Текст книги "Конец времен (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен И
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 11
Над Алькатрасом привычно роится саранча – причина ураганного ветра, от которого волосы отчаянно хлещут меня по лицу. Мы приближаемся к ней – рой устремляется к нам.
Он примыкает к нашей немногочисленной компании, и мы сами становимся роем. Монстры не проявляют симпатии, но и нападать не планируют. Похоже, к нам их влечет исключительно стадное чувство.
Орда демонят замирает. Они не чета саранче. Зависнув на пару секунд и оценив ситуацию, адские твари разворачиваются и исчезают вдали.
Я набираю полные легкие воздуха и с облегчением выдыхаю. Хотя бы на этот момент мы спасены.
Раффи хмуро наблюдает за отступлением демонов, погрузившись в свои мысли. Я тоже оглядываюсь и наконец понимаю, что его так беспокоит. Они не глупят, как это обычно бывает, не бросаются на рожон.
В душе поднимается смутная тревога. Кого я впустила в наш мир?
Стая над Алькатрасом редеет по мере того, как саранча решает следовать за нами и покидает рой.
В нашу сторону устремляется новая группа, и летит она в виде клина, лидером которого является скорпион с неестественно массивным хвостом, задранным над головой. Мне отчего-то становится не по себе. Они ведь преследуют Пейдж, повинуясь инстинкту, правда?
Любой бы разволновался, когда на него мчится орда саранчи.
Но секунду спустя их вожак подтверждает мои опасения. Теперь он достаточно близко, и я могу рассмотреть серебристую прядь в его волосах. Внутри все холодеет, когда я его узнаю.
Это он забавлялся, вжимая меня в решетку грузового контейнера, полного отчаявшихся людей, которых морили голодом просто из удовольствия. Велиал говорил, что его намеренно культивировали в качестве лидера саранчи.
Он крупнее других особей – Велиал упоминал о более качественном рационе для вожаков. И зачем он здесь? Может ли Пейдж приказать саранче ополчиться против него? Такое коварное и опасное существо нельзя оставлять в живых. Я не хочу, чтобы он находился у нас под боком.
Приблизившись, Седая Прядь хватает за руку скорпиона, за раной которого ухаживала Пейдж. Он дергает его на себя, мешая продолжить полет. Вожак значительно превосходит размером саранчу моей сестры.
Он вырывает жертве крыло и сбрасывает визжащего монстра в воду.
Пейдж кричит. Широко распахнув глаза, она наблюдает за тем, как беспомощный питомец бьет оставшимся крылом, камнем падая в воду.
Незначительный всплеск на темной глади залива – и он уходит на дно, поглощенный водой так быстро, будто его и не было вовсе.
Седая Прядь рычит на саранчу Пейдж, угрожая ей своим жалом.
Скорпионы моей сестры растерянно жужжат, нарезая по небу круги. Они то глядят на Седую Прядь, то украдкой косятся на Пейдж, которая рыдает над погибшим любимцем.
Прядь повторяет свой грозный рык.
Все скорпионы Пейдж, за исключением четверых, неохотно перемещаются к роящимся за спиной вожака собратьям.
Группа Седой Пряди сжимает вокруг нас кольцо. Их крылья оглушающе стрекочут, отчего наши волосы мечутся на ветру. Лидер покачивается в воздухе, глядя на Пейдж сверху вниз.
Она кажется крохотной перекроенной куклой в руках жутких чудовищ, теряющихся на фоне более крупного преследователя.
Должно быть, мое напряжение передалось Раффи, потому как теперь он летит к Пейдж наперерез вожаку. Демонические крылья с шумом рассекают воздух при каждом взмахе. Он замирает напротив Седой Пряди – сияющие на солнце крюки и косы уже наготове.
Скорпион расширяет глаза и кажется просто безумным. Кем же он был в Мире До? Серийным убийцей?
