Текст книги "Реверанс со скальпелем в руке (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)
Знать, что через полгода после моей смерти мальчик… как о таком говорил Рауль? Был впервые задействован в чине су-лейтенанта? Ротным, значит. И он справился, мой мальчик справился! – кипела во мне гордость и радость, и боль тоже от понимания того, насколько ему было трудно. Даже неважно – мой это сын или его двойник, но ему было трудно. Хотя… ла Марльер обещал, что будет рядом с ним, какое-то время – точно. Он же обещал мне… обещал… – опомнилась я, уже стоя у окна.
Сомнения никуда не делись, но все-таки после этой «справки» я немного успокоилась – у этого Франсуа была красивая и насыщенная жизнь, он оставил наследников и это радовало. На разумные, логичные размышления уже не было сил, и я просто бездумно смотрела на круглую белую Луну. Величаво, как поднималась во все времена – век за веком… и сейчас она нависала над городом и парком, который раскинулся перед домом. Пространство внизу было темным и неясным, подробности пейзажа оставались размытыми и казались таинственными, хотя старалось ночное светило вовсю.
– Ну… так и знал, – расстроенно раздалось от двери. И Георгий неслышно подошел сзади и обнял меня, развернув к себе: – И мне не спится, боялся – ты тут плачешь. Даже меня наизнанку вывернуло… вся твоя история. Не знаешь, как относиться ко всему этому – то ли от страха орать, то ли от радости?
А яркий и сильный свет Луны заливал уже нас двоих. Ну вот… нет человеку ни сна, ни отдыха. Но возле него, в его руках было так тепло и хорошо, так надежно! И уже не одиноко. Чуть постояв так, я неохотно шевельнулась, чтобы отстраниться, но он прижал меня крепче, и тут я почувствовала… И притихла, соображая, что мне сейчас делать – в такой ситуации? Потому что платоническим отношением вот это… там, очень трудно было назвать.
– Сейчас мне хочется – от радости, – повернулся Георгий так, чтобы я стояла спиной к окну: – Луна – не твоё, не смотри, под ней ты совсем бледная… снова страшно за тебя. Твоё – Солнце, Манюня… Мне на тебя когда-то указало Солнце, показало тебя всю, – грел он мне ухо своим шепотом, – знаешь, как я увидел тебя первый раз?
Я судорожно втянула воздух, пытаясь мыслить…
– Возле окна… и тебя всю заливало Солнце, ты буквально купалась в нём. Я тормознулся и стоял, глаз отвести не мог… и пропал, Мань. Ты стояла там голая – для меня… открытая только для моих глаз. Опять я не то, да? – напряженно хмыкнул он, чувствуя, как напряглась и я: – Так это правда жизни. В то время только так… через это всё воспринималось, через женскую красоту. Дальше – больше. Потянулся узнать тебя, наблюдал, видел и стало вообще без шансов, потому что ты – это ты, – провел он рукой вверх по спине и чуть сжал затылок, заставляя меня приподнять голову. Прошептал: – Я пятнадцать лет тебя люблю и хочу. Неправильно ты сегодня сориентировалась.
– А одни кости… – в отчаянии прошептала я, с острым стыдом чувствуя его пальцы на своих ребрах.
– Интересно ты мыслишь... Как специалист тебе скажу, – улыбаясь, бормотал он мне в губы, – у тебя изумительной красоты костяк, Мань. От его пропорций и соотношения длины разных костей зависит гармония сложения. У тебя она безупречна, идеальна… – коснулся он моих губ своими. Осторожно, тепло, мягко – раз и два, и три…
Я и верила, и не верила себе. Но всегда верила Раулю. И только он сейчас мог увидеть во мне хоть какую-то красоту. Да, Господи – пускай того же костяка! Больше ничего же и не было! И я отпустила себя так, как захотелось – становясь не послушной и покорной, а жадной и нетерпеливой. Почти невыносимо, до дрожи просто хотелось протянуть руку туда, где в меня упиралась приятная твердость. Мягко сжать и испытать, наконец! Узнать первый раз за пятнадцать лет – как это? Когда оно ужасно далеко где-то – в отголосках памяти? С трудом поборов дурное желание, я обняла его за шею, притягивая к себе. Поцелуй углубился и стал ответным – дразнящим и требовательным, пьянящим и многообещающим. Мы задыхались – он и я, меня будто тащило куда-то волоком, затягивая в обморочно-сладкий круговорот. Стало трудно дышать и я с трудом разлепила веки, отстраняясь. Постепенно проясняющийся взгляд упал на кровать… и будто холодной водой облили.
