Текст книги "Между двух миров (СИ)"

Автор книги: Татьяна Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Это будет сложно, если учитывать алкоголь и кровь, то после укуса у него должна быть интоксикация часа на четыре, форма очень тяжелой эйфории, он их просто не вспомнит на утро, даже если лоб в лоб столкнется в коридоре.

– То есть, совсем не вспомнит? А он может забыть, как избивал их?

– Если он пил много алкоголя, то его памяти даже молитвой не поможешь. Корни, конечно, сохраняют все, но никто не станет заглядывать в этот колодец.

– Черт, – ругается Ольга, сжимает кулаки и залпом допивает холодный кофе. – А при каком раскладе, можно допустить, что он их избивает? Ведь из любого правила есть исключения, какие есть исключения для зааров? Что может вывести его из себя?

– Теоретически? Цветок Ассоты, из него делают сильный наркотик – джагаш, он действует на определенные зоны коры головного мозга, перегружая их, осознание процессов гаснет, как лампочка и остаются инстинкты, среди которых и жажда. Наркотик мог остаться в крови девушек, вместе со слюной и ядом.

Ольга обхватывает голову руками.

– Нет, проверяли уже, после прецедента дела Уолесса, когда этот старый идиот посадил мальчишку заара на цепь, как цая, каждая лаборатория обязана проводить анализ на все ваши яды, наркотики и токсины. Есть еще варианты?

– Пока нет. Ольга я не могу заниматься гаданием на кофейной гуще, мне факты нужны, анализы крови, фотографии синяков хотя бы, термокарта девушек, если три из них в буйно – помешанном состоянии то еще и энцефалограмма будет не лишней. Если это не наркотик, то должно быть другое объяснение, от яда зааров в психушку не попадают.

– Я не могу, ты же понимаешь, меня уволят.

– Тогда я не могу тебе помочь.

– Как можно заставить его говорить? Хотя бы пять минут?

– Никак, но ты можешь попытаться поговорить с шофером, – ты уже понимаешь, что делаешь глупость, но на волне азарта, не можешь затормозить. Тебе нравится эта игра. – Есть одна хитрость, их можно поймать за превышение скорости, обычно машины с дипломатическими номерами летают по ночному городу, не замечая притяжения, как у себя дома. Остановишь, и надо сразу же снять термокарту двигателя, тогда можно по закону задержать машину и шофера на 24 часа за превышение полномочий. Они упрощают себе жизнь и увеличивают скорость, воздействуя напрямую на сцер двигателя, обходя всю механическую часть и сокращая время отдачи. Это нарушение протокола безопасности. Закон будет на твоей стороне. И дипломатическая неприкосновенность его не защитит, все, конечно, же свалят на шофера и где-то на пару часов тот будет в полном твоем распоряжении.

Ольга замирает, не в силах поверить в свою удачу, ты поднимаешься, не дожидаясь благодарности, и собираешься уходить.

– Полчаса истекли. Всего доброго.

Она догоняет тебя уже на улице, у машины.

– Анна!

– Пожалуйста, не звони мне больше по таким вопросам, – ты говоришь тихо, глядя ей в глаза. Глаза у нее красивые, карие в обрамлении темных ресниц. Она хлопает ими и закусывает губу, но ты знаешь, что это театр, чувство вины на пятнадцать минут, ты такое уже видела. Ей бы на подмостки, но её таланты и в полиции прижились, правда, платят не очень. Ей хватает совести не перегибать палку, она делает шаг назад и молчит, ты садишься в машину, захлопываешь дверь, поднимаешь тонированное стекло и, не оглядываясь, выруливаешь с парковочного места.

На часах 17.40, вечер понедельника, завтра на занятия уже не надо. Ты достаешь телефон и набираешь номер. Через привычные три гудка Бэль снимает трубку.

– Привет, ты сегодня у себя? У меня появилось свободное время, – твой голос звучит в меру устало, в меру заинтересовано.

Мадам распорядительница отеля, а если честнее борделя, звонко смеется и шумно выдыхает в трубку. Ты представляешь, как она вальяжно лежит на кровати, утопая в подушках, как клубится сиреневый дым её тонкой сигареты.

– Анна, дорогая, конечно, я тебя жду, ты последнее время совсем не балуешь меня вниманием, так что я с легкостью расчищу для тебя место в своём плотном графике.

– Буду через полчаса.

Ты вешаешь трубку и набираешь Фархада. Он долго не отвечает, включается голосовая почта.

– Не жди меня сегодня, приеду завтра сразу в школу, и не болтайся по улице после комендантского часа.

Анна Индира Ксарави. Глава 3

Изменения сохранены

1700/05/31 Понедельник.

Это почти как Зазеркалье, ты долго идешь по широким, неоновым улицам, мимо дорогих магазинов, броских, стеклянных витрин, заглядываешь в кроличьи норы уютных ресторанов с идеальной сервировкой. Тебя окружают тени в дорогих костюмах, нарисованные девушки с лицами кукол, тяжелый шум рекламных билбордов.

Ты сворачиваешь в маленький неприметный переулок, с мусорными баками, где кошки первобытно охотятся на жирных крыс, где разбит единственный фонарь, где окна темны, зашторены свинцовой, не пропускающий шум и свет, тканью. Поросшие мхом стены сочатся ядовитой сыростью в любую жару, а единственная дверь здесь не имеет ручки и замочной скважины.

Ты останавливаешься напротив двери, пальцы привычно складываются в йондаль – ключ, деревянные доски, небрежно сколоченные между собой, разбегаются в разные стороны, будто застигнутые врасплох коварной волной прилива.

Ты перешагиваешь невидимый порог, и со всех сторон набрасывается оглушительный звук танцевальной музыки. Над головой вертится искусственное солнце, яркий свет бьет в глаза, разгоряченные тела двигаются как куклы на ниточках. Мерный, пульсирующий звук, тыц – тыц – тыц, проникает под кожу, стучит в висках.

Протискиваясь сквозь толпу к барной стойке, ты закрываешься щитами от душной ментальной и тепловой волны, но тебя все равно слегка подташнивает.

Невосприимчивые хити, местные генномоды, тощие, длинные и волосатые, как борзые, с невероятной легкостью перемещаются по залу, неся подносы над головой. Вип – зона, как круги дантовского ада по спирали уходят надстроенными этажами вверх.

Обойдя барную стойку, ты толкаешь дверь в подсобное помещение, с надписью «только для персонала» и оказываешься в тишине и стерильности. Кафельная плитка, разделочные столы, холодильные шкафы и плиты, которые ни разу не нагревались. На крючках висят белые халаты. Ты берешь один из них и идешь к одному из холодильников, тяжелая металлическая дверь с щелчком поддается, ты заходишь и закрываешь её за собой.

На столике при входе лежит стопка прозрачных, похожих на полиэтиленовые, пакетов. Ты берешь один. Холод приятно обжигает ноздри, горло и нёбо, ты дышишь, голодно и прерывисто, боль в руках отступает. Пальцы снова привычно складываются в йондаль, перед тобой распахивается портал.

Ты раздеваешься, складываешь вещи в пакет, включая бумажник и телефон, надеваешь стерильный халат и шагаешь в портал. Помещение по ту сторону сильно напоминает раздевалку фитнес клуба, куда ты ходишь по пятницам, шкафчики с кодовым замком, скамейки, душевые кабины с резиновыми ковриками. Ты находишь пустой шкафчик, складываешь туда вещи, достаешь оттуда длинный шелковый халат и регистрационный браслет. Переодевшись, входишь в еще один портал.

По эту сторону все тихо и вальяжно, приглушенный свет, высокие арочные своды, холодный воздух, радужные фонтаны, бассейны, наполненные серебристым туманом, солярий, массажные столы, чуть дальше молочно – белые залы для медитации. Ты проходишь насквозь купальные комнаты и поднимаешься по лестнице в главный зал. Тебе не хочется заходить, ты останавливаешь в двух шагах от порога.

