Текст книги "Грегор и код когтя"

Автор книги: Сьюзен Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– У него в карцере не было света, не было медицинской помощи, не было даже постели. И практически не было еды, – тихо заметила Нерисса.

– О, это вообще отлично! – проворчал Живоглот. – Давайте сделаем все, чтобы Воин не захотел иметь с нами дело.

– Ладно. Дайте ему факел и одеяло, – приказала Соловет.

– Я возьму на себя ответственность за него, – произнес Марет. – Он не покинет Регалию.

– Нет, Марет, ты нужен мне здесь. И потом – раз он смог обмануть Горацио и Маркуса, нет никаких гарантий, что он не сможет обвести вокруг пальца тебя, – сухо возразила Соловет.

– Но то, что держит его, уже в Регалии, Соловет, – вкрадчиво сказал Живоглот.

– Нет. Его семьи оказалось недостаточно, чтобы удержать его от побега! – упорствовала Соловет.

– А я говорю не о семье. Я говорю о твоей внучке. Как ты думаешь – почему он так рвался обратно в Огненную землю? Чтобы повидаться со мной? – язвительно спросил Живоглот.

– Люкса? – Соловет вопросительно подняла брови: – При чем тут Люкса?

Она впервые, казалось, проявила какой-то интерес к беседе.

Грегор с трудом смог выдавить из себя:

– Заткнись, Живоглот.

– О, видишь – он протестует! – без зазрения совести продолжал Живоглот. – Да он от нее без ума. Голову потерял. Я впервые почувствовал это, когда у них в Огненной земле вышла небольшая перепалка.

Грегор вспомнил тот спор. Он тогда накричал на Люксу за жестокость по отношению к Живоглоту и пренебрежение к остальным. А закончилось все тем, что он очень переживал. И Живоглот тогда, помнится, потянул воздух своим дурацким носом, словно что-то вынюхивая. Видимо, крысы могут учуять не только страх – они и любовь могут учуять.

– Да он чуть не дал себя укокошить там, в Огненной земле, стоило мне упомянуть, что она в плохом состоянии, – продолжал Живоглот. – Ты вспомни себя полвека назад, Соловет! Ты же знаешь, как это бывает!

– Он что, влюбился в Люксу?! – Взгляд у Соловет был изумленный. – Это правда, Грегор? Это и есть причина, по которой ты ослушался моего приказа?

Грегор ничего не ответил. Лицо его пылало.

– Если это так, мне проще оставить тебя на свободе, потому что, насколько мне известно, Люкса не планирует отлучаться из Регалии в ближайшее время, – сказала Соловет. – Но мне нужно услышать это от тебя.

Грегор уставился себе под ноги, размышляя, что именно он сделает с Живоглотом, как только окажется на свободе.

– Так что? Нет? Тогда, боюсь, карцер будет для тебя наиболее безопасным местом, – холодно заключила Соловет.

Стражи уже взяли его под руки, чтобы увести, но тут Марет выпалил:

– Карман! Посмотрите у него в кармане!

Грегор взглянул на Марета, не веря своим ушам, – это было даже хуже предательства Живоглота. Руки были связаны у него за спиной, и он ничего не мог поделать, а Соловет тем временем подошла и вытащила фотографию из кармана его рубашки. Она внимательно изучала ее пару секунд, потом рассмеялась и протянула фотографию Живоглоту.

– Ну! А я что говорил! – воскликнул тот и вновь погрузил свою наглую морду в блюдо с креветками.

Грегор понимал, что фотография выдала его с головой. Разом. То, что он так старательно скрывал, – его чувства к Люксе… – было теперь очевидно и понятно всем. Надо быть идиотом, чтобы хранить фотографию в нагрудном кармане – но разве мог он представить себе подобный вариант развития событий?

– Что ж, это облегчает мне задачу, – промолвила Соловет, сунула фото обратно в карман Грегора и улыбнулась: – Не волнуйся, твоя тайна останется при мне, – и кивнула охранникам: – Развяжите ему руки – он свободен.

ГЛАВА 8

Как только ремни на запястьях были сняты, Грегор развернулся на пятках и выскочил из комнаты. Он был вне себя от злости на Живоглота и Марета за то, что они выдали его тайну.

