Текст книги "Пуговка для олигарха (СИ)"

Автор книги: Таня Володина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Глава 8. Пуговка

Он сказал «доброе утро» и сел в торце стола. Если монструозная люстра всё-таки упадёт, то не заденет хозяина дома. Подскочила Нина и поставила на стол зелёный смузи и яйцо.

– Нина, убери это, я же просил не подавать мне сырые яйца. Принеси кофе и бутерброд с сыром, пожалуйста.

Тётя прикусила губу, но не возразила мужу. Надя затаила дыхание и уставилась на своё вскрытое, но нетронутое яйцо. Недоваренный белок не пробуждал аппетита – наоборот, вызывал отвращение. Она бы тоже не отказалась от куска хлеба с сыром.

– Ты Люба? – негромко спросил дядя.

Надя вздрогнула и осмелилась поднять глаза. Тиран смотрел на неё цепким внимательным взглядом, словно пробиравшимся в самую душу. Адвокат. Наверняка привык общаться с преступниками и умел читать мысли по лицу и жестам. Надя что-то такое слышала: если скрещены руки – значит, человек выстраивает преграду, если неосознанно прикрывает рот – то лжёт. Она постаралась расслабить руки и не теребить полотняную салфетку.

– Я Надя, – сказала она. – А Люба – моя старшая сестра.

– А она почему не приехала?

Лучше сказать правду, даже если это выставит семью Сорокиных в дурном свете. Адвокатам, как и священникам, не врут.

– Моя сестра ждёт ребёнка. Её обманул какой-то парень, и теперь она станет матерью-одиночкой. Не надо её осуждать – она хороший человек, просто попала в беду.

– Я никого не осуждаю, – сказал дядя, не отводя от Нади карих глаз. – Помогать людям, попавшим в беду, – моя профессия.

Столько неподдельной доброты и сочувствия прозвучало в его словах, что Надя ощутила пощипывание в носу. В Юшкино никто не жалел Любу, все считали, что она сама виновата в том, что нагуляла ребёнка неизвестно от кого.

– Ты мой герой, Глеб, – промурлыкала тётя Поля и забрала из рук домработницы чашку кофе. Поставила перед мужем: – Ты хоть спал сегодня? Как движется процесс?

– Извини, я работал до трёх часов ночи, а потом лёг спать в кабинете. Не поднимался наверх. Процесс нормально, сегодня утром заседание, – он взглянул на массивные наручные часы, блеснувшие золотом. – Мне пора, Марта уже звонила из суда.

– На ужин приедешь? – тётя наклонилась к мужу так провокационно, что Надя и Рафаэль отвели глаза.

Никому не хотелось наблюдать за любовными играми взрослых.

– Ужинайте без меня. Нина, принеси пиджак из гардеробной.

Дядя встал и взялся за верхнюю пуговицу на рубашке. Неразборчиво чертыхнулся: видимо, не получилось сразу застегнуть. Он покрутил шеей и с силой попытался продеть пуговицу в тугую петлю.

– Давай я помогу, – тётя потянулась к нему.

– Не надо, – уклонился дядя, и тут пуговица отлетела от рубашки, прокатилась по мраморному столу и остановилась у тарелки Нади.

Она взяла её – маленький толстый кружок из сияющего перламутра. Гладкий и тёплый на ощупь. Не пуговица, а произведение искусства с четырьмя дырочками, настоящая драгоценность для ценителей роскошных деталей.

– Нина, быстро принеси такую же рубашку, – распорядилась тётя. – У Глеба Тимофеевича их две.

Домработница побледнела:

– Вторая в химчистке. Я сегодня собиралась её забрать, вчера не успела…

– Как не успела? Чем ты занималась? Ты же знаешь, что под этот итальянский костюм подходят только две рубашки!

– Я сейчас съезжу в химчистку! Она уже открылась!

– Не надо никуда ехать, я надену другую, – сказал Глеб Тимофеевич. – Ничего страшного.

– Как это ничего страшного? Теперь тебе придётся менять костюм, потому что у остальных рубашек не подходят воротнички! А ты опаздываешь на заседание суда!

– Поля, прекрати, – оборвал дядя начинавшуюся истерику.

