Текст книги "Ноша избранности (СИ)"

Автор книги: Тамара Мизина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Потом они ходили по лавкам. Гастас буквально навязал ей красивый, белый шарф с простеньким, шитым иглой кружевом по краю и даже попытался купить в парфюмерной лавке флакон душистого масла. Флакон был маленький, блестящий, загорело-коричневый, с малахитово-зелёными разводами и невероятно, с точки зрения Ани, дорогой. Вместо него девушка уговорила спутника купить ей три больших, пустых флакона из грязно-бурого стекла с узкими горлышками и прекрасно притёртыми, стеклянными пробками. Недешёвая, надо заметить, покупка. В ювелирной лавке история почти повторилась.

Медные перстни на вкус Ани выглядели крайне грубо, даже деньги – толстые, серебряные, проволочные кольца смотрятся аккуратней, а серьги ... Зачем ей медные серьги, если у неё даже уши не проколоты? Гастас обиделся, хотя и старался не подавать виду. Купить что-нибудь себе, он даже не пытался. На себя у него денег не было. Чтобы немного утешить парня, Аня предложила купить мёду, сливочного масла и белого, козьего сыра. В конце концов, это же естественно, если она неудобным украшениям предпочитает сладкое?

Глава 5. Торг.

Постоялый двор встретил их суетой. Сколько-то там баранов блеяли, запертые в одном из пустующих денников конюшни. Двух овец уже закололи и, подвесив на дереве, свежевали весёлые, возбуждённые постояльцы. Рядом, под наблюдением рабыни, двое же постояльцев устанавливали на треножнике, над кострищем вместительный котёл для похлёбки. Аня тут же вписалась в эту, возбуждающе-приятную суету.

Баранов будут жарить на костре? Лучше не целиком, а кусками. И мясо прожарится быстрей, и не обгорит оно. Жарить завтра? Тогда мясо надо замочить. В пивных поддонках, например, с солью и луком. И чуть-чуть мёда добавить. Для приятного вкуса. К утру мясо как раз созреет и будет мягким. А в сегодняшнюю похлёбку кроме двух бараньих голов, ножек и потрохов можно положить и бараньи кости. Навар получится гуще. И заправить бульон завтра лучше не крупой, а лапшой. Что такое лапша? Ну, это совсем просто. Сейчас сделаем. Мука – есть, вода – есть, яиц, правда нет, ну и ладно. Можно немного масла положить. Совсем немножко. Оно ведь есть. Или лучше бараньего жира с бульона снять. Кстати, она ведь кое-что принесла и этим тоже надо заняться. Только тс-с-с-с. Это – тайна. Надо испечь пирог. Да, да, не простой. А пока ...

Вторую кухню под открытым небом женщины организовали в саду. Подальше от мужских глаз. Первым делом, Аня сварила ракушки и почистила их. В другом котелке, с парой горстей спелых ягод тушились чистые, мелко покрошенные корни лопуха. На сковороде жарился лук. И ещё в одном котелке Аня заварила корни валерьянки пополам с листьями мяты. Мята в изобилии так же росла в саду, в тени у забора.

На тушёных моллюсков хозяйка смотрела крайне подозрительно, если не сказать: брезгливо. Отлично. Так и было задумано. Беззубок Аня обжарила вместе с луком, посолила, приправила мелко нарезанной мятой и кубиками овечьего сыра:

– Тесто готово?

– Оно не успело подойти ...

– И не надо. Всё масло пошло в тесто?

– Да.

– Отлично. А золы достаточно?

– Достаточно.

– Тогда надо ещё одну сковородку или два глубоких, глиняных блюда.

– Вы хотите испечь пирог в золе?

– Да. Именно в золе. Ты умеешь это?

– Да, госпожа Анна.

– Вот и сделай.