А Георгий не отпускал, прижимая мою голову к своей груди и выравнивая дыхание. Слушая полное и звучное биение его сердца, я ликовала – живое, оно опять бьется для меня здесь и сейчас. И ужасалась – что мы делаем?!
– Ты нашел меня, – сделала я окончательный вывод.
– И больше не отпущу, – согласился он.
– Завтра утром я уйду отсюда. Не знаю, что на меня нашло, как я согласилась на эту авантюру? Ты взял меня нахрапом!
– Тебя только так и можно, – скрипнул он зубами, – не паникуй, пожалуйста. Я сейчас уйду и не подойду к тебе завтра весь день. Кажется, понимаю – о чем ты.
– А что тут…? Мы чуть не оказались в вашей с Нуцей кровати, почти на глазах у детей, – отчаянно шипела я, – я тоже хочу тебя и нам это не скрыть… как я могу называть тебя – ласковее?
– Не выкаешь – уже за счастье, – отвернулся он, – не нужно никуда уходить – через два дня они уезжают к матери. Но ты же сейчас скажешь, что не станешь… на этой постели? Но это же бред, Маш!
– Не совсем и бред – осадок есть… Но я не это хотела – вот так просто войти и остаться здесь жить не получится. Я не в себе была после рассказа о Франсуа, не было времени задуматься… но ты приобнял меня тогда на кухне и Дато отвернулся. Так ты потеряешь детей – им не принять меня вот так – сходу. Ни одна баба этого не стоит.
– Ложись спать, утром поговорим, – глухо ответил он и развернулся на выход.
– Подожди, – в отчаянии остановила я его и прижалась, обнимая за пояс: – Не злись, пожалуйста, утром посмотришь на них и поймешь, что я права. Отвезешь меня в гостиницу… ладно – утром. Деньги должны быть… может остались в квартире?
– Твои документы и банковская карточка здесь, сколько на ней, я не знаю. Пин можно восстановить в банке, если не помнишь, – неохотно согласился он.
– Ну вот… потихоньку займемся делами, съездим спросим этого… Сергея – что ему нужно?
– Маш, какого Сергея? – шипел он, – тебя шатает! Тебе диета нужна, все назначения вовремя! Я отгулы для этого выбил.
– Уеду на два дня, – сдалась я, – а пока… не могу тебя сейчас отпустить – пошли, спать сегодня не будем… мне нужно узнать столько всего! – натянув опять на себя халат, потащила я его на кухню: – Ты любишь острую еду?
– Нет, я неправильный грузин, – шептал он мне, улыбаясь, пока мы пробирались мимо детских на кухню.
– Замечательно, – ставила я мысленно галочку, – а играешь на каких-то инструментах? Ну, может я чего-то не знаю?
– Нет, Мань, только у Серова на нервах. Но я пою… да – чего ты улыбаешься? Нет грузина, который бы не пел. Затяну как-нибудь на природе, подальше от людей… примотаю только к дереву, чтоб не сбежала.
– Тихонько, вполголоса… – просила я, – это будет самый лучший подарок на мой День рождения – он уже вон – наступил, – кивнула я на часы.
– Блин… – притянул он меня к себе на колени и уткнулся лицом в плечо. Я погладила его волосы, до фантомной ломоты в руках борясь с желанием зарыться пальцами и привычно перебирать их – не спеша, с удовольствием. Пересела от греха через стол, напротив.
Дверь в кухню оставалась открытой, теперь с кухни просматривался коридор, да и говорили мы шепотом.
– Песни шепотом не поются. Завтра утром – обязательно. Что еще?
– Всё. Я много знаю о тебе, а хочу всё. Но для начала – где ты родился, кто самые дальние предки, почему стал врачом?
