Текст книги "Грустная дама червей"

Автор книги: Татьяна Бочарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

47

В восемь утра пришла Леля. Лицо ее было бледным и решительным.

– Я еду в аэропорт, – категорически заявила она.

– Зачем? – устало проговорила Карина.

– Провожать.

– Но ведь он же вернется через неделю. Вы же не на месяц расстаетесь, для чего тебе тащиться в такую даль?

– Я так хочу.

Леля была непоколебима. Отговаривать её не оставалось ни сил, ни времени, и Карина заказала по телефону такси.

В десять они разбудили Олега, успевшего подремать часа три. Сама Карина так и не сомкнула глаз. В одиннадцать пришла машина.

Всю дорогу Карина дергалась и нервничала, опасаясь, что Лелю растрясет и у нее начнутся преждевременные схватки. Однако та полуторачасовую поездку до Шереметьева перенесла на удивление благополучно. Она прижималась к Олегу, по обыкновению что-то жарко шептала ему на ухо. Он рассеянно слушал и кивал. Глаза его после бессонной ночи слипались.

Карине же спать не хотелось нисколько – она была точно натянутая струна и никак не могла расслабиться.

Пожалуй, Леля из всех троих выглядела самой спокойной и бодрой. Однако лишь только они приехали в аэропорт, это спокойствие как ветром сдуло. Глаза ее налились слезами, губы задрожали. Она вцепилась в рукав Олеговой куртки, лепеча что-то неразборчивое и жалобное. В зале уже собрался народ из оркестра и хора, и Карина видела, что Олег мучается, тяготится Ледяными слезами, что ему неловко перед ребятами.

Она принялась утешать Лелю как могла. Вроде бы ей это удалось. Во всяком случае, та перестала плакать, вытерла лицо платком и, изобразив подобие улыбки, приблизилась к шумной и пестрой толпе музыкантов.

– Олежка, ты сдурел? – Любаша, как всегда громогласная, краснощекая, в новом кожаном пальто, делающем её громоздкую фигуру похожей на тумбочку, выразительно скрестила руки на груди. – Чего бабу на сносях в аэропорт припер.

– Она сама, – ответил Олег сквозь зубы и отвернулся от Любаши, давая понять, что разговор окончен.

Но не тут-то было. Хормейстерша, полностью оправдывая данную ей в оркестре кличку, не унималась.

– Что значит – сама? Ты мужик в доме или кто? Девонька дорогая, – обратилась она к Леле, – была б ты моей дочкой или невесткой, я б такого ни в жизнь не допустила. Не берегут они тебя, безобразники!

Леля всхлипнула.

– Любовь Константиновна, все! – сердито и испуганно произнесла Карина. – Проехали.

– «Проехали»! – ворчливо передразнила Любаша, но все же послушалась и отошла в сторону.

Однако было поздно. Леля беспомощно заморгала, из глаз ее снова потекло в три ручья. Она уткнулась мокрой щекой Олегу в плечо и зарыдала в голос.

– Леля, – Олег слегка потряс се, пытаясь оторвать от себя, – Лель, ну перестань. Стыдно же, люди смотрят. Лелька! – Он смягчил тон, заговорил тише, чуть наклонившись к ее лицу: – Чего ты, глупая? Все же нормально, я приеду, отвезу тебя в больницу. Родишь своего мальчика… или девочку… кого ты больше хочешь? А?

– Н-никого… – заикаясь и всхлипывая, проговорила Леля, не отрывая лица от его куртки. – Н-не уезжай…

– Да ты с ума сошла! – Олег рывком снял с плеча сумку, поставил на пол. В глазах у него промелькнул гнев, но тут же угас. Он обнял Лелю, мягко, но настойчиво потянул в сторону: – Пойдем… Поговорим. Пошли.

Они отошли к аптечному киоску.

Карина наблюдала за ними, стоя там, где Олег оставил свою сумку.

