Текст книги "Реверанс со скальпелем в руке (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)
Глава 22
Этот населенный пункт назывался не До и не По, а Ло – деревня во французской глубинке, оказавшаяся красивейшим местом. Гористая местность, леса, виноградники в долинах, но главное – небольшая речка, срывающаяся многочисленными каскадами на перекатах. И каменные дома вдоль её берегов… и старый арочный мост. И мрачный замок… который с трудом можно было так назвать – просто большой квадратный дом с одной башней сбоку, доминирующий над остальными постройками Ло.
Над ним не реял штандарт сюзерена и не наблюдалось оживления во дворе, даже не сушились простыни или другие тряпки – это было видно, он просматривался от моего дома.
И мой дом тоже был каменным, под черепичной крышей… опять же. А как тут еще? И почти весь оплетен девичьим виноградом – вполне себе с виду… дом. Я с интересом рассматривала его, уже приятно предвкушая жизнь здесь – с видом на высокие, поросшие лесом холмы и бурлящие перекаты. Место мне нравилось и дом нравился. Не то, чтобы очень, но… пойдет.
– Если вам потребуется помощь, мадам, только скажите, а она потребуется, – кивала сама себе одетая в темную одежду женщина средних лет. Бригитт – почти точная копия той Алэйн, только моложе. Та же манера одеваться, говорить, держать руки под фартуком, чепец…
– Что вы хотите за уборку всего дома? – осторожно поинтересовалась я, – я бы пока прогулялась вдоль реки, а, вернувшись к вечеру…
– Ну кто же так делает?! – возмутилась она, – сегодня моя Жюли уберет только вашу спальню – выдраит её до блеска, выбьет перины. Хотя… я сама хочу взглянуть, что там оставил Жером и в каком состоянии. Вы не против, если я войду в дом вместе с вами? – и не дожидаясь ответа, она вынула из моей руки большой ключ и вставила его в замочную скважину.
Из-за открытой двери пахнуло сыростью и чем-то еще – неприятным, нежилым. И похоже плесенью. Я даже отшатнулась, прикрывая рот и нос рукой. И сдавленно пискнула, подскочив на месте – мимо ног шмыгнула крыса.
– Худо дело, – проворчала женщина, – хотя чего было ждать? Жил одинокий мужчина, да и три зимы уж не топлено… или больше? Я отопру ставни – пождите тут, мадам.
Я пождала… потом вдвоём, прикрывая носы платочками, мы прошлись по комнатам первого этажа – небольшому залу с камином и кухне, кладовой комнате и хозяйственной. А потом, поднявшись по узкой лестнице, прошли и по второму, где находились две спальни и еще один просторный чулан. Снаружи дом казался намного больше, но потом я сообразила – толстые стены безбожно воровали метраж. Комнаты были маленькими, а еще – пустыми. В тех, что были хоть как-то обставлены, постельное и все ткани были изъедены, пух из перины и подушек валялся на полу неопрятными комками… Деревянный пол второго этажа был густо усыпан крысиным пометом.
– Я так скажу вам, мадам – жить там будет можно, – говорила Бригитт, когда мы возвращались к ней в дом, где остались мои вещи.
– Но дом сильно большой для вас, да и вынести оттуда нужно все до щепочки – засырело. Высохнуть – высохнет, но запах не уйдет, так и будет смердеть гнилью. Все нужно новое… а вы не то, чтобы сильно при деньгах. Так же? – с укоризной глядела она на меня.
– Как бы – да, – согласилась я, – но у меня есть планы…
– Знаю я, какие в молодости планы... Да только не туда вы за этим… – ворчала она, – тут викарий дом продаёт. Маленький дом, но добрый и хозяйка в нем была добрая. А этот – свой, с приплатой можете предложить нашему виконту – он кузни собирается завести. Стало быть, завезет сюда кузнецов. Семейных, должно быть, а дом просторный…
Я не особо вникала пока в подробности, голова пухла от количества информации и неприятного чувства, что меня безбожно надули. Скотина Жером это и сделал. Нет, ну как пел, как восхвалял! Хотя… больше, пожалуй, о местных красотах говорил. А мне тогда было не до этого – вынести бы как-то присутствие дю Белли.
