Текст книги "Монстры"

Автор книги: Танит Ли

Соавторы: Роберт Сильверберг,Клайв Баркер,Роберт Ирвин Говард,Нэнси Холдер,Брайан Ламли,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Стивен Джонс,Ким Ньюман,Бэзил Коппер,Дэвид Джей Шоу
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

Или, быть может, чтобы найти место, где нет никаких богов.

Но мы не боги и никогда ими не были. Мы Тессдалью, Волчьи Головы. Волкоголовые. Мы…

… что, друзья мои, мне непременно нужно произнести это слово вслух?

Первородный грех таких, как я, mes amis, состоит в том, что когда-то мы были людьми, которые вели себя по-звериному, и потому прокляты навеки, – нам суждено всегда быть зверями, которые помнят, что когда-то были людьми. Волки охотятся стаей, чтобы прокормиться, а не чтобы убить, – и они поборники всех этих замечательных естественных качеств: свободы, равенства, братства и верности. Но вервольф охотится не для пропитания, а ради убийства; его терзает голод, который может утолить лишь кровопролитие, лишь чья-то смерть. Вервольф будет охотиться даже на своих сородичей, на себе подобных, потому что для него кровные узы не значат почти ничего; по той же причине он способен растерзать чужую семью и родню.

Вервольфы любят мучить, пытать, играть с жертвой, они по-своему наслаждаются мрачной иронией своего непрерывного маскарада – зубастой мордой зверя под кротким лицом человека. Возможно, это происходит потому, что корни легенды о вервольфах уходят в древний миф – и обладатели классического образования его знают – миф о царе Ликаоне и его пятидесяти сыновьях. Отвратительные преступления Ликаона разгневали Зевса, и он наслал на мир потоп, чтобы очистить его и заселить новой, добродетельной расой. За насмешки над богами Ликаон и его сыновья были обращены в волков – за то, что подавали гостям человечину, за то, что разоряли свой край как последние разбойники, а не оберегали его, как подобает правителям.

А поскольку иногда имя Ликаона связывают с именем Тантала, то, возможно, нарушенное им правило было следующим: не есть детенышей, ни своих, ни чужих. Ибо тот, кто обманом или силой заставит тебя вкусить плоти детеныша, ввергает тебя во зло и разлагает не только твое тело, но и дух.

Позже, в Аркадии, возник культ, сторонники которого верили, что ежегодно один из них обречен на превращение в волка. Если он сможет прожить год, не отведав человечины, то вернет себе человеческий облик; если же нет – останется волком навеки. Но переход из человека в волка обостряет голод, превращает его в постоянный соблазн и пытку…

О да. Возможно, сейчас вы тоже ощутили его. Это совершенно особый голод, он пробирает до мозга костей, он зудит под кожей, он сводит руки и ноги, он вопиет об утолении. В крови звучит песня, взывающая к полной луне, бьется и шумит в ушах, как зловещий прибой.

Ибо все мы здесь волки, это точно. Каждый родитель, который насилует, бьет, оскорбляет свое дитя, каждый, кто хочет попробовать плоти себе подобного, – вервольф. Он хуже дикаря, потому что тот если и идет на крайность, так лишь от нужды, голодной зимой. Вы делаете это для развлечения. Вы, он, она, я, вот ты и вот ты – все мы, кто нарушает человеческий закон и обращается с другим, будто он… не совсем человек.

И этот крик, этот крик, который эхом звучит в веках: "Так нельзя, нельзя, Господь запретил это!"

Но это так, разве нет?

И все же calme-toi [35]35
  Успокойтесь (фр.).


[Закрыть]. Чего вы испугались? Я слабая старушка, месье, разве я в силах причинить вам вред? Посмотрите на меня. Посмотрите.

Да, да, вот так.

Сидеть. Ни с места. Asseyes-vous [36]36
  Сядьте (фр.).


[Закрыть], вы все, каждый из вас, прежде чем моя истинная – худшая – сущность даст о себе знать.

…Вот так-то лучше.

Ах, я вспомнила, как была когда-то резвой девочкой – точь-в-точь бедная моя Перринетта, была дурочкой, готовой рисковать по пустякам. Тогда я носила алый бархат, только алый… потому что на алом не так заметны пятна крови. Вы меня поняли.

В чем-то времена меняются, а в чем-то – нет.

