Текст книги "Ради тебя 2 (СИ)"

Автор книги: Татия Суботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц)

Глава 7

Первый круг ада

Первый переход сквозь портал был похож на захватывающий взлет, который прерывался свободным падением. Словно вдох и выдох взлет заменял падение, а падение заканчивалось взлетом. Мне показалось, что это длилось вечность.

Я попала в сердце торнадо.

И сейчас эпицентром стихийной бури был никто иной, как я сама.

Ревущий ветер хлестал по щекам, подхватывал крепкими руками, кружил и будто цепкий плющ оплетал вихрями черного и синего.

Я никогда не видела столько животной силы от цвета, сколько было внутри торнадо. Пыталась уцепиться за стенки воронки, но они проваливались в невесомости, зачерпывали лишь пустоту.

Мысли запутались и отказывались подчиняться. Через десять вдохов черного дыма я уже забыла кто я.

Зачем я?

Впереди возникло нечто ровное, с гладкой блестящей поверхностью, будто зеркало. И оно стремительно приближалось. В большом отражении я успела заметить, как расширились в ужасе почти оранжевые глаза, и гримаса перекосила лицо, сделав его безобразным.

Это я?

А потом был удар такой силы, что казалось, всю душу из меня вытрясли. До последней капельки.

Жуткий холод. Воздух исчез. Звуки оглохли.

Я тонула в чем-то черно-синем, размахивала руками и пыталась втянуть побольше воздуха. Вместо кислорода легкие разрывал холод.

И конца и края не было этой пытке. Казалось, как только мое сердце совершало последний удар, а руки и ноги безвольно обвисали, какая-то искра пробивала тело от макушки и до пят, заставляя меня вскидываться и продолжать бороться.

Это была нечестное противостояние со стихией.

Когда по позвоночнику в третий раз прошла непонятная молния, я взмолилась о пощаде. Сейчас готова была поверить в любого Бога, лишь бы жуткая агония прекратилась.

Вдруг меня схватили за шкирку и повлекли вверх. Ослабевшая, измученная, я даже не пробовала сопротивляться – смирилась с любым исходом. Постепенно черный цвет сменился синим, потом небесно-голубым и наконец белым. От яркости света я ослепла.

Жесткий удар пришелся на спину. Позвоночник связало болью. Я изогнулась, вдохнула и… закашлялась. Перед глазами мелькали черные точки. Судорога скрутила ноги и руки, хребет выгнуло дугой. Я попыталась закричать, но изо рта лишь полилась вода.

– Глупый маленький мор. Ты сделала неправильный выбор и понесешь наказание…

Голос был повсюду. Я слышала его также четко и громко, как собственные мысли. Вкрадчивый, шелестящий, холодный он притуплял боль до тех пор, пока она не исчезла.

Вспышки агонии ослабли, теперь они бродили по телу лениво и медленно, словно остались где-то на затворках разума.

Я заставила себя разлепить отяжелевшие веки и оглядеться.

Маленькая, почти крохотная комнатка. Из мебели только кровать, на которой я лежала и шкаф. Овальное окно, прикрытое зелеными занавесями. Пол темно-коричневый, со щербатыми досками. Третья у двери всегда издавала неимоверно противный скрип.

У меня опустилось сердце.

Я узнала не только комнату где оказалась, но и день. Дата была обведена неровным красным кружком на календаре, что висел на стене напротив. Дрожащей рукой, я это сама и сделала утром первым фломастером, что попался под руку.

Я вздрогнула, крепко зажмурилась. Тут же распахнула глаза – наваждение не пропало. Меня пробрала крупная дрожь.

До этого момента я слепо надеялась, что больше никогда не вспомню этот день.

Но разве можно забыть свой первый круг ада?

Двери резко скрипнули и в комнату вошла девочка. Она была в джинсах прямого покроя и тенниске на размер больше. Черные волосы туго заплетены в косу, янтарные глаза пылали гневом такой силы, что мурашки прошли по моему позвоночнику. Девочка с разбегу плюхнулась на кровать, зарывшись носом в подушку, и горько зарыдала.

Я должна была отпрыгнуть или упасть, откинутая реакцией матраса на ее прыжок. На узкой кровати для нас двоих было слишком мало места. Вместо этого серебряная нить заструилась из моих пальцев, касаясь кожи девочки.

