Текст книги "Иди ты... в жёны (СИ)"
Автор книги: Тата Кит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Глава 31. Любовь
Глава 31. Любовь
Мы с Сашей, плечом к плечу, шли по деревне. В голове я перебирала варианты, куда можно сходить и встретить надвигающийся закат. До него, правда, ещё несколько часов, но, всё равно, закат не за горами.
О, кстати…
– Поднимемся на тот холм? – спросила я у Саши, который шёл рядом, спрятав руки в карманы шортов и, задумчиво глядя себе под ноги.
– А что там? – он посмотрел в сторону высокого холма за деревней, на вершину которого вела десятилетиями вытоптанная тропинка.
– Ничего. Просто оттуда открывается красивый вид на нашу деревню, реку и поля за ней.
– Ягоду там собирать не надо никакую? – спросил Саша, подозрительно сощурившись.
– Не надо, – хохотнула я и тут же добавила. – Нет, ну, если, конечно, найдём…
– Под ноги смотреть не будем. Пошли.
Саша взял меня за руку, переплел наши пальцы и повёл за собой так, будто это он тут местный.
На нас смотрели люди, встречающиеся на пути.
Ну как – на нас? На Сашу. Смотрели, как на диковину какую-то. Будто быть такого не может, чтобы у Любки мужик был.
Честно говоря, я и сама немного в шоке от этого обстоятельства.
– Ты куда засмотрелась? – тихо спросил Саша у самого уха.
– Да так, просто… Смотри, какие цветы красивые в палисаднике, – я кивнула в сторону небольшого домика, у которого стоял низкий заборчик. Старого штакетника местами не хватало – как у старика зубов. Но все недочёты скрашивали цветы, щедро цветущие яркими красками.
– Что за цветы? Здоровые какие!
– Георгины. Бабушка их очень любила. Помню, как каждую весну вытаскивали из подполья всякие тазы, баки, вёдра, в которых она хранила клубни цветов в песке. Дед каждую весну обещал их выбросить, – я улыбнулась, вспоминая их ежегодные перепалки, которые казались обязательной традицией, ибо без них ни разу не обошлось.
– Давай сорвём.
– Нельзя. Это же чужое.
– Ты знаешь, кто здесь живёт?
– Баба Аня. А что? Судя по выражению твоего лица, ты что-то задумал. И отговаривать тебя бесполезно… – договаривала я уже в пустоту, потому что Саша, широко шагая рванул к домику и, зайдя в палисадник, постучал в окно.
– Саш, может, не надо? – шепотом попросила я, неловко переминаясь с ноги на ногу.
– Пять сек, – только и бросил он.
В окне одернулась занавеска, баба Аня неприветливо посмотрела на нас и, надев очки, висящие на шее на цепочке, открыла окно.
– Чё надо, молодёжь? – несколько ворчливо поинтересовалась она.
– Здравствуйте, – я улыбнулась так, чтобы по моему лицу было понятно, что я заранее извиняюсь.
– Здрасьте! – широко улыбаясь, Саша всем видом показывал, что ему извиняться не за что. – Могу я сорвать у вас цветы для своей прекрасной дамы?
Баба Аня окинула его придирчивым взглядом, нахмурив седые брови. Сначала она смотрела на него словно исподлобья, а затем сверху вниз, как если бы пыталась вчитаться в текст мелким шрифтом, читая его с вытянутых рук.
– Любка, твой малахольный, что ли? – обратилась она ко мне, совершенно игнорируя Сашу.
– Мой, – смущенно улыбнулась я.
– Ладно, – вздохнула она, теперь обращаясь к Саше. – Только срывать тут мне ничего не вздумай. Сейчас секатор принесу, срежешь, сколько тебе надо, герой-любовник, – с лёгкой улыбкой закончила она. Скрылась в доме и через несколько секунд вернулась к окну, из которого подала Саше секатор. – Не сломай мне там ничего.
