Текст книги "Измена по контракту (СИ)"

Автор книги: Таня Володина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

11. Мазохист

С утра заезжаю на работу – на свою настоящую работу в агентство «Скорпион». Никитос уже на месте, пьёт кофе и читает мой отчёт о вчерашней встрече с отцом Насти. Рассказ про первую любовь Влада я в отчёт не включила. Не знаю почему. Плакала весь вечер, плохо спала. Ненавидела эту гадину.

– Ты в этом поедешь? – Никитос разглядывает мои ноги в коротких шортах и плечи в открытом топике на тонких бретельках.

Лифчика на мне нет.

– Обещают плюс двадцать пять.

Влад опять будет капризничать. Он ненавидит жару. Он любит дожди, туманы и пасмурные дни. Вампирёныш. Белоснежик.

– Отлично выглядишь, Ян. Ты очень красивая.

– Спасибо.

– Я давно хотел тебе сказать… Возможно, ты думаешь, что я подкладываю тебя под Дроздова, и для меня это нормально с точки зрения этики…

Он смущается. Мне хочется хлопнуть его по спине и сказать: «Всё нормально, братан, переспать с Дроздовым – это привилегия, а не наказание», но я молчу. За всю историю наших отношений я много раз причиняла ему боль. Френдзона сама по себе довольно болезненная штука, а уж когда девушка гуляет с мужчинами на глазах «друга» – это вообще жесть.

– Нет, для меня это пипец как ненормально, учитывая мои чувства к тебе, – продолжает Никитос, сцепляя руки. Волнуется. – Но другого выбора у меня не было. Сегодня ночью я вряд ли засну.

Я тоже. Получится у меня соблазнить Влада или нет – в любом случае мне предстоит бессонная ночь.

– Надеюсь, завтра всё закончится, и мы забудем эту мерзкую историю, – говорит он. – Попрощаемся с рыжей Настей и будем работать как раньше.

– Я тоже на это надеюсь. Кропоткин меня прессует. Хочется уже швырнуть деньги ему в харю и закрыть эту тему, – признаюсь я. – И не переживай, Никита, я сама согласилась переспать с Владом. Для меня это не трагедия, мы же все взрослые люди, решения принимаем самостоятельно. Ты ни в чём не виноват. Я даже благодарна тебе, что ты дал мне возможность заработать крупную сумму.

Он выдыхает, словно ждал этих слов.

Потом говорит деловым тоном, передавая мне планшет:

– Ладно, тогда смотри. Вот план турбазы. Ваша компания будет жить в коттедже с четырьмя спальнями. Одна большая на первом этаже, она примыкает к гостиной, и три поменьше на втором.

– Откуда ты знаешь?

– С Настей вчера обсуждали. «Питерстрой» всегда ездит в одно и то же место. В юбилеи приглашают жён и мужей, но в этом году дата не круглая. Так вот, Влад будет спать на первом этаже, а на втором – Грушин в отдельной комнате, и девочки по двое в каждой спальне. Кроватей там достаточно.

– И с кем я буду спать?

– С Василисой, потому что Мадина и Наташа из бухгалтерии дружат и сто процентов захотят спать в одной комнате.

– Прекрасно! – вырывается у меня.

– Она тебя так бесит?

– Нет, просто мне нужно будет уйти ночью к Владу. Вдруг она помешает?

– Не вздумай покупать клофелин! – мрачно шутит шеф.

Я закатываю глаза. Стоило один раз приколоться на тему снотворного, как он начал меня троллить.

– Надеюсь, она напьётся и вырубится, – говорю я.

– Не переживай на её счет, она тебе не помешает. Главное – не забудь установить камеру в спальне Дроздова. Вот план комнаты. Самое подходящее место – около телевизора, оттуда хороший обзор на кровать и всю комнату, если вы… Ну, если вы не дойдёте до кровати. – Он замолкает, сглатывает и продолжает, доставая из кармана приборчик: – А это камера. Маленькая, но всё нужное есть – датчик движения, ночная съёмка, угол обзора – сто пятьдесят градусов. А главное – встроенный вай-фай, так что я всё увижу.

– Что?!

– Что? – не понимает Никитос.

– Ты собираешь смотреть, как я трахаюсь с Владом?!

– Ну, блин, да. Мы же должны записать видео для Насти.

