Текст книги "Грегор и код когтя"

Автор книги: Сьюзен Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 15

Грегор понимал, что эти слова должны были вызвать у него лишь одну реакцию. Несмотря на раны и боль, он должен был вскочить, одеться и подготовиться к сражению. Ведь прямо сейчас, в эту самую минуту, кроты, возможно, вплотную подобрались к стадиону, где расположился палаточный лагерь зубастиков… или к детскому садику… или к больнице, где он лежал. А за кротами сюда ворвется крысиная армия, которая не пощадит никого из обитателей дворца.

Так почему он, Грегор, даже не шелохнулся, не сделал попытки подняться?

Конечно, все еще действовала одурманивающая настойка, которую ему дали перед операцией, но было и еще кое-что.

Все это время, что провел в Подземье, он сражался на стороне людей с четким сознанием своей правоты. Отбить атаку острогубцев, которые пытаются уничтожить лекарство от чумы, остановить змей в джунглях, которые хотят убить его и его друзей, освободить зубастиков от крыс…

Но он не чувствовал себя правым в том, что произошло несколько часов назад, в бою с кротами. Предположим, он не знал, кто они и что с ними произошло. И когда начал круговую атаку – он защищал собственную жизнь. Но…

Они теперь все мертвы.

А история, рассказанная Викусом, доказывает, что правда на стороне кротов-камнеедов. Регалия – их земля. Люди завладели ею обманом, даже не в честном бою.

И что еще хуже – кроты поначалу не нападали на Грегора. Они дали ему возможность сказать, на чьей он стороне. А он встал на сторону людей. И это ужасно – сражаться против того, кто прав.

С крысами было иначе: Грегор и сейчас думал, что после того, что он видел в Огненной земле, сражаться с крысами необходимо, чтобы спасти зубастиков.

Но кроты…

И вообще – кто знает, какие истории могли бы рассказать о своем прошлом крысы. Вполне возможно, что и их агрессия объяснима. Крысы и люди воюют так давно – скорее всего список неблаговидных поступков с обеих сторон будет внушительным. А ведь Грегор и не задумывался об этом, пока ему не пришлось сразиться с кротами.

Пришла медсестра с новой порцией лекарств, и Грегор не смог их быстро проглотить: в горле стоял ком. А лекарство оказалось как нельзя кстати: ему очень хотелось забыться.

Когда он очнулся в следующий раз, на полу его комнаты было полно раненых людей и летучих мышей, лежавших на носилках.

Благодаря статусу Воина, Грегор мог передвигаться по дворцу куда угодно. Он был рад выбраться из больницы, где кругом слышались стоны раненых и где медперсонал сбился с ног, оказывая первую помощь.

Грегор хотел вернуться в кодовую комнату, узнать, расшифрован ли код. Это беспокоило его больше многочисленных ран и проблем: ведь если они это не сделают в самое ближайшее время, люди будут обречены.

Придерживаясь за стенку, Грегор направился в кодовую комнату. Лиззи должна быть там, и Босоножка, наверно тоже. Теперь он был рад, что маму отправили на Источник, – ей-то совсем нечего сейчас делать в Регалии.

Шел он медленно. Дворец уже не был безлюдным, как обычно. Всюду встречались раненые бойцы. И еще здесь нашли приют целые семьи. Из обрывков разговоров он узнал, что крысы по туннелям, прорытым камнеедами, подошли к самым стенам дворца. Жителям Регалии было предписало укрыться во дворце ради их безопасности.

Значит, Мортос уже совсем близок к цели.

Когда Грегор вошел в кодовую комнату, вся компания трапезничали, сидя на полу. Лиззи и Босоножка вскочили и бросились его обнимать.

– Привет! Привет тебе, привет, привет! – говорила Босоножка. Это была какая-то новая интонация – раньше Грегору не приходилось ее слышать.

– Ты ведь останешься, да? Ты теперь останешься здесь, да? – скрашивала Лиззи, вцепившись в его руку так крепко, будто боялась, что он растворится в воздухе.

– Обязательно. Если, конечно, у вас есть лишняя комнатка для меня, – ответил он.

На пороге комнаты крысы появилась Люкса.