– Так можно же пришить пуговицу… – пробормотала Надя. – Это займёт пять минут.

Все посмотрели на неё так, словно она сказала ересь.

– Это итальянская рубашка ручной работы, моя наивная сестрица, – усмехнулся Рафаэль.

– Пуговицы пришиты по специальной технологии, ты не сможешь её повторить!

Один лишь дядя отнёсся серьёзно к её предложению:

– Ты действительно сможешь пришить эту дурацкую пуговицу?

– Можно поближе посмотреть? – Надя встала и подошла к дяде. Расстегнула одну из пуговиц на груди, нечаянно коснувшись горячей кожи. Отдёрнула пальцы и покосилась на дядю: он сделал вид, что не заметил прикосновения. Надя глянула, как пришита пуговица. – Ничего специального тут нет: просто пришито не крестиком и не параллельными стежками, а в виде буквы «Z». И на ножке. Я смогу такое повторить.

– Пойдём, – дядя подхватил Надю под локоть и потащил в кабинет. – Нина, принеси иголку и нитки. И сделай мне наконец бутерброд с сыром!

Глава 9. Деревянный крестик, золотые часы

Кабинет дяди не выглядел таким шикарным, как остальной дом. Здесь не было зебровых шкур на полу, зеркальных стен и хрустальных монстров, свисавших с потолка. Обычный кабинет с письменным столом, книжными стеллажами и кожаным диваном строгого дизайна.

Дядя быстрым движением плеч скинул рубашку и протянул Наде вместе с катушкой ниток и подушечкой, утыканной разнокалиберными иголками:

– Ну что, покажем итальянскому портному, как русские девушки умеют пришивать пуговицы?

Его губы тронула улыбка.

Он не был похож на своего сына. Рафаэль был высоким кудрявым блондином – таким красивым, что сердце замирало от красоты, а в голову лезли нескромные мысли. А дядя – среднего роста, с короткий стрижкой и проницательными карими глазами. Его смуглое тело было покрыто тёмными волосами, которые густо росли даже на предплечьях. На груди виднелся деревянный крестик на верёвочке. Так странно: золотые часы и старый дешёвый крестик… Дядя не был качком, но явно занимался спортом: на прессе выделялись кубики, а на бицепсах перекатывались мускулы. Надя и не знала, что в почтенном возрасте под пятьдесят можно выглядеть так молодо и привлекательно. Впрочем, тётя Поля в сорок два года тоже могла сойти за подружку своего сына.

Надя очистила от ниток проколы в ткани и быстро прихватила пуговицу парой стежков.

– У вас есть что-то узкое и длинное, что можно подложить под пуговицу? – Дядя не понял. – Например, зубочистку?

– Сейчас. Нина, принеси зубочистку!

Через десять секунд искомое было доставлено. Надя вставила зубочистку между пуговицей и тканью и начала накладывать стежки в виде буквы «Z». Это было нетрудно.

Дядя жевал бутерброд, запивал кофе и внимательно наблюдал за Надей.

– А ты в каком классе учишься? – спросил он.

Надя вспыхнула:

– Я окончила школу год назад! А работаю швеёй с четырнадцати лет. Правда, шью в основном постельное бельё – ну, знаете, простыни и пододеяльники из дешёвой ткани, которая красит кожу и линяет после стирки. Зато стоит недорого. Многие покупают.

– Тебе нравится шить?

Надя скривилась:

– Постельное бельё – нет. Скучная однообразная работа. Десять комплектов в день – триста в месяц.

– Три тысячи шестьсот в год, – продолжил дядя.

– Ну да. Дядя Марат… ну, мамин сожитель… развозит товар по области и продаёт на сайте в интернете. Меня, наверное, по всей стране проклинают – это бельё ужасно! Я бы не смогла на нём спать. – Надя помолчала, работая иглой. – Но шить что-то другое мне нравится. Вот ваша пуговка, например, – её интересно пришивать.

– Почему? Разве это не скучный однообразный труд?

Дядя допил кофе и опёрся задом на стол, скрестив ноги.

