Текст книги "Между двух миров (СИ)"

Автор книги: Татьяна Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

И тебе не выбраться.

Королевская печать держит вас обоих.

Джейн Доу. Глава 7

Изменения сохранены

1700/06/08 Error

Сирена. Очень громко. Боль во всем теле. Свет моргает, ты не понимаешь где ты, ты видишь белый и черный. Ты видишь трещину на стене, ты видишь… Ты видишь девочку, ей три года, она не может ходить, у нее отнимаются ноги. Ты носишь ее на руках и поёшь ей песни, а по ночам плачешь, но утром всегда улыбаешься. Всегда.

Ты любишь яркие цвета. Ярко-синий или зеленый, а еще шляпки, они давно вышли из моды, но ты покупаешь их. Иногда. Он приходит. Он врач, ты знаешь, что не должна этого делать, но он приходит. Каждую неделю. Он дарит тебе спокойствие и тишину, всего капля его яда и девочка бегает весь день на золотой лужайке перед домом, ты плачешь от радости. Во сне золотая лужайка оказывается красной.

Он приходит, когда ты не просишь. Почти каждый день. Ты перестала выходить из дома. С ней занимаются учителя, в другом крыле дома.

Он всегда приезжает ночью, но все соседи знают. Так все устроено. Всегда знают. Мир шатается под тобой, как табуретка.

Ты почти не выходишь из комнаты. Она растет, а мир все меньше.

Он приезжает. Она думает, что он ее отец. Она любит его, а он ее хочет. Он знает, что она нуждается в нем и ему это нравится. Это видно. Он смотрит. Он не видит маленькую девочку, он слышит как кровь бежит по ее венам, но ты смирилась, чтобы жить ей нужен его яд.

Мира больше нет, осталась пустота и тишина. Их больше нет. Они оставили тебя одну и тебя больше нет.

Ты лежишь на песке под ослепительной синевой неба и у тебя кружится голова, словно тебя только что вынули из центрифуги. Над песком поднимается раскаленный воздух, ты обжигаешь пальцы, когда касаешься его. Ты чувствуешь свое тело, но не чувствуешь боли в груди. У тебя снова манжеты и шипы. Ты снова видишь этот мир многослойным. Ты садишься, от яркого света перед глазами мельтешат цветные пятна. Кто-то помогает тебе подняться на ноги. Ты видишь лицо девушки, очень знакомое лицо. Нет, это не ошибка, перед тобой Лавия Амирас, а рядом с ней стоит Гриер. Ты часто моргаешь, сомневаясь в реальности происходящего, меняешь спектры, но никто не исчезает. Гриер пожимает плечами.

– А я откуда знаю, может так выглядит рай Единого? Только вот что я здесь делаю?

Ты наконец оглядываешься.

Песок. Мелкий, белый песок. Пустыня Арради. Чистилище. Хранилище для бесконечной памяти Творца. Это значит, что твоя сущность покинула оболочку, но не переместилась в тело Каролин Леер, а застряла на середине пути. Арради – это промежуточная станция между оболочкой и инкубатором. Своего рода распределительный центр. Ты здесь уже была, ты это помнишь, но очень смутно. Пустыня всегда сохраняется в памяти, как дурной сон и возвращаясь, невозможно до конца поверить в ее существование.

– Это не рай, – говоришь ты. – И не ад. К сожалению, все намного хуже, это кладбище осколков личности и выброшенных воспоминаний. Оборотная сторона забвения.

– Вокруг один песок! – говорит недовольным тоном Гриер. – Тут есть город какой-нибудь? Демонический? Ты ведь демон?

– Тут нет городов, – отвечаешь ты. – Это зал ожидания на вокзале или изолятор временного содержания.

Ты делаешь пару шагов и ноги увязают в мелком песке, у тебя нет тела, нет мышц, нет крови в венах, но идти тяжело, потому что ты помнишь, как это – идти по песку. Если избавиться от памяти, то здесь можно даже научиться летать, как птица. Здесь возможно все. Все, кроме жизни.

