Текст книги "Грегор и код когтя"

Автор книги: Сьюзен Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

Эти слова заставили Грегора похолодеть.

– Я буду помнить, – сказал он. Ему нужно всегда помнить об этом. Иначе – кто знает, что может произойти. – Беги как река, Живоглот, – пожелал он крысу.

– Высокого тебе полета, Грегор Наземный, – ответил Живоглот.

И сразу переключил свое внимание на Лиззи, которая уже заливалась слезами.

Найк и Аврора перенесли всю его семью и Люксу через Водный путь и приземлились у лестницы, ведущей наверх, в Центральный парк. Грегор попрощался с летучими мышами, а потом взял Люксу за руку и держал все время, пока папа отодвигал камень, закрывавший проход наверх.

В дыру ворвался прохладный ночной воздух.

– Пойдем, посмотришь. Хотя бы на секундочку, – позвал Грегор.

Но Люкса только высунула из люка голову и плечи. Вокруг была ночь. На небе горело несколько звезд, а луна была просто волшебная.

– Вот тут я и буду вспоминать о тебе, – сказала Люкса. – И ты знаешь, где меня найти.

Грегор поцеловал ее на прощанье и вылез наверх, в парк. А потом отошел на пару шагов, и они не отрывали глаз друг от друга, пока папа не поставил на место тяжелый камень, разлучая их навсегда.

ГЛАВА 27

Было поздно. На приборной панели такси часы показывали два пятнадцать. Водителя, усталого, необщительного, казалось, совершенно не интересовало, что делало это странное семейство в Центральном парке в такое время суток.

Они подъехали к дому. Лифт не работал, пришлось пешком подняться по лестнице. Мама вынуждена была отдыхать на каждом пролете. Наконец папа протянул Грегору ключи и велел вести девочек вперед.

Когда Грегор отпер дверь, он поразился, каким маленьким и невзрачным выглядит их жилище. Они с Лиззи устало опустились на корточки в углу, а Босоножка с ходу перевернула плетеную корзину с пластиковыми животными и начала вытраивать их как на параде. Наткнувшись на подаренную ей в прошлом году на Хэллоуин черную летучую мышь, она подняла игрушку вверх и радостно завопила:

– Смотрите! Арес!

Грегор не смог выдавить из себя ни слова, а она размахивала игрушкой над головой, изображая, что она летает.

Родители добрались до квартиры минут через десять. И даже совершенно обессиленная трудным перелетом и подъемом мама первым делом направилась в комнату бабушки – навестить ее и узнать, как у нее дела. Грегор вспомнил, что мама не знает о том, что бабушки здесь нет, – папа не решился сообщить ей печальные вести.

– Ее сердце, Грейс. Она в больнице. Мы завтра же навестим ее, – тихо сказал папа, когда мама с растерянным лицом вышла из бабушкиной комнаты.

Все молча разошлись спать. Грегор даже не стал переодеваться в пижаму. Он просто стянул с себя подземную одежду и юркнул под одеяло – оно пахло знакомо и уютно. С улицы послышался автомобильный гудок… Музыка из проезжающей машины… Загудели трубы в туалете…

Привычные, знакомые звуки Нью-Йорка убаюкивали Грегора…

Туннель был темный. Фонарик погас, поэтому Грегору ничего не оставалось, кроме эхолокации. Какая все-таки глупость – идти этим путем! Живоглот говорил ему, но он не послушал. И вот теперь они его нашли. Он бежал, на ходу раскидывая крыс мечом, и брызги крови летели в разные стороны, он сам был весь испачкан крысиной кровью. Но тут что-то случилось с его мечом: он стал трястись и дрожать в его руке. Грегор попытался снова бежать – но пол уходил из-под ног, и вот он уже падает, падает, падает в черный бездонный колодец. Он кричит, зовет Ареса – но Ареса нет. И он уже видит, как с огромной скоростью приближается к острым скалам внизу, как они выставляют свои пики, ожидая, когда он напорется на них грудью…

Грегор сел на кровати, тяжело дыша, весь в поту, правой рукой держась за израненную грудь. Это его собственный крик разбудил его. Никто за ним не гнался. Никто не звал по имени. Крик остался там, во сне.