Во-первых, это его личное дело. И никого, кроме него самого, это не касается. Во-вторых, они ведь догадывались, что Соловет непременно использует это знание против него. Как все, что ему дорого. Как они не понимают, что теперь у нее стало еще больше над ним власти?!

И наконец, в-третьих, – что если это дойдет до Люксы? Грегор даже толком не знал, как она к нему относится! Они никогда не говорили об этом или чем-то подобном. А теперь кто-нибудь непременно сболтнет ей. Сама мысль об этом пугала и страшно смущала его. Он был готов немедленно бежать на поиски Ареса и отправиться прямо домой и…

В самом конце коридора кто-то преградил ему дорогу – это был Живоглот, который обогнал его и встал перед ним:

– Стой, парень, охолонись.

Грегор выхватил из ножен меч так быстро, что даже сам удивился:

– Защищайся. Дерись!

Живоглот поднял передние лапы в притворном ужасе:

– Ох, дорогой! Мы что, будем драться до смерти? Я не готов умирать таким молодым!

– Защищайся, Живоглот! – крикнул Грегор звенящим от обиды и злости голосом и атаковал крыса. Тот увернулся, но все-таки лезвие меча срезало несколько усиков на его морде.

– Либо я становлюсь слишком стар, либо ты делаешь успехи, парень! – заявил Живоглот и добавил: – Но я не рекомендую тебе повторять этот фокус.

Грегор еще не решил, что делать дальше, когда сильные руки схватили его, и он оказался в могучих объятиях, из которых не мог вырваться.

– Стоп, Грегор! Ты не понимаешь, что он сделал сейчас для тебя! – сказал Марет.

– Оставь меня, ты, предатель! – завопил Грегор, извиваясь в цепких сильных руках.

Предательство Марета поразило его в самое сердце – даже сильнее, чем болтовня Живоглота. Грегор считал Марета своим другом. До того момента, когда тот сказал Соловет о фотографии.

Грегор продолжал вырываться, и тогда Марет просто положил его на пол, а Живоглот уселся на него сверху. Ого! Этот крыс весил никак не меньше центнера!

Благоухающая креветками морда приблизилась к лицу Грегора:

– Просто скажи, когда будешь в состоянии выслушать нас.

Очень скоро Грегор почувствовал, что ему нечем дышать, – в легких почти не осталось воздуха. А Марет с Нериссой смотрели на него из-за плеча Живоглота с такими неподдельными сочувствием и тревогой, что нельзя было не поверить, что они искренне огорчены его реакцией.

Грегор попытался расслабить мышцы, но сделать это было не так-то легко – ведь яростничество бушевало в нем все это время, готовое отозваться на любую провокацию, на любой вызов. Нехотя он повернул голову и спросил:

– Ну? Что? Что?!

– Грегор, прости. Прости, что нам пришлось выдать твою тайну. Но как только Живоглот открыл эту дверь – я без колебаний ринулся в нее, – сказал Марет. – Просто мы не хотели, чтобы ты снова оказался в карцере.

– Мне там было не так уж плохо, – буркнул Грегор.

– Это после двух дней. Соловет продержала в нем Хэмнета целый месяц – просто потому, что он перечил ей на Совете, – сказала Нерисса. – Без света. Без людей. Когда вышел оттуда, – он был уже другим человеком.

– Викус тогда сражался на Источнике, Совет полностью находился под ее контролем, – продолжал Марет. – Ни у кого не было шанса помочь Хэмнету. Вырвать его из рук собственной матери. Многие считали, что именно это заставило его сделать то, что он сделал в саду Гесперид.

– А если она, не задумываясь, сотворила такое с Хэмнетом, – думаешь, она стала бы сомневаться относительно какого-то Наземного?! – вмешался Живоглот. – Хэмнет был для нее светом в окошке. А ты ей даже не нравишься!

– Знаешь, я бы непременно сказала то же, что говорят Живоглот и Марет, – если бы была достаточно умна, – добавила Нерисса. – Ну пожалуйста, Грегор, ты ведь понимаешь – мы действовали в твоих интересах.