Бригитт уложила меня спать в гостевой комнатке, предварительно накормив рыбой с капустой и дав возможность помыться с дороги. Укутавшись в длинную ночную рубаху, я согрелась в перине, пахнущей лавандой и попыталась уснуть, оставив выяснение всех сложных моментов до утра.
Деревня засыпала рано – с сумерками. Вокруг меня стояла тишина… камень обладал идеальными шумоизоляционными свойствами. Я пялилась в темноту и прислушивалась до звона в ушах, вспоминая такие же ощущения и понимая, что моя жизнь здесь – в этом мире, будто сделала виток и вернулась в точку отсчета. Я опять была одна – в смысле одиночества и опять в глуши, темноте, полной тишине... Но то время и это не сравнить. Сейчас все было не так плохо – и относительная независимость, и собственная крыша над головой у меня были. И дом можно продать… я ведь и хотела продать? А на эти деньги рвануть в Россию, чтобы искать там своих предков – захудалых дворян Рохлиных... Если есть мадам Помпадур – почему бы не быть и им?
Сейчас эти планы казались бредовыми. И даже не ребенок сейчас все решал – погладила я совсем плоский еще живот. Просто тогда я не знала этой жизни, не понимала местных реалий, не воображала себе расстояний. Восемь льё от Безансона до Ло, которые казались мне пустяком – восемь всего! Но, если не принимать в счет ночевку, они вылились в общей сложности в полный день езды по пересеченной местности. Километров шестьдесят… минимум. Не так далеко, но, вспоминая оживленный город, я чувствовала себя за тысячи километров от него.
А еще я до этих пор почти не ориентировалась в деньгах и ценах. Дешам посчитал всё, что вручил мне дю Белли и еще хлопнул на стол те деньги, которые, оказывается, выдали мне, как зарплату. Прикинул и сказал, что, разумно экономя, я смогу прожить в Ло года два. И год, если жильё окажется сильно не в порядке и придется в него вложиться. Как чуял…
Но деньги пока были и это придавало уверенности. А еще нравилось это место, и теплая, солнечная погода – последние летне-осенние дни. Я и с места сорвалась, чтобы не буксовать потом по грязюке! Хотя кого я обманываю?
Когда вдруг вдохнула тот самый запах… даже не так – духи могли повторяться. Я по выражению лица, по глазам его всё поняла! И что делать, когда сразу паника до полной почти слепоты и глухоты? Когда потребность страшная – упасть, забиться в какой-нибудь дальний угол и заткнуть уши и зажмурить глаза, чтобы никогда и никого не видеть и не слышать?!
Я сбежала. Ожидаемо.
И кто знает – куда меня несло и о чем я тогда думала? Главное, чтобы подальше, потому что запах этот – до рвоты. Просто вот так – мигом, проснулся токсикоз. С тех пор по утрам периодически накатывало. Невыносимым стал запах духов и неожиданно – изысканной еды, вкус которой тонко оттенён пряностями… Тогда из дворца принесли вкусности, на которые я еще сутки назад слюной изошла бы – теперь мутило просто от их вида. Общее отторжение этой жизни? Или такого «сюрприза»? Или своего бессилия – человеческого и профессионального, неспособности предотвратить, исправить что-то? Стресс, напряжение, голод, запах смерти…? Только к вечеру я смогла протолкнуть в себя несколько ложек простой солдатской похлёбки.
– Что случилось на балу, Мари? – допрашивал меня Дешам.
А я не могла сказать ему про полковника. Вот просто не могла и все! Потому что они уважают друг друга, потому что тот снимает для его семьи дом, а скоро обещает жилье в городе, дает работу, платит за неё… Жак не смог бы потом нормально жить и работать здесь – разочаровавшись в человеке, как разочаровалась в нем я. Потому что Дешам… он тонок! Он мыслит! У него есть душа и принципы. Он умеет думать и делать выводы, оценивать, анализировать и ценить тоже.
