Текст книги "Пуговка для олигарха (СИ)"
Автор книги: Таня Володина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Глава 37. Утро
Она притворялась, что спит, а сама слушала, как бьётся его сердце. Широкая грудь размеренно поднималась и опускалась, дыхание казалось глубоким, но, возможно, он тоже притворялся. Им нечего было сказать друг другу. Да и о чём они могли говорить: девушка, залетевшая от собственного брата, и мужчина, изменивший жене? Надя украдкой гладила крестик отца Сергия, лежавший в ложбинке груди, и молилась, чтобы эта ночь никогда не кончилась.
Утром она задремала, а когда проснулась, не увидела Глеба рядом с собой. Встала с кровати и заметила на простыне пятна. Может быть, помощь герра Юханссона и не понадобится? Если у ребёнка генетические отклонения из-за того, что родители близкие родственники, то ему и без операции не суждено родиться. Она отнесла постельное бельё в стирку, сходила в душ и спустилась на кухню. Глеб, уже в костюме и галстуке, разговаривал по телефону и свободной рукой мазал сливочное масло на тост из белого хлеба. Никаких смузи и каш из отрубей на ключевой воде. На хлеб Глеб положил толстый кусок колбасы и протянул Наде:
– Ешь.
Она с удовольствием откусила. Проголодалась после бессонной ночи. Глеб налил крепкий кофе в две чашки, добавил сахара и сливок. Сел за стол.
– Где твой телефон?
– В коттедже.
– Я попросил Марту выяснить номер твоего банковского счёта и перечислить небольшую сумму. Так что не удивляйся, когда увидишь сообщение из банка.
Она что, звонила Любаше?! Только Любаша знала номер карты.
– Зачем? Мне не нужны деньги!
Это было как-то грязно – получить вознаграждение после ночи любви.
– Всем нужны деньги, – ответил Глеб. – Мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты не нуждаешься. Пожалуйста, не возражай. Это не связано с тем, что случилось ночью, я бы в любом случае предложил тебе денег. Я всё-таки твой дядя. Прошу, прими от меня эту помощь.
Он просил с таким умоляющим выражением лица, что Надя уступила. Кивнула и пробормотала «спасибо».
– Я должен сказать кое-что ещё. – Казалось, он сомневался, говорить или нет. – Просто не хочу, чтобы ты услышала это от других.
Надя замерла с бутербродом в руке. Таким тоном обычно сообщают плохие новости.
– Что?
– Я сегодня уеду, – сказал Глеб.
– Куда? В командировку? По делам?
– По личным делам, – ответил он.
– Надолго?
– Я не знаю, когда вернусь. Связи со мной не будет. В конторе до моего возвращения останется Марта – она мой заместитель и правая рука. Если тебе понадобится поддержка – обращайся к ней, не стесняйся. Она сделает всё, о чём ты попросишь.
Ну понятно, он решил сбежать подальше от Нади и приказал Марте следить за ней. Мало ли что стукнет в голову провинциальной дурочке? Как Надя ни крепилась, предательские слёзы выступили на глазах.
– Это из-за меня?
– Что? – не понял он.
– Уезжаешь. Из-за меня?
– Нет, милая, нет, – мягко ответил он. – Из-за тебя я мог бы совершить много глупостей, но никогда не уехал бы. У меня есть свои причины для отъезда.
И Надя догадалась.
– Это из-за мирового соглашения, да?
Он промолчал. Надя спросила по-другому:
– Ты уже решил, как поступишь? Подпишешь мировое соглашение или… засадишь Рафаэля в тюрьму?
– Я пока не решил, – сказал Глеб, допивая кофе и складывая в портфель документы и видеорегистратор, снятый с джипа. Телефон Рафаэля он подтолкнул к Наде: – Отдай ему, там нет твоих фотографий. Он тебя обманул.
Значит, Рафаэль шантажировал её несуществующими снимками! Если бы Надя могла презирать брата ещё сильнее, она бы так и сделала, но в измученной душе уже не оставалось ни злости, ни обиды, ни возмущения. Он был эгоистичным подонком – вот и всё.