Грегор подумал о месяце в камере. Даже учитывая его новые способности, пожалуй, это было бы невыносимо. Бедный Хэмнет. Грегор вспомнил, как он разволновался, когда Люкса упрекнула его в том, что он ни разу не вернулся в Регалию и не навестил их. Хэмнет сказал тогда: «Нет, я никогда не смог бы снова уйти. Ты знаешь, как действует Соловет. Она бы нашла способ заставить меня вновь возглавить армию». Может, он вспомнил тогда об этой ужасной камере, о том, что Соловет могла засадить его туда и держать взаперти до тех пор, пока он не сошел бы с ума или не сломался – чтобы быть готовым выполнять все, что она скажет. Для Хэмнета, видимо, эти воспоминания были ужасны – вот почему, умирая, он так просил Люксу, чтобы его сына, Газарда, не учили быть воином. Раньше Грегор считал, что эта просьба была вызвана в первую очередь отрицательным отношением Хэмнета к войне, но теперь он задумался – может, таким образом он пытался оградить Газарда от влияния Соловет и удержать его как можно дальше от нее.

Грегор почувствовал, как напряжение постепенно отступает, как расслабляются мышцы – теперь, когда он понимал истинные мотивы поведения своих друзей.

И все-таки – а что если сказанное дойдет до Люксы?!

– Ни одно слово из тех, что были произнесены в той комнате, не выйдет за ее пределы, – словно прочел его мысли Марет. – Ты можешь быть в том уверен. Мы болтать не станем, а Соловет вряд ли сделает это достоянием общественности.

– Ладно-ладно, вы молодцы, все правильно сделали. А теперь дайте мне подняться, – сказал Грегор.

Говорил он все еще сердито, но на самом деле уже совсем не злился.

– Ну вот, только я устроился удобненько, – огорчился Живоглот и как следует потянулся, чуть не сломав Грегору все ребра, прежде чем поднять свой тяжеленный зад. – А теперь пойдемте-ка в кодовую комнату, пока твоя сестрица окончательно не вынесла подземным мозги.

А, точно – код.

Грегор понимал, что это действительно важно, но…

– Сначала мне надо в больницу, – сказал он.

– Пожалуйста, Грегор. Люкса сейчас спит, ты не сможешь даже поговорить с ней, – взмолилась Нерисса. – А нам действительно нужна твоя помощь.

Из-за событий последнего часа она совсем обессилела, ее трясло мелкой дрожью, и видно было, что Нерисса еле держится на ногах. Грегору не хотелось расстраивать и волновать ее еще больше.

– Хорошо, Нерисса, давай сначала отправимся туда, – согласился он.

Марет вернулся в распоряжение Соловет, а Нерисса и Живоглот сопровождали Грегора в кодовую комнату. Минут десять у него ушло на то, чтобы забежать в ванную, помыться и переодеться в чистое, затем они поспешно поднялись на несколько этажей и оказались в длинном коридоре, который привел их в странную комнату.

Грегор понимал, что этого не может быть, но на первый взгляд ему показалось, что он очутился в… зоопарке.

Комната была сделана в виде восьмигранника. На одной грани располагалась дверь, через которую он вошел. Противоположная грань был украшена резьбой в виде причудливого дерева. Под деревом стоял длинный стол, сплошь покрытый свитками, книгами и длинными лоскутами белой ткани. На остальных шести гранях располагались выходы разной высоты, ведшие в отдельные комнатки. Над каждой было написано название существа, которое, видимо, должно было там обитать: Прядущий, Ползучий, Человек, Летящий, Грызун, Зубастик. В некоторых комнатах присутствовали обитатели – видимо, это и вызвало у Грегора ассоциацию с зоопарком. Светло-зеленый паук отдыхал в паутине, весь перевязанный зубастик, белый, с черными пятнами, лежал в гнезде из одеял, летучая мышь со светло-кремовой шерсткой висела вниз головой, зацепившись когтями за шесток, а таракан замер на пороге своей комнаты, вход в которую был с метр высотой. Скорее всего, предполагалось, что эти помещения можно легко закрыть – но в данный момент они были открыты, и все создания, не отрываясь, смотрели на Босоножку.

Малышка стояла на спине своего верного друга, таракана Темпа, прямо в середине восьмигранника, и пела песню «Паучок, паучок» во всю силу своих легких.

Зеленый паук, которому, по всей видимости, и посвящалась песенка, явно страдал. Босоножка была в ударе, а пауки, это Грегор знал наверняка, болезненно реагируют на шум и громкие звуки. Поэтому он, должно быть, и лежал в паутине – не исключено, что был без сознания.

