Текст книги "Двоедушница (СИ)"
Автор книги: Тамара Клекач
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
Часть четвёртая. Новый уровень
Глава 1. Назад к истокам.
Беспощадное солнце выжигало листву на кронах деревьев. Ветер-бродяга сбрасывал их на землю, устилая трассу жёлтым ковром. Мне следовало поехать поездом, но от запаха вагона мне всегда становилось плохо, а на душе и так кошки скребли.
Мотоцикл мягко мчался по ровной дороге, оставляя километр за километром позади. Вот только тяжёлый чемодан со всем тем, от чего я так стремительно хотела убежать, тащился за мной следом.
Несколько раз мне приходилось заправляться, а пока бак наполнялся, сверяться с картой. Каждый раз, когда я снимала шлем, то чувствовала облегчение. Кожа на лице саднила из-за трения об подушечки, а бинт, закреплённый пластырем отклеивался.
Да, я могла випить "Облик" и вылечить ожёги, но когда я видела, как на меня смотрели люди, я понимала, что ожёг был моей меткой, напоминающей мне о том, кем я была и что сделала, а так же о том, что как я не старалась, убежать от себя я не могла, а значит, я должна была носить её. По крайней мере пока.
Проделав путь почти в четыреста сорок километров, я выехала на Лесную улицу, точнее если верить моей маме "вонючую" улицу Лесную, в "вонючей" Тамбовской области, в "вонючем" посёлке Сосновка, где жил мой крёстный Серёжа. Отец так настаивал, чтобы я поехала именно сюда, что я согласилась. Мне было всё равно.
Его дом находился в самом конце улицы, а сам он работал на кирпичном заводе и жил, что называется, бабылём. Я его практически не помнила, так как не была здесь лет пятнадцать. Впрочем, кто считал?!
Во дворе его старого дома горел свет, а он сидел на крыльце. Я выключила двигатель и, сняв шлем, подошла к нему. Угрюмый и не приветливый мужчина оценивающе рассматривал меня, особо придавая вниманию проступающую из-под бинта расплавленную кожу.
– Батя твой велел ни о чём тебя не расспрашивать, – сказал он, сплюнув на землю. – Но я всё же спрошу. Мне ждать от тебя неприятностей?
Что ж, с уверенностью можно было сказать, что контакт с крёстным, в вонючей Тамбовской области, в вонючем посёлке Сосновка, на вонючей улице Лесной состоялся. Не думала, что день, когда я признаю, что мама была права, наступит так скоро. Старею я, пожалуй.
– Я не за этим приехала, – сухо ответила я, подавив желание ответить что-то типа "Неприятности моё второе имя".
Больше не говоря ни слова Серёжа провёл меня в дом и показал комнату, где я могла располагаться во время своего пребывание здесь. Покрытая пылью и дохлыми насекомыми, я так устала, что даже не стала умываться и переодеватся, а просто легла спать.
– Оу! Моя спина! – застонала я. Это было первым, что пришло мне в голову утром. Как же она болела! Вибрация от мотоцикла при длительной поездке плюс самая отвратительная кровать в мире равнялось ужасное утро!
Запах пота вперемешку с бензином заполнил всю комнату, и я открыла окно. Чёрт, как же я воняла! Выбравшись из комнаты в поисках уборной, я отметила про себя две вещи: первая – Серёжи в поле зрения не было; вторая – глядя на этот дом, мне во всё горло хотелось кричать песню "Проклятый старый дом", хотя и не в том прекрасном исполнении, как у КиШа.
К моей великой радости уборная оказалась вполне приемлемой, и я с превеликим удовольствием смыла с себя всю грязь и немного привела в порядок экипировку, до такой степени запыленную, что на ней можно было рисовать. Я спустила на неё все свои сожранные инфляцией деньги, так что она была для меня на вес золота.
Переодевшись в джинсы и футболку, я достала мазь, которую мне выписали в больнице, и аккуратно обработала лицо. Чёрт, как же было неприятно! Смотреть в зеркало тоже было неприятно, особенно если было пускать в своё сознание воспоминания о событиях, предшествующих моему уродливому преображению.