– Ого, – шептал он, держа меня за руку и перебирая пальцы: – Найдут нас завтра спящими прямо тут.
Мы проговорили почти до утра. Не все галочки совпали, не всё получилось свести даже к аналогам, как, например, шпагу и скальпель. Зато общим было виртуозное владение ими.
Говорили и о Франсуа – что нужно ехать во Францию, но это деньги… отложили решение вопроса с ними на потом. Встал вопрос о странностях времени… это смущало больше всего – пятнадцать лет категорически не желали укладываться в пять месяцев.
– Это задание для Дани, нужно попросить его заняться – что-то помнится такое о сжатии и растянутости. Я иногда думаю, что из него получился бы хороший аналитик или математик… голова работает в нужную сторону. Хирургом его не вижу совершенно…
Я узнавала его нового, любовалась, удивляясь почему раньше не видела удивительной красоты этих смеющихся глаз и сумасшедшего обаяния улыбки. И шептала, спрашивала, своим делилась. Смотрела во все глаза, обнимая взглядом и предвкушая и скоро поняла, что уже почти на пределе. А по тому, как смотрел он, как блестели его глаза, как рвано вздыхал время от времени и садился удобнее, видно было, что и он – тоже.
Потом он ушел в душ, а я – в постель. Уснула сразу.
Этой ночью мы наметили первоочередные задачи и обозначили очень много разных «нужно», может даже слишком много. А сил у меня пока было маловато. Значит, что-то нужно решать дистанционно, а для этого нужны телефон и компьютер. Был у меня ноут… осталось добыть его и восстановить навыки.
Я проснулась поздно и по этому поводу сильно расстроилась. Часы показывали час дня, где-то далеко в квартире раздавались голоса… и кажется громкий голос Георгия. Неужели ссорятся из-за меня? Уже? Сердце от волнения ускорилось, я натягивала домашний костюм дрожащими руками, куталась в халат…
В коридоре никого не было, двери в комнаты были прикрыты, но ближе к кухне я снова услышала, как заговорил Георгий, но теперь ощутимо понижая голос – в спальне я этого не услышала бы:
– Ты сама ненормальная… не смей оскорблять её! И мои тоже, это и мои дети. У них всегда есть выбор, я давал им его… Ну, если Дато и правда считает это психологической травмой…
– Я не считаю! Я не говорил, что Маша ненормальная, – раздался дрожащий голос мальчика совсем рядом – за поворотом на кухню: – Я просто хотел маме рассказать! Такая история! Я не говорил! – выскочил он прямо на меня, и мы столкнулись посреди прохода. Всхлипнув, он дернулся в сторону, а я не пустила – крепко обняла, прижимая к себе и гладя по спине:
– Тихо, тихонечко… не нужно, голубчик. Я верю, правда. И что история необычная, и что поделиться хочется с близким человеком – а с кем еще? Чшшш… Не стоит это слез. Я знаю – мужчины трудно плачут, только в самом крайнем случае, а этот не крайний – не стоит. И папа отлично всё понимает. А мама просто переживает, я потому и в больнице не решилась озвучить – любой бы так подумал.
– Хорошо… – опять заговорил Георгий, – твоё право. Я еще тогда предлагал такой вариант – ухожу я. Возвращайся, дети будут рады.
– Маша… – появился он в проходе, – что, Дато? Я понимаю тебя, но не оправдываю – не стоило рассказывать маме то, что её не касается. Франсуа – Машина тайна, которую она доверила только нам с вами. Но трагедии нет… пока нет, если мама не станет трезвонить направо и налево. А тебе будет наука на будущее. Нам тоже – нужно было предупредить вас о молчании. Виноватых нет.
Следом за ним из кухни вышел Даня – хмурый и расстроенный. Дато вырвался из моих рук и быстро ушел в свою комнату.