– Нет, я не хочу, чтобы меня кто-то видел! Не надо вай-фай, пожалуйста! Есть такая же камера, но с картой памяти?

– Яна, но я всё равно тебя увижу, – резонно замечает Никитос. – Не ночью, так утром, когда ты привезёшь камеру обратно.

– Да! Но мысль о том, что ты за мной наблюдаешь, будет меня тормозить. Мне стыдно заниматься сексом на твоих глазах. Ну правда, Никит! Утром я как-нибудь переживу этот позор, лишь бы не в прямом эфире!

– Ну хорошо, сейчас найду такую же, но с картой. Только в этом случае обязательно забери камеру, не оставляй в коттедже, иначе все усилия пропадут зря.

Никитос отправляется рыться в своём сейфе, где хранит всякие запрещённые законом штучки.

Чувствую себя Джеймсом Бондом, которого снаряжают на операцию всем отделом. Остаётся последний вопрос. Я много чего узнала о Владе Дроздове за последние две недели, но почему-то всегда думала, что его первая любовь на первом курсе была его первой женщиной. Но Кира настаивает, что полноценного секса между ними не было. Только кунилингус. Пишу сообщение Насте:

«Привет! С кем потерял девственность твой муж?».

Она отвечает через три секунды:

«Со мной».

«А ты?»

«А я с ним, мы оба были девственниками».

«Спасибо за ответ. Если передумаешь, у тебя есть время до вечера».

«Я не передумаю. Сделай это».

Я это сделаю.

***

В полдень я стою у его дома. Он выходит из парадной с двумя тяжёлыми сумками, похожими на баулы из строительных магазинов. Из сумок торчат бутылки, ботва ананаса и упаковки с мясными деликатесами. На Владе широкие льняные штаны на верёвочке и белая рубаха с длинными рукавами, на голове панама – защита против адского майского солнца и двадцатипятиградусного пекла.

Бедняга.

Мы складываем сумки в багажник и садимся в машину.

– Почему ты не включила кондиционер? – спрашивает он недовольным тоном.

Мне хочется тут же врубить кондиционер, направить сопла вниз, чтобы моего Славика не продуло, достать из термосумки воду и шоколадки, предложить жевательные резинки, застегнуть пуговицы на его рубашке, которые по какому-то недосмотру расстёгнуты больше положенного, – настолько, что видна ложбинка на груди. В общем, так и тянет позаботиться об этом парне. Но я не должна этого делать, если хочу завоевать его сердце. Я должна быть садисткой. Он же мазохист. Поэтому я не реагирую на его слова и не включаю кондиционер. В салоне не так уж и жарко, хотя машина долго стояла на солнце. Не больше тридцати градусов. На верхней губе скапливаются капельки пота, я смахиваю их пальцем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Мне жарко, Яна, – сообщает Влад, глядя на меня в упор.

Я разыгрываю раздражение:

– Влад, ну сколько можно! Ты же видишь, что я веду машину? Я не могу сейчас отвлекаться! Если тебе надо, включи кондиционер сам, ты прекрасно знаешь, где кнопка! Не приставай ко мне со своей ерундой, иначе получишь по жопе.

Замечаю краем глаза, как у человека отвисает челюсть.

– Ты охренела?

Я выбираю место и аккуратно паркуюсь у тротуара. Разворачиваюсь к Владу. В его глазах плещется паника и ещё что-то непонятное – болезненное возбуждение? Ему нравится, когда его унижают? Его это будоражит? Сердце выпрыгивает из груди, мне хочется обнять его и попросить прощения – за себя, за Киру Платонову, за маму его непутёвую. Но у меня есть план, которого я должна придерживаться, если хочу получить полтора миллиона.

– Выходи, – говорю я. – Если тебе не нравится, как я с тобой обращаюсь, я тебя не держу. Проваливай! – И добавляю: – Славик.

Мы пялимся друг на друга. Его глаза непонятного цвета – то ли серые, то ли карие, – лихорадочно блестят. На скулах появляются бордовые пятна. Мне хочется губами проверить, насколько они горячие. Хочется положить руку на ширинку и выяснить, возбуждён ли он, – как тогда, в баре, когда я била его по груди. Но я этого не делаю, мне тоже страшно.