Он принимает важный вид и смеривает взглядом сначала Раффи, а после меня, размышляя, избавится ли противник от ноши, чтобы вступить в бой.
Седая Прядь снова рычит на верных питомцев Пейдж. Прямо сейчас он не смеет открыто бросить вызов Раффи. Быть может, он и маньяк, когда дело касается голодающих заключенных и маленьких девочек, но слишком труслив, чтобы драться с ангелодемоном.
Вожак замахивается хвостом на одного из оставшихся с Пейдж скорпионов. Он не жалит, а режет его лицо, оставляя кровавый след. Раненая саранча меньше других, она ежится в страхе, решив, что ей хотят перерезать горло.
Седая Прядь смело поворачивается спиной, желая доказать, что не боится. Он улетает прочь, вцепившись в волосы самого меньшего скорпиона из свиты Пейдж, а тот неловко работает крыльями, пытаясь держаться в небе.
Монстр растерянно оглядывается на хозяйку и посылает ей страдальческий взгляд. Он не хочет ее покидать, но Пейдж абсолютно бессильна – она тянет к нему руки, пока тот не исчезает вдали.
Похоже, это была своего рода битва за лидерство, и рой выжидает, кому присягнуть на верность. Что бы там ни сделала Пейдж прошлой ночью, натравив саранчу на ангелов, сейчас этот трюк не проходит.
Серийный маньяк против семилетней девочки. Неравный поединок. Хорошо, что Седая Прядь, побоявшись связываться с Раффи, не пытался ранить мою сестру.
С Пейдж остается скорпион, держащий ее на руках, и еще пара особей, прикрывающих их по бокам. Нас меньше, но шансов укрыться от любопытных взглядов больше.
Осадок после стычки неприятный. Не люблю, когда меня травят, особенно – хищные насекомые-задиры.
Полет возобновляется. В глазах сестры я вижу беспокойство. Но, думаю, дело не в оспоренном авторитете. Пейдж ненавистно, что саранчу накажут по ее вине.
ГЛАВА 12
– Нам нужно в лагерь Сопротивления, – говорю я, цепляясь за шею Раффи. – Док может быть там. В его силах помочь и тебе, и Пейдж.
Подозреваю, что там и моя мать – ждет, пока мы ее найдем.
– Человеческий доктор?
– Обученный ангелами. Я думаю, это он пришивал крыло Велиала, в смысле, твое крыло Велиалу.
Молчание Раффи нарушают лишь мощные взмахи его демонических крыльев.
– Я и сама не в восторге, но выбор наш небогат.
– А почему бы и нет, – послушно соглашается он. – Заявимся во вражеский стан, где примитивные аборигены порвут меня на кусочки, распродадут по частям, а остатки разотрут в порошок для повышения потенции.
Я крепче обнимаю Раффи за шею.
– Мы больше не примитивные.
Излучая скептицизм, он изгибает свою идеальную бровь.
– Теперь у нас есть «Виагра».
Раффи искоса поглядывает на меня, будто знает, что это за препарат.
На закате, миновав залив, мы начинаем снижаться над Ист-Бэй. Избегая ареала обители, забираем в сторону лагеря сопротивленцев. Ангелов в небе на удивление много – слетаясь со всех сторон, они спешат в направлении Залива Полумесяца, их цель – новая обитель.
Заметив многочисленную группу, мы приземляемся у торгового центра «Мэйсис» и прячемся под козырьком.
– Должно быть, летят выбирать Посланника, – взволнованно говорит Раффи, наблюдая за стаей ангелов, пролетающей прямо над нами.
Я убираю руки с его шеи и покидаю его тепло. Под навесом универмага сразу становится зябко.
– Хочешь сказать, сюда прибывают новые ангелы? А то нам своих не хватало!
Они так высоко, что вот-вот коснутся небес. Раффи завороженно следит за их полетом. Его тело рефлекторно дергается, словно ему стоит немалых усилий оставаться со мной на земле, вместо того чтобы догнать товарищей.