Как случилось то, что случилось, я, кажется, понимала. Понимала саму схему – еще когда про Домик услыхала, уже догадывалась. И это ничего не меняло – для меня этого человека больше не существовало, а я не могла существовать рядом с ним. И тут намешана была хренова куча фобий и комплексов! О спокойно подумать и здраво помыслить даже речи не шло. Всего не передать – сколько дерьма кипело у меня внутри.
И в том числе мысли о том, что я не мылась тогда три дня. Я сама не понимала – это-то откуда, какого хрена вообще со мной делается, о чем думаю?! Немыслимо! Просто… так чувствовала – одним из составляющих своего позора и это тоже буквально выворачивало наизнанку. А еще то, что даже высказать не могу!
Короче… я понимала, что похоже среагирует и Дешам, и во многом потому, что я ему не безразлична. Как и он мне, а потому поберегу мэтра – решила я. Потому что как раз он-то, боюсь, и выскажет.
– Я глупо вела себя, – честно призналась я, не открывая всей правды: – Кажется, растерялась и совершенно зря флиртовала с наместником. Потом оповестили о бойне… Я уезжаю, Жак, – решилась я, – скоро станет видно живот, да и тошнить уже начало – даже Люк вскоре сложит два и два. Все поймут… Уеду в По и буду жить там. Это где-то тут – совсем недалеко, так же?
А он смотрел на меня так, как я бы смотрела на мокрого, голодного бездомного котенка. Нет… еще и кривого на один глаз – с каким-то безнадежным бессилием смотрел. Будто понимая, что помочь мне нечем или уже невозможно.
Ну и зря.
– Я жду письмо, Мари, вы назвали тогда городок, и я вспомнил, что мне обязан один человек… По крайней мере, кто-то присмотрит за вами первое время, поможет устроиться на месте. Это важно – знать, что можешь на кого-то рассчитывать. И я был бы за вас спокоен. Но ответ все еще не пришел… может, этого человека там сейчас нет и письмо его ждет.
– Без проблем – пишите еще одно, а я передам его прямо в руки.
Я не совсем сошла с ума – отказываться от помощи. А Дешам не мог поместить меня под опеку (а я понимала это так) плохого человека. Хотя мог и ошибаться, как с полковником. Но теперь я буду сильно настороже, потому что да – миром правит похоть. И мужчины. Я не хотела мужчин и не хотела похоти, даже любви уже не хотела – я ничего не хотела, кроме теплого угла для себя и ребенка. Выносить, родить, выкормить… А дальше я заработаю и себе, и ему на жизнь.
Зацикливаться на мыслях, планах, самой идее материнства я не собиралась. Существовал какой-то иррациональный страх, наверное – сглазить, строя прогнозы, спугнуть… стронуть с места. Мечтать и проваливаться в беременность я себе запретила, но, когда поняла до чего себя довожу, заботу включила по полной. Он крепко там уцепился и прирос ко мне, иначе уже все закончилось бы плохо. Все так сложилось тогда, один к одному – страх потерять ребенка, понимание, что здесь я дам ему только позор... И отвращение к конкретному человеку.
Я уехала.
Без проводов и прощаний – по-английски. Кроме Дешама и кого-то из начальства, раз уж мне выдали плату за работу, об этом знал только Гаррель и то… кажется, я тогда еще путалась и доложила по секрету, что уезжаю в По на пмж. У мужчины полезли глаза на лоб:
– Немыслимое расстояние, мадам! И что за странный крюк вы сделали тогда? Не было войск ближе к дому? Но раз уж вы здесь – оставайтесь, голубка вы наша! Мы сами станем платить вам жалование.