– Ага, – Саша старательно срезал цветок за цветком, пытаясь составить букет из огромных цветов георгинов. От белых до темно-вишневых. Шаровидные, бахромчатые и, конечно, игольчатые. В детстве я их называла лохматыми.
– Вон те рыжие возьми, – советовала баба Аня. Оперлась локтями о подоконник и с весельем в глазах наблюдала за Сашей. – К Любкиным волосам хорошо будет.
Саша срезал для меня цветы с выражением лица профессионального флориста.
– Хватит, – с лёгким смешком попросила я, понимая, что букет уже вышел огромным, а в палисаднике почти не осталось цветов.
– Последний, – Саша срезал красный бахромчатый георгин с белыми краями и отдал бабе Ане секатор. – Баба Аня, – обратился он вдруг к ней. – Сколько с меня? Только вы шёпотом.
– Отстань! – она нарочито психанула, махнув на Сашу рукой.
– А чего вам не хватает в доме? Может, из бытовой техники что-нибудь? – Саша не собирался отставать.
– Да всё у меня есть, отцепись, ненормальный. И выйди из моего палисадника.
– А если честно. Ну, так… Просто поделиться. Может, стиральная машинка плохо стирает? Или плита старая, духовка не работает?
– Нормально у меня всё с плитой. А то, что духовка не работает, так мне стряпать не для кого. И одной конфорки мне хватает. Дети и внуки только по праздникам приезжают… – баба Аня вдруг осеклась, подзависла и строго глянула на Сашу. – Отстань, сказала!
– Спасибо! – широко улыбаясь, Саша вышел из палисадника и преподнёс мне букет. – Всё для тебя!
– Рассветов и туманов было бы достаточно, – увесистый букет оттянул руки. Пришлось обнять его покрепче. – Спасибо, – поблагодарила я бабу Аню.
Мы с Сашей пошли дальше – к холму. Заметив, что мне тяжело, Саша забрал букет и понёс его сам. Снова переплел наши пальцы.
– Прости за маму, – произнесла я смущенно. – Она иногда такая… мама.
– Забей, – усмехнулся он. – В сравнении с моей мамой твоя одарила меня комплиментами.
– Я, конечно, согласна, что Эльвира Марковна не подарок, но не думаю, что она настолько плоха.
– Ну, для меня она, конечно, хорошая. Самая лучшая, можно сказать. Но то, как она относится к другим людям, часто заставляло чувствовать себя неловко и неудобно перед друзьями. А потом я перестал приглашать к себе гостей. Хотя, они и сами не горели желанием после знакомства с мамой.
Честно говоря, я до последнего надеялась, что его мама такая подчеркнуто холодная только с подчиненными своего мужа. Чтобы те не думали, что через неё можно добраться до него. Но, оказывается, это стиль её общения абсолютно со всеми.
– Давай, помогу, – Саша, идущий чуть впереди по узкой тропинке на вершину холма, остановился и обернулся ко мне. Протянул руку ладонью вверх и, дождавшись, когда я вложу его ладонь свою, помог мне не свернуть ноги на булыжниках. – Нам реально до самого верха нужно подниматься?
– А как же? Самый лучший вид открывается только с вершины.
– Меня и не самый лучший устроит.
– Ты высоты боишься?
– Я в тапочках, которые мне приходится держать пальцами ног, чтобы не потерять их.
Я посмотрела на его ноги и лично убедилась в том, что он держит тапочки, крепко вцепившись пальцами ног в их край.
– И над чем ты смеёшься? – недовольно вздохнул Саша.
– Да так… вспомнила, как раньше пацаны так же носили тапочки, которые им большие.
– Они мне, кстати, реально большие.
– Сам такие выбрал.
– Остальные меньше моего размера были. И женские.
– То, что они фиолетовые, не делает их женскими.
– Разумеется. Но цветок и стразик делают.
– Убедил.
Так, препираясь ни о чем, мы добрались почти до вершины холма.
– Давай, сядем здесь, – предложила я, указав на старую, брошенную здесь бетонную опору ЛЭП.
– Мы же ещё не дошли до верха.
