Текст книги "Измена по контракту (СИ)"
Автор книги: Таня Володина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Смотрит на меня тёмными глазами, в глубине которых горит огонёк понимания. Я так дерзко шучу, потому что завтра мы расстанемся навсегда, но он, кажется, не обижается. По-моему, он в принципе не способен на меня обидеться. Другой бы давно уволил – в первый же день. За тупые разговоры, домогательства и навязчивость. Я перешла в общении с ним все границы, но границы этого парня находятся чёрт-те где. Мама его била и отвергала его любовь. То же самое делала его первая возлюбленная. Он не умеет выстраивать и охранять свои границы, и я этим пользуюсь для решения собственных проблем.
– Ты веришь в вампиров? – спрашивает он.
– Никто в них не верит, пока не встретит.
Он хмыкает.
– Ладно, ты меня раскусила, смертная дева. На самом деле я предпочитаю кровь девственниц, смешанную с их слезами. Пятьдесят на пятьдесят. Украсить ломтиком разбитого сердца, подавать со льдом.
– Чьего сердца?
– Женихов этих девственниц, конечно, – отвечает он.
Приходит Вася с тремя апельсинами и миской льда.
– Пришлось в ресторан сбегать, в доме не было апельсинов.
Влад кивает и продолжает разговор со мной:
– Как поживает твой жених Валерий?
– Прекрасно! – Вспоминаю предостережение Никитоса, что Влада может тормозить наличие у меня жениха, и добавляю: – Мы поссорились. Видимо, разорвём помолвку.
Вася не выдерживает:
– Да не было у неё никакого жениха! – она обращается к Владу. – Она его придумала, чтобы подобраться к тебе!
– Да, я выдумала жениха, чтобы втереться в доверие ко всем вам, – отвечаю я. – Таков был мой злой умысел. Ты довольна?
Ну просто день правды какой-то. Вася не успевает ответить, как Влад предлагает:
– Друзья, кто хочет попробовать коктейль «Негрони» по-дроздовски?
Хотят все, кроме Романа Анатольевича. Тот делает выразительную гримасу – только не «Негрони» по-дроздовски! – и подаёт шефу нужные бутылки. Он явно знает рецепт. Влад быстро смешивает напитки, кладёт в каждый стакан по паре кружков апельсина и пригоршне льда. Вручает всем, кроме главбуха.
– А теперь – ужин! – провозглашает он.
Коктейль вкусный, сладкий и горький, но такой крепкий, что я решаю ограничиться одной порцией. Мне нужна ясная голова сегодня ночью. Остальным на голову плевать и они радостно пьют напиток большими глотками. Влад тоже. Хоть бы не набухался, иначе мой план под угрозой.
Мы едим рыбу, а потом сидим за столом, как старые друзья, пьём «Негрони», болтаем и слушаем радио. Там крутят шлягеры восьмидесятых – Майкла Джексона и Юрия Антонова. Солнце садится в море, но темнота так и не наступает. В сумерках всё отлично видно, хотя официант включает для красоты садовые светильники. Светящаяся дорожка убегает через лесочек к морю, до нас доносится шум прибоя.
Влад что-то обсуждает с главбухом, а ко мне подсаживается Наташа. Мы редко с ней общались, я её почти не знаю.
Она начинает проникновенно:
– Послушай, Яна, говорят, у тебя с шефом близкие отношения…
– Что? Кто говорит? – пугаюсь я.
– Ну все говорят. Видно же, что он тебе доверяет.
– Да с чего бы? Я просто его водитель.
– Водителям всегда доверяют. Ну, понимаешь, вы проводите много времени вместе, общаетесь на разные темы.
– Наташ, вот правда не общаемся. Он обычно дремлет в машине. Или жуёт свою жвачку.
– Ну хорошо, хорошо, – она кладёт руку мне на колено и придвигается ближе, – но ты всё равно можешь кое-что ему сказать, и он тебя не пошлёт. А нас может и послать.
А, понятно! Они боятся его разозлить и выбрали меня! Я прихлёбываю коктейль, катаю во рту нежную горечь и жду.
– Ситуация очень серьёзная, – продолжает нетрезвая Наташа. – Без Одоевского нам не выгрести. Тонем как Титаник после встречи с айсбергом! А он же женат на Насте Одоевской, пусть попросит её… Ну или сразу Сергея Петровича… Короче, пусть попросит о помощи! В следующем месяце нам нечем будет платить зарплату. Счета пустые.
