Текст книги "Ради тебя 2 (СИ)"
Автор книги: Татия Суботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)
Глава 39
Личный тупик
Картинки мелькают перед глазами назойливым калейдоскопом. Такое ощущение, что меня усадили в темной комнате напротив плоского экрана во всю стену и включили скучный кинофильм. Время тянется настолько медленно, что, кажется, даже воздух вокруг потрескивает.
У меня билеты в первый ряд. Никого нет. Пустота. Только экран и я.
Я вижу странных людей, которые кажутся мне смутно знакомыми. Они спешат, в постоянном движении сливаются с безликой толпой, разделяются на вереницы дышущих потоков, где невозможно различить лиц. Они торопятся. Жить? Врядли. Отчего-то я уверена совершенно в обратном.
Возможно, среди них даже есть я. Только не знаю, как на самом деле выгляжу, поэтому не пытаюсь себя отыскать. А может быть, меня и вовсе нет.
Я – пустота.
Я – тишина.
Я – воздух, который пьянит своей свежестью.
Я – слово, что никогда не сказали.
Я – чувство, которое не испытали.
Я – никто.
Я – пустота…
На экране появляется мужчина. Он застывает ровно посередине черного квадрата, поднимает лицо и устремляет пронзительный взгляд прямо на меня. Жар обдает меня с головы до пят. Я дрожу. Но не от страха, нет.
Дрожу от предвкушения чувств, что знаю, испытывала рядом с этим мужчиной. Только с ним.
Даже не помню, откуда такая уверенность.
Но она есть. И пока я смотрю в светло-зеленые глаза незнакомого знакомца – живу.
Мужчина ничего не говорит, он просто смотрит. И в этом взгляде кричат столько чувств, что я соглашаюсь – все слова лишние. Понимание настигает меня без разговоров, хотя чертовски сильно хочется услышать его голос.
Думаю, он хриплый и глубокий, именно таким и должен обладать этот мужчина.
Я точно уверена, что знаю его.
Чем дольше мужчина смотрит на меня, тем сильнее понимание того, что я должна быть с ним. Желание быть ближе к нему, притянуться как вторая половина магнита настолько сильное, что сквозь тишину прорывается нетерпеливое шипение.
Я даже никогда не знала, что способна издавать подобные звуки.
Нечеловеческие.
Страстные.
Жадные.
Взгляд зеленых глаз гипнотизирует. Я полностью сосредоточена на красивом лице незнакомца и ощущении диковинного притяжения, что с каждой секундой только нарастает между нами.
Мужчина безмолвно зовет меня к себе.
В его взгляде столько чувств, что мне хочется схватиться за сердце. Если бы оно у меня билось, непременно так бы и сделала.
В его взгляде – неприкрытая мольба, боль, желание, страх и… потребность.
Его потребность во мне настолько жгучая и огромная, что я готова согласиться на что угодно, только бы испытать нечто подобное.
Вновь. Уверенность, что все это у меня было и непременно с мужчиной по ту сторону черного экрана – не покидает.
Незнакомец молча умоляет меня вернуться.
Я могу читать язык его тела и точно знаю то, что он пытается мне сказать.
На мгновение вместо всеобъемлемой пустоты, я становлюсь искрой, что способна разжечь огромное, сильное пламя.
– Я помогу тебе обмануть Смерть, – женщина появляется из ниоткуда и говорит решительным, немного низким голосом. – Только если ты действительно хочешь вернуться к нему. Мир по ту сторону от жизни никого просто так не отпускает. Надо быть готовой к испытаниям.
Мельком окидываю взглядом женщину, в ней нет ничего примечательного для меня, поэтому вновь возвращаю полноценное внимание мужчине. В его взгляде безмолвная мольба. И я не могу ему отказать в желаемом…
Я хочу вернуться к этому мужчине и… делаю решительный шаг в черноту экрана, прямо туда, где все еще ждет Он.
***
Неестественно белые, с вздувшимися ниточками вен, они кажутся совершенно чужими. Глубокая синева залегла между пальцами и придает кистям мертвецкий вид. Внешняя сторона ладоней до самых локтей усеяна ярко-красными царапинами, разноцветными, успевшими полинять синяками и ссадинами. Длинные пальцы, похожие на хрупкие веточки яблони, щетинятся обрубками ногтей и нервно подрагивают в пустоте холодного воздуха.
