниках фантазии с её картинами жестоких пыток и истязаний, подавила в зародыше усиливающуюся икоту, гневно открыла глаза и постаралась взглядом передать непреклонность, подобающую благородной особе блестящих талантов. Феррбену это выражение нисколько не смутило – телохранительница продолжала меланхолично скручивать девушке запястья тонкой слегка светящейся лентой-косицей. Чудесная, переливающаяся, полупрозрачная субстанция как нельзя лучше подходила на роль магических оков из древних сказок про злобных колдунов, похищенных принцесс и бесстрашных героев. Каринка даже в порыве любопытства подтянула руки к глазам, чтобы лучше определить состав странной материи, холодящей кожу и вызывающей слабое онемение рук, и тут же скривилась от резкой боли в вывернутых запястьях, отдающей при движении в голову.

– Вам никто не говорил, что у Вас тяжёлая рука? – максимально вежливо в сложившейся ситуации уточнила девушка, продолжая с интересом рассматривать свои путы, вид женщины её порядком смутил и практически испугал, а испуганная наследница генерала Корсача начинала проявлять отцовские замашки. – При всём уважении, позвольте заметить, что человека моей комплекции стоило бить слабее. Слишком активное проявление эмоций может создать ненужный эффект.

Каринаррия открыто посмотрела на нападавшую и очень проникновенно кивнула в подтверждение своих знаний. Как бы себя не вела внучка придворного советника и что бы ни замышляла, в ней не обнаруживалось задатков ни тадо, ни ведуна, а это, несомненно, успокаивало. Напряжение в мышцах, вызванное испугом постепенно сходило, и Каринка больше не была так уверенна, что хочет и может отбиться от этой вурлачки и притопить её подальше от лагеря, как советовал инстинкт самосохранения.

– Да как ты, ..., вообще меня видишь! – скрипнула зубами разом переменившаяся в лице Феррбена.

Юная Корсач с удивлением заметила в больших красных глазах несвойственное холоднокровным вурлокам выражение глубокой и практически обжигающей ненависти. Тонкие божественные черты утончённой женщины были безобразно перекошены: ноздри раздуты и словно растянуты к высоким скулам, губы болезненно посинели, подбородок подрагивал в каком-то странном ритме. Девушка даже не подозревала, что такое красивое лицо можно настолько изуродовать неблагопристойными эмоциями, и впервые поверила в досужие разглагольствования обделённых внешними добродетелями женщин о "красоте души". Ранее варианты столь радикального диссонанса внешнего и внутреннего содержания Каринкой не рассматривались.

– Как? – девушка наклонила на бок голову, чтобы уменьшить болевые ощущения. – Тяжеловато. Очертания немного размыты и цвета практически не видны. Полагаю, причиной тому полученная недавно травма, но, возможно, сказывается также недостаток естественного освещения и переутомление. Точнее сейчас сказать не могу, но если слегка приду в себя, обязательно расскажу Вам, как именно осуществляется процесс улавливания внешних объектов с физической точки зрения. Даже не подозревала, что ваш народ не обладает такими банальными знаниями, хоть и позиционирует себя выше и просвещённее граждан Империи.

– Сумасшедшая дура, – презрительно бросила своей пленнице женщина, не выпуская удивительных оков.

– Вот уж не могу с Вами согласиться. В обыденной речи, а намёки на определённые профессиональные термины я приписывать Вам не решусь, понятие "сумасшедшая" и "дура" носят разное значение. Сумасшествие мне приписывалось часто ввиду ряда особенностей мировосприятия, за что я, хотя и не слишком ценю носителей такого мнения, не стану на Вас обижаться. Однако "дура" – это уже слишком. Вам стоит лучше следить за речью, – Каринаррия очень славно улыбнулась, и было в её улыбке что-то настолько внушительное, что Феррбена опустила занесённую для удара руку.