Я и растрогалась, и удивилась его словам о расстоянии и, кажется, поняла, что опять что-то напутала с названиями. Но уточнять не стала… просто не до того уже было – пробило на слёзы. Гормоны…
Ранним утром Дешам сажал меня на мягкий пассажирский дилижанс, приговаривая, инструктируя и буквально не закрывая рот… будто спешил сказать все то, от чего я вдруг резко поумнела бы:
– Растрясет… здесь все дилижансы идут в одну сторону. Остановитесь на второй станции – это с полдня пути отсюда и возьмете комнату… отдохнете, поедите, отоспитесь. Мари?! Это серьезно. Дальше возьмите карету – это дорого, но дороги там ужасны – камень на камне. Пускай едет не спеша… и обязательно предупредите, что это я велел сделать так… или лучше скажите – полковник. Обещайте мне… и пишите, слышите? Я там положил еще один саквояж – это вам от меня, но и не только. Может это такая благодарность? Но наместник подходил пару раз и спрашивал о вас, когда вы отдыхали… принес зерна кофе. Сказал – они уже обжарены. Я не знаток, но Гаррель велел купить для вас мельничку… здесь внутри – маленькая ручная мельничка, девочка моя…
– Дешам! – уткнулась я лицом ему в грудь, давясь рыданиями. Обняла за пояс: – Жак… я не прощаюсь, мы обязательно увидимся еще, и я расскажу тогда – обещаю, что расскажу все. Сядем с вами… и будем говорить.
Я хотела сказать ему много чего. О том, например, что приблизительно... через два года начнется очередная война – Франция вступит в спор с Англией за колонии за океаном. Потом французы впишутся за союзников и ввяжутся в войну «за австрийское наследство». Франция и Россия в этой войне будут на одной стороне, но радости в этом мало – полк ла Марльера приграничный и их обязательно дернут туда – в семилетнюю бойню, грызню непонятно за что.
Меня мало волновали заокеанские колонии, что и нормально, в принципе. Но болела душа за всех тех, кого оставляла там – в цитадели Безансона. Сказать Дешаму, предупредить его? Но ведь все равно он уйдет с полком – спасать, лечить… Как и Гаррель, и Ланс, и Люк… и многие другие, кого я тоже знала и кто уже стал мне дорог. Незаметно и необъяснимо... но это так.
– Ваш отец, мадам? – качала головой приятная дама в шляпке с цветами, – ну полно… полно печалиться – скоро увидитесь вновь. Он у вас совсем молод…
Наверное… увидимся. Мой папка всегда держался в стороне от семейного «курятника» – жены, трех дочек, внучек и внуков… Когда в семье появились маленькие мужчины, потребности возиться с ними, воспитывать их у него уже не было – только отдохнуть после работы. С ним мы никогда не были близки так, как с доктором. И будь мне в душе тоже двадцать три, как Маритт, может и воспринимала бы его отцом, а так… В мои тридцать шесть… семь уже, я чувствовала его своим другом – самым близким и надежным.
Утром я хорошенько рассмотрела дом, где спала – они все здесь были построены по одному подобию – камень стен и пола на первом этаже, тяжелые балки, держащие деревянный настил пола второго… в каждой комнате или камин, или его теплая стенка… Вместо ковров на стенах подобие примитивных гобеленов. На полу – половички. Салфетки, покрывала, расписные кувшины, блюда на камине… – чисто, даже уютно. Захотелось скорее взглянуть на дом викария.
Но вначале…
– Бригитт, скажите – а виконт… де Монбельяр? – читала я по листочку имя человека, которому писал обо мне Дешам.
– Да, де Монбельяр. У меня есть для него письмо от старого друга. Отправьте кого-нибудь передать, если можно, – попросила я женщину, с удовольствием принимаясь за утреннюю молочную кашу.
Вскоре шустрый мальчишка унесся к мрачному строению на горе.
– А там правда кто-то живет? – удивилась я, – по виду все нежилое.
– Хозяин редко наезжает в шале, – присела и себе за массивный старый стол женщина, оставив кухонные заботы молодой помощнице: – Но сейчас озаботился кузнями – я говорила. Так что пару дней уже живет здесь, скоро может опять уедет…
– А где живет его семья? – выпытывала я.
– Графья Монбельяры не французы, мадам, их земли на той стороне – за границей. Там го-ород, – протянула она значимо, – там громадный за-амок – не чета здешнему шале. Его тут поставили когда-то… очень давно, чтобы контролировать соляной путь… да. А нынче только наведываются. В основном – мсье Старый Рауль.
– Сильно старый?
