Текст книги "Между двух миров (СИ)"

Автор книги: Татьяна Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Мир Неведомых держится на иерархии, так было всегда. Сейчас он ею пренебрег. Ты уверена, что ничего не случилось, что он просто не хотел приходить. Ольга ему не нравится.

Нет, не так. Ему не нравится, что она нравится тебе. Как будто твое общение за пределами их Дома не имело право вторгаться на вашу общую территорию. Никто не смел нарушать ваше уединение.

– Хотелось бы понять, как мы будет работать, – говорит Ольга и достает конверт с фотографиями из внутреннего кармана пиджака. – Я верну их тебе, но хочу чтобы ты отвечала на мои вопросы и лучше скажи сразу, на какие ты ответить не можешь, а на какие не хочешь.

– Спрашивай, – говоришь ты и отставляешь тарелку. По правилам этикета, принятого в Адаре, надо выйти из-за стола и сменить помещение, но в этой квартире всего одна гостиная и маленькая кухня, где не очень просторно для двоих взрослых. Об этот тоже пора подумать, раз ты сменила работу, но скоро вас попросят съехать из общежития для школьного персонала.

– Кто на самом деле попросил тебя заняться этим делом?

– Каур де роа, вы называете их жрицами забвения, – отвечаешь ты. – Они создали ситуацию, из-за которой я не смогла бы отказаться, даже если бы захотела.

– Почему ты?

– Моя компетенция, как здесь говорят, позволяет. В Адаре я некоторое время была Дознавателем. И я уже сталкивалась с Домом Рае и с Халиссом Рае, тридцать лет назад он погиб в Адаре при странных обстоятельствах, но я так и не смогла тогда найти никакого состава преступления. Наша законодательная система работает немного иначе, чем ваша, у нас нет наказания за преступление, есть лишь дознание, и цель – выяснить истину. После истину взвешивает Палач Ее Величества и определяет глубину долга. Статус любого индивида, а вместе с ним и его Дома, зависит от того, как много и кому он должен. Это называется Иерархия Чистоты. Считай это что-то вроде кармы, если так проще. Не рой другому яму…

– Так дознаватели не ловят преступников? – смеется Ольга. – Они как наши священники, перебирают и отпускают грехи?

– Дознаватель ищет истину для Палача и того, кто ее потребует, – терпеливо повторяешь ты. – Вот как сейчас, по просьбе кауров я должна узнать, кто метит этих девушек татуировками. Моя цель найти его и узнать зачем он это делает, а что с ним будет дальше уже не моя юрисдикция. Ты ведь тоже не судья и не присяжные, ты только находишь и доказываешь, а дальше преступник попадает в другие жернова, просто в нашем случае, истины бывает достаточно и за преступлением не идет наказание.

– А как же справедливость? Значит, мы найдем этого парня, что метит девчонок, как коров на бойню, твой палач на него посмотрит и он просто пойдет себе жить дальше?

– Наш закон гласит, что ты вправе просить наказание, но решение принимает палач Ее Величества, только она может карать или миловать.

– То есть, все зависит от того чью сторону она примет?

– Да, но ведь и у вас так же, судья и зал присяжных, вы тоже не объективны, но верите, что принятое в зале суда решение имеет законную силу. В обоих случаях во главе всего стоит вера.

– Судить его будут здесь, – убежденно говорит Ольга.

– Если он человек, то да, – отвечаешь ты.

– Итак, ты работаешь на секту, которая промывает людям мозги, а люди им за это еще и платят, так может это кто-то из них? Из твои нанимателей? Может так они пытаются прикрыть свои делишки? Если ты выяснишь неудобную истину, что будешь делать? Сможешь пойти против них?

– У меня есть долг, – отвечаешь ты. – Я свободна принимать решения, но это формальность, я просто не знаю, какими будут последствия, если я решу выступить против.

– Это так ты пытаешься сказать мне, что я не могу тебе доверять? Что у них на тебя? Стопка фоточек? Скелет в шкафу? Я должна быть уверена, что могу повернуться к тебе спиной!