Кожа ее утратила горячечный красный цвет, и, хотя время от времени кашляла, дышала она уже нормально. А фиолетовые глаза были усталыми, но ясными.

Грегор впервые увидел ее после того, как отдал ей фотографию. Он думал, что смутится, – но испытал при виде ее только радость. И никакого смущения.

– Ты что, тоже здесь живешь? – спросил он.

– Я отдала свои покои беженцам. А Живоглот был так любезен, что предложил Газарду и мне воспользоваться комнатой крысы, – ответила Люкса с хитрой улыбкой.

Аврора и Найк тоже здесь поселились, они теперь делили комнату с Дедалом.

Ну и разумеется, здесь был Темп – он присматривал за Босоножкой.

– Мы все соблюдаем правила: молча сидим в своих комнатах, чтобы не мешать команде дешифровщиков работать, – продолжала Люкса. – Но сейчас у нас обеденный перерыв. Ты голоден?

Грегор был голоден. Он уселся на пол вместе со всеми и съел целую кастрюльку мясного рагу. И конечно, объелся. Но он чувствовал себя, как крупный хищник, положим, лев, которому следует наесться на несколько дней вперед: в условиях войны глупо рассчитывать на трехразовое горячее питание.

Появился Арес. Грегор сцепил палец с его когтем в знак приветствия – но обменялись они всего парой слов. Арес проглотил на скорую руку несколько рыбин и рухнул, как подкошенный, на кровать в комнате летучих мышей – отсыпаться.

Пришел Живоглот и приказал остальным тоже отправляться спать – на шесть часов. На Грегора он взглянул мельком и быстро сказал:

– Ты скоро можешь понадобиться на поле боя.

Люкса поднялась первой и протянула руки, чтобы помочь встать Грегору. Но он никак не мог поймать ее руку – настолько был измотан.

– Быстро в кровать! – сказал Живоглот, подталкивая его носом.

– Поговорим завтра, – кивнула Люкса.

В комнате людей было достаточно места для двух больших кроватей. Здесь были туалет и ванна – правда, вода текла только холодная. Грегор заметил, что пытается соблюсти тот ритуал, который всегда сопровождал их укладывание спать дома, наверху: он и его сестры почистили зубы, пусть и при помощи пальцев, после чего он убедился, что Босоножка пописала перед сном, а значит, кровать будет сухой.

Затем он уложил сестер.

– Расскажи историю про меня, – попросила Босоножка.

Она любила слушать про себя. И у Грегора был большой запас всяких историй. Но сейчас он не мог заставить себя рассказывать веселые истории про Босоножку на каруселях, Босоножку на Хеллоуине или про Босоножку и именинный пирог. Все вокруг было так ужасно! И эти воспоминания… он мог от них размякнуть. А вдруг он не удержится и заплачет? Он же до смерти ее напугает.

– Не сегодня, Босоножка, – сказал он. – Сегодня нужно просто заснуть.

И поцеловал обеих девочек в лоб.

– Я рада, что ты здесь, – шепнула Лиззи.

– И я рад, – ответил Грегор.

Он улегся на вторую кровать и заворочался в поисках удобной позы – чтобы не беспокоить раненое бедро. Нет, все равно больно – в любой позе. И съел он слишком много. И слишком устал.

Больше часа он лежал, балансируя на грани сна и бодрствования, но наконец мирное посапывание сестренок убаюкало его, и он уснул.

«Грегор… Грегор…» Это мама звала его по имени, и он резко сел, забыв о раненом бедре.

Зажав рукой рану, чтобы чуть утишить боль, осмотрелся по сторонам.

Разумеется, мамы здесь не было. Да и обычный голос ее звучал иначе, чем тот, который Грегор услышал во сне. Мамин голос был спокойным, уверенным – как и положено. О, как было бы здорово, чтобы рядом были родители, которые бы принимали за него решения, защищали его, говорили бы, что можно, а чего нельзя делать. Он ведь знал, что родители любят его и всегда хотят ему добра.

Но так уж сложилось, что в его семье роль родителя легла на плечи Грегора. Он должен был присматривать за сестрами, он…

А кстати… Грегор бросил взгляд на кровать девочек и заметил, что Лиззина половина пуста.

И где же она, интересно знать? Наверно, опять занялась этими шифрами.