– Ты имеешь доступ ко всем счетам?
– Да. Вернее, нет, валютные счета ведёт Роман Анатольевич, но там тоже ничего нет.
– А новый контракт на постройку СПА-центра? – напоминаю я.
Она качает головой:
– Это мелочь. Не покроет наши расходы.
Ну да, особенно если учесть, что сто тысяч уже перечислено наглой водительше.
– Ну ладно, а какая помощь нужна от Одоевского? Деньги?
– Нет. Заказы от администрации. После смерти Юрия Николаевича заказы прекратились, мы год продержались на старых запасах, но теперь – полный пипец. Или Одоевский нас спасёт, или мы пойдём ко дну со всеми нашими проектами, включая небоскрёб Влада Юрьича.
Мне становится жалко «линейку». Не хочу, чтобы «Дроздов-центр» утонул как Титаник. Но и в помощь Одоевского не верю. Да, он считает зятя супер-талантливым архитектором и мега-мозгом, но после развода дочки вряд ли будет помогать Владу.
– Хорошо, я передам Владу просьбу бухгалтерии, – говорю я Наташе, – а дальше как он сам решит.
– Просто он слишком гордый, наш Влад Юрьич. Мы все его очень любим, но он плохо разбирается в финансах. Считает, что если он гений, то обязательно станет богатым. А в реальной жизни всё не так! Богатыми становятся не гении, а те, у кого блат есть!
– Да, я это уже слышала.
– Спасибо, что не отказала, – благодарит меня Наташа. – Может, что-то и получится из этой затеи.
– Может быть.
На самом деле – не может. Настя просто продаст «Питерстрой», да и всё. Чисто назло Владу.
Начинает играть медленная музыка, и Наташа подрывается:
– О, какая шикарная песня, я её с детства люблю! Пойду приглашу на танец шефа!
Я ожидаю, что она пригласит Влада, но она поднимает со стула Романа Анатольевича, своего непосредственного начальника. Он галантно ведёт её в центр веранды, и они начинают танцевать под музыку его молодости.
Я тоже встаю. Теряю равновесие, но быстро выпрямляюсь. Коварный итальянский граф Негрони подмигивает с небес, а копия румынского прячет насмешливую улыбку в своём бокале. Я подхожу к Владу и протягиваю руку, приглашая танцевать. Он не против, да и как он может быть против? Я же его госпожа. Он не собирается со мной спать, но про танцы разговора не было.
Я увожу его на тёмную часть веранды, чтобы другие нас не видели. Мне нужна интимная обстановка. Влад не протестует.
У нас слишком большая разница в росте, мне неудобно класть руки ему на плечи, а ему неудобно держать меня за талию. Недолго думая, я обхватываю его за пояс, а он обнимает меня за спину. Берёт в кольцо таким уютным и привычным жестом, словно мы сто раз танцевали вдвоём. Склоняется к моей шее и втягивает носом воздух:
– Кажется, я вспомнил, где слышал раньше твои духи.
Ох! Я обмираю. Он мог их слышать только в баре, когда я следила за ним, ещё не зная, что нам придётся переспать.
– Это обычный масс-маркет, – вру я. – Я часто встречаю свои духи на других девушках.
– Возможно. Но я услышал этот запах в баре Стаса незадолго до того, как ты пришла устраиваться на работу. И я сразу подумал, что у тебя знакомые духи, только не мог вспомнить, где их слышал. Такие сладкие, такие… тёплые.
– Да какая разница? – произношу я в его грудь.
Легонько касаюсь носом футболки. Ничем не пахнет. Он недавно принимал душ и надел чистые вещи. Меня немного пошатывает и покруживает, но как же приятно качаться под музыку в кольце его рук.
– Не знаю. Иногда мне кажется, что судьба подает мне знаки.
Мы впервые разговариваем, как нормальные люди, а не придурки. Наверное, надо сказать спасибо графу Негрони, но мне хочется думать, что я наконец-то завоевала сердце Влада Дроздова. Потом я вспоминаю, что он женат, и мне становится тошно. Он женат, а я его соблазнила.
Соблазняю прямо сейчас, чтобы получить деньги.