Слепящий свет безжалостен в своей погоне. Куда я не отворачиваюсь, он – повсюду. Жуткий болезненный свет.
Неимоверно тяжелая голова раздражает тупой болью и трубным гулом. Каждое движение отзывается тысячами иголок в висках. Похожее чувство бывает после разгульного вечера в компании шампанского, чуть-чуть вина, ну и напоследок пару глотков мартини, виски, водка? – наливай. В последний раз я так паршиво себя чувствовала после… После… Черт! Этот назойливый шум в ушах не дает сконцентрироваться хоть на одной конкретной мысли. Словно в голове открылась наковальня.
Вскидываю ладони, пытаясь отогнать густой туман, и замираю. Ярко-алые совсем свежие разводы вперемешку с успевшими засохнуть бурыми пятнами венчают внутреннюю сторону кистей. Тяжело сглатываю вязкий комок слюны и подношу ладони ближе к глазам. Они пекут, слезятся, самопроизвольно закрываются. Щурюсь, сквозь боль поднимаю веки, рассматриваю липкую жижу на руках. Кровь? Моя?
Это сон? Только во сне все такое нереальное, жуткое и пугающее или чья-то шутка? Неудачный. Жестокий розыгрыш.
– Эй! Э-э-эй! Кто-нибудь!
Слова вырываются диким воем, превращаются в пар и обрываются на высокой ноте.
Это розыгрыш. Да-да. Именно так. Истерический смех душит, пытается прорваться из груди наперебой с непонятным клокочущим звуком. Зажимаю рот, кусаю пальцы. Мне необходимо сдержать этот звук. Он похож на завывание ветра за спиной. Ветра?
Поднимаю голову, стараюсь разглядеть как можно больше деталей того, что рядом. Белый. Это все, что здесь есть. Белый воздух, белая земля, белые мухи. Снег!
Глаза все еще слезятся, но туманная дымка теряет свою плотность и мне удается заметить вдалеке грязно-коричневые, облепленные комками снега, стволы деревьев. Среди деревянных уродцев виднеется темный силуэт.
– Э-эй!
Силуэт на мгновенье замирает, будто прислушивается и ускоряет движения.
– Стой!
Сердце набирает бешеный ритм, словно кто-то подталкивает невидимым кулаком в грудь. Порываюсь вперед и утопаю по колено в сугробе. Боль обжигает ступни, но я сразу же забываю про нее, как только силуэт становится меньше. Он углубляется в лес. Подальше от меня.
– Стой! – неуклюже передвигаю оловянные ноги.
Движения рубаные, неловкие и неожиданно медленные. Странно, я совершенно не чувствую холода, только жгучую боль, что сопровождает каждое движение. Шаг – боль, шаг – боль, шаг…
– А как же я? Стой!
– Если действительно хочешь вернуться, то будешь бороться, – доносится вместе со свистом ветра.
Тяжелое дыхание паром оседает на лице, холодом облизывает заледеневшие щеки и теряется в волосах.
– Э-эй! – кричу изо всех сил.
Мороз обжигает горло, дыхание застревает где-то на полпути к легким, и я надрываюсь кашлем. Тело сгибается пополам, ноги не выдерживают, через мгновение мягкий снег принимает меня в свои объятья.
Ужасно хочется спать. Усталость покрывалом кутает плечи, мне тепло и уютно в этой белизне. Зачем куда-то спешить? Куда мне спешить?
Я почти согласна сдаться в приятный плен зиме и остаться здесь, грязным непонятным пятном среди безукоризненной чистоты, навсегда. Напоследок приоткрываю глаза и выхватываю темный силуэт неподалеку. Он ждет. Не пытается торопить или убеждать в чем-то, он терпеливо ожидает мой выбор.
Сдаться и получить покой или возвратиться в темный водоворот боли и продолжить путь в никуда? Выбор очевиден.
С глухим стоном встаю на четвереньки, ноги дрожат, цепляюсь синими пальцами за снег, утопаю глубже, царапаю землю. Потревоженная, она недовольно хрипит под моими руками, ворчит и сильнее натягивает корку льда на расцарапанный бок.