Меня тянуло в нее с неимоверной силой.

– Нет! Пожалуйста! – закричала я перед тем, как блеснула молния и мое же почти семнадцатилетнее тело втянуло в себя то, чем я сейчас являлась.

***

Каждый раз, когда я начинала думать о том, что произойдет этой ночью – тошнота подступала к горлу. Горькая слюна наполняла рот, и мне приходилось часто сглатывать, чтобы побороть желание выплеснуть содержимое желудка на пол.

Я облизывала губы. Впивалась ногтями в ладони до тех пор, пока боль не притуплялась отвращением. За последний час я делала это настолько часто, что теперь мои ладони были покрыты множеством бурых бороздочек-ранок, которые не успевали затягиваться. Они не болели, нет. Они ныли.

Настоящая боль разрослась в груди. Она опаляла мое сердце, облизывала грудь и гуляла по позвоночнику. Раньше, еще в детдоме, я думала, что знаю цену боли, но ошиблась.

Сейчас в миллион раз больнее.

Отчего?

Наверное, потому что в детдоме я не позволяла себе мечтать или надеяться на лучшее, после того, как Артем ушел и больше не вернулся. Я закрылась, терпела и жила лишь мыслью поскорее убить эти треклятые четыре года. Ведь именно они и высокий забор интерната отделяли меня от свободы.

Так жить было просто. Я привыкла. Человек ведь ко всему привыкает: к кислой перловой каше, постоянному голоду, насмешкам, побоям… А особенно если ты не знаешь с чем сравнить, просто не понимаешь того, что могло быть лучше этого.

Жилось просто до того момента, пока не появился он.

Отец.

Быть забранным из интерната в приемную семью считалось огромной удачей. А получить опекуна в пятнадцать и вовсе воспринялось как восьмое чудо света. Не знаю, чем я заслужила такую милость, но отец пришел за мной.

Высокий, плечистый мужчина с редкой бородкой и светлым взглядом был мне никем. Я его не помнила и уж тем более ничего не чувствовала. Он же упрямо добивался опекунства, документы были собраны как-то слишком быстро. Через две недели после того первого дня, как он пришел за мной в интернат, я официально считалась его дочерью.

Роман Усупов оказался фермером. Жил он в доме, где-то ближе к северу страны на собственной земле, которая досталась ему в наследство. Добирались мы туда почти неделю на поезде, а потом еще сутки, трясясь в автобусе. За время путешествия я попривыкла к мужчине, что упрямо просил называть его отцом, и перестала смотреть волком. К тому же Роман обращался со мной ласково, отчего мой нос постоянно щипало, а в краешках глаз собиралось что-то мокрое. Я списывала такую реакцию на странность уставшего организма.

Я ведь не могла хотеть чьей-нибудь нежности, правда?

Места, куда Роман меня привез, оказались глухими, но жутко красивыми. Я никогда в своей жизни еще не видела такого разнообразия красок. На несколько десятков километров от нас не было ни одного человека, только живая природа. От леса угодья Усупова ограждал забор с колючей проволокой по периметру.

Первые дни у меня постоянно кружилась голова. Наверное, от переизбытка кислорода. Такого вкусного воздуха, как там, я больше не нашла нигде. Он щекотал мне грудь и, казалось, пузырился в уголках рта, когда улыбалась.

Впервые за прошедший год я позволила себе смех после месяца пребывания в доме Романа. После того, как смирилась с этой странной прихотью и назвала его отцом. Усупов от радости сгреб меня в охапку, звучно чмокнул в макушку и понесся в пляс, размахивая руками.

Он был смешным этот Роман Усупов. Смешным и добрым. До того момента, как в нашу жизнь ворвалась чума.

Мачеха.

Не скажу, что я ее сразу невзлюбила. Ее или двух безобразных отпрысков этой женщины. Нет. Скорее всего, это она питала ко мне столь сильную ненависть, которая просто сбивала с ног. Тогда-то я и поняла, что значит настоящая боль.

Человек, которого я приняла за отца, день за днем неминуемо отдалялся от меня. Вскоре мне стало казаться, что между нами разлеглась пропасть длиною в бесконечность.