– С тобой такое бывает? – спрашивает он на ухо.
– Что? Знаки?
– Да.
Я пытаюсь что-то вспомнить, но вспоминаю первый момент, когда увидела его живьём, а не на картинке.
– Бывает. За несколько дней перед тем, как познакомиться с тобой, я встретила в столовой парня. У него были странные глаза. Как у тебя.
А ещё он погладил по заднице Васю, но теперь я думаю, что это произошло случайно. Ну вот! Прошло совсем немного времени, а я уже его оправдываю. Потому что влюбилась, как школьница. Ду-ра.
Влад берёт мою голову в обе ладони и поднимает к себе. Широко раскрывает глаза, чтобы я могла рассмотреть цвет:
– Ты считаешь их странными, да?
– Не могу понять, какого они цвета, – признаюсь я. – Серо-коричневые?
Он довольно улыбается и выдаёт:
– В немецком цветовом стандарте это серая умбра, номер 7022. Отличный цвет для кафеля в ванную или фасадов кухни.
– Ты издеваешься?!
– Нет, что ты! Просто я ещё лет в тринадцать это заметил, когда рассматривал цветовую таблицу. Мне понравилась идея, что каждому цвету можно присвоить номер. Так ведь проще, чем описывать словами, – «тёмно-серый с отчётливым коричневым подтоном, переходящим в оливковый». Я подбирал точные определения для всего, что видел вокруг, – для цветов, деревьев, асфальта, земли, зданий.
– И для своих глаз?
– Угу. Ян, я никому не рассказывал об этом. Только тебе. Ты ведь не считаешь меня чокнутым?
– Нет, конечно. Я считаю тебя… гениальным.
А также неординарным, ангельски красивым и до обморока сексуальным. Но об этом я не говорю. Наверное, он и так знает. Он всё ещё смотрит на меня, явно обрадованный тем, что я назвала его гениальным, и я поддаюсь импульсу – встаю на цыпочки и приникаю к его губам. Он отшатывается в последний момент. Поцелуя не получается, мы соприкоснулись губами лишь на миллисекунду.
– Нет, – говорит он. – Не надо меня целовать.
Сволочь.
Я размахиваюсь и засаживаю ему такую пощёчину, что у меня от боли немеет рука.
13. Любовник
У него краснеет не только левая скула, на которую пришёлся удар, но и правая. Мне хочется разбежаться и удариться головой об стену, настолько я ненавижу себя за эту несправедливую пощёчину. Но Влад меня не ненавидит. Глаза цвета серой умбры туманятся желанием, он облизывает губы, плывёт-плывёт-плывёт.
Как принять такой выверт человеческой психики? Я ничего не понимаю в мазохизме. Я бы на его месте двинула мне в ответ, если бы не уволила в первый рабочий день. А он терпит. Получает какие-то крохи своего загадочного извращённого удовольствия. Делится со мной секретами.
Обнять бы его, попросить прощения, зацеловать, занежить, сделать нормальным, обычным, счастливым. Подарить ощущение, что его любят и уважают. Что больше никогда не будут бить. Что ему не нужно унижаться, чтобы заслужить любовь. А вместо этого я его ударила.
Как же мне хреново!
Я оставляю Влада на веранде, а сама иду куда глаза глядят, мимо стола, где сотрудники «Питерстроя» смеются и орут громче радио. Только Роман Анатольевич обращает на меня внимание:
– Ты куда? А где Влад?
Я оборачиваюсь: Влада уже нет. Видимо, ушёл в дом. На первом этаже неярким светом вспыхивает окно с жёлтыми занавесками. Я знаю, что в это же самое мгновение на камере срабатывает датчик движения и начинается запись. Чуть позже я увижу всё, что он сейчас делает, оставшись в своей комнате в одиночестве.
– Пошёл отдохнуть, – говорю я. – А я прогуляюсь до моря, подышу свежим воздухом.
– Составить тебе компанию?
– Вы меня кадрите, Роман Анатольевич? – спрашиваю я.
– Ну что ты, Яна, как можно? Я глубоко женатый человек.
– Все вы такие, – отвечаю я и спускаюсь с веранды.