Пироги с начинкой из моллюсков, жаренного лука и сыра лежат в блюдах, как в формах. Их получилось два. Для Аниной задумки хватило бы одного, но вот с начинкой она не подрассчитала. Ладно. Пусть будет два. Блюда-формы сами по себе не слишком велики. Между прочими делами, Аня сняла с огня котелок с травяным отваром, отлила чуть-чуть в чашку, попробовала, добавила мёду, подала женщине:

– Выпей, не бойся. Это вкусно. Будешь варить такое зелье и пить его целый месяц. Может быть проблема не в тебе, но давай уж всё сделаем по правилам. Тем более, что это питьё никому ещё, ничего кроме пользы не принесло.

Рабыня выпила отвар, облизнула губы. Аня дополнила свои пояснения:

– Пить его надо три раза в день. Третий раз – обязательно на ночь. – По крайней мере, если рабыня пропусти хоть один приём, у Ани будет оправдание. Но это пока лучше не озвучивать.

– Да, госпожа Анна, – покорно кивает в ответ хозяйка. Её-то как раз удивляет именно простота предлагаемых рецептов, но верить – так верить.

Пока пироги пекутся в золе, Аня пробует повидло из лопуха. Это варево она тоже готовит первый раз в жизни – прочла рецепт где-то в книжке. Там правда корни варились в уксусе. Впрочем, кислый сок его неплохо заменил. Нормальное повидло получается, хоть и не слишком сладкое. Главное – чтобы не пригорело.

Ужин вышел просто роскошный: варёные мясные кости, лапша в мясном бульоне, хлеб, пиво. Под пиво рабыня подсунула господину "магический" пирог. Да так удачно, что лишь дожёвывая последний кусок, Тадарик понял, что съел что-то необычное, но при этом очень вкусное. Отложив огрызок, он заорал:

– Старуха! Ты где!

– Здесь, господин, – служанка старательно изображала смирение. Слишком старательно, но Тадарика такие нюансы не интересовали:

– Что это ты подсунула мне?

– А что?

Голову на отсечение, но в опущенных глазах женщины пляшут злорадные искры. От пирога только корочка осталась, на один укус. Теперь бы эту корочку ей съесть – и колдовство непременно сбудется.

– Ау! Старуха! С чем пирог был?

– Который?

– Да вот этот.

– Не помню, господин. Дай попробовать.

– Обойдёшься. – Тадарик демонстративно запихнул последний кусок в рот, запил пивом, проглотил. – Готовить научись, хозяюшка! Точно. Завтра надо будет тебе молодку в помощь присмотреть.

Глаза рабыни полыхнули пламенем несбывшегося ожидания:

– Ну, зачем же ещё и молодую-то "огорчать", господин? Довольно, что меня "огорчаешь".

– Что!!!

Если раньше шумел человек, то теперь голос Тадарика вполне было можно принять за медвежий рык. Не видя и не замечая никого, кроме дерзкой бабы, громила выдрался из-за стола. Спину его, как плеть, жалили задушенные смешки постояльцев-сотрапезников. Вне себя, он подхватил рабыню на руки:

– Значит сейчас я тебя так "огорчу"!

Глаза в глаза. Женщина тоже кипела от ярости и взгляда не отвела:

– А вот посмотрим.

Чем и как завершилась эта, семейная сцена, гости уже не видели. Они тихо и смиренно доели ужин, Аня быстро сгребла кости, протёрла столы, помыла и убрала скудную посуду. Когда она покончила с уборкой, мужчины уже дружно храпели на веранде, раскинувшись на широких лавках у стены. Привыкшие. Не холодно им.

Аня спустилась во двор. На костре, в котле млело варево из бараньих голов и костей. Пусть стоит. Аня подкинула в огонь дров. Немного. Пусть томится на самом медленном огне, до утра.

Переночевала девушка в свободном деннике, в конюшне. На женскую половину она идти постеснялась. И хозяйничать утром ей пришлось самой. Да не проблема!