Слов их разговора ей слышно не было, она только видела, как Олег пытается что-то втолковать Леле, время от времени подкрепляя сказанное жестами здоровой руки. Выражение лица у него было усталым, но ласковым. Леля слушала, часто и послушно кивая, глядя ему в глаза.

Карина почувствовала, что задыхается. Кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась. Сзади стоял Вадим. Вместо длинного черного пальто на нем была легкая замшевая куртка светло-серого цвета, в руках большая ярко-оранжевая сумка.

– Что? – тихо спросила Карина, стараясь не встретиться со взглядом его темных, чуть раскосых глаз.

– Ничего. Попрощаться хотел. Ты ведь остаешься, не летишь?

Она кивнула.

– Ну вот. Как себя чувствуешь, кстати?

– Ничего.

– Молодец, – он слегка прищурился, так, как это любил делать Олег. Правда, лицо Вадима не приобрело холодновато-насмешливого выражения, – стало добродушным, немного детским. – Ну пока.

– Пока, – сказала Карина.

Она по-прежнему ничего не понимала в нем. Он казался ей загадкой, хитрецом, маскирующимся под простака, недругом, по какой-то причине оттягивающим сокрушительный удар.

Почему он до сих пор ничего не сказал Леле? Чего добивается от Карины, играя с ней как кот с мышью, начиная и не заканчивая разговор, глядя своим странным, настороженным и укоризненным взглядом?

Ответить на эти вопросы Карина не могла. Она молча смотрела, как Вадим удаляется от нее, сливается с веселой, многоголосой компанией оркестрантов.

Подошли Леля с Олегом. Леля почти совсем успокоилась, Олег бережно поддерживал ее под руку, оба улыбались.

– Пора, – громко провозгласила Любаша, взваливая на плечо огромный баул. – Все на месте?

– Да вроде, – ответило ей из толпы сразу несколько голосов.

– Ну и отлично. Идем.

Олег поднял с полу сумку.

– Лель, ты оставайся здесь. Толку нет гуда ходить. только затолкают.

– Нет, я провожу.

Он пожал плечами:

– Ну ладно.

Карина стояла рядом, дожидаясь, пока Олег обратит на нее внимание. Но тот больше не смотрел в ее сторону, всецело поглощенный прощанием с Лелей.

Они, все трое, пристроились в хвост очереди на регистрацию. Впереди оказался Вадим.

Очередь двигалась быстро. Вот взметнулась вверх веселенькая оранжевая Вадимова сумка, проехала по бегущей дорожке, просвеченная со всем своим содержимым. Вслед за ней двинулась скрипка в чехле.

– Все, пока. – Олег поцеловал Лелю в щеку, протянул свой билет девушке, сидевшей на контроле.

– Пока, – хрипло проговорила Леля, делая шаг назад и прижимаясь к Карине. Та обняла ее за плечи.

Олег уже догонял Вадима. Вот он поравнялся с ним, что-то сказал на ходу. Тот в ответ качнул черноволосой головой, они вместе приблизились к стеклянным дверям накопителя.

Вадим шагнул вперед и скрылся из виду.

Кирина не отрываясь и не моргая глядела на широкую. безупречно прямую спину Олега.

Внезапно он остановился. Поправил сумку на плече. Обернулся. Его быстрый, цепкий взгляд достиг Карины. Он смотрел на нес, только на нее, прямо ей в глаза, как прежде, – уверенно, спокойно, слегка насмешливо, будто призывая не относиться ни к чему в этой жизни чересчур серьезно.

На мгновение уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке. Затем он повернулся, толкнул дверь и исчез.

– Есть хочу, – тоненько и капризно протянула Леля над самым Карининым ухом.