Шагаю к морю, пиная по дороге шишки. Света достаточно, чтобы их разглядеть, небо тёмно-розовое, завтра будет жара. Славик снова будет бурчать, натягивать на лицо панаму и хлебать охлаждённую воду. Но я этого не увижу.
Я сажусь на песок у кромки воды и обхватываю колени руками. Спящие чайки качаются на волнах, прибой подбирается к моим ногам, оставляя пенный след. От дома доносится музыка.
Мне хочется сесть за руль и уехать домой. Просто уехать и забыть обо всём: об этом странном парне, о своих чувствах к нему, о том, что я обещала Кропоткину выплатить его долю на этих выходных. Но я этого не сделаю, потому что пьяна и связана по рукам и ногам обязательствами. В комнате Влада уже работает камера. Я должна пройти свой путь до конца.
Ложусь на спину и смотрю на небо.
Ни о чём не думаю. Слушаю музыку, пытаясь угадать исполнителя, – песню за песней. Когда стихает последняя, я жду ещё какое-то время и гляжу на часы. Половина второго.
Возвращаюсь в коттедж.
Кажется, все спят. На втором этаже тишина и темнота во всех комнатах.
Я неторопливо принимаю душ, наношу на тело увлажняющий крем, брызгаюсь духами, которые Владу нравятся, и надеваю специально привезённый пеньюар. В жизни я сплю в обычных трикотажных пижамах, но для ночи соблазнения пришлось купить чёрный пеньюар с кружевной отделкой. Прохладный атлас приятно скользит по коже, кружева немного царапают соски, но это не беспокоит. Наоборот, настраивает на нужный лад.
Спускаюсь на первый этаж и касаюсь дверной ручки. Заперся или нет? Если заперся, то у меня проблемы. Но нет – дверь тихо открывается. Я захожу в комнату.
Влад не спит. Он сидит в кресле, как будто ждёт меня. Рядом с ним на журнальном столике стоит бокал с коктейлем, в котором плавают ломтики апельсина. Лампа потушена, но сквозь шторы сочится мягкий предутренний свет. Я отчётливо вижу Влада. Он в джинсах и футболке, в которых был за ужином, только ступни босые. Белеют в полумраке, как две чайки на волнах.
Прикрываю за собой дверь и запираю на замок. Не хочу, чтобы кто-то нам помешал, – неспящая Вася или любопытный Роман Анатольевич.
Молча подхожу к креслу и останавливаюсь напротив Влада. Камера снимает нас сбоку, так что запись получится максимально информативной. Ничего не говорю. Сердце бьётся, как сумасшедшее, чувствую себя не в своей тарелке. Ничего подобного я в своей жизни не совершала.
Неторопливо развязываю пояс пеньюара и развожу полы в стороны, обнажая грудь, живот и лобок. Влад смотрит на меня, не отрываясь, а потом делает именно то, чего я от него ожидала, – сползает с кресла и становится на колени.
Как просто.
Господи, как просто.
Я вползаю пальцами в его волосы. Давно хотела это сделать. Они мягкие и шелковистые – на висках и затылке короткие, а на макушке подлиннее и струятся между пальцами. Медленно провожу по уху, шее и плечу. Он весь дрожит. Тело содрогается, словно от озноба, зубы вот-вот застучат.
Я и близко не представляю, что он сейчас испытывает.
Бедный мой. Хороший. Желанный до обморока.
Хочется поднять его с пола и утешить, но он не для этого встал на колени перед обнаженной женщиной. Он не утешения ждёт и не сочувствия. Ему нужно другое.
Я приподнимаю пальцем его подбородок и пытаюсь прочитать эмоции на запрокинутом лице. А там – стыд, покорность и… страсть. Как же он меня хочет! Меня никто так не хотел. От такого неприкрытого мужского желания всё внутри скручивается в тугой пульсирующий узел.
– Ты знаешь, что делать? – спрашиваю я.
– Да, – отвечает он и двумя руками, невыносимо бережно, берёт мою правую ногу и ставит себе на плечо.