Похлёбка готова. Густая, аж ложка стоит. Даже заправлять не надо. Лишь присолить чуть-чуть. Хлеб есть, пиво в погребе, а едоки – непривередливы: что ни поставь – всё сметут. Для пущей солидности, Аня испекла на костре часть замаринованного с вечера мяса. Деревянные палочки мужчины, по её просьбе, настрогали вчера, а жарить шашлык девушка умела не хуже любого своего сверстника-современника. Привлечённый вкусными запахами из дому вышел хозяин: осоловевший, вальяжный. Он спустился с веранды на двор, подошёл к колодцу. Пристальный взгляд его зацепился за хозяйничающую у костра девушку.

Аня поняла. Быстро свернув свою кухню, она скрылась в доме. За спиной её поднялась возня и фырканье, словно не человек плескался у колодца, а целый бегемот. Да, похоже не один. Рабыню она нашла в слезах:

– Он съел весь пирог!

Не было печали. Второй "магический" пирог лежал с прочей выпечкой в кадочке, под полотном. Он был завёрнут в отдельное полотенце и Ане не над было даже искать его. Она достала пирог, развернула, положила перед хозяйкой:

– Тогда тебе придётся съесть этот. За раз, весь, до крошки. И питьё не забывай: трижды в день, а на ночь – обязательно. Да! Никому и ни о чём ни слова. Тайна.

Интересно, успеет ли она слинять из этого дома, прежде чем раскроется обман? Очень не хотелось бы оправдываться, выдумывая, что де сама женщина виновата, так как что-то там сделала неправильно. Вот так одна ложь тянет за собой другую и только чудо может эту цепь оборвать.

Запах шашлыка навязчиво полз в дом, а гвалт на дворе усилился неимоверно. Интересно, что там происходит?

Через распахнутые ворота во двор шли мужчины. Из распахнутых дверей дворовой каморки постояльцы вытаскивали дощатые щиты, обитые кожей, жёсткие кожаные брони с костяными нашлёпками, мечи в ножнах, длинные, тяжёлые копья, широкие, кожаные рубахи до колен. Мясо на углях тоже пекли постояльцы, уже обряженные в доспехи. Пришельцы одевались, помогая друг-другу, подбирали оружие по руке. Тут же люди завтракали на ходу, запивая еду пивом. Хозяин дома возвышался надо всеми, командовал, распоряжался. Каждое слово его звучало выверено, спокойно и очень авторитетно. Выглядел он крайне величественно: в панцире с медной чешуёй, в рогатом шлеме из обточенного бычьего черепа, оправленного в медь с медными же нащёчниками и налобником, с тяжёлым, круглым щитом за спиной, с солидным, медным мечом в ножнах. Его короткий, крашенный, рыжий плащ прикрывал тело хозяина до икр и совсем не походил на длинную, полосатую хламиду, предназначенную, как поняла Аня, исключительно для мирной жизни.

Девушка даже не осмелилась подойти к нему и спросила у Гастаса:

– Что случилось?

Парень был одет, как все, для боя: кожаный панцирь с костяной чешуёй, костяной же шлем на кожаной основе, щит за спиной, на поясе – нож и меч в ножнах.

– Собачники пришли.

– Только что?

– Вчера вечером. Тадарик просил помочь.

– В чём?

Парень неопределённо пожал плечами:

– Выйдем за стену, постоим на торге, чтобы эти дикари меру в дерзости знали.

– В поддержании порядка, что ли? – Аня ещё раз окинула взглядом толпу вооружающихся мужчин.

– В поддержании порядка? – переспросил её Гастас, словно пробуя новое сочетание слов на вкус. – Можно и, так сказать.

– Но почему вы? В городе же есть стража?

– Стража? – Гастас скептически хмыкнул. – Так она в городе и останется. Потому Тадарика купцы и просят.