Кошмары с падением перестали мучить, когда в его жизни появился Арес. И вот они вернулись, с разъяренными, готовыми убивать крысами и кровью.

Внизу, под окнами, только начал просыпаться большой город. Грегор провел в постели всего несколько часов. Он понимал, что надо постараться снова уснуть – но кошмар был таким реальным…

Грегор откинулся на подушку и уставился на пробившийся в окно солнечный луч, пока тот не ударил его по глазам. Тогда Грегор распахнул окно и глубоко-глубоко, всей грудью вдохнул пахнущий свежестью воздух. Какой сегодня день недели? Какой сейчас месяц? Он понятия не имел. Он не был дома с той вечеринки, с дня рождения Газарда, а она была на излете лета. Сейчас воздух был холодный и похрустывал как при морозе.

Грегор вдруг почувствовал, что ему важно знать, сколько прошло времени, – чтобы вернуться в реальность. Календарь на кухне не поможет, но ведь есть телевизор! Правда, телевизор разбудит остальных. А еще можно пойти к почтовым ящикам и отогнуть уголок чьей-нибудь газеты, чтобы увидеть число.

Грегор откинул одеяло и замер как вкопанный: он впервые за долгое время видел свое тело в лучах солнечного света.

– Ни фига себе, – только и смог он сказать.

Он знал, что в Подземье ему порядком досталось, но не придавал этому особого значения. Он давно перестал считать шрамы, которые украшали его с каждым новым визитом в Подземье все отчетливее: следы щупалец осьминога… следы плетущихся лоз, зубов, когтей… Теперь к ним добавились шрамы от лезвия меча Сандвича у него на ладонях – свежие, ведь он сломал меч всего день назад. Его кожа стала похожа на карту, путешествуя по которой можно было узнать обо всех ужасных событиях, которые с ним происходили.

Подземные дали ему с собой этой отвратительно воняющей рыбой мази. Вдруг поможет. Но некоторые шрамы точно останутся. Например вот этот – на груди, где отпечаталась пятерня Мортоса, где тот прорвал ему грудную клетку… Как он сможет объяснить это другим? Что попал в автомобильную аварию? Упал из открытого окна? Боролся с тигром?

Если он не сможет придумать объяснение – значит, придется прятаться. Забыть о пляже, о занятиях гимнастикой. К врачам обращаться только в крайнем случае, когда существует прямая угроза жизни: врач никогда не поверит в выдуманную Грегором версию, какой бы правдоподобной она ни была, а говорить правду в его планы не входило.

Грегор надел рубашку с длинным рукавом и штаны – все это стало ему коротко. Он, видимо, изрядно подрос за… за то время, что был внизу. Надев носки, обул единственную пару обуви, что была у него в Наземье – туфли, приобретенные к весеннему концерту. Пальцы ног упирались в носы туфель, и вид у него был дурацкий – туфли вовсе не подходили к остальному наряду. Он был бы счастлив надеть подаренные миссис Кормаци кроссовки, но они, увы, уже развалились.

Грегор хотел выскользнуть незаметно, но когда проходил мимо квартиры миссис Кормаци, дверь отворилась – соседка всегда вставала очень рано.

– Ты стал еще худее, – констатировала она, окидывая его внимательным взглядом – с ног до головы. – И штаны тебе коротки. Как насчет французского тоста?

Грегор прошел вслед за ней на кухню и сел за стол, глядя, как она готовит завтрак.

Она рассказала ему, как дела у бабушки:

– Вообще-то дела у нее не так чтобы хороши, Грегор. Она в реанимации, в палате интенсивной терапии. И если твоя мама все еще носится с этой странной идеей переезда в Вирджинию – вряд ли у вас получится перевезти бабушку туда.