Анжела, моя красивая, но холодная, как лед, мачеха сеяла между нами с отцом непонимание. С недавних пор любое мое слово считалось клеветой или вымогательством. Меня не отпускало чувство, что Анжела и Роман знали мою настоящую мать, воспоминания о которой начинали блекнуть день ото дня. Это была запретная тема. И каждый раз, когда я пыталась что-то узнать – получала наказание.

Впервые я почувствовала себя преданной, когда Артем ушел из моей жизни. Второй раз, когда Роман отказался от меня, выпихнув из своей любви, где мне больше не было места.

Боль разрывала меня на части. Ведь решив дать второй шанс людям, принять и поверить в их искренность и заботу, на самом деле я дала этот шанс себе и… вновь проиграла.

Эта ночь должна была стать для меня особенной во всех смыслах. Сегодня Гарик, мой противный сводный брат, обещал прийти в мою спальню и оттрахать как заправскую шлюху. Я же мысленно поклялась себе, что отомщу за все унижение, которые мне пришлось испытать в этом доме. Отомщу и сбегу. До моего семнадцатилетия оставалось две недели. Я решила, что смогу год продержаться в бегах, чтобы обрести свою желанную свободу и не вернуться в детдом.

Покрутив в руках серебряную зажигалку, я пригладила волосы и только сейчас заметила, что пока пребывала в своих мыслях, на землю опустилась ночь. Долго ждать Гарика не пришлось. Как только старинные часы в гостиной на первом этаже пробили два ночи – Гарик зашел в мою спальню и закрыл за собой дверь на замок.

– Ждала меня? – расплылся в улыбке он, посверкивая глазами. – Вижу, что ждала. Даже двери не закрыла, Дашенька. Умная девочка. Если ты будешь послушной, обещаю не делать тебе больно, и мы оба получим удовольствие. Ты ведь будешь послушной девочкой?

Гарик медленно приближался к кровати. Он на ходу расстегнул и скинул рубаху. Не смотря на то, что Гарик был всего на два года старше меня, выглядел он не в меру крупным и высоким. Его обрюзгший живот и грудь покрывали темные волоски. Тошнота вновь подкатила к горлу, и мне пришлось зажать рот рукой.

Заметив мой взгляд, брат небрежно бросил:

– К чему все эти ненужные прелюдии, правда? Мы оба знаем, зачем я сегодня здесь.

Вся решимость, что я накопила долгими днями, куда-то улетучилась в тот момент, когда под весом Гарика пружины жалобно застонали и прогнулись.

Его ладони ухватились за мою грудь и стали грубо мять, вызывая тупую боль вперемешку со жгучей ненавистью. Даже сквозь ткань футболки я чувствовала, какими потными были его руки.

Меня передернуло.

Гарик видимо воспринял мою дрожь, как признак нечто иного. Он довольно хмыкнул и тут же нащупал своим мокрым ртом мои губы. Я крепко сжала их, стиснув зубы так, что у меня свело челюсти.

Гарик облизывал мои губы, посасывал их, настойчиво и требовательно, толкался внутрь рта языком. И каждый раз, когда натыкался на плотно стиснутые зубы, издавал нечто похожее на глухой рык.

– Открой их для меня, Даша, – шептал он в перерывах между поцелуями.

Я зажмурилась и сглотнула. Единственное, что сдерживало меня от потери сознания – мысль о предстоящей мести.

– Ну и черт с тобой! – вдруг взревел Гарик, прерывая поцелуй.

Его черные глаза были полны вожделения и злобы. Он одним резким движением дернул мою футболку, разрывая ее пополам.

Я охнула и прикрыла грудь.

Гарик облизнул губы. С первой же попытки ему удалось расцепить мои ладони, стащить бюстгальтер и начать облизывать грудь. Брат устроился между моих ног, придавив меня к кровати своим тяжелым телом, словно колодой. Я не могла даже пошевелиться.

Когда он добрался до джинсов и стал стягивать их с меня, паника прорвалась наружу:

– Я буду кричать! Отец услышит и тебе не поздоровится!

Эти слова еще больше раздразнили медведя, на которого вдруг стал похож мой сводный брат.

– Никто тебя не услышит.

– Почему?

– Сегодня за ужином я случайно пролил флакончик успокоительного в заварник.

