Текст книги "Грегор и проклятие теплокровных"

Автор книги: Сьюзен Коллинз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 18

– Что?! – переспросил Живоглот.

– Найк потеряла бурдюки с водой, когда летела на помощь. А то, что оставалось, мы использовали для промывания ран, – ответил Хэмнет.

– Значит, воды тоже нет, – резюмировал Живоглот. Помолчав, он обратился к Хэмнету: – И как долго мы можем протянуть без воды, скажи на милость?

Хэмнет качнул головой:

– Недолго. Как минимум пара дней уйдет на то, чтобы добраться до источника, где можно набрать чистой воды. И мы должны это сделать в первую очередь.

– У меня есть немного воды. – Грегор с трудом принял сидячее положение и потянулся к рюкзаку. Достав бутылку ледниковой воды, сказал: – Это не много, но все же…

– Что ж, она может спасти наших малышей от жажды. Маленькие дети страдают от обезвоживания сильнее, чем остальные, – произнес Хэмнет, забирая бутылку. – Ну а нам не остается ничего другого, как потерпеть.

Грегор кивнул. Разумеется, вода должна достаться Босоножке и Газарду. А с ним все будет в порядке. Он обходится без пищи – обойдется и без воды. Ничего, как-нибудь.

– Вы нашли что-нибудь съестное? – спросил он с надеждой.

– Нет, ничего, – сказал Хэмнет.

– Пролаза сказал… Он говорил, что эти фрукты съедобные и что он очень хорошо может отличить их по запаху, – произнес Грегор виновато.

– Ах вот как? Тогда, может, стоит вернуться и набрать пару корзин? – саркастически осведомился Живоглот.

– Ну, по крайней мере у нас есть немного воды, – сказал Хэмнет почти дружески. – Это все меняет. Отличная идея взять ее с собой.

– Это Марет придумал. Он сказал, что чистую воду нелегко найти, – ответил Грегор.

– Марет? – удивился Хэмнет. – Так он умудрился остаться в живых?!

– Да, правда, потерял ногу. В нашем походе за Мортосом, – уточнил Грегор и вдруг понял, что Марет и Хэмнет примерно одного возраста. – А вы были друзьями?

– Да, – коротко сказал Хэмнет, вертя в руках бутылку и слишком внимательно разглядывая ее.

Ничего уточнять он явно не собирался. На языке у Грегор вертелся не дающий ему все это время покоя вопрос: почему Хэмнет бежал из Регалии, где была его семья, почему предпочел жизнь в одиночестве, жизнь, полную опасностей? И что значили слова, которыми он ответил на предложение Викуса вернуться в Регалию и на его вопрос, что он здесь может делать такого, чего не может делать в Регалии: «Я не причиняю боли. Я больше не причиняю боли»?

Грегор тогда не придал значения его словам. А ведь их оказалось достаточно, чтобы Викус прервал разговор и отправился к своей летучей мыши. Какую же боль причинял Хэмнет? И кому?

Сейчас, глядя на него, такое и вообразить было невозможно. Хэмнет поднялся и убрал бутылку в сумку с аптечкой.

– Я знаю, вы все очень устали, – сказал он, – но мы должны немедленно двинуться в путь, чтобы как можно скорее достичь источника с чистой водой. Ты сможешь идти? – спросил он Грегора.

– Он сможет, – ответил за Грегора Живоглот. – И Коготок тоже. И я не хочу слышать никаких возражений ни от одного из них двоих.

Хэмнет намазал глаз Коготок какой-то мазью. Для лапы Найк он соорудил некое подобие фиксирующей гипсовой повязки из камней и ткани. Но когда он хотел дать ей лекарство из большой зеленой бутылки, она отказалась:

– Нет-нет, я не хочу себя дурманить. Только не здесь.

Хэмнет пробовал было ее уговорить, но она твердо стояла на своем.

– Хорошо, – сдался наконец Хэмнет. – Пусть твоя голова остается ясной и светлой. Но ты поедешь на Гребешок.

– Я могу лететь, – возразила Найк.

– Ты можешь лететь, но теперь не можешь как следует приземляться. А земля слишком твердая, Найк, чтобы на нее падать. Садись на Гребешок, Найк. И постарайся поспать, – велел Хэмнет.

Грегор помог ему устроить Найк в удобной лежачей позе на спине Гребешок: они закрепили ее полосками перевязочной ткани, чтобы она не могла ни сползти, ни упасть.