Я присела на ванную и шморкнула носом. Достав из кармана телефон, я начала просматривать наши с Максом фотографии. Мне всё ещё не верилось, что его больше не было в этом мире. Но как бы больно не было мне видеть его улыбающееся лицо, я не должна была забывать его, забывать его смех, и даже рёв его спортивного Сузуки.
Серёжа вломился в дверь, как медведь в кусты малины. Я смахнула слёзы и спрятала телефон назад в карман.
– Доброе утро. – Его взгляд был прикован к моему лицу. Мазь уже впиталась, и я отрезала пару полосок пластыря, чтобы приклеить бинт.
– Не клей. Пускай дышит, будет быстрее заживать, – посоветовал Серёжа. Интересная точка зрения, но я всё же заклеила. Рано ещё. Мне только инфекции какой-нибудь не хватало.
На протяжении всего завтрака Серёжа не сказал ни слова, только водил густыми бровями то вверх, то вниз, словно взвешивая что-то в уме.
– Вобщем так, – начал он. – Мне завтра на работу, так что няньчиться будешь сама.
– Нянька мне не нужна, – ответила я, восхищённая его добротой и тактичностью.
– Само собой не нужна, – хмыкнул он, – но раз уж ты будешь предоставлена сама себе, займись полезным делом и наведи лад в доме. Ну, чтоб не скучно было!
Конечно, что же могло быть веселее, чем гонять пыль, вшей и блох в этой развалине! Впрочем, чего-то подобного можно было ожидать, ведь даром кормить никто не будет, даже крёстный.
П.С. Обязательно нужно будет напомнить себе поблагодарить отца за столь шикарный совет поехать именно сюда.
С другой стороны, какая разница. Я вообще собиралась тупо колесить по дорогам, а здесь хоть крыша над головой есть.
На вторую ночь моего пребывания в гостях у крёстного мне приснился сон. Дурной сон, конечно. Сон-воспоминание, другими словами. Взрыв. Ласковые, но смертоносные касания пламени. Запахи. Звуки. Сквозь цепную реакцию разрушений в месте, наполненном огнеопасными веществами, я слышала крики. Душераздирающие крики Макса, попавшего в огненную ловушку.
Я проснулась в слезах и с колющей мыслью, что я могла его спасти, могла предотвратить всё это, могла предвидеть всё это, могла… Могла не ехать в тот день в магазин! Могла не лезть к Витольду в душу! Могла не быть эгоистичным чудовищем! Могла быть умнее! Могла… Не могла…
Здравый смысл подсказывал мне, что путь, на который меня забросило, не мог быть другим, без жертв и разрушений. Но мой мозг, сознание, душа (обе души!) отчаянно искали подтверждение иного.
Ночь за ночью я видела в страшных кошмарах свою жизнь как на киноплёнке, медленно отматываемой назад, и фокусирующей моё внимание на ключевых моментах. За взрывом последовала авария Игоря и смерть некроманта. За аварией вскольз пронеслась встреча в ресторане и моя стычка с медведями-перевёртышами в особняке. За этим последовало поле с лилиями и наши блуждания по лесу, воспоминания о моей и Костиной смерти, майские события и так далее вплоть до того дня, когда умер Данил. Назад к истокам так сказать.
Просыпаясь в холодном поту, я видела скрюченную белую фигуру, слонившуюся надо мной, но она исчезала раньше, чем я успевала моргнуть. Какое-то время я думала, что у меня были галлюцинации, но вспомнив про серых полупрозрачных волков, я склонялась к тому, что эта фигура была чем-то подобным.
Возможно она питалась моей болью или сомнениями, а возможно именно она посылала мне все эти кошмары. Но кем бы она не была и с какой целью не посещала меня, я была уверена в том, что моё подсознание искало ответы, всё те же ответы на вопросы, которые так часто меня мучали: кем я была, кем я стала, какой я могла бать, какой я хотела быть?