– О…– протянула я. – Это неправда!

– Правда. Они все спят. А ты покричи для меня, шлюшка. Покричи.

Гарик просунул руки под меня и сильно сжал ягодицы, я прикусила губу, чтобы не взвыть от боли. Все мои надежды на месть разбились также жестоко, как и всегда до этого.

Меня никто не услышит!

Отец не придет на помощь, не увидит Гарика, не выгонит Анжелу из дому…

Я пропала!

Надо было кричать, надрываться, визжать, попробовать спастись, но я молчала. Оцепенение оказалось внутри меня, как сочная груша, что я съела сегодня днем.

– Расставь для меня ножки.

Я по-прежнему лежала неподвижно. Будто и не я это вовсе, а сломанная кукла, которой оторвали голову. Нечаянно.

Где-то за окном громко ухнул филин. Даже почти спящий осенний лес полнился звуками. В комнате горел только маленький тусклый светильник, отчего по потолку ползли черные тени. Рваные, странные, они напоминали мне аллигаторов – такие же хищные и безобразные.

Если бы тени могли жить, я бы попросила у них помощи.

Тот, кто продолжал лапать мое тело, попытался разорвать молнию на джинсах. Мне надо было закричать, лягнуть его в живот и вырваться или же откинуть голову назад, смириться и раздвинуть ноги. Вместо этого я забыла, что значит двигаться. Замерла. Застыла. Умерла.

Мне словно перерезали горло.

Я не знала как это – дышать.

– Ты не представляешь, как долго я этого ждал. Сколько раз я представлял себе, как это будет, Даша. Да я мысленно трахал тебя, каждый раз, бл*, как толкался в простыни!

Гарику удалось справиться с моими джинсами. С хлопающим звуком они глухо приземлились на пол.

Даже когда его руки жадно скользнули за край моих трусиков, я осталась холодной. Я даже не могла закричать.

Ничего не могла!

Словно все силы, стремления, порывы – все бесследно было выкачано из моего тела. Исчезло. Растворилось. Погибло. Осталась только душа, которая забилась в дальний угол груди и с возрастающим ужасом наблюдала за происходящим со стороны.

– Недаром мамка с Ромой говорили, что твоя мать была шлюхой. И я не ошибся, ее гены действительно возымели на тебя аналогичное влияние, – Гарик противно хрюкнул от смеха, полностью стянув с меня трусы.

И в этот же момент меня словно молнией ударило.

Вернулось запахи, чувства, звуки.

– Не смей так говорить о моей матери! – я извернулась и с силой пнула брата коленкой в живот.

Гарик охнул, кубарем скатился с кровати. Пока он матюкался, я вскочила и бросилась к двери.

Лишь бы добежать и успеть позвать на помощь! Лишь бы…

Гарик настиг меня точным ударом в спину. Колени хрустнули, когда я рухнула на четвереньки. Я глотнула воздуха с привкусом крови.

– Вставай, курва! – нога Гарика остановила свой размашистый полет под моими ребрами. Судороги сотрясли тело, будто удары электричества. – Я сказал, поднимайся! – второй удар оказался еще точнее, жестче, резче.

Я вновь не я, а просто клубок боли.

И я вновь не могла дышать.

Завалившись на бок, мне показалось, что я едва не сбила стену, но она напружинилась и устояла. А вот я нет.

Внутри все омертвело, покрылось коркой льда, разошлось по швам и сквозило через множество образовавшихся во мне дыр.

Я сито, через которое решили просеять боль.

Я ткань, пропущенная через производственную машинку, истыкана десятками иголок.

Я умерла.

Я умерла?

Поняла, что еще нет, когда Гарик рывком поставил меня на ноги, удерживая за волосы. Он намотал мою косу на кулак, через туман из слез, я заметила звериное торжество, что застыло на его лице.

– Даже сейчас, когда ты харкаешь кровью, я хочу тебя больше, чем что-либо в своей жизни! – прошипел он. – Бл*, что ты со мной сделала, ведьма?!

Я не знала, как долго смогу задерживать дыхание. Стены уже разъехались по бокам и начали заваливаться на меня. Перед глазами поплыли разноцветные круги.

– Ты никогда этого не забудешь, маленькая шлюшка!