Медленно, но упорно я продвигаюсь за силуэтом. Каждый раз, когда ноги отказываются идти, и я вновь падаю в сугроб, силуэт ждет. Каждый раз, когда я молю его о помощи – силуэт ждет. Молча, терпеливо и отчужденно. На нем длинный балахонистый пуховик темно-зеленого цвета и рыбацкие сапоги выше колен. Силуэт не подпускает меня ближе, чем на двадцать шагов, из-под глубокого капюшона, надвинутого на переносицу, не удается разглядеть лица.
– Передай Яну, что мне очень жаль, что обрекла его на такие муки, – из-под капюшона льется женский голос. – Я прощаю тебя. И ты меня прости. Подари моему внуку счастье, девочка.
Я совершенно не понимаю, о чем она говорит. Но ведь это не так и важно, правда? Оказывается, просто слышать человеческую речь так приятно, что я готова слушать ее часами, даже не улавливая сути.
– Только выберись, Банши, – продолжает женщина, лица которой я по-прежнему не вижу. – Пройди последнее испытание, не сломайся, прошу тебя. Вернись к нему.
Женщина резко замолкает и почти срывается на бег. Я, заплетаясь в собственных ногах, стараюсь не слишком отставать.
Когда уже теряю счет шагам, силуэт скрывается за очередным деревом и … пропадает. Словно его и не было никогда.
– Э-эй…
Тишина насмехается над моими хрипами. Панически цепляюсь за кору дерева, царапаю ладони, пытаясь удержаться на ногах, заглядываю за ствол и кубарем лечу в пустоту.
Первое, что удается выхватить из темноты – звук. Знакомый, рокочущий звук. Открываю глаза, поворачиваю голову – шоссе. Звук приближается. Догадка пронзает разум. Из последних сил я поднимаюсь и кидаюсь на дорогу. Машина!
– Сто-ой! – хриплю и махаю руками.
Надежда на спасение подстегивает кричать громче, махать сильнее.
Синяя иномарка притормаживает, стекло со стороны водителя медленно ползет вниз, немолодой мужчина хмурится, упрямо поджимает тонкие губы и… машина срывается с места.
– Стой! – кричу вслед, заламывая руки. – Пожалуйста!
Устало оседаю на кромку дороги, утыкаюсь носом в колени, раскачиваясь в стороны. Пытаюсь убаюкать надежду, заглушить ком разочарования и принять неизбежность.
– Пожалуйста… Я так хочу домой.
Странный ступор прерывает острый визг тормозов и взволнованный мужской голос:
– Девушка, с вами все в порядке?
Вздрагиваю, поднимаю остекленевшие глаза и не вижу лица незнакомца склонившегося надо мной. Неясное серое пятно. Взгляд проходит сквозь мужчину, натыкается на черную иномарку, скользит по гладкому капоту и запутывается где-то среди верхушек высоких сосен.
– Черт! Да ты же почти голая! – обжигающее тепло ладоней на лице заставляет вскрикнуть от боли и отшатнуться.
– Не бойся! – незнакомец вскидывает руки. – Я тебя не обижу.
Мне хочется сказать, что я не боюсь, что хочу домой, а здесь страшно и больно, но язык не слушается – из горла вырывается натужный стон, подобный скулению.
– Не может быть! Ты?! Твою ж мать!– присвистывает мужчина, хватаясь за голову. – Детка, какая скотина такое сотворила с тобой?
Не дождавшись ответа, он аккуратно берет меня за плечи, заглядывает в глаза и поднимает на ноги.
– Не бойся. Все будет хорошо, – его спокойный бархатный голос вызывает дрожь. – Теперь ты в безопасности. Я больше не дам тебя в обиду.
Сил на то, чтобы идти нет, ноги подкашиваются, висну, уцепившись за ворот его куртки. Незнакомец ловко подхватывает меня на руки, он хмурится и что-то бормочет, оглядываясь на лес.
Усадив меня на переднее сиденье автомобиля, мужчина быстро сбрасывает куртку, затем стягивает свитер и остается в синей фланелевой рубашке. Я успеваю заметить красный шарф, который скрывает шею, крепкие бугры мышц под кожей, что перекатываются при каждом движении, перед тем, как незнакомец натягивает свой свитер на меня, захлопывает дверцу и садится за руль.
В салоне тепло, ненавязчиво пахнет хвоей, под звуки приятного голоса певицы из радиоприемника, я успокаиваюсь. Поджимаю ноги, натягиваю свитер на колени, кутаю лицо в воротнике. Пряный аромат кофе кружит голову. Вдыхаю крепче и зажмуриваюсь. Кожу начинает покалывать, словно неведомое пламя рвется наружу. Оно заставляет сердце сильнее биться, настойчивее проталкивать кровь в тело, заставляет меня жить. Мне приятен этот огонь.