Закончив песенку, Босоножка поклонилась на все стороны, приговаривая:

– Спасибо, спасибо! – хотя никто и не думал аплодировать.

Грегор знал, что отсутствие аплодисментов нимало не смущает сестренку: при наличии публики Босоножка могла выступать несколько часов подряд.

– Она уже давно выступает, и ее не остановить, – несчастным голосом сказала Нерисса.

– Ты должен как-то сосредоточить ее внимание на Коде Когтя, – мрачно подхватил Живоглот, – пока вся эта компания не расползлась по домам.

– А теперь я спою для тебя! – звонко объявила Босоножка, поворачиваясь к летучей мыши, которая при этом вздрогнула.

– Босоножка! Эй, Босоножка, что происходит? – Грегор отчаянно старался не засмеяться. Пока что ему казалось, что все это просто забавно, но, возможно, если бы он провел здесь несколько часов, – его мнение бы сильно изменилось.

– Гррре-го! – Она раскрыла ручки, чтобы обнять его.

– Иди сюда, ко мне! – Грегор подхватил ее и посадил к себе на бедро. – Как твои дела, Темп?

Темп помахал усиками – один был сломан после битвы с крысами:

– Я быть хорошо, хорошо быть.

– Я пою, чтобы они радовались! – объяснила Босоножка.

– Ты молодец, – похвалил ее Грегор. – А знаешь, что еще может их очень порадовать?

– Что? – Глазки Босоножки загорелись.

И тут Грегор понял, что и сам не знает.

Он беспомощно оглянулся на Нериссу и Живоглота:

– Что вы хотите, чтобы она делала?

– Ну, точно никто не знает, что именно, – пожал плечами Живоглот. – Предполагалось, что она станет ключом, с помощью которого удастся разгадать код. Но пока все, что она делает, – терроризирует нас своим пением и доводит кое-кого до белого каления.

– Я пела! – гордо сказала Босоножка.

– Это да, это точно, – согласился Живоглот. – Покажи ему ленты, Нерисса.

– Меня вообще-то даже не должно здесь быть, – шепотом сказала Нерисса, ведя Грегора к длинному столу. – Просто я вызвалась помочь с твоей сестрой.

– Это и есть ваша кодовая комната? – спросил он.

– Да, она построена очень давно, и мы уже разгадали много различных кодов. А теперь мы, кажется, знаем, что такое Код Когтя и собираемся его угадать, – ответила Нерисса. – Это тайный код, который грызуны начали использовать в день, когда мы освободили зубастиков. Именно его появление предсказано в «Пророчестве Времени». А вот и образец.

Она взяла со стола одну из белых шелковых лент и показала Грегору: лента была сплошь испещрена маленькими черточками, некоторые шли сверху вниз, другие – слева направо.

– Все коды и шифры, которые прежде использовали крысы, мы разгадывали довольно быстро. Но этот совсем новый и очень хитрый – пока не получается его расшифровать.

Грегор посмотрел на черточки. Они не сказали ему ничего. Абсолютно.

– Ну, если вы ожидаете, что Босоножка сейчас начнет переводить эти следы куриных лап в слова… Не думаю, что ваши ожидания оправдаются, Нерисса. Вынужден тебя разочаровать – она только учится читать.

– Тебя не должны беспокоить эти черточки. У нас есть сообщения, написанные обычными буквами, – сообщила со своей жердочки летучая мышь.

– О, простите! – спохватилась Нерисса. – Это Дедал. Паук – это Рефлекс. Ползучего зовут Мин, а зубастик – это Хирония.

Нерисса, не глядя, тыкала пальцем в каждого, а потом прижала палец ко лбу:

– Может, ты встречался с Хиронией в Огненной земле?

– Нет, не довелось. Но в любом случае приятно познакомиться, – поклонился Грегор всем по очереди.

– Они лучшие взломщики кодов в своем виде, – объяснила Нерисса. – Босоножка представляет людей.

– А ты, значит, представляешь крыс? – спросил Грегор Живоглота.

– Вероятно, сейчас на меня поставили бы немногие, но со временем, уверен, так и будет, – кивнул Живоглот. – Вообще-то крысе не обязательно здесь присутствовать, но крыса может помочь. К несчастью, на меня слишком большой спрос.

