Текст книги "Прости меня луна (СИ)"
Автор книги: Татьяна Абалова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
Глава 29
Луна приготовилась ждать Саардиса долго. И не потому, что Тонг-Зитт был далеко – для бахримана расстояния ничего не значат. Она не верила в скорое возвращение друга только потому, что поиск Змея и Лилии никак не мог обойтись одним днем. Пройдет неделя-другая, прежде чем Лоза узнает, где живет Фарух, и порасспрашивает бывших друзей Змея, о котором из ярких примет известно лишь то, что он рыжий (а вдруг все драконы рыжие?), и он находился в команде из семи драконов, одного из которых звали Стерш.
На третий день самостоятельной жизни, натаскав из речки воды и натопив комнату так, что запотели окна, царевна разделась до нижней рубашки. Скинула с Ветра одеяло, отжала в горячей воде тряпицу и принялась обтирать его тело. С тех пор, как старший воспитанник оказался в состоянии, которое иначе как «ни жив, ни мертв» не назовешь, они с Лозой мыли его не реже раза в месяц. Вроде бы и не было в том нужды – удивительное дело, волосы мужчины всегда оставались чистыми и шелковистыми, и кожа не утрачивала былой упругости, но купание было единственным занятием, которое позволяло им чувствовать себя нужными спящему. Он не ел, не пил (хотя по первости Лоза и Луна пытались его кормить, боясь, что он умрет от голода), не потел и не проявлял иных доказательств живого организма. Единственное, на чем еще зиждилось убеждение царевны, что Ветер жив – Кольцо Жизни, которое не снималось с руки. Ну и то, что с телом не происходило никаких необратимых изменений.
Ветер лежал на скамье – своем вечном ложе, в одних исподних штанах. Когда Лоза вытащил его из-под завалов, одежду пришлось срезать. Вроде и находился Ветер в гробу чуть меньше, чем сама царевна, а ткань уже вовсю разъедал тлен. Луна удивлялась, как они вообще остались целы: на спине старшего воспитанника, под самой шеей, проявились и никак не сходили красные пятна, которые, если всмотреться под определенным углом, образовывали странный рисунок – череп.
– Ты не пострадала лишь потому, что лежала на Ветре. Еле выдрал тебя из его рук, – Саардись сжигал на костре лохмотья, которые распадались прямо на глазах. Луна тряслась, укутавшись в одеяло. Ее только-только нагнало знание, как им повезло, что Лоза сумел втиснуться в погребальную домовину и перетащить по одному через портал.
Одежду, хоть они и собирались, так и не купили, все ждали часа, когда Ветер очнется.
Обтирая лицо – высокий лоб, щеки, скулы, на которых не отрастала щетина, Луна не удержалась и поцеловала спящего в бесчувственные губы. Давно, еще в детстве, она слышала страшную сказку, где ведьма разбудила мертвеца поцелуем. Но то ли царевна, несмотря на заверения мачехи, не была ведьмой, то ли к Ветру не подходило определение «мертвец» – он никак не реагировал. Ни в первый раз, ни во второй, ни вот уже (за пять-то лет!) сотый.
Однажды Лоза застал ее за попыткой «оживления», накричал, даже сдернул с руки Дарунин браслет и кинул его в стену, глубоко выщербив щепу, но быстро спохватился и исчез. Где пропадал целую неделю, так и не рассказал. А Луна и не спрашивала – краснея от стыда лишь протянула магический браслет, когда Саардис вырос посреди комнаты.
– Я больше не буду, – поклялась она. И не нарушала клятву. А теперь вот, опять не удержалась.
Ее оторвала от Ветра неведомая сила и швырнула на пол.
– Зачем ты мучаешь меня? – Лоза, которого трудно было узнать по перекошенному от гнева лицу, стоял над ней. Он сжимал пальцы в кулаки, и их побелевшие костяшки говорили о силе, которую он вкладывал, чтобы сдержать себя. – Зачем продолжаешь вести себя как неразумный подросток? Неужели тебе мертвецы важнее живых? С их чувствами, желаниями…
Он наступал, и Луна невольно отползала, не замечая, что рубашка задралась и оголила ноги. Бахриман опустил взгляд и посерел лицом.
