Текст книги "Прости меня луна (СИ)"

Автор книги: Татьяна Абалова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Глава 11

– Согрелась? – у кровати в руках с пустой, но еще хранившей тепло кружкой стояла Добря. Ее покрасневшие от усталости глаза светились добротой и жалостью к девочке, которая только что прекратила трястись от холода и накопившихся переживаний. Не каждому суждено смириться с тем, что все, считавшееся прежде сказкой, существует на самом деле. Правда, от эльфов монахиня с ходу открестилась, назвав их истинной выдумкой.

– Мавки, ожившие мертвецы, кровососы и оборотни… И все они обитают за стенами монастыря?

– Кое-кто из оборотней живет рядом с тобой.

– Змей. Я уже догадалась. Мы с ня… с Мякиней следили за вестями из Тонг-Зитта, – Луна поднесла руку ко лбу, потерла его, точно это помогало уложиться в голове невероятным знаниям. – Выходит, Шелль – краснокрылый дракон, которого их бог Гаюрд лишил способностей оборачиваться?

Добря кивнула.

– Зря мальчик не рассказал нам о тонг-зиттских обычаях отпевать погибших на драконьем языке. Не пришлось бы теперь стражникам плутать по лесу.

Царевна повернула голову к окну. Там смеркалось. Опять шел снег.

– Почему они взяли с собой Лилию?

Монахиня замялась.

– Ну…

– Это связано с ее даром, – догадалась Стелла, вспомнив, что в монастыре не любят распространяться о способностях воспитанников.

– За нее не переживай. С ней самые умелые воины, которые не раз ходили на мертвяков.

«И Ветер», – Стелла вспомнила, что соседка по спальне влюблена в него, а потому будет счастлива, если он окажется рядом. Этот взрослый парень не слишком часто радовал девичью часть воспитанниц своим присутствием. Вечно в каких-то отлучках…

Лилию царевна не застала, а потому рассказать о пережитом не успела. Пока успокаивали Змея, на разные лады причитающего и рвущего на себе кудри, подруги и след простыл. Только разбросанные по комнате вещи говорили о том, что соседка собиралась в спешке.

– Как они там? Ночь близко.

– Ничего, они воины опытные, справятся. Было бы страшнее, если бы лед не запер Мавкино болото да Лебяжье озеро. Оттуда еще нечисти повылазило бы. Зимой хоть какая-то передышка.

Луна поморщилась.

– И как же вы столько лет в страхе живете?

Добря поставила кружку на стол и присела на краешек кровати. Поправила сбившееся одеяло.

– Ох, и не говори. Еще каких-то пятнадцать лет назад мы слыхом не слыхивали об умертвиях и прочей напасти. Вели тихую и размеренную жизнь. Никаких тебе мавок и оборотней. В здешних лесах волки водились да лисицы, иногда забредал медведь. И не потому, что попугать нас удумал, а просто хотел медком побаловаться.

– Угощали?

– Само собой. Бочонок недалеко от пасеки ставили, чтобы косолапый ульи не разорял.

– И что же случилось пятнадцать лет назад? – Луна вернула разговор в прежнее русло. Ведь не зря же Добря точную дату начала бед упомянула?

– Не пятнадцать. Четырнадцать. На исходе того жаркого лета кто-то вернул в мир Зло, – прошептала монахиня и печально покачала головой. Царевне от этого страшного шепота захотелось нырнуть с головой под одеяло, но она сдержала порыв.

Монахиня вздохнула и принялась мять в руках уголок наброшенного на плечи платка, украшенного по кайме кистями. Одну за другой беспокойные пальцы обрывали шерстяные нити, а хозяйка будто и не замечала, что портит добротную вещь.

– Спросишь, как мы догадались, что Зло вернулось? Нечисть, веками дремавшая в глубинах леса, в одночасье полезла наружу. Сначала появились неупокоенные золотодобытчики и охотники. Ну, из тех, что браконьерствовали и сгинули без следа. Потом начали оживать недавно захороненные. Но тут мы быстро нашли управу – читали над могилами заговоры да на саванах рисовали тайные знаки. Потом больше – всплыли со дна Лебяжьего озера утопленницы.

– Русалки?