Она положила Грегору на тарелку кусок багета, обжаренного в яйце, и рядышком уместила кусочек жареного бекона.

– Но я не знаю, как мы можем остаться, – возразил Грегор, поливая все сиропом. – Может, мама хочет забрать только нас, детей.

Хотя, конечно, это было бы ужасно – разлучать членов их семьи. Ведь они всегда держатся друг за друга.

– Может быть. Ну, а что с тобой интересного произошло, мистер? – спросила миссис Кормаци.

Грегор задумался о том, что с ним произошло за это время. О том, что он видел и делал.

Нет, он решительно не мог облечь все это в слова.

– Ты язык проглотил? – поинтересовалась мисси Кормаци. – Впрочем, ладно. Можешь ничего не рассказывать, пока не появится желание. – Она окунула кусок бекона в сироп и принялась задумчиво жевать: – Знаешь, мистер Кормаци воевал. Он очень не любил об этом говорить. Я понимаю – это, должно быть, ужасно. У моего мужа бывали кошмары, и они мучили его до самой смерти.

– Меня тоже сегодня разбудил кошмар, – признался Грегор.

– Думаю, не последний, – покачала головой миссис Кормаци. – Хочешь сока?

И налила ему в стакан, не дожидаясь ответа.

– Это ведь как бывает. Ты растешь, и все детство слышишь, что надо быть добрым к другим людям, что причинять другим людям боль – это плохо, а потом тебя посылают на войну и требуют от тебя, чтобы ты убивал. Что в этот момент происходит у тебя в голове, а? Скажи на милость?

– Ничего хорошего, – буркнул Грегор.

– Ну ничего, все-таки все наладится, Грегор, – успокоила его миссис Кормаци.

– Не знаю, – с сомнением произнес он. – В моем сне я падал навстречу смерти. Не первый раз мне снится такой сон. Но сегодня я в первый раз достиг дна.

– Не беспокойся. Если ты и правда упадешь на дно – вокруг полно людей, которые помогут тебе подняться, – улыбнулась миссис Кормаци.

«Помогут мне подняться? – подумал Грегор. – Скорее поднимут мое бездыханное тело. Кому нужна помощь после падения на такие скалы…»

Да и вообще – даже если люди захотели бы помочь… В своих снах Грегор всегда был один. Он знал, что никто ему не поможет.

Пока он ел, миссис Кормаци нашла пару старых кроссовок, которые принадлежали одному из ее сыновей лет двенадцать тому назад. Конечно, они были далеко не новые и тоже не слишком подходили к одежде Грегора, но все же это было куда лучше, чем парадные туфли.

– Тебе нужна новая одежда в школу, – сказала миссис Кормаци.

– А школа уже началась? – спросил он.

– Несколько недель назад, – ответила она. – У нас тут середина октября, Грегор.

– Я не знал, – произнес он.

Утро он провел, приглядывая за сестрами, в то время как родители вместе с миссис Кормаци отправились навещать бабушку в больницу. Пока Лиззи и Босоножка завтракали, Грегор стоял у окна и наблюдал за тем, как соседские дети идут в школу. Он подумал о своих друзьях, Ларри и Анджелине, и ему стало интересно, как они отнеслись к его исчезновению. Что они подумали – что он заболел? Или переехал? Какая-то часть его очень хотела поскорее увидеться с ними, а другая его часть так же сильно этого не хотела. Он слишком многое испытал, слишком сильно изменился – мысль о том, что надо возвращаться к прежней жизни и делать вид, что ничего не случилось, казалась ему невыносимой.

Родители вернулись к обеду. На маму визит к бабушке произвел ужасное впечатление.

Никто не мог сказать, когда бабушку выпишут – даже если дома у нее будет круглосуточный медицинский уход с сиделками и всевозможными процедурами.

– А я могу ее повидать? – спросил Грегор.