Целует лодыжку мягкими губами. Я неуклюже балансирую на левой ноге, пока не соображаю, что можно опереться на заботливо подставленное мужское плечо. Так гораздо удобнее! Влад проводит ладонями вверх по моих ногам, вызывая табуны мурашек по всему телу. Останавливается на ягодицах. Держит меня уверенно и крепко, и я расслабляюсь. И в этот момент он касается языком клитора. От острого удовольствия прошибает током, а он, словно считывая мои желания, лижет, посасывает и выписывает крестики-нолики на трепещущей плоти. Против воли я начинаю стонать. Ловлю пальцами пряди белокурых волос. Мне нужно за что-то держаться, чтобы не грохнуться на пол, чтобы прижать его лицо к пылающей промежности ещё плотней, ещё слаще. Нетерпеливо и властно давлю на затылок, опираюсь всем весом на плечо.
Наверное, я делаю Владу больно, но он не жалуется. Ну ещё бы, он же мазохист! Ему всё нравится не меньше, чем мне. Он приникает ещё теснее. Его горячее дыхание обжигает кожу, чувственный умелый рот присасывается к влажным губам. Меня трясёт крупной дрожью, я больше не могу сдерживаться, я так долго об этом мечтала, я так давно его хотела. До боли прикусываю губу, подвываю от нестерпимого наслаждения и содрогаюсь от мучительно-сладких затяжных спазмов. Волна за волной, волна за волной, как на море час назад. Он понимает, что со мной происходит, и с силой вжимается лицом между моими ногами. И тоже стонет, стонет, стонет, мой чудесный мальчик, ловя крошки удовольствия.
Но я так не хочу!
Всё будет не так.
В этот раз он получит то, чего был лишен. Я покажу ему, как бывает. Как должно быть между мужчиной и женщиной.
Пережидаю, когда меня чуть попустит, и убираю ногу с его плеча. Командую:
– Встань.
Он поднимается. Губы припухли и блестят, глаза шальные, на щеках ярко-красные пятна. Дышит быстро и прерывисто. «Я разрешала полизать себя, он от этого кончал прямо в штаны», – сказала мне его первая возлюбленная. Со мной всё будет иначе. Я не Кира Платонова. Не тварь, которая пользуется влюблённостью неопытного травмированного юноши.
Я кладу ладонь на вздутую ширинку – член стоит. Но мне неясно, вдруг он финишировал вместе со мной? Никаких пятен не видно, но всякое может быть.
– Ты кончил? – спрашиваю я.
– Нет, – отвечает он глухо, не отводя от меня сумасшедших глаз.
– Хорошо, не кончай пока, – говорю я. – Раздевайся.
На его лице мелькает сомнение. Он не хочет раздеваться, для него это нарушение привычного сценария. Похоже, он думал, что удовлетворит меня, получит ощущение унижения, которое так сильно его будоражит, но реального секса не допустит. Граница не будет перейдена. Ох как ты ошибся, милый!
– Я жду, – я добавляю в голос властности, чтобы вывести его из ступора.
Игра продолжается.
Он стаскивает футболку и бросает на пол. Смотрит на меня вопросительно.
– Штаны тоже, Слава.
Он подчиняется, хотя я назвала его именем, которое он хочет забыть. Беломраморные статуи в Эрмитаже позеленели бы от зависти, если бы увидели это великолепное тело. А топовые порноактёры заполучили бы комплекс неполноценности. А я всего лишь на секунду прикрываю глаза, чтобы навек запечатлеть в памяти этого молодого мужчину, высокого, широкоплечего, узкобёдрого, с впалым животом и такой безупречной кожей, что она светится в полумраке.
Я опускаюсь на колени. Крупный толстый член, перевитый набухшими венками, покачивается перед моим носом. Я собираюсь взять его в рот – не затем, чтобы отблагодарить Влада за лучший в моей жизни кунилингус, а просто потому, что мне этого нестерпимо хочется.
– Не надо, – просит Влад.
Я улыбаюсь ему снизу вверх, высовываю язык и провожу по головке. Слизываю густую пряную каплю. Меня ведёт от его запаха и вкуса. Этот мужчина – самое лучшее, что со мной случалось в сексе.
– Я сделаю с тобой всё, что захочу, – говорю я и всасываю головку.
Она такая большая, что занимает почти весь объём моего рта, но это крышесносное ощущение. Я сосу её с наслаждением, захлёбываясь слюнями и причмокивая. Влад стонет в голос. Внизу живота снова разгорается жар. Ничего подобного я раньше не испытывала. Я натягиваюсь ртом всё глубже и глубже, пока член с усилием не проскальзывает в горло. Мне нечем дышать, текут слёзы и болит гортань, но как же кайфово чувствовать его так глубоко внутри! Я делаю глотательное движение, отчего горло ещё сильнее сдавливает его член.