– Прости. Прости за все это, – сказал ей Грегор.

– Это за что же? – спросила Найк. – Я сейчас очень мило подремлю со всеми удобствами, пока вы будете тащиться пешком. Да мне впору благодарить тебя!

Эта ее бравада, ее желание в любых обстоятельствах оставаться крутой заставили Грегора еще острее почувствовать свою вину.

Газард вскарабкался на свое место на шее Гребешок и, положив голову на гребень, снова уснул. А Босоножка, которую Грегор как можно осторожнее переложил на спину Темпа, даже не шелохнулась во сне. Грегор надеялся, что она проспит подольше, ведь теперь и малышам предстояло голодать вместе со всеми.

Его ботинки были безнадежно испорчены ядом этих отвратительных стручков. Сквозь проеденную насквозь кожу Грегор видел пальцы своих ног и повязки на них. Идти в ботинках дальше было невозможно, и Хэмнет стянул с себя сандалии из змеиной кожи.

– Вот, Грегор, надень, – сказал он.

– А как же ты? – в нерешительности спросил Грегор.

– Со мной все будет в порядке. Я довольно долго ходил босиком, пока мне в голову не пришла идея изготовить сандалии из кожи змеи. А вот тебе обувь просто необходима, иначе твои повязки не будут держаться, – ответил Хэмнет.

– Спасибо, Хэмнет, – с чувством сказал Грегор, натягивая сандалии.

На самом деле они были больше похожи на носки, эти сандалии, но все-таки они давали хоть какую-то защиту его непривычным к земле ногам.

Коготок все лежала без движения там, где Живоглот бросил ее на землю, будто у нее не было сил пошевелиться. Схватка с плотоядными растениями стоила всем немало нервов и сил, но ей было хуже, чем остальным.

– Эй, Коготок, как ты? – позвал он.

И сам устыдился своего дурацкого вопроса. Как она… Естественно, плохо, что уж там.

Пролаза погиб. И все ее дети могут погибнуть…

– Видишь ли, мы уже отправляемся в путь. Надо найти воду.

Коготок тут же встала и заняла свое место позади Гребешок – но сделала все это, не проронив ни звука. Грегор вспомнил свое состояние, когда пропала Босоножка. И какой была Люкса, когда Генри сначала предал ее, а потом погиб. И решил оставить Коготок в покое.

Тропинка, по которой они шли, становилась все уже и наконец совсем пропала. Теперь им приходилось буквально продираться сквозь заросли. Поначалу Грегору было совсем не сложно двигаться – сандалии Хэмнета оказались такими легкими по сравнению с его ботинками. Но вскоре он ощутил сильную боль в пальцах ног. Сначала это было покалывание, потом жжение, а потом ему стало казаться, будто его ноги охвачены пламенем. Но он молча шел вперед, стиснув зубы, потому что знал, что Живоглот встретит любую жалобу с его стороны потоком ругательств или насмешек.

Должно быть, именно из-за того, что он знал, что у них больше нет воды, пить ему хотелось нестерпимо. Во рту пересохло, а на губах потрескалась кожа.

В Подземье жажда никогда особо не мучила его – чистая вода была здесь в изобилии, даже в Мертвых землях. А уж дома всегда можно было напиться холодной, прозрачной воды – прямо из-под крана.

Так они шли часа четыре, которые для Грегора превратились в четырежды четыре, и наконец остановились на привал, потому что проснулись Газард и Босоножка. Газард понимал, что у них нет воды, а Босоножка дергала Грегора за рубашку и канючила:

– Пить! Я хочу пить, Гррре-го!

Она думала, он просто не слышит, раз не дает попить. Она была такая доверчивая, такая милая и беспомощная…

Когда Хэмнет в конце концов поднес бутылочку с водой к ее губкам, она присосалась к ней и выпила одним глотком чуть ли не треть, прежде чем ее успели остановить.

– Помедленнее, Босоножка, нам нужно оставить водичку на потом, – сказал Хэмнет, мягко забирая у нее бутылку.

– Исё! – потянулась она к бутылке.

– Нет, Босоножка, ты попьешь позже, – объяснил Хэмнет и дал Газарду сделать глоток.

Босоножка обиделась и повернулась к Грегору:

– Яблочный сок? – Голосок ее звучал жалобно и просяще.