Ты смотришь в лицо Лавии, лицо, которое совсем недавно было твоим и видишь ее страдание. Она обхватывает себя за плечи и ищет глазами за что бы зацепиться, но горизонт лишь растекается горячей дымкой и дрожит. Пустыня Арради выглядит безжизненно и безжалостно, ветер играет песком, подбрасывая его вверх и закручивая в водовороты. Все вы одеты так же как при жизни. На Гриере грязная рваная рубашка с оторванными рукавами и штаны, на ногах шлепанцы. Он топчется на месте, поднимая то одну ногу, то другую, песок горячий. Лавия в узких брюках, блузке и плаще, хотя его на тебе не было в момент развоплощения, твоя память услужливо добавляет эту деталь. Если одежда все та же, значит все это время Лавия была в своей оболочке, была в ней вместе с тобой.

Ты щуришься. Ты помнишь опухоль и татуировку и можешь рассмотреть ее под внешними энергетическими слоями даже сейчас. Ты совершенно точно ошиблась, когда решила, что ее сущность покинула тело. А что если во всех остальных случаях, ты тоже ошиблась? Если печати на девушках предполагали иную цель, тогда изменится и мотив, а это очень важно.

– А наркота тут есть? – спрашивает Гриер и облизывает губы, его начинает мучать привычная жажда.

– Нет, добро пожаловать в персональный ад, Гриер, тут нет наркотиков, но ломка твоя никуда не денется, хуже всего, она тебя не убьет, теперь она с тобой бесконечно. Это ведь был твой выбор.

Гриер стонет и подпрыгивает на месте.

– Когда мы уже куда-нибудь пойдем? – спрашивает он. – Ноги уже горят от этого песка!

– Он здесь везде такой, идти некуда, – отвечаешь ты и поднимаешь глаза вверх. Ни единого темного пятнышка. Ни облаков, ни складок. Идеальное. Такое когда то было на земле. Ты опускаешь глаза, они слезятся и не понятно от яркого света или от тоски, которая поднимается откуда-то из глубин колодца, коллективного разума, общего Древа с его глубокими корнями, уходящими в далекое космическое все. Ты его чувствуешь – далекий свет звезд, погасших звезд. Целый мир, сохраненный в памяти, памяти человека, и отраженный в искусственное сознание. Даже самый совершенный ИИ, не мог похвастаться таким диапазоном, на фоне человеческого восприятия, он казался лишь бледной имитацией.

– Лавия, расскажите мне, что с вами случилось, – просишь ты. – Ваше тело нашли в переулке, в вашей груди была опухоль, а на ней печать… Вы знаете, как она там оказалась?

– Пфаса! Серьезно? – кричит Гриер. – Ты вот сейчас без этого никак не обойдешься? Может будем искать выход? Ну не стоять же нам тут вечность!

Лицо Лавии дергается, ты видишь страх, Грер кричит и пугает ее. Ты делаешь два шага и нависаешь над ним, он почти на целую голову ниже тебя. Шипы напрягаются, но манжеты обхватывают запястья очень туго.

Гриер пугается, чуть приседает от страха и натянуто улыбается.

– Я просто не в себе, мне знаешь ли, обосраться как страшно! Я думал, ну, нет тут ничего!

Ты думаешь, что Гриер похож на маленького трясущегося грызуна, у него выпирает челюсть и глаза бегают.

– Молчишь, пока не спрошу, – тихо говоришь ты и поворачиваешься к Лавии. Та застыла, отбрасывая тень под ноги, как стрелку часов и стоит.

– Марина сказала, мы будем жить вечно и войдем в царствие Его как равные, – еле шевеля губами, говорит она. – Как равные. Так говорили ей ангелы во снах! А Рафа говорил, что мы прокляты и нет нам спасения во веки веков, что нет выхода, ничего нет, только круг. Так значит, он был прав?

– Они оба видели сны? Марина и Раф? Лавия, а вы видели сны?

Она качает головой.

– Я испугалась. Испугалась, потому что доктор сказал, что надо умереть. Он так и сказал, чтобы родиться, надо умереть. Я уже и так отдала ему свою память, свою жизнь, но ему было мало и он захотел сначала мою дочь, а потом и ее жизнь.

– Что за доктор? Как его звали?