– А я к тебе могу? – смеешься ты. – Маловероятно. Вы такие смешные гайоли, все о доверии говорите, а сами никому не доверяете. В вашей темноте, там страшно наверное, вы не видите, не слышите, не чувствуете Его. У вас нет истины, только слепая вера. Это я пытаюсь сказать тебе, что придется мне поверить, иначе никак.

– Может еще помолиться заставишь?

– Он тебя не услышит, с этого дна точно нет. Сначала надо оттолкнуться.

– Может мне взять шариковую ручку и нарисовать на запястье какие-нибудь иероглифы?

– Йондали. Это язык Творца. Кстати именно с его помощью наш татуировщик метит этих девушек, печати, которые он использует очень древние и не входят в периодическую таблицу.

– Помнишь я говорила, что чем меньше, тем лучше, так вот чем меньше круг подозреваемых, тем проще их проверить.

Ты качаешь головой.

– Это не тот случай. Если я скажу тебе, что твои подозреваемые – изначальные, как ты будешь их проверять? Их было двенадцать, как апостолов в библии, но это не точно. История хуже тектонических плит, всегда двигается. Ее нельзя допросить, а слоев слишком много. И если бы это было так просто, то кауры нашли бы ответ без меня.

– Изначальные, это те, кого мы Первыми зовём? Те, кто по вашим легендам построил Предел и весь этот мир? Те самые Создатели, которые у равианцев на всех мозаиках и фресках, только что на туалетные горшки они их не лепили, а так кажется на все подряд.

– О, детектив, какое недостойное пренебрежение чужой культурой!

– Плевать мне на культуру, ты мне скажи, как они связаны с нашим делом?

– Цепочка последовательности, которая разрушает слой кода…, – ты замолкаешь, пытаясь найти другие слова.

– Говори, я не тупая!

– Память сохраняется в строгой последовательности. Эти печати разрушают звенья в цепочке воспоминаний и последовательность разваливается, а вместе с ней и личность.

– Ну то есть наш молодой повеса в следующей жизни не вспомнит, как накачивался наркотой и трахал девок?

– Следующей жизни не будет, оболочка останется пуста.

– Сдохнет, – без тени иронии говорит Ольга. – Ну туда ему и дорога.

Когда она наконец понимает, то на лице ее отражается буря эмоций.

– Ах ты ж… твою биометрию! Так вы… точнее, вас…можно убить? А как же ваша хваленая бесконечность? Творец что, не может вас еще раз сохранить? – Ольга напряженно думает, она уже понимает в какое дерьмо вляпалась. – Так они получается, эти ваши изначальные, лазейку оставили, чтобы поднять вас с земли на наши смертные облака? Вот так шутки у богов!

Но тебе не смешно.

– Все еще не хочешь сходить в отпуск? Может больничный откроешь? – спрашиваешь ты Ольгу.

– Не дождешься, – твердо отвечает детектив Полански. – Чтобы я такое пропустила! Да и кто вступится за тех проституток, ты что ли?

Ольга встает из-за стола.

– Я пожалуй заберу у тебя свой подарок, – говорит детектив и показывает на принесенную бутылку. – Сегодня она требуется моей душе.

– А твоей оболочке требуется сон, – говоришь ты.

– Не будь училкой, – морщится Ольга.

Детектив Полански покидает вашу квартиру в половину двенадцатого, за полчаса до начала комендантского часа. За окном уже темно, все чаще мимо проезжает патруль. Дроны, как комары, вьются над зелеными газонами в приглушенном свете уличных фонарей. Ни одной луны не просматривается над одинаковыми крышами домов. Ты берешь телефон и набираешь его номер. Ты набираешь его снова и снова, но в трубке только шипение помех.

В летний период тебе очень сложно бодрствовать больше восьми часов, замедленные процессы в оболочке требуют сна, но вместо него ты глотаешь обезболивающее и энергетики. К пяти утра головная боль и зуд становятся невыносимыми и ты начинаешь обзванивать больницы.

В ответ твой телефон звонит лишь раз, ближе к семи утра.

Ты смотришь на незнакомый номер, снимаешь трубку и сразу узнаешь голос. Гереро.

Анна Индира Ксарави. Глава 6

Изменения сохранены.