Оглядываясь назад я видела ошибки, неудачи, противоречия моей натуры, оказывающие влияния на мою жизнь и жизни людей меня окружающих. Я не видела себя целостной, и если бы кто-нибудь составил график моих поступков или даже настроения, то это была бы абсолютная кривая изломанная линия. И это меня убивало, ведь если я не могла быть однородной, то мой жизненный путь был обречён петлять.
Оптимист бы сказал, что надежда умирает последней, но я ответила бы, что моя смерть случится раньше, чем я поседею. И даже если бы я хотела поверить в само существование надежды, то как я могла это сделать, если не доверяла самой себе и всему, на что раньше я всегда полагалась и опиралась?!
Глава 2. Тамбовский волк.
Дни летели за днями, пылинки за пылинками, вши за вшами, обрывая листочки на сентябрьском календаре. Прислушавшись к совету Серёжи, я перестала бинтовать ожёг. Когда же чувствительность на левой стороне стала стабильной, я забросила и мазь.
Смирившись с молчаливостью моего крёстного, я уходила на улицу, когда он был дома. По домашним обязанностям ко мне претензий не было, так что я спокойно могла погружаться в одиночество и собственные переживания. В редкие минуты просветления я думала об Игоре и о нашей с ним связи.
Возможно, ему тоже снились кошмары только с моим участием. Возможно, он тоже карил себя за те или иные поступки. Хотя и, в отличие от меня, он научился справляться с ними способами, не имеющими ничего общего с бегством.
Двадцать третьего сентября, в мною любимую пятницу (ещё одно "любимое" сменившее свою полярность и пополнившее список смазанного), дождь застал меня в дороге, когда я ехала из захудалого отделения банка, где получала высланные родителями деньги.
Вообще было унизительно, конечно, в моём возрасте попрошайничать у родителей, но если бы я этого не делала, то пришлось бы просить милостыню на бензин и сигареты. Голос вобщем-то у меня ничего, но вот со слухом не повезло, а просить у родителей было проще, чем лечиться после "вежливых" просьб заткнуться.
Я вытерла байк насухо настолько, насколько это было возможно, и накрыла его чехлом. У Серёжи сегодня был выходной, поэтому я застала его за неожиданным занятием.
– Дядь Серёж, вам жить надоело? – удивлённо спросила я, наблюдая как он перебирает грибы.
– Я между прочим в этом разбираюсь, – побурчал он. – Не мешай! Иди, куда шла!
Чудненько! Если он травонётся и дуба врежет, меня могут и пришить к этому (с моей-то внешностью тем более). Может, следовало свалить, пока деньги были и на байке ещё можно было проехать по трассе?
Я ещё раз внимательно посмотрела на него, оценивая его физические характеристики. Та не! Крепкий, не врежет! Таких и мышьяк не возьмёт! Сто процентов!
Пожав плечами, я пошла к себе. Дождь не прекращался всю ночь, то стихая, то снова усиливаясь. Спала я как обычно плохо. Мало мне было кошмаров, так ещё и по всему дому сквозил ветер и скрипели половицы.
Честно говоря, последние скрипели часто по ночам, я даже думала, что в доме жил кто-то ещё. К тому же Серёжа упорно не разрешал мне даже подходить к одной из комнат, что только подтверждало моё предположение.
Я много раз ночью подходила к запертой двери, откуда, кстати, больше всего и доносился срип, но ничего кроме тянущей из-под двери вони, подозрительного не было, поэтому я оставила эту затею. Серёжа всё равно не признался бы, а мне вобщем-то плевать на это хотелось.
Однако этой ночью скрип был сильный и громкий. Складовалось впечатление, что в той проклятой комнате метался дикий зверь. Представив на минутку, что это Серёжа буянил, приняв немножко (ну, или множко!) своих волшебных грибочков, я даже улыбнулась, но когда дом наполнился звуком вдребезки разбившегося стекла, стало не смешно.
Я выбежала из комнаты в чём была. Запертая дверь была нараспашку, а окно в ней было разбито изнутри, впуская в дом пробирающий холодом ночной воздух. Под струями дождя во дворе мелькала чья-то тень. Я нахмурилась и настороженно подошла ближе. Что-то тут было явно не так, и мне это совсем не нравилось.