Продрогшая раздетая девушка неожиданно для себя самой обнаружила, что получает странное удовольствие от разговора с неприятной во всех отношениях женщиной. Словно проявление непочтительности и дерзости к более опытной и, наверняка, высокопоставленной особе для неё естественно и просто жизненно необходимо в общении с представителями двора. Казалось, ворох окутавших Каринку странностей и загадок позволял ей быть сильнее и снисходительнее к простым людям. Она просто не испытывала угрызений совести, позволяя себе вольности в обращении с этой вурлачкой, и могла с полным спокойствием снимать накопившееся за время путешествия напряжение, доводя неугодную телохранительницу до ледяной злобы. Где-то очень далеко, благовоспитанная девушка понимала, что это не достойное поведение, но предпочла не углубляться так сильно без особой надобности. Каринаррия утончёно вскинула подбородок:

– Не считаю Ваше поведение разумным.

В ответ Феррбена лишь фыркнула. Упоительная и неестественная красота возвращалась к своей обладательнице неспешно, перетекала мягкой глиной под умелыми руками, застывая точёной маской. Каринке вспомнились видения, посылаемые мерзким голосом. Девушка улыбнулась, понимая, что трансформации внешности для вурлоков были привычными и чуждыми одновременно. Могли ли они стареть, как обычные жители Долины? Согласились ли бы сдать гладкость кожи ради выживания? Смогли ли бы в более спокойных условиях отказаться от этих образов живого оружия? Конкретно эта представительница детей белого песка, явно не собиралась отказываться от тех туманных радостей, что ей сулили национальные особенности, даже для собственной выгоды. Это было так очевидно и прямолинейно, что почти вызывало жалость.

– Вам не стоит так просто менять внешность, – заметила Карина, сохраняя привычный менторский тон наставницы пансионата с тонкими немного истеричными нотками своей незабвенной матушки, выводившей из себя даже служителей храма. – Подобная вспыльчивость может сделать Ваш образ более пикантным на короткий срок, но не принесёт чести и не послужит на благо Вашего рода. Следует лучше контролировать эмоции.

Простое и по сути своей правильное замечание едва не привело не привыкшую к критике женщину обратно в трансформированный вид, что грозило бы молодой аристократке большими проблемами, чем повторное избиение. Только Феррбена относилась к числу если не величайших интриганок, то женщин, во всяком случае, вполне рассудительных и умеющих мстить долго и мучительно, и поэтому последовала совету маленькой выскочки и промолчала. Лента быстро тянулась из больших пальцев вурлачки и уже без лишних прикрас жёстко и надёжно стягивала руки сидящей по пояс в воде девушки.

– Теперь ты сдохнешь, – жестоко и немного торжественно констатировала светловолосая красавица, без каких либо усилий поднимая под мышки свою ношу и усаживая её на огромный валун, доходящий рослой Феррбене до груди.

– Не исключено, – послушно согласилась Каринка, слабо представляя причину такой откровенной радости; вурлачка уже скручивала ей лодыжки. – Все умирают, когда обстоятельства складываются так, что определённое место в этой Вселенной должно быть освобождено. По сути, все мы это одна большая система мест...

Впрочем, высокие умозаключения Каринаррии также не привлекли женщину, как и предыдущие идеи в физике. Феррбена весьма грубо и неприятно сноровисто схватила девушку за волосы и нагнула к себе, едва не сбросив обратно под ноги.

– Я должна быть на твоём месте, – прошипела она прямо в ухо растерянной Каринке.

– Ещё не поздно всё исправить! – почти радостно воскликнула пленница, стараясь подальше отодвинуться от явно помешавшейся вурлачки. – Снимите меня отсюда и залазьте сами, а я, так уж и быть, свяжу Вам руки и ноги, могу даже по голове лишний раз ударить для правдоподобия.