– Живоглот везде нужен: в военном штабе, на поле боя, в кодовой комнате. И он много сделал для того, чтобы добыть этот код, – ответила Нерисса. – Но вот разгадать его – он не может. Это роль Босоножки.

Дедал подцепил когтем белую ленту и протянул ее Грегору.

На ленте черточки складывались в буквы – но ни одного знакомого слова Грегор не нашел.

– Возможно, именно то, что она пока не знает букв, поможет ей не обращать внимания на черточки и сосредоточиться на словах.

Грегор с сомнением покачал головой. Он ненавидел кого-нибудь разочаровывать, но следовало быть честным.

– Слушайте, я уверен, вы и сами понимаете, что это лишено всякого смысла. И я не знаю, чего вы ожидаете от моей трехлетней сестренки. Что она, по-вашему, может сделать? Мне кажется, ваши надежды беспочвенны и напрасны.

Босоножка углядела ленту с кодом и вдруг закричала:

– Ой, я знаю, я знаю!

Грегор почувствовал, как все вокруг замерли в ожидании чуда – в надежде, что сейчас случится открытие. Но Босоножка сделала одну-единственную вещь: она ухватила ленту за один конец, сунула себе сзади в джинсы и начала прыгать. Ткань волочилась за ней по полу, периодически взмывая в воздух.

– Смотрите! У меня хвост! У меня хвост!

Грегор поперхнулся смехом. Что он мог с этим поделать? Все это было совершенно предсказуемо и естественно.

Нос Живоглота оказался прямо перед его лицом, морду перекосило от едва сдерживаемого раздражения:

– Ты, конечно, можешь считать это веселым и забавным, но если не разгадаем код, мы проиграем войну. Определенно! Что бы ни делали, как бы храбро и стойко мы ни сражались на поле боя – мы не сможем одолеть врага, если не будем знать, что он замышляет. Поэтому если ты и дальше собираешься наслаждаться прыжками и чудесным пением твоей сестрицы – пожалуйста, но я все-таки советую тебе помочь ей сосредоточиться!

Грегор подозвал Босоножку, забрал у нее «хвост» и посадил к себе на колени. Он не знал, что следует делать, но попросил ее прочесть буквы на ленте. Она узнала все: несколько значков напоминали маленькое слово «кот» – его она прочла с легкостью и удовольствием. Но одолев три ленты с буквами, Босоножка устала от игры – а еще больше устал Грегор.

– Помогло? – спросил он у остальных.

– Нет. Но может, когда Викус вернется, у него появятся какие-нибудь идеи, – устало ответила Нерисса.

– Как бы то ни было, нам самим надо напрячься и во что бы то ни стало разгадать код, – сказал Живоглот. – Я должен вернуться в штаб, но обещаю работать и над этим. – Махнув хвостом, он вышел из комнаты.

– Грегор, спасибо, тебе не обязательно здесь оставаться. Мне кажется, скоро должны разбудить Люксу, чтобы покормить ее, – произнесла Нерисса.

– Жаль, я не смог ничем помочь, – извинился Грегор и ринулся к двери, пока кто-нибудь его не остановил. Да и зачем останавливать: он все равно понятия не имел о том, что могут означать эти значки и буквы и как эту абракадабру превратить во что-то понятное. И еще ему нужно было непременно увидеть Люксу.

Грегор ворвался в больницу словно ураган, но ему не позволили сразу пройти к Люксе, а сначала заставили снова принять ванну с каким-то антисептиком, переодеться в стерильную одежду и нацепить маску.

– Пять минут, – предупредил врач, который привел его в бокс.

Здесь воздух был прохладный и влажный от пара, который исходил из небольших труб, шедших вдоль стены.

Люкса лежала на постели в халате. Ее лицо, руки, шея – те места, которые больше всего соприкасались с пеплом в Огненной земле, – были ярко-красными и болезненными на вид. Дыхание все еще оставалось прерывистым, и Грегор слышал свист и хрип, который раздавался всякий раз, когда она делала вдох. Но глаза были ясными и смотрели прямо на него.

Грегор присел на край постели. Он не стал брать ее за руку, боясь сделать ей больно, но ее пальцы сами нашли его руку и стиснули ее. Она адресовала ему одну из своих фирменных полуусмешек и прошептала:

– Ты все-таки остался.