– Мне жаль, – пожала я плечами, – вот и еще одно подтверждение, что не нужно было мне сюда…
– А куда, Маша? – прислонился Георгий к стене, – куда тебе идти? Ну давай – в гостиницу сейчас! А я буду разрываться между вами, а потом еще и работой. Чем там тебя накормят? Что ты сама сможешь сделать? Почему ты считаешь, что моим детям в радость будет вышвырнуть тебя на улицу ради собственного спокойствия? Кем ты их считаешь вообще?! Хотя… после звонка Дато маме… Маш, – сменил он вдруг тон на заинтересованный и даже улыбнулся:
– А как ты посмотришь на то, чтобы переехать жить в Питер? Квартиру мы не потянем, первое время даже съём, но есть машина и дом деда. Батя всё не может его продать… жаль отдавать дешево. Там раньше, еще до революции, да что там – в 19 веке, помещик построил для крестьянских детей школу. Дом огромный, из камня… Дед выкупил почти развалины и хорошо вложился туда. Слишком большой – да, но недолго пожить можно. Работать меня батя давно зовет. Маш?
– Я за тобой куда угодно, – прошептала я, – но сыновья? Как ты без них? Только вчера говорил, что они для тебя – всё.
– Я не знаю как будет. Сейчас все расстроены, поговорим потом. Я сейчас, успокою его. Дань… а ты пока подумай.
Я прошла и села на кухне. Сложив руки на столе, потерянно смотрела на них. И что мне сейчас делать?
Глава 37
Через два дня ребята уехали в Грузию. Немного остыв, Георгий и Нуца поговорили потом еще раз. Грузинские каникулы решили не отменять, этого хотели и дети, там же они должны были принять окончательное решение – с кем из родителей хотят остаться. Уезжали без сожаления – по маме они соскучились, а из меня на момент отъезда уже выжали всю возможную информацию о пребывании во Франции.
Я уверена, что не будь им это интересно, так хорошо меня вряд ли приняли бы. Георгий был прав и пришлось остаться, но переживала по этому поводу и волновалась я ужасно. Но, как оказалось, зря. Отец поговорил с Дато и скоро получилось так, что мы все вместе готовили обед. Я изучала электроплиту, понимая уже, что никогда раньше на такой не готовила. Дато инструктировал меня по эксплуатации и еще поручил резать лук, вручив при этом очки для плавания. Я покрутила их в руках, подумала и надела.
Несмотря на разницу в возрасте всего в год, ребята очень отличались друг от друга. Это видно было даже по вопросам, которые они задавали. Даниил мыслил уже другими, более серьезными категориями, был молчаливее и наблюдательнее. А Дато – сама непосредственность. Для него всё еще продолжалось детство. Непонятно мы мыслим… но мне почему-то очень хотелось поддержать его в этом. Франсуа рано лишили детства – правильно, вынужденно. Таким был тот мир, в котором приходилось рано взрослеть. Но если здесь есть такая возможность… Нет – женщинам точно не стоит доверять воспитание мужчин.
– А короткие штаны… э-э-э – кюлоты? Это же неудобно! Зачем тогда их носили?
– При езде верхом аристократы обувались в сапоги и вынужденно надевали длинные «простонародные» штаны. Именно для удобства. А кюлоты – это статус. Шелковые чулки мог позволить себе только обеспеченный человек. После революции кюлоты ушли…
– А можно…? Если я буду называть вас – Мари? Вам не идет отчество.
– Почему – нет? Это будет привычно, во Франции нет отчеств, но принято перед именем обозначать семейный статус – мадам, например. А Мари… так меня называли близкие люди, мне будет приятно, Дато.
– Зачем вы полезли на лошадь во всех этих юбках? – разглядывал он на картинке в ноуте пышные платья, которые нашел для него отец: – Почему Андрэ разрешил вам?
– Он друг, но все-таки я была его хозяйкой и выразила желание категорически. Он не мог ослушаться.
– А Дешам?! Он тогда чего молчал? Зачем позволил?
– А Дешам после истории с прививкой и рассказа о другом мире уверовал в мою разумность. Стал относиться, как к равной – уважительно. Посчитал, наверное, что я знаю, что делаю. И не знал, насколько хорошо сижу в седле. Я действовала тогда на эмоциях. С женщинами так бывает и хорошо, если рядом окажется тот, кто заставит думать. Рауль бы не позволил...
– Мне кажется, с доктором что-то случилось, – медленно заговорил Даня, – иначе Франция привилась бы вся.
