Текст книги "Грустная дама червей"

Автор книги: Татьяна Бочарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

35

Очутившись дома, Карина разделась, швырнула сумку в угол, села на диван и сидела полчаса, не двигаясь и не меняя позы.

Потом она наполнила ванну, развела в ней душистую пену, скинула дорожные вещи и долго лежала в обжигающе горячей воде, без мыслей и эмоций.

Постепенно ей становилось легче, вялость и оцепенение последних двух дней отступили, на смену им пришла способность рассуждать здраво и хладнокровно.

Итак, возможно, то, о чем говорила Русудан, уже начало сбываться: они с Олегом отдалились уже от друга и скоро, вероятно, расстанутся совсем. Стоит ли дожидаться того момента, когда разрыв станет полностью очевидным? Не лучше ли попытаться обмануть судьбу, уйти первой?

Ведь это так просто сделать. Можно продать квартиру, купить другую, поменьше площадью и поближе к Верке, – та давно мечтает, чтобы Карина жила рядом. Из капеллы она уйдет, позвонит Зине Бабакиной, попросит ту устроить к себе в частную школу, будет зарабатывать деньги. В конце концов, так поступают все, кто отчаялся найти в жизни любовь и личное счастье.

Да, все так и будет. А об Олеге Карина постарается забыть. Зачем ей повторение истории со Степаном? Слишком больно, слишком тяжело проходить через такое дважды.

Одевшись и уложив волосы, она сварила себе крепкий кофе, сделала к нему пару бутербродов с сыром и, позавтракав, набрала номер Верки.

– Ты? – обрадовалась та. – Ну наконец-то. Выбрала время, чтобы побеседовать. А то я уж и звонить стесняюсь, вдруг опять не к месту буду. Как дела?

– Хорошо, – сказала Карина.

– Саша говорил, ты перешла на новую работу. Нравится?

– Очень.

– Ну и отлично. А этот твой… – Верка деликатно запнулась, но все-таки продолжила: – Твое увлечение – как, в порядке?

– В порядке, – подтвердила Карина.

Она твердо решила поведать Верке обо всем. О том, что собралась спастись от судьбы бегством, о том, что нуждается в помощи, об обмене квартиры.

– Что-то не слышу бодрости в голосе, – недоверчиво проговорила Верка, и в то же мгновение Карина поняла, что ничего ей не скажет.

Не так сразу. Не сегодня. Потом. Сейчас она просто не может. Надо подождать, еще немного, совсем чуть-чуть, капельку. А потом она сделает это. Сделает обязательно.

– Нет, у меня действительно все хорошо, – сказала Карина в трубку.

– Тогда приезжай в гости, раз хорошо, – предложила Верка.

– Может, лучше ты ко мне?

– Увы. – Верка весело засмеялась. – Боюсь, подружка, в ближайшие года полтора мне к тебе не выбраться. Да и не только к тебе.

– Это почему?

– Да потому, что у нас ожидается прибавление.

Карина застыла от удивления с трубкой в руке:

– Ты ждешь ребенка?

– Давно, дорогая моя. Сказать точнее – я почти на сносях.

– И когда тебе рожать?

– В начале апреля.

– Почему ж ты ничего не говорила?

– А ты хотела что-нибудь слушать? – мягко укорила Верка. – Тебе ведь было не до чужих проблем.

Карина почувствовала стыд. Единственная подруга, близкий, преданно любящий ее человек – и на нее она наплевала с высокой колокольни, скрываясь от встреч и телефонных звонков, ослепленная своей сумасшедшей любовью.

Почему ей не удается жить так, как живут другие люди? Разве Верка не любит своего Сергея? Еще как любит, но при этом спокойно успевает рожать от него детей, общаться с друзьями, работать, вести дом.

– Как ты собираешься справляться с двоими? – спросила она подругу.