Мужчина небрежно накидывает куртку поверх моих колен, старательно подпихивает углы между мной и сиденьем. Потом заглядывает в лицо и тянется в бардачок. Под внимательным взглядом зеленых глаз я дрожу так, как не дрожала даже на улице в мороз.
Незнакомец встряхивает серебристую фляжку, откручивает крышечку и протягивает флягу мне.
– Выпей.
Я колеблюсь.
– Выпей, – настаивает он. – Так ты согреешься быстрей.
Не дожидаясь согласия, он приставляет флягу к моим губам, повинуясь, приоткрываю их и жгучая жидкость обжигает внутренности, спирает дыхание, заставляет закашляться.
– Вот так, – улыбается мужчина, убирает флягу в бардачок и заводит мотор. – Послушная девочка.
Когда неприятная дрожь уступает место пьяной расслабленности, поворачиваюсь к своему спутнику, тот внимательно смотрит вдаль бегущему шоссе. По-мальчишески взлохмаченные черные кудри непослушно упали на лоб, норовят то и дело залезть в глаза. Мне хочется дотянуться рукой и убрать волосы, почувствовать тепло кожи, вдохнуть аромат мужского тела. Странное желание пугает больше, чем кровь на руках. Представляю лицо мужчины, если я сейчас поддамся своему глупому порыву. Неловко хихикаю. Незнакомец ухмыляется, окидывает меня лукавым прищуром и роняет:
– Вижу, коньяк уже подействовал.
– Эта гадость… б-была коньяком?
Незнакомец вскидывает брови и заходится громким смехом. Этот звук будоражит мою фантазию больше, чем алкоголь в крови.
– Детка, да ты совсем не разбираешься в выпивке! Эта гадость, – мужчина кидает красноречивый взгляд на бардачок. – Имеет более пятнадцати лет выдержки.
– И что? – не могу побороть возникшее чувство упрямства. – Значит это просто старая гадость.
Незнакомец хохочет еще больше.
– Бабуля тоже всегда так говорила, хоть и хранила в баре пару-тройку таких фляжек.
Мне хочется, чтобы он еще что-то рассказал. Голос этого мужчины дарит чувство защищенности и уверенности в лучшем. Но он молчит. Ведет себя так, будто мы давно знакомы. И ни о чем не спрашивает. Даже моего имени. Неловкость ложится на плечи, чтобы скрыть волнение, хватаюсь за серый лохматый свитер, который заботливо греет тело, с его плеча. Грязными пальцами скольжу по замысловатым косам. Почему он не спрашивает, как меня зовут?
Ответ обухом бьет по голове, не могу сдержать стон:
– Я не знаю, кто я!
А еще меня не покидает чувство, что все происходящее следует уже по знакомому мне сценарию. Дежавю только набирает обороты, когда мужчина поворачивает голову, наши взгляды пересекаются, а я не замечаю удивления, страха или даже недоумения. Нет. От его взгляда веет уверенностью, хищной силой и ледяным спокойствием.
С нескрываемой паникой шепчу:
– Помоги мне…
Мужчина громко сглатывает, на его лице всего на секунду застывает болезненная гримаса. Она так быстро сменяется каменной маской спокойствия, что я не уверена даже была ли эта боль вообще. Брюнет отворачивается и устремляет взгляд на дорогу, что змейкой теряется под шинами автомобиля.
– Главное, что ты жива, а с остальным мы разберемся.
В его голосе скользит такая неприкрытая уверенность, что я неволей успокаиваюсь. Я ему верю.
– А как тебя зовут?
– Ян, – скупо роняет он. – Зови меня Ян.
– Ян… – шепчу я, пробую имя на вкус, пытаюсь понять, подходит ли оно мужчине, что рядом или нет. – Ян… – кажется, что подходит.
Замечаю, что мужчина вздрагивает, как от удара и хмурится еще больше. Я чем-то его обидела? Неужели он так помрачнел из-за коньяка?
Еще пару раз пытаюсь завести разговор, но Ян отмахивается скупыми фразами, словно от мухи. Мне страшно оставаться наедине с мыслями, с пустотой внутри, но замолкаю, прислоняюсь лбом к стеклу и прикрываю глаза.