– Душа у него старая, мадам… – вздохнула женщина, – скорбит уж…
Я не стала выпытывать все сразу, да и старый Рауль был почему-то не так интересен, как Рауль молодой – тут по определению и без объяснений.
– А когда мы сможем посмотреть дом викария?
– Доели, мадам? Сразу и пойдем – чего тянуть? – встала с лавки Бригитт, меняя фартук на другой – почище и поновее, и поправляя чепец.
А я привычно натянула перчатки и оглядела себя – юбка из тяжелого вишневого крепа, белоснежное фишю – косынка, прикрывающая декольте и почти черный жакет-карако с более светлыми кружевами в цвет юбки. Всё то же, в чем выехала из Анжу. Небогато, но достойно – хотелось, да и нужно было производить впечатление если и не богатой, то знатной дамы.
Мы вышли из дому и сошли с крыльца прямо на мостовую. Сбоку шумела река, пахло водой и, наверное, окончанием лета – самые верхушки холмов уже несмело играли осенними красками. Дальше меня повели по улице куда-то вверх. Несмотря на то, что на улицах никого не было, ощущения запустения или заброшенности не возникало – слишком живой и разнообразной была природа вокруг.
Щурясь от солнца, я все оглядывалась на свой дом, который был виден отсюда. И перед глазами вставали крысиные гнезда, свитые из остатков перины. Непонятно по какой причине, но я улыбалась – наверное, в общем и целом, все складывалось неплохо. А крыс выгоним.
– А вот и мсье виконт, мадам – идет вместе с Гонтраном. Видно, хочет сам расспросить про старого друга, – смотрела женщина из-под ладони на дорогу впереди. Я сделала так же и из-под импровизированного козырька тоже смогла рассмотреть проходящих по мосту мальчика и мужчину – высокого, темноволосого и молодого, судя по уверенной походке. Правда, солнце и расстояние мешали разглядеть лицо. Бригитт предложила:
– Пойдемте им навстречу, что ж тут стоять?
И мы пошли, придерживая подолы юбок – дорога шла в гору.
Глава 23
Мужчина был высоким, худощавым и… жилистым, наверное. Походка, осанка… Раньше я бы сказала – спортсмен. Или танцор. По сравнению с тяжеловесными гренадерами барона де Пирея он был тонковат, но слабым не выглядел. Лет… тридцати – тридцати пяти, наверное. Но здесь я с трудом определяла возраст – часто ошибалась в результате. У детей и молодых ребят – легко, а взрослые здесь, как правило, выглядели старше своего возраста. Раньше взрослели?
У мужчины были резкие черты худого лица, черные глаза, каштановые волосы и нос с горбинкой – запоминающееся лицо… умное, живое. И очень французское – типаж такой… Одежда темная – сапоги, штаны, средней длины камзол, и только белая рубашка с намёком на скромное жабо выглядела живенько.
И он получил письмо Дешама. Читал его – точно, потому что смотрел на меня с напряженным интересом. И без улыбки, будто гадости какой ждал… или просто был настороже. Да он и шел-то, похоже, чтобы посмотреть на меня, это как-то сразу стало понятно.
Остановившись шагов за пять, он слегка поклонился, красиво взмахнув рукой, будто держал в ней шляпу, и представился:
– Виконт Рауль Этьен де Монбельяр. Мадам… баронесса дю Белли?
Сделав шажок правой ногой назад, как бы становясь в танцевальную позицию и прихватив юбки, я низко присела, склонив голову. Малый реверанс – приветствие при первом знакомстве, а также уважение, выказываемое таким образом еще и некоторым духовным лицам. Я готова была сделать и глубокий придворный – лицом в пол! Мне нужно было хорошее отношение этого человека, а в идеале еще и помощь в продаже дома.
– Вдова дю Белли, урожденная де Лантаньяк, мсье виконт. И друг Жака Дешама.
– Мне очень приятно видеть вас… позвольте, мадам?
Я протянула руку для поцелуя и с формальностями было покончено. Немного напрягало, что мужчина просто взглянул на Бригитт и кивнул ей, а она, сделав книксен, отошла в сторону, давая нам поговорить. Было неловко… я уделила бы ей больше внимания, но кто знает, какие у них отношения?
