Текст книги "Исцеление сердца (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен Фанетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Ты сказала, что замку нужно что-то хорошее.
– Исцеление, конечно. Мы принесли его в этот дом, и это хорошо – не только для нас. Но скорбь должна пройти. Когда пройдет горе, настанет время поделиться нашей радостью.
Они были одни на лестнице, и, быстро оглядевшись, Леиф наклонил голову и прижал губы к ее шее. Ольга почти молча застонала и положила руку ему на голову.
– Тогда я приду к тебе незаметно. Ночью, – пробормотал он, щекоча ее кожу своим дыханием и бородой.
– Jah. Oh, jah.
Леиф отступил назад с улыбкой и поднес ее руку к губам.
– Не запирай сегодня дверь.
Потом он повернулся и оставил ее, а Ольга застыла на ступеньке, чувствуя, что дрожит.
Глава 6
Вали взревел и смахнул со стола на каменный пол чашки и свечи в подсвечниках. Вскочив со стула, он опрокинул и его на пол.
– Я устал от этих разговоров! Я хочу пойти на юг! Иван должен заплатить!
Они не ожидали нападения принца Ивана. Его владения были бедны и слабы, налетчики были намного сильнее. Они сосредоточили свои силы на севере, там, где правил Тумас, у которого была хорошо вооруженная армия и богатые земли, и который враждовал с Владимиром, но они не ожидали неприятностей зимой. Сидя в заметенном снегом замке они думали о зиме, как о главной беде. Постоянно патрулируя северные границы, они думали – и все еще ждали – что, когда погода станет чуть мягче, Тумас отправит к ним большое войско.
Они почти забыли об Иване. Тот послал совсем небольшую группу лазутчиков – и они принесли им смерть.
И теперь деревня была разрушена, погибло почти все поголовье скота, и они потеряли нескольких хороших людей, как из своего отряда, так и из деревенских.
Для Вали, однако, это дело было гораздо более личным. Его жена, правда, пришла в себя, но была сильно ранена и страдала, а его ребенок погиб. Леиф очень беспокоился, что его друг поедет к Ивану в одиночку, если это совещание не закончится решением, которое его устроит.
Но эта идея была безумием.
Леиф спокойно поднялся из-за стола.
– Ты не будешь отмщен, если мы проиграем, Вали. Никто из нас не будет. Мы уже достаточно потеряли – и если потеряем больше, потеряем все. Небольшая группа, о которой ты говоришь, может пробраться в замок Ивана, но наше нападение может побудить его заключить союз с Тумасом. А потом мы потеряем наших лучших бойцов и останемся один на один с врагами. Если это произойдет до прибытия кораблей, нам конец. Снег еще глубокий. Они не могут напасть на нас с серьезной армией так же, как и мы не можем нападать на них. Лучше дождаться оттепели и встретиться с Иваном лицом к лицу, прежде чем он объединится с Тумасом.
Вали снова взревел, на этот раз хлопнув кулаками по столу.
– Я буду действовать! Я не собираюсь просто сидеть здесь, пока он дышит, а мой сын – нет!
– Это дело важнее, чем твоя личная потеря, Вали. Вы с Леифом – наши лидеры, и вы должны думать обо всех нас, – заговорил, сидя рядом с Вали, Орм. Его голос был низким и спокойным, но Вали повернулся к нему так, будто он кричал.
В какой-то напряженный момент в комнате не было слышно ни звука, кроме дыхания мужчин и Астрид, которая тоже села с ними за длинным столом, чтобы обсудить планы возмездия.
Леиф ненавидел стол, на котором на золотом подносе когда-то стояла голова его сына. Ни разу он не сидел за этим столом и даже не проходил мимо него, не увидев этого зрелища снова – и каждый раз словно своими глазами. Он бы с радостью разрубил стол на куски и сжег, но это был единственный стол в замке, достаточно длинный, чтобы усадить всех, кто намерен был участвовать в их обсуждениях – в таких, как это.
Но для остальных стол был просто столом из дерева. И потому Леиф отодвигал прочь свою боль и часто сидел здесь, проводя собрания.
Вали тоже нужно было найти в себе эту силу.