– Почему русалки? – монахиня подняла брови, не догадываясь, что Мякиня когда-то и такие байки царевне рассказывала. – Обыкновенные девочки, которые разуверились в любви или не получили должного догляда от родителей.

Речь Добри была тихой и плавной. И хоть говорила она о страшном, Луна понемногу приходила в себя. Будто очередную нянюшкину сказку слушала, на этот раз об утопленницах.

– Уже лет пять как среди девушек из селений князя Серябкина повелось с горя топиться в Лебяжьем озере. Примером тому послужила его дочь, которая слыла дивной красавицей. Жениха подобрали ей под стать. Полюбили молодые друг друга всем сердцем, осенью свадьбу собирались справить, а он возьми да помри по неизвестной причине. Утром еще на коне гарцевал, а к вечеру уже в гробу лежал, – монахиня помолчала немного. – Калинушка, так звали княжескую дочку, в ту же ночь руки на себя наложила. Бросилась с камнем на шее в озеро. Хоронили Калину в девичьем венце и красных свадебных одеждах. Так и осталась, бедняжка, навечно в невестах.

Луна, слушая Добрю, сунула руку под подушку, где хранила листок с портретом Генриха. Погладила рисунок одним пальцем.

Нет, она ни за что не побежала бы топиться. Даже ради свадебных нарядов.

«Выходит, не любила?» – царевна, вздохнув, убрав ладонь под щеку. Некстати вспомнилось, что в кармане плаща лежит носовой платок, который дал ей в оружейной зале Ветер.

«Надо бы постирать и вернуть».

Закрыла глаза, боясь, что Добря по блеску поймет, что вот-вот прольются непрошенные слезы.

«Надо же, как опозорилась! А все этот Лоза. Не мог голову из мешка не вываливать. Змею больно сделал и даже не заметил».

Хотелось еще поразмышлять о браслете, который Лоза зачем-то с запястья снял и ей сунул, но монахиня отвлекла, сделав голос наставительным. Говорила, как тот чопорный учитель из Бреужа, который вечно поучал, что должна делать царская дочь, а что не должна.

– Эти глупые девочки видят себя такими же «героинями», как княжна, вот и бегут топиться. Мол, умру всем назло, пусть поплачут, тогда поймут, кого потеряли. Не понимают, на какую муку себя обрекают. Поначалу-то утопленниц вытаскивали и хоронили, но настал день, когда озеро перестало их отдавать, а мужиков, что пытались очередную дурочку вытащить, в омут так закручивало, что сами едва живыми выбирались.

– Сестра Добря, неужели нет никакого способа озеро заговорить?

– Мы пытались. И руны на береговых камнях рисовали. Все без толку. Такая же беда с Мавкиным болотом. Недалеко от него торговый тракт лежит (вы сегодня чуток до него не добрались), так летом там целые купеческие обозы пропадают. Из Вызмени выходят, а в Кучерьме не появляются. Кто-то из выживших клялся, что слышал мавкино пение, сводящее с ума своей красотой. До этого на болоте лишь лягушки квакали, а теперь, поди ж ты, дивные голоса мерещатся. И нет у путников никакого удержу, чтобы не пойти и не посмотреть, кто же там так надрывается. Куда потом брошенные телеги деваются, никто не знает. То ли разбойники умыкают, то ли мавки свою царицу одаривают. Болото оно большое, все примет. Теперь еще эти мертвые оборотни объявились…

Добря поднялась, вытащила из коробка спичку, чиркнула ею, зажгла свечу. Зябко провела ладонями по плечам.

– Вы укройтесь одеялом с Лилиной кровати, – подсказал Луна. – Холодно.

– Не переживай, деточка, скоро всем тепло станет.

– До весны далеко. Еще даже Исход года не случился.

– Я не о солнышке. Ветер сегодня целую подводу горючих камней привез. Всем хватит.

– И где же он такое богатство откопал? – царевна знала цену редких камней, что привозились из-за моря. А тут целая телега.

«Так вот что за сундуки стояли у ворот!»

– Настоятельница говорит, из самого Тонг-Зитта прислали.

– Камни из тех самых Лабиринтов? Родины Змея?

Монахиня заулыбалась, не ожидая подвоха.