Игра в гляделки заканчивается моей полной победой. Он отводит взгляд и тихо спрашивает:

– Что ты делаешь со мной?

– Пока ещё ничего, – отвечаю я и трогаюсь с места. – Но я сделаю с тобой всё, что мне захочется. И ты не сможешь мне отказать.

– Зачем? Господи, зачем тебе всё это? – он обращается уже не ко мне, а к Богу, наверное. – Ты ничего не понимаешь.

Прикусывает нижнюю губу. Бордовые пятна расплываются по всему лицу. Меня пробивает бешеным, неконтролируемым желанием, я едва сдерживаю стон, рвущийся сквозь зубы. Я так сильно хочу этого мужчину!

– Затем, что я так хочу.

Он наклоняет голову. Буквально свешивает её между коленей, и я веду предельно аккуратно, чтобы он не ударился макушкой о торпеду. Руки дрожат, но я крепко держу рулевое колесо. Я не хочу причинить ему боль. Или хочу? В любом случае – причиню. Я должна.

Чувствую себя, как во сне-кошмаре, где ты ничего не контролируешь, а безвольно тонешь в бредовых событиях.

Когда на заднее сиденье втискиваются Вася, Наташа и Мадина, Влад приходит в себя. Выглядит он неважно, и Вася это замечает:

– Влад, что с тобой? Почему ты красный? – она тянет руку, чтобы прикоснуться к его щеке, но Влад уклоняется.

– Всё нормально.

– Ну я же вижу, что ненормально! Тебе жарко, да? Воды хочешь? Яна, включи кондиционер, только не сильно холодно, а то Влада продует…

Он оборачивается к ней и отчётливо произносит:

– Василиса, заткнись, пожалуйста, – и раздражённо жмёт на кнопку климат-контроля.

Девушки замолкают на полуслове, а я наконец-то понимаю, почему Влад переспал с Васей сто лет назад. По неопытности он спутал гиперопеку и садизм. Под видом заботы Вася обесценивала его желания и решения, превращала взрослого человека в беспомощного ребёнка. Это такое же унижение, как получить массажной щёткой по лицу. Он искал острых ощущений, которые познал с Кирой, но напрасно. Вася не садистка, а помешанная на контроле клуша, а это совсем другой расклад. Влада это не торкает. И, видимо, в качестве наказания для самого себя он оставил Васю работать в «Питерстрое» – не потому, что она незаменимый работник, а потому, что он мазохист. Пусть она и не удовлетворила его извращённые желания, но всё же цепляла какую-то струнку в его больной душе.

А я его желания удовлетворю.

О, ещё как!

Я знаю все его тайны.

Включаю радио, нахожу самый весёлый канал и прибавляю скорость. Влад демонстративно пристёгивается. Несмотря на то, что я наорала на него, негативной энергии между нами не чувствуется. Скорее, энергия ожидания. Мы оба ждём, куда заведёт нас наша игра.

***

Турбаза расположена в сосновом лесу, вплотную подступающему к дюнам. За дюнами – море. Мелкое, но чистое и успевшее прогреться на солнце.

Коттедж именно такой, какой мне показывал Никита: двухэтажный, довольно просторный и удобный для больших компаний. На первом этаже – гостиная с камином и кухней, «хозяйская» спальня, сауна и необъятная веранда с плетёной мебелью и пальмами в кадках. На втором – гостевые спальни и второй санузел. Нас всего шесть человек. Места хватит всем.

Мне, конечно же, приходится поселиться с Васей. Она в отвратительном настроении. Во-первых, утром её шуганул Влад, а, во-вторых, она подозревает, что я с ним «мучу».

– Пойдём покурим, – предлагает она, когда я забрасываю свою сумку под кровать, а мини-камеру прячу в карман шортов.

Надо незаметно её установить.

– Я не курю.

– Но ты курила.

– Бросила. Я же тебе уже говорила.

– Ну пойдём со мной постоишь, мне одной скучно, – просит она пассивно-агрессивным тоном.

Выглядит она хуже, чем обычно. Волосы как будто грязные, губы сухие, глаза обведены красной каймой. Не накрашена.

– Мне некогда. Влад попросил закинуть воду к нему в комнату, – вру я.

Нужна же какая-то причина, чтобы заскочить в его спальню? Сделаю вид, что несу начальнику бутылки с водой.