Грегор уже собрался на ее поиски, как вдруг услышал голос.

– Так лучше? – Это был Живоглот.

Грегор задернул занавеску в комнате на время сна, оставив маленькую щелочку, чтобы сюда проникал свет зажженных факелов из главной комнаты, – ему не хотелось, чтобы сестры проснулись в полной темноте. И теперь он приподнялся на кровати и увидел в щелку Живоглота: крыс свернулся калачиком на полу, а рядом с ним таким же калачиком свернулась Лиззи.

– Да. Рядом с тобой я чувствую себя лучше. Ты такой теплый, – сказала сестра.

– Медленно и глубоко дыши, – произнес Живоглот, и Грегор понял, что у Лиззи снова случилась паническая атака. Но почему она не пришла к нему?! Почему пошла к Живоглоту? – Хочешь порешать математические задачки? – спросил Живоглот.

– Нет, – покачала головой Лиззи. – Просто хочу посидеть здесь, с тобой.

Грегор не знал, что страннее и удивительнее: видеть, как Лиззи, которая пугалась своей тени, прижимается к гигантскому крысу, – или видеть, как Живоглот, который над всеми издевался и который спал всегда в одиночестве, даже когда рядом были другие крысы, – заботится о сестре Грегора.

– Как она умерла? Та, которая была похожа на меня? – спросила Лиззи.

О чем это она? Кто умер? Кто похож на нее? И как Живоглот мог быть знаком с кем-то, похожим на Лиззи?

– Ее звали Шелковица. И она умерла в саду Гесперид, – негромко ответил Живоглот.

– Я слышала об этом. Грегор рассказывал: тогда прорвало дамбу, и был страшный потоп. Так она утонула? – продолжала Лиззи.

– Я пытался спасти ее. – Живоглот покачал головой. – Но было слишком поздно.

– А твоя жена? И другие щенки?

– Я потерял их всех. Все умерли. У меня не было возможности даже попрощаться с ними.

Последовала длинная пауза, потом он снова заговорил:

– Я тогда ушел и много месяцев бродил в полном одиночестве. Я хотел умереть. Пытался умереть. Но меня трудно убить…

Грегор вцепился пальцами в одеяло.

Жена?! Значит, у Живоглота была семья. Значит, он был чьим-то отцом. И одну из его маленьких дочек, Шелковицу, напоминает ему Лиззи. И он потерял их всех, когда по приказу Хэмнета были открыты шлюзы.

Но Хэмнет был одним из немногих, кого Живоглот уважал и ценил и над кем никогда не издевался! Почему он не бросился на Хэмнета и не вцепился ему в глотку там, в джунглях, когда Хэмнет вышел к ним из зарослей? Потому что знал: Хэмнет не хотел, чтобы дамбу прорвало. Потому что видел, как Хэмнет пытался спасти тонущих. Или, может, он полагал, что Хэмнет и так достаточно наказан?

– Поэтому ты вернулся, – догадалась Лиззи.

– Я не мог этого вынести. Мысли о том, что они все умерли – а ничего не изменилось, – сказал Живоглот.

Через щелку в занавеске Грегор увидел, что Живоглот положил голову на передние лапы. Глаза его были закрыты. Лиззи протянула руку и стала гладить его уши:

– И это тогда?..

– Да. Тогда я решил, что все должно измениться, – прошептал Живоглот.

Обеими руками Лиззи обняла Живоглота за шею и положила свою голову рядом с его.

И через несколько минут оба крепко спали.

ГЛАВА 16

Слишком. Это было уже слишком.

Когда Грегор проснулся, его мозг был настолько переполнен, что никак не мог решить, что Грегору есть на завтрак. Босоножка просто побросала ему на тарелку всего, что попалось под ее маленькую ручку, и он поел, не чувствуя вкуса еды.

Живоглот приказал всем покинуть комнату, кроме команды дешифровщиков. Темп понес Босоножку в садик – заниматься уже привычным делом. Аврора и Найк отправились помогать Газарду воссоединять семьи зубастиков. Арес полетел узнать, нужна ли его помощь в спасательной операции. Грегор и Люкса болтались без дела, когда появился Живоглот и скомандовал:

– Вы двое – ждите меня на городской стене через полчаса. Вам нужно посмотреть, с чем мы имеем дело.