Мои губы превратились в два камня – тяжелых, массивных, неповоротливых. Даже если мне и хотелось что-то сказать в ответ – я не сумела бы сдвинуть эти камни с мертвой точки.

Пол куда-то провалился.

А потом ударил меня болью по коленам и локтям. Гарик с силой дернул мою косу, голова запрокинулась. В ягодицы толкнулась большая, твердая палка. По моим бедрам заструилось что-то обжигающе горячее.

Меня пронзила настолько острая боль, непохожая на все, что я испытывала ранее. Я не могла пошевелиться. Хотя стены и пол подо мной настойчиво раскачивались, будто качели в парке развлечений.

Через несколько толчков мир для меня потемнел, и я провалилась в пустоту.

***

Все еще содрогаясь в рыданиях от пережитого, я подтянула колени к груди и огляделась – та же комната, только пустая. На стене напротив – календарь, где обведена та же дата, что и тогда.

Я все еще продолжала мысленно твердить себе, что это невозможно. Что я не могла вернуться в прошлое, даже воспользовавшись порталом древних рун для перехода! Но все казалось таким реальным и жутким, что мне непременно захотелось выцарапать собственные глаза, чтобы не видеть происходящего.

Я потянулась к предплечью – ущипнуть и проснуться, но рука, наткнувшись на воздух, прошла мимо.

Двери резко скрипнули и в комнату вошла девочка. Она была в джинсах прямого покроя и тенниске на размер больше. Черные волосы туго заплетены в косу, янтарные глаза пылали гневом такой силы, что мурашки прошли по моему позвоночнику.

– Нет! Нет-нет! – заплакала я. – Не надо!

Девочка с разбегу плюхнулась на кровать, зарывшись носом в подушку.

Меня вновь стало втягивать в ее худенькое тельце.

– Пожалуйста, не надо!

– Глупый маленький мор. Ты сделала неправильный выбор и понесешь наказание…

Глава 8

Неминуемое падение

Рита судорожно вцепилась пальцами в простыни, скомкав их. Вот уже несколько мучительных минут она, затаив дыхание, прислушивалась к звукам.

Очень хорошо было слышно, как Брагин спустился вниз, щелкнул замком и открыл дверь. А дальше…

Сплошная тишина, которая не хуже молота била по ушам.

Рита облизала пересохшие губы. Неужели она оказалась права и к Федору пришла любовница?

Даже от секундного допущения такого, внутри все ухнуло, будто бы тело вдруг опустело.

А, в общем-то, разве можно было рассчитывать на что-либо другое? Она же и до этого знала, что Федор не из тех мужчин, кто может преспокойненько довольствоваться одной женщиной в постели. Так почему же сейчас до остановки сердца ей хотелось поверить в обратное?

Рита тихонько посмеялась над своей глупостью и наивностью.

А ведь раньше ее с трудом можно было даже рядом поставить с такими характеристиками. Все эти черты были чуждыми, больше подходящими Дашке-дурашке, но никак не расчетливой и свободолюбивой Рите.

Так что же переменилось меньше чем за сутки?

Может, послать все к черту и перестать заниматься промывкой своих же мозгов? Недаром же все ее считали расчетливой, эгоистичной стервой! Так долго стараться нарастить необходимую броню и меньше, чем за сутки ее растерять? Вот уж нет!

Рита подсобралась, со злостью стиснула зубы и села. Мебель в спальне медленно плыла перед ее глазами, а неприятный жар целиком заполнил тело. Будто вместо крови в ее жилах теперь текла жгучая лава.

Горячка!

Рита застонала. Она откинула липкие пряди со лба и потрогала вспотевший лоб, явственно почувствовав, насколько неприятны ей касания собственных холодных пальцев. Вот если бы вместо них прикосновения дарили теплые руки Брагина…

Абсолютно точно у Риты поднялась температура, вожделение с которым она вспоминала мужчину, здесь было совсем не причем.

Надо же дойти до такого! Она скрипнула зубами. Расфантазировалась о мужчине, который в эту самую минуту жадно лапает другую! Да именно так!

Рита встала и решительно воззвала к своему благоразумию. Нет, она не паниковала, просто это щемящее чувство внутри груди появилось так внезапно и росло с безобразной скоростью, как только Брагин оказывался рядом! И все было отлично. Даже прекрасно. Ночь. Утро. Блинчики. Поцелуи.