Но, казалось, сейчас он ее не найдет. Бросив злой взгляд на Орма и Леифа, Вали повернулся, пнул перевернутый стул и выбежал из комнаты к лестнице, ведущей в комнату Бренны.
~oOo~
Благодаря Бренне разум наконец-то восторжествовал, и Вали успокоился. На следующий день после того, как он показал свой характер в зале, Вали пришел к Леифу с идеей, которой поделилась Бренна: заручиться помощью подданных Ивана, и тогда они смогут раздавить его даже с небольшим войском. Они встретятся с принцем лицом к лицу, отвлекая его внимание и внимание его армии к фронту, а потом его собственный народ окружит его и покажет ему истинную цену его власти.
Ольга родилась на земле Ивана, а ее семья – отец и два младших брата – все еще были подданными Ивана. Однажды ночью в своей комнате, лежа голой у Леифа на груди, она рассказала, что ее привезли к Владимиру в знак соглашения о перемирии. Не как раба, точно, но по прихоти. Иван послал ее в качестве работницы во владения Владимира, разлучив ее с семьей.
Она стала матерью своих братьев вскоре после рождения младшего, когда их мать умерла от лихорадки. За годы, прошедшие с тех пор, как она была вынуждена покинуть их, Ольга видела своих братьев всего несколько раз, а отца еще меньше.
Владимир подарил ее одному из своих офицеров. Именно этот человек надругался над ней, убил ее ребенка и лишил ее возможности иметь других детей.
Леиф чувствовал, что Ивану тоже есть, за что заплатить.
Ольга знала, как посланник может пробраться в деревню Ивана и к кому ему обратиться за помощью. Посланник вернулся с добрыми вестями: деревня была готова восстать вместе с налетчиками, до их ушей дошла история разгрома Владимира и союза налетчиков с его народом. Они доложили, что готовы и способны сражаться.
Леиф, Вали и остальные составили план. Хороший, как думал Леиф. Тот, который, если все пойдет хорошо, позволит Ольге воссоединиться с семьей.
Когда Вали озвучил идею Бренны, надеясь, что если они победят, то смогут объединить людей и ресурсы обоих замков, Леиф сразу увидел возможность вернуть Ольге ее семью.
Только через несколько часов, лежа с ней, пока она спала, он понял, что это будет их концом. Он знал, что она не покинет родину, если ее семья снова будет с ней.
Он не говорил ей пока, потому что не хотел слишком рано давать ей надежду. Осознавая свою потерю, Леиф решил ничего не говорить ей до тех пор, пока ее семья не вернется с ними после битвы. У них осталось мало времени, но он хотел быть с ней.
И теперь они были на пути к войне.
Их план не включал в себя все еще слабую после болезни Бренну Око Бога, но Вали только что помог ей слезть с каурого коня. Она захромала к лесу, выглядя бледной и вспотевшей. Они остановились в лесу, чтобы дать коням передышку перед нападением на замок Ивана.
В дни между формированием плана и его реализацией лето, наконец, начало побеждать зиму. Настоящая оттепель – Леиф надеялся, что это будет последняя оттепель перед весной – она, наконец, наступила, и большая часть высокого снежного покрова растаяла. С солнцем и теплым воздухом Бренна вернулась к жизни.
Она не была готова сражаться. Как она могла вообще думать, что готова? Прошло едва ли больше двух недель с тех пор, как она была ранена. И все же Леиф понял, почему она настаивала, и, видя, как она распрямила плечи, когда пошла к лесу, он понимал, что в битве она будет сильна. Возможно, она не будет такой сильной, как раньше, но будет храброй и решительной, и ее история в этот день будет продолжена. Даже если их победят, будет так.
И Вали и Леиф оставались рядом и дали ей возможность отомстить.
~oOo~
Шагая во главе передней группы, с Бренной и Вали, Леиф вытащил свой щит из-за спины и выдвинул его вперед. Он оставил свой меч в ножнах. Идущая рядом Бренна сделала то же самое. Вали, берсерк, который сражался иначе, чем они, обнажил грудь. У него не было щита и доспехов, но он так ловко владел топорами и своим телом, что больше ни в чем не нуждался. В этой битве ярость была лучшим доспехом, прочнее всех тех, что мог бы выковать для него кузнец.