– Нет, Босоножка, нет у нас яблочного сока. Ты лучше ложись и постарайся еще поспать, – сказал Грегор.

Она замолчала, но долго еще продолжала хныкать.

После небольшой передышки они снова двинулись в путь. Босоножка ехала на Темпе и как заведенная повторяла одно слово: «пить». Пить, пить, пить…

Когда это прозвучало в трехтысячный раз, Грегор не выдержал и заорал:

– У меня нет воды, Босоножка! И сока тоже нет! Ты поняла?

Это было неправильно. Босоножка залилась слезами, а ведь это ей грозило еще большей потерей столь драгоценной сейчас жидкости. Рев продолжался минут двадцать, пока Хэмнет не отдал ей остатки воды из бутылки. И тогда, утомившись от слез, ко всеобщему облегчению, она уснула.

Пальцы на ногах Грегора горели огнем, а ноги сводили судороги. Сквозь тонкую подошву сандалий корни кололи пятки, а соль от пота попадала в раны и разъедала их.

И тут сзади раздался вкрадчивый голос Живоглота:

– И в этот раз с тобой ничего не случилось, так ведь, маленький яростник?

Грегор понял, о чем тот говорит, но не стал отвечать.

– О, я не хочу этого дара, Живоглот! – передразнил Живоглот тоненьким голоском. – Ты думал, что все можешь? Можешь ходить где вздумается – и все тебе будет нипочем. Ты думал, что неуязвим. Ведь ты яростник! Ну что ж, теперь все смогли убедиться, какой ты на самом деле слабак.

– Живоглот, прекрати, ему и так досталось, – раздался голос Хэмнета.

– Он должен понять, что был на волосок от смерти! – прорычал Живоглот.

– Да он понимает, – миролюбиво произнес Хэмнет. – Он понимает, что следовало хорошенько подумать, прежде чем что-то делать. Он не подумал. Но кто из нас не делал ошибок, Живоглот? Уж точно не ты. И не я.

И Живоглот наконец замолчал. Но Грегор знал, что все, сказанное Живоглотом, – чистая правда. Нет, он не думал, что неуязвим, но то, что он яростник, делало его более бесстрашным в опасных ситуациях. И в то же время приступы ярости по-прежнему вызывали у него тревогу – он не знал, как управлять ими, как их контролировать, они случались помимо его воли, и он был бессилен их предусмотреть. Получалось, что они управляли им – и оттого он чувствовал себя… беспомощным.

Дорога была тяжелой, но Грегор собрался с мыслями и стал анализировать случаи, когда трансформация происходила, и те, когда ее не случалось. До своего первого попадания в Подземье он никогда не дрался – поэтому ничего подобного с ним случиться не могло.

Когда Живоглот напал на него в туннеле, трансформация не произошла. Но тогда все случилось очень быстро, к тому же Грегор почти сразу сообразил, что это именно Живоглот.

Когда летучая мышь упала на стадион, ситуация была более чем опасная – но ничего похожего на приступ яростничества тоже не произошло, да и драться ведь было не с кем, разве что с блохами.

Потом был этот случай с лягушками. Он знал, что Босоножке угрожает опасность. И источник опасности был вполне очевиден.

А эти растения… они напали так внезапно… Может, ответ кроется в этом? Может, он становится яростником лишь тогда, когда отчетливо понимает, откуда исходит угроза?

Но тогда как объяснить, что произошло с ним в самый первый раз, когда он сражался всего-навсего с «кровяными» шариками? Тогда-то никакой опасности не было.

Это означает, что никакой закономерности нет – или он ее не видит. Это была последняя отчетливая мысль, которую он осознал. Следующие несколько часов, а может, дней он только ощущал: боль, страх и растерянность – от непонимания, где он находится.

Он должен был идти. А потом лежать, уткнувшись лицом в траву, не обращая внимания на жгучую боль в ногах. Чувствовать, как Хэмнет мажет маслом его потрескавшиеся губы, меняет ему повязку. Слышать, как Босоножка сначала плачет, потом что-то тихонько шепчет, а потом просто лежит неподвижно на спине у Темпа. Чувствовать чудовищную жажду и мечтать о глотке воды… воды с белоснежных ледников, которых он никогда не видел и никогда не увидит, наверное…

Идти… Идти… Идти…

Язык распух, голова раскалывалась от боли, сердце вырывалось из груди… желудок свело от голода. Он спотыкался о лианы, засмотревшись на ручки сестренки, безвольно свисавшие со спины Темпа. Босоножка… она спит… или без сознания? Или… Или мертва?