Когда он удалился, Люкса глянула на Грегора:

– Как ты думаешь, зачем он дал нам эти полчаса?

– Не знаю, – ответил Грегор.

И тут же вспомнил о разговоре, невольным свидетелем которого стал этой ночью. Живоглот потерял всех, кого любил, не имея возможности даже попрощаться. Может, эти полчаса – подарок для Грегора и Люксы, именно такая возможность.

И если это так, Грегор не хотел ее упускать. Он хотел остаться с ней наедине, чтобы по-настоящему поговорить. Но куда они могли пойти? Во дворце было полно народу.

И тут его осенило. Музей!

Может быть – ведь может такое быть! – там никого не будет.

– Пойдем, я хочу тебе кое-что показать.

Она посмотрела на него с удивлением, но не возразила, когда он схватил ее за руку и потащил по коридору. Кое-где им приходилось идти друг за другом – народу и правда было очень много, но рук они не расцепляли.

Грегор был прав – не только в музее было пусто и тихо, но даже на подступах к нему, в коридоре, никого не было. Они проскользнули внутрь.

Теперь Грегор не был уверен, что знает, что надо делать.

– Что ты хотел мне показать? – спросила Люкса.

На самом деле он ничего не собирался ей показывать. Просто хотел пойти куда-нибудь, где их никто не побеспокоит, не нарушит их уединения. Где они смогут поговорить, не опасаясь того, что чужие уши слышат каждое слово. Но здесь, в музее, он понял: сказать то, что хотел, он вряд ли сможет.

– Ух… Это просто…

Взгляд Грегора упал на стопку фотографий со дня рождения Газарда.

– …Вот эти фотографии, – нашелся он. – Я подумал, тебе стоит их увидеть.

Он бросил на пол несколько старых пальто и кусок старой холстины, и они, сидя на полу и прислонившись спинами к полкам, разглядывали фотографии. Вернее, Люкса смотрела на фотографии, а Грегор смотрел на нее. Отмечал эмоции, которые возникали у нее на лице: удовольствие от того, как выглядел украшенный ради праздника стадион… улыбка при взгляде на фотографию, на которой Босоножка в платье принцессы кормит Темпа тортом… печаль при виде Газарда, обнимавшего Талию, маленькую летучую мышь, которая погибла там, в Огненной земле.

– Думаю, это может помочь Газарду, – сказала она наконец. – Помнишь, он боялся, что забудет лица тех, кого любил. Конечно, образ его мамы почти стерся у него из памяти. А вот Хэмнета он помнит довольно хорошо – благодаря нашему сходству. И Гребешок он помнит.

– Да уж, Гребешок трудно забыть, – согласился Грегор, и образ огромной ящерицы встал у него перед глазами.

– Но он волновался, что забудет Талию, – повторила Люкса. – Можно, я заберу это для него?

– Конечно, – кивнул Грегор. – Возьми все, которые понравились.

Люкса покопалась в пачке фотографий и нахмурилась:

– Здесь больше нет фотографий, где мы вместе. Нам нужно сделать такое фото!

Она была права.

Он отдал ей фотокарточку, на которой они танцевали, и теперь ему тоже нужна была такая фотография. Что-то, что лежало бы у него в кармане до тех пор, пока… Впрочем, это неважно.

– Может, фотоаппарат еще заряжен, – сказал он.

И оказалось, что он заряжен!

А поскольку он делал моментальные снимки – они могли получить фотографию прямо сейчас.

Грегор установил фотоаппарат напротив, и на несколько минут мир вокруг как будто исчез, они превратились в обычных двенадцатилетних детей, дурачащихся перед камерой, строящих рожицы, смеющихся… Но когда Грегор предупредил: «Внимание, последний кадр!» – что-то с ними случилось. Они прижались друг к другу, ее затылок упирался ему в щеку, а легкость и дурашливость куда-то подевались.

«Последняя фотография, – думал Грегор, пока изображение проявлялось. – Это последняя фотография».

Оба пытались улыбаться – но им не удалось спрятать охватившую грусть. Они получились на фото такими, какими были на самом деле: не беззаботными детьми, самый трудный выбор в жизни которых заключается в том, что лучше – мороженое или кино, а двумя почти взрослыми людьми, знающими, что за порогом идет война, в которой им неизбежно предстоит участвовать.