Влад ахает, сгибается надо мной и касается пальцами головы:
– Яна, Яна, Яна, – бормочет он, – я сейчас…
Я не хочу, чтобы всё закончилось так быстро. Слишком рано! Я выпускаю член изо рта и толкаю Влада в кресло. Он падает в него, раскинув руки, как сегодня днём в море, а я запрыгиваю сверху. Скидываю с плеч пеньюар, чтобы не загораживать обзор камере. Несмотря на бешеное возбуждение, я постоянно помню, что нас снимают, а потом будут смотреть как минимум два человека – мой начальник и его жена.
Трусь грудью о лицо Влада, позволяя ловить соски губами, глажу руками гибкую шею и плечи. Он сорванно дышит, его дыхание пахнет апельсинами и вермутом. Привстаю и насаживаюсь на колом стоящий член – неглубоко, впускаю только головку. И выпускаю. Член влажно шлёпается о живот. Я поднимаю его и снова направляю в себя. Мои пальцы покрыты скользкой влагой. Влад постанывает, он хочет кончить, он до предела распалён и плохо понимает, что происходит. А я понимаю: он всё ещё позволяет над собой доминировать. Ведёт себя пассивно. Подчиняется желаниям женщины в ущерб своим.
Я хочу это изменить.
Если получится.
Я обнимаю ладонями его голову и смотрю в искажённое страстью лицо. Брови нахмурены, губы искривлены в непереносимой муке. По вискам текут капли пота. Влад тоже смотрит на меня, но когда я начинаю двигаться в отвратительно-рваном темпе, он вздыхает и прикрывает глаза, как будто больше не может выносить эту пытку. Я не даю ему кончить. Несколько сильных ритмичных толчков отправили бы его в нирвану, но я нарочно ломаю ему кайф. Выписываю бёдрами восьмёрки, неравномерно встаю и опускаюсь, доводя до исступления.
– Яна… – произносит он.
Я слышу отчаяние в его голосе.
Наклоняюсь к горящему огнём уху и шепчу:
– Слава, ты можешь делать со мной всё, что захочешь. Никаких запретов нет. Никаких правил нет. Есть только мы – мужчина и женщина.
Он замирает, как будто я открыла ему страшную тайну, а потом подхватывает меня под задницу и несёт к кровати. Кидает на покрывало и падает сверху. Раздвигает мне ноги и входит сильным резким толчком. Я вскрикиваю от неожиданности. Его член заполняет меня целиком. Он трахает меня быстро, жёстко, в таком сумасшедшем ритме, что я вцепляюсь пальцами в покрывало. Мы оба стонем и работаем бёдрами так активно, словно от этого зависит наша жизнь. Я срываюсь первой, прикусывая белое потное плечо и подвывая сквозь зубы, а он кончает следом, вбиваясь в меня так глубоко и мощно, как будто хочет пропороть матку. Мужчина в нём победил мазохиста. Инстинкты взяли верх над травмой. Сценарий разрушен, многолетний гештальт закрыт.
Я очень на это надеюсь.
А ещё я счастлива – гормоны счастья бурлят в крови, как пузырьки газа в шампанском.
Мы расцепляем объятия и устало отваливаемся друг от друга. Пялимся в потолок, на котором уже видны розовые отблески зари.
– Сто из десяти, – говорит Влад.
– Это что, оценка секса?
– Ну да, – отвечает он, ничуть не смущаясь. – Только не секса, а моего оргазма.
– Ты придурок? Только придурки оценивают свои оргазмы по десятибалльной шкале.
Он смешно фыркает. Тянется за бокалом с коктейлем. Шумно полощет рот и глотает. Передаёт бокал мне, и я с удовольствием выпиваю половину. Жую пропитанный алкоголем апельсиновый кружок и выплёвываю кожуру в заботливо подставленную ладонь Влада. Этот жест так меня трогает, что я боюсь разреветься. Почему он такой невыносимо хороший?
Как жаль, что я должна его предать.
Влад спрашивает:
– А ты всегда одинаково кончаешь? С Кропоткиным, с Валерой, со мной?