Он пожал плечами, будто это было обычное дело, о котором и говорить-то не стоило. Он был так счастлив, что она жива, что он наконец-то рядом – ему и думать не хотелось о том, что означает для него решение остаться. И он пребывал в состоянии безмятежного счастья целых пять минут – всего пять, потому что на пороге появился врач и указал ему на дверь.

Грегор вышел с намерением протестовать, но врач не дал ему такой возможности:

– Наземный, тебя срочно вызывают в кодовую комнату. Там какое-то несчастье с твоей сестренкой.

ГЛАВА 9

Грегор не стал тратить время на расспросы и пустился бежать. Подземные никогда не использовали слово «несчастье» просто так, для красного словца.

Что могло случиться? Может, Босоножка упала и поранилась? Сломала что-нибудь? Но тогда почему они сразу не доставили ее в больницу? Или произошло что-то еще? Было заметно, как она достала всех этих взломщиков шифров. Может, кто-то не выдержал и набросился на нее? Может, Живоглот, вернувшись, выгнал ее, а она потерялась? Вряд ли таракан или летучая мышь могли ее обидеть, а обычная мышь сама была столь больна и слаба, что у нее не хватило бы сил причинить ей вред. Но этот зеленый паук! Конечно, это он запутал ее в своей сети!

Грегор не слишком доверял паукам. Его визит в их земли, когда они чуть было не пообедали им и его спутниками, и не способствовал этому.

В узком коридоре, ведущем в кодовую комнату, Грегор вдруг поскользнулся.

Кровь! У кого-то пошла кровь, и тонкая кровавая тропинка бежала до самых дверей комнаты.

– Босоножка! – взревел Грегор.

Если они хоть пальцем… если хоть один волосок с ее головы…

– Гррре-го! Гррре-го! – выскочила она в коридор. – Гррре-го!

Голос у нее был встревоженный. Он подхватил ее и вертел в руках, поворачивал то одним боком, то другим, ощупал руками кудрявую голову: ранена? куда? где больно?

– Что случилось, Босоножка? Ты в порядке? Тебя кто-то обидел?

– Нет, я хоррросо. Там! Там! – Босоножка вцепилась ручкой в его рубашку и потащила за собой.

Совершенно сбитый с толку, Грегор вошел в комнату. Там, на каменном полу, сидела на корточках другая его сестра. Лиззи.

– О нет! – простонал Грегор.

Он понятия не имел, откуда она взялась. Но понимал, что сейчас не время спрашивать: потому что хотя кровь у нее не шла – но состояние ее было ужасное. У нее была одна из этих ее кошмарных панических атак. Она глотала ртом воздух, задыхаясь, дрожала словно осиновый лист, и он видел, как вспотели у нее ладони. Отец как-то объяснил ему, что с ней происходит: он сказал, что нечто подобное бывает время от времени со всеми. Если ты очень сильно чем-то испуган или взволнован – у тебя повышается содержание адреналина в крови, сердце начинает стучать гораздо быстрее, чем нужно, все системы работают на пределе, и ты можешь сражаться, как лев, хотя раньше даже муху не мог обидеть, или можешь бежать с сумасшедшей скоростью. Или перепрыгнуть трехметровый забор, а потом стоять и удивляться, как тебе это удалось. Возможно, что-то вроде панической атаки испытал Грегор в музее, когда до него дошло, что сулит ему «Пророчество Времени»…

У большинства такие эмоции проявляются в редких случаях – в случаях, из ряда вон выходящих.

Но таким людям, как Лиззи, особого повода и не надо. Иногда панические атаки возникали у нее без видимого повода. Она впадала в беспричинный ужас и начинала трястись, хотя ей не надо было ни сражаться, ни убегать. Что-то подобное происходило с ней и сейчас.

Даже мысль о том, чтобы спуститься в Подземье, вызывала у нее панику. И вот она здесь, в комнате, полной гигантских страшных существ. И они ведь ничего плохого ей не сделали. Зубастик, летучая мышь и паук оставались в своих комнатах, а таракан поглубже спрятался в свою каморку и замер там, оставался один Темп – и хотя Темп никогда не покидал Босоножку, теперь он прятался под столом. Рядом с Лиззи была только Нерисса, она пыталась ее успокоить и при этом выглядела так, будто у нее самой вот-вот начнется паническая атака.