«Jingle bells… Jingle bells….» – доносится из приемника.
– Сейчас мы заедем в ближайшую больницу, – Ян первым нарушает молчание между нами. – Тебя необходимо осмотреть.
Киваю.
– Потом заедем в кафешку и обязательно перекусим. А то не удивлюсь, если тебя от дуновения ветра носить станет.
Киваю.
Не заедем.
Даже не знаю почему во мне проснулась подобная мысль, но я не на секунду не сомневаюсь в ее правдоподобии. Я уверена на все сто – никакого «потом» не будет.
– Эй, ну ты что? Обиделась? – Ян ободряюще дотрагивается моей руки. – Ты же знаешь, грубость мое второе имя.
Молния пронзает тело, память красной нитью мелькает перед глазами, я почти ухватила ее за хвост. Дергаюсь и устремляю невидящий взгляд сквозь мужчину.
– Прости. – Ян поспешно убирает руку. – Я сегодня ляпаю невпопад.
Красная нить отдаляется, так и не давшись мне в руки.
Белая дорога неловко виляет вправо, Ян вполголоса подпевает незамысловатой песенке, звучащей по радио, а прямо на нас мчит белый грузовик.
В мою голову врываются обрывки картин, звуков, ощущений. Я с ужасом понимаю, что все это уже происходило со мной и… не раз.
Мое наказание – быть рядом с мужчиной, к которому сумела вырваться из-за полога смерти, и раз за разом переживать момент, когда этот мужчина будет умирать прямо у меня на глазах. Потом возвращаться и переживать все заново. Чертовски хорошая пытка, не правда ли? Особенно, когда ты ничего не помнишь и не сможешь предупредить об опасности.
Только в этот раз все пошло немного по-другому. Я вспомнила все за долю секунду от неминуемого столкновения.
Он не успеет! В прошлый раз ведь не успел…
Ян выворачивает руль влево под истошный визг колес и… я знаю, что будет дальше.
Решение приходит мгновенно.
Я вжимаюсь в тело Яна, чтобы просунуть руку к двери с его стороны, нажимаю на ручку и с нечеловеческим усилием выпихиваю его тело из салона.
Автомобиль кувыркается.
Земля и небо мелькают с такой скоростью, что я не различаю где что.
Удары болезненны, молниеносны и приходятся на каждый участок моего тела.
Перед тем, как я разрешаю себе погрузиться в спасительную тьму, негнущимися пальцами срываю амулет с шеи и откидываю прочь.
Больше всего на свете я не хочу, чтобы это все повторилось.
Ян не умрет со мной в этой проклятой машине больше ни разу.
Я готова заплатить за это ценой своей жизни.
Вновь.
Глава 40
Сбой в программе
Я – боль.
Во мне сокрыты тысячи ее оттенков, от приглушенного коричневого до ярко-алого.
Я соткана из боли.
Не могу пошевелиться. Тело, словно каменное. Оно вылеплено из гранита и… больше не мое.
Голова – боль.
Грудная клетка – боль.
Я даже с уверенностью могу сказать, что мое имя теперь звучит иначе. Оно состоит всего из четырех букв, впрочем, как и раньше, только теперь эти буквы чужие.
Б – О – Л – Ь.
Да. Это кажется правильным.
Сознание успокаивается и точно покачивается на волнах, пока из небытия не вырывает голос.
– У нее перелом нескольких ребер, черепно-мозговая травма, – вздыхает кто-то совсем рядом. – Внутреннее кровотечение удалось остановить.
– Почему она так долго без сознания?
– А ты что думал, она вскочит прямо с операционного стола и пойдет в пляс?! – шипит мужчина. – Ее только перевели из реанимационного блока! Даже действие наркоза еще не вышло.
– Она должна уже проснуться… Я хочу видеть ее глаза.
– Она ничего тебе не должна, ублюдок! Если бы не ты этого всего вообще бы не было! Усек?!
– Заткнись, Брагин! Не тебе меня судить!
– Покинь палату! Я разрешил тебе посмотреть на нее только из-за просьбы своей невесты! Посмотрел? А теперь пошел вон!
Слышится возня. Приглушенные звуки от ударов. Пыхтение. Шипение.
Мне хочется приоткрыть хотя бы один глаз и увидеть, что происходит. Но тело не подчиняется, и я вновь соскальзываю за грань сознания.