Женщина лишь вставила несколько явно грубых слов, не известных пока неопытной девушке и просто ушла, не став даже бить. Видимо, в её планах было оставить подопечную в максимально нетронутом состоянии. Девушка, в свою очередь, также не стала комментировать её действия или следить, как гибкая подрагивающая фигура растворяется в темноте. Каринаррию захлестнула серая и непроглядная во всех отношениях апатия, вызываемая не столько странными, пропитанными магией путами, сколько болью в затылке.

"Хорошо, что сейчас в моде использование узлов, – отстранённо подумала девушка, вглядываясь в неуверенную и совсем тоненькую полоску лунного света на грязной сажалке. – Была бы у меня другая причёска эта неуравновешенная особа непременно проломила мне череп. Столько агрессии на пустом месте... Хотя, чем моё место могло настолько приглянуться красивой девушке прекрасных связей и замечательных перспектив? Помимо очень зыбкой роли путеводителя по Затаённому лесу я не представляю особой ценности и, напротив, во многом являюсь грузом из-за постоянной болтовни с этим. В её голосе, пожалуй, были ноты зависти, но я бы не сказала, что она была так горяча. Не зависть.... Тщеславие? Обида? Ох, как же это сложно. Я бы сказала, что основной причиной служили не личные претензии, а сложившиеся обстоятельства, поэтому и расчёт был практически холодным. В целом, ход её мыслей очень точен. Во всяком случае, двое из всей компании могут поверить, что я сбегу посреди ночи без чьего-либо принуждения в таком странном виде и могу запросто бродить по округе, а набродившись, замёрзнуть где-нибудь под камнем. Феррбене даже не пришлось прилагать особенных усилий к моему устранению... Что же за странный лунатизм? Никогда не замечала за собой хождения во сне. Но просто так отволочь меня из лагеря не удалось бы даже ей. Нужно будет попросить Ероша подмечать, если я буду и дальше так гулять. Интересно, эти ленты исчезнут с рассветом или уже после моей смерти? Допустим, замёрзнуть у меня не получится, но спина болеть будет".

... не бежишь, не взываешь о помощи, – скрипуче отозвался голос, упивающийся положением своей собеседницы, – не пытаешься спастись. Как низко ты пала. Откуда столько послушания, девчонка? Неужели начало нравиться такое положение? Не беспокойся, я быстро его исправлю...

– В этом нет особой нужды, – девушка постаралась лечь поудобнее и повернуться на, как ей казалось, восток, чтобы первой медленно окунуться в рассветные лучи. – Я всё также не испытываю удовольствия от этой авантюры, учитывая, что некоторые из её участников претендуют на роль вершителей судеб. Просто не вижу смысла предпринимать что-либо. Я не смогу даже слезть с этого валуна, не сломав себе ног, что уж здесь предполагать длительные блуждания без одежды, еды и защиты. Если бы можно было найти хотя бы цель для подобного странствия, но.... Мне начинает казаться, что весь мир склоняет меня к фатализму.

... мир большой, ему виднее. Не будь глупее, чем ты есть и послушайся. Прими роль, предложенную тебе.

Каринаррия только скептично ухмыльнулась.

... дура! Отказываешься, не узнав даже собственного назначения! Вдруг тебе понравится? Вдруг ты станешь большим...

– Читающим? – холодный камень пропитал кожу девушки своим леденистым безразличием, отразившись на голосе и взгляде. – А кто, собственно, эти самые Читающие? Вершители судеб и творители мира? О-о-о, не смешите меня. Может, я не столь посвящена в легенды и не могу похвастаться тонкостью своего ума, но не так уж плохо разбираюсь в словах. Читающий, как следует из названия, читает. Его удел воплощать, давать огласке то, что уже существовало до него и являлось плодом чьего-то письма. Где здесь, собственно возможен акт творения? Читающий не свободен, его судьба также расписана и предрешена. И самое странное, что он будет знать этот сценарий. Он будет до последнего оставаться в пьесе, как вынужден оставаться главный герой. С его смертью всё действо лишится смысла, поэтому авторы будут расписывать его до последнего.... Неимоверно долгая жизнь, красивая, насыщенная и безбедная; возможность получать всё, что пожилаешь в любое время и любых количествах; бесконечное влияние на чужие судьбы и безнаказанность во всём... Получить всё это сразу, без лишних страданий и усилий...