У них были команды, готовые атаковать замок со всех сторон. Когда передняя группа вступит в бой с солдатами, жители деревни толпой переберутся через заднюю стену.
Налетчики приблизились, и ворота замка открылись с резким скрипом. Им навстречу вышел отряд. Воины встали в четкую шеренгу. Во главе их был всадник – их предводитель, судя по виду.
Он остановился, и солдаты тоже сразу же остановились. На эстландском языке он сказал:
– Я капитан стражи. По велению принца Ивана спрашиваю, зачем вы пришли к нам. Вы ему незнакомы, и вам здесь не рады. Если вы хотите союза, выберите посланника, и мы сопроводим его, чтобы договориться.
Теперь, почти свободно владея языком этой страны, Леиф понимал каждое слово.
Но они не искали союза. Они хотели убить Ивана и каждого, кто встал бы между ними. Леиф сделал заранее оговоренный жест рукой, и из-за его спины Кнут швырнул копье. Оно пронеслось между Леифом и Бренной и ударило, пронзив горло капитана охранников.
Налетчики спрыгнули со своих лошадей и прогнали их прочь от боя, а затем встретили солдат. Леиф взревел и взмахнул мечом, перерезав шею первого врага, которого он встретил. Он бросил тело в сторону и блокировал вторую атаку щитом.
Их намерение состояло в том, чтобы загнать солдат обратно в замок, чтобы забить их, пока другие группы штурмовали стены. Хотя налетчиков в одной передовой группе было меньше, чем солдат, баланс резко сместится, как только придет помощь. Поэтому они не сделали стену из щитов. Вместо этого они наскочили на солдат, оттеснив их тяжелыми щитами и мечами.
Леиф чувствовал Бренну, когда сражался, и Вали тоже. Он пообещал, что не оставит Деву-защитницу в бою. Не имея конкретного плана, он и Вали двигались в тандеме, удерживая Бренну между собой, прыгая между ней и лезвиями солдат, защищая ее с более открытых краев боя.
Леиф знал стиль борьбы Бренны; он тренировал ее и сражался рядом с ней в течение многих лет. Она предпочитала границы боя – место, которое позволяло ей свободно двигаться. Но она была не совсем здорова, и ее тактика увела бы ее от них. Поэтому, инстинктивно работая с Вали в паре, Леиф держал ее рядом, в центре.
Даже в какофонии битвы он не пропустил ее рычание разочарования.
Увидев, что солдат бросается прямо на нее, Леиф закричал и нырнул вперед. Он принял острие лезвия в грудь и почувствовал, как оно тонет между ребер, но лезвия Эстляндии были уже и легче, чем их собственные, и Леиф отпихнул нападавшего и воткнул в его грудь свой собственный меч. Он хмыкнул, когда удар загнал кончик лезвия еще глубже и сдвинул его вверх, но подождал, пока его меч вскроет живот солдата, легко разрезав броню, прежде чем выдернуть сломанный клинок из собственной груди.
Не было никакой боли, да ее и не было бы, не в гуще борьбы. Рука его была тверда, как и сердце. Так что Леиф продолжал сражаться, несмотря на травму. Увидев, что Бренна и Вали спорят в середине битвы – а затем Бренна спасает Вали от удара, Леиф ослабил свою бдительность. Они причиняли ей больше вреда, чем пользы, ведь Бренна тоже была наполнена праведной силой битвы. Она не была слабой. Не сейчас.
Поэтому Леиф повернулся и продолжил борьбу.
Запах и брызги крови разжигали ярость в его животе, и он чувствовал, как сила набухает в его мышцах. Это было то, для чего он был рожден, это было то, что он знал. Возможно, разум его был холоднее, а сердце горячее, чем у ярла или многих членов его клана, но он любил борьбу не меньше. Вид клинка, отражающего удар, нацеленный в грудь, вид меча, разрезающего тело солдата, который хотел ему навредить, брызги и струи вражеской крови на лице и руках, на груди – все это питало его голодную душу.