Вместе со стуком сердца где-то в ушах пришло осознание, что вот прямо сейчас может случиться непоправимое. Занятая своими переживаниями по поводу Ветра, Луна совершенно забыла, что рядом живет другой мужчина. Ни друг, ни добытчик, ни помощник, без которого она навряд ли выжила бы, а мужчина. А она… она сейчас лежит перед ним с задранным подолом.
Царевна лихорадочно вцепилась в рубашку, потянула ее со всей дури вниз, но тут же спохватилась: своими неразумными действиями она заголила плечи, а вырез трещал и грозился соскользнуть еще ниже – туда, куда уже метнулся хищный взгляд бахримана.
«Браслет! Ему нужно надеть Дарунин браслет!»
Луна извернулась, встала на четвереньки, и не поднимаясь, ящерицей метнулась к окну, где на подоконнике ждал своего хозяина сдерживающий оберег. Схватила его и яростно кинула в надвигающегося бахримана,
Удар по лбу отвлек его от желания подмять под себя женщину, заставил очнуться и поискать глазами отскочивший артефакт.
Хлопнула дверь, и царевна перевела дух. Быстро оделась, собрала растрепавшиеся волосы, умыла лицо студеной водой.
Лоза как был в одежде, нырнул в реку. Она приняла его, остудила, вернула мысли в правильное русло.
Весна набирала силу, но Лунное царство не тот край, где можно запросто купаться даже летом. Судорога свела ногу, и Лоза, не имея сил, выполз из воды, больше похожий на раненного зверя, чем на человека. Лежал, уткнувшись лицом в береговую гальку и бил по ней кулаками. Рычал и грыз камни.
Когда ярость схлынула, немного успокоился.
«Исчезнуть бы навсегда. Не видеть, не слышать. И бог с ним браслетом. Зашвырнуть в реку и жить, как жили предки. Любить, умирать от любви и истончения сил, а потом убивать, обретая свободу. Каждую женщину, что встретится на пути».
– А что потом, Саардис? – Луна стояла над ним. Он даже не понял, что говорил вслух. – Что будет потом?
– У меня будут сыновья. Много сыновей. От каждой. В них будет смысл моей жизни. А тебя я забуду, – Лоза встал – нельзя мужчине лежать у ног у женщины. Гордо поднял подбородок. В глазах презрение, рот исказила судорога боли.
– Я не могу отпустить тебя, – царевна печально покачала головой.
– Только из-за того, что без меня не выживешь? – он плевался словами.
– Нет. Я не хочу смерти тем женщинам, которые встрется на твоем пути. Если ты сейчас уйдешь, так и будет. Я не хочу, чтобы ты стал убийцей. Ты не такой как все. Нет. Надевай браслет, Саардис, и пойдем в дом.
Он упрямо сжал губы.
– Хотя бы переоденься. Холодно. Ты заболеешь, – произнесла Луна и пошла назад. Не оглядываясь, не боясь, что Лоза прыгнет сзади. Плечи прямые. Наспех накинутый платок перекручен, неровно подшитый подол юбки бьет по грубым башмакам, надетым на босую ногу.
«Неумеха. Так и не научилась держать иголку в руках».
От этих простых мыслей куда-то испарилась злость, отпустила обида, что так долго сковывала сердце. Видимо, надо было, чтобы произошел выброс гнева, долгие годы испепеляющий его изнутри.
Смирился ли Саардис с тем, что вселенная несправедлива: он бьется, чтобы Луна выжила, отдает ей душу, но не заслужил и толики той любви, которую она дарит человеку, лежащему бревном? Нет, не смирился. Но понял, что уйти не сможет. Не бросит, доведет дело до конца. Найдет Змея и Лилию, чтобы спящий не затянул свой сон на века, освободил их всех из невольного рабства. Его, да и саму Луну, которая выстроила в своей голове замок из песка. Неужели она не задумывалась хотя бы на миг, каким проснется Ветер? Воспылает ли ответной любовью? Останется ли рядом или пойдет своей дорогой, даже не помышляя о борьбе со Злом, к которому остальных, но не его, так долго готовили?
Время. Только время расставит все по местам.
– Садись, поешь.
А еда опять невкусная. Если раньше глотал все, что ни готовила, то теперь Лоза миску отодвинул. Посмотрел изучающе в глаза Луны: продолжает ли дуться или вовсе стала его бояться? Не найдя в них ничего, кроме усталости, вдруг позвал:
– Пойдешь со мной на ярмарку? Хочешь пироги из грибов и сладкие кренделя? А может, рыбу? Какую там только не продают! Заливную в горшочках и вяленую!