Но я не виню вас в ее смерти, никого из вас – ах нет, не виню. Да и как бы я могла обвинить вас и не почувствовать себя лицемеркой? Уж кому-кому, а мне известно, как трудно устоять перед соблазном, не испробовать свежего мясца, когда оно само так и лезет в рот – особенно здесь, в этой глухомани, в этой чащобе. Здесь правит голод.

В конце концов, в свое время я ведь тоже охотилась на тех, кто слабее, нападала со спины. Я тоже следовала за путешественниками, выслеживала странствующие семьи и пользовалась их любовью друг к другу как приманкой: если пропадал один, остальные пускались на поиски, прямиком ко мне в пасть. У меня тоже в подвале полным-полно обглоданных костей.

И все же я сделаю вам подарок, дамы и господа, гости "Бедной растерянной девочки". Да, щедрый подарок, совершенно бесплатно. Вервольфа, то есть волка с человечьими руками, лучше не съесть, а сжечь. И причин тому несколько.

Вы убили одну из моих внучек и съели другую. Но я не завидую вам. Поступив так, вы обрекли себя на вечный голод, который будет грызть вас изнутри, – голод, который постоянно терзает нас, меня и весь мой род, долгие-долгие годы. Голод, который был с нами всегда, еще до того, как мы переселились в эти края. В каком-то смысле вы стали моими детьми, моими сородичами. Вы тоже Тессдалью, Волкоголовые, – по натуре, если не по фамилии. А разве я могу обидеть сородичей?

Ну… запросто. Я ведь уже объяснила, что вервольфам это раз плюнуть.

Так или иначе, но сейчас я почему-то расщедрилась. Что-то на меня такое накатило. Я восхищаюсь вами, как охотник охотниками. Как вы ловко все подстроили – этот постоялый двор, где двери всегда нараспашку, эта волчья яма, замаскированная гостеприимством. Этот чудный новый трюк – накормить добычу досыта, позволить поросятам наесться до отвала, а уж потом… Не иссякает поток путешественников, которые останавливаются здесь, намереваясь отправиться дальше, но бесследно исчезают. Только и остается что следы на снегу, но и их заносит еще до следующего восхода луны, да еще шорох лап где-то неподалеку, в кустарнике. Шорох мягких лап, крадущихся следом. Остаются на снегу твердые, плотные катышки какого-то зверя, который явно питается только мясом.

О да, замечательно, саinarche, absolutement [37]37
  Отлично, превосходно. Дело пойдет (фр.).


[Закрыть]. Са ira [38]38
  Припев известной французской революционной песни: «Дело пойдет».


[Закрыть].

Но никогда не забывайте, на чьем страдании вы живете.

Я последняя в своем роду, я альфа и омега, начало и конец. И вы придете по первому моему зову, послушаетесь моего приказа, потому что я…

…а, как это называется?

"Вожак стаи", вот как.

Если хотите, можете даже называть меня бабушкой.

Сидней Баундс
Старый рынок

Плодовитый британский писатель Сидней Баундс в 1937 году вступил в Ассоциацию научной фантастики (Science Fiction Association), где познакомился с Артуром Кларком, Уильямом Темплом и Джоном Кристофером (Сэмом Йоудом).

Во время Второй мировой войны Сидней Баундс основал общество любителей научной фантастики, известное как "Cosmos Club", и ранняя проза писателя публиковалась преимущественно в любительском клубном журнале "Cosmic Cuts". Хотя первое из купленных профессиональным изданием произведений Баундса так никогда и не было напечатано, в конце 1940-х годов он регулярно писал захватывающие рассказы для журналов издательства "Utopia Press".

Писатель часто выпускал свои работы под псевдонимами, в частности, когда сотрудничал с такими научно-фантастическими журналами, как "Tales of Tomorrow", "Worlds of Fantasy", "New Worlds Science Fiction", "Other Worlds Science Stories", "Fantastic Universe" и другими. Когда популярность литературных журналов снизилась, Баундс стал публиковать свои произведения в различных антологиях: "Новая НФ" ("New Writings in SF"), "Великие рассказы о призраках" ("The Fontana Book of Great Ghost Stories"), "Великие ужастики" ("The Fontana Book of Great Horror Stories"), "Монстры" ("The Armada Monster Book") и "Призраки" ("The Armada Ghost Book"). Рассказ "Цирк" (Circus") послужил основой сценария одной из серий телесериала "Сказки темной стороны" ("Tales of the Darkside" 1986), режиссер Джордж Ромеро.