– Но тебе придётся сделать выбор, – сказала Надя, наблюдая, как Глеб застёгивает портфель и достаёт из кармана ключи от машины.
– Я знаю, – ответил он. – Скажу честно: оба варианта кажутся мне чудовищными. За все годы адвокатской практики я ни разу не стоял перед выбором: или честь, или семья. Это дико, неестественно и несправедливо. Я словно в ловушке: я не могу подписать это фальшивое соглашение, но и выдать Рафаэля полиции я тоже не могу.
Он говорил спокойным тоном, но Надя сердцем ощущала, как тяжело ему даётся ситуация. В его глазах плескались боль и безысходность. Она подошла к нему, взяла за руку:
– Есть ещё и третий вариант. Ты можешь просто уехать и ничего не делать, пусть сами разбираются.
Он криво усмехнулся:
– Это было бы здорово – просто уехать… Мне пора, – он провёл пальцами по её щеке, ласково очертил губы и подбородок. – То, что произошло ночью, – это не ошибка и не случайность. У меня такое ощущение, что я впервые за долгое время сделал то, что хотел, а не то, что должен. Я мечтал об этом с самого начала – с той минуты, как увидел тебя. Ни о чём больше думать не мог.
Она подалась навстречу, прошептала:
– Я тоже этого хотела – с тобой, не с Рафаэлем. Хорошо, что я не помню, как было с ним. Я буду помнить только тебя. Ты – мой первый и единственный.
Глеб сглотнул и отвёл взгляд:
– Сделаешь в Москве всё что нужно – уезжай домой. Выходи замуж за Данилу Кандаурова, если он тебе не противен. Извини, я воспользовался служебным положением и проверил его – он нормальный парень, и родители у него неплохие. Они о тебе позаботятся.
– А ты? – спросила Надя, не зная, как выразить чувства, которые в ней бушевали.
– Вряд ли я способен позаботиться о тебе, – с горечью ответил он.
– Я не об этом, Глеб! Я много глупостей натворила, но я взрослый человек и могу сама о себе позаботиться. Я хотела спросить: а как же ты?
– А мне для начала нужно с грехами разобраться, – вымученно улыбнулся он.
– Какими?
– Слышала о десяти заповедях? Не убивай, не прелюбодействуй, не кради?
Она кивнула. Кто же не слышал?
– Девятая заповедь гласит: не лжесвидетельствуй на ближнего своего.
А вот о девятой заповеди она не знала. Он легко поцеловал её в краешек губ и вышел из дома. Надя на дрожащих ногах опустилась на стул и уставилась на недоеденный бутерброд. Кофе ещё не остыл, но с того момента, как Глеб налил его в чашку, прошла, казалось, целая вечность.
* * *
Нина, как весёлая пчёлка, хлопотала в коттедже, поджидая, когда вернётся Юсуф, и рассказывала смешные истории из его детства. Надя не слушала. Позвонила Любаша: «Какая-то наглая тётка рано утром потребовала номер твоего счёта! Вроде юристка нашего дядьки. Я ей продиктовала, ты не против?». Надя прочитала сообщение из банка и обомлела: это была не просто материальная помощь от доброго дядюшки – это было невероятно щедрое приданое! Денег хватило бы не только на свадьбу, но и на дом в Юшкино, на новый автомобиль и даже на маленькое ателье с качественной швейной машинкой и оверлоком. Можно будет послать Маратика с его вонючими китайскими наволочками и наконец-то выбраться из нищеты. Помочь маме и Любаше с малышом. Зажить по-человечески. Надя захлюпала носом. Глеб распланировал всю её будущую жизнь – без него.
Нина взглянула на часы и воскликнула:
– Десять часов! Они сейчас подписывают соглашение!
Надя в этом сомневалась. Не сомневалась она лишь в одном: её сердце навсегда отдано Глебу Громову – вопреки логике, здравому смыслу и тяжести грехов, которые свалились на них обоих.
Глава 38. Запасная пуговка
Юсуфа привезла Марта. Нина кинулась к сыну, повисла у него на шее с причитаниями. Надя отвела Марту в сторонку и тихо спросила:
– Юсуфа отпустили по мировому соглашению или потому, что он невиновен?