Луна тоже отложила ложку, которой ковырялась в миске. Глаза загорелись.
«Какой она все-таки еще ребенок!»
– А ленту, ленту купишь? Моя совсем истрепалась, – и для наглядности кончик косы показала.
«Какой же я глупец! – по лицу Лозы пошли пятна. – Шелками и лентами утопленниц балую, а о Тилле и не вспомнил».
Было, конечно, время, когда Саардис спрашивал, нужен ли ей нарядный сарафан или, к примеру, бусы на шею, но она только отнекивалась. Зачем ей? Из дома не выходит, людей не видит. Есть что носить, и слава богу.
Вспомнился увиденный сегодня неровно подрубленный подол юбки.
«Обтрепался, должно быть, она и подшила. Как сумела».
– Обновок тебе купим! Башмачки атласные… – и осекся, когда она губу закусила и обернулась на спящего.
– Ты иди, развейся. А я здесь тебя подожду…
– Да куда он денется? Пять лет спит, еще столько же не проснется. А мы быстро!
– Нет, Лоза, нет. Быстро не получится. Ты забыл, я с тобой дорогой бахриманов идти не могу?
Действительно, забыл. Когда Ветра из подземелья вытаскивал, Первозданный камень из самодельного браслета где-то выскользнул, превратив артефакт в простую поделку. Хорошо, что оба портала открылись одновременно, иначе застрял бы Ветер где-то между ними. Где нет ни входа, ни выхода, одна пустота.
– Если утром выйдем, то к вечеру обязательно вернемся. Что тут до деревни идти? А там подводу возьмем. Или попутчиков найдем. Туда и обратно.
Впервые за пять лет, кроме тех дней, когда они перебирались из дома в дом, оставляя без сожаления обжитые места, Луне предлагали побывать среди людей. В голове уже играла музыка, слышался торговый гомон, мелькали перед глазами лавки с тканями и… сладостями. Время от времени Лоза баловал ее конфетами да пряниками, а тут маячила радость выбрать товар по душе, такой, какой захочется самой.
– Давай. Только через неделю, – вроде и согласилась, но взяла срок, чтобы обдумать приглашение, урезонить разыгравшееся воображение, а заодно и пристыдить себя.
– Нет, завтра. Пойдем завтра. Ни к чему нам откладывать. Нет причины.
Она опять посмотрела на Ветра, лежащего неподвижно.
– Нет причины, – повторила эхом. И только сейчас опомнилась, что так и не расспросила, почему Саардис вернулся так рано. А теперь и не стоит. Сам расскажет. Выберет время и расскажет.
Лоза никак не мог заснуть, ворочался с боку на бок. Каким бы он ни считал себя стойким, произошедшие недавно события оставили свой след, и теперь мешали спать
«Двое нас у тебя, Тилля: один спящий, другой неспящий», – грустно усмехнулся бахриман, поворачиваясь на другой бок. Ночное светило, заглядывающее в окно, обрисовывало профиль Ветра. Лоза вздохнул. Как рассказать Луне о том, что случилось в Лабиринтах?
Глава 30
Южное светило плавило замок из красного камня, но, несмотря на жару, на центральной площади, некогда недоступной для простого люда, было оживленно. Эту часть первого лабиринта король отвел для торговцев горючими камнями – весьма огнеопасного товара. Сделки совершались здесь же, а потому среди тонг-зиттцев, одетых преимущественно в коричневые тона, попадались представители Союза, Форша и выделяющиеся внешностью и яркими цветами халатов жители восточных стран – Карлука и Яо-куна.
То там, то тут то и дело в небо взвивался столб огня – драконы демонстрировали качество камней, различающихся не только цветом, но и мощностью горения.
– А кому щербет?! Щер-р-бет!
Лоза обернулся на голосистого мальчишку. Вихрастый малец с облезлым от постоянного нахождения на солнце носом шел груженый двумя кувшинами с напитком, который когда-то делали только в Сулейхе. Запахло абрикосами и персиками.
– Монету из Лунного царства принимаешь? – спросил бахриман, сглатывая вязкую слюну. Он забыл вкус щербета, и теперь ему не терпелось вернуть детские воспоминания.