Грегор отцепил от себя Босоножку и подошел к Лиззи.

– Чья это кровь? – спросил он Нериссу.

– Гермеса. Он принес ее из Наземья. По пути они наткнулись на крыс – и его ранили. Она не ранена – но мы не можем ее успокоить, никак, – растерянно сказал Нерисса.

– Да-да, я знаю. С ней такое и раньше бывало, – кивнул Грегор.

Он присел рядом с Лиззи на корточки, обнял ее и прижал к себе:

– Эй, Лиз. Все хорошо. Все хорошо. Никто здесь не причинит тебе вреда.

– Грегор! Ты должен… тебе надо… тебе надо домой! Сейчас же! – Она с трудом шевелила губами.

– Почему? Что случилось?! – Грегор вдруг сам почувствовал панику. Что же там такого жуткого произошло, что Лиззи – Лиззи! – осмелилась спуститься сюда, в Подземье?!

– Бабушка… она в больнице… а папа… папа снова очень болен! Я не справляюсь, Грегор! Не могу ему помочь! – промолвила Лиззи побелевшими губами.

– Но в папиных письмах говорится, что у вас все в порядке… – растерялся Грегор.

Выходит, отец писал неправду, не желая его беспокоить.

– А миссис Кормаци? – с надеждой спросил он. Миссис Кормаци всегда рядом, на нее можно положиться.

– Она все время с бабушкой… Она устала… ты должен… вернуться домой… – с этими словами Лиззи повалилась на пол, и ее начало рвать.

Грегор поддерживал сестру, а сам пытался осмыслить ее слова. Он так увяз в здешних проблемах – и так мало думал теперь о том, что происходит там, дома. Бабушка в больнице. Отец снова очень болен. Все это действительно ужасно.

Когда Лиззи наконец перестало выворачивать, он поднял ее и отвел в дальний угол комнаты. Там он сел с ней рядом, чувствуя, как она дрожит:

– Все хорошо. Все будет хорошо, Лиз. Я обо всем позабочусь, – сказал он, даже не представляя себе, с чего начать.

– У меня есть… пакет. В моем рюкзаке.

Ее рюкзачок валялся рядом с рвотой.

– Эй, Босоножка, можешь принести мне Лиззин рюкзак? – попросил Грегор.

– Могу, могу! – Босоножка с готовностью понеслась за рюкзаком. – И я достану пакет, я достану!

Ее пухлые маленькие пальчики не сразу справились с молнией, но все же она открыла рюкзак и достала оттуда сложенный бумажный пакет для завтраков. Грегор открыл пакет и прислонил его к лицу Лиззи.

– Дыши. Глубоко и медленно. Глубоко и медленно, Лиззи.

Это помогало. Люди, у которых случается паническая атака, получают слишком много кислорода, а дыхание в пакет дает их организму немного углекислого газа. Грегор поглаживал Лиззи по спине, стараясь расслабить ее напряженные мышцы, и это, а еще пакет, казалось, немного успокоило ее.

– Все хоррросо, Лиззи. Ты в порррядке, – сказала Босоножка, гладя сестру по руке. Эти панические атаки были одной из тех редких вещей, которые пугали и расстраивали Босоножку. – Я здесь.

Нерисса вызвала пару подземных, которые убрали рвоту и тут же исчезли. Остальные существа оставались на своих местах, точно боялись, что одно их неловкое движение может вызвать у Лиззи новый приступ паники.

И тут явился Живоглот. Он ввалился в комнату и обвел всех недоуменным взглядом:

– Что это тут происходит?!

Нос его задергался, он явно почувствовал незнакомый запах. Глаза его обратились к Лиззи, он застыл, и только кончик хвоста слегка подергивался из стороны в сторону. А на морде появилось выражение, которого Грегор никогда раньше не видел и которое, как ни странно, напоминало умиление.

Голос крыса тоже прозвучал непривычно нежно:

– Я не знал, что у нас гости. Но я, пожалуй, могу угадать, кто ты. Ты – Лиззи, верно?

Лиззи высунула лицо из пакета и увидела перед собой гигантскую крысу со шрамом на морде:

– А ты Живоглот, – прошептала она.