– Добря, а зачем вам Змей? Почему не отправите его домой тем же путем, которым доставили камни?

– Э-э-э… Как это «зачем»?

– Вот вы говорите, что собираете воспитанников, чтобы обучить их пользоваться своим даром.

– Ну?

– А чему вы собираетесь учить бывшего дракона? Летать без крыльев? Оборачиваться? Вы пойдете поперек воли краснокрылого бога и отмените его решение?

Сестра настоятельницы, опешив от напора Луны, замотала головой.

– Тогда для чего вам Змей? – воспитанница решительно сбросила с себя одеяло и вцепилась в руку монахини, попятившейся к двери. – Что вы скрываете? Откуда вам стало известно, что в мир явилось Зло? Мало ли по какой причине запели мавки и всплыли утопленницы? И кто рассказал вам о знаках? И самое главное, почему все эти странности происходят именно здесь, в окрестностях монастыря, а не, скажем, в царском лесу, где тоже тайных захоронений с избытком? Браконьеры и разбойники есть везде. И почему мы не слышим об оживших мертвецах в той же Эрии или Андауте? Чем отличаются наши болота от заморских? Что за место такое, ваш монастырь, где нечисть чувствует себя вольготно и лезет из каждой щели?

Добря поджала губы, не желая отвечать.

– Я не отпущу вас, пока вы не признаетесь, зачем мы вам на самом деле. Может быть, вы собираете армию?

– Ну какая из вас армия? – монахиня деланно засмеялась. – Тридцать душ-то всего… И пусти руку! Больно!

Слово «больно» для царевны было обжигающим. Она не раз его слышала, а потому, устыдившись, разжала пальцы, чем и воспользовалась Добря.

Дверь хлопнула так, что свеча потухла.

* * *

Лилия появилась далеко за полночь. Запалила свечу, и проснувшаяся царевна не могла не заметить, что ее соседка улыбается. А когда отправилась греметь ведрами в небольшой купальне, которая располагалась в конце коридора, так и вовсе не сдержалась – запела.

– Ты чего? – не такой ожидала Луна увидеть Лилию. Уставшей, измученной, даже напуганной, ведь не просто так погулять в лес ходили.

– Смотри, – с ладони подруги в лохань соскользнул камешек. – Горючий. Сейчас водичка тепленькой станет. И знаешь, кто подарил?

– Ветер? Так он сегодня целую подводу с горючими камнями пригнал.

И зачем сказала? Нет, чтобы вместе порадоваться! Был человек счастлив, а сейчас взгляд потух. «Неужели ревность?»

Луна ничего не стала объяснять, просто прижала Лилию к груди, погладила по голове.

– Устала? Хочешь, я тебе спинку потру?

Подруга кивнула, скинула одежду, от которой пахло дымом, полезла в лохань. Закрыла в блаженстве глаза.

Царевна взяла мочало, окунула его в нагревшуюся воду, натерла мылом, которое варилось здесь же, в монастырской лаборатории.

– С запахом душицы?

– Угу.

Лилия наклонилась, обхватила колени руками. Ее коса, скрученная в тугой узел, не мешала разглядеть спину.

– Откуда такой синяк?

– А! Мертвяк у тракта дерево повалил, а я увернуться не успела. Если бы не Ветер, хребет переломился бы.

– А он сам… не ушибся?

– Плечо вывихнул, кажись. Но Сагдай уже вправил.

– Если тебя ранят, ты не молчи, говори, – Луна провела ладонью по багровому пятну, которое заметно побледнело. После второго прохода и вовсе растаяло. – Ладно?

– Ох, хорошо! – Лилия закрыла глаза и выгнулась словно кошка, будто нарочно показывая налитую грудь – о такой царевна и мечтать не смела. – Ах, да! Вот еще! Здесь тоже болит.

Перед носом царевны появилась ладонь подруги. Была та сине-черного цвета.

– Пресвятая дева! Откуда? Рукой дерево ловила?

– Нет, пару мертвяков упокоила, – через мгновение Лилия обернулась на Луну. – Ты чего застыла?

– Ты что, горло им перерезала? – стоило вспомнить голову оборотня под ногой Мякини и ее слова «Сжечь!», как тошнота подкатила вновь.