– Там сильно высоко. Здесь уже вид хороший.
– Тут осталось метров десять.
– А я устала и хочу сидеть здесь. К тому же, там нет такого удачного места, чтобы удобно расположиться.
– А я смотрю, сюда не только мы ходим, – хмыкнул Саша, кивнув на шелуху от семечек в потоптанной ногами траве.
– Конечно. Это популярное в деревне место. Садись. Посидим, пока нас местная молодёжь не выгнала, – я похлопала по старому бетону рядом с собой. Саша сел, а я забрала у него букет георгинов и положила к себе на колени. – Отсюда лучше всего наблюдать закат. А ещё в пасмурную погоду видно, как оттуда на деревню надвигается дождь. Тучи обычно оттуда приходят.
Я показывала на далекий горизонт перед нами. Там, за рукой, за старыми пашнями и за похожими с нашим холмами виднелся край земли, видимый нам.
Порыв теплого ветра мягко коснулся лица, колыхнул волосы и поднялся выше по холму.
Мы с Сашей несколько минут сидели, сохраняя задумчивое молчание. Смотрели далеко перед собой и, наверное, не думали ни о чем другом, кроме того, насколько огромны просторы перед нами.
– Хорошо здесь, – тихо обронил Саша.
– Угу, – я положила голову на его плечо и расслабилась.
Саша повернул ко мне лицо. Едва заметно улыбнулся уголками губ и чмокнул в кончик носа.
Мы снова стали наблюдать за прекрасным вокруг нас. Высоко-высоко в небе с редкими белоснежными облаками появился самолёт, оставляя за собой белый след. Внизу, только что перебредя через реку, в деревню возвращалось стадо коров – скоро вечерняя дойка. В моём детстве стало было значительно больше. А ещё были кони. Да и холм этот почти не бывал пустым…
– Ты же понимаешь, что скоро тебе придётся закончить свои деревенские каникулы? – обратилась я к Саше.
– Следующим летом приедем, – с лёгкостью ответил он. – Ты же со мной? В город, – уточнил он, повернувшись ко мне.
– Ты всё настаиваешь на том, что я должна вернуться в фирму?
– И это тоже, – вздохнул он. – Но теперь меня больше заботит, чтобы вернулись в город вместе.
– А работа?
– А что работа? Я вернусь к своему бизнесу, а папа сам решит, что ему делать со своим.
– Смотрю, ты уже не настаиваешь на том, чтобы я заняла кресло руководителя папиной фирмы, – с улыбкой подметила я. – Сдаёшься?
– Хочу, чтобы ты сама решила, что для тебя лучше. Понятно, что лучше всего тебе будет со мной, – протянул он с пафосными нотками. – В общем, решать, в итоге, тебе. А хочешь, вообще не работай. Я всё устрою.
Улыбнувшись, я положила подбородок на его плечо и засмотрелась в безмятежно наблюдающий за горизонтом мужественный профиль.
– Почему ты раньше не говорил, что ты такой милашка-очаровашка?
– Просто раньше ты не видела меня без трусов.
– Хочешь сказать, что ты сейчас без них?
– Я бы даже сказал, что я на пике своего очарования, – хмыкнул он и прижался своей щекой к моему носу. – Так что, поедешь со мной? Вместе?
– Я подумаю. Может, и поеду. Лето ведь однажды кончится…
Глава 32. Санька
Глава 32. Санька
– Санька!
Я вздрогнул и одновременно проснулся от того, что кто-то с силой ткнул меня в бок.
Стоило разлепить глаза, как я сразу увидел нависшего надо мной, ещё секунду назад спящим, Любиного отца.
Он смотрел на меня с претензией.
– Что… что случилось? – я попытался включить хоть одну извилину. Проморгался, посмотрел по сторонам. Люба спала рядом, отвернувшись от меня, но головой на моей руке.
Пожаром в доме не пахло, потопа я не ощущал.
– Пошли шифер на бане поменяем, – громким шёпотом позвал за собой Александр Олегович.