Нет, она не мертвая, грудка ее вздымается и опадает, она часто дышит, ее потрескавшиеся губки, смазанные маслом, посинели…

И вдруг – голос Живоглота, слабый и хриплый:

– Я чувствую чистую воду…

Грегор не мог оставаться на месте. Вслед за Живоглотом и Коготок он рванулся в джунгли, превозмогая дикую боль в ногах.

Он услышал, как шумит вода. Не тихое, едва слышное журчание, которое доносилось из расщелин и день за днем сводило их с ума… Нет, это был мощный, жизнеутверждающий звук, исторгаемый водным потоком.

Крысы уже бежали бегом, а Грегор тащился за ними. Он уже видел воду, стекавшую по большому камню и образовавшую небольшое озеро у его подножия… видел песочный пляж…

И вдруг…

– Назад! Назад! – раздался встревоженный крик Живоглота.

Грегор видел, как Живоглот и Коготок отскочили, словно перед ними разверзлась земля.

Механически, словно робот, Грегор продолжал идти вперед, хотя и слышал крик Живоглота, который пытался его остановить. Ноги его отяжелели и отказывались идти, и он с удивлением обнаружил, что увяз в чем-то по самые лодыжки. Потом это «что-то» подобралось к коленям – и волна адреналина вернула к жизни его мозг.

– Зыбучие пески! – закричал он, отчаянно пытаясь выбраться из ловушки.

Но у него ничего не вышло – он уже увяз слишком глубоко.

– Перестань дергаться! – приказал Живоглот. – Так ты только глубже провалишься!

– Плыть! – закричал Грегор. – Надо плыть!

Он вспомнил, что зыбучие пески похожи на воду. Если бы он мог лечь на спину – он бы выплыл и без посторонней помощи, но сейчас было уже слишком поздно: его засосало по бедра, и у него не было шансов выбраться из песков самостоятельно.

– Хэмнет! – позвал Живоглот. – Хэмнет, сюда!

Живоглот вел себя правильно: он встал на все четыре лапы и не двигался, найдя безопасное место. А вот Коготок была в панике. Ее хаотичные резкие движения привели к тому, что она оказалась в песке уже по шею. Грегор протянул руку и ухватился за лиану. Сначала ему удалось приподнять себя дюймов на шесть, но лиана оборвалась, и он еще глубже погрузился в песок.

– Найк! – крикнул он. – Найк!

Справа от него раздался шум – помощь пришла! Но черные блестящие глаза, смотревшие на него из зелени, не были ему знакомы. Сначала Грегор решил, что это крысы. Потом увидел, что морды у этих существ меньше, чем у крыс, а кости черепа явно тоньше.

Мыши! Это, должно быть, мыши!

– Помогите! – крикнул Грегор. – Помогите же!

Но мыши не шелохнулись. Кто-то спланировал сверху, перевернулся в воздухе, сделал сальто и мастерски приземлился на крохотное свободное пространство между двумя мышами.

И Грегор, еще не видя, знал кто. Одежда превратилась в лохмотья, бледная кожа была сплошь покрыта синяками и царапинами. Длинный шрам прорезал лицо от левого виска до подбородка. Но на голове все еще гордо поблескивал золотой ободок. И эти сиреневые глаза…

Да, он узнал бы их из тысячи.

– Люкса!

Даже в своем отчаянном положении он чувствовал, что его переполняет радость. Она жива!

Он улыбнулся, и кровь потекла из его растрескавшихся губ.

– Люкса!

Он протянул ей руку – ведь сейчас она его спасет! Но Люкса не протянула в ответ своей руки. Она не легла на берег и даже не протянула ему лиану. Нет.

Сложив руки на груди, она спокойно смотрела, как Грегор увязал в зыбучих песках.

ЧАСТЬ 3
ЗЕРКАЛО

ГЛАВА 19

– Люкса! Что ты делаешь?! – задохнулся Грегор.

– Что тыделаешь, Наземный? Здесь, в джунглях, в обществе крыс? – холодно осведомилась Люкса.

О чем она? И что вообще происходит?