– Не сейчас, сынок. Может, попозже, когда ей станет лучше, – ответил папа.

– И что же нам теперь делать? – все-таки решился он спросить. – С Вирджинией?

– Не знаю, – сказал папа. – Мы еще подумаем.

– Я не хочу в Вирджинию! – вдруг заявила Лиззи, и все воззрились на нее в изумлении.

– Но ты же говорила, что хочешь! – произнесла наконец мама. – Ты первая побежала паковать вещи, когда я это предложила.

– А теперь я не хочу уезжать. Здесь наш дом. И я не хочу никуда убегать. – Лиззи покачала головой. – Живоглот говорит: если убегать от того, что тебя пугает, – оно тебя обязательно догонит.

– А ты, Грегор? – обратился к нему папа.

Грегор попытался представить себе их жизнь в Вирджинии. Потом попытался представить себе их жизнь здесь.

– Не имеет значения. Мне не важно, где мы будем жить, – сказал он наконец.

Что там, что здесь – одинаково ужасно. Он снял с крючка у двери свою куртку:

– Пойду прогуляюсь.

Грегор и сам не знал, куда идет, но пройдя несколько кварталов, вдруг понял, куда ему хочется попасть. Проверил карманы – тридцать пять долларов. Этого хватит с лихвой.

Он спустился в подземку и поехал к монастырю.

Ему нужно было увидеть каменного рыцаря, который помог ему пережить последние несколько недель. Вдруг он и сейчас поможет ему разобраться в случившемся и найти во всем хоть какой-нибудь смысл.

День был холодный и солнечный. Деревья уже начали облетать. Но Грегор никак не мог отделаться от мыслей о том, другом мире, где солнца совсем не бывает, а деревья на вес золота. Мире, к которому, кажется, теперь принадлежал и он.

Что если он скажет родителям, что хочет вернуться в Подземье и остаться там навсегда? Там он не выглядит уродом. Там у него есть настоящие друзья. Там у него есть Люкса.

Нет, они никогда ему этого не позволят. Да и хочет ли он туда на самом деле? Грегор не знал.

Единственное, что он знал, – что здесь, в верхнем мире, который когда-то был его домом, он чувствует себя чужаком.

Женщина-кассир смотрела на него с подозрением, когда он подошел, чтобы купить билет. Что она видела перед собой? Какой-то мальчишка, в одежде не по размеру, один, в разгар школьного дня… И руки забинтованы. Грегор вдруг понял, что не помнит, когда последний раз подстригал волосы.

Он попытался оправдаться:

– Мне нужно делать доклад в школе. Задали написать работу о самом классном здании в Нью-Йорке, и я выбрал это. Может, у вас есть дополнительная информация, которая могла бы мне пригодиться?

Она смотрела все так же хмуро, но все же дала ему пару брошюр и не стала поднимать тревогу.

Внутри почти никого не было. Негромко звучал григорианский хор, создавая некоторую торжественность и в то же время немного успокаивая. Почему-то монастырь напомнил Грегору Подземье – такие же изображения странных животных, свитки, исписанные какими-то значками, каменные стены, полы, потолки. Пройдя пару залов, он дошел до склепа.

Рыцарь был точно такой, каким помнил его Грегор: он лежал у окна, скрестив руки на эфесе меча, безучастный и равнодушный ко всему вокруг. Грегор приехал сюда в надежде, что найдет утешение в этой каменной статуе. Но вдруг остро ощутил, что это больше не работает. Последние месяцы он провел в размышлениях о том, что ему предстоит умереть.

А ему нужно заново учиться жить. И рыцарь ему в том ничем не мог помочь.

Близился вечер, когда Грегор вернулся домой. Не успел он и шагу ступить в квартиру, как мама накинулась на него:

– Ради всего святого, где ты был?! Ты вообще знаешь, сколько ты отсутствовал? Мы все чуть с ума не сошли от беспокойства!