– Какой шифер?... В пять утра?!
Я ошарашенно перевел взгляд с Любиного отца на часы и обратно.
– А когда? – посмотрел он на меня как на дурака. – Потом жарко будет, да и мошки загрызут. Светло же уже на улице. Я тебя, вообще, в четыре поднять хотел, да мать не дала. Вставай давай, да пошли! – чертыхнулся он, уже теряя терпение.
Я проводил будущего тестя взглядом. Повернулся к всё ещё спящей Любе и аккуратно вытянул из-под неё свою руку.
С секунду подумав, вновь завалился обратно в постель. Обнял Любу, притянул к себе и зарылся носом в её волосах. Глубоко вдохнул, выдохнул и почувствовал, что начал засыпать.
– Иди, – Люба вяло похлопала меня по руке. – Он не отстанет, – добавила она сонно.
Я притворно захныкал. Приподнялся на локте и прикусил Любино плечо, но тут же оставил на месте укуса поцелуй.
– Почему этим нужно заниматься в такую рань?
– Папа тебе только что дал пару весомых аргументов. Скажи «спасибо», что он тебя не на рыбалку приглашает. Он бы тебя в четыре поднял, и никакая мама его не остановила бы.
Я ещё на пару секунд обмяк рядом с Любой и, собрав всю волю в кулак, наконец, выбрался из-под одеяла.
Люба тут же вольготно развалилась на полуторке, которую мы делили несколько ночей. Сквозь ворох рыжих пряжей я заметил хитрую довольную полуулыбку.
– Это ты его подговорила?
– Нет, но спасибо ему, – протянула она с довольной ухмылочкой, при этом даже не открыв глаза.
Нарочито обидевшись, я укусил её задницу через одеяло.
– Ауч! – встрепенулась Люба. Пнула меня под зад и, послав воздушный поцелуйчик, вновь завалилась спать.
Пришлось взять со спинки старого стула у стены футболку и шорты. Одеться и выйти из комнаты, дверью в которой служили шторы.
На диване в гостиной никого не было. Зато на кухне обнаружилась Любина мама, которая уже что-то стряпала в такую рань.
– Доброе утро, – произнес я с улыбкой и взъерошил свои волосы, при этом ища глазами, что бы закинуть в рот.
– Доброе, – буркнула женщина. Вздохнув, откинула вафельное полотенце с тазика, стоящего на табуретке. В нём я увидел сосиски в тесте и, честно сказать, окончательно проснулся, не ожидая увидеть такое в пять утра. Во сколько же она проснулась? Или спала ли вообще? – Бери, – бросила она, кивнув на таз. – А то, смотрю, сам ничё не ешь и Любке моей не даёшь. Совсем исхудала тут с тобой.
– Она в любом весе прекрасна. Уж вы-то, как мать, должны это знать, – я взял две сосиски в тесте и, подумав, прихвати третью. – Спасибо.
– Угу. На здоровье, – это было сказано совсем недоброжелательно. Надеюсь, ни одна сосиска не встанет мне поперек горла.
Я вышел на улицу, уже жуя. Подошёл к бане, к одной стороне которой Александр Олегович уже приставлял какую-то старую деревянную лестницу.
– Ты загорать, что ли, собрался? – хмуро глянул он на меня. – Нормальной рабочей одежды нет?
– Есть ещё рубашка и брюки. Пойдёт? – поинтересовался я.
Тесть многоматерно вздохнул и повел меня за собой на веранду к двери кладовки:
– Пошли, оденем тебя. Кто в деревне в тапках работает? – он ворчал и искал что-то в коробках, покрытых вековой пылью. Из коробки, на которой крупным буквами черным фломастером было написано «на выброс», он достал резиновые галоши и протянул их мне, не глядя. – Вот, держи. Нормальная обувь, – а сам искал в этой же коробке ещё что-то. Через пару секунду вынул какую-то чёрную тряпку. – О! Вот и трёки отцовские сгодились. Держи.