– Понятия не имею, – призналась та. – Честно говоря, меня это беспокоит. Ты же знаешь, Сережка на работе сутками, Егорку нужно в школу отвозить и забирать оттуда. Придется кого-нибудь нанимать для этой цели.

– Не надо нанимать, – решительно сказала Карина, – я приеду и буду помогать.

– Ты приедешь! – с незлой иронией произнесла Верка.

– Обязательно приеду. Прости, что пропала так надолго, больше этого не повторится.

– Ладно, буду ждать, – проговорила Верка немного растерянно, уловив металл в Каринином голосе. – Целую.

Карина повесила трубку.

Вог все и сладилось само собой. Теперь у нее есть четкий срок – начало апреля.

Теперь Карина легко сможет объяснить Олегу, а главное Леле, свой отъезд: нужно помочь подруге нянчить ребенка. Именно об этом, кажется, мечтала она прошлой осенью, только малыш должен был быть Лелиным.

А будет Веркин. Главное – уехать отсюда, перестать видеть Олега, работать вместе с ним, играть концерты, а там как пойдет. Через какое-то время, когда боль утихнет, Карина сможет заняться квартирой, подобрать варианты, организовать переезд.

Она машинально глянула на стену, где висел отрывной календарь. Двадцатое февраля. Значит, ей осталось немногим больше месяца.

Карина решительно распахнула бар, где у нее в одиночестве стояла почти полная бутылка дорогого коньяка, некогда принесенного Сашей. Достала рюмку, наполнила ее до краев, выпила залпом, сдерживая мучительный спазм в горле. Затем еще одну, и еще.

По телу разлилось блаженное тепло, голову окутал ватный туман, и не осталось в ней ни одной горькой мысли.

Что-то весело напевая себе под нос, Карина нетвердым шагом прошла в спальню, достала из тумбочки альбом с фотографией Степана, раскрыла.

– Ну что? – подмигнула она снимку. – Ты меня бросил? Бросил? А я… я брошу его! Да, брошу, не буду дожидаться, пока со мной проделают это во второй раз. Вот так. – Она кинула альбом на кровать, не удержала равновесия и плюхнулась туда сама.

«Да ведь я пьяна в стельку», – мелькнуло у нее в голове, и тут же Карина громко, нараспев повторила:

– Да, я пьяная, пьяная. И очень хорошо, зато мне лете, зато я довольная.

Она почувствовала легкую тошноту и, с трудом дотянувшись до подушки, сунула её себе под голову.

– Вот так, хорошо, – приговаривала Карина, – а теперь спать…

Громко и требовательно затренькал звонок.

– Нет, – она покачала головой, – нет, нет. Я не могу. Спать… – А сама уже неуклюже вставала, отыскивая под кроватью шлепанцы.

Коридор качался, качалась люстра наверху, зеркало в углу поблескивало таинственно и заманчиво, точно гладь лесного озера. Карина, спотыкаясь и хватаясь руками за мебель, добралась до двери, отодвинула щеколду.

– Каришенька, я на минутку, – Леля, едва не протаранив ее огромным, острым животом, протиснулась в прихожую, – у тебя ничего нет от головной боли?

– От головной боли? – медленно проговаривая слова, повторила Карина, опираясь на всякий случай ладонью о стену. – Есть, кажется. В спальне, на тумбочке…

Тут ее желудок пронзила резкая, подобная удару ножа, боль. Карина охнула и согнулась пополам.

– Что с тобой? – испуганно пробормотала Леля и повела носом. – Ты пила? Много?

– Угу. – Карина скрючилась от нового приступа и распахнула дверь ванной.

– Тошнит? – сочувственно поинтересовалась Леля. – Надо умыться холодной водичкой. Помочь тебе?

– Н-нет, – с трудом выдавила Карина. – Я сама. Иди возьми таблетку. Там… – махнула она рукой.

Леля послушно пошла по коридору в спальню. Карина доползла до раковины, включила кран, ополоснула лицо, потом зачерпнула пригоршню воды и выпила.