– По мировому. Его ещё должен судья утвердить, и тогда Юсуф будет совершенно свободен.
– Значит, Глеб…
…Нарушил девятую заповедь.
– Защитил сына, – продолжила фразу Марта.
– Рафаэль уже в курсе?
– Да, я сообщила Паулине Сергеевне, что им нечего бояться, и они могут возвращаться домой.
– Ты думаешь, они уехали потому, что боялись?
Надя-то думала, что Рафик с психа убежал из дома, а мамуля кинулась его догонять, чтобы он не натворил чего похлеще.
– Конечно, они боялись. Если бы Глеб сообщил полиции, что за рулём находился Рафаэль, его бы сразу задержали. Им надо было отсидеться в каком-нибудь укромном месте, поразмыслить над ситуацией и принять решение о дальнейших действиях.
– О том, как скрываться от полиции?
– И об этом тоже. Но главное – где искать адвоката, как выстраивать линию защиты, какие давать показания. У вас есть горячий кофе? – Марта покачала перед Надей пустой термокружкой с надписью «Я требую своего авокадо!». – Я спала всего два часа, готовила документы для передачи дел.
– Он ещё вчера попросил тебя принять дела?
– Да.
– Ясно… А ты не знаешь, куда он уехал?
– Даже если бы знала, то не сказала бы. Но я не знаю, Надя.
– Он сказал, что ты поможешь мне по любому вопросу.
– Но только не по этому.
– А в каком городе он жил до того, как переехал в Москву?
Марта назвала город в Сибири, о котором Надя раньше не слышала, и добавила:
– Но я не думаю, что он поехал на родину. Ещё на первом курсе он продал обе квартиры – бабушкину и родительскую, а с оставшимися родственниками почти не общался. Не ищи его, Надя. Он с равным успехом может быть в Австрии, Австралии или Астрахани. Если он захочет, то сам тебя найдёт.
– Не будет он меня искать, – уныло ответила Надя. – Ты уже знаешь обо мне и Рафаэле?
– Он упоминал, да. Без подробностей, конечно, просто на случай, если тебе понадобится помощь с врачами или что-то в этом роде.
– Ну вот.
– Но это не повод прерывать общение. Я так понимаю, с Рафаэлем у тебя был не роман, а печальное недоразумение. Не раскисай, всё перемелется. Где кофе? Извини, я тороплюсь, дел много.
Знала ли она, что они с Глебом провели вместе ночь, а не просто разошлись во взглядах на взаимоотношения двоюродных братьев и сестёр? Или Глеб и Марта действительно не лезли в личную жизнь друг друга?
* * *
Не успела Марта уехать, как у дома остановились две машины, – тётин «мерседес» и чёрный джип Рафаэля. Тётя и брат вернулись под родной кров в прекрасном настроении – не сравнить со вчерашней паникой и истерикой. Они облобызали Юсуфа и пригласили его на праздничный обед, который приготовил повар Пьер. Домработницу Нину тоже пригласили. Открыли бутылку французского шампанского и произносили красивые тосты о дружбе и преданности. Надя отказалась праздновать победу, потому что всё случившееся здорово смахивало на поражение. Это была капитуляция и катастрофа для отдельного взятого московского адвоката. Жена и сын вынудили его совершить преступление. Из-за них он пошёл на грех.
Из-за Нади – тоже, но она хотя бы любила его и разделила с ним грех прелюбодеяния. А они ничего с ним не разделили.
В ней бурлил гнев. Она сослалась на плохое самочувствие и ушла в коттедж. Набрала номер Глеба и прослушала сообщение о том, что аппарат абонента выключен. Села шить рубашку.
* * *
Без Глеба дни слипались в бесформенную массу, как леденцы на жарком солнце. Надя перестала различать дни недели: вторник коварно перетекал в четверг, а пятница вдруг оказывалась субботой. Почти всё время она проводила за шитьём в комнатке, где устроила мастерскую. Включала на телефоне музыку и орудовала иглой. Стежки получались ровные, гладкие – на загляденье. Они её гипнотизировали и утягивали в закоулки памяти, где хранились воспоминания о Глебе. Она помнила каждую минуту, проведённую с ним, – от первого утра, когда к её тарелке прикатилась перламутровая пуговка, до последней ночи, когда она лежала на широкой мужской груди и слушала ровное сердцебиение. Если бы её спросили, сколько дней прошло с той ночи, Надя бы затруднилась ответить.