– Каково это – быть в стае? – спрашиваю я.
Раффи какое-то время продолжает смотреть в небо, и только потом отвечает:
– Как-то раз мы с Хранителями отправились на зачистку территории от демонического засилья. И не нашли ни одной твари. Но Циклон, один из моих солдат, настолько распалился перед битвой, что никак не хотел уходить ни с чем.
Раффи кивает в сторону удаляющихся ангелов.
– Мы так же летели назад, когда Циклон решил устроить первоклассное представление. Рассчитывал шумом выманить врага. Он начал кружить на предельной скорости, уверенный, что вызовет тайфун.
Раффи улыбается воспоминанию.
– Мы разделились: одни, шутки ради, подключились к нему, а другие приземлились поглазеть и потрепаться между собой. Мы стали швырять в них чем ни попадя – ветками, листьями, комьями земли; всем, что могли найти. Что за тайфун без воронки со всяким мусором!?
Взгляд Раффи становится лукавым.
– Те, что были в воздухе, помчались к дереву, которое, уверен, поразила болезнь, ведь на его ветвях качались подгнившие апельсины. Плоды полетели в нас, и всё обернулось грандиозным апельсиновым побоищем в грязи.
Он тихо смеется, поднимая к небу глаза.
Лицо расслаблено, он кажется счастливым – таким, каким я прежде его не видела.
– Мы потом еще несколько дней вымывали мякоть из ушей и волос.
Он продолжает смотреть вслед удаляющимся ангелам.
Многовековое одиночество накрывает его, словно тень на исходе дня. Оно смывает с лица радость, являя миру закаленного аутсайдера, бредущего сквозь апокалипсис.
– Ты уверена, что этот человеческий доктор способен пересадить крылья? – спрашивает Раффи.
– Так сказал Велиал. – Но, конечно, он много чего говорит.
– И ты думаешь, он в лагере Сопротивления?
– Не ручаюсь, но Док был среди спасенных из Алькатраса. Если он не с сопротивленцами, то кто-то из них все равно может сказать, где нам его искать. – Я вынуждена довериться человеку, который в ответе за то, что случилось с моей сестрой. И это меня гложет.
Из груди вырывается вздох:
– Лучшего плана нет. Открыта твоим идеям!
Еще пару секунд он провожает ангелов взглядом, а затем разворачивается и направляется в «Мэйсис».
А что, неплохо придумал. Нам с Пейдж не помешает нормальная одежда. Пока небо расчистится, успеем пройтись по магазинам. Оставив саранчу снаружи, мы обе идем за Раффи.
Электричества нет, но свет, проникающий в окна, позволяет ориентироваться в передней части универмага. Вешалки в беспорядке: свалены в кучу или просто опрокинуты на пол. Одежда всех цветов и фасонов брошена на проходах. Голые манекены в витринах сложены друг на друга в весьма недвусмысленных позах.
Кто-то разграффитил потолок: рыцарь направляет меч на огнедышащего дракона, в десяток раз превосходящего его в размерах. Драконий хвост исчезает во тьме магазина – там, куда не проникнуть лучам солнца.
Под рисунком я замечаю слова: «Куда подевались герои?».
Мне кажется, согласно авторской задумке, у рыцаря нет шансов выстоять против дракона. Художника можно понять.
Озираясь по сторонам, я силюсь припомнить, каково было раньше бродить по торговым центрам. Мы проходим отдел с вечерними платьями. Вешалки и пол устланы шелками, блестками и перламутром.
В этом году состоялся бы мой выпускной бал. Был бы у меня кавалер? Это вряд ли. А если бы кто и позвал, я все равно не смогла бы позволить себе один из таких нарядов. Поглаживая мерцающую ткань, ниспадающую с вешалки до самого пола, я думаю о том, что было бы здорово пойти на школьный бал вместо маскарада, полного убийц.