1700/06/03 AM 8.00 Четверг

Мемориал Сарджент, третья больница штата и сортировочная станция, куда свозят наркоманов и бездомных, именно туда его привезла служба контроля за животными. Его нашли в районе Каравью, за фильтрами водоочистительных башен, уборщик услышал стук и заглянул в щель канализационного люка. Увидев его светящиеся в темноте, желто-зеленые глаза с вертикальным зрачком, уборщик от страха вызвал ловцов. Те, спустившись вниз, в тоннель канализации, не сразу поняли с чем имеют дело и нашпиговали его транквилизаторами, хотя в этом не было необходимости, ведь прежде чем сбросить его в эту дыру, кто-то предусмотрительно заткнул ему рот кляпом и обмотал цепью. В больнице его испугались трогать и начали искать тех, на кого можно скинуть ответственность. Только к шести утра смогли дозвониться до Владислава Гереро и тот лично приехал в больницу.

К семи утра его личность подтвердили и твой телефон зазвонил.

В больницу тебя привез Йен и остался сидеть в приемном покое, ты же пошла вслед за охранником, который предложил проводить на отделение.

Ты идешь по больничному коридору и тебя снова окружают запахи и боль, жажда и бессонная ночь раскачивают мир, тебя тошнит. Звуки вокруг болезненным эхом отдаются в груди.

Гереро сам встречает тебя у лифта, на деловой костюм ему не хватило времени, на нем футболка и спортивные штаны. Он кивает тебе, руки не протягивает, профессионально держит дистанцию.

– Мне сообщили, что этот случай уже третий, но два предыдущих случились в другом штате, мы уже собираем группу реагирования и консультативный штаб. Я лично займусь расследованием, если позволите, я бы хотел попросить вас не вмешиваться в нашу работу. У нас считается, что нельзя смешивать личное и профессиональное. Надеюсь вы со мной согласитесь.

От Гереро остро пахнет какими-то эфирными масла, дико раздражающими твое не самое острое обоняние. Волосы выглядят мокрыми.

В тесном лифте вас двое, двери бесшумно смыкаются и ты закрываешь глаза.

– Отта Ксарави, вы меня слышите? – спрашивает Гереро. – Мне понадобится его сотрудничество.

– Две другие жертвы мертвы? – спрашиваешь ты. Владислав поворачивается к тебе и подается вперед, чтобы расслышать. Ты заставляешь себя говорить громче:

– Первые две жертвы, причина смерти переохлаждение?

– Да, так написано в отчете, который пришел из Трийе, – отвечает Гереро. Эксперты уверены, что жертв некоторое время держали в холодильнике, прежде чем выбросить в канализацию.

– Все жертвы – заары?

– Да, – во внешней палитре термы Гереро смешиваются цвета. Он пульсирует от гнева. – Они же ещё дети!

– Гнев не поможет найти ответы, – говоришь ты.

– Это сделали люди, отта, хоть я и считаю их нелюдями! Они накачали мальчишек успокоительным и пока сцеживали яд, держали в холодильнике. На местах, где бросили тела, найдены граффити с лозунгом антиадарской коалиции – воздух для людей.

Двери открываются и вы выходите в коридор. Это закрытое отделение, тут почти нет людей и всего пять пациентов, вас встречает управляющий больницей, маленький человек в очках и с залысинами, и глава токсикологического отделения. Ненужные разговоры утомительны, ты обходишь мужчин и, не сказав ни слова, идешь в палату.

Палата напоминает солярий, здесь специальное освещение. Вместо кровати матрас на полу от стенки до стенки. Он лежит на боку, спиной к дверям, поджав ноги к груди, он голый и ты видишь изумительной красоты узор чешуи по всей правой стороне его тела. Ты слышишь, как медленно бьется его сердце и еще медленнее течет кровь по венам, он чувствует тебя, поворачивает голову и меж губ вздрагивает кончик раздвоенного языка. Он улыбается и ты видишь, что верхняя, левая игла сломана.

– Вставай, мы едем домой. Хочу чтобы тебя осмотрел доктор Меррато.

Он садится к тебе лицом и тянет шею, обхватывает себя за плечи и мотает головой.

– Мы не можем бегать туда-сюда, – говорит он. – Если ты хочешь чтобы я жил здесь, то стоит научиться доверять их медицине.

Ты молчишь, то, что ты сейчас чувствуешь, ближе всего к жажде искупления, и хотя в его словах ты слышишь прощение, он не каур и не отпустит тебе твои грехи. Не заберет вместе с памятью твои долги и не выдаст вместо них чистый лист.

– Ты уверен?

– А ты? – спрашивает он в ответ. – Люди никогда не согласятся на наши условия. Сколько бы яда мы им не ввели, они будут сопротивляться. Ненависть это их иммунитет.

Ты киваешь, дознаватель внутри тебя шевелится и поднимает голову.

– Следователя зовут Владислав Гереро, он хочет поговорить с тобой, ты готов?

– Если он запретит тебе их искать, то я расскажу все, что помню.

– Слишком щедро, они развоплотили двоих, – говоришь ты.

Его сломанный клык на человеческой стороне лица, делает тебе больно. Он это видит и говорит:

– Никаких имплантатов, хочу оставить так. На память. И тебе стоит думать немного иначе, скольких еще они убьют, если твоя месть будет служить для них оправданием?

В такие момент ты вспоминаешь сколько лет его бесконечной сущности и сколько жизней он прожил, прежде чем вы встретились.

– Тебе нужна еда, вода или адвокат? – говорит Гереро, входя на его территорию. Следователь шутит, но Фархад шуток не понимает и чуть наклоняет голову к правому плечу. Это вопросительный жест, который Гереро не считывает. Он принес с собой стул и теперь не понимает куда его поставить – пол мягкий. Еще Владислав шурится от слишком яркого света и сильно потеет, для человека в палате очень жарко. Стул он отдает охраннику, закрывает дверь и садится на пол. Ты наблюдаешь за ними через внутренние камеры на посту охраны. Это неожиданный жест со стороны Гереро и ты благодарна.

– Вы давно живете в Штатах? – спрашивает Гереро. Вы договорились, что он не будет ничего записывать в блокнот или на терминал. Гереро согласился отложить официальный допрос свидетеля и подождать пока Фархада выпишут из больницы.

– Ты хорошо говоришь на латти, – добавляет Гереро.

– Он похож на вестэри, – отвечает Фар. – Вообще-то моей сущности много сотен лет, мои корни помнят Вестников, а ваши языки очень похожи.

Ты улыбаешься, он хвастается, хочет произвести впечатление.

Гереро поднимает брови, изображая удивление и кивает, вроде как выражая почтительность.

– Так давно вы здесь?

– Я помню последние десять лет, – отвечает Фар.

– Но живете вы здесь дольше? – настаивает Гереро.

– Отта Ксарави впервые привезла меня в Латирию тридцать лет назад.

– Значит у тебя была другая жизнь? Ты ее не помнишь?

– Память прошлых жизней накапливается медленно, я вспомню предыдущую ипостась после первой сотни, – отвечает Фар. – Примерно. Зачем вам эта информация? Хотите узнать о нас побольше, купите книжку, “Между двух миров”, отта написала ее пятнадцать лет назад, она все еще продается в букинистических магазинах.

Гереро кивает.

– Хорошо, назови, пожалуйста, свое полное имя.

– Зачем, вы же не ведет протокол?

Гереро снова кивает.

– Тогда давай перейдем к тому дню, когда все случилось. Утром, как я знаю, ты был в лаборатории, потом отта отвезла тебя в школу, так? Ты обычно сам возвращаешься домой?

– Да, иногда она присылает за мной машину.

– А в этот раз?

– Нет, я сказал что доберусь сам.

– Но до дома ты так и не добрался? Так куда же ты пошел после занятий?

– В Сад Трех Сестер, – отвечает Фар. – Отта позвонила около пяти и сказала, что у нас к ужину будут гости и я захотел прогуляться. Мне нравится Скорбный Сад, там никогда не бывает людей. А еще он кажется мне самым честным из всех памятников вашей культуры.

– Интересное мнение, – говорит Гереро. – Ты считаешь что нашу культуру лучше всего отражает горечь потерь?

– Нет, я имею в виду время, которое идет для вас очень быстро.

– Ну что ж, в этом ты прав, но давай вернемся к твоей прогулке, сколько ты там пробыл? В парке?

Фархад не отвечает, он поднимает глаза и смотрит туда, где висит камера.

– Я не хотел возвращаться домой, – говорит он тебе, а не Гереро.

– Почему? – спрашивает Гереро, делая вид что не заметил этой демонстрации.

– Мне не нравится детектив Полански, а именно ее отта пригласила к нам в гости. И прежде чем вы спросите почему, я скажу, что нет никакой причины, просто Дом – это Дом. И нас в нем только двое.

Гереро разумно отпускает эту тему и продолжает уже о другом:

– Ты не испугался остаться в парке после комендантского часа?

– А чего мне бояться? – отвечает Фархад и пожимает плечами, как сделал бы человек. Ты раньше не видела у него этого жеста. – Я – хищник.

– Ты считаешь, что в этой, новой среде, у тебя нет врагов?

– Физически я сильнее и быстрее любого человека, я не привык бояться. Самоуверенно ли это? Да, но это объективно. Все дело в том, что я не ожидал. Они просто застали меня врасплох, а еще я до последнего не верил, что это происходит. Отта часто говорит мне, что люди другие, они не ведут себя как мы, они не охотятся, не делят мир на добычу и хищников, они просто живут и им бывает любопытно, бывает страшно, но чаще всего они условно беззащитны. Я вижу своих ровесников в школе и они слабые, они умеют только говорить за спиной, тех, кому хватает смелости посмотреть мне в глаза, единицы.

– Тебя оскорбляют в школе? Ты не ладишь с одноклассниками? – спрашивает Гереро.

– Ладить? Это как? – спрашивает Фар и снова вопросительно опускает голову к плечу. – Сглаживать что ли? Прикладывать? Не понимаю этого слова.

– У вас бывают конфликты? Кто-то из школы нападал на тебя физически?

– Конечно, нет! – смеется Фар, улыбка обнажает сломанную иглу. – Они не смотрят мне в глаза, даже учителя! Кто-то написал статью в школьной газете про заарское запечатление и теперь все думают, что я могу заставить их со мной дружить.

– А ты можешь? – спрашивает Гереро.

– Могу, – перестает улыбаться Фар. – Но зачем? Для доверия у меня есть Дом.

– Так ты сказал, что тебя застали врасплох, когда это случилось? Помнишь точное время?

– Это случилось до полуночи, было слишком тихо, а когда после комендантского часа дроны взлетают, то воздух вибрирует. Я вышел за ограду Сада, на ту сторону где последнее кладбище, там красивые склепы и всегда темно, освещение туда так и не провели, я иногда там охочусь, приношу с собой мышь, чтобы выпустить ее и ловить. Лабораторные мыши правда чаще всего не понимают, что должны убегать и это скучно…

– Ты вышел за ограду, – напоминает ему Гереро, возвращая к событиям. – А дальше что случилось?

– Там стоял фургон, двое курили у входа в склеп, запах я учуял раньше, но обходить не стал, это большой круг, а я и так… опаздывал. Пошел мимо кладбища. Они меня отвлекли, выпустили кого-то теплокровного, он метнулся под машину, я проводил взглядом, а потом дверь фургона открылась и мне что-то прыснули в лицо, я мгновенно ослеп, дальше они что-то мне вкололи. Очнулся я уже в холодильнике, во рту была вставлена такая штука, как и в лаборатории, когда я сцеживал яд, она держала мою челюсть, но позволяла до определенного предела выдвигать ее и прикусывать, они подставляли под иглы банку с мягкой крышкой, которую я легко прокусывал. От холода я очень плохо соображал, зрение было мутным, видел только тепло их тел, их было четверо.

– Сосредоточься на запахах, что ты вспоминаешь первое?

– Масло и дамарит, пахло как в автомобильной мастерской.

– А звуки? Что-нибудь особенно выделялось?

– Гудение, там были холодильники, их было много и из-за этого снаружи было очень жарко.

– Люди? Мужчины, женщины? Имена называли?

– Точно люди, терма у всех была одинаковая, была одна девушка, она отличалась по запаху, имена не называли, они использовали номера, говорили: первый, второй, третий.

