Текст книги "Исцеление сердца (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен Фанетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Он не ожидал вопроса, и пришлось сделать глубокий вдох, чтобы ответить.
– Да. Она тоже больше не мой друг.
– Мне жаль.
– Да?
– Да. Жаль ее. Я понимаю ее.
– Понимаешь?
– Наверняка. Нас бросили на смерть, Леиф. Мы тонули в огне и крови и едва не утонули в море. Мы знали только, что Эйк забрал Бренну и убил наших людей, и что ты помогал ему. И мы видели, как всё, что мы построили, обратилось в ничто. Мы плыли через суровое море, чтобы отомстить тебе и другим. Бренна говорит, я не понимаю, и она права. Но она тоже не понимает. И ты не понимаешь. Я бы простил, если бы мог, Леиф. Я помню о нашей дружбе и скучаю по тем временам. Я помню, как ты позаботился о моем сыне, пока я сидел с Бренной. Я помню, что ты рассказывал мне о том, что Эйк для нее – угроза, и помню, что я не придал этому значения. Возможно, если бы я отнесся к твоему предупреждению более серьезно, мы были бы готовы к тому, что он сделал. Я вижу в этом и свою вину. Я помню, что ты был моим добрым другом.
Вали замолчал и посмотрел в сторону темного моря.
– Но я гляжу на Бренну и вижу ее спину и ее шею, и шрамы на ее теле. И я не могу вспомнить, каково это – быть твоим другом.
Почему они пришли сюда, чтобы повторить то, что уже сказано, Леиф не знал. Он сожалел о том, что приплыл в Карлсу. Планы на поход – это одно, а открытая рана на сердце, рана, которая уже начала затягиваться, – другое. Он мог бы послать Астрид. Он устал, у него болела душа. Он хотел домой.
– Ну, хорошо. Союзники не всегда означает друзья.
Вали выглядел огорченным, и Леифу стало чуть легче.
– Я верю, что ты не предал нас намеренно. Я верю, что твои намерения были благими. Но я не понимаю, почему ты решил, что это – верное решение. Не могу простить то, что ты позволил этому случиться.
– Я не могу объяснить лучше, чем уже объяснил, то, что сделал. Не стану, – Леиф поднялся. – Итак, я отплываю утром и начну подготовку, а потом, летом, мы отправимся в поход вместе. Больше видеться нам незачем.
~oOo~
Когда следующим утром корабль отплыл от берега, Леиф стоял на корме и смотрел на берег. Он попрощался с теми немногими, кто считал его другом, крепко обнял Бренну.
Но он хотел увидеть в толпе Ольгу, хотел в последний раз отыскать в толпе ее темные большие глаза.
Ее не было.
Он уже сдался и хотел отвернуться, когда заметил ее, стоящую поодаль от толпы, возле одного из притулившихся на берегу домиков. Темные волосы были растрепаны и развевались на ветру, как флаг. Он поднял руку в прощании. Она не возвратила жеста.
Леиф опустил руку, но не смог заставить себя отвернуться, и все смотрел и смотрел на нее. И она тоже стояла там, на берегу, и их взгляды не отрывались друг от друга, пока берег не скрылся за горизонтом.
ЧАСТЬ 3. ВОЗДУХ
Глава 17
Ольга ошиблась, решив, что близость с Леифом поможет изгнать тьму из ее души. Она изгнала гнев и ненависть – да, но без этих стражей ее сердце снова наполнилось любовью и чувством потери.
Она словно падала в темную бездну, и когда корабль Леифа исчез за горизонтом, все, что осталось ей, – это усталость и боль. Ее тело теперь словно было сделано из боли.
Через два месяца Карлса начала готовиться к празднику зимнего солнцестояния, но Ольга лучше бы провела всю зиму в тишине и одиночестве. Если бы не улыбающееся лицо Фриды, появляющейся каждый день, чтобы начать работу, возможно, она бы так и сделала.
В это время года Ольге было гораздо труднее здесь, в Карлсе, чем на родине. Здесь бывали дни без солнца вообще, только ясное небо свидетельствовало о том, что уже полдень. Тьма давила на ее, как будто небо было сделано из свинца.
Когда приблизилось солнцестояние, и солнце полностью их покинуло, Ольга начала все глубже и глубже погружаться в отчаяние, и ее тело тоже начало сдавать. Казалось, внутри все отказывалось жить. Она заболела так сильно, что не могла даже удерживать пищу, а работа по изготовлению самых обычных лекарств – мази от ран, чая против морской болезни, припарки для торговцев, страдающих одышкой – все стало вызывать отвращение. В последнее время она просто сидела и наблюдала за Фридой, чье мастерство достигло такой степени, что она мало нуждалась в обучении.
Фрида была центром сплетен в городе в последнее время, так как была уже много месяцев замужем и до сих пор не ждала ребенка. Ольга знала причину: Фрида заставила Якоба проливать семя на их постель. Она утверждала, что еще не готова стать матерью. Сначала она хотела закончить обучение.
Сплетни или нет, но Ольга гордилась. Фрида была молодой женщиной, которая имела свое мнение.