– Кто здесь? – крикнула я в ночь, но ответом была тишина.
Я всё ещё видела чью-то тень, хотя она уже больше не двигалась, а просто стояла в самом тёмном закутке во дворе. Очередной приток воздуха принёс новый запах. Вонючий запах…
– Псины, – сказала я вслух, – запах псины.
Что-то в моей голове зашевелилось. Заржавевшие шестерёнки некогда живого интелекта быстро заработали, напоминая мне о существах с похожим неприятным запахом, существах магического мира, в котором я была ведьмой-двоедушницей.
Из тёмного закутка донеслось глухое рычание. Кроваво-жёлтые глаза светились на уровне метра от земли. Трансформация произошла быстрее, чем моя человеческая часть успела вмешаться. Моё преображённое гибкое тело прыгнуло в окно, отвечая дерзким рычанием зверя, на территорию которого вторгся посторонний.
Мы сцепились в воздухе. Крепкие челюсти вцепились в мягкую плоть, и мой противник зарычал ещё сильнее. Я успела увернуться от ударов массивных лап, и вцепилась снова, но задние лапы перевёртыша ловко и сильно отбросили меня в грязь. Я быстро перевернулась, готовясь к новой атаке.
– Прекратите немедленно! – закричал Серёжа, размахивая палкой со светящимся треугольником на конце. Её мощьности было достаточно, чтобы осветить двор, и она явно имела магическое происхождение. – Вас же увидят, идиоты! Немедленно в дом!
Я замерла на месте, не зная как поступить. Такого я не ожидала! Передо мной мало того, что стоял гигантский чёрный волк, так ещё и Серёжа в своём новом амплуа ведьмака.
– Твою ж мать! – прорычала я. – Тамбовский волк!
– Я сказал немедленно в дом! – повторил он, угрожающе сжимая свою палку. – Больше повторять не буду! Загоню как овец!
Чёрный волк хромая на заднюю левую лапу потрусил в дом. Я поплелась следом. Вернувшись в свою комнату и обратившись в человеческий вид, я быстро оттёрла грязь и переоделась. Вне себя от злости и возмущения, я ещё раз напомнила себе поблагодарить отца за столь дивную путёвку. Кому-то предстояло много чего объяснить!
Серёжа уже поставил чайник и вовсю крутился возле предмета мебели, который разве что с натяжкой можно было назвать диваном.
– Ну, что? Довольна? – сурово спросил он, вытирая запачканные в крови руки об полотенце.
У меня перехватило дыхание. Растерянно выкатив глаза, я подошла ближе. На диване лежал голый гигант с прокушенным бедром. И под гигантом подразумевался супергигант!
Если Костя был шкафом, то этот был двумя шкафами и тумбочкой сверху. К слову сказать, гигантским у него было абсолютно всё. Абсолютно гигантское всё!
Сильно ущипнув себя так, чтобы никто не видел, я взяла себя в руки. Моего повышенного внимания требовала рана, и только рана. Я нагнулась над парнем и осмотрела укус. Ожидаемого рвотного рефлекса не последовало. После открытого перелома у Игоря, меня уже было таким не взять.
Да уж, глубоко я прокусила. Я слегка надавила на рану, и из неё закапала алая кровь. А вот это было не хорошо! Парень кремень, даже звука не издал, только брови свёл.
Серёжа, всё это время пристально наблюдающий за мной, крепко сжал парню плечо. Что ж, хорошая новость была в том, что укус можно было вылечить в два счёта "Обликом". Плохая же новость состояла в том, что у нас могло не быть необходимых ингредиентов.
– Что у вас есть из трав? – спросила я Серёжу.
– Только асафетида и омела, – ответил он.
– Это хорошо, – ответила я, – но этого не достаточно.
Что же было делать? Как я поняла, в больницу его, конечно же, нельзя было везти, но если у него задета артерия, или начнётся заражение, или ещё что-нибудь, в лучшем случае он лишится ноги.
– Кто он? – спросила я, заметив кольцо на большом пальце парня. Глазковый камень янтарного цвета был оправлен серебром. – И не вздумайте мне врать!
Серёжа переменился в лице. Что-то в моём голосе и интонации заставило его отбросить своё обычное поведение. Впрочем, в сложившейся ситуации вообще не было ничего обычного!
– Он мой племянник, Матвей, – ответил он. – Двоедушник.
Это, безусловно, упрощало ситуацию для него, но не для меня. Всё это время, что я пребывала здесь, я не использовала магию вообще, по понятным причинам разумеется. Однако сейчас без магии мне было не обойтись, если я хотела помочь парнишке, а я хотела.
Я устало потёрла глаза, настраивая себя. Мне нужна была эхинацея, гвоздика, зверобой и ягоды Годжи. Ещё давно, в начале моего более детального знакомства с магией, Костя говорил мне, что хоть в магии и не было ничего невозможного, но всё же в некоторых вещах существовали ограничения и главным образом физические.
Это был как раз такой случай. Все необходимые мне травы можно было материализовать с помощью визуализации, но для этого необходимо было иметь связь физическую с тем местом, где они точно были.
Я могла позвать их из запасов Игоря, но при мысли о том, что мне нужно было хоть и мысленно вернуться в его дом, у меня перехватывало дыхание. Другим вариантом была гомеопатическая аптека, которую я видела в посёлке. Там должны были быть все необходимые мне травы. Ну, а о том, что это вообще-то было воровство, думать не будем!
Мысленно представив, как могли выглядеть коробочки с травами, я забросила невидимую нить в аптеку. Далее я представила, как нить сачком подхватывает коробочки, и потянула на себя.
Четыре коробочки со специфическими ароматами материализовались мне на колени. Серёжа быстренько организовал кружку с кипящей самой по себе водой, где мы всё и смешали. Когда жидкость неописуемого цвета немного остыла, я добавила в неё немного крови из раны.
– Пей до дна. – протянув кружку голому гиганту, приказала я. Он выпил всё залпом даже не поморщившись, только отрыгнув после последнего глотка. Очаровательные манеры.
Теперь оставалось только ждать. Мне любопытно было посмотреть, как всё это будет проходить, ведь Матвей был первым двоедушником, которого я встретила. Усилием воли я заставила себя смотреть исключительно на его верхнюю часть, ежесекундно напоминая себе, что вести себя надо было прилично.
Ровно через две минуты и шестнадцать секунд у Матвея громко забурлило в животе. Его коротко стриженные тёмноруссые волосы встали дыбом и почернели. Кроваво-жёлтые глаза засветились, а нижняя часть лица покрылась густой щетиной.
Глава 3. Семейное дерево.
Острые загнутые когти вцепились в диван, и хриплый волчий рык поднялся по горлу. Инстинктивно я отступила на несколько шагов назад.
– Тише, девочка! Тише! – запричитал Серёжа. – Одной драки с нас на сегодня хватит!
Пропустив мимо ушей то, что он разговаривал со мной как с лошадью, я немного успокоилась. Побочный эффект от зелья уже сходил с лица Матвея, что меня возмутило: я так часами ходила зелёной, а он за несколько минут уже нормальный. Особенности породы, наверное.
– Может пусть ваш племянник оденеться? – намекнула я, снова заставляя себя отводить взгляд от голого гиганта. – А мы пока поговорим о семейных скелетах.
Матвей хмуро глянул на Серёжу. Последний кивнул, и он соизволил покинуть комнату царственной походкой. Я проводилала его взглядом, но устыдившись своего поведения, вернула своё внимание к крёстному.
Серёжа тяжело выдохнул. Жестом указав на стол, где уже стояли две чашки горячего кофе, он опустился на стул. Да уж, ночь будет долгой!
– Когда твой отец позвонил и сказал, что ты приедешь, я и ухом не повёл, даже обрадовался, – начал свой рассказ крёстный. – Я помнил тебя ещё совсем маленькой девчонкой, которая и секунды не могла спокойно посидеть на одном месте. Мне было интересно посмотреть, какой ты стала, – Серёжа отхлебнул кофе, а я закурила. – Когда он попросил не приставать к тебе с вопросами, я понял, что что-то не так, но когда ты приехала, и я увидел тебя, твоё лицо, я понял, что передо мной загнанный побитый зверь, насквозь пропитанный магией и отчаянием.