Иногда заходила тётя Поля и приносила какие-то таблетки – розовые и голубые, уже освобождённые от коробочек. Надя безропотно пила лекарства, не спрашивая названий. Один раз тётя отвезла её в клинику. Надя думала, что опять увидит седого гинеколога с холодными глазами, но в этот раз её отправили на ЭКГ и флюорографию, от которой Надя отказалась: она уже делала рентген лёгких в этом году. А потом снова взяли кровь.
– Когда уже это закончится? – спросила Надя, сев в машину к тёте. – Когда приедет Юханссон?
– Скоро, – ответила она. – Послезавтра.
– Ну наконец-то…
К замешательству Нади, тётя после клиники повезла её не домой, а в Макдональдс, куда они заходили в самый первый день.
– Хочешь, закажи себе гамбургер, картошку или… Что здесь ещё есть? Мороженое, – предложила тётя. – Ты же любишь шоколадное мороженое?
Надя стояла у кассы и разглядывала красочные щиты, где были нарисованы всякие вкусности. Кассир с улыбкой ждал, когда она сделает выбор. Надя любила мороженое, но сегодня запах, шедший от раскалённого масла, казался особенно противным. Как будто его не меняли целый месяц и жарили на нём всё подряд: и картошку, и креветки, и сырные палочки, и свиные котлеты. Во рту стало кисло.
– Меня тошнит, – сказала Надя.
– Ты чем-то отравилась? – встрепенулась тётя.
– Нет, это из-за беременности. В последнее время часто тошнит.
– Могу предложить овощной салат и апельсиновый сок, – расплылся в улыбке кассир. – Эта еда не повредит вашему малышу.
Надя посмотрела на него, и он что-то прочитал в её взгляде: улыбка потухла, в глазах появилось сочувствие. Ну вот, даже кассир в Макдональдсе её пожалел!
– Паулина Сергеевна, отвезите меня, пожалуйста, домой, – попросила Надя.
В машине тётя выговаривала ей, что она перестала появляться на завтраках и обедах, спряталась в коттедже для прислуги и ест вредную таджикскую гадость. Плов, шурпу и самсу из слоёного теста. Надя возразила, что почти ничего не ест, потому что её постоянно мутит.
– Так от плова с курдючным жиром и мутит! – настаивала тётя.
– Да нет же, – вяло возражала Надя, – у меня обычный токсикоз, а не отравление. Любашу тоже первый месяц полоскало по-страшному, она даже похудела на три килограмма.
Тётя поджала губы и замолчала, как будто не верила, что у Нади может быть токсикоз.
* * *
Надю не мучило чувство вины перед тётей. Да, она пришла ночью к Глебу и, можно сказать, спровоцировала его (хотя это он позвал её своей музыкой), но тётя тоже совершила подлость – закрутила роман с женихом старшей сестры! И если бы Андрей Сорокин выбрал не Оксану, а Полину, то Любаши и Нади сейчас бы не существовало. Кроме того, семейная жизнь тёти, которой она хвасталась в Юшкино, оказалась не такой уж безоблачной и благополучной. Они даже спали в разных комнатах! Неудивительно, что у них не получалось завести детей.
Но самое главное: тётя видела, куда движутся отношения Рафаэля и Нади, но не предупредила, что они единокровные брат и сестра. Этот факт Надя не могла ни осознать, ни простить. Он не умещался у неё в голове. Поездка в клуб, авария, смерть незнакомой женщины, никому не нужный ребёнок, миллионные траты, судебное разбирательство, разрушенная карьера Глеба – всего этого можно было избежать, если бы тётя призналась раньше. Почему она молчала – оставалось для Нади непостижимой загадкой.
* * *
Накануне операции изготовление подарка было завершено. Надя встала перед зеркалом, скинула платье и надела рубашку. Она была ей велика: плечи свисали, а полы прикрывали бёдра, но Надя обхватила себя руками, смяла шелковистую ткань и прижалась щекой к плечу – и словно обняла Глеба. Она стояла так несколько секунд, закрыв глаза и покачиваясь.