– Ты в него влюбилась? – спрашивает Вася.

Меня ранит её искренность, потому что…

Потому что да, я в него влюбилась. Так же, как и она когда-то.

Голова плывёт от любви.

– Нет, я скоро выйду замуж за Ник… за Валеру.

– А покажи его фотку, – просит она.

– А у меня нет его фотки, – отвечаю я.

– Врёшь ты всё.

– Ты тоже врёшь, – парирую я. – Ты говорила, у вас с Владом любовь и серьёзные отношения, а на самом деле вы случайно переспали пять лет назад, и ты никак не можешь угомониться.

Её глаза становятся круглыми, как пятирублёвые монеты.

– Кто тебе сказал?

Завтра я покину этот дом и больше никогда не увижу дизайнера Василису Чернецову. Этот факт развязывает мне руки.

– Блин, Василиса, отстань уже от мужика, а? Он нормально к тебе относится, но сколько можно терроризировать его своей заботой и навязчивой любовью? Не будь такой душной. Он тебя не любит.

– Тебе-то откуда знать? – взвизгивает она.

– Так все знают. Ты же… – Ай, меня несёт, ну и чёрт с ним: – Ты же превратилась в посмешище для всего «Питерстроя». Посмотри на себя! Десять лет бегаешь за мальчишкой, которому в матери годишься.

– Ну ты и сучка! – выпаливает она. – Я так и знала, что ты не водитель, а шалава с большой дороги! Ни рекомендаций, ни дипломов, ни трудовой книжки. Тебя даже в соцсетях нет! Я везде искала – нет нигде Яны Ивановой!

– А это не настоящая моя фамилия, – отвечаю я и начинаю смеяться, потому что говорю чистую правду, но звучит она как издевательская насмешка. – На самом деле моя фамилия – Бонд. Яна Бонд, – говорю я с фирменной интонацией Джеймса.

– Дура ты! – отвечает Вася и подхватывает свою неразобранную сумку. – Я буду ночевать в комнате девочек!

– А почему не в комнате Влада?

Вася кидает на меня убийственный взгляд и гордо удаляется. Я валюсь на кровать и натягиваю на пылающее лицо подушку. Мне стыдно за себя. За то, что я уже сделала, и за то, что планирую сделать. Но выбора у меня нет. Мою лодочку без руля и ветрил несёт на гранитные скалы. Ох и разобью я своё несчастное сердце! То, что чудом осталось целым после коварного Коли Кропоткина, раскрошит в пыль обаятельный Славик Дроздов. Мне нравится, как его детское имя перекатывается на моём языке, – Славик, Славик, Славик. Чисто, мягко, нежно.

– Ян, мы идём на берег жарить шашлыки, – заглядывает в комнату Мадина. – Ты с нами? Подождать тебя?

– Не надо, идите, я догоню.

Я выглядываю в окно: вся компания в сопровождении официанта движется в сторону моря. Там на дощатом настиле уже дымит мангал. На столе под зонтом-навесом выстроились бутылки вина и пива. Стопки тарелок и ряды бокалов приготовлены для обеда.

Очень хочется выпить. Лучше бы пустырника, но я предпочитаю вино.

Спускаюсь на первый этаж и захожу в спальню Влада. Она точно такая, как я запомнила на схеме. Быстро оглядываюсь и понимаю, что Никитос был прав: лучшая точка для наблюдения – со стороны телевизора. Клеить камеру на экран не рискую, она будет выделяться, если кто-нибудь включит телевизор. Перетаскиваю с подоконника фикус в чёрном горшке. Приклеиваю камеру на горшок и поворачиваю так, чтобы кровать и большая часть комнаты находились в зоне видимости. Отлично! Ничего не ускользнёт от глаз Насти. Она получит неопровержимые доказательства, что муж ей изменяет.

На улице надрываются скворцы. Я бегу сквозь лесок босиком, песчаная пыль обжигает ступни. Похоже, уже не двадцать пять, а целых двадцать шесть градусов! Кое-кто наверняка изнывает от жары.

Народ сидит под зонтом. Все пьют пиво. Один Влад стоит у воды и смотрит в бинокль на противоположный берег залива.

Я подхожу к нему:

– Куда ты смотришь?

– Вон туда. На том участке я построю «Дроздов-центр», – он указывает пальцем вдаль. – Отсюда будет отличный вид, особенно вечером при включённой подсветке.