– Не буду! – впечатлений мне хватило уже от поношенных и пыльных галош, перевязанных паутиной.
– Да не ссы ты. Батя в других помер. А эти не жалко будет, если с крыши упадешь и порвёшь.
– А меня жалко будет?
– Одевайся.
Даже есть перехотелось. Оставил сосиски в тесте на столе веранды, а сам, отряхнув от пыли вещи, переоделся в то, что по местным мерам является идеальной рабочей одеждой.
На рефлексе засунул руку в карман спортивных дедовых трико. Я этого не хотел, но нащупал какую-то волосато-лохматую хрень. Надеясь на то, что это не паук, вынул из кармана и, повертев в руке комок какого-то серого пуха, засунул обратно в карман. Может, следующему владельцу пригодится.
Тёзка мой вёл себя так, словно накануне мы обсудили план действий, и я тоже в курсе, как и что тут делается.
Проходя мимо, он сунул мне в руки обрезанную канистру из-под моторного масла, которая сейчас служила ящиком для шиферных гвоздей и молотка. Остановился передо мной, стоя спиной ко мне, долго смотрел на крышу бани и, повернувшись, забрал у меня канистру.
– Чё ты в неё вцепился, как в родную? Надо сначала старый шифер снять, потом новый приколачивать, – ворчал он, унося инструмент на уличный обеденный стол. Вернулся ко мне и, кивнув на баню, коротко скомандовал. – Залезай. Ты шифер снимаешь, я – принимаю.
Сразу залезть на крышу у меня не получилось, потому что, выяснилось, что для начала нужно было установить что-то типа рельсов для того, чтобы сначала спустить старый шифер, а затем поднять новый.
В общем, Александр Олегович начал с конца для того, чтобы прийти к началу. Что ж, тоже подход.
Всё утро мы возились с крышей. Люба и её мама иногда выходили на улицу, смотрели на нас с крыльца, о чём-то общаясь под кружечку чая или кофе. И, наверное, я смотрел на Любу как тот кот из Шрека, раз она в один из моментов спустилась с крыльца, подошла к бане и поднялась по старой хлипкой лестнице на крышу, чтобы дать мне отпить кофе из своей кружки.
– Вот теперь можно считать, что я проснулся.
– Может, ещё чего хочешь? – Люба игриво дёрнула рыжими бровями.
– Может, вынесешь мне чего-нибудь поесть?
– Не могу. Меня мама загонит, – с улыбкой шепнула Люба, чмокнув меня в нос. – Голодный?
– Конечно! Я в пять утра только сосиску в тесте во рту подержать успел. А уже обед, судя по солнцу.
– Так мама же выносила вам сосиски в тесте. Где они, кстати? – Люба обернулась на стол.
– Сосиски в тесте? В тесте! – я шептал громко, как истеричка на грани срыва, и показывал на Любиного отца, который забивал последние гвозди в крышу бани. – Он ещё и чай горячий постоянно пьёт. Когда только наливать его успевает?!
– Сейчас мы накроем стол. У нас с мамой почти всё готово.
– А что там? – я готов был подавиться слюной просто от информации о том, что где-то рядом есть еда.
– Мы с мамой налепили немного пельменей.
– Домашние пельмени? Настоящие?
– Ага. Тебе сколько штук сварить?
– Все! Мне – все!
– Штук с двадцати начнём, ладно. Потом, если что, добавки получишь. Просто там ещё лечо, горлодёр, салат из огурцов…
– Если сейчас начнёт капать с крыши, то знай, что это дождь из моих слюней.
– А ещё мы хлеб сами испекли…
– Это уже контрольный, Любонька.
– Я знаю. Сейчас на стол накроем. Минут пять продержишься? – поинтересовалась Люба.
– Хорош ворковать, голубки. Не для ваших уруру крышу строим. Ну-ка, зятёк, проверь-ка крышу. Крепко, нет, прибили?
– Как проверить? – спросил я у уже спускающегося с крыши вслед за Любой Александра Олеговича.