У меня медленно зашевелились шестерёнки. Как же так? Отец знал, получается, кем я стала, то есть, кем родилась? А мама тоже знала? Что ж за семья у меня такая была?
– Так мой отец тоже…
– Двоедушник? Нет, но он потомок, носитель волчьей крови, – ответил Серёжа. – Но ты явно пошла в материнскую линию. Её кровь оказалась сильнее.
Круговорот новой шокирующей информации закружил меня. Но как же во всё это вписывалась моя прошлая жизнь в том же обличии и той же ипостаси двоедушницы? Одно противоречило другому! И как мне было спросить Серёжу об этом, не углубляясь при этом в историю с Витольдом? Вопрос на миллион!
Матвей присоединился к нам к счастью одетым. Бесцеремонно випив мой кофе, он громко отрыгнул. Деревенское очарование во всей красе!
Глядя на его кольцо, я невольно крутила на пальце своё. Как же всё закрутилось! И как закрутиться ещё больше, если я задам свой следующий вопрос! Но точку невозврата я давно прошла, и, не смотря на то, что последние трагические события меня обнолили, назад пути не было. Однако мне почему-то казалось, что сейчас гораздо важнее был другой вопрос.
– Тебе лучше? – спросила я у Матвея. Он кивнул. – Надеюсь, ты зла не держишь? – Матвей слегка улыбнулся и отрицательно покачал головой. В его глазах отчётливо светился намёк на то, что при другом раскладе на его месте была бы я. Спорно, впрочем! – А зачем ты разбил окно? – сощюрившись, спросила я. Матвей бросил вопросительный взгляд на Серёжу. – Нет, Матвей, ты на меня смотри! – я наклонилась к нему, заподозрив неладное. – Зачем ты разбил окно? – Матвей нахмурился и явно занервничал.
– Он не скажет тебе, – вмешался Серёжа. – Он немой.
Вот так поворот! Так значит передо мной был один из представителей идеальных мужчин, точнее один из типов идеальных мужчин. Немые и глухие – как не печально, но всё же имели свои плюсы.
– Сочувствую, – выдавила я. Матвей только пожал плечами. Привык уже, наверное. – Но вы можете мне ответить, – я перевела взгляд на Серёжу, показывая, что сбить меня с толку ему не удалось.
– Тебе не понравится ответ, – предупредил Серёжа.
Неприятная догадка о возможном ответе украдкой забралась мне в голову. Господи, только не это! Но, как я уже сказала, точку невозврата я уже прошла. Они всё-таки семья, и я должна была знать, что происходит, даже если мне совсем не хотелось об этом слышать.
– Мне и так уже всё это не нравиться, – ответила я. Серёжа посмотрел на Матвея, который только хмуро кивнул и отвёл взгляд в сторону.
– Где-то с полгода назад до нас стали доходить слухи о повышенной активности Ордена, – на этом слове меня передёрнуло. – Мы и раньше знали, что он проявляет особый интерес к двоедушникам, но когда слухи перестали быть слухами, все только и говорили о том, что надвигалась буря. Мы, волки живём в стае, даже в человеческой форме, но в стае произошёл раскол, – понизив голос практически до шёпота, продолжал Серёжа. – Мнения разделились по поводу того, что следует делать дальше. Многие из нас считали, что не должны стоять в стороне и встретить бурю на передовой, но были и те, кто предпочитал не вмешиваться.
Что ж, это мы уже проходили! Желание сохранить свою шкуру целой было вполне нормальным желанием, своя-то рубашка всегда ближе к телу. Но это всё не объясняло агрессивное поведение Матвея и разбитого окна. Ещё раз прокрутив в голове кадр за кадром, мне удалось найти в памяти недостающий кусочек истории.
– Во дворе был ещё кто-то, – догадалась я. – И этот кто-то пришёл сюда… – я пыталась отгадать конец фразы по выражению лиц моих собеседников. – Они же не ко мне приходили? – с сомнением спросила я.
