Текст книги "Реверанс со скальпелем в руке (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)
– Вы спрашивали о сифилисе, – щурился он.
– Да. Почти ничего о нем не знаю, но слышала, что это настоящая беда. Любопытно… но не к спеху. Что вы решили?
Он отвернулся, оперся локтями о колени и замер, подперев руками голову. Смотрел в землю и думал. Я решила дожать:
– Я вдова, замуж не стремлюсь, мужчинами не интересуюсь – совсем.
Мне достался быстрый веселый взгляд.
– А они вами, мадам?
– А это неважно, хотя и тут не стоит ждать большого интереса. Господь не обидел меня, но и не наградил внешностью. Приданого нет. И характер мерзкий – я упряма и зла, – потянула я из складок юбки скальпель и сразу же аккуратно убрала его обратно.
– Гаррель так не сказал бы… – протянул мужчина, улыбаясь: – Он, можно сказать, очарован вами. Вы непонятны мне, мадам… даже тем, как говорите, а сложностей хватает и без вас, – вздохнул он, – нужно думать.
– Я знаю чего хочу, уверена в этом, – постаралась я объяснить наглое, наверное, на его взгляд поведение совсем молодой еще Маритт.
– Вы слишком уверены.
– Я многое пережила. Не самое лучшее детство и замужество тоже.
– Диплом – фикция? – уточнил он.
– Диплом был. И медицинская школа тоже. Мсье Дешам, думайте быстрее – я больше суток ничего не ела. Но главное – мне нужно помыться и переодеться в подходящую одежду… как у монашки, – улыбнулась я, вспомнив сержанта.
– Даже так… – продолжал он думать, – здесь нет для вас условий. И не будет.
– Ерунда – будут, если их создам я сама. Мне нужен кусок парусины, чтобы обтянуть три молодых деревца возле того входа. И ведро теплой воды, а лучше – два. Ну решайтесь же, я уже сегодня обещаю вам незабываемый вечер у костра… зовите и Гарреля тоже. Это будут настоящие откровения из древних… сибирских книг.
– Я от корки до корки изучил «Канон врачебной науки», что нового вы можете мне сказать? – пожал широкими худыми плечами мужчина.
– Ибн Сина? Мы только что говорили, что каждый из них что-то дал науке… Авиценна был уверен, что существуют невидимые переносчики болезней, а погода влияет на самочувствие. Я могу углубиться в эти темы. Жак…?
– Мари…? – кривовато улыбался он, – эта школа в Сибири?
– И не только… там они во многих местах.
– А дю Белли? Что скажут ваши родственники?
– Меня отпустили в свободное плаванье. У меня нет их поддержки и зависимости от этой семьи тоже больше нет. Я могу строить свою жизнь самостоятельно. Хотя бы попытаться. Не месяц… это я слишком замахнулась – признаю. Два дня… день… один вечер! Жак…? По рукам? – протянула я ему руку открытым мужским жестом. И широко улыбнулась, потому что…
С души вдруг рухнул камень!
Она пела и танцевала там внутри, трепыхалось что-то такое от восторга – необъяснимое, требуя выхода на волю! Последний раз в детстве так радовалась.
Я вспомнила про пенициллин!!! У меня будет лекарство от заразы! Получится вырастить его – сама здесь лишнего дня не останусь. А у меня получится.
– На мою голову… – шутливо простонал Дешам.
– Где-то я это уже слышала, – радостно трясла я его ладонь, – велите принести мои вещи, а мне дайте кусок парусины… мыло. А где взять воды?
– На мою голову…
Уже поздним вечером, оттершись жесткой ветошью с мылом до воспаленной кожи… Накормленная и с обрезанными до середины спины волосами… В одном из темных старушечьих платьев Маритт, белом фартуке до пят и такой же косынке по брови, я сидела возле костра вместе с Дешамом и Гаррелем – Жаком и Саином.
Когда мы ворошили палкой угли, сухие сучья уютно потрескивали, рассыпая искры… ветер совсем стих и зажглись звезды… От костра несло жаром, а спину по-ночному уже холодило .