Возможно, она никогда больше не обнимет Глеба.
Надя постирала рубашку в прохладной воде, высушила и отгладила. Сложила и упаковала в обёрточную бумагу. Оставалась одна лишняя перламутровая пуговка – Надя сунула её в маленький полиэтиленовый пакетик и скотчем прикрепила к подарку. Пригодится, если он снова посеет пуговицу. Подумала написать записку, но потом решила, что не стоит. Глеб и так всё поймёт. Он увидит эту рубашку, сшитую не иголкой и нитками, а любовью и надеждой – и всё поймёт.
Надя позвонила Марте, сказала, что на завтра назначена операция, и попросила приехать.
Глава 39. Решающий день
Марта приехала в одиннадцать часов вечера, когда Надя уже лежала в постели. Не спала, – вряд ли она сегодня заснёт, – а смотрела в окно на колыхавшиеся ветки деревьев. Поднимался ветер, собирался дождь – впервые за последний месяц небо заволокли чёрные тучи.
Марта зашла в комнату широким шагом и рухнула в кресло, где когда-то сидел Глеб.
– Зачем ты хотела меня видеть? Случилось что-то?
Надя выпрыгнула из кровати и взяла со стола свёрток:
– Передай Глебу, пожалуйста.
– Так я не вижусь с ним. Ты же не думаешь, что он прячется где-то в Москве, и мы тайно встречаемся?
– Нет, не думаю, просто завтра операция, а потом я сразу уеду домой. Пусть рубашка будет у тебя – отдашь ему, когда он вернётся.
– Рубашка? – удивилась Марта.
– Я сшила ему рубашку. В подарок. Я же швея.
Марта понимающе промычала и засунула свёрток в безразмерную сумку из кожи крокодила. Надя заметила несколько толстых папок с документами. Края бумажек разлохматились, словно их терзали десятки грязных рук.
– Спасибо, что приехала. Много работы, да?
– Много, – ответила Марта, разглядывая Надю в ночной рубашке, – но мы справляемся. Всё-таки не зря Глеб набирал стажёров и растил новые кадры. Теперь это молодые толковые юристы, которым можно передать часть дел. Мне остаётся только следить, чтобы они сильно не косячили, ну и заниматься VIP-клиентами.
Надя кивнула. Это хорошо, что у Глеба прикрыт тыл. Где бы он ни находился – пусть спокойно разбирается со своими грехами (что бы он ни вкладывал в эту загадочную обтекаемую фразу). Надя понятия не имела, как разбираться с грехами, хотя это знание ей бы пригодилось: за ней тоже числились прелюбодеяние и лжесвидетельство.
– Вообще-то я планировала приехать сюда завтра, – задумчиво сказала Марта, поднявшись с кресла.
– Зачем?
– Глеб попросил поговорить с Полиной после того, как ты избавишься… – она запнулась. – После того, как ты решишь свою проблему.
– Он звонил?!
– Нет, он распорядился об этом ещё до отъезда.
– Можешь поговорить сегодня, – предложила Надя и выглянула в окно. – Тётя ещё не спит, в её спальне горит свет. И у Рафаэля тоже.
Марта покачала головой:
– Разговор должен состояться после операции. Глеб на этом настаивал.
Казалось, Марта ждала вопроса, о чём они будут разговаривать, но Надя его не задала. Какая разница? После операции она уедет в Юшкино и забудет о тёте и брате.
– Тогда тебе придётся приехать завтра, – сказала Надя. – Извини, что побеспокоила. Спасибо за всё. Наверное, мы больше не увидимся…
Она встала и неловко подошла к Марте. Протянуть руку? Попытаться обнять эту суровую женщину с мужской стрижкой? Надя замешкалась, но Марта сама её приобняла и чувствительно похлопала по спине:
– Удачи тебе, девочка. В юности мы часто совершаем ошибки, но, поверь, это не значит, что жизнь кончена. Всё будет хорошо – и у тебя, и у твоей сестры. Обращайся, если возникнет необходимость, я постараюсь помочь.