– Нет, конечно! Они же все разные. Перламутр – живой материал, на каждой пуговке свой рисунок, свой блеск и даже разный цвет. Эта – голубоватая, а эта – розоватая, – Надя с удовольствием прикасалась к шелковистому хлопку и драгоценным пуговицам. – И петли, обмётанные вручную, – это красиво. И воротничок пришит руками. Наверное, приятно носить такую рубашку?

– Приятно. Не давит на шею. В плечах комфортно.

– Ну вот! Я бы мечтала шить такие вещи.

– А кто тебе мешает?

– Этому нужно учиться – как кроить, как конструировать одежду! Всё не так просто, как кажется. Я не умею. Я смотрела бесплатные курсы по интернету, кое-чему научилась и даже сшила это платье, – Надя приподняла жёлтый подол.

– Очень красивое, – дядя скользнул взглядом по её ногам и быстро отвёл глаза.

Надя снова покраснела. Она давно потеряла отца и безумно скучала по его комплиментам, крепким объятиям и прочим проявлениям отцовской любви. Он всегда баловал дочек: возился с ними, покупал сладости и игрушки, охотно смотрел мультики и помогал с уроками. Словно знал, что умрёт раньше, чем кончится их детство, и хотел напитать своей любовью. Наде отчаянно не хватало общения со взрослым доброжелательным родственником мужского пола. А Маратика с масляными глазами и пальцами-сардельками она презирала и ненавидела.

Надя выдернула зубочистку и тщательно обмотала стежки ниткой. Закрепила узелок на изнаночной стороне. Пуговка стояла в трёх миллиметрах над тканью, как шляпка маленького симпатичного грибка.

– Да ты волшебница, – сказал дядя. – Твоя пуговица самая красивая из всех.

Надя засияла. Встряхнула рубашку и развернула перед дядей. Он повернулся спиной и вдел поочерёдно обе руки. Надя смотрела, как двигаются крепкие лопатки, – она впервые видела раздетого мужчину так близко. Эта смуглая спина была… привлекательной.

Но разве можно засматриваться на брата или дядю? Нельзя вести себя как деревенская дикарка, впервые увидевшая людей другого пола! Эти люди – её семья. Муж родной тёти и двоюродный брат.

– Попробуйте застегнуть, – предложила Надя. – Теперь удобно?

Он быстро застегнул пуговицы одну за другой и улыбнулся:

– Идеально!

Надя подала дяде галстук, а потом пиджак.

– Спасибо, Надюша. Ты замечательная швея. Тебе нужно продолжить образование, получить настоящую профессию. В Москве есть университет дизайна, там наверняка учат шить и кроить.

– Что вы, это не для меня!

– Плохо училась в школе? – дядя затянул узел на галстуке, не глядя в зеркало.

– Нормально я училась, но на бюджет не поступлю. А платное обучение – для детей миллионеров. Да и мама не отпустит меня из Юшкино: кто-то должен зарабатывать деньги, к тому же ребёночек скоро родится. Любаша одна не справится. Нет, я не могу их бросить.

– Ясно, – сказал дядя. – Знаешь, что самое удивительное?

– Что?

– Я узнал о вашем существовании всего неделю назад. Я понятия не имел, что у Поли есть сестра и племянницы: я думал, моя жена – сирота из Петрозаводска. А вот о Юшкино я слышал и раньше, но только потому, что там живёт мой крёстный отец.

– В Юшкино?! – удивилась Надя. – Ваш крёстный?

– В монастыре, – ответил дядя. – Он монах.

Глава 10. Малёк

Глеб

Он прекрасно помнил, как будущий отец Сергий появился в его жизни. Поздней осенью Глеб с родителями приехал на дачу, чтобы забрать и отвезти в город остатки скудного урожая, – шёл девяносто третий год, тёмное голодное время. Певица и концертмейстер из провинциального театра впервые в жизни посадили картошку, чтобы хоть как-то выжить. В театре платили три копейки и то нерегулярно, а петь в ресторанах для братков и новых русских в малиновых пиджаках мать отказывалась. Их приставания пугали её больше голодной смерти, а в том, что приставания будут, никто не сомневался: мать отличалась редкостной красотой.