Парю в темноте и лишь иногда улавливаю обрывки фраз.
– Почему она так долго, мать вашу, не приходит в сознание?!
– Ян, успокойся. Нам всем надо успокоиться. Даша сильная. Она обязательно выкарабкается. – На этот раз голос женский, немного охрипший, низкий и постоянно всхлипывает.
Внутри меня зажигается огонек узнавания. Рита? Она плакала?
О, Господи! Как же мне хочется ее обнять!
Пытаюсь пошевелить рукой, но все тщетно.
Боль не отступает.
– Рыжик, я не могу. Я… не могу ее потерять… еще раз.
– Даже не смей о таком думать, Кенгерлинский! – возмущенно выплевывает Рита и ее голос становится на несколько тонов выше. – Операция прошла успешно. Все наладится. Мы должны верить.
– Верить? – Ян надрывно смеется. Я чувствую в нем столько боли, которая перекликается с моей собственной, что мне хочется завыть от отчаянья. – Ты же знаешь, вера не по моей части. Я просто схожу с ума от бессилия здесь!
– Тогда я буду верить за двоих, Ян. Мне хватит сил.
Он вздыхает, ненадолго замолкает и произносит то, что я знаю, отнимает у него чуть ли не последние силы:
– Спасибо.
Все тяжелое и неимоверно болит. Я хочу вернуться, но этот пласт боли, что придавил мое тело, слишком тяжел, непосилен мне.
Я устала бороться. Хочу заснуть и больше не чувствовать. Вообще ничего не чувствовать. Воспаряю в глубокую тьму. Она баюкает меня в своих теплых объятьях. Так намного спокойнее и уютнее, чем постоянная борьба с болью. Мне не одолеть ее. И… я почти свыкаюсь с мыслью, что останусь во тьме навсегда, как голоса вновь вырывают меня из темноты, поближе к ненавистной боли.
– Она никогда не очнется, да?
– У Даши серьезная черепно-мозговая травма, – говорит мужчина, в котором узнаю Федора Брагина. Сейчас, по оттенкам в его голосе, я чувствую его спокойствие. – Мы ввели ее в искусственную кому, чтобы минимизировать риск повреждения мозга. Ты должен понять, Ян, медицина не всесильна. Мы сделали все, что могли. Я вообще не понимаю, как она могла появиться в лесу спустя три месяца после своей смерти! Это немыслимо! Тело Даши идет на поправку, но мозг… Черт! Я не знаю, что тебе сказать! Я не знаю, когда она очнется и очнется ли вообще!
– Хреново.
– Еще как! Ян, а я ведь только обрел дочь… Вновь…
О Боже. Он беспокоится обо мне. Так непривычно чувствовать подобное, что мне хочется заплакать. Дочь… Неужели все, что я слышу, реальное? Федор любит меня? Так сложно поверить в хорошее и вновь довериться людям, что дыхание вдруг спирает в груди. Оно обрывается на полувздохе и начинает клокотать рядом, точно надо мной трепещет крыльями стайка голубей.
Слышу тревожный писк приборов. Никогда не забуду этот звук, ведь именно он предвещает скорую смерть.
– Дерьмо! Ян не заслоняй! У нее остановка сердца. Катя, подключи дефибриллятор!
Я умираю? Опять?
– Даша!
Темнота.
Когда в следующий раз всплываю, как буек, на поверхность – ничем не могу пошевелить. Рот и глаза плотно закрыты, тело распластано на чем-то мягком и вновь придавлено тяжелым пластом боли. Я чувствую себя беспомощной и слабой. Испуганное сознание маячит где-то рядом и мне хочется его ухватить за серебряную нить, которая исходит из моей груди. Внутренним зрением я вижу ее особенно ярко. Она тонкая, почти прозрачная и тянется в потолок. Только мне никак не дотянуться, чтобы намотать ее на запястье. Я ведь не могу пошевелиться.
– Я не оставлю ее!
– Ян, тебя надо поспать. Иди, я посижу с ней.
– Нет. Я должен быть рядом.
– Черт, Ян, но почему ты такой упрямый?! Я и так нарушил сотню правил, разрешив тебе бывать в ее палате, но не сутки же напролет!
– Я не уйду.
– Ну и черт с тобой! Тебя реанимировать я не буду, так и знай!