– У тебя будет подсветка?

– Ну разумеется. Проектом предусмотрено декоративное освещение в виде тонких вертикальных полос. Мы с отцом специально сюда приезжали, чтобы сделать визуализацию с этого ракурса. Очень важно, чтобы с моря город выглядел презентабельно и монументально. Не просто доки и портовые сооружения, краны и элеваторы, а прекрасные дома, набережные и зоны отдыха. Город для людей.

Ну понятно. «Линейка» будет подчёркнута продольными световыми линиями. Влад считает, что она украсит картинку для гостей, прибывающих морским путём. Может, он и прав, но у меня сейчас другие задачи.

– Я хочу вина, – говорю я. – Пойдём к столу.

Он медленно опускает бинокль и поворачивается ко мне. Панама затеняет его лицо, но я всё равно вижу, как блестят тёмные глаза. Подчинится? Откажется выполнять мои приказы? Нет, он подаёт мне руку и ведёт к террасе, где официант переворачивает шампуры на мангале, а наши коллеги накачиваются пивом, жуют орешки и весело болтают.

Мы садимся под полотняный зонт, и Влад открывает бутылку белого вина. Наливает в два бокала, которые тут же запотевают, – себе и мне.

– Роман Анатольевич, скажите что-нибудь про нас, – просит он главбуха Грушина.

Тот встаёт и произносит длинную и, судя по всему, искреннюю речь о том, как много лет назад папа Влада основал «Питерстрой», как они работали вместе, переживали сложные и хорошие времена, какой трагедией стал уход Юрия Николаевича Дроздова. Они все его любили, это очевидно даже постороннему человеку – такому, как я. Напоследок Роман Анатольевич выражает надежду, что Влад приведёт бюро к процветанию.

Влад грустно возражает:

– К сожалению, я не могу вам этого гарантировать. Вполне возможно, что к осени наша фирма перестанет существовать. – Все горестно шумят в ответ на это признание, и Влад повышает голос: – Но я могу пообещать вам две вещи: во-первых, я приложу все силы, чтобы победить в конкурсе и получить подряд на строительство «Дроздов-центра» и, во-вторых, сегодня мы оторвёмся на полную катушку! Если это наш последний корпоратив, давайте сделаем его незабываемым!

Давай, милый.

Пока все чокаются бокалами и выпивают, я тянусь к Владу и шепчу на ухо:

– Расстегни ещё две пуговицы на рубашке. Хочу на тебя посмотреть.

И припадаю к бокалу с вином. Оно прохладное и ароматное. Я пью его глоток за глотком, пока самый красивый парень в мире расстёгивает рубашку почти до самого пупка.

12. Паж

Сердце стучит так заполошно, словно я выпила банку самого ядерного энергетика, а не бокал столового вина. Владу жарко. Он обмахивается панамой, по виску скользит капля пота. Мне хочется поймать её пальцем и размазать по белой коже, но я не уверена, что это достаточно садистический поступок. А я же должна вести себя как садист, чтобы поджаривать свою жертву на медленном огне желания.

В том, что он меня хочет, не остаётся никаких сомнений. Он украдкой смотрит на мою грудь в открытом топе. Облизывает губы. Выполняет приказы. Но я не уверена, что он согласится на близость. Он всё же человек, а не животное. Да, я нащупала его секс-триггер, втянула в неприличную игру, но он в любой момент может дать заднюю.

Пока народ за столом обсуждает, почему так просела выручка после смерти Юрия Дроздова, я босой ступнёй, запачканной в пыли и песке, прикасаюсь к щиколотке Влада.

– Да не в том дело, что уменьшилось количество клиентов, – говорит бухгалтер Наташа. – Главная проблема – правительство перестало размещать у нас заказы. Раньше они чуть ли не каждый месяц заказывали проекты, а теперь перестали.

– Многое держалось на личных связях Юрия Николаевича, – замечает Роман Анатольевич, кидая в рот оливку. – В архитектурном бизнесе всегда так было. Чем больше у тебя связей в администрации города, тем больше заказов.

– Но… Но… – начинает Наташа и смотрит на Влада.

Тот не реагирует, он целиком поглощен ощущениями, которые дарит ему моя ступня, пробравшаяся в широкую штанину.