А стоило Федору уйти – волшебство рассеялось. Риту захлестнула волна противоречий. Стало невообразимо холодно и… одиноко. И когда только она позволила себе углубиться в этот гребаный самоанализ?! Не могли же все ее представления о жизни так мгновенно измениться!

И что послужило катализатором столь странной для нее реакции?

Брагин?

Секс?

Секс именно с Брагиным?

Вероятнее всего ни то, ни другое и ни третье. Рита истерично хихикнула. Определенно всему виной простуда. Жар. Вирус. Слабость.

А вдруг увлеченность хирургом уже переросла во что-то большее?

Ей стало тяжело дышать. Даже мурашки побежали по коже. Рита была никак не готова к этому.

У выхода из спальни она замешкалась, на долю секунды позволив себе прислониться лбом к прохладному дверному косяку. Необходимо было собраться с мыслями, придумать веское оправдание своему уходу. Позорным бегством от мужчин Рита никогда не занималась, поэтому и начинать не хотелось.

Да, черт побери!

Рита стиснула кулаки, усилием воли она заставила себя оторваться от стенки и, слегка пошатываясь, поплелась к лестнице, ведущей на первый этаж. Она больше никогда не будет пытаться отыскать себе оправдание, чтобы не поблекнуть в глаза Брагина! Зачем? Ведь между ними нет ничего такого, что необходимо было бы оберегать и лелеять. Ничего серьезного. Просто секс.

Рита подавилась злостью и чуть не закашлялась.

Прямо сейчас она своими собственными глазами увидит истинную сущность Брагина, чтобы больше никогда в жизни не подпускать его к своему сердцу. Только холодный расчет, ничего более!

На подкашивающихся ногах, Рита тихонько спускалась по лестнице. Шла она бесшумно, стараясь плавно переносить вес с пяток на носки, не спеша. Боялась быть услышанной и не увидеть желаемого спектакля, который уже раз триста успел прокрутить ее мозг.

Услышав приглушенные голоса, Рита застыла. Она вцепилась в перила так, что костяшки пальцев побелели от напряжения.

И к удивлению голоса были… мужскими.

Она нахмурилась.

Внутри у Риты что-то заворочалось, словно предупреждало ее быть настороже. Она откинула это чувство также легко, как листик с дороги, даже не вняв скребущемуся волнению. Ревность и злость переросли в любопытство такой силы, что Рита не смогла ему противостоять. Да и не хотела.

– Где она? – рявкнул мужчина.

От силы и стали, что прозвучала в этом приятном тембре не Брагина, Рита чуть не осела на ступени. Чувство опасности внутри нее просто вопило, ничуть не хуже сигнализации при взломе.

– Я не понимаю, о чем ты, – спокойно ответил Брагин.

– Ты тоже это чувствуешь, Ди? – зло прорычал мужчина.

Рита не видела его, но этот голос производил на нее неописуемый эффект: колени дрожали, сердце быстро колотилось, хотелось развернуться и убежать, чтобы спрятаться. Пересилив себя, она продолжила спуск. Каждая последующая ступенька давалась так тяжело, словно Рита шла на собственную казнь.

– Да, – глухо прозвучал еще один голос.

Он показался ей знакомым.

«Наверное, это и есть Ди, к которому обращался «Дикий» – так она про себя назвала мужчину, которому принадлежал голос, что заставлял ее трястись от страха.

– Ты чувствуешь, чем от него несет? – требовательно продолжил «Дикий».

– Да.

– Назови.

– Сексом.

Раздалось шипение, а потом звуки борьбы. Рита забыла про осторожность и почти кубарем скатилась с лестницы, ноги заплетались.

Выглянув из-за угла, она влетела в гостиную и тут же застыла, как громом пораженная.

«Что за…»

По полу каталось нечто. Рычало и шипело, шумное дыхание прерывалось ругательствами.

Несколько раз изумленно моргнув, Рита разобрала, что в человеческом клубке был Брагин и незнакомец. Они обменивались короткими ударами.

– Как. Ты. Посмел. Дотрагиваться. До нее. – Между ударами яростно бросал незнакомец.