Здесь, на поле битвы, Леиф нашел баланс, о котором так много говорила Ольга, понял, как исцелить раны, которые нанесла ему судьба. Здесь он имел власть над непостоянной судьбой. Здесь он сделал выбор: жить или умереть, убить или быть убитым, стать победителем или побежденным.
Он будет жить и не будет побежден. Поэтому он взревел и продолжил бой.
~oOo~
Леиф обследовал место их победы.
Принц Иван спрятался в недрах своего ничтожного замка, но теперь кровь его впиталась в солому посреди двора. Все солдаты тоже были мертвы.
Они потеряли одиннадцать своих жителей и двух налетчиков. Потери среди жителей деревни Ивана, менее подготовленных и обученных, были больше, но Леиф еще не знал точно, скольких они лишились.
Вокруг него люди проверяли убитых и раненых, а Леиф пытался подсчитать тела жителей деревни.
Он увидел двух молодых людей с темными волосами, склонившихся над телом седого старика. Сломанный наконечник стрелы торчал из груди мертвеца. Он погиб в начале боя; их лучники сняли лучников Ивана еще в самом начале наступления. Должно быть, он был одним из первых жителей за стеной. Храбрый, наверняка один из лидеров.
Леиф пошел к мальчикам, еще безбородым и худым, невысокого роста. Старший из них встал и потянул младшего за собой, пока Леиф продвигался вперед. Две пары темно-карих глаз посмотрели на него, одна настороженно, а другая просто в удивлении.
– Я не причиню тебе вреда. Ты Антон? – спросил он старшего мальчика, который не ответил, но, казалось, удивился, что Леиф знает их язык. Он попытался снова. – Я друг Ольги, и я ищу ее семью.
Младший отмахнулся от руки брата и выступил вперед.
– Ольга? Она здесь?
Леиф подумал, что теперь у него есть ответ. И тело у его ног, скорее всего, принадлежало их отцу.
Отец Ольги. Его сердце сжалось.
Присев на корточки перед младшим из подростков, он спросил:
– Ты Калью?
Мальчик кивнул.
– Ольга здесь?
– Нет. Она в безопасности, но я приведу тебя к ней, – он обратил свое внимание на Антона. – Я Леиф, ее друг.
Антон неохотно кивнул, все еще подозрительно, затем показал на тело.
– Наш отец.
– Мне жаль. Я могу забрать его тело, и вы с Ольгой могли бы похоронить его по вашим обычаям
– Нет. Это и есть его дом. Он должен войти в землю среди священных деревьев, которые знал.
Мальчики не доверяли ему, но он не мог ничего сделать, поэтому просто кивнул и сказал, что готов сделать все возможное, чтобы помочь им похоронить отца.
И снова он спросил себя, что готовит судьба Ольге. И ему самому.
~oOo~
Леиф почти не обращал внимания на свою рану, пока они не вернулись в замок. Он ушел в свою комнату далеко за полночь. Там он снял сапоги и разделся, отложив поврежденный кожаный нагрудник и поморщившись, когда туника, прилипшая к ране, сорвала запекшуюся кровь.
Его грудь и бок были красными от крови, но сама рана была не так уж плоха. Она была длиной с палец и глубока – он видел мышцу в просвете, но кровь остановилась сама.
Рана прошла через старый шрам, который был гораздо более серьезной травмой, и который вполне мог положить конец его жизни. В том бою он искал пути в Вальгаллу с большей, чем обычно, безрассудной энергией. И все же он выжил.
Леиф подошел к умывальнику и намочил льняную ткань. Он хотел бы принять ванну, но пока все было неспокойно. Так что он обошелся чашей и тряпкой. Вытирая засохшую кровь со своей кожи, Леиф вспомнил об их возвращении в замок.
Прежде чем он успел добраться до замка, Бренна привела к Ольге ее братьев. Она обняла их, рыдая.
Никогда прежде он не видел Ольгу плачущей.
Он же вернулся к своей работе: покормил и обтер лошадь, проследил за оружием и снаряжением. Ольга устроила своих братьев и отправила женщин в замок, а затем занялась лечением раненых. С тех пор он почти ее не видел.