Для меня была приготовлена одна из кроватей в лазарете. Через ширму от меня будет спать Дешам. Насилия с его стороны я не боялась – была необъяснимо уверена, что вызывала в нем не тот интерес. И собиралась поддерживать в нем это ощущение, пряча в себе женщину и давая видеть только то, чем заинтересовала его сегодня – интересного и полезного собеседника.
Пока что он видел во мне это. Но только пока...
Следующее хирургическое вмешательство, которое потребуется, станет моим экзаменом. И я собиралась подготовиться к нему на все сто.
А пока мы говорили… Спорили и даже смеялись, злились и доказывали друг другу. Уставали от споров или с чем-то соглашались и затихали, зачарованные игрой переливающихся алым оттенков в угасающих углях… Помолчав, снова поднимали больные темы.
Гаррель тоже расслабился. В рубахе и жилете, без мундира, высокой шапки и парика, он казался старше… все-таки седой. Те две нашивки на его рукаве означали выслугу в полных двадцать лет, а сколько их еще сверху? Он смеялся вместе со мной, поддерживал в спорах меня, следил через костер за мной внимательными темными глазами. Не очарован – нет. Я просто понравилась. Вся, как есть – поведение, слова, улыбки… это чувствуешь – когда человек симпатизирует. Мне он тоже нравился. И упрямый Дешам.
Я уже знала, что уходить, прощаясь с ними, будет тяжело. Сейчас и здесь для меня появился первый якорь, цепь или канат… которым я добровольно притягивала себя к этой реальности – друзья. Насколько настоящие – посмотрим. Впереди еще экзамен по хирургии.
Или же они узнают... Сейчас еще не знали, это было понятно.
Или зададут правильный вопрос, не ответить прямо на который я не смогу. И отвечу.
А еще я когда-нибудь столкнусь нос к носу с офицером… и узнаю его по запаху духов. Что дальше – думать не хотелось… не сейчас.
Сейчас мне было хорошо и спокойно. Тело тяжелело, слипались глаза и тихо угасал костер, а вместе с ним и разговор о возбудителях инфекций.
Глава 8
Эйфория от вечера продолжалась недолго. Я прожила первый, самый крепкий сон и будто толкнуло что…
Чувство опасности и даже страха нахлынуло и захлестнуло с головой. Безо всяких мыслей, без понимания причины. Проснулась окончательно и замерла – вспомнила… Я даже утром так не помнила, а тут… запах еще этот – так ярко. Тут у них мужские и женские духи практически не отличались – тяжелый и приторный запах дамасской розы вместе с корицей и ладаном чуть не доконал меня в дилижансе. Как потом оказалось, надушилась не та сговорчивая дама, а мужчина напротив.
В каморке, где мною грязно попользовались, пахло кедром, а не просто хвоей… терпко и свежо – дубом и нежно – жимолостью. Хороший, хотя и сильный запах, и я бы тоже от таких духов не отказалась – раньше. Почему сознание сейчас раскладывало все это по полочкам, уточняя для себя ингредиенты парфюма? Сон и ощущения наложились тогда друг на друга… Сейчас же, кроме запаха, я, казалось, помнила еще и настроение… нет – общее ощущение от того, что насильник вложил в половой акт – злость, нетерпение, раздражение. Грубо, небрежно… Прибой во сне был сильным и упорным, Шония целовал жестко...
За тонкой «стеной» из парусины громко храпел Дешам – звучало музыкой… Наверное, не раз еще я проснусь вот так – в холодном поту, и с облегчением услышу его рулады. Слишком для меня то, что случилось… подсознание еще долго будет настороже.
Сон ушел и благостное вечернее настроение следом. Сейчас понималось – все очень сложно и просто не будет. И не могло быть. На том постоялом дворе я перевязывала раненых, прокладывая между окровавленной тряпкой и раной тампон, сделанный из лоскута своей нижней юбки. Целый ворох их – белоснежных, вываренных в щелоке, Алэйн утоптала в один из моих баулов. Но даже батист, не говоря о тканях попроще, не годился, как перевязочный материал. Рана должна дышать, повязка должна быть воздухопроницаемой… На ум приходила только кисея. А они были перевязаны плотными тряпками.