Один из воинов выхватил меч и с размаху обрушил его на шлем соседа. Щит буквально вылетел у атакуемого из-за спины и принял удар. Стремительность обоих бойцов, грохот, удар сопровождающий, производили впечатление:

– Так это у вас получается что-то вроде ДНД? Добровольной, народной дружины?

– Добровольная, народная дружина? – опять переспросил её собеседник.

– Ну да. У нас было что-то подобное. – Уточнять Аня не стала, но Гастас решил, что понял её, кивнул, соглашаясь:

– Пожалуй так и есть. Хорошее название. Точное.

А мысли девушки уже вели её дальше:

– Так ты тоже идёшь?

– Само собой. Лично мне лучше торговаться с собачниками, имея за спиной два десятка мечей.

– А можно я пойду? – попросила его девушка, вспомнив про Тину.

Голос парня стал задумчиво-растянутым:

– Конечно, госпожа Анна. Я даже хотел просить вас об этом.

– Я попросила первой, – попробовала пошутить девушка. – Так можно?

Ответ воина прозвучал вызывающе бесстрастно:

– Можно.

Сборы не затянулись. Командный окрик Тадарика построил отряд. Всего Аня насчитала в нём двадцать восемь воинов. Немного, но все при оружии, в броне, с хорошей, военной выправкой. Вторая команда – и отряд вышел из ворот на улицу. Вслед за строем, два воина, несли на шесте небольшой, но тяжёлый тюк. Как догадалась Аня: собачьи кольчуги.

У городских ворот, ожидая их открытия, стояли две телеги с мешками. Скоро подъехала ещё одна. Тадарик обошёл всех торговцев, лично переговорил с каждым. Тем временем сменился караул. Ночной на дневной. Численность этого "дневного дозора", по меньшей мере в двое превосходила небольшой отряд Тадарика.

Только теперь стража открыла ворота. Первыми в поле вышли вольные воины. За ними – торговцы с тремя телегами, каждую из которых сопровождали два вооружённых – сторожа при купеческих дворах, как потом узнала Аня. Выступление замыкал отряд городской стражи. Он и от ворот-то толком не отошёл. Впрочем, доверия не было и, с другой стороны.

Две повозки у приоткрытых ворот, ведущих внутрь погоста, в любой момент могли преградить гипотетическим нападающим путь внутрь стен. На стенах цепочкой выстроились воины с копьями и лукам, готовые обрушить на нападающих, буде таковые, смертоносный ливень. Семеро воинов во главе с Седобородым вождём стояли за пределами крошечной крепости. Никакого товара видно не было. Собак – тоже.

Тадарик решительно направился к кочевникам. За ним, не отставая, следовали Гастас, Аня и два воина с ношей на шесте. Остальной отряд прикрывал купцов и их товар.

Первым заговорил Седобородый:

– Мы пришли с миром. И с товарами.

– Мы пришли с миром, – в тон ему ответил Тадарик и после краткой паузы добавил, – и с товаром. Мои гости, – воин широким жестом указал на юношу и девушку, – хотели бы стать первыми твоими покупателями. И мои друзья, – жестом он указал на приотставших купцов, – согласны со мной.

Аня ожидала увидеть на лице собачника гримасу ненависти, но тот слишком хорошо владел собой. Лишь глаза старика блеснули недобрым блеском узнавания.

– Что за товар предлагают твои гости?

– Редкий товар, – усмехнулся Тадарик, – и ценный.

Две развёрнутые собачьи кольчуги, как шкуры расстелились по вытоптанной земле. На скулах собачника заиграли желваки.

– Целенькие, – подлил масла в огонь Гастас. – Ни одно звено не повреждено. Каждая такая кольчуга стоит не меньше пяти рабов.

– Это если их делает кузнец и на заказ, – уточнил кочевник. – Теперь они нуждаются в подгонке.

– Кузнецу всё равно на кого подгонять кольчугу: на собаку или на человека.

Седобородый бросил быстрый, как молния взгляд на своего недавнего пленника, ответил с невозмутимой неспешностью:

– Ты не прав. Кузнецу не всё равно. На собаку кольчугу подогнать проще. И пять рабов за броню – это дорого. Слишком высока цена работы.

– Сколько предложишь?

– Пятеро за обе.

– Остановимся на шести. Но, разумеется, это будут не любые рабы, а именно те, что нужны мне.

Вождь криво и недобро усмехнулся:

– Войди и выбери.

– Зачем? Там сейчас твой дом. Что мне в нём делать? Вели сам привести их.

– Кого?

– Ты умён. Я знаю это. И ты знаешь, кто мне нужен. Их пятеро. И ещё одного раба я выберу сам.

Седобородый пошевелил ногой кольчугу. По его лицу было ясно видно, как борются в душе кочевника самолюбие и здравый смысл. Здравомыслие победило. Вождь жестом подозвал одного из своих воинов, на ухо, почти шёпотом что-то приказал ему. Юноша опрометью бросился выполнять приказ. Лицо кочевника обрело невозмутимость. Глаза равнодушно заскользили по лицам противников, зацепились за лицо девушки. Не дрогнув, Аня выдержала его недобрый, тяжёлый взгляд. Похоже старик не ожидал от неё такой стойкости. Невольно, пусть на мгновение, он отвёл глаза, но тут же опять вцепился в неё взглядом. Девушка явно занимала его мысли куда больше, нежели воины, стоящие вокруг неё.

Звон оков оповестил о приближении пленников. Впереди шла пятёрка скованных воинов, за ними – цепочка остальных пленников – мужчин. Последними два кочевника гнали рабынь: двух безымянных женщин, Тину и подростка-Заморыша. Измученная, сломленная Алевтина даже не разобралась, кто стоит перед её хозяином. А вот Заморыш сразу заметила Аню. Скорее всего девочку поразил сам факт присутствия женщины, среди покупателей – мужчин. Лицо покупательницы она разглядела чуть позже и тут же вспыхнула, вся во власти радостного волнения.

Взгляд Седобородого скользнул по женщинам. Лающий приказ и воин, сняв с Алевтины оковы, швыряет девушку под ноги покупателям.

– Я не ошибся?

– Нет.

– Хорошо. – Взмах рукояткой бича в сторону первых двух скованных воинов. – Этого и этого – расковать.

Освобождённых пленников швырнули на землю рядом с Алевтиной. Кочевник толкнул ногой одну из собачьих кольчуг:

– Моя?

– Да.

– Хорошо.

Собачники, не дожидаясь приказа, снимали оковы с оставшихся в связке пленников. Глаза грязных, измождённых мужчин сияли радостью: "Спасены!" Вот от толчка в спину на колени перед своим спасителем падает один, вот второй. Глаза Седобородого впиваются в глаза Гастаса. Во взгляде вождя жестокое торжество победителя. Последний пленник сам делает шаг навстречу освободителям и ... Рукоятка плети перехватывает ему горло, заставляя застыть на половине движения, высоко вздёрнув голову.

– За первую кольчугу я заплатил два раба и рабыню. Ты согласился с этой ценой.

Теперь оба воина: молодой и старый, смотрят в глаза друг другу, едва сдерживаясь, чтобы не сцепиться.

– Это была красивая рабыня, – пытается вывернуться Гастас. – Остальные твои бабы годятся только воду носить.

– Я дам тебе девственницу, – не сдаётся Седобородый и притянутая любопытством девочка бьётся в руках господина. – Если её откормить, – она станет настоящей красавицей.

– Да чтобы откормить такую дохлятину – овцы мало! – Возмущение Тадарика отдаёт дешёвым балаганом. Кочевник невозмутим:

– Два барана я даю в придачу. Два раба, девственница и два барана – достаточная цена за одну кольчугу.

– Но ...

– Принеси ещё кольчугу. Тогда поговорим.