– Крысы нужны нам! – с жаром произнес Грегор. – Как ты не понимаешь!

– Ну уж нет, я понимаю! Я понимаю, что ты сохранил жизнь Мортосу. Понимаю, что ты отдал его под защиту Живоглота. И что еще я должна, по-твоему, понимать? – спросила она.

Вот оно что! Как и почему она оказалась здесь, Грегор не имел ни малейшего понятия. Но зато Люкса очень много знала о том, что происходит в Подземье, она вон и про Мортоса слышала.

– Нерисса говорит, я поступил правильно, – сказал Грегор.

Больше он сказать ничего не мог, песок уже подобрался к подбородку.

– В Подземье чума, ты знаешь об этом? Ты, самоуверенная сопля! Мы ищем противоядие! Давай вытащи нас отсюда! – прорычал Живоглот.

– Чума? – эхом повторила Люкса. Брови ее нахмурились, но она по-прежнему оставалась неподвижной. – Я не слышала ни о какой чуме!

– Серьезно?! Ну, если здесь всех так принимают, я не удивлен, что никто не успел и слова об этом сказать, – заметил Живоглот. – Все Подземье только о том и говорит!

– Юдит! – услышал Грегор голос Хэмнета. – Помоги им!

Хэмнет, добежав до зыбучих песков, резко остановился и пристально смотрел теперь на Люксу. Она обернулась с выражением неподдельного удивления на лице.

И когда они вот так смотрели друг на друга, Грегор, несмотря на свое бедственное положение, вновь поразился их сходству.

– Я не Юдит! – сказала Люкса, неожиданно смутившись.

– Да, конечно, – ответил Хэмнет, хватая и проверяя на прочность лиану с ближайшего дерева. – Моя сестра никогда бы не бездействовала, видя, как погибают те, кто так много для нее сделал.

Грегор успел что есть силы вцепиться в лиану, и Хэмнет рывком выдернул его из зыбучих песков. И вот уже Грегор лежит на траве, весь в песке, жалкий и обескураженный, и смотрит, как спасают остальных.

Хэмнет срубил еще одну лиану, достаточно длинную для того, чтобы Живоглот мог до нее дотянуться, и крыс осторожно выбрался на безопасное место.

Но где же Коготок? От нее на поверхности песка оставались лишь краешек головы да передняя лапа, судорожно дергавшаяся в воздухе. Хэмнет кинул ей лиану, и она ее почуяла, но никак не могла ухватить.

– Коготок! – отчаянно кричал Хэмнет.

– Коготок! – ревел Живоглот. – Хватай лиану!

Ничего не получалось – она шла ко дну. Уже и лапы не было видно, и дергающийся нос скрылся в песке, когда сверху вдруг налетела Найк. Она сунула здоровую лапу в песок и подцепила крысу. Потом начала бешено махать крыльями. Медленно, очень медленно она вытаскивала бедняжку из песка. В конце концов высвободилась ее голова.

– Но я не смогу ее выдернуть! – крикнула Найк. – Нужна помощь!

Хэмнет снова кинул лиану, но Коготок даже не попыталась ее поймать.

– Коготок!

– Да очнись же, Коготок! – рявкнул Живоглот. – Ты должна ухватиться за лиану – и мы вытащим тебя!

Коготок вдруг сказала:

– Нет… отпустите меня… дайте мне умереть!

– Дать тебе умереть? После того как я в поте лица спасал тебя от этих прожорливых растений? Ну уж нет, дорогая, изволь напрячься и делать то, что я велю! – приказал Живоглот.

Но Коготок лишь слабо качнула головой:

– Нет… я не хочу…

Грегор понимал, что с ней происходит. Ей и правда пришлось нелегко: голод, гибель ее малышей, изнурительная экспедиция, гибель Пролазы… И теперь Коготок решила, что с нее достаточно.

– Нет! – воскликнул он. – Не сдавайся! Коготок!

Она не отвечала. Все слова теперь ничего не значили для нее. И все же он знал несколько слов, которые могли все изменить.

– А как же Мушка? И Шурушка? Ты о них подумала?

Глаза Коготок распахнулись, и в них отразилось отчаяние.

– Мои малыши! – простонала она.

– Да, твои детки, твои щенки! Ты нужна им, Коготок! – подхватил Живоглот. – Так что давай-ка собери все силы – и хватайся за лиану!