«Дикий» – сразу же определила она. Господи, как же она была права, назвав его так только услышав голос!

Рите показалось, что угроза, которая исходила от незнакомца, ощутимо повисла в воздухе, а ярость, с какой он наносил удары – могла сразить наповал любого.

Брагин был не менее взвинчен, но в нем не чувствовалось этой звериной решимости и силы. Рита вскрикнула. Этот сумасшедший убьет Федора!

Краем глаза она заметила еще одно движение.

Черная тень отделилась от стены и с ленцой направилась к мужчинам. Рита прищурилась. Тень оказалась мужчиной. Афроамериканцем в деловом костюме.

Вспышка узнавания осенила Риту.

Она уже видела его раньше!

Даже больше! Она с ним общалась почти два месяца назад в больнице, когда к ним привезли девочку-ДТП-шницу!

Господи! Это был психиатр! Адиса!

Никто из мужчин не замечал ее, словно Рита превратилась в маленькое пятнышко. Она находилась в таком потрясении, что не смогла бы четко сосчитать до десяти, если бы кто-то сейчас попросил ее об этом.

Дикий оседлал Федора, вперив колени в его плечи, и впечатал кулак в лицо. Брызнула кровь.

– Где она? – рычал незнакомец. – Ты с ней переспал?

Брагин скривил окровавленные губы в усмешку.

– Выходи, шлюха! – еще громче взревел незнакомец. Он занес руку для очередного меткого удара. – Иди сюда!

– Хватит! – взвилась Рита.

Дикий резко обернулся и впился в нее тяжелым взглядом.

Рита попятилась. В ее грудь ударилась волна чистой ярости, исходящая от мужчины. Он походил на пьяного или безумного, взгляд был затуманен, дезориентирован… Но при всем этом…

Боже, как же он был красив!

Настолько безупречное лицо, что Рите пришлось растерянно протереть глаза. Высокие скулы. Волевой подбородок. Губы, сейчас крепко сжатые, но от того не менее притягательные. Густые, слегка волнистые волосы. Они растрепались, словно кто-то специально запустил пальцы в его шевелюру и взъерошил ее.

Впечатляющее тело. Ничего лишнего: крепкое сложение, натренированные мышцы, выверенные движения.

Рита не знала, как себя вести. Мужчина смотрел на нее, будто удивился самой возможности ее существования! Зеленые, почти до черноты, глаза гипнотизировали. Рита поежилась, казалось, что в его глазах вспыхивали зловещие огоньки, а сам взгляд сделался таким странным, будто смотрел сквозь нее.

Черт, три пары мужских глаз уставились на нее! Повисла напряженная тишина.

– Ты кто? – опомнился незнакомец.

Рита отшагнула назад:

– Видимо, та шлюха, которую ты звал, – растерянно пробормотала она, даже не задумываясь о смысле сказанного.

Дикий удивленно изогнул брови. Тревога набатом била ее в грудь, приказывала бежать, но ноги приросли к паркету.

– Рита, уходи! Быстрее! – приказал Брагин.

Он попытался сбросить с себя Дикого. Тот окинул его коротким, растерянным взглядом, будто и вовсе забыл о недавней потасовке. Легко, без видимых усилий незнакомец вскочил на ноги. Казалось, он потерял к Федору всякий интерес, переключившись на Риту. Ей же захотелось провалиться сквозь землю. Желательно сию же минуту!

– Ри-та, – предвкушающее оскалился Дикий. – Ты будешь более разговорчив, если я немного поиграю с твоей рыжей шлюшкой?

Она поняла, что вопрос предназначался Федору и тяжело сглотнула. Взгляд, которым незнакомец прожигал ее, приближаясь, не предвещал ничего хорошего.

Брагин выругался:

– Ты не посмеешь!

Дикий расплылся в безумной улыбке:

– Ты, правда, так считаешь?! – он подошел к Рите почти вплотную и шумно втянул носом воздух. – Либо говоришь мне, где она, либо рыжик в носках ощутит всю полноту моей доброты.

Рита содрогнулась. Сейчас она была готова поверить любой угрозе, прозвучавшей от этого мужчины. Такие, как он не умеют шутить, мрачно подумалось ей.