– Ох, прости, милая! – Лилия потянулась и обняла побледневшую подругу, не обращая внимания на то, что ее рубашка намокла. – Я совсем забыла, что ты ничего не знаешь о моем даре.

– Если не хочешь, не говори…

– Как ты думаешь, почему я выбрала имя Лилия?

Вспомнив свои резоны, Луна попыталась угадать:

– В твоем саду росли лилии, и ты так назвалась, чтобы не забыть родной дом?

– Нет.

– Ты сама похожа на цветок? Вон, и волосы у тебя светлые, и кожа нежная. Так и светится…

– Не-а, – Лилия была довольна как никогда. День выдался чудесным. Любимый Ветер от нее не отходил ни на шаг и даже, можно сказать, от смерти спас, рискуя собой, подруга спину подлечила, а еще всяких приятных слов наговорила. Зачем ее мучить? – Не знаю, как у вас, а в наших краях лилия – символ смерти.

Царевна тут же вспомнила, как на спор с Костюшкой Вышегородским просидела до утренней звезды в его родовом склепе. Там на каменной деве, что в печали склонила голову, как раз был надет венок из лилий. Кстати, княжич тогда проиграл: в царской усыпальнице не продержался и до появления луны. Должок за ним остался. Ее, царевны, желание.

– И?

– Я и есть Смерть.

Глава 12

Мочало глухо шмякнулось об пол, обильно забрызгав башмаки Луны мыльной пеной.

В установившейся тишине эхом разносилась капель из неплотно прикрытого крана.

– Что? – Лилия улыбалась.

– Ты можешь убить прикосновением? – царевна не спускала взгляда с изувеченной руки подруги.

– Не убить, упокоить, – чтобы не смущать Луну, Лилия опустила посиневшую ладонь в воду. – Я могу, приложив руку к голове мертвяка, навсегда успокоить его. Тогда не придется рубить. Дотронулась и все, он падает кулем наземь.

– Тебе больно?

Лилия сморщила лицо.

– Неприятно. И отнимает силы. Поэтому на обратном пути меня на руках нес Ветер, – она опять улыбалась. – Ну, будешь лечить или мне мазь у Даруни попросить. Говорят, ее припарки быстро помогают.

– Давай сюда свою руку.

Луна переплела пальцы с пальцами Лилии и закрыла глаза.

* * *

– Начнем отсюда, – Сагдай открывал ворота кладбища у Мавкиного болота. Лилия зацепилась взглядом за замерзшую розу, что лежала на небольшой возвышенности в центре захоронения, подошла к ней, но поднимать не стала. – Что чувствуешь?

– Здесь никого нет, – девушка закрыла глаза, подняла лицо к небу. Прислушалась к чему-то. Ее спутники застыли, боясь проронить хоть звук. – Лишь сильный след того, кого убил Лоза. Этот мертвец был последним. Никак не мог уйти, все ждал, ходил кругами.

– А остальные?

– Ушли и давно.

Ответ Сагдаю не понравился.

– Упустили, значит, – он раздосадовано хлопнул плетью по голенищу сапога. Его конь, удерживаемый за воротами стражниками, услышав знакомый звук, всхрапнул. Как и остальные, он был беспокоен, перебирал ногами, таращил глаза. – Где теперь их искать?

– А там что? – Лилия положила ладонь на предплечье командира отряда и сжала, привлекая к себе внимание

– Мавкино болото.

– А там? – она мотнула головой в сторону пролеска.

– Торговый тракт, – Сагдай вгляделся в тревожно поблескивающие глаза воспитанницы. – Почувствовала чего?

– В том то и дело, что нет. И пока по лесу шли ничего не чувствовала, – Лилия спрятала озябшие руки в карманы. – Значит, туда они не сунулись.

– К мавкам тоже навряд ли потащатся, – усомнился Сагдай. Закрывая ворота на петлю, остановил взгляд на Ветре, который задумчиво смотрел в сторону пустыря, где алели на колючих кустах ведьмины дички. – Что там зимой делать? Лед один.

Ветер повел себя странно. Шагнул к Лилии, развернул ее лицом к Мавкиному болоту, сам встал сзади и прижал к себе девушку. Та было дернулась, но сильные руки обездвижили.