В ране снова выступила свежая кровь, поэтому, помывшись, он сложил ткань в несколько слоев и прижал к сердцу, а затем сел в кресло у очага.
С тех пор, как они с Ольгой впервые стали близки, он провел в этой комнате всего одну ночь. Здесь было намного удобнее, чем у нее, с кроватью, на которой он мог вытянуть ноги, но теперь было одиноко и холодно, даже с горящим огнем.
Дверь за ним открылась, хотя стука не было. Леиф повернулся в кресле.
Ольга закрыла дверь и подошла к нему. Час был поздний, и она была одета только в спальный халат и шерстяную шаль. Ее прекрасные волосы были распущены, темные волны ниспадали на ее стройное тело.
Она была прекрасна. Всегда такая красивая.
Он поднялся. Она никогда не приходила к нему сюда. Они согласились хранить в секрете их ночи в маленькой комнате рядом с кухней. Вдоль коридора были жилые комнаты, и ее, скорее всего, заметили… если не заметили еще раньше.
– Ольга.
Поднявшись, он прижал руку к груди, и она нахмурилась, глядя на рану.
– Тебе больно, – она подошла и положила на него руку, слегка сжимая пальцы чуть ниже пореза.
Он подавил желание поморщиться от ощущения пальцев на болящей плоти.
– Не очень.
– Рану надо лечить. Я принесу немного лечебной пасты.
Она повернулась, но он схватил ее за руку – такую гибкую и хрупкую в его неуклюжей руке – и снова потянул ее. Она была здесь, и он не хотел, чтобы она ушла. Она еще долго не сможет быть с ним.
– Нет. Со мной все в порядке.
– Леиф...
– Ты здесь, и я хочу, чтобы ты осталась.
Она улыбнулась и смягчилась.
– Тогда позволь мне хотя бы перевязать ее.
Кивнув, Ольга толкнула его в кресло, подошла к сундуку и вернулась со стопкой ткани. Свернув ткань так, чтобы над раной был небольшой предохраняющий слой, она обмотала ткань вокруг его груди и спросила:
– Почему ты не пришел ко мне сегодня вечером?
– Я думал, ты будешь со своими братьями. Все нормально?
– Jah. Они спят. Они были истощены, но остались целы и невредимы. Спасибо, что привел их ко мне.
Не вся ее семья вернулась к ней.
– Я сожалею о твоем отце.
Она остановилась и встретила его взгляд. Тихое удовлетворение, которое наполняло ее глаза, немного отступило, и печаль заполнила пустоту.
– Как и я. Но я знаю, что он был счастлив уйти так. Ему было одиноко без мамы, – Леиф вздохнул, и лоб Ольги нахмурился от беспокойства. – Твоя рана болит.
Тогда он понял, что Ольга не думала об их будущем. Она была охвачена счастьем от того, что ее братья с ней, Леиф и ее друзья вернулись победителями, и даже смерть ее отца не сильно омрачила это блаженство.
Ей не пришло в голову, что ее братья изменят ее намерение покинуть дом и поехать с ним, и что они двое окажутся в разлуке, вероятно, навсегда.
Или, возможно, нет. Леиф подумал, что ее братья могут присоединиться к ним. Он сделает все, что может, чтобы помочь им в Гетланде. Они были маленькими и тощими юношами, похожими больше на мальчиков, но он научился не недооценивать силу духа Эстландии. Калью был по возрасту близок к Эйнару. Они могут не быть налетчиками, но могут научиться ремеслу или торговле. Или он мог бы дать им землю. Если они согласятся, он заберет их всех.
Леиф был уверен, что Эйк позволит; он никогда раньше не просил ярла о личном. Можно было бы доказать, что он должен ему одолжение или два.
На сердце Леифа стало легче. Когда Ольга закончила с повязкой, он схватил ее за руку и прижал костяшки пальцев к губам.
– Нет. Боли нет. Только желание.
Понимая, чего он хочет, Ольга нахмурилась, поведя бровью в сторону его груди.
– Если будешь напрягаться, пойдет кровь.
Он усмехнулся.
– Тогда будешь напрягаться ты.