– Два берелива! – легко распознав чужака, не понимающего толк в мене, мальчишка сжульничал. И угадал. Чужеземец, не задумываясь, выложил деньги, за которые мог купить целый кувшин. Поставив тяжелую ношу на каменный парапет, юнец вытащил из сумы, болтающейся за спиной, лист какого-то разлапистого цветка и ловко скрутил из него кулек. – На, держи! Вот здесь пальцем прижми, чтобы не распалось.
Щербет показался не таким сладким, как тот, что Лоза пил в детстве, но он не стал привередничать – выложил еще две звонкие монеты. Вторую порцию он цедил по чуть-чуть, внимательно оглядывая текущую мимо толпу.
Саардис стоял в тени огромной башни и ему пришлось посторониться, когда к двери подошел старый бахриман с девочкой лет шести. Лоза шагнул следом, надеясь завести разговор, но неведомая сила вытолкнула его назад, бросив на мощеную мостовую. Он упал на спину, и щербет, что еще оставался в кулечке, выплеснулся на одежду.
– Ты, что ли, не знаешь, что тем, кто выше вот этой отметки, туда не пройти, – мальчишка ткнул пальцем на белую черту, небрежно намаранную на каменной кладке стены.
– Для чего такие усилия? – Лоза, как-никто другой, разбирался в мощи примененной магии, способной выкинуть наружу взрослого человека.
– А чтобы Солнце всегда оставалась выше всех.
Лоза непонимающе повернул голову к солнцу, а юнец вновь протянул ладонь.
– Да я не о том солнце, что на небе. Давай еще два берелива.
– Щербет больше не нужен.
– Выкладывай монеты, если хочешь узнать, кто прячется за стенами башни.
– Больно надо, – Лоза уже злился. Всего ничего в Тонг-Зитте, а потратил такие деньги, на которые они с Луной могли прожить неделю.
– Жадина. Дай хоть монету.
Бахриман осадил себя. Пусть мальчишка и жуликоватый, но лучше от него узнать все местные примечательности, чем выпытывать у пьянчуги в трактире.
– И что, к ней может пройти любой, кто только пожелает? Ну, разумеется, из тех, кто ростом не вышел?
– Ага. Я раз сто мог бы сгонять, но чего там интересного? Сидит в круглой комнате тетка и смотрит в небо. Иногда бросается чем-нибудь, если разозлишь. Но чаще прячется за пологом. Говорят, раньше здесь охрана стояла, чтобы любопытных гонять, а потом всем надоело.
– А кто этот старик?
– А? Который с девчонкой? Фарух. Его жена тетка Катарина пекарни по всем девяти Лабиринтам держит. Он и девочка каждый день к Солнцу приходят. Почему ты думаешь, я здесь околачиваюсь? Немире нравится щербет. Иногда целый кувшин покупают, – мимо прошли торговцы из лиги Форша, легко узнаваемые по ремням на руках, в которых они прячут ножи, и мальчишка заорал во все горло. – Кому щербет?! Щер-р-бет!
Не желая вызывать подозрение тем, что он как привязанный стоит у входа в башню, Лоза отошел к тенистой галерее, опоясывающей по периметру центральную площадь. Здесь сквозил сильный ветер и приятно остужал покрывшееся испариной тело. Бахриман не хотел упустить Фаруха – именно к нему послала всезнайка Луна. Большая удача, что старика не пришлось искать по всем девяти лабиринтам.
Неожиданно над головой пророкотал гром, что было крайне удивительным в безоблачную погоду. Люди на площади как по команде повернули головы в сторону башни Солнца. Ощутимо тряхануло землю и посыпались камни. Все это показалось таким знакомым, что Лоза немедля открыл портал. Он не стал переноситься далеко, и обнаружил себя стоящим на кукурузном поле.
А на его глазах заваливалась на бок та самая башня. Крики людей тонули в грохоте камней.
Не успела осесть пыль, как ее разорвало яркое пламя – Адов огонь пожирал все, что могло гореть.
* * *
Она задержалась всего лишь на мгновение, чтобы насладиться тем, как взрывается шар Адового огня. У Стефании от удовольствия поджимались пальчики ног, когда она чувствовала первые признаки его пробуждения – сотрясание земли, рявканье высвобождающейся магической мощи, готовой смести все на своем пути, расползающиеся по камню трещины и, наконец, обвал, который выпускает пламя на свободу.
Спасибо Захеру – он позволил замереть в тени портала, иначе их самих снесло бы, как всех тех неудачников, что разинули рты на площади.