Глеб учился во втором классе и во всём помогал родителям. Стоял в очередях за продуктами, которые можно было купить только по талонам, ухаживал за больной бабушкой, дёргал сорняки на даче, ловил с отцом рыбу и не гнушался подбирать бутылки. Никто из детей и подростков не считал зазорным собирать и сдавать бутылки. На вырученные деньги они покупали «сникерс» и делили на всех перочинным ножиком.

Но всё свободное время Глеб проводил в театре. К восьми годам он выучил все мамины партии из «Принцессы цирка» и «Летучей мыши». А дома мама пела – специально для мужа и сына – арии из любимых опер, а отец играл на пианино. Глеб с удовольствием ходил в музыкальную школу и тоже мечтал стать музыкантом или оперным певцом, но судьба распорядилась иначе.

Холодным осенним вечером Громовы нашли на пороге своей дачи истекающего кровью мужика в малиновом пиджаке и с массивной золотой цепью на шее. Он зажимал рану на ключице и, увидев людей, прошептал чуть слышно бледными губами:

– Помогите, я ранен, – и потерял сознание.

В то время не было ни мобильных телефонов, ни интернета. Перепуганные родители посовещались: папа предлагал сбегать на станцию и вызвать милицию, а мама причитала, что раненый человек умирает у них на пороге, и нельзя его бросить без помощи. Не по-людски это!

– А если он бандит? – спросил отец.

– Тогда мы сдадим его в милицию, – ответила мама, – но сначала поможем.

Они втащили его в дом, раздели и уложили на диван. Рана оказалась пулевой. Отец осторожно перевернул бугая и сказал:

– На спине тоже дырка.

– Значит, навылет прошла, – постановила мама. – Перевяжем и вызовем скорую помощь. Пусть сами решают, сообщать в милицию или нет.

Когда мама промывала раны перекисью водорода, мужик пришёл в себя и застонал. А потом заговорил:

– Только не вызывайте милицию… И врачей не надо… Прошу вас…

– Подохнешь без врачей! – отозвался отец.

– Вы не понимаете… Если меня найдут, то прикончат быстрей, чем эта пуля. Я отплачу вам… Любые деньги, всё что угодно, только спрячьте меня, пока я не оклемаюсь.

– Мужчина, как вы себе это представляете? – возмутилась мама, но он не услышал её, потому что снова отрубился.

Глеб вспомнил:

– По телевизору в новостях сказали, что сегодня у бандитов была перестрелка. Погибло много народу – за городом, у Зареченского моста.

Родители переглянулись. Зареченский мост находился в пяти километрах от садового товарищества «Театральное», где служащие театра издавна получали дачные участки.

– Я же просила тебя не смотреть криминальную хронику! – расстроилась мама. – Глебушка, держи язык за зубами, хорошо? Болтать про раненого человека – очень опасно, понимаешь? Мы можем пострадать, если кто-то узнает, что он скрывается на нашей даче.

– Мам, я никому ничего не скажу, клянусь! – заверил Глеб. – Мы будем его прятать, как еврейскую девочку в той книге?

Мама совсем расстроилась:

– Тима, ну зачем ты дал ему «Дневник Анны Франк»? – она с укором посмотрела на мужа. – Он же ещё маленький.

– Не маленький он, – сказал отец. – Сейчас дети быстро растут.

* * *

Мама ошиблась: никто ничего не узнал и никто не пострадал. Единственное, родителям пришлось продать обручальные кольца, чтобы купить раненому бандиту домашнюю курицу, творог и апельсины. Он две недели валялся на даче влёжку, только переворачивался для перевязок и открывал рот, чтобы проглотить три ложки бульона. А потом однажды сел на диване и опустил дрожавшие от слабости ноги на холодный пол.

– Эй, малёк, – спросил надтреснутым голосом, – тебя Глеб зовут?

– Да.

– Где твои родители?

– Сегодня воскресенье – у них выступление в театре. Приедут поздно.

– Не страшно оставаться одному с головорезом?

– А вы головы резали? – заинтересовался Глеб.

– Не то чтобы прям головы… Где тут у вас туалет?

– Принести ведро?

– Не надо. Я и так злоупотребил вашим гостеприимством.