Коготок высвободила переднюю лапу и ухватилась за лиану. Живоглот и Хэмнет уперлись ногами в берег и с помощью Найк наконец вытащили крысу из песка.

Она лежала рядом с Грегором, шкурка ее была вся покрыта песком.

– Значит, это и есть моя племянница? – сердито спросил Хэмнет Живоглота, поворачиваясь к Люксе.

– Ты же видишь, это она! Она так похожа на твою сестру! – ответил Живоглот.

– Хэмнет! – произнесла Люкса. – Ты Хэмнет? А мы думали, ты умер.

– A мы думали, что тыумерла, Люкса. И конечно, никто не думал, что ты можешь дать погибнуть своим товарищам, – сказал Хэмнет.

– О, могу поклясться, нам сейчас придется поприсутствовать при очередной семейной сцене! – закатил глаза Живоглот. – Впрочем, это может подождать. А сейчас, твое величество, дай нам пройти к воде, быстро! Иначе я разорву тебя на части, тебя и твоих зубастых друзей.

Грегор почувствовал, как его поднимают и куда-то несут.

Гребешок. На ее спине он был один. Через минуту он услышал звуки плещущейся воды и увидел перед собой Живоглота.

– Давай-ка, Воин. Слезай. И не дай себе засохнуть! – сказал крыс.

Грегор сполз с ящера, встал на четвереньки и пополз на чарующий звук. Чистый ручей стекал по камню, образуя небольшое озерцо.

Грегор окунул лицо в воду и широко открытым ртом начал ее глотать, больше, больше, чтобы напитать живительной влагой тело. На секунду поднял голову, сделал вдох – и снова опустил ее в прохладу, в воду… в жизнь…

Когда наконец утолил жажду, он смог осмотреться по сторонам. Все они находились сейчас на большой каменной плите, что тянулась за озером. Люксу и мышей не было видно. Живоглот, Найк, Газард, Гребешок и Темп лежали, припав к воде, как только что Грегор. Хэмнет наполнил водой бурдюк и напоил Босоножку. Вслед за ней попила и Коготок.

Грегор подполз к сестренке.

– Она… в порядке? – спросил он с замиранием сердца.

– С ней все будет хорошо, Грегор, как только она получит достаточно еды и воды, – ответил Хэмнет.

Грегор уткнулся носом в ее плечико. Босоножка открыла глазки и слабо улыбнулась.

– Эй, привет, – прошептал он.

Губки Босоножка раскрылись, чтобы ответить, но звука не получилось.

– Я тоже могу их поить, – сказал Грегор. – Тебе ведь самому следует поскорее утолить жажду.

– Да я уже напился, – отмахнулся Хэмнет. – Пока воду в бурдюк набирал.

Выглядел он неважно, но по сравнению с другими держался молодцом. Грегор, глядя на него, подумал, что это, по-видимому, объясняется долгой жизнью в джунглях.

– Тебе стоит смыть с себя песок, пока он не застыл, Грегор, – напомнил Хэмнет.

– Да, он прав, – отозвался Живоглот. – Эта штука скоро застынет и станет твердой, как цемент.

С этими словами крыс прыгнул в озеро и принялся вертеться, смывая с себя остатки песка и замутив чистую прозрачную воду.

– Те, кто хочет пить, – подходите, я дам воды из бурдюка. Пока не осядет песок, – быстро сказал Хэмнет.

Глядя, как Живоглот плещется в озере, Грегор, пошатываясь, поднялся и тоже шагнул в водоем. Он подумал, что надо бы раздеться, но одежда его была пропитана потом, а сверху присыпана песком, и он засомневался, что сможет ее снять. Поэтому он просто прыгнул в воду.

А-а-а-ах! Это было здорово! Прохладная, ласковая вода буквально вернула его к жизни.

Водоем был довольно глубокий – и он мог плавать. Он ушел с головой под воду и проплыл там, потом вынырнул на поверхность и снова нырнул – и снова плыл – и снова нырял… Через несколько таких погружений большая часть песка с него смылась. Тогда он уселся на берегу и начал стягивать с себя одежду.

Особых усилий стоило стащить сандалии из змеиной кожи: пальцы на ногах распухли и стали каждый размером с грецкий орех, а еще всюду был песок. Ему пришлось сначала сунуть ноги в воду и подержать их там – только тогда он смог отодрать повязку.