– Мы искали лекарство, Марина была больна. Редкое заболевание. Это я виновата, врачи сказали, что микродозы яда, которые я принимала во время беременности, изменили ее и она родилась другой. Ей всегда нужен был яд, а иначе ее тело отказывало. Он был лекарством для нее. Джорафф был нужен нам. Он был нужен ей до тех пор, пока мы не нашли доктора Надри Авази и он не предложил другой выход. Он сказал, что можно сменить оболочку, умереть и переродиться в другом теле. И выбрать можно любую, как в магазине. Так они и ушли, а я нет. Я осталась. Много месяцев я не знала, получилось у них или это была ложь. Я попыталась снова найти доктора, но мне сказали, что он умер. А еще через несколько месяцев, я получила письмо от Джораффы, он писал, что Творец проклял нас всех, за то, что мы посмели посягнуть на его Дар, письмо было пропитано безумием и я поехала их искать. Рафа оказался в теле какого-то дилера-наркомана и даже не узнал меня, а Марина в теле девочки по вызову, а доктор… доктор остался доктором. В этой новой жизни его зовут Ридж Асама. У Марины с доктором бизнес, они продают наркотики, доктор создал какой-то “уникальный продукт” на основе заарского яда, а Марина нашла способ его перевозить. Я не знаю, что такое сотворил доктор, но из-за этого порошка к ним ко всем пришли сны, сны, которые убедили Марину, что она может стать равной Творцу, а Рафу сделали проповедником истины! Он решил, что он само воплощение спасителя и его послали к людям, дабы очистить их помыслы перед судным днем! Когда Марина сказала, что снова хочет сменить оболочку, я смирилась и согласилась пойти вместе с ней, она положила меня какой-то ящик, вот только вместо нового тела, я оказалась здесь, с вами. Больше мне нечего сказать. Ни про какую опухоль я не знаю!

Лавия закрывает глаза и опускает голову, будто собирается молиться, а потом срывается с места и бежит, бежит по горячему песку в яркую голубизну и дрожащий горизонт, она бежит все быстрее и быстрее, пока без сил не падает на колени. Ты меняешь длину волны и ее фигура, видится тебе, как маленький горящий фитилек свечи в темноте. А потом фитилек этот резко гаснет, как если бы ветер задул его.

– Она исчезла! Исчезла! – кричит Гриер, подпрыгивает и крутит головой. Нет! Ее нигде нет!

Потом он без сил падает на песок и смеется.

Ветер треплет его волосы, как флаг, а потом он тоже исчезает. Остается только песок. Мелкий, белый песок.

– Ты следующая, – говорит голос. Ее голос. Перед тобой стоит Мелисса, Ее Величество королева Адара. От ее красоты остались золотые локоны, она туго скрутила их в пучок на затылке и перевязала куском веревки, глаза как в твоем зеркале – зеленые, на ней плотная аюба с широким, жестким капюшоном, как у пустынников. Лицо не прячет, оно белое и выглядит как маска, а презрение такое же глубокое, как и колодец ее памяти.

– Надеюсь, эта информация была тебе полезна, – говорит Ее Величество.

Ты щуришься на нее, ты не веришь собственной памяти.

– С чего это ты решила вмешаться?

Она улыбается, она всегда все делает как бы лениво и многозначительно, это ее любимая манера, но ты помнишь, что она приобрела ее значительно раньше, еще до того как стала королевой. Мелисса медленно откидывает голову и долго, задумчиво изучает небо, прежде чем ответить.

– Ты ведь не справляешься без меня, признай это, я нужна тебе! Какие то людишки обыграли тебя на твоем же поле!

– Ты знаешь печать, которую они используют для перемещения?

Мелисса щелкает двумя пальцами.

– А почему я должна говорить? Это тебе нужна была твоя жизнь, вот и справишься теперь сама! И не забудь, мальчик очень важен! Не сможешь ты, тогда придется мне, и я обещаю, никому мое возвращение не понравится!

Мелисса звонко смеется, рисует в воздухе воображаемый воздушный шарик и проткнув его пальцем, делает “бум”, случается миниатюрная взрывная волна и тебе в лицо летит облачко пара. Мелисса исчезает. А вслед за ней исчезает и пустыня, словно кто-то выключил свет.