В дальнейшем произведения Баундса печатались в антологиях: "Страшные истории из космоса" ("Tales of Terror from Outег Space"), "Страшные истории при свете газовой лампы" ("Gaslight Tales of Terror"), "Страшилки" ("Frighteners"), Не выходите no ночам" ("Keep Out the Night"), "Вампиры" ("The Mammoth Book of Vampires"), "Новые ужастики" ("The Mammoth Book of New Terror"), "Великие рассказы о призраках" ("Great Ghost Stories"), "Истории, леденящие кровь" ("Tales to Freeze the Blood"), а также в серии книг Филипа Харботтла "Приключения в жанре фэнтези" ("Fantasy Adtvntore"). В 2002 году Харботтл составил первые сборник работ писателя для издательства "Cosmos Books": "Сидней Баундс. Лучшее. "Странный портрет" и другие рассказы" ("The Best of Sydney J. Bounds: Strange Portrait and Other Stories") и "Сидней Баундс. Лучшее. Заблудившийся корабль и другие рассказы" ("The Best of Sydney J. Bounds: The Wayward Ship and Other Stories").

Сидней Баундс умер в ноябре 2006 года. Рассказ "Старый рынок" – одно из последних его произведений.

Джимми тщетно пытался освободиться – тяжелая цепь, которой его приковали к столбу на рыночной площади, ни в какую не поддавалась. Прочные звенья не разомкнуть, Огромный замок не взломать. Джимми в отчаянии стукнул цепью о мостовую – раздался оглушительный грохот. Потом парень поднял голову и посмотрел на башенные часы – было десять минут четвертого. Он просидел на цепи уже больше двух часов. Как же все-таки злобно над ним подшутили!

Полная луна медленно плыла над пустынной рыночной площадью: в серебристом свете то появлялись, то исчезали какие-то странные тени. Легкий ветер немного поиграл опавшими листьями, потом нашел где-то пакет и принялся им шуршать, а когда надоело, подобрался к мальчику и дунул на него ночной прохладой. "Хорошо, хоть дождя нет, – думал Джимми, дрожа от озноба всем своим тщедушным телом. – Да и зима, к счастью, еще не скоро".

С тех пор как его посадили тут на цепь, площадь оставалась совсем безлюдной: только бездомный рыжий кот однажды нарушил его одиночество. Набравшись храбрости, бродяга подошел к мальчику, понюхал его ботинки и отправился дальше но своим делам. Летом, пожалуй, у Джимми было бы больше шансов обратиться к кому-нибудь за помощью: мимо наверняка прошла бы какая-нибудь парочка влюбленных, которые могли бы его освободить. Осенними ночами людям не до прогулок. Странно, однако, другое: обычно центр города по ночам патрулировали полицейские – они охраняли магазины, рестораны, банки, – сегодня почему-то стражей порядка тоже не было видно.

Джимми растерянно озирался, смотрел на закрытые ставнями витрины и темные окна лавок и ресторанов, окружавших рыночную площадь. Бедолага знал, что ему предстоит просидеть на цепи еще несколько часов, прежде чем проснется рабочий люд и первые посетители придут завтракать вон в то кафе на углу.

Мальчику вдруг почему-то стало страшно. Он сидел на холодной мостовой, один, в темноте, на цепи, и ему казалось, что его все предали. Больше всего на свете несчастный теперь хотел одного: пережить эту ночь. Как он мог быть настолько глуп, чтобы думать, будто нравится Мэри!

В центре площади стоял старинный особняк, в котором размещалась администрация рынка, – там всем заправлял мистер Клэй. Сейчас здание выглядело каким-то призрачным и зловещим. Джимми вдруг увидел на фасаде дома, под самой крышей, просторную нишу, из темноты которой глядела на рыночную площадь скульптура неведомого существа.

Мальчик никогда раньше не замечал ее. Впрочем, ничего удивительного: зачем бы ему понадобилось глазеть на эту дурацкую статую? Что в ней хорошего? Пыльная, грязная, вся в трещинах – кому такая вообще нужна? Зато теперь ему представилась возможность вдоволь наглядеться на это страшилище: человекообразное, с тощим туловищем, обернутым в темные перепончатые крылья, и свиным рылом. Единственный немигающий глаз монстра сейчас, кажется, смотрел прямо на Джимми. Мальчик вздрогнул.