Та вдруг почувствовала, как внутри нее закипает глухое раздражение. Господи, как достала эта девчонка! Как надоела своими вечными слезами, жалобами, нытьем, надоела им обоим! Кто ее гнал сюда! Сидела бы дома, как все нормальные беременные, дала бы им с Олегом проститься по-человечески, – так нет, притащилась в аэропорт, устроила истерику на глазах у всех, а теперь ей, видите ли, есть захотелось! Принцесса!

Карина с неприязнью поглядела на Лелю, но тут же взяла себя в руки. Что же это она! Ведь Леля – законная Олегова жена, носит под сердцем его ребенка, любит мужа так преданно и самоотверженно, что не замечает предательства и обмана.

И Карину она любит, смотрит на нее доверчиво, ожидая, что та пожалеет ее, поддержит, даст совет, как поступить в трудной ситуации.

– Пойдем возьмем тебе что-нибудь перекусить, – ласково сказала она Леле. – Там, при входе в зал, было бистро.

– Нет, – Леля замотала головой, – я эту гадость есть не буду. Ладно уж, дотерплю до дому. Или вот что – купим пакет молока и булочку.

– Идет, – согласилась Карина.

Они отыскали продуктовую палатку, в которой все продавалось втридорога, взяли молоко «Милая Мила» и ромовую бабу. Леля жадно надкусила бабу, проткнула соломинкой дырочку в пакете и с наслаждением принялась пить.

Карина терпеливо ждала, пока она насытится. Наконец Леля доела последние крошки, скомкала пустой пакет и бросила его в урну.

– Как хорошо! – Она счастливо улыбнулась. – Ты себе не представляешь, что за волчий голод я иногда испытываю – так бы и мела все подряд. Никогда не думала, что стану такой троглодиткой.

– Это не ты, – успокоила ее Карина, – это маленький. Поехали, а то ты уже третий час на ногах.

– Поехали, – со вздохом согласилась Леля.

На обратном пути она уснула у Карины на плече. Машина неслась по пустой, свободной трассе, в окно нестерпимо ярко светило солнце. В салоне было душно, да еще шофер, молодой, бритый под ноль парень, беспрестанно дымил, едва приспустив боковое стекло.

Карина пробовала уговорить его не курить или хотя бы открыть окно побольше, но тот уперся по непонятной причине. Везти же их до Москвы он взялся за смешную цену, и потому волей-неволей приходилось терпеть его прихоти.

Карина изнывала от жары, плечо, на котором лежала Лелина голова, затекло и болело, затылок уже не просто ныл, а раскалывался до темноты в глазах, до тошноты.

Она ехала и думала, что Русудан оказалась права – вскоре она потеряет обоих – и Олега, и Лелю. Олег не сможет бросить жену, океан Солярис слишком сильно воздействует на него, слишком давит на болевую точку.

Стало быть, надо осуществлять свой план и ехать к Верке. Апрель наступает через пять дней.

Интересно, как отреагирует на ее исчезновение Олег? Смирится сразу, возможно, даже вздохнет с облегчением? Или будет пытаться вернуть ее, сохранить ту нелепую двойную жизнь, к которой они приладились в течение последних месяцев?

Как вести себя, что ему сказать? Да и нужно ли им вообще видеться, не лучше ли сжечь за собой все мосты, отрезать пути к отступлению?

Слишком далеко все зашло. Так далеко, что страшно подумать, чем это может кончиться.

Карина искоса глянула на Лелино лицо – во сне оно раскраснелось, было безмятежным, спокойным и ангельски красивым.

Леля говорит правду – она не проживет без Олега и дня, скорее всего, просто сойдет с ума, изойдет слезами, не будет ни есть, ни пить, высохнет как щелка. У нее нет ничего, за что можно было бы зацепиться, что было бы в состоянии ее отвлечь, – ни любимого дела, ни хороших, настоящих подруг. И ребенок, долгожданный, желанный ребенок, также не станет ее жизнью, у которой лишь один смысл – Олег.

Леля почувствовала, что на нее смотрят, заворочалась, что-то пробормотала, повертела головой и открыла глаза, голубые и ясные, как у младенца.