Бэль уже знает, что ты здесь, сейчас она вежливо распрощается, наградит всех улыбками, кого – то поощрительно коснется, кого – то откровенно проигнорирует и выйдет к тебе сама. Твое появление, конечно же, поднимет волну сплетен и слухов, перешептываний по углам, но Бэль всегда будет выше этого. Её власть над незыблемыми пороками бесконечных сущностей Творца, ставит её вне законов этикета и дипломатии. Каур дэ роа, властители тайных дум и желаний, владетели памяти, к ним приходят с самым грязным, самым позорным, с самым неупокоенным, как к священнику на исповедь, облегчить эо. И хотя грех, как понятие у Неведомых отсутствует, право на тайну исповеди соблюдается неукоснительно.

– Моя дорогая, – она берет тебя за запястье, проводит длинными пальцами по сгибу, по тонкой линии кожи между манжетой и ладонью, ткань опасно набухает. – Плохо выглядишь, надо бы тебе навещать меня почаще. Пойдем в спальню, я вызову доктора, надо заменить манжеты. Её тягучие, сладковатые интонации раздражают, от них чесаться хочется, будто блох подхватил. Ментальные щиты костенеют и каждое слово разрождается эхом в голове.

Окна комнаты выходят на площадь Улья и тебе хорошо виден черный, как дамарит, Сато Рау. Неблагодарное сердце. Черный прямоугольник – символ вероломства людей. Напротив него растет новое Древо – отель, казино, бары и рестораны. Древо раскинулось гигантскими ветвями и тянется кроной все выше и выше. Ты не хочешь смотреть и задвигаешь шторы, но память услужливо дорисовывает и улицу, и площадь, и туманный канал, где длинные лодки – хогги мерно покачиваются на молочных волнах, а перевозчики-халли кутаются в непроницаемые плащи.

Порт совсем рядом. Он выглядывает из тумана двумя узкими башенками Ткачей. Ты слышишь призывный горн эртхаала и застываешь, вцепившись в мягкую, бархатную ткань цвета сливочного мороженого.

Ты помнишь огни на мостике, рифлёные ребра, тяжелые, взмыленные бока парусины, как гигантское тело плавно меняет траекторию, как стекает конденсат по внутренним переборкам и сокращаются мышцы на брюхе, перекачивая тонные воды от глотки в хвост, а через поры под давлением вырываются клубы пара.

Ты скучаешь по дому.

Ты или она?

Ты отходишь от окна и садишься в кресло. Вся мебель в комнате от Ариоко Дацани и сделана из прозрачного, гибкого кассия. В центре, в метре от пола, висит кровать, застеленная шелковым покрывалом.

Все Дома Кауров похожи друг на друга. Стерильный минимализм, чем меньше вещей, тем проще поддерживать нейтральный энергетический фон.

– Анна, тебе налить? – спрашивает Бэль. На маленьком столике рядом с ней зеленоватый палисс, в крутобокой бутылке с печатью дома Серахье, бутылка красного кахорского и чайник с белым чаем. Бэль знает о твоих слабостях и пристрастиях много, но за тридцать лет ты уже привыкла отказывать себе во многом из того, что любишь.

– А кофе у тебя есть? Желательно черный, с сахаром.

– Только не говори, что ты тоже из тех, кто подсел на эту коричневую гадость.

Лицо Бэль не выражает брезгливости, оно ничего не выражает, у каур дэ роа почти отсутствует мимика, кожа белая, гладкая и натянутая на череп, как на барабан, но эхо пренебрежения ты чувствуешь. Ответа не требуется и ты молчишь.

В полной тишине расцветает портал и появляется доктор Меррато.

Черный строгий костюм висит на костлявой фигуре, водянистые глаза подтекают, он склоняет голову, выражая почтение, и проходит к тебе. Ставит на пол чемоданчик, открывает и достает ампулу и шприц. Ты закатываешь рукава, расстегиваешь манжету, ткань промокла и прилипла, попытка размотать причиняет боль.

Бэль ставит свой стакан на столик, подходит и опускается перед тобой на колени, ты видишь как у нее размываются зрачки, она любит боль и впитывает её, как губка.