– Ну как-как? Походи, потрогай, попрыгай, если совсем без башки.
Я просто постоял и поводил по крыше под моими ногами в резиновых галошах взглядом. Визуально она была безукоризненна.
– Нормально всё. Крепко, – я не стал ждать одобрения и сразу слез с крыши. Тестя уже рядом видно не было.
Сняв галоши у нижней ступеньки крыльца, как сделал это тесть, я зашёл в дом и чуть не упал в голодный обморок от аппетитных запах, что сразу ударили мне в нос.
– Мужики, мойте руки и идите на улицу. Мы с Любой сейчас всё принесем.
– Может, что-то попробовать надо? – спросил я, с надеждой глядя на Любовь. – Вдруг недосолили чего…
Сочувствующе и понимающе улыбнувшись, Люба наспех отломила кусок свежего домашнего хлеба, сдобрила его ложкой сметаны, а сверху не пожалела варенья, которое варила вчера.
– Вот, попробуй. Досолила, нет? – она вложила мне в уже широко открытый рот эту пищу богов.
– Ммм! – только и мог я мычать, разжёвывая хрустящую, но нежную корочку хлеба со сливочным вкусом домашней сметаны и сладостью варенья. – Идеально! Вкуснее ничего не ел.
Почти украдкой поцеловал Любу в губы и помыл руки вслед за тестем, который тоже голодными глазами смотрел на кастрюлю с кипящими пельменями, но ничего просить не стал.
– Пошли, Сань, подождём на улице, – позвал он меня.
– Так, может, прихватим с собой что-нибудь? Всё равно же к столу идём, – предложил я.
– Идите! – нетерпеливо гаркнула на нас Любина мама. – И дай зятю какую-нибудь кофту. Там ветер поднимается.
– Пошли. Найдём тебе что-нибудь, – мы вновь оказались у коробки «на выброс». Тесть небрежно порылся в ней и вынул явно очень старый серый свитер. Растянутый, в катышках, подмышка зашита красными нитками швом наружу. – Дарю, – щедро бросил тесть, всучив мне то, что даже в тряпки не годится.
Но мне было плевать. Сейчас я мог думать только о еде, а не о моде. Один чёрт я уже в резиновых галошах, старых трико с вытянутыми коленками и дырками. Так теперь ещё и старый заношенный свитер будет соответствовать созданному моим кутюрье образу.
– Сюда бы ещё шапку «петушок», – пошутил я.
– Ну на, – хмыкнул тесть и тут же достал из коробки красный «петушок».
– Серьёзно?! – хохотнул я, радуясь тряпке как ребёнок.
Надел свитер, шапку, хлопнул в ладоши, выставил ногу, упер кулаки в бока.
– Жених! – усмехнулся Александр Олегович. – Ладно, пошли за стол. А то наши бабёнки сейчас психовать начнут.
Люба и её мама довольно быстро накрыли на стол. И тесть, и я, не сговариваясь, не притронулись к еде, пока за стол не сели наши дамы.
– Ешьте, давайте! Чё ждёте-то?! – бурчала на нас тёщенька. – А тебе чё, зятёк, сильно дует? – поинтересовалась она хмуро, глянув на «петушка» на моей голове.
– Угу, – я уже жевал первый домашний пельмень, умирая и воскресая от экстаза вкусовых сосочков.
– А кто это? – краем глаза я видел, как тёщенька, щурясь, смотрела куда-то в сторону забора. – К нам, что ли? Или к Петьке? Люб, к тебе?
Люба и её папа тоже пригляделись, а меня сейчас ничто не могло отвлечь от пельменей.
Разве что…
– Саш, посмотри, – тихо позвала Люба. – Кажется, это к тебе.
Пришлось и мне поднять взгляд от тарелки и посмотреть туда, куда смотрели все – на подъезжающую и паркующуюся у палисадника машину моей мамы.
Никогда не думал, что мама сможет меня хоть чем-то удивить. Но её появление у забора дома Любиной семьи буквально выбило почву из-под моих ног. Наверное, даже к лучшему, что я сидел в тот момент, когда узнал родительскую машину и увидел выходящего из него маминого водителя.