– Баронесса, Бригитт, позвольте пригласить вас в шале… разрешите проявить гостеприимство, показать дом, – немного исправил ситуацию мужчина. А может всё и до этого было в пределах нормы. Потому что женщина заулыбалась и, шепнув что-то мальчику, пристроилась за нами. Виконт предложил мне локоть. Секунду подумав, я приняла его – де Пирей так выгуливал меня по бальному залу, значит и тут можно.
И мы не спеша пошли – по улице, по тому мосту через реку и дальше – в гору. Не так и далеко, как вначале казалось. Но по дороге он успел расспросить, а я рассказать про службу Дешама, сколько у него теперь детей и как в общем обстоят дела в полку. Стало ясно, что если дружба между ними и была, то давно. Хотя при желании виконту ничего не стоило подскочить в Безансон. Ну, или доктору сюда.
Потом мы подошли к дому. Вблизи каменная коробка казалась еще угрюмее. Небольшие окна, грубые обводы…
– Крепость очень стара, строилась четыреста лет назад, как фортификационное сооружение для контроля над соляным путем. Здесь стоял небольшой гарнизон. Семья не жила… Потом было сделано некоторое переустройство… – рассказывал мужчина историю дома. У него даже не сбилось дыхание от того, что все это время мы шли в гору. И я решила на будущее, что обязательно стану много гулять и тренировать дыхалку – в моем положении полезно.
Внутри дома было чуть лучше – чистый пол, камины вычищены от золы, мебель массивная и тяжеловесная, но видно, что из ценных пород дерева и даже с элементами резьбы. Особенно красивыми были кресла – с высокими прямыми спинками и деревянными подлокотниками, с пышными вышитыми подушками на сиденьях. А вот кухня была скудно оборудована посудой и всякой всячиной, нужной и даже необходимой при готовке – это бросалось в глаза. И там орудовал мужчина – средних лет, молчаливый и такой же сухощавый, как и виконт. Он только обернулся на звук наших шагов, поклонился и снова отвернулся к плите.
– Мой слуга и друг – Андрэ.
В очаге горел огонь, на двух прутах на огне стояла большая сковорода, закрытая крышкой. Вкусно пахло…
– Андрэ хорошо готовит и не только… Я попросил его сделать омлет с шампиньонами. Прямо над нами на горе козий выпас и всегда много этих грибов. Вы разделите со мной завтрак, баронесса? – опять как-то настороженно заглядывал он мне в глаза.
– Я тогда помогу вашему Андрэ, синьор, – кивнула Бригитт, – где прикажете накрывать?
– За домом, на лужайке. Андрэ?!
– Я услышал, – кивнул тот от очага, – почти готово… еще чуть подрумянятся грибы. Пино Нуар?
– Лучше горячего молока с медом, – повел меня из кухни виконт.
А я не знала, что думать. И так чисто условная, легкость в общении совсем пропала, я просто слушала и молчала. Вспоминала, что Алэйн лила вино в воду, не спрашивая. А о вреде алкоголя для беременных в это время могли и не знать. В письме доктор рассказал обо мне все? Или молоко – чисто согреться? А вино утром – это вообще нормально? Проклятая реальность! Я много расспрашивала Дешама, но нельзя сразу вложить в голову всё то, что обычно вкладывается в нее с самого рождения. Когда я соглашалась на «гости», виконт вызывал осторожную симпатию. Сейчас уже нет. Знает или не знает – мучилась я.
– Я хотел бы показать вам и второй этаж, – вел он меня к лестнице.
– Не стоит, – остановилась я, – подождем лучше на улице.
– Это важно, мадам – то, что я скажу сейчас, – внимательно смотрел он на меня, – вам больше не нужно бояться. С этого дня вы под моей защитой. Будьте добры посмотреть весь шале… я мог бы сделать его уютнее и теплее, но не представляю – как. Вы посмотрите?
– С удовольствием посмотрю и помогу советом, если смогу, – решилась я, придерживая рукой кожаный чехол скальпеля: – А за это вы дадите мне почитать письмо Дешама, потому что я уже и не представляю – что там может быть? Вы непонятно смотрите... Будто ждете неприятностей, но все равно зачем-то заставляете себя продолжать общение.