Сначала это всего лишь песок, мелкий, белый песок, ветер закручивает его в водоворот. В итоге мы всего лишь песок, мелкий, белый песок, ветер закручивает нас в водоворот.

Каролин Леер. Глава 1

1700/06/1 °Cреда

Ты помнишь Исход гайоли из Белого города, будто это было вчера. Все двенадцать стыковочных причалов, в том числе три грузовых, работали циклами напролет. Ткачи не знали отдыха, инфомы обрабатывали по несколько тысяч запросов в час. Корабли, в основном легкие фраты, были забиты под завязку. Все силы Белого города были брошены чтобы предотвратить катастрофу, распределить поток людей, в панике пробивающихся в вратам терминалов. Воздух гудел и вибрировал от крыльев сомов, все цвета были собраны в районе порта, но избежать давки и случайных смертей все равно не удалось. Люди падали и толпа переступала через них. Люди бежали в страхе. Королева дала им три недели чтобы покинуть город.

Ты дала им три недели.

Вестники проиграли войну. Мир содрогнулся от гнева Изначальных. Черная вода Сеятеля ушла в песок, обнажив дно. Люди были изгнаны с небес на землю, на мелкий белый песок Низины. Они уходили, а посреди Райского сада гневалось разбитое сердце. Сато Рау. Оно билось и источало громкое разочарование, звук накатывал волнами и отражался от стен. Белый Город звенел, как колокол.

Ты помнишь, потому она была там.

Королевский дворец висел очень высоко над Адаром, с открытой веранды на краю Райского сада прекрасный вид на панораму города. Она смотрела, как они бегут. Чувствовала их страх каждым сенсором, ощущала все, что происходило внутри этих стен, как если бы это касалось ее кожи. Боль, страх, восторг. Все принадлежало ей. Каждая оболочка, каждая жизнь в этом городе была в ее власти. Она могла остановить кровь в венах как человека, так и неведомого. В мгновение мир вокруг мог обернуться в пыль. Пьянящее чувство власти заставляло ее сердце биться быстрее. Но с каждой новой ипостасью, с каждой новой оболочкой, с каждым новым тысячелетием, кровь разгонялась все медленнее. Материя была так хрупка, а в ее бесконечной сущности было так много пульсирующей энергии, все сложнее было выбирать для нее вместилище. Все сложнее было сохраняться. Сущность Творца не знала Предела и рвалась из оков плоти. Творец был все ближе, он все громче призывал своих детей вернуться обратно, в корням Великого Древа, слиться в Единении.

Эпоха Шераа ат Каддар, тех, кто вышел за Предел плоти и вернулся, подходила к концу, но она не хотела уходить. Этот мир принадлежит Изначальным, они создали его и она не собиралась никому уступать свое место. Ее корни помнили Единение, Белую Эру, три тысячи лет истории этого мира, три волны колонистов и множество бессмысленных войн, но сама она забыла о главном, когда-то и она была человеком. Всего лишь плоть и кости, капля веры и бесконечное упорство. Но здесь и сейчас дно колодца казалось невероятно далеким, как сон, а все те, первые люди, прилетевшие строить на этой планете новый дом, давно уже были не люди. И только ветер все так же шуршал песком – аль-кхан, аль-кхан.

Творец сохраняет всех, даже тех, кто об этом не ведает.

Не сон и не явь, всего лишь Тень, будто эхо брошенного в колодец камня, это была ты и не ты, черта давно проведена, но иногда ты словно заплутав, останавливаешься на развилке, а что если заглянуть туда, всего на мгновение, посмотреть на мир ее глазами…Она оставила тебе память и ключ, но сейчас ты не может отыскать его, ты стоишь в кромешной темноте и не единой искры не нарушает ее совершенства. Как такое может быть? Ты жаждешь боли, но она не приходит.

– Ты можешь просто сказать мне, там она или нет? – раздается голос Ольги. – Я тут сижу и жду, пока она проснется, а может и ждать нечего!