– Жена Влада Юрьича – дочка большой шишки из администрации, – заканчивает за Наташу смелая стажёрка Мадина.

– Ну это же не значит, что нужно тревожить тестя по пустякам? Да, Влад? – спрашивает Роман Анатольевич.

– Что? – Влад смотрит на него расфокусированным взглядом.

– Вы не поговорите с Одоевским? – продолжает Мадина. Видимо, пиво развязало ей язык и придало храбрости. – Узнайте хотя бы, почему город перестал размещать у нас заказы. Жалко будет, если «Питерстрой» обанкротится. Одно из самых уважаемых и старейших архитектурных бюро в городе. Столько всего построено благодаря Юрию Николаевичу! Я всегда восхищалась его проектами! Особенно домом в итальянском стиле на Московском проспекте, там ещё балюстрада на крыше, знаете?

– Я поговорю с Одоевским, – выдавливает Влад.

Он сидит за столом и большими глотками пьёт вино. Щёки горят, глаза блестят. Я скольжу пальцами ног по его икре – вверх-вниз, вверх-вниз, а он так откровенно балдеет, что у меня срывается дыхание. Взять бы его за руку да увести в спальню. Дать ему кончить. Про себя почему-то не думается, накрывает какой-то дурацкий альтруизм…

Официант приносит дымящиеся шашлыки на шампурах, и мы дружно на них набрасываемся. Я даже вытащила ногу из штанины начальника. Периодически кто-то поднимает бокал пива или вина и провозглашает тост. Все они – за процветание «Питерстроя». Оно и понятно, люди заинтересованы в стабильной работе своей компании, к тому же это корпоратив, а не новогодняя вечеринка. Какие тосты ещё произносить? Но я вижу, что все искренни. Покойный Дроздов подобрал отличную команду – архитекторы, инженеры, дизайнеры. Они работают не за страх, а за совесть, потому что любят свои профессии и уважают Влада не меньше, чем его отца.

И только я знаю, что скоро всем им придётся искать новую работу. После развода «Питерстрой» достанется Насте Одоевской, а она планирует продать его конкурентам. За бесценок, наверное, но этих денег ей хватит, чтобы на какое-то время уехать в Америку. В солнечной Калифорнии она попытается забыть своего мужа, который принёс ей столько боли.

Ещё недавно эта мысль не вызывала у меня отторжения. Я считала, что это будет справедливо, – отнять у мужа компанию в отместку за его измену. Но сейчас мне жаль всех, собравшихся за столом. Даже нахохленную Васю, которую сегодня оскорбили дважды: первый раз – любимый начальник, попросивший её заткнуться, второй раз – наглая водительша начальника.

После обеда я говорю:

– Я пойду купаться! Кто со мной?

Никто не горит желанием лезть в воду. Гораздо интереснее накачиваться алкоголем в компании коллег под мясные нарезочки и музыку из чьего-то телефона. Официант приносит нарезанный ананас и свежую, первую в этом году, клубнику.

А я пойду, мне надо охладиться. Может, утону, если повезёт.

Меня раздирают противоречивые чувства. Если бы не полтора миллиона, которые пообещала Настя, я бы, возможно, вызвала такси и прямо сейчас уехала домой. Мне и муторно, и тревожно, и страшно, и… сладко. Сладко, когда смотрю на Влада. Мне передаются его трепет и желание. Я чувствую его на каком-то ином уровне. С другими мужчинами я такого не испытывала. Возможно, это та самая особенная близость, которая возникает в паре садист-мазохист. Хотя между нами не всё так ужасно. Я его ещё не била. Пока что мы играем в госпожу и, допустим, пажа.

Так думать легче.

Просто госпожа и паж.

Я забегаю в коттедж и надеваю купальник. Это крошечное розовое бикини слишком откровенное для наших широт, но другого у меня нет. Я его купила, когда мы с Колей после свадьбы поехали в Сочи, и с тех пор больше не надевала. К моему удивлению, сидит оно не хуже, чем три года назад. Накидываю на плечи полотенце и возвращаюсь на берег.