– Тогда пойдёмте во двор. Как вас зовут? Вы правда бандит? Расскажете мне про перестрелку?

Раненый представился Юрием. Он ещё месяц жил на даче: сам топил печку и варил себе супы и каши. Родители уже не проводили с ним всё свободное время, а вот Глеба, наоборот, привлекал таинственный бандит. Глеб расспрашивал его о жизни, но Юрий отмалчивался или отшучивался. Лишь изредка, между делом, учил мальчишку правилам: уважать мать и отца, не крысить у друзей, не закладывать своих, не обвинять без доказательств, не насиловать девушек. Может, для восьми с половиной лет это была преждевременная информация, но точно не лишняя. Глеб чувствовал, что папа-пианист и мама-певица не дадут ему знаний, необходимых для выживания в жестокой реальности. Таких знакомых, как Юра, у родителей никогда не было, да и быть не могло.

О том, что он собирается уйти, Юра предупредил только Глеба.

– И куда вы пойдёте? Думаете, вас уже перестали искать?

– У меня есть чистые документы. Уеду куда-нибудь подальше.

– Снова станете головорезом?

– Нет, малёк, с этим покончено. Начну новую жизнь.

– Напишете мне письмо? – спросил Глеб. – Чтобы мы не волновались, что вас снова подстрелили.

Юра долго смотрел на Глеба сверху вниз, потом сказал:

– Напишу, диктуй адрес.

* * *

Письмо он не прислал, но каждый месяц в почтовом ящике появлялся белый конверт без указания получателя и отправителя. В конверте были деньги. Благодаря этим деньгам Громовы смогли выжить в самые голодные годы.

В следующий раз Глеб увидел Юру спустя пять лет – на похоронах родителей.

* * *

Глеб застегнул пиджак, взял портфель с документами и посмотрел на голубоглазую девочку в жёлтом самодельном платьице:

– Я никому не рассказывал, что мой крёстный – монах.

– Почему? – спросила девочка, хлопнув пушистыми светлыми ресницами.

– Религия – это личное. Никого не интересует, в какого бога ты веришь. Марка машины и часов говорят о тебе больше, чем вероисповедание.

Она уставилась на то место, где под рубашкой покоился деревянный крестик. Сметливая и востроглазая, заметила необычный крест. Только совсем ещё юная: не умеет скрывать чувства, слишком откровенна и доверчива. Накатило нестерпимое желание защитить девочку от опасностей, которые подстерегали в большом городе неопытную душу.

– А как зовут вашего крёстного?

– Вряд ли ты его знаешь. Он живёт в мужском монастыре, куда не пускают туристов.

– У них бывают дни открытых дверей!

Глеб не смог сдержать улыбку:

– Отец Сергий.

– Ах, я, кажется, знаю его! – обрадовалась Надя. – Такой высокий, с длинной бородой, и всех детей называет «мальками»!

Она и правда была ещё мальком – беззащитной рыбкой, недавно вылупившейся из икринки. Любая щука заглотит её в один приём и не подавится. Разве что дядя-акула поможет племяннице выжить и не попасть в беду, какая случилась с её старшей сестрой. Девочкам сложнее в этом мире: одна неосторожность – и жизнь разрушена. Остро сдавило в груди при мысли, что какой-то подлец воспользуется наивностью девочки в жёлтом платье и бросит её наедине с проблемами.

Глеб считал, что мужчина обязан жениться, если его беспечность привела к беременности. Виноват – отвечай, а не перекладывай решение вопроса на хрупкие женские плечи. Так он сам поступил когда-то, исполняя свой мужской долг, – взял на себя ответственность.

Десять лет назад.

Глава 11. Я больна?

Дядя оказался не таким злобным тираном, каким представлялся по рассказам Рафаэля и тёти. Надя ощущала в нём нечто другое: доброту и порядочность. Он шутил с ней, назвал «волшебницей», расспрашивал о жизни и даже пояснил, почему семья Громовых не общалась с семьёй Сорокиных: не потому, что стыдилась бедной родни из деревни, а потому, что тётя Поля соврала о своём сиротстве.