– Проснется, – говорит голос Гедды и ты слышишь печаль, глубокую, как колодец его памяти. – В человеческой оболочке очень трудно просыпаться. Скажешь ей, что я ушел к ратхи, нужна информация из Инкубатора, она поймет. И присмотри за ней, она сейчас очень уязвима.

– Уязвима? – смеется Ольга. – А ты смешной. А косички эти на бороде, ты сам заплетаешь?

Раздается смех и ты слышишь как с шипением закрывается гермодверь.

После слуха просыпается обоняние и ты чувствуешь запах антисептика и озона. Значит ты не в больнице, а в доме на Золотом бульваре. Видимо это Гедда перевез тебя. Очень яркий свет льется из окна, солнце над воздушным океаном давно в зените. Ты открываешь глаза и все превращается в мешанину света и тени, краски вокруг черно-белые, ты несколько раз моргаешь, прежде чем возвращается нормальный спектр. Боль не приходит.

Ты кладешь руки на грудь и ничего не чувствуешь. Смотришь и не видишь.

– Ну слава Единому, проснулась, я уж думала все, одной это дермо разгребать придется! – говорит Ольга и садится на край кровати. – Воды хочешь? Что там полагается воскрешенным? После кондиционирования причащают, а у вас как принято отмечать начало новой жизни?

Ольга изо всех сил пытается шутить.

Ты смотришь на белую, ровную кожу на груди и животе.

Королевской печати нет.

Ты здесь, а ее нет.

– Анна, ты слышишь меня? Издай пару звуков, пожалуйста, а то твоя новая оболочка почти восемь лет пребывала в коме после аварии, может она и говорить разучилась? Я навела справки про Каролин Леер и знаешь, жаль девочку, только университет закончила, да еще с отличием, только нашла работу и вдруг все кончилось. Таксист, который ее вез, умер прямо в кабине от инсульта, флаер упал с пяти метров на крышу магнитной парковки, вот это я называю невезением. Она – единственная дочь, мать с горя ушла в религию, традиционалисты таких, убитых горем, очень любят, высосали из нее все сбережения. Девочке то никак нельзя помочь? Ну как ты мне помогла… Анна, поговори со мной!

Ты снова заглядываешь в черноту колодца, а потом оглядываешься вокруг себя. Солнце заливает комнату. Под пальцами мягкий шелк постельного белья. Ольга смотрит на тебя. Карие глаза полны беспокойства.

– Первый закон конфигурации, – говоришь ты. – Оболочка всего лишь материя, ее можно изменять. Тело способно автономно существовать и после того, как сущность его покинет. Это простая механика. Все что касается наполнения, сущности Творца и памяти колодца, не в моей власти. Могу только помолиться за нее.

– Иногда я не понимаю, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно, – с облегчением улыбается Ольга.

Ты с трудом приподнимаешься и садишься на постели.

– Ты сказала восемь лет?

– Да, а что?

Ты трясешь головой. Сигареты, деньги, карты, документы, все, что ты нашла в том шкафу не могло лежать там восемь лет. Кто-то знал, что ты захочешь подстраховаться и поймал тебя на крючок.

Пустота на груди тому подтверждение.

– Где тело Лавии Амирас?

– Ты хотела сказать, где то, что от него осталось? – отвечает Ольга. – В морге скорее всего! Я сначала позвонила твоему лохматому другу, как он просил, а только потом Гереро, он кстати, меня отстранил! Выгнал и велел сидеть тихо и не рыпаться. Я так без работы скоро останусь. Что вообще это такое было?

– Рой, – отвечаешь ты. – Утилизатор материи. Я же говорила тебе, все – ложь, а мы всего лишь пыль и память.

– Хорошо тебя приложило, этак ты пойдешь головой о ступени Единого скоро биться, а кто будет мне преступников помогать ловить?

Ты облизываешь пересохшие губы. Ты пытаешься встать и чувствуешь боль, только не там, где она должна быть. Встать ты не можешь и просто спускаешь ноги на пол.

Красивый узор на полу напоминает печать.

– Дай мне воды, – просишь ты Ольгу. Она идет к столу у окна, там стоит нефралевый графин, очень красивый, черный, инкрустированный фианитами и возвращается со стаканом воды. Ты смотришь на прозрачную жидкость, от которой зависит человеческое тело. На один из столпов, на котором держится мир. Если бы на Алькаане не было воды, то жизнь здесь стала бы невозможна, как было на большинстве планет.

Ты двумя глотками выпиваешь воду и просишь еще.

Ольга приносит весь графин.

Жажда одно из побочных явлений перемещения.

Мысль, что на этой оболочке нет ее клейма, не укладывается в голове. Ты еще до конца не понимаешь, что это значит. Ты свободна? Она свободна? Кто из вас жертва преступления, которого не было?

Кто-то освободил тебя, снял тяжелые оковы. Больше никаких обязательств.

Эта новая жизнь принадлежит только тебе, никто больше не может ставить условия, только ты решаешь, как ее прожить. Час. День. Месяц. Год. Это время и оно твое. Как ты им распорядишься?

Будешь ли думать о своей потере? О том, кто кроме тебя знает о ценности королевской печати и про двери, которая она открывает? Об узниках, заточенных в оболочки? Сможет ли вор использовать украденное? В ответе ли ты за то, что случится, когда ее память обретет свободу? Когда все они обретут свободу. Чувство ответственности ты с чистой совестью можешь отложить на будущее, сбросить на плечи той, которая вернется через инкубатор, а сейчас…

Кто ты сейчас? Где вообще начинаешься ты?

Творец слышит, а Маат знает, и знания никуда не делись, ведь твои корни все еще глубоки.

– Написала Гереро по поводу тела Лавии, оно в морге, тебе туда надо? – спрашивает Ольга.

Ты отдаешь ей пустой стакан, Ольга ставит его и графин обратно на столик.

– В каком состоянии тело? – спрашиваешь ты. – Есть фотографии?

Ольга берет планшет и садится справа от тебя. Тело Лавии Амирас почернело и обуглилось, но печати на ее груди ты не видишь. Совершенно очевидно что ее там и не могло быть, потому как в теле не осталось места для сущности – его заполнил Рой и застыл внутри бесформенной массой. Ольга задумчиво листает папку с фотографиями.

– Ты что-то конкретное ищешь? – спрашивает детектив, когда фото уже идут по второму кругу.

– Знаешь, это как если термокарту забываешь в другой сумочке, – шутишь ты. – Кое-что потерялось в процессе перемещения.

– Ты про узор, который прятала под платками? Я его помню.

– Да, это подарок на память, хотелось бы узнать что с ним случилось.

– Безделушка или что-то важное?

Ты смотришь на четкий профиль Ольги и меняешь тему:

– Может возьмем выходной? Тридцать лет живут в Латирии ни разу не была на корабле колонистов, в ботанический сад ни разу не сходила, даже на смотровую площадку Голден Гейт, что я вообще здесь делала все это время?

– Учила детей? Писала книги? Воспитывала ребенка? – щурится на тебя Ольга. – Кстати, тебе не интересно, где сейчас Фар? Может начнем его искать? Лохматый то, вернулся ни с чем, а теперь поехал в Адар, в инкубатор.

Ольга не понимает. Любой родитель на твоем месте уже извелся бы от беспокойства, а ты лежишь себе спокойно и не торопишься искать, даже предлагаешь устроить выходной. Ты знаешь, что беспокоиться не о чем, Творец видит и даже когда он не видит, есть Эбо, станция никогда не спит. Даже несмотря на купол, вы как на ладони. В вашем мире нет свободы. Все неведомые оболочки промаркированы и учтены, нельзя потеряться. Если кого-то не найти во плоти, то всегда можно найти его сущность. Маркировка конфигураций, как отпечатки пальцев. Тебя лишь немного тревожит мысль, что Гедда не смог найти его сам и поехал в инкубаторий, но так или иначе, он найдет его.

– Есть информация о докторе Асама? – спрашиваешь ты.

Не очень удачная попытка сменить тему разговора.