Свет от очага танцевал в ее глазах, когда она сжала пальцы на его руке и отступила, побуждая его встать. Он подчинился. Она не смогла бы даже сдвинуть его с места, если бы он не захотел, но Леифу нравилось такое подчинение, и он позволил отвести себя к кровати.
Встав у кровати, Ольга опустила руку и взялась за пояс его бриджей, стягивая их с его бедер. Она присела, и он отпихнул бриджи прочь.
Они и раньше раздевались, но это был первый раз, когда Ольге принадлежал полный контроль, и он подчинялся ей. Она была у его ног – но контролировала его – и это было необычно.
Ольга провела длинными гибкими пальцами по его покрытым синяками ногам. Сражаясь сегодня, Леиф получил несколько ударов щитом по бедрам, и вдобавок ударил себя сам, блокируя нападение, которое заметил слишком поздно.
– Это не причиняет тебе боль? – спросила она, поглаживая его кожу.
– Да. Но эту боль я хорошо знаю. Она не имеет значения, – он пульсировал перед ней. Эта боль мучила его больше.
Она подняла глаза.
– В тебе так много силы.
– И в тебе. Ольга… поднимайся.
Вместо этого она улыбнулась и схватила его в руку. Леиф застонал от прикосновения ее мягкой ладони – она была такой мягкой; как она могла быть такой мягкой, когда она так много работала, прошла через такое? – и бедра дернулись вперед, а ее ладони скользнули вверх и вниз по его длине.
Потом она поцеловала кончик. Она никогда не делала этого раньше, и он никогда не спрашивал. Он всегда относился к Ольге с осторожностью, позволяя ей говорить ему, чего она хочет, как ей нравится. Он никогда не спрашивал о том, как это было у Ольги с ее мужем или другим мужчиной, и он не чувствовал, что ему это нужно. Он видел в своей жизни достаточно, чтобы знать, как часто говорила Ольга, порядок вещей.
Когда она легко обхватила губами головку, Леиф дернулся от ощущения, более острого, чем лезвие ножа, и простонал ее имя, и на этот раз она встала. Леиф готов был умолять ее вернуться, когда она положила руки ему на живот. По ее мягкому требованию он сделал шаг назад и сел на кровать.
Она встала между его ног и наклонила голову, чтобы поцеловать его, ее руки крепко обхватили его лицо, пальцы сжались в его бороде и слегка потянули. Ее волосы упали вокруг, удерживая их в полутьме и наполняя интимное пространство своим ароматом.
Он обхватил руками ее бедра и ответил на поцелуй, позволив маленькому язычку Ольги вести их танец. Сердце колотилось, кровь стучала, рана ныла.
Ее запах, вкус, ощущение.
О, как он любил ее.
Леиф любил свою жену. Не сразу, как они поженились, но Эйк хорошо подобрал ему пару, и они, возможно, влюбились бы друг в друга в любом случае. Они поженились до того, как узнали друг друга, сразу после того, как их обоих признали совершеннолетними. Они понравились друг другу сразу. Любовь пришла к ним после, и Леиф был счастлив по-настоящему к тому времени, когда Торил носила их первого ребенка.
Сначала его любовь к Торил была похожа на дружбу. Они научились быть супругами и повзрослели, и между ними образовалась сильная связь.
Она была сильной женщиной своего народа. Хорошая жена, хорошая мать, хороший помощник. Когда они начали терять своих детей, любовь Леифа к жене, а ее к нему стала чем-то другим. Потери сломали ее, ослабили. Ее любовь превратилась в желание утешения, а он стал этим утешителем. Он обратил свое горе внутрь себя, чтобы найти в себе силы увидеть Торил через ее душу.
И понял, что чувство вины постоянно сопутствует скорби.
Только вот Леиф не был уверен, что знает, как скорбеть не в одиночку.
Любовь к Ольге была другой. Она не была похожа на Торил; его жена была высокой и крепкой, как большая часть их народа. Как и сам Леиф. И все-таки Ольга не казалась слишком чужой. Она была тихой женщиной, сильной, понимающей свою роль.