Кое-где кожа слезла большими лоскутами. Но там уже виднелась нежная розовая кожица – новая, появившаяся на смену старой.

Грегор подплыл к ручью, что падал отвесно вниз, и прислонился к камню, моясь словно под душем. Так он стоял довольно долго, пока не удостоверился, что ни песчинки не осталось на его измученном теле.

Тогда он собрал одежду и разложил ее на каменном плато, просыхать.

Появилась Люкса, она тащила за хвосты несколько больших рыбин и что-то несла в подоле рубашки. Когда она опустила подол, большая гроздь круглых желтых ягод вывалилась на землю. Она положила рыбу рядом с ягодами и выбрала самую большую рыбину.

– Я зажарю ее для Босоножки – ей нельзя есть сырую, – сказала она как ни в чем не бывало.

Трудно было не накинуться на еду в ожидании, пока Хэмнет разделит ее между всеми.

Грегор оторвал, от грозди четыре желтых ягоды. Он с опаской надкусил кожицу – и нежнейший вкус спелой сливы наполнил рот.

Посадив Босоножку на колени, он попытался сунуть ей сливу. Сначала она казалась безучастной к происходящему, но как только почувствовала во рту вкус фруктового сока – ее лицо просветлело. Она схватила Грегора за руку, выцарапала у него сливу и запихала ее в ротик, чуть не подавившись косточкой.

– Сэ – сива, – сказала она, слизывая с пальчиков сладкий сок. – Исё сива?

И Грегор с удовольствием насыпал ей еще несколько плодов в подставленные ладошки.

Рыба тоже оказалась очень вкусной.

В прошлом походе Грегор испытывал трудности с употреблением в пищу сырой рыбы – на этот раз он накинулся на прохладную плоть не раздумывая. Несколько кусков рыбы Люкса нанизала на свой меч и пожарила над огнем лампадки для Босоножки. Она даже выжала из золотых слив сок и сбрызнула им рыбу, чтобы было вкуснее.

– Попробуешь рыбку, Босоножка? – спросила она, даже не взглянув на Грегора и дуя на поджаренные кусочки.

– Дя-а-а! – закричала малышка и жадно откусила большой кусок. – А где крррыса? – спросила она у Люксы и приложила ручку к носу. – Ой!

– Ты спрашиваешь про Вертихвостку? – спросила Люкса, и Босоножка кивнула.

Грегор вдруг вспомнил, что Люкса и его сестренка в последний раз виделись в Лабиринте. И тогда с ними была Вертихвостка, у которой был поврежден ее необычайно чувствительный нос.

– Не знаю, – отвела глаза Люкса.

– О, моя славная Вертихвостка! – вмешался в беседу Живоглот. – Где вы с ней расстались, ваше величество? Готов поспорить – она лежит мертвая в Лабиринте… Ах, какая жалость! Может, у нее и в самом деле был несносный характер – и потому никто по ней и не скучает… Но нюх! Нюх-то у нее был поистине необыкновенный!

– Я, – сердито сказал Грегор. – Я по ней скучаю.

Ему нравилась Вертихвостка, и для него не имело никакого значения, что она крыса.

– О, я и забыл, что ты стал таким чувствительным! – продолжил Живоглот. – Но ведь для тебя, ваше величество, это всего-навсего еще одна мертвая крыса, не так ли?

Люкса не удостоила его ответом. Она ни на кого не обращала сейчас внимания, кроме Босоножки. Непонятно, с чего она так взъелась на Грегора. Из-за того, что тот не убил Мортоса? Но ведь он сказал ей: Нерисса считает, это было правильно. Из-за того, что Грегор путешествует в обществе крыс? Но ведь беда их всех объединила, перед чумой и смертью они равны, и все они хотят спасти себя и своих близких. А это так понятно!

Или все дело в том, что Хэмнет был с ней резок? Да, видимо, ей это не понравилось. И еще ей, возможно, не понравилось, что нашли ее не потому, что искали, – а в силу случайного стечения обстоятельств. На ее поиски даже не думали снарядить экспедицию. Это и в самом деле обидно! Вот она и рассердилась на всех и вся.

Но где ее летучая мышь, Аврора? Должно быть, погибла. Иначе почему Люкса не прилетела на ней в Регалию, а застряла в этих джунглях?