– Закрой глаза, – сказал он, не замечая, что у воспитанницы зарделись щеки. – Слушай!

По земле вдруг полетела легкая поземка, на болоте качнулись тонкие деревца, зашелестели колючие кусты, горохом посыпались на снег красные ягоды. Ветер долетел до кладбища, задрал подолы плащей, обжег лица морозцем. Люди попятились, поспешно запахивая полы одежки, но Лилии отступать было некуда. Ее вдавило в грудь Ветра, у которого крыльями взвились длинные волосы, по обыкновению не забранные в хвост.

– Да, есть один, – ресницы воспитанницы дрожали. Ее рука медленно поднялась. – Совсем рядом с берегом.

Сагдай кивнул воинам, и те кинулись в указанном направлении.

– Есть! – донеслось вскоре оттуда. Один из воинов крякнул от досады и сунул руку в небольшую полынью, наполненную ледяным крошевом. – Мертвяк увяз, но шевелится, гад!

На поверхности появились обледенелые волосы, за которые со всей силой тянул стражник. Под тяжестью застрявшего тела они вдруг оборвались, и воин сел на задницу.

– Гадючья бездна! – выругался он. – Что за смердящий выродок!

– И как отсечь голову? – вокруг лунки собрались все, кроме Ветра и Лилии.

Девушка порывалась отлипнуть от груди старшего товарища, но тот не дал, удержал, еще крепче охватив плечи.

– Не дергайся, – Ветер понимал, как непросто отыскать мертвяка, по самые брови утопшего в болоте, сколько сил пришлось потратить, чтобы понять, где он. – Отдышись.

– Я помочь хочу, – как бы Лилии не мечталось и дальше стоять вот так, нежась в нечаянном тепле, она скинула обнимающие ее руки. – Люди Сагдая сами не справятся.

Воины кололи лед кинжалами. От усердной работы по их лицам струился пот, а мертвец словно в насмешку дергал щекой.

– Разойдитесь, – произнесла Лилия. Дождавшись, когда ее услышат, скрутила подол плаща, чтобы тот не намок в болотной жиже, и присела на корточки. Поморщилась, опуская раскрытую ладонь на лишенную волос голову мертвяка, который, почувствовав прикосновение, бешено задергался. – Живое к живому, мертвое к мертвому. Живое к живому, мертвое к мертвому. Живое к живому, мертвое к мертвому…

Она шептала и шептала заговор, пока тело погибшего не перестало содрогаться.

– Все, он больше не вернется, – произнесла Лилия, с благодарностью принимая тряпицу, которую достал из-за пазухи кто-то из воинов. Вытерла руки и, не дожидаясь остальных, пошла в сторону тракта.

Двух других нашли под перевернутой телегой, которую изрядно припорошил вновь начавшийся снег. Что сталось с путниками, чей скарб был разбросан по кустам, гадать не стали, упокоили мертвецов через отсечение головы. Правда, пришлось повозиться, поскольку мертвяки оказались крепкими и прыткими и отчаянно огрызались, размахивая вырванными оглоблями. Но, в конце концов, их умение сражаться уступило боевым навыкам стражников.

Последний мертвяк отыскался в ближайшем селении. Его изловили и загнали в прорубь сами жители. Он так и стоял застывшей по пояс статуей.

– Мы его все время поливаем, чтобы не расколупался, – староста снял рогожку, укрывающую труп от солнца, которое и зимой может хорошо пригреть. – Оттепель с месяц назад случилась, так мы знатно тогда испугались. Но нет, не подтаяло…

– По весне подтает, – Сагдай присел перед нелепой фигурой и сквозь толщу прозрачного льда сумел разглядеть закрытые глаза мертвеца. На его лице застыла улыбка, обещающая кровавую расправу.

– Целую семью загрыз, окаянный.

– Сейчас с ним нужно решать, нельзя весны ждать. Можете не уследить.

Староста с сомнением покачал головой.

– Это же сколько рубить надо? И до утра не управитесь. А мы вам не помощники, – он оглянулся на баб и мужиков, что замерли в сторонке.

– Не надо рубить, – Лилия протянула руку и, поднявшись на цыпочки, положила ее на лед над головой мертвеца. Чуть погодя ладонь монастырской воспитанницы покраснела, и стало казаться, что лед под ней вот-вот оплавится. Но нет, зря того ожидали любопытные сельчане, потихоньку, шаг за шагом, подтянувшиеся ближе.

Сагдай вздрогнул, когда мертвец вдруг открыл глаза. Вскрикнул от страха староста, и вся деревенская рать с визгом кинулась врассыпную.

Лилия осталась стоять на месте, лишь закрыла глаза. Силы ее заметно покидали. Ветер, увидев, как побледнела девушка, встал за ее спиной и вновь крепко обхватил руками.

– Спасибо, – прошептала она, валясь с ног.

Кожа мертвеца лопнула, словно яростный огонь выжег его изнутри. Потянулись черные струйки по трещинам, и казалось, только тронь льдину, и на снег вывалятся комья сажи.

Сагдай, найдя старосту в первом же от реки доме за крепко закрытыми воротами, прокричал ему, что мертвяк больше не страшен. И если сельчане не хотят ждать весны, лучше бы им ледяную статую расколотить сейчас.

Ветер не нес Лилию до монастыря на руках, как она о том рассказала. Ему сполна хватило и того пути, что пришлось проделать до саней, которые выкатили благодарные сельчане со двора старосты, пока тот отсиживался в нужнике. Ехала она назад как барыня, укутанная в плащ с плеча скачущего рядом Ветра, радуясь, что ей не пришлось трястись за спиной Сагдая. Уж больно прыткая у него лошадка, да спина жесткая.

* * *

«Пусть и приврала немножко, но так ведь романтичнее», – улыбнулась своим мыслям Лилия, нежась в теплой воде. Рука стараниями подруги уже не болела, и не было причин не быть счастливой.

Луна, слушая рассказ Лилии, только тихонечко вздыхала.

«Он не мой, так отчего сердце так заходится? Змей говорит, Ветер смотрит на меня, но значит ли то, что я ему интересна? Может, тоже гадает, каким даром владею?»

– Ты иди, обсушись, а я здесь задержусь. Постираться хочу, – Луна взяла с лавки платье, в кармашке которого ссохся в комок платок, который ей дал Ветер.

«У меня, вот, тоже есть воспоминания о его внимании, – она грустно улыбнулась. – Правда, совсем не такие милые, как у Лилии».

Натирала мылом ткань, выполаскивала и вновь натирала, а сама все думала, как подойти и вернуть платок. Не будет ли то знаком, что она бегает за ним?

«А ведь и бегаю. Глазами все время ищу, где бы ни находилась».

Вернувшись в комнату, шуметь не стала. Лилия спала, от усталости дергая ножкой. Причмокивала губами. То ли сон видела, то ли пить хотела.

Убирая на место плащ, Луна вздрогнула от грохота, едва не разбудившего соседку. Но та лишь повернулась на другой бок и вновь затихла.

«Браслет Лозы! Я совсем о нем забыла!»

В слабом пламени свечи рассмотрела вязь узоров, чем-то похожую на ту, что украшала ее простое колечко. А ведь она ни разу не поинтересовалась, для чего им раздали эти кольца. «Оберег? Или маяк, по которому заплутавшего воспитанника отыскать можно?»

Теперь вот мучил вопрос, зачем Лоза отдал ей браслет и не потребовал назад в оружейной зале. Ведь было время подойти и вернуть свою вещь назад.

«Значит…»

А что значит, царевна не додумала, уснула, сморенная усталостью и переживаниями.

– Тише, тише, тише!

Стелла открыла глаза. В неярких лучах ночного светила различила склонившуюся над ней Лилию, в белых одеяниях как никогда похожую на смерть, охнула от страха и отползла на край кровати.

– Ты кричала во сне, – соседка, поняв, что ее боятся, отошла.

– Да… спасибо, что разбудила… – из головы безудержно утекали страшные мгновения сна, и в памяти удалось удержать лишь самый последний кусочек: Генрих, сияющий белозубой улыбкой, прижимал к груди невероятно красивую женщину, а та, обернувшись на Луну, прошептала как прошипела:

– Он мой, поняла? Он мой. И скоро все здесь станет моим.