Я борюсь со слабостью, болью, туманом, которые не собираются ослабить хватку. Изо всех сил цепляюсь за голос Яна, за все, что связывало нас прежде… Безумно хочу вынырнуть из темноты и обнять Кенгерлинского. Я даже готова выйти один на один с этой мучительной болью, готова выдержать что угодно, лишь бы еще раз заглянуть в светло-зеленые глаза. Но простого рвения оказывается недостаточно и я вновь соскальзываю в бездну. Господи, нет!
– Какого хрена ты приперся сюда?! – кричит Ян и если бы я могла управлять своим телом, то обязательно бы вздрогнула.
Ярость наполняет пространство между нами, даже не видя, что происходит, я чувствую ее особенно ярко.
– Я… хотел попрощаться. Я уезжаю, Ян. Надолго.
– Мне плевать, – сердится он. – Как ты вообще осмелился заявиться сюда, Адиса? Особенно после того, что натворил, мать твою!
– Прости меня.
– Уходи.
– Ян, пожалуйста… Я хотел попрощаться с вами… обоими. Ты же сам знаешь, что я не мог поступить по-другому. Если бы ритуал не был проведен ты бы погиб!
– Да мне плевать!
– Ян…
– Выметайся отсюда! Уходи сам или я тебе помогу!
Я слышу короткие и тяжелые вздохи, шарканье ног, похожее на стариковское.
– Передай Даше, что я сожалею.
Боль моя трещит по швам. Агония достигает пика. Слишком много эмоций вокруг меня! Слишком много воспоминаний! Господи!
Туман, что настигает, теперь кажется спасением.
Я падаю, падаю, падаю…
Небо разверзлось и поглощает землю. Я упиваюсь собственной ничтожностью и беспомощностью.
Темнота становится все ближе и ближе. В последний миг я с отчаяньем понимаю, что больше не вернусь.
Пробуждение было неприятным.
Меня атаковало ужасно сильное чувство дискомфорта и голода. Казалось, что желудок прилип к позвоночнику и продолжал корчиться в судорогах. Пытаясь притупить несносные ощущения и собраться с мыслями, я вдохнула воздух, насквозь пропахший лекарствами, и тотчас пожалела об этом. Внутри меня разверзлось настоящее адовое пламя.
Грудная клетка болела так, что даже дышать было невыносимо. При каждом вдохе мое горло терло какое-то инородное тело, отчего тошнота бунтовала пустой желудок. Я потянулась ослабшей рукой, особо не надеясь н успех, и выдернула изо рта трубку. Получилось! Это простое движение принесло мне столь неимоверное облегчение, но забрало почти все силы.
Тошнота отступила.
Я открыла глаза, с удивлением отметив, что нахожусь в палате с ужасными зелеными стенами и кучей медицинской аппаратуры. Комнату окутал полумрак, что однозначно порадовало. Даже от сумерек сейчас у меня неприятно слезились глаза.
Больше всего беспокоила голова и грудь. Сложилось такое впечатление, что во мне взорвалась бомба.
Господи, почему же так больно?
Пусть я казалась себе тяжелой и даже «ватной», но все же мне удалось немного приподнять голову. Первое что бросилось в глаза – левая рука была зафиксирована бинтами, прозрачная жидкость по трубочке через катетер продолжала капать в мое тело. Нет, я не чувствовала ничего сверхнепривычного или странного. Если не считать того, что все занемело, болело и зудело так, что хотелось вылезти вон из кожи.
Повернув голову в другую сторону и удивившись, что тело стало меня слушаться, я наткнулась взглядом на черную макушку. Мужчина сидел на стуле рядом с моей койкой и, положив голову на руки, спал.
Я не видела его лица, но уже сейчас могла с уверенностью сказать, кто передо мной.
Устав противиться вспыхнувшему желанию ощутить прикосновение, я уступила. Правая рука оказалось на удивление послушной. Удалось дотянуться до головы мужчины и запустить одеревеневшие пальцы в густые волосы. На ощупь они были именно такими, какими я помнила: шелковистыми и непослушными.
Ян…
Я успела совершить всего несколько движений, перебрать пару прядок перед тем, как Ян резко вздрогнул и вскинул голову. Моя рука упала обратно на постель.
Его глаза расширились от удивления.
Ян смотрел на меня так, будто увидел призрака. Хотя разве Вестника, что провожал существ на ту сторону, можно было этим удивить?