Мужчина улыбнулся. Но он и правда странно смотрел. Особенно сейчас – будто я, наконец, оправдала его ожидания. И даже плечи, казалось, держал уже не так напряженно. И ногу так отставил… расслабился? Весело ему…
– Мы договорились? – уточнила я, собираясь в случае отказа просто развернуться и уйти. Наверное, попади я на Восток, совсем пропала бы – там вообще за цветистыми словесными выкрутасами текста не видно. Здесь тоже явно происходило что-то непонятное – по ощущениям. И виноват тут мог быть только Дешам. Все-таки общаться с военными было намного проще. Здесь же нужно вести себя как-то по-другому, а я не совсем была уверена – как. Предполагала… но играть глубоко светскую даму все равно долго не смогла бы. Так что…
– Мы договорились, – улыбался виконт. Приятно улыбался. Люди по определению выглядят лучше, когда улыбаются и он не был исключением.
На втором этаже по обе стороны от лестницы расположились два просторных холла, а дальше шли комнаты – три с одной стороны узкого коридора и три с другой. В комнатах, которые он показал, были устроены камины и имелась мебель – кресла и кровати с занавесями (для тепла). Полы устланы коврами, а стены завешены гобеленами. Занавеси со сборками, скорее всего, прикрывали стенные ниши, потому что других мест хранения не наблюдалось – старая постройка. Гобелены со сценами охоты – рыжие и ярко-красные с желтым ковры на полу. Пестро, аляповато, но хотя бы не мрачно. Обставлены были только две комнаты…
– Остальные пусты, – доложил мне виконт, – что вы скажете, вам понравилось шале?
– Глазу не скучно, это точно. Наверное зимой, когда за окном серость, все это радует, – кивнула я, потом еще добавила, чтобы не обидеть: – И ничего лишнего, только необходимое. Не представляю, что тут советовать? Я и сама люблю простоту. И простор.
Наверное, он любил этот дом, а я угодила похвалой. Потому что, довольно улыбаясь, он прошел к бюро во второй спальне и достал из него письмо. По виду не то, что сегодня передала я, а другое – более раннее, целых три листа.
– Прошу вас. Не буду мешать, – отдал он его мне и указал на кресло у окна: – Здесь вам будет удобно. А я проверю, как справляется Андрэ. Жду вас внизу.
– Спасибо, – сразу успокоившись, я уселась и уставилась на чернильные строчки. Почерк мэтра с выкрутасами узнала сразу:
«Приветствую вас, Рауль!
Не думал, что придется когда-нибудь просить Вас о помощи. И не в моих привычках вспоминать долги, кои таковыми и не являются. Но Вы тогда сказали! И сейчас я вынужден напомнить Вам те Ваши опрометчивые слова, потому что отдаю Монбельярам сокровище. И хочу, чтобы оно было присмотрено. Сокровище независимое, строптивое и своенравное, друг мой. Вначале она бесила меня так, как ни одна женщина, которую я когда-либо знал. Но с самого начала я разумно решил дать себе время присмотреться. И держал себя в руках… сейчас у меня не нервы, а корабельные канаты. И огромная любовь в сердце к этому ребенку, потому что ее сердце, кажется, может вместить в себя целый мир.
Рауль, эта женщина ждет ребенка. Это ни в коем случае не является ее позором, и Вы не должны сомневаться в том, что она достойна Вашей защиты. Будьте и Вы достойны её заботы, потому что она обязательно будет проявлять её в отношении всех, кто в ней нуждается – такой человек.
Она лекарь. Хирург. Не сомневайтесь в этом. Я не стал выпытывать – откуда у нее знания, которые не могут принадлежать нашему времени? А это так – снова не сомневайтесь. Но она умирала когда-то, так может причина в этом? И Господь наградил эту душу за её доброту? Я не набожен, друг мой, Вы должны помнить наши разговоры. И до сих пор я считаю, что душа нашей Церкви давно сгорела на кострах инквизиции. Любовь к Нему выжгли и остался только страх, а он отталкивает. Но сейчас я мог бы вернуться к Богу, если бы точно знал – то, что Голубка жива, его рук дело.