Я замечаю, что Раффи все это время за мной наблюдает. Он стоит к свету спиной, отчего его шевелюра и широкие плечи «горят» по краям. Будь мы людьми, девчонки из моей школы передрались бы насмерть за право находиться с ним в одном помещении. Но Раффи не человек.
– Тебе бы пошло, – говорит он, кивая на платье в моих руках, в котором смело можно пройтись по красной дорожке.
– Спасибо. В самый раз к армейским ботинкам.
– Пенрин, воевать всю жизнь тебе не придется. Придут времена, когда ты совсем заскучаешь и будешь мечтать о какой-нибудь стычке.
– Покой нам только снится. – Я снимаю с вешалки платье и прикладываю к себе, наслаждаясь прикосновением мягкой сияющей ткани к обнаженной коже.
Раффи отступает на пару шагов, чтобы оценить мой понарошный наряд, а затем одобрительно кивает.
– Как думаешь, что бы случилось, если… – голос садится, я сглатываю и продолжаю: – Если бы ты был человеком, ну или я ангелом?
Раффи поддается внезапному порыву – протягивает руку и пробегает пальцами по ткани на моем плече.
– Будь я человеком, построил бы для тебя славную ферму, – говорит он на полном серьезе. – Лучшую ферму на свете. С золотистыми ананасами, сочными грейпфрутами и вкуснейшим редисом в мире.
Я смотрю на Раффи во все глаза, пытаясь понять, шутит он или нет. Очень похоже, что нет.
– Не так уж и часто бывал ты на фермах, Раффи? К тому же большая часть населения этой планеты давно отошла от сельского хозяйства.
– Моих потенциальных человеческих потуг ради тебя это не умаляет.
Его слова вызывают улыбку.
– А я, будучи ангелицей, щекотала бы перьями твои ступни, а по утрам распевала бы райские песни.
Раффи хмурится, силясь представить эту картину.
– Ясно, – киваю я. – Мы оба не имеем ни малейшего понятия о том, каково это – жить в мире другого. Что тут говорить...
Он смотрит на меня сверху вниз, в глазах светится искренность:
– Будь я человеком – потеснил бы всех твоих воздыхателей… – Раффи отводит глаза. – Но я не человек. Я архангел. Моя раса в беде и выбора нет – я должен попробовать все исправить. Нельзя отвлекаться на дочь человеческую. – Он еле заметно кивает, обращаясь к себе самому: – Я не могу…
Аккуратно возвращая платье на место, я думаю о том, что надо прислушаться к этим словам. Пора смириться и просто принять все как есть.
Я нахожу в себе силы взглянуть на Раффи, готовая к мрачной решимости или, может быть, жалости, но вижу, что он в смятении. В глубине его глаз разгорелась нешуточная борьба.
В груди вспыхивает искра надежды. Казалось бы, не на что больше надеяться, но разум не поспевает за сердцем.
– Только раз, – обращается Раффи скорее к себе, чем ко мне. – Хотя бы один раз.
Он наклоняется ко мне и целует.
Я умирала от желания получить такой поцелуй с тех пор, как явилась на свет.
У него мягкие губы, и он удивительно нежен. Пальцы бережно перебирают мои волосы.
Язык скользит по моим губам и проникает внутрь, пропуская по телу высоковольтный разряд: волна устремляется вниз к самым кончикам пальцев ног, а затем пробегает обратно до кончика языка.
Я словно тону в нем. Кто же знал, что такое бывает?! Я отвечаю на поцелуй, сжимая пальцы на его плечах и почти отрываясь от пола.
Мы целуемся исступлённо, кажется, целую вечность, но она пролетает как миг. Я задыхаюсь, кислорода отчаянно не хватает. Внутри все тает и обращается лавой.
И тут он замирает.
Глубоко вздохнув, он отступает назад, удерживая меня на расстоянии вытянутых рук.