Постепенно дурнота отпускала, перед глазами перестали мелькать разноцветные блики, пол и потолок остановились.

В дверях ванной появилась Леля с таблеткой в руке:

– Я нашла. Седалгин. Думаю, ничего от него малышу не станет. Ты как?

– Нормально, – пробормотала Карина.

– Что-нибудь случилось? – Леля с тревогой попыталась заглянуть ей в лицо. – Отчего вдруг ты столько выпила, да еще одна? Какие-нибудь неприятности в поездке?

– Нет, все в порядке. Просто очень замерзла – в купе совсем не топили.

– Вот сволочи, – возмутилась Леля. – Мне уйти или побыть с тобой?

– Или. Я сейчас лягу.

– Чаю крепкого попей, сразу полегчает, – с видом знатока посоветовала Леля и аккуратно прикрыла за собой входную дверь.

Карина, еле волоча ноги, вернулась в спальню. На тумбочке лежала полупустая упаковка седалгина. Карина убрала ее внутрь, села на кровать и ощутила, что ей что-то мешает. Она отодвинулась.

На покрывале разворотом вниз лежал фотографический альбом. Она позабыла, что оставила его здесь, на постели! Леля зашла за таблеткой и увидела снимок Степана!!

Или не увидела? Может быть, альбом так и лежал, переплетом вверх, и Леле недосуг было перевернуть его? Припомнить бы, какое было у нее лицо, когда она уходила. Взволнованное, растерянное, удивленное?

Карина совершенно ничего не помнила. Еще пять минут назад она находилась под действием коньяка, но теперь абсолютно и моментально протрезвела.

Как она могла проявить такую неосторожность? Ведь она дала себе зарок никогда не показывать Леле карточку Степана!

Карина легла, зарылась лицом в подушку, обхватила голову руками. Дура! Проклятая дура, идиотка! Поддалась эмоциям, полностью лишилась воли. благоразумия, выдержки!

Чего бы она не дала, чтобы повернуть время вспять, успеть спрятать альбом и не ощущать этого ужасного страха быть разоблаченной Лелей. Не терзаться неизвестностью – догадалась та или нет об ее отношении к Олегу.

Голова разрывалась от давящей боли. Карина, не вставая с постели, укутала ноги покрывалом, осторожно закрыла глаза, стараясь отключиться, забыть обо всем хотя бы на время.

Постепенно ей это удалось. Сознание заволокло темной пеленой, в голове замелькали обрывки странных и причудливых мыслей, никак не связанных с Лелей и Олегом. Потом из мрака возникло лицо матери, красивое, молодое, каким оно было много, много лет назад, и Карина поняла, что спит.

Мать во сне за что-то укоряла ее, осуждающе качала головой. Карина оправдывалась, не вполне осознания, в чем именно она провинилась, но чувствуя. что мать права. Потом они простились, довольно холодно, без поцелуев и объятий. И мать исчезла.

Вместо нее возникла Русудан. Она была чем-то неуловимо похожа на мать, так же двигалась, так же говорила, у нее было такое же ослепительно яркое, правильное, без единой морщинки, лицо.

– Он жесток, – сказала она, и Карина догадалась. что речь идет об Олеге.

– Неправда, – попыталась во сне возразить Карина. – Он вовсе не жесток. Когда он сидит рядом и держит меня за руку, у него в глазах нежность. Просто он иной, чем вы и я, привык сдерживать свои эмоции, контролировать их.

– И все-таки он жесток, – упрямо повторила Русудан. – Жесток и самонадеян, как глупый, безрассудно-глупый мальчишка.

– Но он и есть мальчишка, а не умудренный опытом старец, – потеряв терпение, воскликнула Карина. – Ему и тридцати еще нет.

Русудан ничего больше не говорила, лишь смотрела на Карину, печально улыбаясь, и постепенно истаивала в воздухе.

Когда она полностью исчезла, Карина проснулась.