Дезинфицирующие растворы… Чего проще – открыть готовую упаковку и использовать. А из чего их составлять здесь? Если вдруг придется мыть рану, особенно полостную? Кипяченая вода – понятно… Слабый раствор соли – да, но это пытка! Болевой шок и так…!
Анестезия, пожалуй, самый важный пункт. Смогу я оперировать орущего мужика, на груди и ногах которого висят два амбала, удерживающих его в нужном положении? Однозначно – нет. Не привыкла… тишину в нашей операционной разбавляли только металлический стук инструментов, писк приборов и негромкий, спокойный голос Шонии… Господи! Как же я хочу туда – к нему!
Ладно… Анестезии в полном смысле еще нет. И что теперь? Главным показателем хорошей работы хирурга лет двести-триста назад была скорость. Те же ампутации – самые частые операции в военно-полевой хирургии. Если пилить кость долго и без обезболивания, пациент умрет от болевого шока. Хотя и скорость не гарантия – дальше подключалась гангрена… настоящий прорыв в стерилизации наступил только в XIX веке.
Наверное, лекции по истории медицины следовало назвать занимательной медициной. В голове отложились одни перлы…
Настоящим рекордсменом-спринтером от хирургии был шотландец Роберт Листон – ампутировал ногу за две с половиной минуты. А чтобы освободить руки для пилы, зажимал окровавленный нож в зубах. Одна из его операций до сих пор ввергает в шок студентов-медиков всего мира – она прошла с 300% летальным исходом. Он ампутировал ногу пациента за те самые минуты (потом тот умер от гангрены), попутно откромсал пальцы ассистенту (тоже гангрена впоследствии) и задел ножом одежду одного из наблюдателей, который вообразил, что нож пропорол его насквозь и скончался от страха.
Но я не думаю, что Листон такой уж уникум, а в практике того же Дешама, к примеру, не было послеоперационных осложнений. И, наверное, он простит, случись они у меня. Скорее, его интересовала моя техника, сами манипуляции… Не прощу себе я – вот в чем дело. Значит, готовиться нужно предельно ответственно – все, что знаю, все, что помню, все, что могу…
Уснула я только под утро. А разбудил меня шум лагеря – голоса людей, ржание коней и резкие хлопки, похожие на отдаленные взрывы или близкие выстрелы.
Быстро воспользовавшись горшком и мысленно поплакав очередной раз по влажным салфеткам, я зашнуровала платье, повязала косынку и передник и осторожно выглянула из-за своей ширмы – в лазарете было пусто. Прошла к выходу и посмотрела в щелочку – Дешам разговаривал с кем-то высоким, чисто одетым и щеголеватым, скорее всего офицером. И не факт…но! Резко бросило в жар и зазвенело в ушах. Нащупав скальпель, судорожно втянула в себя воздух, выдохнула… панической атаки я не ожидала. Подышала еще, присела зачем-то пару раз… Выходить наружу, естественно, не стала.
Прошла вглубь лазарета и открыла один из футляров, лежавших на сундуке. Хирургический инструментарий... Пальцы подрагивали, болела нечаянно закушенная губа. И я постаралась успокоиться, сосредоточившись на предмете интереса. Нестерильны… судя по внутреннему виду футляра. Второй тоже был с инструментами, назначение некоторых я только угадывала.
В самом сундуке, похоже, находился перевязочный материал – кипа стиранных простыней. И то хлеб… Отсек с чем-то… а вот и корпия. Нити, распущенные из льняной ткани и неизвестно насколько чистыми руками. Их раньше накладывали прямо на раны. Ну… можно нашить перевязочных пакетов, но опять нужна кисея.
Что еще? Пучком – шовный материал. Грубый лен и шелк. Хмыкнула – согласно статусу, наверное… Не нужно, Маня, плохо думать о начальстве!
– Мари! – раздалось за спиной, и я сжалась... и медленно обернулась. И улыбнулась с облегчением.
– Проснулась вот… уже. И слышу – лагерь давно не спит. Будите меня раньше, хватит – отоспалась. И еще… я не знаю простых вещей – куда вынести ночной горшок, например? Простите уж за такой… моветон.
– Прекратите, экая мелочь! – отмахнулся мужчина, – понятно, что никто за вас это не сделает. Я покажу. А о вас тут уже спрашивали, – продолжил с добрым смешком. Добрым... Как прихватило – мигом, так и отпустило…
– Посылайте их всех… Дешам, – брякнула я, – в дальнее пешее путешествие.