– Я возьму эту фотографию себе, – сказал Грегор. – У тебя ведь есть та, где мы танцуем.

Он хотел, чтобы, когда война закончится, у нее оставалась память о том времени, когда они были счастливы.

– Боюсь, наши полчаса истекли, – тихо сказала Люкса.

– Да, – ответил Грегор.

Живоглот, наверно, уже ждет их на городской стене.

– Люкса, слушай… У меня, может быть, больше не будет шанса сказать тебе… да ты, наверно, сама все знаешь…

Он не то чтобы боялся произнести эти слова – ему было больно их произносить. Зная, что у них нет будущего.

Грегор замолчал, не в силах продолжать.

– Я знаю, – просто ответила Люкса. – И я тоже.

То, что произошло потом, в обычной жизни ни за что бы не произошло: если бы не война и не сознание того, что в любой момент все может кончиться, а значит – другого шанса у них просто не будет…

Их лица были так близко друг к другу, что они чуть не стукнулись головами – когда поцеловались. Что-то не похожее на возбуждение, которое охватывало его при яростничестве, какое-то другое чувство – теплое, нежное, тонкое – растекалось сейчас по его телу. Губы их соприкасались, и он мог прочитать по ее лицу эмоции, которые она испытывала.

В коридоре послышались шаги, и в музей ворвалась Миравет, с амуницией Грегора в руках:

– Вот вы где! А я-то бегаю ищу тебя по всему дворцу! Мне приказали найти тебя и подготовить к бою, – задыхаясь, говорила пожилая женщина, уже одевая его. – Люкса, тебе тоже не помешает одеться в боевой костюм.

– Соловет не хочет, чтобы она участвовала в бою, – возразил Грегор.

– Чего хочет или не хочет Соловет, сейчас имеет мало значения – сейчас, когда камнееды прокладывают ходы во дворец! Каждый мужчина, каждая женщина, даже каждый старик и ребенок – все должны сражаться! – воскликнула Миравет. – Так что ей следует подготовиться и одеться.

– Да, конечно. Мне только нужно побывать сначала на стене, – сказал Люкса.

– А потом приходи ко мне, дорогая. – Голос Миравет звучал твердо, но при этом она протянула руку и потрепала Люксу по щеке.

Как же это было непохоже на Соловет, которая никогда не проявляла никаких чувств к Люксе, по крайней мере при людях!

Грегор облачился в свои черные доспехи, и они с Люксой поспешили в Высокий зал. Там их ожидал Арес, и вскоре они очутились на городской стене. Грегор думал, что они опоздали, но Живоглот на обратил ни малейшего внимания на этот факт – он был слишком занят обсуждением военных действий с Соловет.

– Вы хотите послать нас туда сейчас? – спросил Грегор.

– Нет, пока нет, – ответила Соловет, – но будь под рукой. А ты… – взглянула она на Люксу, – тебе пока здесь делать нечего, ты понадобишься мне в штабе.

– Живоглот велел мне явиться, – возразила Люкса.

– Живоглот ошибся и признает это, – вмешался крыс.

– Я бы хотела остаться, – не соглашалась Люкса.

– Нет. Викус вот-вот начнет переговоры об альянсе с прядущими и ползучими. И мы оба думаем, что твое присутствие необходимо. Аякс отнесет тебя, – отрезала Соловет.

– Тогда ладно, – сдалась Люкса.

Она бросила на Грегора прощальный взгляд, и Грегор долго смотрел ей вслед, пока взгляд его не затуманили некстати навернувшиеся слезы.

Хвост Живоглота ощутимо толкнул его в бок, возвращая к реальности:

– Соловет решила, что ее присутствие здесь будет слишком отвлекать от дела кое-кого из нашей армии, – язвительно сказал крыс. – А разве это дело?

Грегор ничего не сказал в ответ. В глубине души он был рад, что Люксу отправили обратно. Она действительно отвлекала его. Он и сейчас не мог ни о чем думать, кроме как о ней.

Перед глазами у него все вставала сцена, которая разыгралась полчаса назад.

А битва между тем была в самом разгаре.