Смешно вспомнить, с чего она начинала: малюсенький шипящий шарик, который нужно было кидать в намеченную жертву, предварительно обзаведясь заговоренными перчатками. Рейвен боялся рисковать, создавать что-то более грандиозное, зрелищное. А она нет. В монастыре, куда она протащила компоненты запрещенного огнях в кадках с цветами, не все прошло так гладко, как намечалось. Обрушение началось не сразу, и запоздал сладкий для ее ушей рев магии, вспышка так вообще случилась после того, как монастырь рухнул. Эх, жаль, что свидетелями грандиозного представления стали лишь она да три пса. Монахини умерли, так ничего и не поняв. Жаль-жаль-жаль!
Но зато здесь, в Тонг-Зитте она не тратила время, чтобы подточить остов башни. В монастыре же для того, чтобы он полностью обрушился в подземелье, пришлось вдоль крепостной стены высаживать и выращивать разрыв-траву – усиленную магией камнерушку. Только на это ушли долгие-долгие годы. Но зато какой идеальный получился кратер! Останься монахиня, обучающая воспитанников азам геометрии, жива, она оценила бы работу способной ученицы.
Уже готовясь уйти, Стефания краем глаза отметила вспышку наспех открываемого портала.
«Неужели Фарух выбрался? Не может быть. В нем магии почти не осталось».
– Мы можем узнать, куда ведет тот портал? – она пальцем показала на остатки клубящейся тьмы.
– Если нырнем туда же, – прошептал Захер, завороженно глядя, как трещины, словно вены на гигантской руке, расползаются по телу башни.
– Ныряем, но не выныриваем! – приказала Стеф.
Они стояли за спиной Лозы. Стефания не могла ошибиться. Кудри-спиральки, гибкий стан. Бахриман будто почувствовал чужое присутствие и в беспокойстве обернулся.
Никакого насланного уродства.
– Как всегда красив, черт.
– Убьем? – Захер крепче сжал руки вокруг ее талии. Стефания спиной чувствовала, как от ревности беспокойно бьется сердце ее нового любовника.
– Нет, приготовься снова нырять. Посмотрим, куда он нас приведет.
Поцелуй в шею заставил передернуть плечами.
* * *
Петр сидел на кухне у тетушки Катарины. Перед ним горой возвышались плюшки и булочки с яблоками, которые так обожала Роуз. Все вокруг было знакомо. Огромная печь с изразцами, занавески в цветочек, скамьи, отполированные задами тех, кто так любил гостить у гостеприимной женщины. Из необычного только кукла, небрежно брошенная на скамье. Рыжие волосы, кружевное платье, неумело повязанный бант на талии. Вышитое лицо в пятнах, будто игрушечную барышню не раз потчевали настоящей едой.
– Я заверну печеное с собой, – тетушка мельком взглянула на куклу, которая заинтересовала Петра, но объяснять ничего не стала, все хлопотала и хлопотала. Достала корзину, выстелив дно салфеткой, аккуратно расправила уголки. – Жаль, что не хочешь задерживаться. Испекла бы хлеб. Такой, с хрустящей корочкой, обсыпанной подсолнухом. Как ты любишь.
– Простите, тетушка Кати, но не могу. Роуз будет волноваться. Я сюда без предупреждения.
– Что же за срочность такая?
Петр не ответил, обернулся на дверь, за которой послышался смех. Катарина поняла его страх открыть причину приезда, поэтому продолжила разговор как ни в чем не бывало.
– Хорошо у нас стало, – улыбка собрала морщинки в уголках ее глаз. – Соргос справедливый правитель. Но, ты же знаешь, даже если он что-то выкинет, я не побоюсь приструнить его. Помнишь, каким он шутником был? Ну-ну, не хмурься.
Катарина угадала: Петр помимо воли вспомнил охватившее его отчаяние, когда увидел, что Соргос несет Роуз через брод. В реке хоть и было воды по колено, но «шутник» все же умудрился упасть и окунуть свою ношу с головой. Еще смеялся так зычно, что разбудил половину поселка.
– Нынче король души не чает в своей супруге. Кто бы мог подумать, – Катарина умиленно вздохнула и, кокетливо оттопырив локотки, сложила ладони на груди, – что простая девчонка, родившаяся в не самом благополучном лабиринте, станет королевой. Да, Соргос у нас такой. Если ты, Петенька, дождался бы субботы, непременно встретился бы с ним у нас. Он о-о-очень жалует ватрушки, испеченные моими золотыми рученьками. Король так и говорит.
