Текст книги "Реверанс со скальпелем в руке (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)
– Я уже решила, – она не повернулась к нему, так и застыла у мойки. Говорил со спиной.
– Ты думаешь – это я сгоряча, что ли? Я годы решалась! Маленькие только и держали... Хочешь замолить… найди слова для сыновей, чтобы не считали, что мать их бросила, – тяжело роняла жена:
– Нас только двое у отца, у меня там есть... будет все. Кроме того, что нужно больше жизни. Но я как-то… понимаю тебя, наверное. И не собираюсь дохнуть там – не переживай. Может и полюблю… но что такое быть любимой, надеюсь, точно узнаю. Сделай, как прошу!
– Что? – уже упустил мысль Георгий.
– Поговори с детьми.
– Сделаю. Забери машину… я договорюсь, чтоб перегнали туда. Загружу твоими вещами. И деньги все верну – чуть позже, обещаю.
– Я не тебе их оставляю. И квартиру, и машину тоже. Мне… думать тошно об алиментах.
– Не дури ты! – с болью вырвалось у Георгия.
– Да я и не смогу ничего – крохи разве. Пока ещё устроюсь… Поговори с детьми, Георгий – это все, чего от тебя жду. Я забирать их буду на все лето, приезжать...
– Сделаю…
Утром был еще выходной – после командировки. И он не стал тянуть – попросил Нуцу пойти прогуляться. Посадил перед собой пацанов и просто рассказал все, как есть – с самой первой своей встречи с Машей. Оказалось, не так и трудно говорить правду.
– Она что – красивее, чем мама? – ревниво спросил Дато. Смотрел исподлобья… обижался. Даня молчал.
– Красота важна только на первый взгляд, сынок. К ней быстро привыкаешь и просто перестаешь замечать, если не любишь. Ваша мама красивее.
– А чего ты тогда…?
– А мозгом это не контролируется. Я понимаю, как лучше для всех нас и не могу… Притворился бы, но мама у нас умная – поймет. Да и не сумею я…
– А ты можешь показать её – эту Машу? – все-таки пытался постигнуть суть и причину любви Дато.
– Отвали, – открыл, наконец, рот Даня, – просто решай – тут будешь жить или с мамой поедешь?
– Я – с тобой, – сразу решил младший.
– Ну и молчи тогда – они сами разберутся. А мама приедет – скоро, вот увидишь, – улыбался старший.
– Да? Соскучится и приедет, – повеселел Дато.
– Только в гости, ребята, – уточнил Георгий, – я обидел её своей нелюбовью, не сможет она жить со мной. А вы к ней на лето...
– Ну – в гости. Часто. И мы к ней…
Потом Георгий звонил отцу в Питер. Рассказал тоже – все, как есть и в подробностях. Приступ мазохизма какой-то… но и не только.
– Батя, нужны деньги – займи, пожалуйста. Нуце нужно с собой…
– Сделаю, – сразу решил отец, – но безо всякой отдачи долга, даже не мути это… ты не сирота, в конце концов! Нужно было дожимать, добиваться, Гоша! Я твою мать такой осадой брал!
– Батя, она сразу четко обрисовала… это было однозначное – нет. Не нужно было другого делать – с Нуцей начинать.
– Маму коробило от некоторых высказываний, и я сорвался, как идиот, оставил тебя там… А Нуца, по большому счету – сокровище, Гоша… Знаешь, чем определяется отношение к невестке? Тем, как она относится к сыну и внукам. Остальное – мелочи. И ты... когда любишь – прощаешь многое... да не замечаешь просто!
– Спасибо, бать. А деньги я потом отдам, – отбился Георгий.
Наверное, это было уже слишком на один день… Нужно было отоспаться, хотя бы со снотворным. Даже в поезде не спалось, хотя никто не мешал – ехал один, в СВ. Чтобы не нахватать заразы…
Засыпал и думал, что странно это – раньше говорил «папа», когда был маленьким и в школе еще… Потом стало стремно. Начал «батять»… Отец был не против, но он же и маму – не мамой звал, а мамулей… странно. Почему так?
Глава 14
Способы приведения в сознание в наших мирах не особо отличались и один из них – вода. И по морде еще можно… ну хоть не со всей дури. Медленно вытирая лицо и приходя в себя, я слушала, что говорил мне Дешам:
– Распеленали от ремней и прямо в койку. Должен уже проснуться. С ним сейчас Ланс, – задумчиво смотрел он на меня.
– Хлопнулась… – виновато призналась я.
– Я заметил… Мари! Нам нужно говорить, но это потом – позже. А сейчас у вас есть возможность просить у командира все, что нужно… из необходимого, конечно, – уточнил он.
– Какая жалость! А то сразу мысли о бриллиантовом колье, – ворчала я, стаскивая с волос мокрую косынку: – Зачем вы так со мной – целое ведро…?
Поливали меня еще на улице, потом унесли в шатер и уложили на постель. С волос натекло. Я вяло соображала – теперь тащи матрас на улицу, суши его. Но вряд ли до ночи высохнет. И так живенько это все представилось, и так угол свой захотелось – чтоб закрывался на надежный засов и чтобы элементарные удобства… Сколько еще такой «туристической» жизни я выдержу?
Громкий мужской стон заставил очнуться от посторонних мыслей. Прислушалась к себе – ну… перенапряжение, жара, нервы – объяснимо, но все равно неприятно. Я даже в морге всегда хорошо держалась и на гнойных перевязках, а тут…
Отжала волосы и прихватила их на затылке все той же косынкой. Пальцы чувствовались слабыми и даже подрагивали. А я держала ими скальпель… Я! Видел бы меня… Кто у нас молодец, Георгий Зурабович? А наша Маня молодец! В глазах посветлело, я заулыбалась… Дешам скупо улыбнулся в ответ и стал совсем похож на Жана Рено. Кивнул в сторону лазарета…
Картина нам открылась странная – на грудь больному навалился и крепко обнимал его Ланс. Наверное, у меня глаза на лоб полезли.
– Рвался вставать, – посмеивался парень. И легко так, весело, поблескивая глазами, объяснял: – Я держу и говорю – лежи, дядя! Мне не один день вставать не давали.
– Ну что вы, голубчик? – подошла я к больному и заглянула в мутноватые еще беспокойные глаза: – Нельзя вам вставать, ни в коем случае! Даже мочиться вам помогут – будете пока лёжа. Найдёшь потом кувшин, Ланс или… да тот же котелок. И не слишком напрягай ногу, тебе еще нельзя на неё ступать. Вам очень больно? – допрашивала я больного. И тут пришла еще мысль: – А давайте проверим вашу память после наркоза? Вот как вас зовут, голубчик? А какой сейчас год? Как зовут нашего монарха?
Мужчина выглядел не очень – лицо осунулось, заострилось, даже усы поникли, но пытался улыбнуться:
– Ну что вы, мадам? Я все помню… Болит уже не так сильно. Но лучше бы совсем не болело.
– И не будет, если будете слушаться. Терпите, голубчик. Такие полнокровные, большие мужчины, как вы, переносят болезненные тяготы чуть труднее. Не усугубляйте, пожалуйста – не вставайте. И пить нельзя сразу после наркоза, может стошнить, а то и еще чего хуже… Ланс, смачивай ему губы мокрой чистой ветошью. Пить не давать! Я скажу, когда будет можно.
– Мари, – придержал меня за локоть Дешам, – сейчас мы с вами выйдем наружу… там нас ждет командир. Говорите только о медицине. Улыбайтесь. И постарайтесь потом быстрее уйти к больному. Я рядом – помните.
– Стойте! – дернулась я обратно, в спешке стаскивая с волос мокрую косынку, – мне нужно привести себя в порядок.
– Некогда… и чем страшнее, тем лучше, я думаю, – бормотал он и тащил меня к выходу.
– Вы пугаете меня, Жак. Нельзя же так – с дамой, – бормотала и я, выходя вслед за ним из шатра и понимая, что дама из меня сейчас так себе.
Жара на улице уже спала… солнце ушло за дубы, спрятавшись где-то в их листве и становилось прохладно. Или это меня познабливало? Сырые волосы неопрятными спиралями рассыпались вокруг лица и по спине. И платье сверху влажное… холодит. Чем страшнее, тем лучше? В военном лагере – может и так, но я снова предстаю перед начальством в самом неприглядном виде… да еще и, как мясник, ей-богу! Хоть бы об этом напомнил! Сама – нет уже… похоже растеряла я в себе всё женское.
Командир и еще один – незнакомый офицер в непривычной форме, стояли и рассматривали операционные инструменты, брошенные мною в процессе на стол. А что-то еще и летало, насколько мне помнилось. На будущее нужно сообразить какой-то лоток на подстолье… если это будущее случится.
Вот полковник потянулся коснуться пинцета…
– Инструменты нестерильны, – прокомментировала я, снимая испачканный в крови фартук и бросая его в сторону.
Мужчины обернулись на голос. Второй – высокий, крупный блондин, смотрел на меня так, как я и ждала когда-то… или опасалась – с легкой насмешкой или каким-то насмешливым ожиданием. Даже странно, что раньше боялась этого. Пренебрежительный взгляд красивого, разодетого и уверенного в себе мужика придал вдруг сил. И я выпрямилась под ним, расправила плечи, шея гордо держала лохматую голову…
– И что значат эти ваши слова? – уточнил полковник, обозначив лёгкий учтивый поклон. Я чуть присела в ответ.
– Если сейчас что случится, не дай Бог, то нам с мсье Дешамом просто нечем будет работать. В операции было задействовано два хирургических набора – его и мой. Теперь инструменты нужно кипятить, чтобы убить на них… заразу, грязь.
– Капрал выживет? – уточнил полковник, сосредоточенно щурясь. Между черными бровями образовалась складочка, густые длинные ресницы, почти скрыли темный взгляд… Красивый мужчина. Просто до боли женской душевной! И за подчиненного, похоже, переживает. И я мягко улыбнулась ему в желании успокоить. Но здесь нужна правда…
– Еще дня три-четыре будет существовать угроза. Мсье Гроссо сильный и здоровый мужчина, будем надеяться на лучшее, но боюсь – без осложнений все же не обойдется. Даже в идеальных условиях всякое бывает, а у нас условия полевые – буквально. Хирургический инструментарий не совсем соответствует требованиям, перевязочный материал – из моих… pardonnez-moi… нижних юбок – для повязок нужна тонкая, проницаемая для воздуха кисея.
– Что еще потребуется вам с доктором? – впервые я видела на лице полковника слабое подобие улыбки.
– Похоже, дело не в этом – мадам заранее пытается оправдать свою неудачу, не так ли? – раздалось сбоку. А я улыбалась только полковнику, говорила только с ним – спокойно и примиряюще:
– Вам доложить устно, что именно нам нужно? Или все же списком, чтобы не забылось? Будет несколько пунктов. А теперь извините… меня ждёт…
И тут блондин решил исправить ситуацию. Потому что не представился первым, нарушив правила приличия, а может даже выказал этим пренебрежение. Оно и угадывалось-то интуитивно – не настолько я разбиралась в местном этикете. Но ему стало вдруг нужно зачем-то, и я услышала извинения:
– Прошу прощения. Позвольте представиться – полковник Луи-Мария маркиз де Шабо-Роган, – снял он треуголку с пушистым пером и изобразил ею легкий поклон, просто опустив при этом глаза. Парика под головным убором не наблюдалось. А такое скупое движение точно не являлось демонстрацией уважения. Но Дешам же велел улыбаться?
– Мне очень приятно, маркиз, ваше сиятельство, – я сделала неглубокий реверанс и представилась в свою очередь – как привыкла. Он широко улыбался, внимательно и цепко глядя на меня. Потом предложил не церемониться:
– Здесь, в поле, мы обходимся без титулов и прочих условностей. Вижу – как и вы, мадам… баронесса, ваша милость, – еще раз махнул он шляпой.
Полковник слушал молча. И пристально, изучающе смотрел на меня. Похоже, сейчас шел санкционированный им же допрос. Тут я не понимала – блондин был в равном с ним звании, а по положению? Судя по качеству одежды, общему лоску… Но и в полковнике тоже было что-то такое… явно указывающее на породу: подтянутые движения, гордая осанка. Маркиз ниже графа? Или наоборот?
Господи, помоги не спалиться! Таки нужно о медицине – там я заговорю любого. Было… нервно, я даже условно не представляла – во что выльется возможный прокол и чем, собственно, я сейчас рискую? А что вовсю рискую – уже понятно.
– Однажды я был проездом в вашем замке… лет десять назад. Впечатляющее сооружение, роскошные залы…
– Он никогда не был моим, маркиз – всегда принадлежал мужчинам дю Белли. А десять лет назад я была совсем еще ребенком. – уточнила я, черпая силы в том, что рядом со мной Дешам и прислушиваясь к его шумному дыханию на своей спиной. Только б не случилось той самой ситуации – когда ему придется заявить себя настоящим мужчиной. Я не переживу…
– Но как случилось, что вы сейчас – здесь? – настырно интересовался блондин, – к потребностям вдовы покойного дю Белли родственники должны были отнестись самым внимательным образом.
– Случилось так, что самой вдове не захотелось излишнего внимания. Оно бывает утомительно. А здесь я временно – по пути в свой дом, – нашлась я.
– Который находится…?
– Недалеко отсюда, маркиз. Разрешите не уточнять, я надеюсь жить там когда-нибудь в тихом уединении и даже… забвении, – бли-ин… чувствовала я, как влажнеет подмышками. Интеллектуальный пот, мать его!
– Ваше право, баронесса, мадам… – шагнул он ближе и протянул ко мне руку, вежливо требуя мою для прощального, очевидно, поцелуя.
А я широко улыбнулась, заставив его замереть от неожиданности и таки дала её – не то, чтобы очень хорошо отмытую от крови капрала. Я тогда только слегка ополоснула её, практически теряя уже сознание. На светлом манжете она точно оставалась – и мазками, и брызгами. Он медленно опустил взгляд, оценил картину, но руку все же целовал. И не легко коснувшись губами пальцев – как было принято, а показательно прижавшись к ним и не спеша.
Мыть потом губы будет… и долго – криво усмехнулась я, забывая, что за мной наблюдает еще и полковник. Маркиз оттянул все внимание на себя… как-то так. А еще я воспользовалась случаем…
И втянула в ноздри запах мужского парфюма… не тот. Живи, маркиз! Я еще сама не знала, что именно сделаю, когда найду… Для начала просто выясню – не болен ли? А там – по обстоятельствам.
– Я жду от вас список необходимого, баронесса. Мы обсудим его потом с доктором, – напомнил о себе полковник.
– И я тоже предпочла бы не афишировать титул… в поле, мсье полковник.
– Как вам будет угодно, мадам, – откланялись мужчины и ушли – высокие, нарядные, красивые. Будто из другой жизни… а так и есть. И чуждые просто до изумления… инородные всему, что окружало меня до сих пор даже здесь. Напряжение от разговора схлынуло и, будто очнувшись, я оглянулась вокруг – да все тут казалось откровенно бутафорским! И когда уже я вживусь? Когда уйдет та память?
– Герцоги Роганы знамениты своей неуёмной гордостью, Мари, – тяжело уронил Дешам, угрюмо глядя вслед начальству.
– Герцоги? – удивилась я.
– Маркиз в его случае – титул учтивости, – не мигая, смотрел он теперь на меня: – Он старший сын и в своё время наследует герцогский титул – ветвь Шабо. Сейчас прибыл сменить наместника в Безансоне. Нынешний доставляет массу неприятностей, полковник всегда возвращается в полк на взводе. Очевидно, к нему прислушались. А маркиз человек военный, не просто придворный вельможа. Воевал… участвовал в войне за «польское наследство». Посмотрим…
– Я что – сильно потопталась на его самолюбии? Сделала что-то не так? – тихо уточнила я.
– Все – не так, Мари. Но это лучше, чем путаться в мелочах. У них в голове должно сложиться все вместе – ваш вид, манера держаться, говорить…
Наверное, нужно было дебиловато-радостно улыбаться… Ну так инструктировал бы подробнее!
– Экзальтированная мадам, дама со странностями, докторша… да что с неё взять-то?! Безобиднейшее существо же! Меня даже из замка выперли. У всех свои… странности. Неуёмная гордость, например, – сжалась я в тревоге и вдруг решилась: – Я согласна на откровенный разговор, Жак, но нам обоим потребуются силы и время. Боюсь, сейчас будет не до этого.
– Вы и правда ждете осложнений у капрала?
– Да… на второй-четвертый день. Или даже раньше.
– Я не рискнул бы сказать такое, – доверительно поделился со мной доктор. Тоже суеверен?
– Так это реалии, – расстроено улыбалась я, – чуда ждать неоткуда, да и глупо…
Через два дня ночью у капрала поднялась температура. Но в пределах – максимум 38. Нити шва врезались в кожу, там выявилось небольшое плотное образование – воспалительный инфильтрат. Горячее наощупь и болезненное.
– Побаливает, голубчик? Не бойтесь, я просто прощупаю живот. Даже не там, где резали, а с другой стороны. Расслабьтесь, – продавила я и резко отпустила брюшную стенку в левом подреберье. Пациент дернулся от так называемой рикошетной боли и взглянул на меня с укоризной. Я бодро улыбнулась:
– Ну, все правильно! Так и должно… А как болит – дергает?
– Как кровь в голове бухает... а хорошо же все было, голубонька, – тихо паниковал мужчина.
– Ну что вы? Я же предупреждала – в один из четырех дней будет небольшое ухудшение. Справимся…
– Это опасно? – заинтересованно уточнял Дешам, когда мы остались наедине.
– В наших условиях все опасно, – шептала я отстраненно, – симптом Блюмберга-Щеткина… может сохраняться несколько дней. Хорошо бы подключить антибиотики, Жак. И как там поживает наша плесень? – откровенно тосковала я, – пошли хоть посмотрим на нее, что ли… родимую? А пока будем надеяться, что рассосется – как в том анекдоте… у большинства пациентов так и бывает. Будем облегчать, сбивать немного жар. Поборемся…
Капрал справился – пошел, в конце концов, на поправку, а я совсем света божия не взвидела!
Дешам почему-то больше не настаивал на откровенном разговоре, будто поняв, что придется как-то… сложно на него реагировать. И он отложил расспросы, продолжая тянуть из меня знания – буквально...
Я рисовала медицинские инструменты, которых отчаянно не хватало во время операции: иглодержатели, корнцанги, крючки дополнительно – острые, реечные расширители… Подробно расписывала их применение. Делала зарисовки и чертила схемы самых простых полостных операций, радуясь, что брала уроки рисования в той еще жизни. И пригодилось – по крайней мере, я умела соблюдать масштаб и пропорции. Пояснения писала, подбирая понятные слова, но уже навязывая специальные термины.
И даже не пыталась больше поддерживать легенду о сибирской школе.
А дальше – больше… потому что Дешам захотел больше. И нам приволокли поросенка. Дохлого, к счастью. И уже на нем мы продолжили, побрив брюхо и полосуя брюшину. Нормальная практика – сейчас даже в университетах практически нет свежего человеческого биологического материала, и студенты практикуются на животных.
Мы накладывали внутренние и наружные швы, вязали узлы… Потом вместе подбирали доступные компоненты для антисептического раствора. Выбор был так себе – слабые природные антисептики: иманин, что получают из зверобоя и настойка календулы. Даже марганца еще в употреблении не было.
Выматывались к вечеру вусмерть – оба. Поросенка потом куда-то унесли – варить, наверное. Не пропадать же добру? Мне было все равно.
Уходила спать, даже не посидев у костра, где продолжали регулярно появляться Гаррель и Ожаро. Проведывала больного, и падала спать. А была же мысль – рассказать в нашем маленьком обществе парочку медицинских анекдотов, подпадающих под здешние реалии. Внести немного юмора, а значит и раскованности в общение. И – фиг вам… жить, казалось, не было сил. Но я понимала Дешама – у нас был всего месяц, и он быстро уходил.
Сквозь подступающий сон я еще слышала, как Ланс напевает «ланфрен-ланфра…» и добавляет что-то от себя, подобрав похоже слова в смысл сделанному мной переводу.
О двух полковниках я уже почти и думать забыла, уставая, как ездовая собака и дисциплинированно, вовремя передав через доктора составленную вместе с ним заявку. В неё входила и пара мужских подштанников. Я собиралась обрезать их до колена, остальное уйдет на подмышники. Вспомнилось, что Анжелика в фильме таки носила панталоны и было это даже в более ранние времена. И какого такого… их не было в моём гардеробе – я не понимала. Покойный дю Белли экономил и на этом?
***
Маркиз Роган с графом де ла Марльером не спеша удалялись от лазарета. Молчали…
– Как вы мне объясните все это, Алекс? – наконец ровно поинтересовался Роган, – что это сейчас было?
– Я мало понимаю во врачевании. Можно сказать – совсем не разбираюсь. Операция?
– Вы прекрасно меня поняли, – настаивал Роган.
– Женщина-врач. После сложной операции – потеря чувств. Тонкая натура… нервическая и чувствительная аристократка? – осторожно предположил ла Марльер, – не такой и редкий это случай – ограничений по приему женщин в медицинские школы и даже Королевскую Академию нет. И кажется, у какого-то из Бурбонов даже имелся свой личный хирург – дама.
– Не стоит, мой друг, – ощетинился маркиз, – я не люблю чувствовать себя дураком, а сейчас это вдруг случилось! Что касается тонкой натуры – тут я бы поспорил… едва увернулся от её ножа.
– Дашам строго оговорил расстояние – десять шагов, а вы его нарушили, – возразил полковник, – и я совсем мало знаю о баронессе – только со слов доктора, а тот не видит в ней никаких странностей.
– Он простолюдин – что он вообще может видеть? Я знал старика дю Белли. Хотя это сильно сказано – знал. Скорее, просто видал как-то, – медленно протянул Роган, – а куда именно она направляется после вас?
– Понятия не имею. Я и видел её до этого всего пару раз.
– В складках платья у нее – нож.
– Скальпель. Дешам называет этот медицинский прибор скальпелем, – морщил брови мужчина.
– Это все равно, как если бы моя Абель прятала на себе мизерикордию, – сорвал маркиз шляпу с головы и одним хлопком смял её о колено. Отшвырнул…
– Маритт дю Белли – не ваша Абель! Вы сами подошли к ней, она не изъявляла такого желания. И уверен – не имеет злостных намерений. Объяснение здесь самое простое – голодные мужчины вокруг. Много мужчин. Хотя… отношение к ней уже сложилось. За ней постоянно наблюдают, каждый её шаг и каждое слово обсуждается… Я не знаю – чем она взяла и когда успела, но между собой солдаты зовут её «голубкой». Но она-то не знает об этом? Второго дня ко мне подходили нижние чины, по-видимому друзья спасенного ею солдата. Вручили три луидора и просили купить подарок для неё, когда буду следующий раз в Безансоне…
– И что вы ответили? – заинтересовался маркиз.
– Это не составит для меня трудов. Так почему – нет? Или поручу кому-нибудь из офицеров – так будет быстрее. Даме вообще легко угодить, особенно когда у нее нет ничего, кроме пары небольших баулов с одеждой. Вы должны были оценить её гардероб. Остальное – ненамного лучше.
– Я пошлю узнать в Анжу… Не даёт мне покоя ваша баронесса.
– Она – не моя!
– Я не в пикантном смысле, Алекс. И еще одно, – продолжил маркиз, – я хотел бы видеть нашу баронессу на балу в честь моего вступления в должность. Любопытно посмотреть на неё в другой обстановке. Я планирую… через месяц, не раньше.
– Но она не собиралась задерживаться! И мы не подписывали контракт – она свободна от любых обязательств и в своём передвижении тоже, – напрягся полковник.
– Так заинтересуйте её, черт подери! Поставьте для нее хотя бы отдельную палатку.
– За ней так присматривает Дешам… это опасно.
– Ставьте караульного, вменив ему в обязанность помощь мадам в течении дня.
– Зачем это вам, Луи? – все так же напряженно выяснял полковник, – оно не стоит того. Да и, в целом, она неплохой человек. Во всяком случае, похоже на то.
– Она интересна мне именно, как человек, – удивился маркиз, – женщин у меня достаточно. Даже сейчас… в обозе едут Абель и Вева. А в ней чувствуется какое-то несоответствие, загадка, тайна, если хотите. Без сомнения – она аристократка. Об этом говорит манера держаться, но она… слишком, наверное, независимая. И в ней нет женственности! Вернее, она будто не придаёт значения тому, что может очаровать мужчину… и, соответственно, нам с вами не придаёт, де ла Марльер. По ощущениям, она что-то среднее между монашкой и пастушкой… Но в происхождении я не сомневаюсь хотя бы потому, что дю Белли всегда стремились заполучить невест с хорошей кровью – по причине невысокой значимости собственного титула.
– Я тоже не сомневаюсь в происхождении баронессы, – согласился полковник.
– Возможно все это яйца выеденного не стоит… но мне нужно знать. А вам?
– Совершенно не интересуюсь и боюсь, что в баулах баронессы не окажется достойного для бала наряда, – отвернувшись, ворчал полковник.
– Я могу оплатить эти расходы, – развел руками маркиз, – не такие большие деньги… маленький подарок женщине, которая даже не за плату, а, как оказалось – безвозмездно спасает жизни моих солдат.
– Это мои солдаты и прошу вас не забывать об этом! Подчинение полка вам, как наместнику, не даёт права владеть им и даже говорить подобные вещи, – резко остановился полковник перед улыбающимся маркизом. И с облегчением улыбнулся ему в ответ: – Браво, Луи! Хорошо, ваша взяла – я возьму экипировку баронессы на себя.
И добавил с досадой:
– Одни сложности с ней! В том числе – она не сможет сама одеться.
– Отправите к ней свою Клодин. Или кто там сейчас?
– Отправлю, – сквозь зубы пообещал полковник, – но только если капрал выживет. В противном случае немедленно выделю для нее сопровождение – до того самого таинственного дома. И забудем о ней.
– Не стоит, Алекс… не стоит… – улыбался своим мыслям Луи-Мария маркиз де Шабо-Роган, – во всяком случае, пока я не получу вестей из Анжу.