Народ продолжает пить и закусывать, я удостаиваюсь только долгого заинтересованного взгляда от Романа Анатольевича. Он, конечно, весьма импозантен в свои пятьдесят с хвостиком, и в другое время я бы с ним пофлиртовала, но сейчас меня потряхивает от парня в два раза младше, чем он. Влад на меня не смотрит, прикусил нижнюю губу, катает в пальцах ножку пустого бокала. Ждёт, что я ещё выкину.

– Пойдём со мной, – прошу я его.

Вернее, приказываю, только это звучит как просьба. Для всех, кроме него. Он-то понимает, что это приказ госпожи.

– Куда «пойдём»? Ему нельзя выходить из-под зонта! Сгорит и упадёт в обморок! – не выдерживает Вася.

Пойдёт или нет?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Подчинится, как с рубашкой, или откажется играть в дурацкие игры?

Влад медленно встаёт, натягивает панаму и скидывает мокасины. Идёт ко мне босой, руки в карманы, грудь нараспашку. Меня кроет от удовольствия. Он мой! Весь мой! Целиком!

Власть опьяняет.

– Влад, не ходи! – горестно вскрикивает Вася и тоже поднимается.

Этого ещё не хватало! Побежит за нами и будет останавливать?

– Да ладно тебе, Василиса, – урезонивает её Роман Анатольевич и тянет за руку. Он благодушен, немного пьян и не хочет, чтобы кто-то портил ему настроение. – Сядь, выпей пива. Пусть люди поплескаются пятнадцать минут, а мы присмотрим за ними с берега.

В том, что он будет за мной наблюдать, я не сомневаюсь. Я ему с самого начала понравилась. То есть не я, а моя грудь. Вася раздражённо пыхтит, но усаживается на место.

Кто-то из девчонок добавляет громкость музыки. Она перекрывает и шум волн, и крики чаек.

Мы с Владом подходим к кромке прибоя и синхронно шагаем в воду. Ай! Она холоднее, чем я думала! Дно упругое, песчаное, вдоль и поперёк исчёрканное спиральными следами моллюсков. Вода чистая и прозрачная, как стёклышко.

– Пойдём, – зову я Влада.

Он закатывает штанины и идёт за мной. Всё вокруг нереальное, словно во сне, – и море, и мы, и сама ситуация.

Мелководье никак не кончается. Мы отошли от берега на сотню метров, но воды чуть выше колена. Солнце играет на мелкой ряби, ветер треплет мои распустившиеся волосы, Влад улыбается.

– Чего ты смеёшься? – спрашиваю я.

– Здесь нет места, где можно искупаться. Разве что лечь на дно.

Издевается.

– Ложись, – приказываю я.

– Что? – переспрашивает он.

– Что слышал.

Он раскидывает руки и падает спиной в воду, поднимая тучи брызг. Я взвизгиваю и бросаюсь его спасать. Он абсолютно мокрый, включая панаму. Я не ожидала, что он рухнет в море, как подкошенный. Поднимаю его, держу за плечи. Полы рубахи разъехались, по голой груди струится вода, обтекая крошечные соски, похожие на твёрдые горошины розового перца. Я заботливо прикрываю их влажной тканью. Я не хочу, чтобы эта кожа покраснела от солнечных ожогов.

Я хочу её целовать.

– Зачем ты упал?

– Ты же попросила.

– Ты теперь делаешь всё, что я попрошу?

– Почему бы и нет? – он пожимает плечами.

– Ты меня хочешь? – спрашиваю я, млея от его близости.

У нас уже был подобный разговор несколько дней назад, когда мы ездили к Степашиным с проектом СПА-комплекса. Я тогда призналась, что не против с ним переспать, а он поблагодарил за честность и сказал, что секс со мной его не интересует. Я обозвала его «хамлом», а он убежал в лесочек продышаться. Теперь-то я понимаю, что он пытался совладать с чувствами, которые я в нём пробуждала своим агрессивно-доминантным поведением. Но сейчас всё иначе, он больше не убегает от меня. Он мой.

– Да. Очень. Я с самого начала тебя хотел.

Он ласкает меня глазами. От этого горячего мужского взгляда пальцы на ногах зарываются в песок. Интересно, можно его поцеловать? Или садисты не целуют? Я совсем запуталась. Я не садистка, просто притворяюсь. Я плохо знаю правила этой игры. А вот он – прекрасно.

– Только это ничего не меняет, Яна, – говорит Влад. – Я женат и не планирую изменять жене.