Покачнувшись, я инстинктивно делаю шаг навстречу. Веки отяжелели, и все, что мне сейчас нужно – потеряться в вихре ощущений, источник которого – Раффи.
В его глазах желание и печаль, но ближе к себе он меня не подпускает.
Глядя на это, я спускаюсь с небес и возвращаюсь на землю.
Нашествие. Мама. Сестра. Массовые убийства. Все это разом обрушилось на меня. Он прав.
Кругом война.
Апокалипсис на пороге. Нас ожидает кошмарный мир, полный монстров и пыток.
А одна помешанная девчонка стоит тут, прижавшись к вражескому солдату. Совсем из ума выжила?
В этот раз ухожу я.
ГЛАВА 13
Похоже, чулан в моей голове действительно переполнен, а закипевшим эмоциям нужно остыть.
Я ухожу вглубь магазина, подальше от Раффи. В тускло освещенном отделе, куда проникает всего лишь полоска света, я нахожу рекламную тумбу, на которую можно сесть. Лично мне отсюда все видно, а для тех, кто будет смотреть со стороны входа, я покажусь лишь тенью на фоне теней. Я будто так и живу – на границе солнца и тьмы, в какой-то сумеречной зоне.
Я сижу и болтаю ногами над рухнувшими стеллажами и осколками цивилизации. Когда мне это надоедает, начинаю вглядываться во мрак универмага. Разобрать что-либо не удается, так что я остаюсь тет-а-тет со своей бурной фантазией – мы вместе гадаем, шевелится что-то во мгле или же нет. А затем, присмотревшись, я все-таки кое-что вижу.
За угловым указателем, вблизи обувного отдела и нескольких опрокинутых манекенов, горит огонек. Это лампа, она включена, но по мощности очень слаба и излучает скорее тень, нежели свет.
Я касаюсь ладонью плюшевой шерсти Мишутки, споря сама с собой: удирать или пойти посмотреть, что там такое. Бежать к Раффи? Спасибо, я пас. Спрыгнув на пол, я тихонько крадусь в направлении импульсной лампы.
Но дойти не успеваю – кто-то выходит на свет.
Это Пейдж. Ее длиннющая футболка, прикрывающая колени, сползла с одного плеча. Светлые тенниски покрыты засохшей кровью и теперь кажутся черными.
Тусклый свет подчеркивает впалости на ее лице, выделяя скулы и челюсть, покрытые швами; на шее длинная тень – продолжение темных волос. Пейдж как лунатик идет к манекенам. Ее влечет нечто лежащее на полу.
Я еще раз смотрю на манекены и тут понимаю, один из них – человек.
Он лежит на спине поверх разбросанной обуви, голова и плечи затерялись на фоне пластиковых конечностей; кажется, он рухнул прямо на них. Одна бледная рука откинута в сторону лампы, вторая лежит на груди – в кулаке какой-то листок. Смерть от сердечного приступа?!
Пейдж, будто в трансе, опускается на колени. Подняв голову, она заметит меня, но сейчас центром ее вселенной является этот мужчина. Возможно, моя сестра чувствует людей, как хищники чуют добычу.
Я знаю, что она будет делать.
Но не препятствую ей.
Я хочу. Боже, хочу!
Но просто стою на месте.
Глаза застилают обжигающие слезы. Это слишком. Хочу к маме.
Все это время я считала себя сильной. Думала, это я принимаю сложные решения и несу на своих плечах ответственность за семью. Но теперь я понимаю, что от самых страшных проблем, последствия которых преследуют до последнего вздоха, меня заслоняла мама, и до сих пор заслоняет.
Вот, что случилось, когда сопротивленцы поймали Пейдж, словно дикого зверя! Я тщетно пыталась накормить ее супом и гамбургерами, в то время как мама уже догадалась, что именно ей нужно. Это она привела Пейдж в рощу, чтобы та могла отыскать себе жертву.