На лице Ольги отражается возведенное в степень недоумение, но она отвечает:

– К официальному делу доступа нет, но пока я тут тебя дожидалась, почитала в Сети о заболевании, которое лечит наш доктор. И знаешь, что, еще сорок назад не было никакой нейроверии! Впервые симптомы похожего заболевания описал врач в штате Аделаида, Александр Локвуд, психиатр. Его пациент заявлял, что тело ему не принадлежит. Пациент систематически терял обоняние, чаще слух или зрение, а иногда был убежден, что руку или ногу ему пришили от другого тела. Локвуд описал это как расстройство восприятия цельности тела и не смог выяснить физиологический механизм этого синдрома, следом за ним исследование подхватил другой врач – Надри Авази, именно он и назвал это расстройство нейроверией хотя по смыслу тут скорее нейроневерия должна быть. Доктор Авази собрал статистику и выяснил, что чаще всего пациенты ранее имели черепно-мозговые травмы или неврологические заболевания в анамнезе и на этом все бы посыпали бы песком эту редкую аномалию, но тут появляется ее разновидность, вызывающая паралич всего тела. А теперь, внимание, знаешь, кто наш нулевой пациент? Вера Латимер! На тот момент ей было двенадцать лет! Я когда все это читала, вспомнила, твой приступ в машине, как ты это назвала? Скорость отдачи?

Ты прикрываешь глаза. Тебя тошнит. Кажется будто вся комната брошена в центрифугу и крутится.

– Да, система постоянно обновляется, – отвечаешь ты на Ольгин вопрос. – А из-за купола сигнал запаздывает.

– При этом ты теряешь слух или зрение, так? И что у нас тогда получается? Чья-то сущность присвоила оболочку двенадцатилетней девочки? А потом перебралась в ее дочь, Марину, почти двадцать лет спустя? И я так и не нашла связи между профессором Асамой и Верой Латимер, кроме нейроверии. Этим заболеванием он плотно занялся не так давно, всего пять лет назад, до этого он доил змей и изучал свойства ядов, никак не касаясь медицины, а потом, вдруг, написал докторскую диссертацию! И с этого момента нейроверия не сходит с трибун научных конференций, а пациентов то всего так же раз-да и стенка! Что думаешь? Есть у вас такой термина, как блуждающая сущность? И зачем кому-то занимать человеческое тело, особенно если это ребенок? Я попыталась поискать информацию о последних четырех годах жизни Лавии Амирас, после того, как погибла ее дочь и Джорафф, но там глухо. Она жила, как отшельник. Анна, а что происходит с телом человека, когда сущность его покидает? – спрашивает Ольга и пристально смотрит на тебя, это вопрос не столько про Лавию Амирас, сколько про Каролин Леер.

– Проницаемость оболочки гайоли, меньше одного процента и официальной наукой, возможность перемещения сущности в человеческое тело не подтверждена. Вся информация относится к области мифов, легенд и религиозных текстов, только они говорят, что изначальная сущность шераа ат каддар была способна перемещаться между любыми оболочками. Все извесные случае нашей эры, признаны мистификациями.

Чаще всего это просто отброшенная Тень, в оболочку записываются фрагменты памяти и на ее основе строится уже новая личность, но для этого нужно заглушить память корней. Процедура похожа на кондиционирование и называется табула раса – чистый лист. Если не размыть границы, индивид сойдет с ума, когда две личности и две жизни столкнутся. Для этого и созданы кауры. Они чистильщики и падальщики, это их функция.

– Вы используете оболочки по несколько раз?

– Нет, это все происходит в пределах одной сущности и ее жизней, ты можешь переписать свой опыт, создать другую историю памяти, другую последовательность. Любой опыт изменяет тебя, иногда сильно деформирует, представь что можно хирургическим путем удалить травмирующие воспоминания и искалеченную часть тебя, как вырезать часть генома. Ты не просто забудешь, кем ты был, ты станешь другим.

– Среди вас тоже есть недовольные своей жизнью? И эту мерзость вы притащили в мой дом, – говорит Ольга. – А церковь просто открыла вам парадную дверь! А теперь какой-то гений ставит эксперименты по совместимости вашей памяти и человеческого тела? Или мы ловим мифическую, изначальную сущность? Ты мне рассказывала про татуировки на девушках, что они какие-то особенные и принадлежат изначальным.

Ты молчишь. Очень трудно собраться с мыслями. Ольга щелкает пальцами у твоего уха.