– Случилось…? – замерла я и растерянно потянула с себя очки, – а что с ним могло? Война уже закончилась.
– Или там был другой мир, к чему мы пока и склоняемся, – подхватил Георгий, который до этого просто слушал нас, сидя за столом.
– Да, ты прав, – бормотала я, аккуратно очищая морковку – мы готовили плов.
– А папе вы говорите «ты», – обвинил меня Дато.
– Само собой как-то… мы же почти не спали, всю ночь просидели на кухне, говорили… Я не особо задумываюсь над этим – обращаюсь, как мне комфортно. Вас царапает моё «вы»?
– Нет… – задумчиво размышлял он: – нормально, мне даже нравится. Пап, я вот думаю… а может, мне стоит подумать о секции фехтования?
Георгий перевел взгляд на меня: – Маня, ты больше спец в этом вопросе.
– Пап, ты зачем манькаешь? – удивился сын.
– Тебе вообще какое дело? – вскинулся Даниил.
– А мне нравится. Виконтесса и мадам, оно конечно… Но Маня – тепло, по-домашнему, – улыбалась я, – а что касается фехтования…? Я понимаю, – действительно, отлично понимала я мальчика, – но Франсуа обучали с трех лет. Это целый комплекс… и там это не красивый спорт, а исключительно грациозный, но и страшный способ убийства. Я думаю, он не раз удивил своих противников – отец передал ему в наследство пару личных приемов. Рауль был первой шпагой Монбельяра и Вюртемберга, – нечаянно вспомнила я тот танец со шпагами, когда первый раз увидела в муже мужчину.
Всякий раз, когда вспоминали Рауля, Георгий мрачнел. Почему я не реагировала так на имя Нуцы – непонятно. Может потому, что мне нечего было делить с ней? Потом, уже позже, он объяснил:
– Мне по фигу Сергей – в нем я не вижу конкурента. Другое дело француз. В твоих глазах он просто совершенство… идеал ходячий.
– Вы с ним на равных. С той лишь разницей, что он виртуозно убивал, а ты виртуозно лечишь, – утешила его я, млея от того, что он действительно считал конкуренцию по отношению ко мне возможной.
– Тут у меня преимущество, – довольно мурлыкнул он.
– Увы, мой друг… – расстроенно покивала я, – но вы уступаете ему кое в чем другом. А именно – Рауль был галантен и умел изъясняться красиво и исключительно куртуазно.
– Мань… свеженькое, – лукаво улыбнулся Шония и потянул ко мне лапы: – Молодая жена пишет на форум – только неделю назад вышла замуж, а муж уже затрахал конкретно. Посоветуйте что-нибудь!!! Он делает это всегда и везде, вот и сейчас… извините за кривой почерк.
– Ерунда, какой почерк? Она же печатала! – притворно возмутилась я.
– Мань, ну ты нудная, – печально вздохнул он, – не придирайся. В анекдоте главное – его соль.
Георгий Зурабович Шония тоже являлся продуктом своего времени и требовать от него безукоризненных манер было бы глупо, да и не нужно. Да, его анекдоты, а иногда и постельные речи бывали слегка пошловаты, но всегда в них была эта самая соль – тут не отнять.
А тот, который про молодую жену, вообще оказался, что называется, на злобу дня – будучи наслышан об искусности французов в любовных утехах, здесь он тоже старался доказать своё преимущество. Или не было злого умысла…? Неизвестно. Но на секс он меня подсадил. И получилось, что к потребности выплеснуть на него всю свою нежность, добавилось еще и жгучее желание удовольствия.
Как только дети с сопровождающим уехали, у нас начался медовый месяц. Это был очень интенсивный медовый месяц, который продолжался почти две недели. А слишком интенсивным он перестал быть после приема у лечащего. Виталий Иванович озабоченно морщился и переживал, что я медленно набираю вес. Не менее озабоченно вздыхал и морщился рядом Шония. Я улыбалась.