– Уже приехали?

– Подъезжаем. Ты спи дальше.

– Нет, я больше не хочу. – Леля выпрямилась и села. – Господи, здесь как в бане. Я вся мокрая. – Она расстегнула «молнию» болоньевого пальто.

– Смотри, как бы не продуло, – забеспокоилась Карина. – Если вспотела, лучше дотерпи до дома, а то прохватит на сквозняке в два счета.

– Не прохватит. – Леля слегка отодвинулась от Карины к окну, задумчиво вычерчивая пальнем на стекле какой-то узор. – А Олежка сейчас в воздухе. Как думаешь, вспоминает он обо мне?

«Как блаженная», – подумала Карина, а вслух сказала:

– Конечно, вспоминает.

– Он обещал позвонить сразу, как только они прилетят… – Леля хотела что-то еще прибавить, но вдруг замерла, прижимая ладонь к животу. – Ого, как двинул! Слоненок, да и только.

– Может быть, ему воздуха не хватает?

– Да нет, – успокоила Леля. – Он последние дни все время так, даже ребра болят. Ой, скорей бы отделаться, надоело, жуть! На животе поспать охота, прямо мочи нет, – она подвинулась к Карине, пытаясь устроиться поудобнее.

Машина свернула с кольцевой автодороги на шоссе.

– Сейчас прямо и направо, – объяснила Карина парню.

– Понял, – тот наконец выкинул окурок и крутанул руль.

За окнами замелькал знакомый микрорайон, показалось и исчезло здание музыкалки, за ней – большой, недавно отстроенный супермаркет. Автомобиль плавно подкатил к пятиэтажке, затормозил у подъезда.

– Спасибо, – Карина протянула парню деньги.

– Всегда пожалуйста. – Он небрежно сунул их в карман потертой кожанки, дождался, пока Леля протиснет в дверцу свой живот, и, нажав на газ, умчался.

– Постоим чуть-чуть. – Леля всей грудью вдохнула весенний влажный воздух. – Смотри, снег совсем растаял.

Карина глянула на покрытый лужами тротуар. Последнее время она ходила, не замечая ничего вокруг, ей было все равно – бегут ли ручьи, метет ли поземка. И сейчас она с удивлением видела, что тополя стоят, готовые вот-вот выпустить почки, а под окнами кое-где пробивается первая молодая травка.

– Красиво здесь. – Леля слегка запрокинула голову. – Совсем не как было около общаги или там, где мы с Олежкой поначалу жили. Там деревьев почти совсем нет, рядом шоссе, бензином воняет, выхлопы. А тут – раздолье. Когда рожу, небось уже все зазеленеет. Буду с коляской вон там сидеть, – указала она на скамейку под деревьями.

Карина молча кивнула. Каждое Лелино слово причиняло ей невыносимую боль, точно резали по живому без наркоза.

Это есть, есть, и ничего не поделаешь! Родится ребенок, ребенок Олега. Отец будет любить сына или дочь, что бы там ни говорил, как бы ни старался изобразить из себя детоненавистника. Он будет гулять с Лелей и коляской, и Карина окажется лишней, совершенно лишней, чужой.

– Пойдем домой, – глухо проговорила она. – Сыро. Ты простынешь.

– Пойдем, – согласилась Леля, беря ее под руку – Ты… поживешь у меня эту неделю? А то я тронусь одна, без Олежки, в пустой квартире. Пожалуйста, Кариш!

– Ладно, поживу, – выдавила Карина, мысленно придя в ужас. Мало того что семь дней у нее не будет работы – вся капелла улетела, так еще и с утра до вечера общаться с Лелей, непрерывно говорить с ней об Олеге! Так недолго и самой с ума сойти.

Однако отступать было некуда: бросить Лелю, перестать заботиться о ней в отсутствие Олега она не могла. Словно неведомая сила заставляла быть с ней рядом, следить за каждым ее шагом, защищать, оберегать.