Но вот чего не знал счастливый принц, и никак увидеть не мог, что его нежная, словно цветок, невеста была черна внутри. И та чернота не являлась следствием болезни. В тугой змеиный клубок скрутились пороки, которые рано или поздно погубят не одну жизнь

– Ты теперь боишься меня? – Лилия набросила одеяло на плечи. – Не думай, что я могу нечаянно причинить живым зло. А тебе особенно. Ты моя единственная подруга. Разве же я не вижу, как смолкают разговоры, как расступаются люди, стоит мне войти в помещение?

– Они знают, что ты Смерть?

– Нет. Но чувствуют. Ты первая, кто не отшатнулся. Поначалу я думала, что и ты меня боишься, а потому никогда не обнимаешь, как это делают настоящие подруги, но сегодня ты ответила… Не стала вырываться…

– Ох, нет! – сон окончательно прошел. – Беда вовсе не в тебе! Я… У меня дар целительства, только я не умею им толком пользоваться, а потому, пытаясь изгнать болезнь, причиняю боль. Я привыкла себя сдерживать, понапрасну к людям не прикасаться… Все отсюда.

– И как же ты живешь? Не обнять ни отца, ни матери?

За окном забрезжил свет, а они все говорили и говорили. Иногда плакали. То тихо вытирали слезы, то выли друг у друга на плече.

Лилии тоже несладко пришлось. Отец был словно чужой. Бывало, что и бил, таскал за косу, и если мать вовремя не поспевала, то так сильно, что осыпались под гребнем волосы.

– Я старалась не ходить, хлопая длинной косой по попе, скручивала ее на голове плотнее, так он другой способ нашел: принялся с плеткой по терему расхаживать, и чуть что – опоясывал по спине.

– За что же он тебя так не любил?

– Он узнал, что я Смерть, и хотел свою силу надо мной показать. И убил бы однажды, если бы за мной из монастыря не пришли. Мать цеплялась, плакала, когда меня уводили, но одного отцовского взгляда было достаточно, чтобы отошла.

– Как же он узнал?

– Один случай, второй, а отец человек не глупый. Однажды конь его ногу сломал. Ну, ты, должно быть, знаешь, после такого они не выживают. И пока батя побежал к кузнецу, чтобы тот сам с Жарко расправился, я положила ладонь на его лоб и прошептала: «Смерть, приди. Будь ласкова и милосердна». Конь тут же отошел в мир иной, чему я сама несказанно удивилась. А тут и кузнец пришел. Почесал пятерней затылок и побрел назад. Не знала я, что он отцу тот случай припомнит, когда нашу собаку телегой с мукой придавило. Я опять попросила смерть быть ласковой и милосердной. Лайкуша руку мне, будто благодарила, лизнула и затихла. Отец из окна усадьбы наблюдал. А через месяц привел меня в погреб. Я думала, ему яблок моченых захотелось, а там… в леднике связанный мельник лежит. Хрипит, кровавые пузыри изо рта. Видно, что мучается.

«Упокой!»

Я отшатнулась. Тогда отец за руку меня взял и насильно ко лбу мельника приставил.

«Говори, что ты там шепчешь, ведьма!»

Я заплакала, попыталась вывернуться, а он ударил меня. И оставил сидеть и смотреть, как мельник долго и мучительно дух испускал.

– Он милости просил, – зашептала Лилия, глотая слезы. – Пусть и был вором, пусть и подсыпал в муку мела толченного, но я… я не смогла.

– Ты не хотела отомстить отцу? – царевна только сейчас поняла, насколько ее мачеха была добра к ней. «Родные порой похуже врагов».

– Нет. Он глава всему. Без него мать не выживет. А вместе с ней и вся ее огромная семья, что за счет отца кормится. Он без устали ее за то попрекает, – Лилия вздохнула. – Он чуть что грозится ее выгнать, а сыновей, моих меньших братьев, себе оставить.

– Сиротинушки мы с тобой при живых родителях, – вздохнула Луна.

– И не говори, сестра.

Наутро Луна браслет Лозы не нашла ни на кровати, ни под нею. Будто его и не было вовсе. А черноголовый воспитанник в трапезной делал вид, что вовсе с Луной не знаком и нет-нет да крутил памятный браслет на запястье. Царевна аж задохнулась от гнева.