Дома я пересказала ему то, что вспомнила в тот момент – рекомендации мастера Тсу Хсе, которые прозвучали когда-то из уст Дешама – «раз в две недели». Чтобы не только я поправилась, но и он прожил дольше. Думала вместе посмеёмся. Но нет – мой мужчина на целый вечер завис в компьютере и усердно рыл информацию. Потом озабоченно подтвердил правдивость моих слов и дополнил их еще более убедительными доводами:
– Есть любопытные способы перевода секс-энергии в духовную – по Мантек Чиа. А вот тут действительно ценные мысли: «только контролируя страсть, можно создать внутренний источник счастья». А это даже пугает – «через похоть происходит физическая и ментальная деградация. Долголетия больше не существует». А вот это?! "Легко приручить дикого тигра или слона. Легко играть с коброй. Легко ходить по огню… Легко поднять Гималаи… Но сложно искоренить похоть». Нужно подумать… – с этими словами и удалился, прихватив с собой подушку.
Очень скоро я научилась соображать, когда он шутит, а это случалось частенько – Георгий Шония всегда любил шутки и незлые розыгрыши. Но тогда я на самом деле испугалась – мало ли? Он никогда не стал бы так шутить, если бы знал о себе то, что знала я. Но рассказывать ему об этом я не собиралась.
А еще он пел для меня – нечасто, только по поводу и воспринималось это, как самый лучший подарок. Первый раз это случилось в тот мой День рождения. Никакого празднования, а тем более после тяжелого разговора с Нуцей, я не ждала, но на обещанную грузинскую песню надеялась. А ближе к ужину случилась доставка цветов. Три роскошные белые розы стояли потом передо мной на столе, а рядом с ними – чашка овсяной каши со свежей черникой. Из чувства солидарности в тот вечер овсянку ели все. Были интересные разговоры о французской кухне, поиски в интернете пищевых характеристик лебеды и репчатого колокольчика, еще много чего…
Подарком от Дато считалась каша, а Даня подарил мне найденные в интернете снимки Ло. Наверное, просто не понимал, какие чувства это могло вызвать, а Георгий не успел его остановить. Парень нашел информацию и с готовностью делился ею. Скорее всего, хотел порадовать. А я видела свой дом, в котором счастливо прожила пятнадцать лет и который потеряла. Смотрела и… непонятно – подробно отвечала на вопросы о природе региона, виноградниках, кузницах, людях… Это оказалось больно, но и очень правильно – как горькое лекарство. Сама я еще долго не решилась бы.
Дневной инцидент почти забылся за разговорами, а потом Георгий все-таки спел. Собственно, это была только одна фраза из песни про то, что «нельзя быть красивой такой», но запомнится она навсегда, потому что я поверила…
У него был идеальный слух, в чем я даже не сомневалась. Голос? Не сценический, но значения это не имело. Главным стало то, как он меня видел. Я поверила, что и правда – самой красивой. Наверное, и мальчики тоже… И потом смотрели на меня уже как-то иначе – приглядываясь? А я весь вечер улыбалась. И расчувствовалась, потому что – песня эта, цветы и даже овсянка! И Шония тоже… он и не собирался прятать от детей то, что чувствовал ко мне. Насколько это было правильно? Неизвестно. Но максимально честно – точно.
Второй концерт случился через пару дней.
Наутро после нашей первой ночи я открыла глаза и сразу увидела его – смотрел на меня, опираясь на локоть и улыбался. Увидев, что проснулась, таинственным голосом объявил: – Песня…
И мечтательно как-то продолжил:
– Я сегодня ночевал с женщиной любимою
Без которой дальше жить просто не могу…
– Спаси…бо, – шептала я, давясь эмоциями, – хотя… в общем контексте песни всё печально.
– Мань, я сказал только то, что хотел сказать. В моих словах нет ни контекста, ни подтекста, ни двойного дна… и никогда не будет.
И мы скрепили этот договор.
Предложение о переезде в Питер скоро стало реальной и вынужденной мерой. И Нуца, и Сергей тоже потребовали раздела квартир. Не судебным порядком, но это мало что меняло – требования были справедливыми, а имущество совместно нажитым. Я не знала, чем при этом руководствовался мой бывший муж, но Нуцу, наверное, понимала. Одно дело оставить квартиру детям, другое – сопернице, хотя я никогда, да и сейчас тоже ею себя не чувствовала. Но понимала, что искренний и непосредственный Дато запросто мог рассказать и о праздновании моего рождения, и о песне, и о собственноручно приготовленной для меня овсянке.