До этого крысы располагались внизу, на земле, довольно плотной группой. И сражение проходило метрах в ста от командного пункта людей. Но сегодня крысы подошли вплотную к городской стене. Стена была около десяти метров высотой – ни одна крыса не могла запрыгнуть на нее или перепрыгнуть. Но некоторые пытались карабкаться вверх. Поверхность стены состояла из больших кусков полированного камня, а между ними были мельчайшие трещинки. Благодаря этим трещинкам наиболее упорные и ловкие крысы вполне могли добраться до верха.

Живоглот свесился вниз и наблюдал за тем, как одна особенно удачливая крыса долезла уже почти до половины и собиралась продолжить путь, когда на нее налетел человек верхом на летучей мыши и пронзил мечом. Крыса полетела на землю, но Живоглот недовольно покачал головой:

– Несмотря на то что она потерпела неудачу, – теперь они знают, что это возможно…

Словно в подтверждение его слов, другая крыса моментально заняла место упавшей и полезла по ее следам. Ей удалось залезть даже чуть выше, но и ее сбросил со стены один из бойцов.

– Что ж, я думаю, самое время, – произнесла Соловет, подавая какой-то сигнал.

– Время для чего? – спросил Грегор у Ареса.

– Время для горяченького, – ответил тот.

Грегор вспомнил детскую песенку, которая на самом деле оказалась одним из пророчеств. Они выяснили это недавно, несколько недель назад, в Огненной земле. Там предсказывалось то, что крысы попытаются уничтожить мышиный народ в Подземье.

И среди прочих был такой куплет:

 
Вот и гости на пороге, раз и два и пять.
Надо их скорей с дороги угощать.
На кусочки режь скорее, раз и два и шесть,
А кой-кому горяченького надо бы поесть.
Мама и папа,
Сестра и братишка,
Спят крепким сном все зубастики-мышки.
Может быть, даже уснут навсегда.
Больше не встретишь ты их никогда.
 

На протяжении веков подземные были уверены, что эти слова ничего не значат, изображали во время песенки чаепитие, на котором режут на кусочки пирог и разливают горячий чай.

Теперь песенка звучала совсем по-другому и трактовалась иначе. Крысы были теми самыми «гостями на пороге», и это именно их надо было резать на кусочки – с помощью мечей.

А сейчас настало время для, как выразился Арес, «горяченького».

В мгновение ока оказались готовыми к атаке котлы: они были сделаны из толстого черного металла и у них были ручки, как у корзин. Летучие мыши принесли их на стену, и команда людей, одетых в защитные перчатки и шлемы, начала лить со стен на крыс кипящее масло.

Душераздирающие крики наполнили воздух, линия крыс внизу дрогнула и сломалась, у основания стены осталось с полдюжины обваренных крыс, корчившихся от боли.

– Поджечь их? – спросил Соловет один из солдат.

– Только парочку, – ответила она. – Не хочу, чтобы было много дыма и чада, – это помешает нашим войскам.

Горящие факелы тут же были брошены в крыс, и те мгновенно превратились в огненные шары. В отчаянии они крутились вокруг собственной оси, пытаясь сбить огонь, катались по земле, но все бесполезно: их шерсть пропиталась маслом насквозь.

Воздух наполнился запахом горящей шерсти, а потом и горящего мяса. Крысы наконец застыли без движения, возможно – потеряли сознание от болевого шока. Их обгоревшие тела лежали неподалеку от стены.

Это была одна из самых ужасных картин, которые когда-либо доводилось видеть Грегору в Подземье.

Может, хуже было только в Огненной земле, когда мыши корчились в предсмертных муках в колодце… – или когда плотоядные клещи напали на Пандору и за секунды объели ее до самых костей.

Но то, что происходило сейчас… Это было просто кошмаром.

Грегор сглотнул, пытаясь не дать своему завтраку вырваться наружу, и посмотрел на окружающих. На лице Живоглота не отражалось ничего, никаких эмоций. Он лишь произнес:

– Это должно их на время остановить.

Соловет издала какой-то звук в знак согласия, но ее внимание было вновь приковано к битве.

Здесь, на стене, ни у кого не было никаких эмоций. Словно ничего из ряда вон выходящего не произошло. Регалианцы видели подобное сотни раз. У Грегора сложилось впечатление, что такая картина им слегка неприятна – не более того.