Но в глубине души она и Торил были совершенно разными. Утрата и горе, испытания и скорби, казалось, делали Ольгу сильнее, а не слабее – как железо, выкованное в огне. Позвоночник не сломался под тяжестью, он согнулся и научился переносить вес. Ее спина, такая узкая, что он мог накрыть ее одной рукой, удерживала силу духа целого отряда свирепых воинов.
Его любовь к ней была основана на этой силе. Он хотел забрать ее домой в Гетланд, взять с собой ее братьев – братьев, которые годились ему в сыновья, – и создать семью. Он хотел этого так сильно.
Он застонал ей в губы, а она легко засмеялась и отстранилась. Посмотрев на него, Ольга толкнула его в грудь, и он лег на спину, опустившись на кровать.
Ольга, все еще одетая в спальное платье, заползла на кровать и поднялась над ним, упершись коленями ему в бедра. Это они хорошо знали. Он был слишком большим для ее тела; она не могла принять его полностью, и они нашли способ быть вместе, теряться друг в друге без боли.
Ей нравилось быть сверху, контролировать себя, хотя бы поначалу. Ольга обнаружила, что если опираться на его бедра, она может сама определять для себя, сколько может принять. А Леиф понял, что так получает еще больше удовольствия.
Но в конце она хотела, чтобы он был сверху. Леифу это тоже нравилось. Трудно было быть пассивным, пока Ольга приходила к своему оргазму. Зрелище ее экстаза могло свести с ума любого мужчину.
Однако сейчас в ее взгляде было что-то другое. В ее глазах. Не отрывая от него взгляда, она ослабила ленту на шее платья и стянула его через голову, обнажая свое чудесное тело. Она была худенькая, с изящной фигурой, тонкой талией и маленькой круглой грудью с крошечными темными точками сосков. Холмик ее естества был покрыт темными кудряшками, а остальное тело было почти безволосым.
Тело Ольги было покрыто шрамами, но и они делали ее красивой, заставляли ее силу сиять на лунно-бледной коже.
Что Леиф больше всего любил в ее фигуре, так это ключицы: эти идеальные, изящные арки в верхней части груди. Часто, когда они были вот так одни, он проводил пальцем по их изящным очертаниям.
Он сделал это сейчас, и Ольга улыбнулась ему таинственной ухмылкой. Она поднялась и ухватила его, удерживая, чтобы он мог скользнуть в нее.
Она была шелковисто-влажной, и Леиф застонал, когда ее красивое тело приняло его, ее самая чувствительная плоть заскользила по его плоти. Он закрыл глаза, чтобы сосредоточиться только на этом – идеальном жаре ее самых интимных объятий.
– Открой глаза, Леиф.
Улыбаясь, он сделал, как ему было велено. Затем она совершенно шокировала его. Как только ее бедра начали двигаться, она подняла руки и обхватила себя за грудь. Ольга никогда прежде не прикасалась к себе, но теперь на ее лице вспыхнула улыбка, а пальцы сжали вершинки грудей, играя с ними.
Он убрал руки с ее бедер, желая присоединиться к ней, почувствовать, как ее руки двигаются по ее собственному телу, но она покачала головой.
– Сегодня напрягаюсь я, jah? – спросила она.
Леиф услышал намек на напряжение в ее словах и понял, что она сама возбуждена. Боги. Видеть ее, знать, что она чувствует, что она доставляет себе удовольствие – и Ольга знала, что то, что она делает, тоже доставляло ему большое удовольствие… Леиф изо всех сил пытался контролировать отчаянную нужду своего тела. Он был почти болен от желания, от необходимости двигаться вместе с ней, наполнять ее, но каждое его движение встречало сопротивление. Она хотела, чтобы он ей уступил.
Так что он лежал и смотрел на нее, и мучился сладкой мукой невероятных ощущений.
Он был почти на грани к моменту, когда она оставила игру в соблазнение и полностью сосредоточилась внутри себя, на своей собственной потребности в освобождении. Он любил этот момент, когда ее глаза и разум теряли фокус, а тело обретало его, когда каждая ее часть двигалась к одной цели.
Она зажмурилась и свела брови. Зубы прикусили губу. Руки опустились с груди на предплечья Леифа. Ее дыхание стало громким и резким, и бедра набрали новый ритм, быстрый и не такой глубокий.