Она была так расстроена! И глаза у нее были красные.

– Простите, – сказал Грегор. – Я загулялся.

Папа положил руку ему на плечо:

– Ничего, все в порядке. Тебе надо заново привыкать к тому, что у тебя есть родители.

– Простите, – повторил Грегор.

Родители отправились в спальню разговаривать. Лиззи и Босоножка играли с пластиковыми животными на полу. Грегор взял пульт от телевизора и начал бездумно щелкать, переключая каналы. Оставил новости. Кто-то взорвал бомбу в супермаркете, погибли сорок пять человек. Тела разорваны на части, дым, рыдающие родственники. Следующий сюжет – беженцы, умирающие на шоссе, их выгнали из их домов солдаты противника. На экране появилось изображение солдат, жестоко избивающих ни в чем не повинных мирных жителей… Тут мамина рука отобрала у него пульт и выключила телевизор. Мама была очень грустная.

– Думаю, ты достаточно видел, Грегор.

Все это было так знакомо и привычно.

Мертвые тела, страх, отчаянье… Все это было здесь, в Наземье, всегда – но прежде он не придавал этому особого значения, даже почти не замечал. До недавних пор.

– Почему бы тебе не отвести сестер на площадку поиграть? – предложил папа. – Они сидят целый день в четырех стенах.

– Так мы едем в Вирджинию или остаемся? – спросила Лиззи настойчиво.

– Мы как раз решаем этот вопрос, – уклонился от ответа папа. – А вы, дети, идите, поиграйте на воздухе.

Когда они пришли на площадку, Босоножка тут же убежала строить из песка башню со знакомым маленьким мальчиком. Лиззи бродила в одиночестве, сунув руки в карманы куртки и глядя в землю, думая о чем-то своем, по всей видимости, не очень веселом.

Грегор сидел на лавочке. Он сегодня уже достаточно находился – все его раны ныли.

Выпуск новостей, который он посмотрел, заставил его задуматься. В данный момент он был в безопасности здесь, на детской площадке, а люди по всему миру страдали, голодали, спасались бегством, убивали друг друга в бесконечных войнах. Сколько сил они вкладывали в то, чтобы друг друга уничтожать! И как мало заботились о том, чтобы спасать других людей и помогать им. Изменится ли это когда-нибудь?

Он вспомнил, как рука Люксы лежала в лапе Живоглота. Вот что нужно на самом деле. Чтобы люди отказались от войны. Не от одной или двух – от войны вообще. Чтобы люди решили, что война – недопустимое средство для решения проблем и урегулирования противоречий.

Человеческая раса Подземья пришла к этому решению сложным и извилистым путем, путем жертв и ошибок. И может статься, что у них ничего не получится. Но не исключено, что получится. Как говорит Викус, надежда умирает последней.

Пока хранишь в душе надежду – у тебя есть шанс все изменить. Потому что если задуматься – есть очень много причин попытаться сделать это.

Кто-то потянул его за куртку. Босоножка. Она подняла ручки вверх:

– На ручки! Хочу на ручки!

Грегор посадил Босоножку к себе на колени, укутав ее своей курткой. Она положила кудрявую головку ему на плечо, внимательно вглядываясь в его лицо.

– Тебе грустно, – сказала она.

– Немножко, – согласился Грегор.

– Ты скучаешь по ним, да?

– Да, скучаю, – ответил он. – Но зато у меня есть ты.

Он вспомнил все те ужасные моменты, когда думал, что потерял ее, и обнял сестренку еще крепче.

– Вот.

Босоножка сунула руку в карман и вытащила маленькую пластиковую фигурку летучей мыши.

– Возьми его себе, Грегор.

– Спасибо, – сказал Грегор.

Они сидели, обнявшись, и смотрели, как зажигаются уличные фонари.

И вдруг Грегор улыбнулся.

– Эй, Босоножка, – тихо сказал он. – Ты наконец-то правильно произнесла мое имя…