За окном было темно, часы показывали без десяти минут восемь. Получалось, что она проспала почти весь лень.

Голова больше не болела, лишь слегка ныл левый висок. Карина села на кровати, увидела лежащий рядом альбом и все вспомнила.

Она поднялась и, тяжело ступая, прошла в гостиную. Прислушалась – за стеной было тихо. Уже хороший знак: догадайся Леля обо всем, с ней могла бы случиться истерика.

Карина тихонько включила телевизор, устроилась в кресле перед ним, пытаясь разгадать значение только что виденного сна.

Она спорила с Русудан, защищала Олега – значит, в глубине души у нее есть уверенность, что он вовсе не такой холодный и бессердечный, что любит ее. Любит по-настоящему. Неужели все кончено и они больше никогда не будут вместе?

Карина вдруг отчетливо поняла, что ждет знакомого тихого шума за дверью и привычного короткого звонка. Ждет Олега так, как делала это каждую ночь, вот уже несколько месяцев, потерпели во. жадно, несмотря на все принятые ранее решения.

Если бы сейчас он пришел, она чувствовала бы себя самой счастливой, и плевать ей на то, что будет завтра или послезавтра! В конце концов, апрель пока что не наступил!

Однако этой ночью Олег не пришел. Не виделись они и днем, и следующей ночью. Леля один раз забежала за спичками и принесла тарелочку с печеньем своего изготовления. Вид у нее при этом был самый невозмутимый, и Карина окончательно уверилась в том, что она не заглядывала в альбом.

На третий день с утра ей стало ясно, что дальше так продолжаться не может. Да, конечно, они расстанутся, но эго произойдет лишь через месяц. А пока что…

Зачем она терзает сама себя, когда им с Олегом осталось так мало времени, чтобы быть вместе? Зачем отрывает от этого времени драгоценные дни и ночи?

Карина прихватила с собой купленную в Суздале, но так и не подаренную Леле шаль и решительно позвонила в дверь соседской квартиры.

Ей открыла Леля, в легком халатике с засученными до локтя рукавами.

– Ой, хорошо, что ты зашла. Я как раз тесто поставила. Проходи на кухню.

– Я вообще-то к Олегу, – проговорила Карина. – Лампочка в гостиной перегорела, хотела попросить поменять.

– Конечно, попроси, – согласилась Леля и махнула рукой в сторону спальни. – Он там, отдыхает. – Она покосилась на сверток у Карины в руках: – Это что?

– Это тебе. Подарок с гастролей. – Карина протянула шаль Леле.

– Мне? – Та изумленно округлила глаза и тотчас же принялась разворачивать тонкую, кружевную материю. – Прелесть какая! – На Лелином лице отразилась такая неподдельная радость, что Карина невольно улыбнулась.

– Нравится?

– Очень! – Леля уже накинула шаль на плечи и, высоко вскинув голову, оглядывала себя в зеркало. – Чудесная штуковина. Она ж, наверное, бог знает сколько стоит!

– Пускай тебя это не волнует.

– Как это – не волнует? – Леля на мгновение перестала вертеться перед зеркалом, глянула на Карину. Потом обняла и нежно чмокнула в щеку. – Спасибо тебе огромное. Ты… ты… – Она запнулась, не в силах справиться с переполняющими ее эмоциями, и махнула рукой. – Я даже говорить не буду. У меня бедный лексикон, только все испорчу своим косноязычием.

Из кухни послышалось угрожающее шипение. Леля ойкнула и поспешно скинула шаль.

– Мамочка! У меня масло на сковороде горит! Иди к Олежке, а я побегу.

Она скрылась на кухне. Карина секунду помедлила, затем толкнула плотно прикрытую дверь спальни.

Олег лежал на диване и читал какую-то толстую, потрепанную книгу.

– Привет, – негромко поздоровалась Карина.

– Привет. – Он спокойно глянул на нее и снова углубился в чтение.

– Не поможешь – у меня проблемы с электричеством?

– А в чем дело?