– Правильно. Я так рад наконец познакомиться с тобой. Знаешь, я ведь должен поблагодарить тебя за все те вкусные штучки, которые ты мне присылала. Они всегда улучшали мне настроение на целый день, – сказал Живоглот.

Грегор не мог понять поведения Живоглота. Почему он так добр к Лиззи? Он никогда не был обходителен и нежен с Босоножкой.

Живоглот медленно приблизился к Лиззи.

– Иногда помогает, – произнес он. – Нужно делать что-то, чтобы отвлечься.

Грегор посмотрел на крыса с удивлением. Он-то что знает о панической атаке?! Уж кто-то, а он вряд ли когда-нибудь сталкивался с подобными вещами.

– Мой папа обычно решает с ней математические задачки, – сказал, он.

– Математика – это хорошо, да, – кивнул Живоглот. – Сколько будет семь плюс восемь, Лиззи?

– Пятнадцать, – ответила Лиззи.

– Тебе стоит загадывать ей задачки посложнее, Живоглот, она у нас вообще-то дока по части математики. Математический гений, да, Лиз?

Это была чистая правда: и учителя в школе об этом говорили – она решала задачи и примеры куда более сложные, чем положено в ее восемь лет.

– Вот как? – Живоглот заинтересовался. – Тогда сколько же будет одиннадцать умножить на двенадцать?

– Сто двадцать два, – без запинки ответила Лиззи.

– Еще сложнее, – посоветовал Грегор. – Она любит возводить в куб.

– Шесть в кубе? – спросил Живоглот.

– Двести шестнадцать, – последовал молниеносный ответ.

– А как насчет тринадцати?

– Три тысячи сто девяносто семь, – сразу же, без паузы.

Казалось, она действительно начала успокаиваться.

– Тогда давай тридцать семь, – раздался вдруг хриплый голос из-за спины Живоглота.

Это была Хирония – мышь пыталась приподняться на своих передних лапах.

Лиззи задумалась на секунду и выпалила:

– Пятьдесят тысяч шестьсот пятьдесят три.

Живоглот взглянул на Хиронию за подтверждением, и та слабо кивнула. Честно говоря, даже Грегор был удивлен.

– Правильно. Совершенно правильно, – сказал Живоглот и принялся ходить по кругу, что у него означало напряженную работу мысли.

– А скажи мне, Лиззи… Любишь ли ты головоломки?

Она кивнула.

– Они тоже бывают весьма забавными и занимательными. Я как раз знаю одну. И мы можем попробовать разгадать ее прямо сейчас. Хочешь?

– Давай, – согласилась Лиззи, и Грегор почувствовал, что она почти перестала дрожать.

Ничто на свете так не увлекало Лиззи, как головоломки. Он подумал о книжке головоломок, которую купил ей когда-то на уличном лотке – тогда Лиззи осталась дома с больным отцом, а они с Босоножкой отправились в Центральный парк на горку, и он хотел ее хоть чем-то порадовать. Это была толстая, большая книга. И она ее очень любила.

Живоглот занял удобную позицию примерно в метре от Лиззи:

– Ладно. Давай посмотрим. Босоножка, встань, пожалуйста, поближе к Темпу.

– Ой, игра! – воскликнула Босоножка и с готовностью подбежала к таракану.

– Теперь, Лиззи, с того места, где ты сидишь, ты видишь семь существ. Двух человек, один из которых наземный, а второй подземный, одну летучую мышь, одну обычную мышь, одного таракана, одного паука и одну крысу. Предположим, что мы все обедаем и каждый из нас ест свое любимое блюдо. Ни у кого блюдо не повторяется. Блюда такие: рыба, сыр, печенье, пирог, хлеб, грибы и креветки в сливочном соусе. Ну что, готова выслушать условия? – спросил Живоглот.

– Я готова, – ответила Лиззи, складывая руки перед собой. Пакет ей был теперь совсем не нужен.

Живоглот говорил быстро и четко:

– Любимое блюдо летучей мыши – не грибы и не пирог. Печенье – не любимое блюдо таракана. Мышь ест сыр, но не сегодня. Наземный одинаково любит печенье и креветок в сливочном соусе. Грибы и печенье едят не млекопитающие. Подземный любит пирог или хлеб. Внимание вопрос: кто ест сыр?