... просто впусти меня...

– ...не хочу, – Каринаррия улыбнулась. – Не хочу быть Читающим.

Голос задохнулся от возмущения перед столь вопиющей наглостью. Каринка улыбалась во тьму, как можно улыбаться стоя на крыше дома в медленно сгорающем городе. Прилив очищающего и одновременно всеразрушающего чувства неотвратимости, что летит тебе навстречу. Её нельзя обогнать, от неё нельзя спрятаться, но её можно перехитрить, кинувшись наперерез. Один бросок, такой приятный и сумасшедший. И дело было вовсе не с том, что ей удалось настолько досадить своему давнему мучителю, просто ей действительно не хотелось всего этого.

Глубокий, слегка охрипший, но весьма узнаваемый голос показался в этой безмятежной тишине ночи чумным набатом, заставляющем сердце заходиться в предвкушении катастрофы:

– Уму непостижимо! Впервые вижу ведуна, не называющего себя Читающим!

Каринаррия вмиг устыдилась и собственного более чем скромного наряда и столь раскованной для благородной дамы позы. Девушка постаралась ловчее подняться на скользкой поверхности своего монументального трона и придать себе надлежащий вид гордой безгрешности, хотя и не была уверенно, что Нлуй, чей голос раздался из темноты, способен увидеть её.

– Возможно, Вы просто не прилагали достаточно усилий, чтобы к ним присматриваться, – взяла привычный тон Каринка и голос её неприятно напомнил капризную манеру изнеженной собственным самомнением матушки.

– К ним нужно не присматриваться, за ними нужно присматривать, – уклончиво парировал мужчина, приближаясь к валуну. – Это позволяет значительно снизить возможные жертвы.

– Снижение жертв путём жертвования другими не способствует выработке у расходного материала зачатков альтруизма. Неужели никто не задумывался о других способах работы с населением?

Нлуй не спешил помогать попавшей в беду девушке или добивать ненавистную ему особу, находящуюся в беспомощном состоянии. Советник не отличался отменной сентиментальностью, но любил принимать решения взвешенно, поэтому положил рядом с Кариной пучок довольно жалкой подмёрзшей травы и, опершись широкими плечами о камень, стал всматриваться в те нечёткие картинки, что совсем недавно наблюдала юная ведунья.

– Желаете совет, Каринцар-риаль? – вопреки собственной привычке оставаться при последнем слове, Нлуй оставил вопрос девушки без внимания.

– Не вижу возможности воспротивить Вам в этом благородном начинании, – тяжёлый и даже внешне очень тёплый плащ советника вызывал в Каринке лёгкую зависть и почти загипнотизировал своей мягкостью.

– Держитесь подальше от него! Я уже предупреждал Вас, – тон мужчины в сравнении с первым разговором в бальной зале императорского дворца заметно смягчился под действием демонстрации ряда способностей наследницы мистического рода Кшорсач. – Неужели так сложно оставить его в покое?

– А Вы полагаете, что покой будет способствовать консервации нрава и сможет подтолкнуть в наиболее удобные объятья и более приемлемые взгляды? – Каринка мстительно улыбнулась в белую макушку (стоя спиной вурлок был значительно менее страшным и внушительным) обладателю такой желанной тёплой одежды. – Что именно покой станет залогом послушания, когда пропитает своими терпкими духами всё нутро, вызывая привыкание и отвращение вместо привязанности? Хм, такая позиция имеет смысл, если держать источник аромата у самого носа, пока не закружится голова и не оступится человек. По моему глубочайшему убеждению, не покой способен приучить к чему-либо, достаточное волнение, возможно даже буря.