О ужас! Неужели эта тварь зашевелилась? Нет, не может быть! Привидится же такое со страху!..

Наполеон Джимсон от природы был трусоват. Едва почуяв опасность, он давал деру – длинные тощие ноги обычно не подводили хозяина и успешно выносили его из всяких передряг.

Когда Наполеон был маленький, он бегал быстрее всех во дворе, так что никто из обидчиков не мог его догнать. В искусстве ретироваться и путать следы ему не было равных. Особенно часто мальчику доставалось из-за странного имени. Он всей душой ненавидел свое дурацкое имя и не мог простить мать за то, что она его так назвала. Впрочем, матери прощения и не требовалось: малыш ее почти не помнил. Она оставила сына вскоре после того, как ее оставил его отец.

Соседские дети, все как один, были жестоки с Наполеоном. И откуда только берется такая черствость в крохотных существах? Помнится, даже те из них, кого мальчик не считал своими врагами, присоединялись к общему хору голосов, распевавших злую дразнилку:

 
Наполеон, Наполеон,
Худой, как мышь, тупой, как слон,
За две монетки и батон
Хоть дьяволу продастся он!
 

А Наполеон мечтал о тихой спокойной жизни, хотел, чтобы его оставили наконец в покое. И вот как все обернулось! На этот раз ему даже сбежать не удалось…

Стрелки часов кое-как добрались до четверти четвертого. Как долго тянется ночь! Ветер усилился, заколыхал ветви деревьев – воздух наполнился ароматом перезрелых яблок.

Джимми от нечего делать рассматривал рыночные прилавки и дома, теснившиеся по краю площади: старинные особняки вперемежку с совсем новыми зданиями. Его внимание на некоторое время привлекла изящная арка между пабом и пиццерией. Вдруг в ее темном проеме мелькнула какая-то тень: не иначе, крыса юркнула в подворотню.

Мальчик еще раз попытался освободиться. На этот раз без особой надежды. Клэй приковал его на совесть: наручники впились в тонкие запястья и причиняли сильную боль при каждом рывке. Тяжеленная цепь дважды обвивалась вокруг столба. Она была не слишком длинной, так что отойти далеко пленник не мог.

Раздался бой часов на башне. Джимми вдруг почувствовал на себе леденящий взгляд статуи – и окаменел от ужаса. Парень едва нашел в себе силы посмотреть на страшилище. Темная фигура шагнула из ниши на карниз, тяжело качнулись огромные перепончатые крылья. Мальчик на миг зажмурился, а когда открыл глаза, вокруг было совсем темно: набежавшее облако закрыло луну, не позволив Джимми увидеть то, чего просто не могло быть.

Несчастный пленник замер: от одной мысли о том, что вот-вот над его головой может раздаться шум огромных крыльев мальчика била дрожь.

Когда луна снова вышла из-за облаков, Джимми увидел, что ниша действительно пуста. Над площадью широкими кругами носилось безобразное крылатое чудовище. Мальчик закричал от ужаса, и, видимо услышав его вопль, монстр изменил траекторию полета и двинулся в его направлении. Страшилище все приближалось, росло буквально на глазах…

Когда жить в родном городе стало совсем невыносимо, Наполеон на попутках добрался до Лондона и стал еще одним жителем столичных трущоб. Здесь он всем говорил, что его зовут Джимми. Той зимой, помнится, его приютили какие-то бродяги.

Джимми был довольно трудолюбив, но найти постоянную работу в городе оказалось не так-то просто. Он в основном занимался тем, что присматривал возле паба за повозками и тележками, пока их владельцы пили пиво. За это смышленого мальчугана кормили: разными пирожками и конфетами, – малыш был сам не свой до шоколада.

Простые бродяги его не обижали, считали своим, зато ему не давали покоя всякие пьяницы, извращенцы и наркоманы. А опаснее всех были уличные грабители.

Как-то вечером трое таких головорезов напали на мальчика в торговом квартале:

– Давай-ка, Джим, поделись парочкой фунтов со своими давнишними приятелями!