Грегор начал даже испытывать к Люксе сочувствие, но тут же вспомнил, как она безучастно смотрела, как его затягивает в зыбучие пески.

«Я для нее – пустое место», – с горечью подумал он. В глубине души ему трудно с этим смириться: ведь Люкса спасла ему жизнь. Но что еще важнее – она спасла жизнь Босоножке.

В любом случае Грегор не собирался сейчас вызывать ее на разговор, даже если Люкса только этого и ждала.

Когда Босоножка наконец наелась, Грегор решил искупать ее. Купание в основном заключалось в том, что, взяв ее на руки, он вместе с ней погружался в воду – сестренка была слишком слаба, чтобы плескаться в водичке. Но все же он не сомневался, что купание пойдет ей на пользу. Когда вынес ее из воды, он переодел Босоножку, соорудил ей из одеяла гнездышко, и она тут же провалилась в сон. А он постирал ее одежки, а когда разложил их сохнуть на каменном плато, почувствовал ужасную усталость, вытянулся рядом с Босоножкой – и отбыл в страну Морфея.

Грегор понятия не имел, сколько он спал. Проснулся же он от шума. Живоглот кричал на Коготок. Она так и лежала без движения с того самого момента, как ее вытащили из зыбучего песка. Она не пошевелилась даже тогда, когда ее подтащили к озеру. Хэмнет поил ее водой – но добрая половина воды пролилась напрасно. К еде она не притронулась. И не сделала попытки искупаться, поэтому шерсть ее все еще была в песке. Словно воля к жизни закончилась у нее там, в зыбучих песках, с последней попыткой вырваться оттуда. А теперь отчаяние вновь одолело ее, не оставив места для других чувств.

– Давай же, Коготок, вставай! Ты должна избавиться от этого песка поскорее! – приказал Живоглот.

Она никак не отреагировала. Он попробовал еще и еще раз привлечь ее внимание – но тщетно. Тогда Живоглот зарычал:

– Отлично! Если ты и дальше собираешься здесь валяться, я сам тебя помою! – с этими словами он схватил ее за загривок и швырнул в озеро.

Коготок задергалась, вращая глазами, словно пытаясь понять, где она и что происходит, и попыталась выбраться из озера, но он опрокинул ее обратно.

– Быстро приведи себя в порядок! Расчесывайся! Вода не может добраться до твоей шкуры через этот песчаный панцирь! И ты должна когтями соскрести с себя песок – пока у тебя лапы не окаменели! – орал Живоглот.

Но Коготок осталась безучастной, теперь она просто лежала в воде, уже не делая попыток выбраться на сушу. Живоглот грозил ей всякими карами и даже пообещал откусить ей ее необыкновенный нос, но тут вмешался Грегор.

– Перестань! – сказал он.

– Э-э-э-э… Как ты сказал? Прости, я не расслышал! – удивился Живоглот.

– Перестань! Оставь ее в покое. Ей плохо – ты можешь это понять?

– Вот что я тебе скажу, доблестный воин. Потом, позже, когда мы все будем в безопасности, я постараюсь быть более приятным. Нет, я обещаю быть самым милым на свете! Но сейчас, в этот момент, я не могу позволить себе быть добреньким, – ответил Живоглот. – Она умеет драться, а мы поминутно рискуем попасть в западню здесь, в Виноградниках. Она нужна нам всем! Кто прикроет меня в случае чего? Младенцы? Раненая летучая мышь? Таракан? Пацифист, не желающий и слышать о драке? Или, может, отмороженный яростник, а? От вас нет никакого толка! А Коготок… Она почистит свою шерстку, если я крепко ее хватану. А если не станет – я сам вычищу ее, но не обещаю, что она при этом ничего не почувствует!

И он осклабился, словно собираясь ее укусить. Тогда Грегор сжал в кулаке сливу, которую верный Темп принес для Босоножки, и запулил этой сливой Живоглоту между глаз.

Живоглот смотрел на него, будто не веря, что это произошло на самом деле.

Ему не было больно – Грегор и размахнуться-то не сумел, да и слива была небольшая.

Но Живоглот был поражен – редко кто отваживался дать ему отпор.

– Что это было? – спросил он, моргнув.

– Я сам займусь ее шерстью, – сказал Грегор. – Я сам ее вычешу.

Он достал расческу, что дала ему для Босоножки Далей, и направился к безучастному существу, которое за все это время даже не пошевелилось.