– Я отойду на минуту, – обронил я, направившись к выходящей из машины маме.
По её лицу, на котором яркими красками отражалось полное отвращение к окружающей обстановке, стало ясно, что по-хорошему мы с ней не договоримся. Но и по-плохому начинать знакомство наших с Любой родителей я тоже не хотел.
Мама, скривив накрашенные темно-красной помадой губы, пренебрежительно осмотрелась вокруг себя. Вдохнула, поморщилась ещё сильнее и, вынув из брендовой сумочки белый платок, демонстративно прикрыла им нос. Уж очень старалась показать, насколько ей всё здесь противно.
– Какими судьбами, мам? – я старался выглядеть дружелюбным, чтобы не накалять ситуацию ещё сильнее, чем это приехала сделать мама.
– Это… Что это?! – кажется, мама потеряла дар речи, стоило ей перевести взгляд с моего лица на то, что на мне было надето. Даже руку с платком от лица отвела. – Что это за мерзость, Саша?! Я тебя спрашиваю! – она кричала так, будто я надел на себя чужую кожу.
– Мам, давай ты успокоишься, и мы поговорим. Это просто одежда. Ты лучше расскажи мне, как ты меня нашла?
– У отца твоего выпытала. Ты же на звонки мои не отвечаешь, – бросила мама, продолжая при этом с ужасом разглядывать одежду, что была на мне. – Какой кошмар, Саша…
– Здравствуйте! – дружелюбно и достаточно мило улыбаясь, к нам вышла Люба. – Проходите к нам, Эльвира Марковна. У нас как раз обед. Гена, ты тоже не стесняйся, проходи, – обратилась она и к водителю.
– Что эта выскочка с тобой сделала, сынок? – мама тотально проигнорировала всё, что сказала Люба. Даже Гена, который буквально мгновение назад улыбнулся и сделал шаг в сторону калитки, чтобы пройти к столу, к которому его пригласили, вернулся назад и, поправив пиджак, застыл столбом, который ничего не видит и ничего не слышит. – Твоего отца у неё окрутить за восемь лет не вышло, она за тебя взялась?
Люба лишь повела бровью, а я ободряюще приобнял её за талию.
Наверное, это даже к лучшему, что Люба хорошо знакома с характером моей мамы и не воспринимает её слова близко к сердцу.
– Мам, её зовут Люба, и ты прекрасно это знаешь. А ещё ты знаешь, что без моего желания никто со мной ничего сделать не сможет.
– А с машиной что?! – вскрикнула мама, с ужасом глядя в открытую калитку, где виднелась моя помятая старым палисадником машина. Мои слова, к слову, мама тоже тотально проигнорировала. – Ты куда-то врезался, у тебя пропала память, а ЭТА воспользовалась и сотворила с тобой ЭТО? – мама демонстративно игнорировала Любу и её приглашение. – Всё никак ей покоя дело твоего отца не даёт, – сокрушалась мама, будто разговаривая уже не с нами, а с видимым только ей собеседником.
– Мама, замолчи, пожалуйста, – я старался говорить тихо и держать лицо, но внутри чувствовал, как собственная мать облила меня помоями. Не представляю, каково сейчас Любе.
– Эльвира Марковна, при всём уважении…
– А мне твоё уважение не нужно, деревенщина. Стой и молчи. С тобой тут никто не разговаривает, – мама горделиво вскинула подбородок и сжала губы.
– Мама, ещё хоть одно подобное слово в её адрес, и мы с тобой серьёзно поссоримся, – холодно произнес я. – Так что тебе лучше сейчас уехать. Я вернусь в город, и мы поговорим. Люба, пойдём, – я крепче приобнял заметно напряженную Любу, и мы с ней повернулись, чтобы уйти.
Но для мамы наш уход не был аргументом для окончания разговора:
– Сынок, а ты не забыл, что тебя в городе невеста ждёт?