Они стали медленно наступать, в свете фонаря блеснуло лезвие ножа – парень ловко увернулся и побежал. Длинные ноги, как всегда, не подвели.

Когда пришла весна, Джимми уехал из Лондона – решил поселиться где-нибудь на юге, подальше от столицы…

Черная громадина спикировала на землю в нескольких ярдах от прикованного к столбу пленника. Приземление оказалось невероятно легким, словно чудище было полым изнутри. Свернув крылья, страшилище замерло, уставившись на Джимми. Того колотила дрожь.

Огромная чешуйчатая тварь, кто бы она ни была, выглядела ужасно, а пристальный взгляд ее единственного глаза, казалось, навек пригвоздил мальчика к земле. От бестии пахло, как из той выгребной ямы, в которую Джимми однажды чуть не свалился. Несчастный не мог поверить собственным глазам: неужели перед ним действительно статуя? Доказательством тому, впрочем, служили пятна птичьего помета, густо покрывавшие чешую чудища.

Страшилище двинулось в сторону пленника, тяжело переваливаясь на коротких кривых лапах. Раздался скрежет когтей о булыжную мостовую. Тварь неумолимо приближалась, поводя из стороны в сторону свиным рылом, – должно быть, принюхивалась.

Невероятность происходящего усиливала страх. Джимми попытался было убедить себя, что все это дурацкий розыгрыш, что эта кошмарная одноглазая морда всего лишь маска, но у него как-то не очень получилось в это поверить. Охваченный ужасом, несчастный в отчаянии изо всех сил рвал обеими руками цепь, которой был прикован к столбу. Наручники впивались в запястья, но он не чувствовал боли, не замечал, что разодрал руки в кровь, – ему хотелось только одного: во что бы то ни стало освободиться и убежать.

Чудище подошло совсем близко; от нестерпимого зловония у мальчика перехватило дыхание. Внезапно огромная пасть разверзлась в нескольких дюймах от его лица.

Джимми разрыдался…

Он тогда решил, что не станет уезжать из столицы слишком далеко, а остановится в каком-нибудь небольшом городке к югу от Лондона, поближе к побережью, и наймется на любую нехитрую работу. Вскоре он вроде бы нашел и подходящий городок, и сносную работу – устроился грузчиком на рынок и трудился не покладая рук: целый день без устали таскал всякие коробки, ящики, корзины, а вечером должен был еще и наводить везде порядок.

Красные в белую полоску рыночные палатки, несмотря на безвкусный вид, привлекали неимоверное количество покупателей, так что на рынке всегда шла бойкая торговля. Джимми скучать не приходилось. "Эй, Джим, мне бы цветной капусты!", "Принеси-ка еще ящик бананов!", "Давай скорей!" – то и дело слышалось со всех сторон.

К вечеру он обычно чувствовал себя очень усталым и в то же время счастливым. Платили ему немного, но торговцы, в благодарность за его услуги, не давали ему голодать.

Мальчику очень нравилось, как пахнут свежие фрукты, как трепещут разноцветные флажки на ветру, как на все голоса кричат торговцы: "Грибы! Кому свежие грибы? Всего по шестьдесят пенсов за фунт!", "Покупайте свеклу! Самая свежая, самая вкусная в мире свекла! Подходите!"

В отличие от многих других, этот рынок процветал. Торговцы были довольны жизнью: они набивали свои кошельки банкнотами и монетами быстрее, чем Джимми успевал поднести очередную коробку с товаром. На рынке у мальчика появились друзья. По крайней мере он считал их своими друзьями…

Джимми отступал назад, пока позволяла цепь. Чудище следовало за ним. Мальчику казалось, что от ужасного зловония он вот-вот упадет в обморок. Чтобы не чувствовать отвратительного смрада, мальчик задержал дыхание.

Он еще раз рванул на себя цепь и даже подумал, что, возможно, у него хватит силы вырвать из земли этот проклятый столб.

Огромные когти рванули воздух прямо перед его носом: тварь тянулась к нему, как тянется скряга к золотой монетке, завалившейся под комод. В тот миг Джимми, как никогда, сожалел о том, что сбежал из дому, а потом уехал из Лондона. Сожалел, что ел конфеты, которыми угощала его Мэри, – такие же конфеты, как те, которые он в гневе отшвырнул нынче вечером и которые сейчас валялись вон там, в грязи. На цепи он до них ни за что не дотянулся бы. Джимми сожалел обо всем, что сделал в этой жизни, ведь, что бы он там ни совершил, в результате он оказался здесь… Несчастный с шумом выдохнул и крикнул:

– Отстань от меня! Оставь меня в покое!..