Надя не верила в светлое будущее сестёр Сорокиных, но постаралась улыбнуться:
– Тебе тоже удачи, Марта. – И добавила: – Глебу повезло иметь такого друга.
Марта хмыкнула, сунула тяжёлую поклажу под мышку и вышла из комнаты.
* * *
Утром тётя Поля появилась в столовой без макияжа и замысловатой причёски, в джинсах и простой футболке. Длинные волосы она по-девичьи заплела в косу и выглядела ещё моложе, чем обычно.
– Вы всё-таки очень похожи, – заметил Рафаэль, переводя взгляд с матери на сестру.
Последние две недели Надя с ним не общалась: она шила рубашку, а он сдавал сессию. Наконец-то взялся за ум после череды семейных потрясений. Но даже если бы они оба были свободны, Надя не горела желанием дружить с братом. Во-первых, они были слишком разными. Вряд ли бы у них нашлись темы для дружеского разговора. Во-вторых, она собиралась избавиться от его ребёнка, – и этот факт её травмировал и настраивал против Рафаэля. В глубине души она его проклинала, хотя и признавала, что тоже виновата. Не надо было переться в ночной клуб! В-третьих, она любила Глеба, которого Рафаэль ненавидел, но был вынужден мириться из-за денег. Всё это делало общение невозможным. Они избегали друг друга.
Тётя Поля равнодушно отнеслась к их взаимному бойкоту. Надя не знала, обсуждала ли она ситуацию с сыном, но с Надей она о Рафаэле не говорила. Тётя была на своей волне, словно жёсткий конфликт с мужем морально её подкосил. Она хорохорилась и ни с кем не делилась печалью, но Надя чувствовала в ней внутренний надлом. Пару раз она видела ночью свет в «лишней» детской комнате. Что тётя там делала? Качала пустую детскую колыбель? Сидела в кресле для кормления? Заводила игрушечную карусельку и смотрела на слоников, жирафов и зебр? Надю передёргивало от таких мыслей. Да, она бы тоже мечтала о детях, будь её мужем такой мужчина как Глеб Громов, но зачем превращаться в одержимую?
– Ты готова? – спросила тётя.
На мраморном столе стояла только одна тарелка с варёным яйцом – для Рафаэля. Наде нельзя было ни есть, ни пить перед операцией. Тётя Поля, словно в поддержку, тоже отказалась от завтрака. Надю тронуло это маленькое проявление участия.
– Да, я готова.
– Может, мне поехать с вами? – обеспокоенно спросил Рафаэль.
– Не надо! – воскликнула Надя.
– Я не тебя спрашиваю, – неожиданно зло ответил он.
Тётя Поля обошла длинный стол и поцеловала сына в кудрявую макушку:
– Не волнуйся, малыш. Со мной всё будет хорошо.
Надю поразило, что даже в этой ситуации он заботился о матери, а не о девушке, которую подставил. Царапнула обида, но Надя быстро её подавила. Любовь «малыша» к мамуле не имела пределов: он простил ей не только деревенского отца-глупца, но и то, что она умолчала о Наде. Каким бы беспутным ни был Рафаэль, всё же связь с сестрой его шокировала. Оказалось, что у него тоже были границы допустимого и свой личный нравственный кодекс. Кто бы мог подумать?
* * *
В клинике Надю подхватила под руку медсестра в синем костюме и повела в палату. Надя беспомощно оглянулась на тётю, но та с кривой улыбкой помахала ей вслед. Ладно, через час или два этот кошмар закончится. Она вернётся в коттедж для прислуги, заберёт свои скромные пожитки и отправится на вокзал. Поезд в Петрозаводск уходит вечером, но лучше просидеть несколько часов на вокзале, чем в доме Громовых.
– Меня зовут Элла, обращайтесь ко мне по любому вопросу, – представилась медсестра.
Надя кивнула. У неё не было вопросов.
– Пожалуйста, раздевайтесь. Надевайте компрессионные чулки и халат, – она подала голубенький халатик из мягкого хлопка. – Скоро начнётся операция, доктор Юханссон уже вас ждёт.