В конце зимы варлаки сбрасывают шипы, весной, как почки на деревьях, пробиваются новые, набухают, слезятся, маленькими черными нарывами, им нужно много ультрафиолетового излучения и сухая, пресная среда, никакой соли и никакой воды. Сопредельные штаты идеальное место, особенно в летний сезон, когда перекрывают воду и чистят фильтры, если бы не одно «но», бесконечное волновое излучение. Высокая степень восприимчивости к микро, радио, электромагнитным волнам. В зародышевом состоянии шипы реагирует на все, даже на очень громкий звук, и хотя татуировка смягчает удар, рассеивает множественные атаки, часть все – таки приходится пропускать через себя. Жажда вызывает спазмы, стягивающие манжеты мешают энергообращению и сжимают сосуды, так сильно, что кровь застаивается, и появляются гематомы и поэтому сейчас твои руки фиолетово – зеленые от запястья до локтя. Доктор делает уколы и два поперечных надреза, выпустить кровь, прочищает каналы, смазывает поврежденные ткани липким секретом эрга. Ты откидываешься в кресле и закрываешь глаза.

Ты считаешь шипы атавизмом, от которого давно надо избавиться. Война окончена и вы не охотитесь на себе подобных, они потеряли смысл. Вот только служители Дома Ратхи, к сожалению, утратили память о том, как изменить конфигурацию оболочки.

Душные и влажные, как тропические ночи, видения набрасываются из темноты. Белые, студенистые, как медузы эрги, гигантские глубоководные черви оплетают твоё тело, ты слышишь смех Бэль и видишь мерцающие огни портовых доков. Ты видишь лицо мальчика. Он хищник, он щурится, продолговатыми, острыми, как бритва, зрачками пронизывая вечерний сумрак, за тонкими губами острый ряд зубов, он охотник. Тело узкое, гибкое, сильное. Он улыбается тебе, в его улыбке нет бога, он переплетение голода, жажды и темноты, скрестив ноги, он плывет через туманный канал, отталкиваясь длинным шестом, хогг у него цветастый и яркий, с ядовитой красной бахромой по краям. Здесь, в чаще города, в холодном доспехе каменной кладки, он проплывёт мимо. Он сыт.

Ты просыпаешься. За окном все так же темно, царствует Эбо, гудят эртхаалы, перемигиваются координаторские вышки.

Ты поднимаешься, надеваешь халат и идешь в ванну. Бэль ушла, ты предоставлена сама себе.

В ванной ни душа, ни раковины, ни зеркала. Туманный бассейн метров на двадцать, низкий зеркальный потолок и шкафчик. Ты открываешь дверцу, достаешь черную, мешковатую ткань, сукру и баночку с синим порошком, санги, что переводится как "пыльца", но это просто измельченный сеорид. Посыпаешь им ткань, черные поры моментально впитывают и поглощают синий пигмент, ткань остается черной. Распускаешь волосы и заматываешь голову сукрой, только после это, скинув халат, ныряешь в бассейн. Холодный туман хватает за щиколотки, меж позвонков пробегает ток, ты плывешь, медленно преодолевая сопротивление, тяжело и долго выдыхаешь, избавляясь от газа в легких, давление, как корсет, обнимает ребра.

– Эо дан ри, – мурлыкает из комнаты Бэль. Она вернулась, и ты чувствуешь аромат кофе и арруто. Звон стекла и столовых приборов, ты фокусируешься на звуках, чтобы не замечать, как скрипят суставы и судорожно кричат стенки сосудов, ты слишком долго живешь среди гайоли, твоё тело размякло.

– Вылезай немедленно, моя дорогая, – кричит Бэль. – Для первого раза за столько времени достаточно, если не хочешь в гипсе ходить.

Ты вылезаешь из бассейна, часто дышишь, сердцебиение зашкаливает. На коже проступают темно зеленые пятна, на животе, внутренней стороне бедра, под коленями, татуировка горит бардово – красным и слегка дымится.