Надо же, он помнит фамилию моего бывшего. И про жениха не забывает. Почему-то мне это приятно.
– Ты ревнуешь?
– Есть немного.
Я не могу удержаться от глупой улыбки.
– Ты лучший любовник из всех, кто у меня был, – признаюсь я. – Просто невероятный. Фантастический.
Он недоверчиво смотрит на меня, убеждается, что я не шучу, и довольно лыбится. Видно, что мои слова ему польстили.
– А ты – особенная.
– В смысле? – не понимаю я.
– Помнишь, однажды я сказал, что много лет искал особенную женщину? Не такую, как все.
– Помню. Ты тогда ещё сказал, что это не я, а я обозвала тебя хамлом.
А он убежал в лес, чтобы скрыть нахлынувшие чувства.
– Я ошибся. Это ты, Яна. – Он ложится рядом и упирается носом мне в щёку. – Почему ты не встретилась мне раньше, хотя бы год назад?
Мы бы и сейчас не встретились, если бы твоя жена не пришла в агентство «Скорпион», хочется ответить мне. Но я молчу. Настя сама ему расскажет, когда меня не будет рядом.
Мысль об этом разрывает мне сердце.
Я не спрашиваю, что бы изменилось, если бы мы встретились год назад. Не хочу говорить о чувствах. Я его люблю, но я его предам.
Он вырубается, закинув на меня тяжёлую ногу и уткнувшись лицом в плечо. Лежу неподвижно, боясь потревожить его сон. Я его хотела – я его познала. Только от этого не легче. Мне мало одного раза. Я хочу быть с ним всегда. Хочу выйти замуж и родить ему детей. Это безумие – надеяться на что-то после всего, что я с ним сделала, и что ещё собираюсь сделать. Я самый мерзкий и коварный человек, которого он встречал в своей жизни. Из-за меня он лишится жены, квартиры и бизнеса, который строил вместе с отцом много лет. Его планы будут разрушены, небоскрёб-линейка никогда не украсит южную сторону залива.
Лучше бы ему никогда меня не встречать.
Он сладко посапывает во сне, его дыхание щекочет мне кожу. И всё-таки он изменил жене, хотя клялся не изменять. Я ищу в душе хотя бы крохи ненависти или презрения к нему, но не нахожу. Моя душа полностью оправдывает Славика Дроздова и во всём обвиняет меня. Впервые в жизни я на стороне предателя, потому что знаю: он не виноват. Это мы с Настей спровоцировали его на предательство. А перед этим его предали мама и первая возлюбленная. Вот уж кому фатально не повезло с женщинами, так это Славику.
Я невесомо целую белую растрёпанную чёлку и выползаю из жарких объятий. Отлепляю камеру от цветочного горшка и на цыпочках поднимаюсь в свою комнату. Где-то хлопает дверь, но я даже не оборачиваюсь. Наверняка это сквозняк. Надо бы уехать в город прямо сейчас, но я ещё пьяна. Зря выпила последнюю порцию коктейля. Придётся ночевать здесь, хотя до утра осталось не больше трёх часов.
На экране телефона светятся несколько сообщений от Никитоса: «Как дела?», «Есть новости?», «Напиши, когда освободишься, надо кое-что обсудить». Волнуется. Ревнует. Я пишу: «Всё нормально. Передай Насте, пусть готовит деньги». Вынимаю карту памяти и прячу в косметичку – в палетку с тенями, где опустела одна ячейка. А камеру бросаю в сумку.
Падаю на кровать и мгновенно вырубаюсь.
***
Просыпаюсь от ощущения, что выспалась. Прислушиваюсь: голосов в доме не слышно, но со стороны моря доносятся женские крики. Узнаю Мадину и Наташу. Я принимаю душ, одеваюсь и собираюсь идти к машине, но… передумываю. Мне хочется посмотреть на него в последний раз. Я не могу уехать просто так, я должна увидеть лицо этого парня наутро после ночи любви. Вдруг он изменился? Стал другим, переспав со мной.
Сердце сжимается при мысли, что я больше никогда его не увижу.
Последний разок.
Я быстрым шагом пересекаю сосновый лесочек и вываливаюсь к компании, которая завтракает или уже обедает на берегу моря. Они все на прежнем месте – на террасе под тентом от солнца.