– Лампа перегорела, не могу зажечь свет.

– Запасная есть?

– Есть.

– Ну пойдем поглядим. – Олег поднялся с дивана, накинул на плечи рубашку и крикнул в кухню: – Лель! Я к Карине схожу, помогу лампочку ввернуть.

– Ага! – отозвалась Леля. – Пусть потом чай пить приходит. С ватрушками и пирожками’.

Карина и Олег перешли из квартиры в квартиру.

– Ну давай сюда свою лампочку. – Олег поглядел на люстру под потолком.

– Нет никакой лампочки, – тихо сказал Карина.

– То есть? – Он удивленно поднял брови.

– У меня со светом все в порядке. Просто я хотела тебя увидеть.

– Похвальное решение, – с иронией произнес Олег, – а то я, признаться, начал подумывать, что мы встретимся только на репетиции.

Карина подошла к нему вплотную, прижалась щекой к его плечу;

– Я не могу без тебя. Веду себя как дура, наверное, потому что люблю. Прости, если обидела, не злись.

– Да почему я должен злиться? – Он обнял ее. – Мне показалось, что ты от меня устала, хочешь немного оглохнуть. Терпеть не могу навязываться. – Олег хитро улыбнулся.

– Если я и устала, то только от себя, – в ответ ему улыбнулась Карина. – А по тебе я соскучилась, и ты даже представить себе не можешь как!

– Я тоже соскучился. – Он прижал ее к себе совсем тесно, так, что сладко перехватило дыхание и шоки заполыхали жаром. Они поцеловались – жадно, ненасытно, страстно, и тут же Олег отстранил Карину от себя: – Нет, сейчас нельзя. Сейчас в любой момент может Лелька нагрянуть. – Глаза его блестели, голос звучал глуховато. – Давай, как всегда, после двенадцати. Я приду, договорились?

– Договорились, – счастливо шепнула Карина.

36

Все вернулось на круги своя: тайные ночные свидания с трепетом от любого звука за стеной, на работе – косые и загадочные взгляды Вадима, жаркие, торопливые поцелуи и объятия в темном салоне машины по пути домой.

Однако Карина твердо решила осуществить все, что задумала. Она ждала апреля – ждала со спокойной обреченностью, с тоской и одновременное каким-то необъяснимым нетерпением: возможно, так приговоренный к казни ожидает момента, когда наконец она свершится.

Каждую ночь, провожая Олега из квартиры в квартиру, Карина мысленно отмечала: еще один их общий лень прошел, стал не сегодняшним, а вчерашним. А завтра так же исчезнет, канет в бездну небытия новый день.

Они продолжали репетировать, оставаясь вечерами после основной работы и наигрывая новый репертуар – в конце марта планировались гастроли в Хабаровск. Карина решила, что для нее эта поездка будет последней, после чего она из капеллы уйдет.

Как-то на одну из их репетиций пришел Михалыч. Тихонько открыл дверь, побродил по залу, затем уселся в одном из ближних рядов и долго, внимательно слушал, как Карина и Олег раз за разом повторяют финал сонаты Шуберта.

Когда они закончили, он, по обыкновению смешно переваливаясь с боку на бок и слегка шаркая ногами, поднялся на сцену.

– Хорошо звучите. – Дирижер промокнул платком блестящую лысину. – Вот что, ребята, такое есть предложение к вам – не знаю, понравится или нет.

– Что за предложение? – спросил Олег, укладывая скрипку в футляр.

– Вчера один мой знакомый приходил, мы с ним когда-то в консерватории учились вместе. Ну а теперь он с музыкой завязал, в бизнес перекинулся. Правда, с искусством так или иначе связан – работает менеджером по развлекательным программам в серии ночных клубов.

– Крутые у тебя, Михалыч, приятели, – усмехнулся Олег. – Только мы-то здесь с какого боку? Что, в ночных клубах Шуберт потребовался?