– А это значит… – морщил он лоб, но улыбался. И с чувством юмора у мужика порядок. Повезло.
– … что я не хочу общаться ни с кем сверх того, что потребуется по работе. Говорите там… дама угрюма и нелюдима. Вся в себе после потери...
– Это не потому, что вы уже знаете, что он не человек общества, мадам? – почему-то уже иначе смотрел на меня мужчина, – а так называемый зауряд-офицер, произведенный за отличие из солдат? На таких – вся черная офицерская работа, но полноправным членом местного офицерского общества ему никогда не стать. Дворянство отделено... пропастью от солдатской массы, а такие, как Ожаро ближе… их уважают и даже любят. Но тесное общение с ним пачкает аристократов. Да, Мари? – зачем-то погладил он меня по голове.
Как дурочку. Прямо говорить неприятные вещи не посмел, так сделал это. Неприятно. И я резко отстранилась и резко ответила:
– Не говорите ерунды! Где вы увидели во мне чванство? Вчера у костра? Откуда я могу знать этого человека? Дело не в нём... Но вы своим тоном явно намекнули на характер его интереса. Так почему подозрения ко мне, а не к нему? Чем он заинтересован – моим приданым? Его нет – говорила же. Связей тоже. Род Дю Белли известен, но я не из них. Лантаньяки? Тоже мимо – я отрезанный ломоть. Я одна и хочу оставаться таковой.
– Прошу прощения, Мари – погорячился, – помолчав, кивнул он: – Я вас услышал и буду знать, как отвечать в будущем, в случае…
Я тоже кивнула. Чего тут оправдываться – нормально… Мы мало знаем друг друга, он сам из простых и запросто мог подозревать, что у меня есть свои – скрытые и более понятные для него цели. Найти здесь мужа или любовника? Запросто… Офицеры – дворяне, кто-то и при деньгах.
Оказалось – не только дворяне. Отношение к выдвиженцам из солдат неприятно удивило, хотя… такое есть всегда и везде. И у нас тоже – имеет значение достаток, национальность, связи… Хотелось, чтобы этот мужчина поверил мне, а дальше уже докажу своим поведением. Но такого плана сложностей я не ждала... думала – схлестнемся из-за методов лечения.
Снова бухнуло… дрогнула земля…
– Гренады, – ответил начальник на мой вопросительный взгляд, – солдаты упражняются в бросании гренад. Первым пример показывает офицер или сержант настоящим снарядом – так принято, дальше швыряют муляжи. Сегодня полковник гоняет гренадеров. Больше взрывов не будет.
– А завтра…? Здесь есть и другие рода войск? В одном полку? – удивилась я.
– Полк формировал десять лет назад сам де ла Марльер по королевскому ордонансу…
Я суматошно искала в голове перевод. Приказ? Королевский. Значит – указ, имеющий силу закона?
– … из соображений целесообразности, – продолжал объяснять мне Дешам, – в его состав были включены фузилёры и драгуны. Сейчас драгуны несут в Безансоне службу по охране наместника. А к основному составу полка была добавлена неполная рота гренадер. Вы скоро научитесь различать их по форме.
– Гренадер я всегда узнаю по шапкам. А неполная – почему? – пробовала я узнать все и сразу.
– Мирное время, Мари… относительно. Неполная рота – пятьдесят человек.
– И сейчас этот…
– … полковник граф де ла Марльер гоняет гренадеров, что называется…
– … в хвост и в гриву, – привычно закончила я, поняв, что – бесполезно. С этим нужно родиться и в нём вариться. Вернулась к вещам понятным и привычным:
– Можно я сделаю кое-что по своему усмотрению? Ничего такого – страшного. Это имеет прямое отношение к вчерашнему разговору и учению Авиценны... – подстраховалась на всякий случай.
Дешам медленно, будто даже задумчиво кивнул, внимательно глядя на меня:
– Но всё только с моего разрешения и под моим присмотром. А сейчас перекусим. Я еще не ел сегодня, вы тоже.