В комнате тебя ждет накрытый кружевной скатертью стол, серебряные приборы, и тигровые моллюски под соусом, на узкой фарфоровой тарелке. В стеклянной кастрюльке дымится рыхлая, серая раппа, рядом широкая, плоская соусница, с прозрачной крышкой, в которой томится сырный рокка.

Бэль стоит у окна и курит, держа тонкую, длинную сигарету двумя пальцами. Над окном, в радужном поле, как маятник, покачивается масляный сцер, с его свете её узкий воздушный силуэт отбрасывает тень на матовую, кремовую стену.

– Сначала завтрак, – говорит она и тушит сигарету в пепельнице, окурок тут же испаряется, стекло мутнеет. – А после поговорим. Прошу садиться.

После завтрака ты переодеваешься и вы спускаетесь с её кабинет. Эбо сменяет Сота и красный, тяжелый свет, проникает в комнату. Бэль задвигает занавеси и предлагает тебе кресло по другую сторону ее рабочего стола. Ты садишься.

Никакого хаоса бумаги или книжных шкафов, просто круглая комната, серебристые стены, на правой стене висит Сеть, подмигивая голубой каймой, левая расчерчена, как доска мистера Олбрайта, учителя геометрии. Цепочки защитных печатей впечатляют, ты не может оторвать глаз.

– Да, у нас самые безопасные по эту сторону ячейки хранения, – отвечает на незаданный вопрос Бэль. – А информационная безопасность очень дорого стоит.

– В этом мире многое дорого стоит, например, время.

Бэль пытается улыбаться, но лучше бы она этого не делала.

– Время не стоит ничего, – отвечает мадам Распорядительница. – Мы знаем, что вчера ты встречалась с детективом из отдела насильственных преступлений. И мы знаем о чем шла речь. Более того, мы решили, – Бэль кладет руки на стол, её глаза затягивает поволока, – что ты можешь быть нам полезна, а мы в свою очередь, в долгу не останемся.

Бэль, присутствующая сейчас здесь во множественном лице, напоминает тебе фарфоровую куклу.

– Закрыть это дело не так уж и трудно, там никаких доказательств, не понимаю, чего вы хотите от меня?

Ты замолкаешь и щуришься, горячий воздух проникает сквозь занавески, у тебя взмок затылок, а кондиционеры молчат. После плотного завтрака тянет в сон, но ты продолжаешь сидеть и не двигаться, руки на коленях, спина прямая. Тебя учили сидеть так часами, под палящим солнцем, в дождь или снег не важно. Сидеть и сохранять равновесие. Внутри и снаружи.

– Мы просим тебя провести дознание. Мы предоставим весь необходимый уровень доступа, ты можешь использовать департамент полиции, если потребуется, нас это не беспокоит. Мы готовы к тому, что результаты могут нас не устроить, но в данном случае приоритетом является истина.

Бэль в единственном лице возвращается, часто моргает, откидывается на спинку кресла и сцепляет пальцы. Кауры – грибница, симбиоз разумов и почти всегда говорят о себе во множественном лице. Распорядительница Дома Смирения редкое исключение.

– Теперь можешь спрашивать, я отвечу на все вопросы.

– Следят за Ольгой или за мной?

– Мы? Следить? Разве нам это нужно? Да и ты бы заметила, моя дорогая, если бы мы следили. Если помнишь, как то у нас был подобный опыт. Нет, всё намного прозаичнее: доносы, кляузы, сплетни, ну и Сеть, конечно, они же все сейчас пишут друг другу все, что хотят, с такими подробностями, кто кого и где увидел, кто, что ел на завтрак, особенно подростки. Они, почему то не думают о важности информации и конфиденциальности. Нам не так уж и много нужно, пара аналитиков, рассортировать эту кучу мусора и найти там заслуженный алмаз.

– Кто он, этот заар с дипломатической неприкосновенностью?