Мистер Клэй работал на рынке управляющим. Это был тридцатилетний мужчина с лицом, изрытым оспинами, и довольно специфичным чувством юмора. Когда Мэри спросила Клэя, можно ли ей взять Джимми на работу грузчиком, он милостиво кивнул в ответ.

Еще одним другом мальчика стал Большой Эрни, великан-грузчик из рыбных рядов. Джимми был меньше его в несколько раз, но это ничуть не мешало их дружбе. Эрни оказался человеком большой души, не только огромного тела.

Мэри было около сорока. Она торговала старыми книгами в собственном магазинчике на углу рыночной площади. В Джимми она души не чаяла: опекала его, как мать, постоянно приносила ему комиксы из своей лавки. Однажды покровительница сказала Джимми:

– В дальнем углу площади стоит сарай, в котором мы храним тачки, носилки и все такое. Летом ты вполне мог бы там ночевать.

Мальчик очень обрадовался предложению и сразу перебрался туда. Он довольно удобно устроился среди старых мешков и ветоши и жил там себе безбедно, пока однажды ночью они не пришли за ним…

Громкий крик не остановил чудовище. Огромные когти продолжали тянуться к мальчику, гигантские лапы готовились заключить его в ужасные объятия. Наконец монстр схватил свою жертву, и, почувствовав его прикосновение, Джимми изо всех сил постарался оттолкнуть от себя отвратительную тварь.

Чешуя на груди страшилища оказалась холодной и твердой как камень, местами ее густо покрывал птичий помет. Осознав собственное бессилие перед черной громадиной, Джимми задрожал сильнее. Когти впились ему в кожу, огромные лапы сжали плечи, словно тварь хотела расплющить его. Обезумев от страха и отчаяния, мальчик закричал…

В тот день Джимми заметил, что все смотрят на него как-то странно: торговцы то и дело указывали на него, перешептывались за спиной, переглядывались и кивали. От всеобщего пристального внимания ему было не по себе. Со всех сторон слышалось одно и то же:

– Хорошо, хоть такое бывает только раз в год.

Когда вечером покупатели разошлись, мальчик было принялся за уборку. И тут к нему подошли Клэй, Мэри и Большой Эрни.

– Сейчас же брось метлу, Джимми, – велел ему Клэй. – Пусть сегодня за тебя приберется кто-нибудь другой. Пойдем-ка с нами – мы решили закатить пирушку.

– Ты заслужил праздник, малыш, – пробормотала Мэри. – К тому же нам есть что отметить.

Конечно, ведь сегодня годовщина основания нашего рынка!

И они отправились в пиццерию.

– Выбирай, что пожелаешь, – предложил Эрни. – Все, что твоей душе угодно. В любых количествах.

Помнится, мальчик тогда заказал три разных вида пиццы, а потом еще шоколадный торт и огромную бутыль кока-колы. Это был самый вкусный ужин в его жизни. Когда, вернувшись из пиццерии, Джимми снова оказался в своем сарае, он тут же лег спать, чувствуя себя при этом очень счастливым. Заснул он моментально и даже во сне не переставал улыбаться…

Перепончатые крылья раскрылись и обхватили жертву, страшные объятия огромных лап стали еще теснее, острые когти глубже впились в плоть. Все происходящее почему-то сильно напомнило Джимми те самые комиксы из магазина Мэри, но, в отличие от дурацких книжек, в реальности ни один супергерой почему-то не спешил ему на помощь. Бедняга был один на один со своим кошмаром.

Крик застрял в горле. Джимми кое-как стряхнул с рук слизь птичьего помета и принялся кулаками изо всех сил молотить в чешуйчатую грудь чудища. Без толку! Он мог бы с таким же успехом попытаться избить любой из домов на этой площади.

Свиное рыло нависло над Джимми, огромная черная пасть жадно потянулась к его рту…

Мальчик проснулся оттого, что дверь в сарай со скрипом отворилась, и луч лунного света скользнул по его лицу. Джимми тут же вскочил – он на всякий случай всегда был настороже: даже спал обычно в одежде.