Да и ради Бога! Под присмотром даже лучше. Я не знаю где тут что, и не планировала ничего криминального.
Кормили чем-то наподобие густого кулеша. Еще мы получили по куску сухого сыра и ржаной хлеб. Я смотрела на хлеб задумчиво… доктор наблюдал за мной. Запили все водой.
Взгляды Дешама были мне непонятны. Вкусовые ощущения? Ничего – съедобно, только кусочки мяса я разварила бы лучше – говядина была жестковата. Вчера было вкуснее – тушеная капуста со свининой. Ну, будет вечер, будет пища. Кормежка – два раза в день.
А потом я сделала то, что планировала – в котле над костром кипели в щелоке простыни. Те самые – из сундука. Мы брали их концы на палки и развешивали на веревках для просушки, потом топили в котле следующие. Рядом «варился» инструментарий – уже наш общий, который я планировала завернуть в кусок чистой ткани. Её можно будет просто развернуть на столе, не касаясь всего остального. Дальше подошла очередь шовного материала… я разглядывала иглы и показывала доктору хирургические узлы, используя технику среднего и указательного пальца.
Кончилось тем, что за сучок была зацеплена веревка и на ней мы около часа демонстрировали друг другу разные техники.
– Жак… – решилась я на еще одно. Не надо бы так вот – все сразу, но… – А как вы осуществляете обеззараживание самой раны? Я слышала ужасные вещи… противоречащие учению Авиценны. Он советовал не усугублять боль. И Хуа То проповедовал гуманизм и доброжелательное отношение к пациенту.
– Девочка моя, – снисходительно смотрел он на меня, – не приведи вас Господь стоять над операционным столом во время боя. О каком отношении речь…? А что за ужасные вещи вы имели в виду?
– Кипящее масло в открытые раны, смолистые вещества…
– Не практикую, – кивнул он с пониманием, – и прижигание порохом – тоже. Я готовлю дигестив из яичного желтка, розового и терпентивного масел, и накладываю их на рану. Не бинтую… просто прикрываю их чистыми повязками. Перед этим промываю чистой водой.
– Это ваша находка? – пыталась я постигнуть смысл и состав мази.
– Не смею претендовать на открытия Амбруаза Паре, – чуть склонился он.
– Все мы ошибаемся… бывает, – отвела я взгляд, понимая, что нужно бы как-то... осторожненько.
– Смелее, Мари! – прикрикнул вдруг Дешам, заставив меня вздрогнуть. Сам сел на огромное бревно, служившее лавкой, и сложил на груди руки. Вздернул подбородок, а заодно и свой длинный нос:
– Если я не соглашусь с этой вашей… школой, то просто… не соглашусь с ней и всё.
– Мазевые препараты затрудняют отток раневого содержимого. Мази понадобятся на втором этапе, когда рана очистится от гноя и нежизнеспособных тканей, и начнется процесс образования грануляций. Эт-то… разрастание особой ткани на стенках раны, которая потом заполнит всю рану и станет основой для рубца. Потом можно и мазью. А вначале на рану лучше наложить повязку с… хотя бы водным раствором соли в соотношении десять к ста – она вытянет лишнюю раневую жидкость и гной. Если рана узкая, лучше поставить дренаж… а промывать кипяченой водой… – затихал мой голос, но в глаза ему я смотрела твердо – была уверена в своей правоте.
– Любите кипятить? Пусть будет кипяченая, – не отводил он взгляда. Кивнула – кипятить я не то, чтобы люблю, но буду.
Весь день продолжались разговоры такого плана. Я скоро освоилась, потому что Дешам реагировал нормально. Или не нормально. Я ждала какого-то протеста, недовольства, а он то помалкивал, давая мне выговориться, то сам вытягивал из меня слово за словом. Что-то я знала назубок, что-то вспоминала, буквально насилуя мозг… Он не дергал, давал подумать. А я уже понимала, что когда-нибудь придется сказать все.
Случится так, что я не соглашусь с тем, что он сделает – если решу, что во вред. Смолчать не смогу. И придется уверенно аргументировать чем-то посерьезнее сибирского учения. Может это сохранит кому-то жизнь. В русскую школу он, похоже, не сильно поверил – не уточнял место, не спрашивал – когда это я успела? Я на его месте задала бы о-очень много вопросов. А он помалкивал. Присматривался, хотел понять что-то обо мне или всю меня? Значит, обязательно спросит потом. А к тому времени нужно... много чего, очень много.
Мы и спорили, само собой – не без того. Он держался вежливо, и я держалась. Пришлось даже согласиться, что промывание раны струёй свежей мочи может быть полезным. Кипяченая вода лучше, конечно, если она есть… я признавала, что бывает всякое.
Ближе к вечеру уже другой – незнакомый нижний чин, принес миски с едой. Мы с Дешамом убрали со стола чернила, перьевую ручку и отодвинули в сторону бумаги, где он делал записи.
Я с улыбкой поблагодарила молодого мужчину и заметила взгляд начальника.
– Что?
– Тут уже рота прошла… мимо нас. До этого как-то старались обходить – медиков не особо жалуют. А еду лекарям не носит капрал 1-го класса.
– Любопытство – не порок, это нормально, – повернулась я, сканируя взглядом выражение лица капрала 1-го класса. И поняла – не знает… Улыбнулась с облегчением и как-то нечаянно поправила косынку, машинально. И оглянулась вокруг – невдалеке и правда маячили мужчины в форме. Дешам широко улыбался… и я раздраженно заметила:
– Нам нужна кисея, мэтр – много, туазы её... И коньяк… а еще – буханок пять хлеба… за неимением апельсинов. И тонкий точильный инструмент – как для мужской бритвы. Позаимствовать можно у цирюльника, но лучше иметь своё.
– А кто вам сказал, что у меня его нет? – удивился мужчина.
– Да, действительно...
– Коньяк? Хорошо... коньяк, а зачем хлеб и апельсины?
– Будем готовить сибирский эликсир жизни, – напряженно смотрела я на него. Шутки кончились.
– Вы сейчас серьезны, Мари? – перестал улыбаться и он.
– Какие тут шутки? – кивнула я, – кисея, коньяк, хлеб… пока. Кто решает такие вопросы?
– Хлеб дадут и так, – потёр он лоб, – по закупкам – интендант, но рапорт должен подписать полковник.
– Чудно. Завтра с утра подойдите, пожалуйста, к полковнику.
– И что я ему скажу? – почему-то не сопротивлялся он. Это точно было не нормально. Потому что я расслабилась... требую уже. А может все и к лучшему – все равно играть каждую минуту я не смогу. У дю Белли могла, получалось. Там и напрягаться почти не пришлось, а здесь все слишком быстро, слишком важно...
– Не знаю, Жак, постарайтесь как-то убедить, – пожала я плечами, – это и правда важно. Для нас всех. А сегодня… – оглянулась я и залюбовалась темнеющим голубовато-розовым небом: – Приглашайте нашего сержанта, и я расскажу вам как готовится этот эликсир и что он такое… И еще будем варить щелок – его много понадобится.
– Хорошо. Я сам соберу угли...
Мы оба надолго замолчали. Целый день в напряжении и суете... со стойким чувством и каким-то внутренним зудом понимания – не успеваю. А нужно успеть. Убедить в своей правоте и не сказать лишнего. Выяснить, не забыть самого важного, вовремя обставиться... Забыла! Анестезия... ничего, сегодня будет вечер. Накормленные, предчувствуя скорый отдых... тихим вечером и у костра мужчины становятся добрее – уже замечено. Я и сама будто только очнулась от дневной суеты и разговоров, заметив и вечер этот тихий, и вообще… что рядом живут люди – ходят, говорят, смеются, что-то еще... И мы весь этот день тоже жили – своими интересами.
О чем задумался Дешам, я не представляла. И сейчас даже сочувствовала ему. И завидовала тоже – выдержке и терпению. Точно я «на его голову». И подумала... так – нечаянно, что может смысл в том, чтобы дать этому миру первый антибиотик – раньше на целых двести лет?
*** Средство, которое использовали для мытья и стирки наши предки называется "щелок". Производили его из золы (преимущественно лиственных деревьев). Золу выгребали из печи и заливали водой. Этот раствор оставляли на несколько суток. Или долго варили. Затем фильтровали от частичек золы. Полученная «вода» и есть щелок.