– Ты хочешь этот панцирь? – ноздри Гастаса раздуваются от ярости.

– Нет. Костяной панцирь стоит не дорого.

– Меч, щит, нож ... – Гастас вытягивает драгоценный клинок из седой бронзы.

Судорога пробегает по лицу Седобородого:

– Нет. Только броня, или ... – движение брови, и собачник, удерживающий пленного, вздёргивает ему руку так, что становится виден белый, продольный шрам на внутренней стороне запястья. Аня бросает быстрый взгляд на Тадарика. Лицо мужчины наливается краснотой. Взгляд на Гастаса. Юноша сереет лицом, точь-в-точь как грубое полотно. Его левая рука невольно тянется к правому запястью с таким же шрамом. Побратимы? Третий взгляд на лицо собачника. Ноздри Седобородого раздуваются, улыбка похожа на оскал, в глазах – хищная радость:

– Ну! Так что ты решил?

Взгляд Седобородого, – взгляд удава. Гастас бледен, капли пота выступили на висках, синие глаза почернели и кажется состоят из одних зрачков, движения замедленны, как у сомнамбула. Левая рука медленно ползёт к кожаному ремешку, на котором, за спиной у юноши висит щит.

Жёсткие пальцы впечатываются девушке в плечо, над ухом, как гром грохочет, шёпот Тадарика:

– Останови его, или ...

Пояснения не нужны. В памяти Ани всплывает древняя история про двух побратимов-скифов. Когда один из них попал в плен, – другой хотел его выкупить и не смог. Победители выкупа не взяли. Тогда свободный скиф пошёл за побратимом в рабство. Кажется, они оба погибли. Геродот пересказывал эту историю с придыханием: мол, вот как надо. Оно и понятно. Для него те бедолаги были чужими.

Глаза из одних зрачков. Ремень щита медленно сползающий с плеча по руке.

– Гастас! Не смей! – Аня стоит перед парнем и, вцепившись в руку, смотрит ему в глаза. Ремень от щита режет пальцы. Тяжёлый, зараза. – Не смей! Слышишь?

Лицо парня буквально скручивается от боли. Аня пытается трясти его, хотя, с тем же успехом, она могла бы трясти вековую скалу.

– Слышишь? Я приказываю! Не смей!

Короткий взгляд за спину, через плечо: лицо пленника белее мела, глаза закрыты, губа прикушена до крови. Чёрт побери! А ведь парню не нужна такая жертва. Не нужна! И тут её глаза встречаются с глазами недавнего господина. Из-под его самоуверенности явно проглядывает растерянность. Ну, погоди, гад. Сейчас ты получишь:

– Согласна! Цена принята.

Конечно, по логике здешних понятий Седобородому следовало бы презрительно промолчать. Но разочарование оказалось слишком сильным:

– Молчи, женщина!

– Тебе ясно сказано?! – а это Тадарик вклинился в спор.

– Не слышу мужчины, – заупрямился Седобородый. Как же не хочется вождю отступать перед женщиной. Подчиняясь наитию, Аня наносит по его самолюбию ещё один удар:

– Мы вернёмся и принесём то, что ты просишь. Ты ведь обещал подождать.

Удар бича обрушивается на беззащитное тело раба. Гастас вздрагивает, бросается вперёд. Аня буквально виснет на нём.

– Ты обещал ждать, – с угрозой повторяет слова своей гостьи Тадарик. – Пальцы его вцепились в рукоятку меча, да так, что лезвие "гуляет" в ножнах.

– И это побратимы!

Теперь между Гастасом и Седобородым вклинивается ещё и Тадарик. Голос вояки звучит придушенно, почти ласково:

– Ещё одно слово, старик, и мой меч найдёт твою печень.

– А как же ваш закон?

– Закон? – они стоят лицом к лицу, как противники на поединке. – Что ж, отвечу по закону. Только тебе от этого легче не будет. Где бараны?