– Доброе утро! – кричит Наташа. – Ну ты и соня! Иди к нам!
– Мы пьём шампанское с клубникой! – добавляет Мадина.
Все улыбаются. И Влад тоже. Озорная мальчишеская улыбка, такая беззаботная, что у меня рыдания подступают к горлу.
– Неплохо вы начали утро, – бормочу я.
– Да какое утро, Яночка! – смеётся Роман Анатольевич. – Уже два часа дня, нам через час выселяться. Мы и позавтракали, и погуляли, и позагорали, а теперь наслаждаемся шампанским. Я, правда, минералку пью, но с клубникой сойдёт.
Уже два?!
Я присаживаюсь на свободный стул. Влад тут же подаёт мне запотевший бокал с шампанским и придвигает вазочку с клубникой. А к ней – тарелку с нарезанным багетом и полулитровую банку красной икры.
– Бутеры будешь? Мы тут обнаружили, что забыли вчера открыть икру, так что решили сожрать её на завтрак. Не везти же обратно?
– Не «забыли», а кое-кто не выложил её из багажника, – вставляет недовольная Вася, укоризненно глядя на меня, как будто я должна была следить, что народ складывал в мой багажник.
Она единственная в плохом настроении. Догадывается, что мы переспали? Или не догадывается, а точно знает? Мы вчера шумели, а стены в доме не кирпичные толщиной в метр, а обычные деревянные.
– Влад, я…
Я должна уехать. Но сказать я это не могу. Надо было тайком убегать, а теперь придётся объясняться.
– Пей, очень вкусное, ещё холодное, – Влад ставит передо мной бокал.
– Мне же за руль, – отнекиваюсь я, хотя с удовольствием бы хлопнула шампанского.
– Тебе не надо за руль.
– Ну а кто отвезёт вас в город?
– Роман Анатольевич отвезёт Наташу, Мадину и Василису, а мы останемся тут до завтра, я продлил аренду коттеджа на сутки.
Меня мгновенно кидает в жар. Для меня это звучит так: «Все уедут, а я буду трахать тебя ещё сутки в пустом доме на всех горизонтальных и вертикальных поверхностях, пока ты не запросишь пощады».
– Но, но…
– Чего ты так покраснела? – интересуется Вася. – Владу просто нужно поработать здесь и кое-куда съездить.
– Да, я собираюсь посмотреть на заброшенную церковь тринадцатого века, тут недалеко, километров десять.
– Тогда мне точно не нужно пить, – говорю я.
– Не спорь с начальством, – улыбается Влад. – Я сам сяду за руль. Права у меня есть.
Я сдаюсь. Потому что очень хочу сдаться. Ничего с Никитосом не случится, если я приеду в офис завтра, а не сегодня. Подождёт! Я хочу провести день с Владом наедине. Это будет лучший день в моей жизни – отравленный предстоящим предательством, но от этого ещё более прекрасный. Щемящий, пронзительный, горький, но всё же бесконечно сладкий.
Ведь я его люблю.
Шампанское шибает в голову сразу же. Я намазываю багет маслом и плюхаю икры с горкой. Набрасываюсь на еду и запиваю шампанским. На душе становится легче. Тиски горечи разжимаются. Я наконец-то могу искренне улыбнуться людям, которые приняли меня в свою компанию и за несколько дней вызвали симпатию. Даже Вася уже не бесит. Да, ей когда-то обломилось несколько счастливых минут, но там не было ста из десяти. Там вообще ничего не было. Влад ошибся и взял на себя вину за эту ошибку – заботится о женщине в меру своих сил, не позволяет её обижать.
Сто из десяти у него было только со мной. Я для него лучшая. Особенная. Он это понял и принял.
Вася по обыкновению тарахтит, настойчиво предлагает остаться, чтобы всем вместе осматривать церковь, но Влад упрямо отправляет её в город. А у меня внутри всё дрожит от счастья. Кто бы мог подумать, что сегодняшний день принесёт столько радости вместо грусти?
Когда все уезжают, и мы остаёмся одни в большом доме, Влад поворачивается ко мне всем телом и смотрит в глаза. От этого взгляда слабеют колени. Это не нахальный взгляд непослушного подростка, и не вороватый взгляд женатого человека, это зовущий мужской взгляд, которому невозможно противиться.
И я не противлюсь.