– Даша, – прошептал он, не двигаясь.
Во рту у меня было сухо и неприятно, а язык точно увеличился в два раза и подчинялся с трудом.
– П-пить, – прокаркала я, вместо приветствия.
Ян подскочил.
– Да-да, сейчас.
Через несколько секунд к моим губам уже прижимался холодный бок стеклянного стакана. Свободной рукой, Ян бережно поддерживал мою голову, чтобы было удобнее пить.
Я жадно глотала прохладную воду, поймав себя на мысли, что ранее ничего вкуснее не пила. Может так показалось, потому что внутри меня все стало похоже на пустыню.
– Медленней, детка. Не спеши.
Я постаралась последовать его совету, но ничего не получилось. Пересохшие губы плохо слушались, вода струйками вытекала изо рта, сползая по подбородку на шею. Осушив стакан до последней капли, я блаженно прикрыла глаза.
– Лучше?
– Спасибо, – теперь мой голос уже не напоминал скрип протертых шин.
Ян напряженно застыл. Взглядом он жадно впился в мое лицо, отчего я почувствовала привычный жар, распространившийся по позвоночнику.
– Даша, это, правда, ты? Я не сплю? – Ян запустил пальцы в свои волосы и взлохматил их нервным жестом.
Он сейчас выглядел настолько ранимым и потерянным, словно маленький мальчик, что у меня защемило сердце.
Ох, Ян…
– Я.
– Детка, – грустно улыбнулся он. – Ты так долго не просыпалась…
– Теперь я здесь.
– Хорошо.
В комнате повисла тишина, которая нарушалась только ровным попискиванием датчиков жизнеобеспечения.
Между нами с Яном возникло что-то новое. Оно было сильным и непривычным. Никогда прежде я ничего подобного не чувствовала. Просто смотреть на Кенгерлинского оказалось приятно до дрожи. Все остальные потребности отступили на второй план. Даже боль притупилась.
Я жадно впитывала в себя каждую черточку мужчины, с которым пережила ад и рай.
Ян изменился. Он выглядел ужасно. Я нахмурилась, отмечая все эти разрушительные перемены.
Кенгерлинский казался донельзя усталым и вымотавшимся. Под глазами залегли темные круги, было заметно, что он не брился, щетина покрывала щеки, подбородок. И даже с взлохмаченными волосами, в измятой одежде, Ян выглядел притягательно!
Я тяжело сглотнула.
Электричество между нами не ослабевало. И… я должна была признаться, это чувство мне нравилось.
– Даша, ты очнулась! – чужой голос, прозвучавший неестественно высоко и надрывно, разрушил волшебство момента.
Я отвела взгляд от Яна и заметила, как в палату вошел Брагин.
Сердце забилось быстрее при виде его счастливой улыбки.
– Привет, – робко улыбнулась я в ответ.
– Почему ты не сказал мне? – нахмурился Брагин, кидая обвиняющий взгляд на Кенгерлинского. – Давно она пришла в себя?
Ян неопределенно пожал плечами:
– Я не засекал.
– В этом ты весь, Кенгерлинский, – упрекнул его мой новоявленный отец. – Ты хоть понимаешь, что я должен контролировать все показатели Даши? А если бы у нее появились ухудшения, пока ты медлил с тем, чтобы позвать кого-то?
Ян прищурился. Его взгляд сделался холодным и мрачным. Но вместо того, чтобы взорваться гневной тирадой в ответ, как я ожидала, он только поджал губы и смолчал.
Федор неодобрительно покачал головой и стал проверять все приборы, считывая мои жизненные показатели. Делал он это так скрупулезно и на диво самостоятельно, не став даже дожидаться медсестру, что я удивилась. Нет, Брагин всегда был отличным профессионалом, но чтобы вот так… Кто видывал, чтобы хирург так тщательно хлопотал над пациентом, точно курица-наседка? Ян тем временем стоял в моих ногах и не сводил настороженного взгляда, наблюдая за действиями Брагина, точно он в медицине разбирался куда лучше некоторых.
– Не ругай его. – Захотелось разрядить обстановку мне. – Это я задержала Яна своими просьбами.
Брагин поморщился, но ничего не ответил.
Через некоторое время, когда основные мои жизненные показатели были измерены, и, видимо, устроили Федора, он отклонился и заговорил:
