Текст книги "Реверанс со скальпелем в руке (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)
Глава 37
Через два дня ребята уехали в Грузию. Немного остыв, Георгий и Нуца поговорили потом еще раз. Грузинские каникулы решили не отменять, этого хотели и дети, там же они должны были принять окончательное решение – с кем из родителей хотят остаться. Уезжали без сожаления – по маме они соскучились, а из меня на момент отъезда уже выжали всю возможную информацию о пребывании во Франции.
Я уверена, что не будь им это интересно, так хорошо меня вряд ли приняли бы. Георгий был прав и пришлось остаться, но переживала по этому поводу и волновалась я ужасно. Но, как оказалось, зря. Отец поговорил с Дато и скоро получилось так, что мы все вместе готовили обед. Я изучала электроплиту, понимая уже, что никогда раньше на такой не готовила. Дато инструктировал меня по эксплуатации и еще поручил резать лук, вручив при этом очки для плавания. Я покрутила их в руках, подумала и надела.
Несмотря на разницу в возрасте всего в год, ребята очень отличались друг от друга. Это видно было даже по вопросам, которые они задавали. Даниил мыслил уже другими, более серьезными категориями, был молчаливее и наблюдательнее. А Дато – сама непосредственность. Для него всё еще продолжалось детство. Непонятно мы мыслим… но мне почему-то очень хотелось поддержать его в этом. Франсуа рано лишили детства – правильно, вынужденно. Таким был тот мир, в котором приходилось рано взрослеть. Но если здесь есть такая возможность… Нет – женщинам точно не стоит доверять воспитание мужчин.
– А короткие штаны… э-э-э – кюлоты? Это же неудобно! Зачем тогда их носили?
– При езде верхом аристократы обувались в сапоги и вынужденно надевали длинные «простонародные» штаны. Именно для удобства. А кюлоты – это статус. Шелковые чулки мог позволить себе только обеспеченный человек. После революции кюлоты ушли…
– А можно…? Если я буду называть вас – Мари? Вам не идет отчество.
– Почему – нет? Это будет привычно, во Франции нет отчеств, но принято перед именем обозначать семейный статус – мадам, например. А Мари… так меня называли близкие люди, мне будет приятно, Дато.
– Зачем вы полезли на лошадь во всех этих юбках? – разглядывал он на картинке в ноуте пышные платья, которые нашел для него отец: – Почему Андрэ разрешил вам?
– Он друг, но все-таки я была его хозяйкой и выразила желание категорически. Он не мог ослушаться.
– А Дешам?! Он тогда чего молчал? Зачем позволил?
– А Дешам после истории с прививкой и рассказа о другом мире уверовал в мою разумность. Стал относиться, как к равной – уважительно. Посчитал, наверное, что я знаю, что делаю. И не знал, насколько хорошо сижу в седле. Я действовала тогда на эмоциях. С женщинами так бывает и хорошо, если рядом окажется тот, кто заставит думать. Рауль бы не позволил...
– Мне кажется, с доктором что-то случилось, – медленно заговорил Даня, – иначе Франция привилась бы вся.
– Случилось…? – замерла я и растерянно потянула с себя очки, – а что с ним могло? Война уже закончилась.
– Или там был другой мир, к чему мы пока и склоняемся, – подхватил Георгий, который до этого просто слушал нас, сидя за столом.
– Да, ты прав, – бормотала я, аккуратно очищая морковку – мы готовили плов.
– А папе вы говорите «ты», – обвинил меня Дато.
– Само собой как-то… мы же почти не спали, всю ночь просидели на кухне, говорили… Я не особо задумываюсь над этим – обращаюсь, как мне комфортно. Вас царапает моё «вы»?
– Нет… – задумчиво размышлял он: – нормально, мне даже нравится. Пап, я вот думаю… а может, мне стоит подумать о секции фехтования?
Георгий перевел взгляд на меня: – Маня, ты больше спец в этом вопросе.
– Пап, ты зачем манькаешь? – удивился сын.
– Тебе вообще какое дело? – вскинулся Даниил.
– А мне нравится. Виконтесса и мадам, оно конечно… Но Маня – тепло, по-домашнему, – улыбалась я, – а что касается фехтования…? Я понимаю, – действительно, отлично понимала я мальчика, – но Франсуа обучали с трех лет. Это целый комплекс… и там это не красивый спорт, а исключительно грациозный, но и страшный способ убийства. Я думаю, он не раз удивил своих противников – отец передал ему в наследство пару личных приемов. Рауль был первой шпагой Монбельяра и Вюртемберга, – нечаянно вспомнила я тот танец со шпагами, когда первый раз увидела в муже мужчину.
Всякий раз, когда вспоминали Рауля, Георгий мрачнел. Почему я не реагировала так на имя Нуцы – непонятно. Может потому, что мне нечего было делить с ней? Потом, уже позже, он объяснил:
– Мне по фигу Сергей – в нем я не вижу конкурента. Другое дело француз. В твоих глазах он просто совершенство… идеал ходячий.
– Вы с ним на равных. С той лишь разницей, что он виртуозно убивал, а ты виртуозно лечишь, – утешила его я, млея от того, что он действительно считал конкуренцию по отношению ко мне возможной.
– Тут у меня преимущество, – довольно мурлыкнул он.
– Увы, мой друг… – расстроенно покивала я, – но вы уступаете ему кое в чем другом. А именно – Рауль был галантен и умел изъясняться красиво и исключительно куртуазно.
– Мань… свеженькое, – лукаво улыбнулся Шония и потянул ко мне лапы: – Молодая жена пишет на форум – только неделю назад вышла замуж, а муж уже затрахал конкретно. Посоветуйте что-нибудь!!! Он делает это всегда и везде, вот и сейчас… извините за кривой почерк.
– Ерунда, какой почерк? Она же печатала! – притворно возмутилась я.
– Мань, ну ты нудная, – печально вздохнул он, – не придирайся. В анекдоте главное – его соль.
Георгий Зурабович Шония тоже являлся продуктом своего времени и требовать от него безукоризненных манер было бы глупо, да и не нужно. Да, его анекдоты, а иногда и постельные речи бывали слегка пошловаты, но всегда в них была эта самая соль – тут не отнять.
А тот, который про молодую жену, вообще оказался, что называется, на злобу дня – будучи наслышан об искусности французов в любовных утехах, здесь он тоже старался доказать своё преимущество. Или не было злого умысла…? Неизвестно. Но на секс он меня подсадил. И получилось, что к потребности выплеснуть на него всю свою нежность, добавилось еще и жгучее желание удовольствия.
Как только дети с сопровождающим уехали, у нас начался медовый месяц. Это был очень интенсивный медовый месяц, который продолжался почти две недели. А слишком интенсивным он перестал быть после приема у лечащего. Виталий Иванович озабоченно морщился и переживал, что я медленно набираю вес. Не менее озабоченно вздыхал и морщился рядом Шония. Я улыбалась.
Дома я пересказала ему то, что вспомнила в тот момент – рекомендации мастера Тсу Хсе, которые прозвучали когда-то из уст Дешама – «раз в две недели». Чтобы не только я поправилась, но и он прожил дольше. Думала вместе посмеёмся. Но нет – мой мужчина на целый вечер завис в компьютере и усердно рыл информацию. Потом озабоченно подтвердил правдивость моих слов и дополнил их еще более убедительными доводами:
– Есть любопытные способы перевода секс-энергии в духовную – по Мантек Чиа. А вот тут действительно ценные мысли: «только контролируя страсть, можно создать внутренний источник счастья». А это даже пугает – «через похоть происходит физическая и ментальная деградация. Долголетия больше не существует». А вот это?! "Легко приручить дикого тигра или слона. Легко играть с коброй. Легко ходить по огню… Легко поднять Гималаи… Но сложно искоренить похоть». Нужно подумать… – с этими словами и удалился, прихватив с собой подушку.
Очень скоро я научилась соображать, когда он шутит, а это случалось частенько – Георгий Шония всегда любил шутки и незлые розыгрыши. Но тогда я на самом деле испугалась – мало ли? Он никогда не стал бы так шутить, если бы знал о себе то, что знала я. Но рассказывать ему об этом я не собиралась.
А еще он пел для меня – нечасто, только по поводу и воспринималось это, как самый лучший подарок. Первый раз это случилось в тот мой День рождения. Никакого празднования, а тем более после тяжелого разговора с Нуцей, я не ждала, но на обещанную грузинскую песню надеялась. А ближе к ужину случилась доставка цветов. Три роскошные белые розы стояли потом передо мной на столе, а рядом с ними – чашка овсяной каши со свежей черникой. Из чувства солидарности в тот вечер овсянку ели все. Были интересные разговоры о французской кухне, поиски в интернете пищевых характеристик лебеды и репчатого колокольчика, еще много чего…
Подарком от Дато считалась каша, а Даня подарил мне найденные в интернете снимки Ло. Наверное, просто не понимал, какие чувства это могло вызвать, а Георгий не успел его остановить. Парень нашел информацию и с готовностью делился ею. Скорее всего, хотел порадовать. А я видела свой дом, в котором счастливо прожила пятнадцать лет и который потеряла. Смотрела и… непонятно – подробно отвечала на вопросы о природе региона, виноградниках, кузницах, людях… Это оказалось больно, но и очень правильно – как горькое лекарство. Сама я еще долго не решилась бы.
Дневной инцидент почти забылся за разговорами, а потом Георгий все-таки спел. Собственно, это была только одна фраза из песни про то, что «нельзя быть красивой такой», но запомнится она навсегда, потому что я поверила…
У него был идеальный слух, в чем я даже не сомневалась. Голос? Не сценический, но значения это не имело. Главным стало то, как он меня видел. Я поверила, что и правда – самой красивой. Наверное, и мальчики тоже… И потом смотрели на меня уже как-то иначе – приглядываясь? А я весь вечер улыбалась. И расчувствовалась, потому что – песня эта, цветы и даже овсянка! И Шония тоже… он и не собирался прятать от детей то, что чувствовал ко мне. Насколько это было правильно? Неизвестно. Но максимально честно – точно.
Второй концерт случился через пару дней.
Наутро после нашей первой ночи я открыла глаза и сразу увидела его – смотрел на меня, опираясь на локоть и улыбался. Увидев, что проснулась, таинственным голосом объявил: – Песня…
И мечтательно как-то продолжил:
– Я сегодня ночевал с женщиной любимою
Без которой дальше жить просто не могу…
– Спаси…бо, – шептала я, давясь эмоциями, – хотя… в общем контексте песни всё печально.
– Мань, я сказал только то, что хотел сказать. В моих словах нет ни контекста, ни подтекста, ни двойного дна… и никогда не будет.
И мы скрепили этот договор.
Предложение о переезде в Питер скоро стало реальной и вынужденной мерой. И Нуца, и Сергей тоже потребовали раздела квартир. Не судебным порядком, но это мало что меняло – требования были справедливыми, а имущество совместно нажитым. Я не знала, чем при этом руководствовался мой бывший муж, но Нуцу, наверное, понимала. Одно дело оставить квартиру детям, другое – сопернице, хотя я никогда, да и сейчас тоже ею себя не чувствовала. Но понимала, что искренний и непосредственный Дато запросто мог рассказать и о праздновании моего рождения, и о песне, и о собственноручно приготовленной для меня овсянке.
– Значит, Питер, – подвел итог Георгий.
– Да. И мединститут, – согласилась я.
– Исключено! – отрезал уже мой муж. Расписали нас тихо и быстро – по блату, которого у него в этом регионе было достаточно во всех структурах. Так же по блату в срочном порядке делался загранпаспорт.
– А почему? – удивилась я, – ограничений по возрасту нет, вместо ЕГЭ я напишу внутренние экзамены.
– Маша – нет! Ты никогда не будешь стоять со скальпелем за операционным столом. Максимум – подавать мне инструменты и то очень нескоро. И это не обсуждается, – ровно, отстраненно и холодно изрек он.
Все так… умирала я от очередного понимания и поэтому – счастья. Тот же тон, то же выражение лица, тот же взгляд – «Вы должны понимать, мадам… Так вот – этого не будет. Мне не хотелось бы семейных ссор на пустом месте… Я терпеливо выслушаю ваше мнение, но не обещаю, что прислушаюсь к нему…» А потом стон, будто из самого сердца – «это невыносимо, Мари! Я пропадаю без вас…»
– Я люблю тебя, – сообщила я, крепко обняв его и первый раз озвучив это, как факт: – И всегда буду прислушиваться к твоему мнению. Но вот сейчас ты о чем, какой скальпель?! Да я сопьюсь к чертям! Я же оперировала только под хороший глоток коньяка – для храбрости. Нет, солнце моё – я реально смотрю на такие вещи. И поступать буду не сейчас – силёнки не те и подготовка нужна. Поступать не на хирургию... хочу попробовать медицинскую психологию.
– Мань, – сжал он меня почти до боли, зарывшись лицом куда-то в шею и волосы: – А не могла ты другой повод выбрать? Чтобы мне вот это... самое главное сказать.
– Поняла, что молчать не могу и сказала, – жалась и я к нему, – ты мужчина, глава семьи и всегда прав, но сейчас мог бы вначале выслушать меня. Между прочим, иногда я тоже говорю умные вещи.
– Когда ты вот так говоришь… свято верю, что прожила не тридцать семь, а пятьдесят два, – крепко поцеловал он меня и спросил: – А почему психология? Как-то связанно с Санной?
– Связано, – неохотно призналась я, – она хороший человек, добрый, но… «Мудро» давала мне время, не понимая серьезности ситуации и ориентируясь на результаты анализов и обследований. Да – у меня были относительно неплохие физические показатели и адекватное поведение. Но решение уйти из жизни не всегда принимают в диком отчаянии или под мороком. Иногда кажется, что это взвешенный, разумный поступок, когда то, что потерял, ощутимо перевешивает перспективу, в которой не просматривается смысла. И ты вдруг уверен, что жизнь просто ради жизни это существование. Нужны цели и смысл – их я не видела, потеряв целый мир и своего ребенка. К тому же сомневаясь в собственной адекватности и совсем одна… Тихо! Тихо, да ты меня раздавишь… – отстранилась я, спокойно глядя на мужа:
– Это прошло и больше не повторится. Да – я ошибалась, для начала нужно было ставить малые цели – самой дойти до того же горшка. Но сейчас легко говорить... А она всего этого не увидела и не помогла. И если бы не ты…
– Маша... это был бы рецидив. Ты помнишь – из-за чего умирала прошлый раз? И как?
– Нет, – помотала я головой, – всё, что я помнила и помню – работу, операции, твой голос, почему-то рисование… Детство и учебу помню хорошо, родителей – плохо. Наверное, мы были не особо близки. Они искали меня?
– Знают, что ты была в коме, – признался муж.
– Но никто не приехал? Хотя действительно не было смысла лететь за тысячи километров, чтобы просто посидеть рядом.
– Не пустили бы – карантин. Я так и сказал.
– И они радостно согласились. Ты что – боишься сказать мне? Так же и есть? Это нормально, я тоже не чувствую тяги в ту сторону, – пожала я плечами, – а рецидив – повтор, возобновление… должен быть сознательным в этом случае. Но я не помнила – этот опыт у меня отсутствовал. Не рецидив, а похожий метод выхода из безнадежной ситуации. А может просто минута слабости. Я уже пересмотрела свои взгляды на такие вещи.
– Ладно. Будет день…
– И будет пища, – согласилась я.
А пока мы занимались продажей квартир, договорившись с родителями Георгия и приостановив продажу того дома под Питером. Меня они пока не видели даже по скайпу.
– Дай мне, пожалуйста, немного времени, – просила я мужа, – ты это доказал… я уже уверена, что у меня самый красивый в мире костяк. Хочу, чтобы и еще что-то…
Я вспомнила или можно сказать – освоила компьютер и пока он был на работе, искала более подробные сведения по Франции. Данные по XVIII веку были скупыми и даже противоречивыми.
Но по запросу о графстве Монбельяр выяснилось интересное – в 1789 году его оккупировали войска революционной Франции и вскоре оно вошло в состав департамента Верхняя Сона. А герцог Вюртемберг… тот самый, который Шарль (Карл) Евгений и который присылал мне в подарок горшок, бежал и искал защиты у нашего Павла I, который оказался его зятем. Эта информация только добавила вопросов. Другой мир или этот?
Даня и Дато, если они решат вернуться и жить с нами под Питером, должны были прибыть в конце августа так же – с кем-то из местной грузинской диаспоры. Потом Георгию будет не вырваться, а ехать без него почти не имело смысла. У нас оставался август, пора было назначить дату поездки.
Вечером, когда муж ужинал тем, что я для него приготовила, и был поднят этот вопрос:
– Я не могу спокойно жить и всерьез строить планы. Это незакрытый гештальт – чувство такое… незавершенности и тревожности. Мне нужно в Ло. Только там я пойму – что это было? И где это было. И даже – было ли оно? Но без тебя ехать не хочу… что будем делать? Много не нужно – неделька…
– Придется брать деньги из квартирных, – отодвинул он пустую тарелку, – хотя какая разница? Там возьмем кар, передвигаться будем по навигатору. И ты окрепла – проблем нет. Кроме одной – наши прививки там не признают.
– Гугл в помощь, – потащила я его к компьютеру и скоро мы уставились друг на друга, посмеиваясь.
– Вот же сволочи, – почесал за ухом Георгий и еще раз прочитал уже вслух: – "Поможем получить сертификат (EU Digital Covid Certificate) о вакцинации, выдача за 1 день без личного визита. Страна Франция. Для всех граждан и неграждан РФ. Сертификат активен сразу, в день выдачи. Дату выдачи сделаем любую, по необходимости». Мда… и всего-то за сорок тысяч. Плюс нужен отрицательный результат ПРЦ или экспресс-теста на антиген – в течении 48 или 24 часов.
– Что еще?
– Риск, Маша. Ты еще далеко не в норме, а прививка, ты в курсе – не гарантия.
– Здесь – там… Риск равный. Так что теперь – не жить? – задумчиво смотрела я на него, подперев подбородок кулаком: – Возьмем несколько добротных многоразовых респираторов с клапанами, путешествие на личном транспорте сократит контакты. И всего-то неделя! Подними связи, пожалуйста. Может поможет твой папа? Нам нужно что-то вроде вызова, просто туризма сейчас нет. Если вылет из Питера, то можно будет заехать к ним, пора знакомиться по-взрослому… У меня красивая стрижка и плюс пять кг.
– Пра-авда?! – умилился муж, – а ну-ка, ну-ка! Где тут у нас пять, в каком месте?
Наверное, соседи уже привыкли, что периодически до них доносятся смех, вопли и визги… Непонятная штука психика – она давала возможность отвлечься, забыться и будто бы даже жить настоящей, полной жизнью. Рядом был человек, который искренне заботился обо мне и делал счастливой. Может, этой радостью, нежностью и страстью так щедро будут пропитаны только первые наши месяцы? А потом мы привыкнем и перестанем так бурно радоваться друг другу – кто знает? Но сейчас мне было хорошо и занята я была по полной.
Занималась домом – готовила еду и собирала потихоньку вещи для переезда. Привела в порядок волосы, кожу и ногти. Продолжала заниматься ЛФК и дисциплинированно принимать назначенные препараты… Вечера наши были щедрыми на разговоры, а ночи на нежность.
Но иногда я просыпалась, будто толкнули. И смотрела в потолок, а перед глазами мелькали картины детства Франсуа – желтушный младенец на руках у Рауля, потом крепкий бутуз… Первое maman и pape… Старательные каракули и чернильные кляксы на бумаге… Первая легкая шпага, потом первый серьезный тренировочный бой и скупая, весомая похвала отца. Блестящие глаза и высоко поднятый подбородок – просыпающаяся мужская гордость. Заслуженная, оправданная, потому что смог, выстоял столько-то там против настоящего бойца.
– Maman, vous avez vu зa?
Нет… мама этого, к счастью, не видела. Мама тупо сбежала, чтобы не слышать звона стали и кусала в углу кулак, потому что шпаги эти, бл…! Теперь они были острыми, как бритва и настоящими!
Мне нужно было туда. Нужны были подробности, пускай и не те, которых я ждала. Но неизвестность хуже всего. Труднее всего – подвешенное состояние.
***
Теплая рука обхватывает меня за плечо и замирает… Как он это чувствует, как понимает? Почему сразу же тянется к моей щеке, безошибочно находя и стирая с неё слезы? Молча подгребает всю меня к себе и тепло дышит в макушку, размеренно и легко гладит по спине или руке… Это успокаивает, как и его шепот:
– Скоро, Манюня… уже скоро. Всё узнаем, спи… спи, моё солнце.
И я засыпаю.
Глава 38
Автострада мягко ложилась под колеса крохотного «мини», который мы взяли в прокат прямо в Шарль-де Голе. Впечатления от аэропорта для меня оказалось смазанными – само очень внушительное сооружение, суета в нем, масса указателей и не особо старательно исполняющих свои обязанности афрофранцузских служащих… Все это шло фоном, я же наслаждалась звуками французской речи и с огромным удовольствием говорила на французском сама, переводя для Георгия – нам нужно было найти пункт проката автомобилей.
Мой французский отличался от современного, но никого это не удивляло – иностранцы часто владеют более добротным, «классическим» языком, чем его носители. Знание языка оказалось великим благом, благодаря этому многие сложности были обойдены, как например – по моей просьбе при выдаче автомобиля нам любезно забили в навигатор самый короткий путь до Ло.
В Париж, до которого было рукой подать, решили не заезжать. Целью нашей поездки была деревня. Я много раз представляла, как это будет… ну и со всеми вытекающими – нервы, плохой сон. В принципе, вполне объяснимое волнение в моей ситуации.
– Мы почти у цели. Так… что у нас за сложности? Ты совсем замолчала, – Георгий сбросил скорость и припарковался на обочине.
– Никаких, – удивилась я, – молчу, думаю. Ну, нервничаю – да. Боюсь… а что такого? Боюсь увидеть там свою могилу.
– Странные опасения… при том, что ты обязательно её увидишь. Скорее всего, тело положили рядом с мужем – это нормально.
– Я понимаю, что просто тело. Но у меня гадски богатое воображение. Я стану представлять себе. И особенно – Франсуа у края этой ямы. Напиться хочется, – виновато призналась я, глядя в сторону.
– Сделаем. Всё бы решалось так просто, – покладисто согласился муж, проворачивая ключ в замке зажигания.
Наверное, нужно было сразу озвучить свои страхи, а не обсуждать всю дорогу красоты пейзажа. Но моё солнце не обманешь. Я положила руку на его колено и прикрыла глаза. Так спокойнее.
Мы уже проехали Божё и катились по асфальту дальше. Мягкие сидения и кондиционер даже в крохотном авто делали поездку комфортной, насколько это возможно. А мне вспоминалась немилосердная тряска в карете и расстояния, растянувшиеся, кажется даже не масштабно, а во времени. Та дорога, на которую ушло бы несколько суток, мы легко преодолели за несколько часов. И время, и расстояние… Все это очень относительно и зависит от нашего восприятия и возможностей.
Последний поворот и глазам открывается Ло. Дыхание перехватывает и чувство – сердце сжимается.
– Остановись тут, пожалуйста. Сейчас… я соберусь, – пришлось признать свою слабость. Выйти из машины и подышать – хорошая попытка успокоиться.
– Соберись, – вытерев руки влажной салфеткой, Георгий вышел вслед за мной и встал рядом. Протянул бутылку с водой и таблетку: – Глотни… А вечером хорошенько напьемся – обещаю. Не держи только в себе, Машунь, запирать нельзя – разорвет. Плачь, если нужно, у меня тут пачка носовиков.
– Да заколебалась уже, веришь? – злилась я на себя, – смотри… вон на склоне – Замок. Или шале.
– Вижу, знаю, – доложил он и сердце моё ухнуло! Куда-то вниз или вверх?
– Фото не раз видел, – внимательно рассматривал он открывшийся живописный вид, – на замок в полном смысле не тянет, но что штука крепкая – не поспоришь. Мрачновато, правда, а может просто день пасмурный? А сейчас мне спокойнее. Знаешь почему?
– Уммм? – в упоении любовалась я видами Ло. До слуха уже доносится шум воды на перекатах. И пахнет… нет, возле машины пахло машиной.
– На дедовский дом чем-то смахивает, – объяснил муж, – тоже построен квадратно-гнездовым, но посвежее и веселее. Если тебе нравится этот, тот точно зайдет. Остановимся в гостинице?
– Не сразу, – решилась я, – поезжай тихонько. Я скажу, где остановиться.
Ло во многом остался таким же. Изменения были – я видела это даже на фото. Это и крыши, крытые аутентичными материалами, но сделанными по современным уже технологиям, и окна, и асфальт, опять же на главной улице. Так же было почти безлюдно и снова это не вызывало ощущения заброшенности.
– Здесь, – скомандовала я, – паркуйся и пошли.
– Куда, Мань?
– На кладбище.
Обойдя стены замка, я собиралась пройти дальше по той самой тропе – самой короткой, но тормознулась на пятачке, где когда-то мы с Раулем любовались сельскими видами. Здесь он сделал то страшное признание и предложение мне. Остановилась там на минуту, пережидая то, что творилось в душе. Георгий крепко обнял меня, чуть встряхнул.
– И меня уже давит. Пошли. Накручиваешь себя… еще больше, – и, взяв меня за руку, повел за собой.
Не задумываясь уже, я тянулась за ним. На распутье, перекрестье тропинок он на миг остановился и безошибочно свернул направо. Я уже ничему не удивлялась и не спрашивала ни о чем. Мы приближались к месту моей гибели. И – ничего. Этого момента или воспоминаний я не боялась. А может достаточно уже натряслась. Или таблетка работала?
Скоро стало видно место захоронения, но не совсем так, как я ожидала. Тогда это был просто холмик, для Рауля был заказан тёсаный камень в виде домика с надписью на нем – так было принято. Не всем доступно было сооружение настоящего родового склепа и его условно изображали таким вот образом. На момент моей смерти надгробие еще не было установлено. Сейчас здесь стоял строгий камень с подобием крыши и скупая надпись – Рауль Этьен де Монбельяр.
Я только скользнула по ней взглядом и напоролась им на очередную – Маритт де Монбельяр. И здесь не потеряла сознания, а просто прошла к третьему захоронению. И… «Жак Дешам». Сердечный укол не образное выражение – я получила его. Дернулась назад, цепляясь за Георгия. Втянула в себя воздух, прикрывая глаза… Ну понятно же, что до этих пор он дожить не мог. Отчего больно-то так?! Господи!
Ровный голос мужа вырвал меня из непонятного состояния – паники, отчаяния?
– Вот и ответ на вопрос о вакцинации. Анестезия, пенициллин – тоже в топку. Даньке дорога в аналитики. Логика железная, всё просто – не случилось, потому что не смоглось. Причину мы теперь знаем. Кто-нибудь еще был вами обучен?
– Нет, – удивилась я, – нет, ты что? Наказуемо – мы не стали никого привлекать.
– И опять всё логично – пока существовал запрет, пока его не сняли, пока не пришло время… Сколько ему было на момент смерти? – говорил он и говорил. И от того, что все мои мысли, догадки и страхи облекались им в слова, становилось не так жутко. Уже ощущалось почти обыденно – стоять вот так и разумно рассуждать о вещах запредельных. И они переставали быть такими, воспринимаясь уже иначе – как почти заурядный, хотя и грустный факт.
– Под шестьдесят ему было. Ты считаешь, он умер тогда, вместе со мной? – шептала я.
– Да, тогда все сходится – и несостоявшаяся вакцинация и то, что он лежит здесь. Хотя нет – он мог тут жить и приглядывать за поместьем… или как там? Пойдем, Машунь. Завтра принесем цветы. Ты молодец – хорошо держишься, – обнял он меня и повел вниз по тропе: – Увидеть свою могилу… и его, – прокашлялся он и замолчал.