Они не спеша, подолгу отдыхая на каждом пролете, поднялись на пятый этаж.

В квартире у Лели парил непривычный беспорядок – повсюду валялись раскиданные вещи, на кухне в раковине громоздилась гора грязных тарелок и чашек, постель в спальне была не застелена.

– Ты посиди, а я уберусь. Я мигом. – Леля сняла пальто, сапоги и деловито двинулась на кухню.

– Я помогу.

– Нет-нет. Мне полезно размяться. Иди посмотри телевизор. Или видак включи, там у Олежки много фильмов хороших, комедии, боевики.

– А фантастика есть? – невольно вырвалось у Карины.

Леля неопределенно пожала плечами:

– Есть кажется, но немного. Кое-что он переписывал с телевизора, сол… сор… не помню, название чудное.

– «Солярис»?

– Ага, точно. Тебя интересует эта заумь? – Леля удивленно подняла брови.

– Так, иногда, – уклончиво ответила Карина.

– Ну бери и смотри. Кассеты в тумбочке, на верхней полке.

Леля ушла на кухню и загремела там посудой.

Карина, осторожно ступая по скрипучему паркету, прошла в гостиную, распахнула дверцу тумбочки. На верхней полке в идеальном порядке в два ряда стояли видеокассеты, надписанные ровным, разборчивым Олеговым почерком.

Карина наклонилась, просмотрела первый ряд, не обнаружила там того, что искала, наугад вынула пару кассет.

Вот он, «Солярис», стоит во втором ряду. Она осторожно вытащила кассету, вставила в видеомагнитофон. На экране замелькали титры.

Карина совершенно ничего не помнила, смотрела как бы впервые. Когда-то давным-давно они ходили на этот фильм с Веркой, еще будучи школьницами, девятиклассницами. Верка всю дорогу из кинотеатра восхищалась, а Карина не могла взять в толк, что её так зацепило – какая-то тетка, сделанная не из молекул, а из неведомого космического вещества, преследует героя. Умереть она не может, ее никуда нельзя услать – на следующий день все равно вернется, в общем, наваждение, фантом какой-то.

Теперь Карина понимала. Понимала, почему гениальный Тарковский взялся экранизировать именно этот роман польского фантаста – столько в нем было мудрости, скрытого смысла, тайного подтекста.

Океан Солярис – не есть что-то вне нас, он внутри у каждого, он – это наша душа, запрограммированная на сострадание, на то, чтобы не переполниться жестокостью…

Карина не заметила, как в кухне стало тихо. Подняла голову и увидела, что в дверях стоит Леля.

– Бредятина, правда? – та кивнула на экран. – А Олежка часто ее смотрит, особенно в последнее время. Мне кажется, такое только шизофреник мог придумать. То ли дело комедии! Я, например, «Кавказскую пленницу» раз двадцать смотрела, и еще столько же могу. Давай, кстати, прокрутим?

– Данай, – рассеянно проговорила Карина.

Леля достала кассету в яркой обложке.

Они смотрели фильм, Леля громко и заливисто смеялась в каждом месте, где полагалось смеяться, Карина почти не глядела на экран, погруженная в свои мысли.

Поздно вечером позвонил Олег. Самолет благополучно приземлился, оркестр разместили в гостинице со всеми удобствами, завтра ожидался первый концерт.

Говорила по телефону Леля, Карина трубку брать не стала. Слушала из комнаты, как та сыплет вопросами, не давая Олегу закончить разговор и невзирая на дороговизну междугородных звонков.

Наконец она умолкла. Вернулась из спальни, где висел аппарат, в гостиную, радостная и возбужденная.

– Он каждый день будет звонить в это время. У него телефон прямо в номере. Чувствует себя хорошо, рука не болит.

– Слава богу, – пробормотала Карина. – Может, ляжем спать?