Не могу отвернуться. Ноги налиты свинцом, а глаза не хотят закрываться. Такова теперь сущность моей сестры.
Ее верхняя губа приподнимается, обнажая бритвенно-острые зубы.
Доносится тихий стон. И у меня самой едва не случается приступ. Стонет Пейдж или мужчина? Неужели он все-таки жив?
Пейдж достаточно близко, ей наверняка известен ответ. Подняв его руку, она подносит ее к широко раскрытому рту.
Я пытаюсь ее окликнуть, но из меня вырывается только подобие вздоха. Он мертв. Должен быть мертв. Но я все равно не могу отвернуться, а сердце гулко стучит где-то в висках.
Пейдж медлит, ее нос морщится, а губы выворачиваются как у рычащей собаки.
Клочок бумаги, в который вцепился мужчина, теперь у ее лица. Она застывает, вглядываясь в него.
Затем слегка отстраняет руку своей жертвы, чтобы лучше рассмотреть листок.
Лицо Пейдж разглаживается, рот закрывается, пряча острые зубы. Взгляд теплеет, губы дрожат. Сестра возвращает руку мужчины ему на грудь, хватает себя за голову и тихонько качается взад-вперед, словно взрослая женщина, на голову которой свалилось слишком много проблем.
А затем вскакивает и убегает в темноту.
Я так и стою в тени, а сердце рвется на части от того, что происходит с Пейдж. Моя малышка раз за разом выбирает человечность, а не звериные инстинкты. Даже ценой истощения и… смерти.
Я направляюсь к мужчине, чтобы увидеть лист. Чтобы к нему подойти, приходится переступить через туфли на шпильке и баночки с декоративной косметикой. Мужчина без сознания, но все еще дышит.
Все еще дышит!
Меня трясет. Я опускаюсь на пол, сомневаясь, что ноги меня удержат.
Поношенная одежда, грязь, волосы в беспорядке, всклокоченная борода. Видно, что человек в пути довольно давно. Я где-то слышала, что приступ инфаркта порой длится целыми днями. Как долго он здесь пролежал?
Меня вдруг охватывает иррациональное желание вызвать скорую.
Сложно поверить, что раньше мы жили в мире, в котором незнакомые люди вкололи бы несчастному лекарства, и, подключив к аппарату жизнедеятельности, сутки напролет проверяли бы его показатели. Совершенно чужие люди, ничегошеньки не знающие о своем пациенте. Незнакомцы, которым бы и в голову не пришло порыться в его вещах, надеясь что-то стащить.
И все посчитали бы это нормальным.
Я поднимаю руку мужчины, чтобы разглядеть зажатый в кулаке листок. Вынимать я его не буду – человек умирал, не желая расставаться с этой бумагой; она для него важна.
Это выдранный из альбома, и теперь уже перепачканный, детский рисунок. Дом, дерево, человечек повыше держит за руку человечка пониже. Внизу розовым карандашом выведены неровные печатные буквы: «Я люблю тебя, папочка».
Я долго смотрю на эти каракули, сидя под тусклым светом, пока наконец не кладу руку мужчины ему на грудь.
Чтобы ему не пришлось и дальше лежать на холодном кафельном полу и жестких манекенах, я осторожно перетаскиваю тело на ковер.
Неподалеку лежит рюкзак – должно быть, мужчина сбросил его с плеч, когда начался приступ – его я тоже ставлю на ковер. Внутри нахожу воду.
Приподняв голову мужчины – тяжелую и очень горячую – я пытаюсь его напоить. В основном все проливается мимо, но пара глотков попадает-таки в рот. Горло рефлекторно сокращается. Наверное, он не в полной отключке.
Из куртки мужчины я делаю подобие подушки. Я больше не знаю, чем тут еще помочь. И ухожу, оставляя его один на один с умиранием.