– Значит, Питер, – подвел итог Георгий.
– Да. И мединститут, – согласилась я.
– Исключено! – отрезал уже мой муж. Расписали нас тихо и быстро – по блату, которого у него в этом регионе было достаточно во всех структурах. Так же по блату в срочном порядке делался загранпаспорт.
– А почему? – удивилась я, – ограничений по возрасту нет, вместо ЕГЭ я напишу внутренние экзамены.
– Маша – нет! Ты никогда не будешь стоять со скальпелем за операционным столом. Максимум – подавать мне инструменты и то очень нескоро. И это не обсуждается, – ровно, отстраненно и холодно изрек он.
Все так… умирала я от очередного понимания и поэтому – счастья. Тот же тон, то же выражение лица, тот же взгляд – «Вы должны понимать, мадам… Так вот – этого не будет. Мне не хотелось бы семейных ссор на пустом месте… Я терпеливо выслушаю ваше мнение, но не обещаю, что прислушаюсь к нему…» А потом стон, будто из самого сердца – «это невыносимо, Мари! Я пропадаю без вас…»
– Я люблю тебя, – сообщила я, крепко обняв его и первый раз озвучив это, как факт: – И всегда буду прислушиваться к твоему мнению. Но вот сейчас ты о чем, какой скальпель?! Да я сопьюсь к чертям! Я же оперировала только под хороший глоток коньяка – для храбрости. Нет, солнце моё – я реально смотрю на такие вещи. И поступать буду не сейчас – силёнки не те и подготовка нужна. Поступать не на хирургию... хочу попробовать медицинскую психологию.
– Мань, – сжал он меня почти до боли, зарывшись лицом куда-то в шею и волосы: – А не могла ты другой повод выбрать? Чтобы мне вот это... самое главное сказать.
– Поняла, что молчать не могу и сказала, – жалась и я к нему, – ты мужчина, глава семьи и всегда прав, но сейчас мог бы вначале выслушать меня. Между прочим, иногда я тоже говорю умные вещи.
– Когда ты вот так говоришь… свято верю, что прожила не тридцать семь, а пятьдесят два, – крепко поцеловал он меня и спросил: – А почему психология? Как-то связанно с Санной?
– Связано, – неохотно призналась я, – она хороший человек, добрый, но… «Мудро» давала мне время, не понимая серьезности ситуации и ориентируясь на результаты анализов и обследований. Да – у меня были относительно неплохие физические показатели и адекватное поведение. Но решение уйти из жизни не всегда принимают в диком отчаянии или под мороком. Иногда кажется, что это взвешенный, разумный поступок, когда то, что потерял, ощутимо перевешивает перспективу, в которой не просматривается смысла. И ты вдруг уверен, что жизнь просто ради жизни это существование. Нужны цели и смысл – их я не видела, потеряв целый мир и своего ребенка. К тому же сомневаясь в собственной адекватности и совсем одна… Тихо! Тихо, да ты меня раздавишь… – отстранилась я, спокойно глядя на мужа:
– Это прошло и больше не повторится. Да – я ошибалась, для начала нужно было ставить малые цели – самой дойти до того же горшка. Но сейчас легко говорить... А она всего этого не увидела и не помогла. И если бы не ты…
– Маша... это был бы рецидив. Ты помнишь – из-за чего умирала прошлый раз? И как?
– Нет, – помотала я головой, – всё, что я помнила и помню – работу, операции, твой голос, почему-то рисование… Детство и учебу помню хорошо, родителей – плохо. Наверное, мы были не особо близки. Они искали меня?
– Знают, что ты была в коме, – признался муж.
– Но никто не приехал? Хотя действительно не было смысла лететь за тысячи километров, чтобы просто посидеть рядом.
– Не пустили бы – карантин. Я так и сказал.