– Ян, что ты задумал? – нахмурился Адиса, одним твердым движением он обхватил Риту за талию и задвинул себе за спину.

Сразу стало поспокойнее. Хотя сигнализация внутри нее не замолкла. Рита попыталась отдышаться и несмело выглянула из-за мужского плеча.

– Рита, беги! – выкрикнул Брагин, кидаясь на Яна.

Ноги сами понесли ее из комнаты.

Она почти взлетела на второй этаж, когда то, что донеслось до ушей сквозь шум от борьбы, заставило молниеносно поменять решение.

– Кенгерлинский, остынь! – кричал Адиса. – Ты опять промахнулся! Ее здесь не-е-ет!

– Заткнись!

Рите показалось, что в ее голове щелкнул выключатель.

Неразбавленная ярость затопила ее сознание. На мгновение мир сгустился до одной единственной мысли: «Кенгерлинский. Здесь».

Рита даже не заметила, как вновь оказалась в гостиной. Ее настиг неприятный визг, несколько вдохов потребовалось, чтобы понять – звук принадлежал ей.

Это был даже не крик, а воинственный клич. Он шел из такой глубины души, что Рита не смогла совладать ни с ним, ни с телом. Ее вели инстинкты.

Все вокруг смотрелось, как нелепые стоп-кадры. Она видела, как медленно вытянулись лица мужчин в изумлении, как Адиса и Брагин отшатнулись от Дикого…

А потом…

Рита с разбегу запрыгнула на Кенгерлинского, оплела ногами его талию и вцепилась в лицо, словно дикая кошка.

Стоп-кадры ожили, и все завертелось с бешеной скоростью.

Явно не ожидав такого поворота событий, Кенгерлинский не устоял на ногах и упал на спину. Раздался грохот. Рита сжала его шею, почувствовав, как кадык под руками дернулся в глотательном движении.

– Кенгерлинский! – вопила Рита, став хлестать его по щекам. – Где моя подруга?! Что ты с ней сделал, ушлепок маньячный?!

Он широко открыл рот, а потом закрыл его, промолчав.

Рита взвыла.

– Где ты ее держишь, похититель хренов?! Молчишь? – Она полоснула ногтями по его груди. – Что, нравится, когда девушки сверху? Ты мне ответишь за подругу!

Рита замахнулась для следующего удара. Кенгерлинский словно проснулся и среагировал молниеносно. Он крепко перехватил ее запястья и зашипел. Послышался хруст. Рита вскрикнула и почувствовала, как по щекам заструилось что-то мокрое.

Она плачет?

Мужчина отпихнул Риту от своего тела с такой силой, что она пролетела несколько метров и впечаталась в стену.

Гул набросился на ее виски, будто пытался продавить череп.

Рита зажала голову ладонями и подтянула колени к груди.

– Твоя сучка бешеная! – озадаченно сказал Кенгерлинский, поднимаясь на ноги. – Держи ее при себе или я за себя не ручаюсь.

– О, Господи, как ты?! – Брагин присел рядом и взял ее лицо в ладони. Внимательно и обеспокоено вгляделся в глаза. – Считай ты труп, Кенгерлинский.

– Так и считаю, – вздохнул он. – Уже даже и сбился со счета сколько раз.

– Перестань паясничать, Ян! – сказал Адиса. – На этот раз ты перегнул палку! Это же девушка, а не кегля, чтобы так бросаться!

– Я не ожидал, что получится так… сильно, – пробормотал Ян, немного растерянно приглаживая волосы, а потом вдруг опомнился и встряхнулся, будто отогнал мысли. – А впрочем… это неважно, сама напросилась. Идиотка бешеная. Где Даша?

Рита покачала головой. От этого простого движения ее тут же замутило. А вид разбитого лица Федора прямо перед глазами и стойкий запах крови, заставил еще больше взбунтоваться желудок.

– Да она сейчас блеванет! – скривился Ян. – Я на это смотреть не буду!

Губы Брагина превратились в тонкую линию. Он осторожно приподнял Риту на руки и аккуратно, будто она из дорогого фарфора, положил на диван. Комната кружилась, но Рита боялась закрыть глаза, чтобы не упустить что-то важное. Ярость, которая несколько минут ранее бунтовалась в ее теле – пропала без следа.