Грегор покрепче вцепился в рукоять меча, чтобы унять охватившую дрожь. Возможно, он действительно еще слишком юн. Со временем это становится обыденным и привычным. И на войне все средства хороши.

Он вспомнил о кротах, о том, как Сандвич отравил их и завладел их землями.

Но ведь это нечестно! Даже на войне есть границы, которые нельзя переходить.

Для Грегора это кипящее масло и заживо горящие крысы – были за гранью. Это то, чего нельзя делать. Да, он в курсе, что в Огненной земле им тоже пришлось поджечь крыс, – но там это была отчаянная попытка спасти собственную жизнь и жизнь сотен зубастиков. И ничего общего с холодным расчетом и заранее спланированной акцией не имело.

Неужели только у него эта акция вызвала отвращение и протест?!

Как вскоре выяснилось, он ошибался. Кое на кого еще из присутствующих это произвело не меньшее впечатление.

Кое на кого, не закалившегося в боях, для кого война была в новинку.

Грегор не знал, где тот прятался, – должно быть, в одном из ближайших туннелей, но сожжение заживо крыс заставило его выйти из укрытия и кинуться в самую гущу боя.

Поднявшись на задние лапы, этот кто-то оглушительно заревел. Это был Мортос.

– А вот и мой маленький дружок! – констатировал Живоглот.

Даже ветераны, стоявшие на стене, не удержались от удивленного возгласа: Мортос стал еще больше, с тех пор как Грегор видел его в последний раз. Теперь он был не меньше трех метров в длину, а значит, как минимум в два раза больше самых крупных крыс на поле боя. Белая шерстка в мерцающем свете факелов отливала розовым и голубым.

«Жемчужок», – подумал Грегор.

А ведь меньше года назад это был славный малыш, дрожавший от страха у него на руках.

Каждый когда-то был ребенком. И далеко не каждый, вырастая, становится монстром, пытающимся истребить целый народ, – даже если у него было тяжелое детство.

Глядя сейчас на это чудовище, Грегор не мог отделаться от мысли, что все было бы иначе, если бы он убил Мортоса, когда тот был еще детенышем.

Если бы ему довелось теперь вернуться в крысиный Лабиринт и снова столкнуться с хнычущим, ищущим защиты у мертвой матери щенком, – смог бы Грегор убить Мортоса, зная, что будет после? Зная, что в противном случае погибнут сотни зубастиков? Что крысы нападут на Регалию? Что начнется война?

– Надо было его убить, – словно прочитал его мысли Арес и негромко добавил: – Убив одного щенка, мы могли спасти жизни сотням ни в чем не повинных мышат.

– В пророчестве не говорилось, что из него вырастет монстр, – сказал Грегор.

– Мы с тобой решили, что именно спасая ему жизнь, исполняем пророчество. Теперь ты сомневаешься в правильности своего тогдашнего решения? – спросил Арес.

Нет. Грегор не сомневался. Решение было единственно возможным. Даже если вернуться в прошлое… даже если знать о настоящем…

Грегор не смог бы убить ребенка. Не смог бы перерезать ему глотку. Мортос тогда был невинен и беспомощен. А что касается пророчеств…

Теперь, когда Грегор знал, что Сандвич сделал с камнеедами, ему хотелось разобраться: что за человек управлял Регалией все это время? И чем дальше – тем больший протест вызывали у него пророчества…

– Так мы решили, – сказал Грегор.

Времени спорить или говорить об этом не было.

Он видел, как вокруг Мортоса образовалась пустота – ровный круг. Даже другие крысы побаивались его смертельных когтей и убийственного хвоста.

– Он еще больше, чем я могла вообразить, – негромко произнесла Соловет.

– Я слышал, он обожрался мертвыми зубастиками в Огненной земле, – ответил Живоглот. – Покорми его – он еще подрастет.

– Он умеет драться? – спросил Арес.

– Говорят, умеет. Но в деле его пока никто не видел, крысы старались оберегать его от настоящей драки.

– С тобой он не справится, – вмешался Грегор. Ему довелось как-то видеть, как Мортос бросился на Живоглота. Это кончилось для Мортоса весьма плачевно.