– Не бойся, Джимми, это мы, – услышал он знакомый голос.

Лицо Клэя в лунном свете показалось мальчику очень бледным.

– Что случилось?

Сердце его бешено стучало.

– Ничего не случилось, все нормально. – Появившаяся из-за спины управляющего Мэри принялась успокаивать испуганного мальчика: – Не бойся, мы просто хотим, чтобы ты пошел вместе с нами.

Джимми это почему-то показалось подозрительным. Он понимал, что вроде бы должен доверять своим друзьям, но в данный момент интуиция подсказывала обратное. Мальчик заметался по сараю, пытаясь ускользнуть от Клэя и Мэри, и уже добежал до двери, но на пороге в него мертвой хваткой вцепился Большой Эрни. Нечего было и думать о том, чтобы вырваться из его медвежьих объятий.

– Отпустите меня, я не сделал ничего плохого! – взмолился Джимми.

– Разумеется, ты ничего не сделал. Все знают, что ты хороший мальчик.

Эрни с легкостью закинул его на плечо и понес на рыночную площадь. Там его положили на землю возле столба, Клэй надел на него наручники и цепью приковал к столбу.

– За что вы так со мной? – заплакал Джимми. – Что я вам сделал?

Мэри грустно посмотрела на него:

– Ты должен нам помочь, всем нам: торговцам, работникам, всем твоим друзьям. – Она протянула ему раскрытую коробку шоколадных конфет. – Хочешь конфету?

Он взглянул на нее исподлобья:

– Хотите меня отравить? Что в этих конфетах? Наркотики?

– Тебе так будет легче.

– Ничего мне не надо! – Он выбил коробку из ее рук, конфеты разлетелись но булыжной мостовой.

Клэй вздохнул:

– Ну что ж, не надо так не надо. Пойдем, Мэри.

И трое его "друзей" удалились, оставив его прикованным к столбу. Они пересекли площадь и скрылись в темном проеме арки. Эхо их шагов еще какое-то время доносилось издали, но вскоре смолкло. И мальчик остался на площади совсем один. Остался ждать неизвестно чего…

Джимми едва не задохнулся от ужасной вони, когда черная пасть чудовища накрыла его рог, словно ему на лицо натянули резиновый шланг огромного диаметра. Наручники не позволяли пленнику сопротивляться. Монстр толкнул его грудь, и Джимми полетел назад. Он ударился спиной о столб так сильно, что захрустели позвонки. Немигающий взгляд единственного глаза продолжал сверлить жертву.

Мальчик почувствовал, что огромная пасть начинает затягивать его. Это чем-то напоминало искусственное дыхание, только наоборот. Сначала монстр высасывал из него воздух медленно, потом все быстрее, все сильнее, пока наконец у Джимми не оторвался язык. От сильной боли несчастный едва не лишился чувств.

Чудище между тем продолжало трапезу: оно высасывало жертву с жадностью огромного ненасытного пылесоса.

"Этого не может быть, это просто нереально", – думал Джимми, теряя сознание. Боль, однако, была самая что ни на есть реальная. Вскоре не выдержали легкие – они оторвались от трахеи, и чудовище высосало то, что от них осталось. Последний вздох жертвы оборвался. А монстр все не унимался.

"Эта тварь высасывает мои внутренности, словно я сырое яйцо" – такова была последняя мысль, которая пронеслась в голове у Джимми.

Потом он перестал существовать.

Поток воздуха страшной силы вырвал ему сердце, затем не выдержал позвоночник, затрещали кости, полопались сосуды. Высосав из жертвы все, что можно, чудище расправило крылья, готовясь к полету. Оно, похоже, насытилось и едва ковыляло на коротких лапах. Наконец, тяжело оттолкнувшись от земли, громадина с трудом взмыла в воздух.

Перед самым рассветом Клэй, Мэри и Большой Эрни вернулись на площадь. Клэй снял со столба цепь, положил в карман наручники. Мэри собрала разбросанную на земле порванную одежду. Большой Эрни смел остатки волос и кожи в пластиковый пакет и выбросил в мусорный бак.

Потом они посмотрели на фигуру монстра, украшавшую нишу на фасаде здания администрации рынка. Чудище выглядело сытым и довольным. Значит, впереди еще один удачный год.