– И они радостно согласились. Ты что – боишься сказать мне? Так же и есть? Это нормально, я тоже не чувствую тяги в ту сторону, – пожала я плечами, – а рецидив – повтор, возобновление… должен быть сознательным в этом случае. Но я не помнила – этот опыт у меня отсутствовал. Не рецидив, а похожий метод выхода из безнадежной ситуации. А может просто минута слабости. Я уже пересмотрела свои взгляды на такие вещи.
– Ладно. Будет день…
– И будет пища, – согласилась я.
А пока мы занимались продажей квартир, договорившись с родителями Георгия и приостановив продажу того дома под Питером. Меня они пока не видели даже по скайпу.
– Дай мне, пожалуйста, немного времени, – просила я мужа, – ты это доказал… я уже уверена, что у меня самый красивый в мире костяк. Хочу, чтобы и еще что-то…
Я вспомнила или можно сказать – освоила компьютер и пока он был на работе, искала более подробные сведения по Франции. Данные по XVIII веку были скупыми и даже противоречивыми.
Но по запросу о графстве Монбельяр выяснилось интересное – в 1789 году его оккупировали войска революционной Франции и вскоре оно вошло в состав департамента Верхняя Сона. А герцог Вюртемберг… тот самый, который Шарль (Карл) Евгений и который присылал мне в подарок горшок, бежал и искал защиты у нашего Павла I, который оказался его зятем. Эта информация только добавила вопросов. Другой мир или этот?
Даня и Дато, если они решат вернуться и жить с нами под Питером, должны были прибыть в конце августа так же – с кем-то из местной грузинской диаспоры. Потом Георгию будет не вырваться, а ехать без него почти не имело смысла. У нас оставался август, пора было назначить дату поездки.
Вечером, когда муж ужинал тем, что я для него приготовила, и был поднят этот вопрос:
– Я не могу спокойно жить и всерьез строить планы. Это незакрытый гештальт – чувство такое… незавершенности и тревожности. Мне нужно в Ло. Только там я пойму – что это было? И где это было. И даже – было ли оно? Но без тебя ехать не хочу… что будем делать? Много не нужно – неделька…
– Придется брать деньги из квартирных, – отодвинул он пустую тарелку, – хотя какая разница? Там возьмем кар, передвигаться будем по навигатору. И ты окрепла – проблем нет. Кроме одной – наши прививки там не признают.
– Гугл в помощь, – потащила я его к компьютеру и скоро мы уставились друг на друга, посмеиваясь.
– Вот же сволочи, – почесал за ухом Георгий и еще раз прочитал уже вслух: – "Поможем получить сертификат (EU Digital Covid Certificate) о вакцинации, выдача за 1 день без личного визита. Страна Франция. Для всех граждан и неграждан РФ. Сертификат активен сразу, в день выдачи. Дату выдачи сделаем любую, по необходимости». Мда… и всего-то за сорок тысяч. Плюс нужен отрицательный результат ПРЦ или экспресс-теста на антиген – в течении 48 или 24 часов.
– Что еще?
– Риск, Маша. Ты еще далеко не в норме, а прививка, ты в курсе – не гарантия.
– Здесь – там… Риск равный. Так что теперь – не жить? – задумчиво смотрела я на него, подперев подбородок кулаком: – Возьмем несколько добротных многоразовых респираторов с клапанами, путешествие на личном транспорте сократит контакты. И всего-то неделя! Подними связи, пожалуйста. Может поможет твой папа? Нам нужно что-то вроде вызова, просто туризма сейчас нет. Если вылет из Питера, то можно будет заехать к ним, пора знакомиться по-взрослому… У меня красивая стрижка и плюс пять кг.
– Пра-авда?! – умилился муж, – а ну-ка, ну-ка! Где тут у нас пять, в каком месте?
Наверное, соседи уже привыкли, что периодически до них доносятся смех, вопли и визги… Непонятная штука психика – она давала возможность отвлечься, забыться и будто бы даже жить настоящей, полной жизнью. Рядом был человек, который искренне заботился обо мне и делал счастливой. Может, этой радостью, нежностью и страстью так щедро будут пропитаны только первые наши месяцы? А потом мы привыкнем и перестанем так бурно радоваться друг другу – кто знает? Но сейчас мне было хорошо и занята я была по полной.