– К тебе, – подтвердил Серёжа немного разочарованный тем, что я догадалась. – Хотели украдкой подсмотреть, но не вышло, – сухо сказал он.
– А зачем было на них кидаться? – удивилась я.
– Тю! Так Матвей не признал их с просоня, вот и…
– Короче, всё с вами понятно ребята, – зевая, сказала.
– Куда ты? – удивлённо спросил Серёжа, когда я встала из-за стола.
– Три часа ночи, дядь Серёж! Я спать, продолжим утром, – закрывшись в своей комнате, я села на кровать обхватила голову руками. Конечно, я соврала: спать мне хотелось. Я просто больше не могла сдерживать слёзы и отчаяние. Слушая то, что они мне говорили, я понимала, что Орден и всё то, от чего я убегала, настигло меня даже в этой глубинке.
Вся боль, всё отчаяние, которое мне удавалось плотно зажать внутри себя в течение дней, гейзером прорвалось наружу, накрывая меня дополнительным слоем горечи.
Что здесь, что дома так часто употребляли слово "война", упорно забывая, что её синонимом являлась "смерть", груз которой я несла на себе во множественном размере.
Мне было ясно, что Серёжа умолчал о том, с какой целью приходила стая. Да я и не спросила об этом. Какая разница, если смотреть было не на что.
Серёжа правильно сказал, я была загнанным зверем: ведьма-неудачница, прогнувшаяся под сложной ситуацией в сторону отнюдь не её решения, приехавшая сюда, чтобы скрыть это, а не выставлять на всеобщее рассмотрение.
В моём семейном дереве я дала осечку как ружьё, попавшее в воду, поэтому я собиралась сделать то, что уже делала – сесть на байк и уехать куда глаза глядели. Мне никак было не остановить грядущего и не повлиять на него, так пусть каждый сам для себя решал, что ему было делать. Я в этом плане была крайне неудачным примером.
Как только рассвело, я собрала свои вещи. Совершенно себя не уважая, я вылезла через окно на улицу и направилась в сарай. Хорошо, что деньги были, а то мне пришлось бы катить мотоцикл по трассе как велосипед.
Сняв чехол и сложив его вместе с остальными пожитками в кофр, я подавила приступ отвращения к самой себе и достала ключи.
– Твой отец будет недоволен твоим отъездом, – Серёжа заслонил собой выход из сарая.
– Мой отец ничего не знает обо мне, – ответила я. – А если бы знал, то был бы в ужасе.
– Что ты знаешь об ужасе? – сказал он тоном человека, поучающего бунтующего подростка.
– А что вы об этом знаете? – сорвалась я. – Вы знаете, какого видеть и слышать последние вздохи своих друзей? Какого провожать в последний путь того, кому сами этот путь и проложили? Какого знать, что история повторяется, и что смерть идёт по пятам? Какого осознавать своё бессилие перед участью близких и хотя бы на секунду допускать, что именно ваша рука к этому приложится? – последние слова я прохрипела, борясь с подступившими слезами.
Вот так вот легко и просто всё то, что меня грызло и мучало, поместились в нескольких предложениях. Наверное, я впервые признала это вслух, от чего у меня перехватило дыхание, а сердце на очень долгую секунду перестало биться. Я устало опустилась на землю, закрывая лицо руками.
– Останься, – Серёжа присел на корточки и положил мне руку на плечо, – и мы тебе поможем.
– Поможете в чём? – опустошённым голосом спросила я.
– Увидеть свет в темноте.
Глава 4. Парадокс.
И я осталась, поверила, даже не знаю, почему. Может, мне хотелось поверить, а может, просто мне больше было некуда идти.
Дождливыми осенними вечерами мы вели разговоры, больше напоминающие мотивационное нечто, целью которого было типа при весе в сто килограммов говорить себе "Ты супер, детка!". Я относилась к этому, мягко говоря, скептически, но приняв решение остаться здесь, я как бы потеряла право голоса.
Серёжа говорил, что я сделала первый шаг, признав вслух свои проблемы, и теперь, достигнув нолевого уровня, я должна была сделать второй шаг – разрешить помочь себе.