«Я узнал о вашем существовании всего неделю назад». Слова дяди можно было расценить как извинение за много лет молчания. Если бы дядя знал, что его племянницы и свояченица бедствуют, то наверняка бы помог, – вот как звучали его слова. И Надя поверила дяде Глебу. Такой человек не стал бы врать. Он бы точно помог!

А вот почему тётя скрыла, что у неё есть старшая сестра-вдова с двумя детьми, – это загадка. Можно было бы спросить у тёти, но Надя сразу отбросила эту мысль. Наверняка у неё были веские причины скрывать провинциальную родню. Интереснее другое: что случилось неделю назад, из-за чего тётя помчалась в Юшкино восстанавливать отношения с сестрой и знакомиться со взрослыми племянницами? Почему она вспомнила о родственниках после двадцати пяти лет отчуждения? Был в этой ситуации какой-то замаскированный подвох, какая-то тайна, но Надя выкинула тревожные мысли из головы: в доме дяди ей ничего не грозило. Он защитит её от любых опасностей – настоящих или мнимых. Защищать людей – его призвание.

Они вышли из кабинета в гостиную.

– Рафаэль, подбросить тебя до университета? – спросил дядя у сына. – Ты не опаздываешь на учёбу?

Рафаэль взглянул на часы:

– Опаздываю, Глеб, но я лучше на своей машине. Спасибо за предложение! Желаю победы в суде!

– Спасибо! – ответил дядя и символически чмокнул жену в висок: – Приятного дня, Полина. Увидимся вечером. Пока, Надя, ещё раз благодарю за пуговицу.

Он развернулся и ушёл. В окно Надя видела, как из гаража выплыла низкая серебристая машина с большими колёсами. Она была похожа на хищную акулу, в чьих гладких боках отражались дом с колоннами, клумбы с цветами и даже облака на голубом небе. Надя невольно залюбовалась красивой машиной.

– Фух, наконец-то! – сказал Рафаэль, стаскивая через голову футболку. – У меня прямо глаза слипаются, я пошёл спать.

– Малыш, если тебя снова отчислят, я больше не смогу тебе помочь. Ты же понимаешь, терпение Глеба не бесконечно. В прошлый раз он сильно расстроился.

Тётя запустила руку в кудрявую гриву Рафаэля и ласково потрепала. Он извернулся и коснулся пальцев матери губами:

– Не беспокойся, я подчищу все хвосты. Обещаю!

– Не забудь, у тебя есть ещё одно важное задание.

– Вечером, мамуля, всё вечером! После ночной гулянки я не способен на активные действия, – он встал из-за стола и расслабленной походкой пошёл к лестнице, ведущей на второй этаж.

* * *

После завтрака Надя осталась голодной, но попросить нормальной еды не посмела. Тётя куда-то позвонила, тихонько что-то уточнила и подошла к Наде:

– Сейчас мы поедем в клинику, сдадим анализы.

– Зачем? – удивилась Надя. – Я здорова.

– Так нужно, – отрезала тётя. – Может быть, у вас в Юшкино все здоровы и ни у кого нет проблем, но в Москве всё иначе. У нас тут и эпидемии бывают, и… разные другие случаи. Мы съездим в клинику, тебя посмотрит врач, а потом… Чего ты хочешь?

– Не знаю, – растерялась Надя.

Казалось, тётя хотела её задобрить. Только вот зачем?

– Хочешь айфон? Не новую модель, конечно, а какую-нибудь восьмёрку.

– Это телефон? – спросила Надя.

Тётя показала свой аппарат – большой, размером с ладонь, и тонкий. Выглядел он неудобным и хрупким. Надина «раскладушка» была в сто раз практичнее: её можно было засунуть в карман или уронить, не боясь, что треснет экран.

– Нет, спасибо. У меня хороший телефон, ещё не старый.

– Тогда чего бы тебе хотелось?

– А в Макдональдс можно? Я один раз была в Петрозаводске, после музея нас повели в Макдональдс, мне понравилось…

Если бы Надя не была такой голодной, она бы попросила свозить её на Красную площадь или в зоопарк, но после смузи из капусты думалось только о еде.