Твою ж дивизию! А я именно это и планирую!

М-да, не настолько он мой, как мне казалось. Меня накрывает разочарованием и досадой – такими нестерпимо острыми, что я с трудом удерживаюсь от рукоприкладства. Так бы и зарядила ему пощёчину! Две! Три – за мои растоптанные надежды поиметь сегодня классный секс.

Стоп.

Стоп.

Может, именно этого он и добивается? Получить от меня по максимуму оскорблений и побоев, чтобы воссоздать ситуацию из прошлого, которая так сильно его триггерит? Возможно, он специально нарывается. Он же чёртов мазохист! Он нарочно будет меня злить и провоцировать, чтобы я сорвалась на нём.

Я смотрю ему в глаза. У него даже ресницы мокрые, и в этом виде кажутся ещё длиннее.

Вот как его ударить? Меня швыряет от нежности к грубости, как игрушечный кораблик в шторм. Я всё отчётливей понимаю, что мне придётся его изнасиловать, никакой ночи любви по обоюдному согласию не будет. Он упрямый. И он хочет, чтобы я причинила ему боль. Настоящую боль. Я должна буду его ударить, чтобы получить то, что мне нужно.

– Ты ничего не решаешь, Влад, – говорю я, стараясь звучать поубедительней. – Всё будет так, как я хочу.

Он молчит. Беззастенчиво разглядывает мои соски, выпирающие через тонкую розовую ткань купальника.

– Иди на берег, переоденься в сухое и закажи чаю с мёдом, – командую я.

Он делает что велено, а я повторяю его недавний поступок. Раскидываю руки и падаю в холодное море. С ним работали четыре психолога, но прогресса не добились. После меня ему может понадобиться… психиатр? И мне, скорее всего, тоже.

***

Вечером мы усаживаемся на веранде. Жара спадает, мне даже зябко из-за ветра с моря. Девушки сервируют закуски, Роман Анатольевич приносит бутылки с более крепкими напитками, чем пиво и вино, а Влад находит в коттедже радиоприёмник и настраивает на танцевальную радиостанцию. Оставляет на веранде и уходит в дом. Официант привозит тележку с нашим ужином – жареной треской.

– Рыбаки поймали её сегодня ночью, – сообщает он.

– Ура, наша любимая тресочка! – радуются девушки. – В прошлом году она была у вас обалденной! И в позапрошлом тоже! Нигде такой не купить!

– Потому что сами ловим.

Они начинают вспоминать предыдущие посещения турбазы, а я заскакиваю в дом накинуть на плечи свитер. В одном топе слишком прохладно.

– Ася, если я чем-то тебя обидел, ты скажи. Нельзя же так просто уйти из дома, – раздаётся тихий голос Влада из его комнаты. Я замираю и прислушиваюсь. – Почему ты молчишь? Что с тобой происходит? Нам надо поговорить.

Он молчит, слушая ответ жены, потом произносит:

– Хорошо, как скажешь. Поговорим в понедельник.

Видимо, в понедельник Настя собирается предъявить мужу доказательства его измены и потребовать развод. Я забираю свитер и на цыпочках выхожу на улицу. Через минуту выходит Влад и садится рядом со мной. На нём джинсы и футболка с длинными рукавами, прежняя-то одежда вся мокрая. Он выглядит слегка расстроенным, но собранным. Даже полным угрюмой решимости. Как будто решил для себя что-то важное. Знать бы что. Жена несколько дней назад сбежала из дома в расстроенных чувствах и отказывается от общения. Встречаться тоже не хочет. Что в таком случае делать мужу?

– Что ты будешь пить? – спрашивает он меня.

– А ты?

Он осматривает батарею бутылок:

– А давай треснем по коктейлю? – предлагает он. – Василиса, у нас есть лёд и апельсин?

– Должны быть. Сейчас принесу, – подрывается Вася.

Если любимый начальник попросит луну с неба, она метнётся на небо. Только он не оценит её стараний. В этом мужчине капитальная поломка, он заводится не от заботы и любви.

– Пробовала «Негрони»?

– Нет. Что это?

– Алкогольный шедевр от итальянского графа Негрони.

– А от румынского графа Дракулы ничего нет?

Влад пожимает плечами:

– Понятия не имею.

– Правда? Его тоже звали Влад. И это не единственное ваше сходство.