– Напрасно иронизируешь. – Михалыч покачал головой. – Представь себе, именно в ночных клубах. И именно Шуберт. Да и не только он, и Моцарт, и Брамс, и… что у вас там еще в программе есть?

– Стоп, стоп! – Олег решительно махнул рукой перед самым носом дирижера. – Нам это не по дойдет.

– Да почему так сразу не подойдет? Ты же даже не выслушал, какие условия. А они более чем приличные. За час игры…

– Нет, – резко перебил Олег. – И разговору об этом нет. В кабаках играть не буду.

– Ишь какой! – рассердился Михалыч. Обвисшие теки его, сплошь в красноватых склеротических прожилках, побагровели. – Гордый, твою мать! Хочешь только в концертных залах выступать. Вон Башмет и тот не гнушается в одних концертах с эстрадными звездами играть.

– В концертах, – спокойно заметил Олег, застегивая футляр, – но не в ресторанах, где публика водку жрет под твою музыку.

– Положим, – согласился Михалыч, – но ведь ты, Олежка, все-таки пока не Башмет.

Карина невольно улыбнулась.

– Да ну тебя, Сергей Михалыч. – Олег обошел дирижера и стал спускаться со сцены.

– Карина, деточка, объясни ты ему… – Михалыч досадливо сморщился. – Вам разве деньги не нужны? Это же почти месячная зарплата за пару ночей. А если вы понравитесь, могут приглашать еще и еще.

Карина сама была вовсе не против того, чтобы поиграть в клубе. Программу все равно надо обыгрывать, не все ли равно где. Да и заработать было бы совсем неплохо. Однако она ясно видела, что Олег настроен категорично.

– Я попробую поговорить с ним, – пообещала она дирижеру и торопливо спустилась в зал.

Олег тем временем уже открывал дверь в фойе.

– Послушай, – Карина догнала его, осторожно тронула за плечо, – ну чего ты уперся: не хочу, не буду? Просит тебя человек, стало быть, ему это нужно для чего-то, необходимо. Почему бы не сделать одолжение и не согласиться, тем более нас не Христа ради зовут на это мероприятие!

– Говорю тебе, я такие вещи не люблю, – сухо произнес Олег.

– Ну и не люби, – она мягко улыбнулась. – Леле в апреле рожать, лишние деньги вовсе не помешают, а как они заработаны – не все ли равно?

Олег остановился, нахмурился, что-то прикидывая в уме. Затем повернулся к сцене, где так и стоял Михалыч.

– Ну и сколько там платят за час игры?

– Сто баксов на одного, – оживился тот. – Бешеные бабки, только дурак откажется. Я бы мог и другим предложить, Вадику, например, или Андрею Судареву и Жорику – они бы дуэтом сыграли. Просто по дружбе к тебе первому обратился.

– Премного благодарен, – язвительно проговорил Олег. – Ладно. Мы сыграем. Только потому, что мне сейчас действительно нужны деньги.

– Вот и замечательно. – Михалыч засуетился, лихо засеменил по ступенькам, мелкими шажками пересек зал и остановился рядом с Олегом и Кариной. – Вот, – он достал из-за пазухи визитку, – тут телефон, адрес. Созвонитесь сегодня, все обговорите еще раз. Давайте действуйте.

Олег, прищурившись, взглянул на визитку.

– Пушкин Герард Эдуардович! – он весело присвистнул. – Вот это имя у твоего другана, Михалыч! Нарочно не придумаешь.

– Не говори, – довольно улыбнулся дирижер. – Его в студенческие годы дразнили будь здоров. А сейчас – такой солидный дядя стал, никто и хихикнуть не смеет. Я, ребята, если честно, его должник. Когда квартиру покупал в прошлом году – помнишь, Олежка? – он мне недостающую сумму одолжил, без процентов, на огромный срок. Как не уважить после этот, – он просил прислать лучших музыкантов. Вы у меня и есть самые что ни на есть лучшие. И все будут довольны.