– Ты должна его помнить, ты вела это дело тогда. Халисс Саар Рае. Его нашли в бассейне, передозировка. Дом Ратхи дал ему еще один шанс, из уважения к саяму и матэ, но взрослеть его сослали его в Латирию, как можно дальше от глаз Высших Домов и Глашатай Королевы, сейчас его новой ипостаси тридцать, и кажется, он не воспользовался данным ему шансом для новой жизни. Он все так же беспечен, ненадежен, продолжает баловаться наркотиками, не может пройти мимо ни одной белой шейки.

Бэль достает откуда – то коричневый конверт и кладет на стол, ты долго не решаешься, потом протягиваешь руку и кладешь его себе на колени.

– Открой, – говорит Анабэль. – Там фотографии трех девушек. У нас есть внештатный фотограф, на всякий случай.

Да, это ты знаешь, на случай необходимости шантажа, на таких вечеринках всегда болтается парочка проплаченных шпионов, охотящихся на удачные кадры. Ты открываешь конверт и рассматриваешь снимки. Красивые девушки. Дорогие костюмы. Пьяные лица. Море шампанского и мечтающие об уединении парочки. Скомканные простыни, грязные полотенца, шприцы, ампулы и яд, много яда. Все как обычно.

– Татуировки, смотри на татуировки.

И ты смотришь. Татуировки есть на всех снимках, у всех трех девушек, у первой на внешней стороне бедра, у второй на лодыжке, у третьей на плече. С виду ничего особенного, у кого сейчас нет татуировок, если бы не рисунок, ты знаешь этот рисунок, точнее часть его, рука автоматически тянется к горлу, к выемке, становится тяжело дышать. Какая – то часть тебя кричит, что надо просто встать и уйти, а лучше уехать и как можно дальше, другая наоборот впадает в пьянящий азарт, все внутри слегка дрожит от предвкушения.

– На фото три девушки, а жертв четыре. Одна в коме, – говоришь ты и убираешь фотографии обратно в конверт. – Что – нибудь известно про четвертую?

– В эскорт – службе сказали, что больше у них никто не пропадал. Полиция не смогла установить личность четвертой девушки, в отчете сказано, что на ней не найдено никаких татуировок, у меня есть подозрение, что её привязали к этому делу просто так, чтоб под ногами не валялась. Ты можешь съездить в больницу и выяснить. Но, как ты понимаешь, нас волнуют только татуировки. Нам нужен тот, кто их делает. – Бэль долго и внимательно смотрит на тебя. – Это все очень неожиданно. Тот, кто подсылает к Халиссу этих девушек, явно знает, что делает. Он травит его, еще немного и его личность в следующей ипостаси, молитвой не соберешь.

Халисс Рае. Ты помнишь его. Когда-то его нашли в бассейне в городском Доме, в Адаре. Ты тогда копнула ровный газон семьи Рае, в поисках мотива возможного развоплощения, но кроме типичных семейных дрязг и не очень чистых денег, там ничего не было. Просто избалованный отпрыск, привыкший получать все. У него тогда даже была девушка, речь шла о союзе и гнезде, она очень честно и с горячей бессмысленностью, свойственной только первой влюбленности, убеждала тебя, что он завязал. Ради неё. Девушке не давала покоя мысль, что его развоплощение не случайность, и она доставила тебе некоторое неудобство своим упрямством. Но в итоге ты ничего не нашла и дело ушло в архив. Его новорожденную ипостась сослали в Латирию, где работает сата семьи Рае, кажется, её зовут Надира. Заары везде успели обрасти властью. У них чутье на человеческие слабости.

– Хорошо, я возьмусь, но…

– Слушаю.

– Если со мной что-то случится, позаботься о Фархаде. Моя новая ипостась не должна стать его заботой.

Бэль кивает. Ты знаешь, что она всегда была против. Да, она выполнит твою просьбу. Попытается.

– Мы тебе обещаем, – говорит Бэль вслух. – Но все таки постарайся сохраниться, ладно?

Ты улыбаешься. Конечно, ты постараешься, еще как.

Ты встаешь из кресла.

– Спасибо за завтрак, мне пора идти. Если что, ищите след из хлебных крошек.

Бэль пытается удивиться, но её лицо остается белым и недвижимым.