– А почему вы не живете во дворце? – теплое «Петенька» вызвало новую волну ностальгических воспоминаний: время любви к им же похищенной принцессе, его трепетное отношение к Роуз, которая все время стремилась сбежать. От него прежде всего. – Хорошо, что я сразу завалился в трактир, иначе искал бы вас под крылышком у Соргоса.
– Королевский дворец не лучшее место для воспитания девочек, – Катарина произнесла и тут же закрыла пухлой ладошкой рот – словно выболтала что-то нехорошее.
– Согласен, – бывший граф Пигеон, а ныне король Северной Лории, не заметил ее смятения, откусил большой кусок от теплой еще булки и в наслаждении закрыл глаза. Запах сдобы, уютный дом, добрые соседи – наверняка в таких условиях из милой девочки вырастет славная девушка. – Принцесса Солнце и Лолибон явные доказательства того, что дворец не делает женщину лучше. К-хм, – кашлянул Петр, – я говорю только о дворце драконов, но никак не о своем. Да и к тому же, у нас с Роуз два сорванца. Кстати, а откуда у вас девочка? – он кружкой, наполненной душистым напитком, повел в сторону лежащей на скамье куклы.
– Ой, кажись, у меня что-то подгорает! – Катарина уронила на стол ватрушку, которую намеревалась уложить в корзину, и кинулась к печи.
– Да она даже не разожжена! – за спиной женщины, проявившей необычную подвижность, вырос Петр. Обнял ее за плечи, поцеловал в седые волосы, пахнущие ванилью. – Тетушка Кати, это моя дочь?
Катарина в досаде бросила полотенце.
– Когда они с Фарухом вернутся, сам и спросишь.
– Моя и принцессы Солнце? И вы столько лет молчали?
– Я же сказала, придет Фарух, с ним и разговаривай, – лицо стряпухи пошло красными пятнами.
– Как зовут девочку? Сколько ей лет? – Петр стоял скалой. Ни обойти его, ни отодвинуть.
– Ее зовут Немира, – Катарина не знала куда деть руки. Она то складывала горшки на печи один на другой, то вновь расставляла в ряд. Громыхала. – Седьмой год пошел.
– Немира, – Петр посмаковал слово, привыкая к нему. – Какое странное имя.
– Так мать назвала.
Землю сотрясло. Послышался далекий раскатистый гул.
– Что это? – Катарина схватилась за сердце. – Неужели снова в шахтах?
Выбежали на крыльцо. По небу полз черный дым.
– Соседка, – окликнули тетушку из дома справа, – никак дворец горит? Дым как раз над первым лабиринтом стелется.
Катарина начала оседать.
* * *
К матери Петр вернулся с черным от горя лицом.
– Нет больше моей дочери, – он разрыдался, когда Свон, выслушав сбивчивый рассказ, обняла его. – Мама, я даже не успел с ней познакомиться.
– Ш-ш-ш, милый, ш-ш-ш… – королева Эрии глотала слезы, боясь сорваться в крик. Очень страшно, когда плачут сильные мужчины, а ты не знаешь, как им помочь.
– Не нашли ни косточки. Только тело Фаруха выбросило взрывом.
– А Солнце?
– Ее тоже нет. Они все погибли, мама! Они и еще те, кто был на центральной площади. Это опять был чертов Адов огонь!
«О, боже! Сколько?! Сколько еще нам нужно вынести?!»
* * *
Роуз укладывала мальчиков спать. Последнее время она старалась быть рядом с детьми как можно чаще. Она чувствовала себя плохой матерью. Да, очень плохой. Только страдающие от одиночества и недостатка внимания со стороны родителей дети могли себе выдумать мнимого друга.
– А когда эта девочка к нам снова придет? – спросил старший сын, когда Роуз укрывала его. – Она поет нам колыбельные, а иногда играет с нами в прятки.
– Разве тебе не хочется, чтобы каждый вечер тебе пела колыбельные мама?
– Я хочу! Я! – откликнулся младший. Роуз пересела на его кровать и поцеловала ребенка в лоб.
– А прятки? Будешь играть с нами в прятки? – с надеждой в голосе спросил первенец.
– Буду, обязательно буду, милый. Завтра, как только проснемся, так сразу и поиграем.