– Уверенно себя вели? Будто уже не раз это делали?

– Да! Все, кроме одного, этот и сломал мне клык, о край банки, перестарался.

– Что-то говорили? Спрашивали?

– Нет, я думал они собираются убить меня, они относились ко мне так, будто я уже мертв.

– Что-то еще можешь вспомнить? Может у кого-то из них был акцент? Они говорили на латти? Рядом с тобой могли быть другие заары?

– Нет, я постоянно терял сознание из-за холода, никого рядом я не чувствовал.

Фар наклоняет голову к плечу.

– Тот, который меня боялся и сломал мне иглу, был картавый, глотал звук “л”. Больше ничего не помню.

Ты видишь, как Гереро кивает и поднимается на ноги, он исчерпал свои вопросы. Ты тоже поднимаешься и идешь к двери в палату. Заходишь и с порога спрашиваешь его:

– Какой двигатель? Дамарит или кристал?

Фар не сразу понимает твой вопрос и растерянно моргает, потом отвечает:

– Кристалл.

– Уверен?

Ты видишь, как он злится из-за того, что ты вмешалась.

– Уверен, дамарит я бы за милю учуял.

– Спасибо за сотрудничество, – говорит Гереро Фархаду и жестом требует чтобы ты вышла из палаты вместе с ним. – Мы еще увидимся.

Вместе вы выходите в коридор. Гереро тоже зол на тебя.

– Зачем вы вмешиваетесь? Я же просил! Вы заинтересованное лицо и не должны приближаться к расследованию! И чего вам далась машина? Фургон этот наверняка давно выбросили или разобрали на запчасти.

– Мне далась эта машина, потому что эргадвигатель можно отследить, – говоришь ты. – Нет двух одинаковых кристаллов, их грани уникальны, и частота, с которой они вибрируют, тоже уникальна.

Владислав Гереро удивлен. Он стоит перед тобой, весь мокрый, пот струится по затылку, челка прилипла ко лбу. Усталость размывает фундамент под его защитной, бюрократической конструкцией и Гереро начинает выглядеть и говорить, как человек, а не как терминал.

– Первый раз об этом слышу. Вы уверены?

– Одна из моих особенностей – восприятие звуковых волн. Я точно знаю, что кристалл двигателя можно отследить, он оставляет за собой шлейф. Для варлаков этот шлейф, как запах для зааров.

– Но я не могу привлечь вас к этому делу, отта, – говорит Гереро и задумчиво трет виски. – Это только ваша особенность или сможете найти мне другого специалиста с надежной репутацией для суда?

– Мне нужно около двенадцати часов, – отвечаешь ты. – Большую часть этого времени потребует ваш таможенный контроль.

Гереро понимающе улыбается.

– Проще было бы войти через черный ход?

Как и многие офицеры службы безопасности, он знает, что есть нелегальные пути проникновения в штаты.

– Ничего об этом не знаю, – улыбаешься ты. – Предпочитаю парадный.

Гереро смотрит на часы и говорит:

– Думаю, пора по домам, возможно, я даже успею принять душ, прежде чем снова ехать на работу. У вас ведь сегодня первый рабочий день, Анна, так что мы снова встретимся в офисе.

Владислав Гереро уходит, а ты остаешься в коридоре ждать врача и пока ждешь, набираешь номер Бэль.

– О, моя дорогая, так рада тебя слышать! Такие ужасные новости! Как он? Вы приедете вместе?

– Нет, мы не приедем, но я хочу попросить тебя, отправить к нам доктора Мератто. На пару дней. Это возможно?

– Все что пожелаешь! Отправлю его немедленно! И по такому случаю, я и сама вас, пожалуй, навещу! Я уже сняла дом на краю штата, тебе понравится! Там шикарный вид на воздушный океан и ворота Голден Гейт! Они, наконец, смыли эту чудовищную надпись и покрасили ворота в золотой цвет!

Голден, да, ты помнишь. Об этом писали все газеты пару недель назад, на транзитном мосту, между двумя штатами, Трией и Монселем, который латирийцы назвали Золотыми воротами, вандалы за одну ночь нарисовали граффити. Огромные цветные буквы складывались в надпись – “Воздух для людей”