Улучив момент, когда собственное желание стало невыносимым, Леиф сел и обнял ее. Он вонзился в нее на всю длину, и они оба ахнули. Глаза Ольги распахнулись, и Леиф посмотрел на нее.
– Оставайся со мной, – сказал он, слыша в своем голосе намек на отчаянную тоску. – Посмотри на меня. Ольга, послушай меня. Ma armastan sind. Armastan sind kogu südamest.
Она замерла в его объятьях, и Леиф был готов застонать – он был так близко. Она была так близко. И все же его слова заставили ее замереть.
Он надеялся, что правильно их произнес. Он хотел использовать ее родной язык, чтобы впервые сказать ей, что любит ее, и он знал эти слова. Но второе предложение: я люблю тебя всем сердцем – он мог только надеяться, что он не пропустил ни слова или звука и не сказал вместо этого что-то ужасное.
Затем она улыбнулась и запустила пальцы в его волосы, чуть болезненное потягивание сказало ему, что кровь из волос он вымыл не до конца. В его жизни так и было – война и кровь, любовь и секс, жизнь и смерть смешались в равной мере.
– Ja ma armastan sind. Ma ei suuda sinuta elada.
Он не думал, что это буквально правда, что она не может жить без него. Она была слишком сильна, чтобы сломаться под любым давлением. Но он верил чувствам, стоящим за этими словами, и он верил, что она любит его так же, как он любит ее. И он верил, что они будут вместе, что она и ее братья будут с ним. Они поедут с ним, и она будет его женой в Гетланде.
Его сердце познает исцеление, как и ее. Леиф позаботится о том, чтобы ее жизнь была спокойной и мирной.
Глядя друг другу в глаза, они нашли свой ритм и пришли к освобождению вместе.
Глава 7
Они больше не были мальчиками, ее братья.
Шестнадцатилетний Антон был на целую голову выше Ольги. Его плечи стали широкими и крепкими, и под носом уже пробивались светлые усы. Даже Калью был выше, чем она, хотя ненамного, подбородок стал тверже, нос – шире, и он уже тоже не был похож на ребенка, которого она знала.
Ольга была опечалена, узнав о смерти их отца, но он погиб в бою, и она знала, что он был рад умереть так. С тех пор, как ушла в землю их мать, он не знал радости.
Горе, которое точило ее сердце, смягчилось от этого осознания. Ее братья были правы, похоронив его в земле, которую он знал, дома. Это был дом, полный несчастий, но все же.
В Калью еще было много от мальчика. Он удивлялся всему, что видел в замке и за его пределами. Повсюду гиганты-налетчики с заплетенными волосами и бородами, тяжелыми мечами и щитами, каменно-серая роскошь замка, настолько отличающаяся и превосходящая все, что они знали раньше, обилие еды и питья, тепла и хорошего настроения – младший брат Ольги был впечатлен всем этим.
Антон не был таким, как Калью. Он по большей части молчал, смотрел на налетчиков с подозрением и на каждом шагу пытался сдерживать рвение Калью. Ольга думала, что Антон подозревает даже ее. Она обнаружила, что он пристально смотрит на нее, когда она говорит или смеется со своими друзьями. Но его самое большое подозрение, казалось, было сосредоточено на Леифе.
Годы, что прошли в разлуке, отдалили ее и Антона друг от друга. Он сильно изменился, и она не знала его так, как раньше. Она думала, что тоже изменилась. Таков был ход вещей: волны жизни сдвигали пески, сглаживали одни берега и создавали другие.
Но Калью все еще был Калью, несмотря на то, что становился мужчиной. Ольга верила, что это заслуга Антона. Он защищал их младшего брата, и это позволило Калью сохранить невинность. Однако его собственная невинность, казалось, давно исчезла. Он больше не был дерзким мальчишкой.
Ольга попросила Леифа держать их связь в секрете, пока Антон не привыкнет.
Когда она попросила его об этом, они как раз гуляли вместе за стенами замка по тропинке, отороченной свежей зеленью первых дней лета. Он посмотрел на голубое небо западного горизонта, где лежало море, и вздохнул, но согласился.