– Ты думал – я буду стенать на ней? – печально улыбнулась я, – нас там нет. Души живы… хотела бы я найти Дешама.
– А Рауля?
– Уже нашла тебя. Больше никто не нужен, – то ли призналась, то ли отговорилась я. Я скажу ему, обязательно скажу – лет через десять. Сидя у камина, под рюмку коньяка, под настроение… расскажу, как красивую сказку. Или нет.
– Как зовут этого художника? – остановился Георгий возле замковой стены, – где тут вход? Не может быть, чтобы нельзя договориться! Нам же просто взглянуть, экскурсий не требуется.
– Имя можно спросить у местных, а можно… – решилась я и пошла в сторону входа: – Можно и на авось. Или молодецким напором.
Нас пустили в дом. Художник, который сейчас владел им, действительно не разрешал осмотр здания изнутри, но не по причине вредности. Просто, кроме стен, там не осталось старинных вещей – вообще.
– Прошлый владелец нашел в чулане только старый, истлевший гобелен, – с сожалением рассказывал маленький худой мужчина. Свободная одежда, волосы, собранные в хвостик, мольберт у окна в главном каминном зале, пейзажи на стенах – художник. А на его картинах виды Ло и другие пейзажи – с водопадами и гротами.
– Это возле Клюни, там прекрасные места! Если есть свободное время, обязательно побывайте там. Или купите мою картину… мне кажется – удалось? Всего сто евро.
– Да, пожалуй. Но вы знаете обстановку – в ходу только электронные деньги. Мы разменяем в гостинице… если получится, – развел руками Георгий. Я перевела и спросила – не известны ли ему имена владельцев шале?
– Трудные времена, – погрустнел мужчина, – а если вам интересна история шале, то сохранился буклет. Кто-то передо мной водил тут экскурсии, а мне не хватило совести, – обвел он рукой современный интерьер.
Я быстро нашла в распечатке интересующие меня факты – "владения Дома Монбельяр до 1768 года." Потом Ло и шато вместе с ним были проданы лорду Монфокона. То есть… Франсуа продал свой синьорат через год после моей смерти. Почему он поступил таким образом, я не понимала – всё-таки отчий дом, воспоминания, могилы… но судить не бралась – ни в коем случае! Даже если знаешь все факты и подробности, судить трудно. Часто люди смотрят на одни и те же вещи совершенно по-разному. Для кого-то угольно-черное, а кому-то – кипенно-белое. Так что… Но все равно было что-то такое – то ли неприятный осадок, то ли совсем упавшее настроение?
Остановились мы в одной из двух имеющихся здесь гостиниц. Выбрали ту, что на самом берегу Лу. Разместились в номере, а потом поужинали на свежем воздухе. Столик для нас был накрыт прямо над шумящими водами. Пахло вкусной едой, зеленью и влагой. Напиться, как планировали, не получилось – нас уговорили взять желтое вино – vin jaune.
– Есть легенда, мсье, мадам… вино это изобрели совершенно случайно. Винодел вдруг отыскал забытую бочку вина, которую сам же до этого и наполнил 6 лет назад. Когда он выбил пробку, то обнаружил, что содержимое чудесным образом превратилось в напиток золотистого цвета. С тех пор бочку впервые вскрывают не раньше этого срока и – voila! Имеем желтое вино.
Хозяин убедил нас, и бутылка драгоценного золотистого вина была выпита под запеченную с травами речную рыбу. Потом до самой темноты мы долго гуляли вдоль реки, ходили по улочкам Ло и в каждом встречном я искала черты знакомых когда-то людей. Иногда казалось, что да – этот похож на старого кузнеца Готие, а та женщина – на Бригитт, но я понимала, что вижу то, что хочу видеть. И думала о том, как хорошо, что в шале не осталось ни щепочки, ни тряпочки, а одни только стены. В комнате Рауля когда-то стояло драгоценное бюро – ореховое, резное… просто изумительной красоты. А то зеркало и два высоких шандала, подаренные на свадьбу сельской общиной?