– С удовольствием. – Леля улыбнулась и сладко зевнула. – Завтра утром мне к врачу.

– Я схожу с тобой.

– Ни в коем случае, – поспешно произнесла Леля. Улыбка сбежала с ее лица. – Не надо, – пояснила она, – мне пора привыкнуть иногда оставаться одной. Рожать-то со мной ты не пойдешь, верно?

– Верно, – согласилась Карина. В конце концов, Леля права, пусть проведет самостоятельно хоть пару часов. – Спроси там у врача, нужно ли продолжать пить старые витамины или, может быть, есть что-то другое, поэффективней?

– Спрошу, – Леля кивнула. – Слушай, ляжем вместе, на диване? Ты не бойся, я не храплю, мешать не буду.

– Ну давай.

Они расстелили диван, стоящий в гостиной, потушили свет и улеглись. Карина лежала с открытыми глазами, в темноте прислушиваясь к ровному Лелиному дыханию. В какой-то момент ей показалось, что та уснула.

Она повернулась на бок, поудобней устроила голову на подушке, вздохнула тихонько. И тут же услышала какие-то странные звуки – не то сдавленный стон, не то всхлипывания.

Карина резко обернулась: Леля горько плакала, закрыв лицо одеялом.

– Что случилось? – Карина села на постели.

– Н-ничего. Просто… я боюсь.

Карина отчетливо вспомнила, как Верка рассказывала ей после родов. Последний месяц самый тяжкий. Ночью лежишь без сна, в голову мысли всякие лезут, одна другой бредовей. Понимаешь, что все это чепуха, а поделать с собой ничего не можешь. Паранойя, одним словом.

Карина ласково погладила Лелю по растрепавшимся волосам:

– Чего ты боишься, глупенькая?

– Всего. Вдруг я рожу и растолстею, как бочка? Буду Олежке противна.

– С чего тебе толстеть? Ты вон какая стройная, и мышцы у тебя тренированные.

– А если ребеночек родится неполноценным? – Да почему ему быть неполноценным? Ведь ты наблюдаешься у врача, он следит, чтобы все было в норме. Вы оба молодые, здоровые, не говори глупостей.

– А вдруг… – Леля снова захлебнулась слезами, – вдруг Олежка не полюбит маленького? Он же не хотел…

– Вот чушь-то! Как можно не любить собственного ребенка? Полюбит, еще как полюбит, увидишь. Хватит реветь, давление подскочит. Давай спать.

– Давай. – Леля прерывисто вздохнула и умолкла. Но лишь на минуту. Вскоре она опять начала всхлипывать.

– Что еще? – Карина с трудом сдержалась, чтобы не заткнуть ей рот рукой. Господи, неужели она так каждую ночь? Бедный Олег, чудо, что он еще не рехнулся от таких сцен.

– Я… подумала… я вам так надоела, – жалобно прошептала Леля.

– Кому – нам?

– Вам. Тебе и Олежке.

Карина ощутила знакомый укол тревоги. Почему Леля так говорит? Что она имеет в виду? Может быть, ее слезы и истерики в последние дни вовсе не признак предродового психоза? Вдруг Олег ошибается и она в курсе всего?

Но зачем тогда это приглашение пожить вместе, стремление не разлучаться с Кариной, поверение ей самых сокровенных мыслей?

– Прекрати, – сухо проговорила Карина, – ты не можешь нам надоесть. И закончим на этом, иначе я просто уйду к себе.

– Нет, не уходи, – Леля испуганно схватила ее за руку, – я не буду больше. Прости меня, не сердись.

– Я не сержусь, – сказала Карина мягче. Спать ей расхотелось вовсе, несмотря на то что шли вторые сутки ее бодрствования.

Леля прижалась щекой к ее плечу, закрыла глаза. Через десять минут она наконец уснула, продолжая изредка всхлипывать во сне.