Солдаты зовут её Голубкой… я мог бы писать о ней много и уже только хорошее. Но лучше узнайте её сами и не подавайте виду – ничему не удивляйтесь, хотя она удивит Вас не раз и в мелочах, и в большом.... Как и я дал, дайте и Вы ей время. И тогда поймете, что Ло и Монбельярам несказанно повезло – у них теперь есть Маритт дю Белли урожденная Лантаньяк.
Присмотрите за ней, огласите свою над ней опеку, как синьор Ло. Потому что есть в этом мире люди и есть мерзавцы, а я хочу жить спокойно, но не смогу, если не буду уверен, что она под надежной защитой.
Долг жизни будет списан, Рауль, если Вы присмотрите за дамой дю Белли. Жду подтверждения, что это послание дошло. Хотелось бы знать – что с Вашим здоровьем сейчас? Как ваша семья? Пишите об этом все, что сочтете возможным.
С глубочайшим уважением. Ваш Жак Дешам.»
Когда сильно хвалят, чувствуешь себя неловко. А доктор явно меня перехваливал и доброту мою переоценивал. Потому что вначале он тоже меня подбешивал и не только он. И я тоже вначале держалась усилием воли и лучше бы ему не знать – что я иногда думала. Но это так… от такого его отношения было немного неловко, но больше приятно…
Тут нарисовалось другое… И понятно стало поведение хозяина – в письме все выглядело так, будто я ехала специально к нему. И ждала помощи от него. А знакомил с домом… решил, что и жить я намылилась к нему же? Отказать старому другу он не мог – вылечил, спас жизнь? Хреновенько… задумалась я, не представляя себе с чего начать разговор там – внизу. Насколько прилично выглядел такой «мой приезд» к незнакомому человеку и мужчине, думать не хотелось. Но Дешам считал, что всё в пределах... Придумала…
Стол, накрытый длиннющей, в пол, скатертью, стоял в затишном месте на солнышке. Стены дома и башни прикрывали этот уголок от ветра, с высоты открывался вид на Ло, реку с перекатами, виноградники дальше в долине, невысокие горы… Красиво. Виконт помог мне сесть в кресло, укрыл со спины чем-то похожим на плед и сел за стол сам.
Посуда была красивой, но не из разряда дорогих. Кружки с горячим молоком прикрыты керамическими крышечками. В центре стола – выточенный из камня плоский круг. На него Андре поставил сковороду, до сих пор прикрытую крышкой. Виконт велел ему:
– Нам с баронессой предстоит важный разговор. Никто не должен слышать его. Андрэ?
– Я услышал. Но омлет не будет ждать, есть нужно немедленно.
– Я услышал, – широко улыбался хозяин, а слуга необъяснимо завис, изучая выражение его лица.
– Развлеки Бригитт, она слишком любит новости, – коротко велели ему уже без улыбки.
Когда слуга ушел, я прокашлялась… Но виконт уже снимал крышку, а там… С утра я ела кашу, но вот это игнорировать не смогла – пышная ароматная масса, присыпанная подрумяненными грибами и гренками из белого хлеба, трава какая-то, масло сливочное растаяло... На моей тарелке появился кусочек – на пробу, потом еще один – поосновательнее… Мужчина ухаживал за мной, не забывая и себя тоже. Потом я грела ладони о теплую чашку и говорила:
– Дешам написал очень приятное для меня, эмоциональное письмо. Я тоже люблю его – он хороший и умный человек. Но он забыл сообщить, что имя ваше всплыло в нашем с ним разговоре случайно – когда я назвала деревню. В Ло мне принадлежит дом, и я собиралась ехать сюда жить… То, что дом, подаренный мне деверем, находится в вашей синьории – случайность. Но Дешам ухватился за эту возможность успокоиться на мой счет, потому что очевидно доверяет вам. Вы изначально неправильно поняли ситуацию.
– Может быть, – уверенно смотрел он на меня, – но разрешите задать вам вопрос?