– Возможно. А может – и нет, – задумчиво протянул Живоглот. – Он был тогда поменьше. И я уверен, они много с ним занимались. Еще надо учитывать его мощь. А также то, что я не смог бы подобраться к нему, пока на поле боя оставалась бы хоть одна живая крыса. Но вопрос не в том, справится ли он со мной. Вопрос в том, справится ли он с тобой.

И все посмотрели на Грегора.

– Что, время пришло? – спросил он.

Но можно было не спрашивать. И так понятно: пришло.

Грегор проверял свою амуницию, а Живоглот засыпал его своими советами по самую макушку. Все они касались одной темы: как сражаться с существом, которое в разы превосходит тебя по размерам.

Мортосу удобнее всего было сражаться на коротком расстоянии, Грегор же должен был брать скоростью и ловкостью. И помнить, что Мортос может дотянуться туда, куда ни одна из тех крыс, с которыми доводилось драться, никогда бы не дотянулась, поэтому Грегору следовало уворачиваться от его атак, постоянно перемещаясь: вправо и влево, вперед и назад.

Советов было слишком много, и в какой-то момент Грегор перестал слушать Живоглота, сосредоточив свое внимание на Мортосе. Несколько смельчаков уже его атаковали – но он их прихлопнул словно мух. Садясь на спину Ареса, Грегор видел, как чудовищный коготь Мортоса в лоскуты раздирает крыло одной из летучих мышей – словно папиросную бумагу. Летучая мышь кубарем полетела вниз вместе с седоком – а там ее встретила толпа разъяренных крыс.

– Арес… – начал Грегор.

– Я знаю. Я буду следить за крыльями, – тут же ответил тот.

Большая часть армии людей была теперь в воздухе, но почти никто не сражался. Крысы ликовали, а люди были подавлены. Все ждали только одного: когда прилетит Грегор и атакует Мортоса.

И Мортос тоже этого ждал.

Он уже заметил Грегора и занял позицию в центре поля боя: хвост изогнут и ходит ходуном, уши прижаты к голове, с оскаленных клыков капает слюна…

– Воин… Воин… – шипел Мортос. – Иди ко мне и сразись со мной!

Грегор понимал, что его гибель – вопрос нескольких минут.

– Живоглот! – не глядя на крыса, окликнул он. – Моя семья!

– Я дал тебе слово, – ответил Живоглот.

– Тогда все. Вперед! – сказал Грегор Аресу. – Я готов.

Он почувствовал, как поднялась и опустилась грудная клетка Ареса, когда летучий глубоко вздохнул. И вот они взмыли в воздух.

Над полем воцарилась мертвая тишина, в этой тишине Арес полетел вперед и сделал широкий круг вокруг Мортоса, который припал к земле, не сводя с них глаз.

Грегор постарался очистить сознание, открывая путь яростничеству, выпуская наружу свою яростническую натуру. И тут же его зрение стало привычно фрагментарным и сосредоточилось на слабых местах Мортоса, на точках возможной атаки: глаза… шея… печень… артерия, что пульсирует у него под левой передней лапой… местечко между ребрами, через которое можно добраться до сердца…

Они заканчивали второй круг и находились прямо за спиной у Мортоса, когда Арес стремительно нырнул вниз. Мортос, которому пришлось запрокинуть голову назад, чтобы видеть их, взвился в воздух и крутанулся им навстречу. Арес ушел в сторону, но передняя лапа Мортоса чуть не достала его. Движением, которое они только что отрабатывали на тренировке, Арес прижал крылья к туловищу и повернулся. Грегор ударил, отрубив Мортосу сразу три когтя, и распластался на спине Ареса, отлетевшего на безопасное расстояние.

Люди одобрительно закричали, но Мортоса это только сильнее раззадорило.

Теперь он поворачивался вслед за ними, и атаковать стало труднее. Но атаковать было и не надо, потому что он сам вдруг бросился в атаку. Схватив Ареса за кончик крыла, он потянул его в рот, к жутким клыкам. Но на пути ко рту у Мортоса находился, как и у многих существ, нос, и вот в него-то, в одну из ноздрей, вонзился меч Грегора, заставив Мортоса отдернуть голову назад и взреветь от боли. Арес, воспользовавшись моментом, освободил крыло.