– Ты слышишь? – спрашивает Ольга и закатывает рукав. – А она для чего? Ее левое предплечье украшает йондаль. Синяя с серебром, непрерывная нить сплетается в незамысловатый узор.

– Когда меня не будет, – говоришь ты и слова застревают в горле.

Ты помнишь, как рисовала печать, чтобы спасти Ольге жизнь, выиграть для нее время, пока она истекала кровью в переулке за клубом, но сейчас на ее плече ты видишь совсем другой рисунок. Не тот, который помнишь. Если бы Ольга могла слышать, как лихорадит твое сердце, она бы признала тебя виновной.

Что еще ты не помнишь?

Вся картина, как много, много мазков краски на очень длинном холсте, и на первый взгляд сплошной хаос.

И все дело в том, что ты помнишь? Человека невиновного можно легко собрать из кусочков памяти виновного, главное знать как и что надо убрать. Люди привыкли доверять своей памяти и не сомневаться в ней. Не сомневаться в том, что память цельная, как кусок камня, превращенного в скульптуру, и вся принадлежит им. То, что происходит в моей голове, думает гайоли, контролирую только я. Но в твоем мире это не так, там памятью можно управлять. Скульптуру можно превратить обратно в камень.

Ты отрываешь взгляд от узора печати и смотришь Ольге в глаза. Нельзя чтобы она засомневалась в тебе.

– Когда меня не будет рядом, эта печать спасет тебе жизнь. Хочешь, я научу тебя ее использовать?

Уроборос, змей искуситель, ты еще не встречала тех, кто бы отказался.

Ольга часто моргает, а потом взгляд ее затягивается задумчивой пеленой.

Куда-то делись все вопросы, которые мучали ее всего минуту назад.

– Рисунок красивый, – говорит детектив. – Я смотрю на него и хочу спросить, вы все школу каллиграфии заканчиваете? Учитесь рисовать эти печати или это какая-то наследственная память?

Ты смеешься, и это немного разряжает обстановку.

– В Адаре во всех школах есть каллиграфический курс, это основной предмет, на всех этапах обучения по нему сдают экзамены! Несмотря на память корней, все неведомые во всех жизнях учатся, наука – это кровь и плоть нашего мира. Чтобы использовать печати и говорить с Творцом, нужно очень много математики! Всегда ненавидела ее, эти бесконечные вычисления наводили на мысль начать жить сначала, но увы, развоплощение для варлака-ратхи не уважительная причина пропускать занятия!

– И как это вообще работает? – спрашивает Ольга.

Ты задумываешься, как упростить теорию слоев так, чтобы вместить в несколько предложений.

– Печати – это алфавит, но каждая буква в нем звучит, тут главное вибрация и частота, эо сущности и печати взаимодействуют со слоями с разной степенью интенсивности, за каждой нитью, которую ты задеваешь, стоит готовый шаблон. Все уже есть, Творец уже все придумал и разложил по полочкам, а каждую полочку подписал, в какой последовательности услышит, в той и соберет пазл. Кстати, это самая распространенная ошибка у студентов на первых курсах. Первое чему их учат, представьте результат, а потом выверните его наизнанку.

– И чему ты хочешь научить меня? – спрашивает Ольга. – А спирт можно наколдовать? Как Творец относится к горячительным?

Вы смеетесь.

– В нашем случае, – говоришь ты, продолжая улыбаться. – Это и правда будет похоже на колдовство! Или скорее на детскую игру! Я научу тебя создавать йондаль руками, объяснять Творцу на пальцах. Это еще называют воздушной каллиграфией. Тебе будет сложнее, так как ты не услышишь и не увидишь, реагируют ли на твои действия слои и нити. Начнем с простого, нужна нитка или веревочка, но не очень длинная.

Вы обе оглядываетесь вокруг, Ольга вскакивает, на искусственном камине, обмотанный декоративной лентой, стоит подсвечник. Она разматывает его и машет лентой в воздухе:

– А дальше?

– Связывай концы, вставляй пальцы, большой и указательный, веревка должна быть натянута, у тебя получится прямоугольник, – Ольга тут же запутатывается, ты смеешься: – Давай покажу!