– Ну хорошо, – с недоумением сказала тётя. – Если вместо айфона ты хочешь котлету с глютаматом и пережареную картошку…

Да-да, она хотела котлету и картошку! И если сначала надо сдать кровь на анализы – она согласна!

* * *

До клиники они доехали раньше, чем до Москвы. Свернули на второстепенную дорогу и остановились у скромного двухэтажного здания. Надя испытала разочарование: ей хотелось увидеть столицу, но Громовы жили на окраине, далеко от музеев и достопримечательностей. Да и названия, которые встречались на дорожных знаках, мало отличались от названий карельских деревень: «Горки» да «Жуковка». Почти как «Юшкино» или «Коробельцы».

В клинике их уже ждали. Медсёстры с ослепительными улыбками подхватили Надю с двух сторон и повели в кабинет. Она в испуге глянула на тётю, но та лишь кивнула – без улыбки, без тени поддержки во взгляде.

Удивительно, что в ней нашёл дядя Глеб? За что полюбил её двадцать пять лет назад? Внешне они выглядели красивой парой: обворожительная блондинка и смуглый мужественный брюнет. Но по характеру они здорово отличались. С тётей Надя не могла расслабиться и постоянно чувствовала себя глупой деревенщиной, а с дядей ей было комфортно. Уютно и безопасно. Рядом с ним она не ощущала себя дурочкой из Юшкино – наоборот, она была волшебницей и умницей. И это приятное ощущение хотелось испытывать снова и снова.

Врач – седой мужчина с холодными цепкими глазами – сразу же приказал Наде раздеться и лечь на гинекологическое кресло. Она в остолбенении на него уставилась:

– Но я пришла сдать анализы!

– Сначала на кресло, я сделаю УЗИ и возьму мазок. Потом сдашь кровь.

– Но я… девушка. У меня не было отношений с мужчинами. Зачем мне кресло?

Он смерил её недоверчивым взглядом:

– Ну хорошо, тогда ложись на кушетку. Посмотрим, что у тебя там…

Надя беспомощно оглянулась на медсестёр, но те стояли у двери, словно бдительные стражи. Убежать из кабинета не получится. Надя поплелась за ширму, разделась и села на кушетку, прикрывая наготу руками. Щёки стали горячими, а глаза наполнились слезами. Зачем тётя заманила её к гинекологу? Неужели у них в Москве эпидемия венерических болезней? Наде всё равно это не грозило: она не собиралась заниматься любовью в ближайшее время.

– Лежи смирно, – сказал врач и выдавил на живот лужицу геля из бутылки.

Надя задрожала. Датчик, которым водил врач по животу, не причинял боли, просто ей было неприятно и стыдно лежать перед мужчиной голой. Она не понимала, зачем делать УЗИ, если у неё ничего не болит. Когда врач заглянул ей между ног, из глаз покатились слёзы.

После унизительной процедуры Надя сидела напротив врача и отвечала на вопросы: когда начались последние критические дни, сколько дней продолжались, и как она себя чувствует. Пришла сестра и взяла кровь из вены – много крови. На прощание врач сказал:

– У тебя… – и тут он произнёс непонятное длинное слово на латыни. – Это неопасно для жизни, но требует срочного лечения. Я прописал таблетки, будешь принимать по одной каждое утро. Рецепт я отдам Паулине Сергеевне, она проследит, чтобы ты не забывала их пить.

– Я больна? – испугалась Надя.

– Пока нет, но можешь серьёзно заболеть, если откажешься лечиться. Ты обязательно должна пропить курс этих таблеток. Это очень важно для твоего будущего! Ты меня поняла?

Надя кивнула. Она вышла из кабинета совершенно подавленной. Тётя прочитала уныние на её лице и сказала:

– Не переживай. Хорошо, что ты в Москве под моим присмотром. Тебе доступна самая лучшая медицина и самый лучший уход. Всё с тобой будет нормально.

Почему-то эти слова не утешили Надю. Ей полегчало только в Макдональдсе, где она заказала самый большой гамбургер и картофель фри. Тётя права: ей крупно повезло, что проблемы со здоровьем обнаружились в Москве. Здесь её вылечат, а в Юшкино она бы заболела, и неизвестно чем бы всё кончилось.