Кто-то сказал, что побеждает тот, кто смог преодолеть неуверенность в себе и свои страхи. Мне же предстояло не просто преодолеть страхи и неуверенность, а и победить себя саму, заставив себя рассказать обо всём.
И я рассказывала, ломая каждую косточку в своём теле, разрывая каждую мышцу, связку, сухожилие, разбирая себя на мелкие кусочки, разливаясь подобно киселю, и каким-то образом формируясь заново.
Папаллельно я анализировала свои действия. Решив, что точкой отсчёта была школьная трагедия с Данилом, я строила вектор, всё время спрашивая себя, почему я поступила так, а не иначе.
В случившемся с Данилом моей вины не было, просто так сошлись звёзды на карте двух молодых людей. Признать, что я пришла на водохранилище вовсе не для того, чтобы спасти мир, было проще простого. Меня привела туда моя внутренняя борьба, целью которой было доказать себе, что я могла быть лучше и сильнее.
Когда же я сорвалась спасать Игоря в далёком мае, я руководствовалась любовью. Игорь бросал мне вызов при каждой нашей встрече, покоряя меня снова и снова, заставляя испытывать сильные чувства, на которые я только была способна.
Пожалуй, это был единственный раз, когда я реально не думала о себе, и даже перегрызая глотку Николаю, я думала только о том, как не дать ему навредить Игорю, а не мне.
Убийство некроманта было импульсивным поступком. Меня вела злость и ненависть, смешанные с беспомощьностью, слабостью и страхом. Они же и стали причиной того, что случилось в магазине. Я сделала именно то, чего от меня ждал Витольд, и невинный человечек расплатился за мою ошибку жизнью.
Я спрашивала себя "Могла ли я поступить иначе?", и сама себе отвечала, что нет. Что-то подобное могло произойти в любой другой день и в любом другом месте, а на месте Макса мог оказаться любой другой человек. В любом случае, мне пришлось бы жить с этим.
Погоде же всё было ни по чём. Осень только и делала, что набирала обороты. Дождь моросил сутками, и всё вокруг пропахло прелыми листьями.
Делая одну затяжку за другой, я думала про Игоря. Он любил осень. Особенно период, когда под одеялом ещё было жарко, а вот под пледом было самое то, когда ещё не все листья облетели с деревьев, и небо было такого удивительного оттенка голубого, который бывает только осенью.
Кошмары мне больше не снились, теперь их место занял Игорь, его разноцветные глаза, густые чёрные волосы. Я могла поклясться, что чувствовала аромат его лосьёна после бритья на своей коже даже утром, наступавшем так скоро, что я не успевала насладиться пьянищими ночными видениями.
Когда мы прощались, я была уверена лишь в том, что он знал, почему я уезжаю, почему оставляю его. Но, Господи, как же я была не права!
Зациклившись на том, что мы оба пережили подобное горе, я упустила важную деталь – путь саморазрушения, который следовал за этим, путь, на который стал Игорь, и который привёл его ко мне.
Наша с ним встреча, наша любовь спасли его, дали новое направление, заставили стать таким, каким он был раньше. Он бы сделал для меня то же самое, останься я с ним, но уехав, я его просто растоптала. Сама того не осознавая, я показала ему, что он для меня ничего не значил. И это меня убивало!
Мне казалось, что я сделала так много, но на самом деле это была капля в море. Серёжа как-то спросил меня, боялась ли я темноты. Тривиальный вопрос всего лишь с двумя вариантами ответа, но тривиальным, пожалуй, он был бы для обычного человека, но не для меня, хотя я и боялась темноты.
– Здесь нет правильного ответа, – сказал мне Серёжа. – Бояться абсолютно нормально, так же как и сомневаться. В противном случае мы были бы машинами.
– Но если я всё время боюсь и сомневаюсь, – спросила я, – то, что это говорит обо мне?!
– Ничего плохого и ничего хорошего, – ответил он. – Знаю, ты считаешь себя чудовищем и убийцей, но идеальных решений не существует, как и идеальных людей. Существуют лишь поступки, но даже они нас не определяют.