В день солнцестояния в городе началось празднование, которое могло длиться днями. В то утро – неуместное понятие в ночном мире – Ольга выползла из своей постели, кое-как одевшись в полутьме, и направилась в зал, где Бренна попросила ее присоединиться к женщинам, готовящим зал к празднику. Она чувствовала усталость и тошноту, и яркое свечение сотен свечей, ревущий огонь и счастливая болтовня женщин едва не заставили ее сбежать в безопасное уединение дома.
Но Дагмар, мать Бренны, увидела ее и сразу же подошла. Она обхватила Ольгу рукой за талию.
– Проходи же. У нас сегодня горячая еда и хорошее настроение. Сегодня – начало новой надежды.
В мире Ольги все было почти то же самое, хотя у них не было богов, требующих смерти без какой-либо цели, кроме самой смерти. Зимнее солнцестояние ознаменовало самый мрачный и темный день в году, тем самым положив начало светлым дням. Каждый день до летнего солнцестояния был бы немного ярче предыдущего. Свет вернется. Новая жизнь поднимется вверх. Тьма станет светом. Смерть станет жизнью. Лед превратится в огонь.
Равновесие.
~oOo~
Не чувствуя аппетита, Ольга тихо сидела и слушала счастливую болтовню вокруг, пользуясь случаем, чтобы поиграть с маленькой Сольвейг, которой уже исполнилось полгода. Она была счастливым и ласковым ребенком, ее любили все женщины. Девочка переходила из руки в руки, лопоча и хватая все, до чего могла дотянуться.
Любимая кошка Бренны, королева Лофн, названная в честь какой-то богини, оставалась рядом с малышкой весь день. Она была огромной – доставала Ольге почти до колен, а ее длинный густой мех был цвета утреннего тумана. Признав в Сольвейг свою хозяйку, кошка сидела рядом с ней и наблюдала за окружающими царственным взглядом зеленых глаз. Когда Сольвейг дергала за пушистое ухо или хваталась за длинный мех, Лофн просто поворачивалась и лизала ее, пока та не отпускала.
Ольга не могла отвести взгляда от Лофн. У этой кошки, казалось, было то, что она сама потеряла: способность жить в мире, принимая его таким, какой он есть.
Но Ольга училась притворяться. Она помогла украсить гирляндой благоухающие сосновые ветви и, когда ей стало немного лучше, вышла и помогла повесить свертки с едой, ленты и маленькие резные деревянные фигурки на массивных соснах по обе стороны от входа в большой зал. Жители Карлсы верили, что на деревьях живут духи, но глубокий холод и тьма прогнали их прочь. Подарки должны были позвать их домой и принести с собой тепло.
Для Ольги деревья, увешанные маленькими свертками и фигурками, были красивыми, и этого было достаточно, чтобы согреть ее сердце.
В полдень двое мужчин затащили огромного кабана на отведенное место перед домом, и Вали вошел в круг своего народа. День был таким же темным, как самая глубокая ночь, и вокруг было зажжено много факелов.
Занеся меч над визжащим кабаном, Вали заговорил:
– Сунну родила Соль после того, как ее проглотил волк. Когда волк умрет, она пойдет путями своей матери. Мы отдаем ей этого кабана, чтобы он помог ей на ее пути (прим. Сунна (Суль или Соль) – богиня солнца в скандинавской мифологии. Согласно легендам, у одного мужчины родились сын и дочь, которых он назвал за их красоту Солнце и Луна. Боги разгневались за такую гордыню на этого мужчину и превратили дочь (Соль) и сына в возниц, которые должны править колесницами, везущими солнце и луну по небу, и приставили за колесницами волков, которые будут их преследовать до самого конца света (Рагнарока). Вали говорит о событиях Рагнарока, когда, по легенде, волки проглотят солнце и луну и наступит тьма, но затем дети солнца и луны взойдут на небо, и мир возродится).
Ольга не знала, что это значит, но он сказал то же самое годом ранее. Вали наклонился и перерезал мечом горло кабана. Чаша на земле заполнилась кровью. Ольга отвернулась. Вид крови заставил ее почувствовать дурноту, да и было жаль убитого кабана.
~oOo~
Большая часть празднования солнцестояния, как любого другого празднования среди ее нового народа, состояла из распития медовухи. Мужчины и женщины снова и снова возносили тосты за богов, и прежде чем праздник закончился, люди начали собираться в пьяные толпы. Те, кто все еще праздновал, не обратили на это особого внимания; они продолжали петь и пить, и кричать, и Ольга ускользнула бы в тишину своего дома, если бы не сидела с Якобом и Фридой, которые бы огорчились, если бы она ушла.
Якоб тоже напился и пел вместе со всеми, несмотря на то, что знал лишь несколько слов. Когда одна песня закончилась воплем, его голос сорвался, и он начал кашлять. Сначала это был просто быстрый кашель, как будто он что-то вдохнул, но затем спазмы стали мучительными, и слезы потекли у парня из глаз. Фрида и Ольга помогли ему сесть, а Фрида наполнила чашку медовухой и уговорила мужа выпить и смыть то, что раздражало горло.
Наконец кашель прекратился, и Якоб изобразил улыбку.
– Я в порядке, – выдохнул он, голос у него был грубый, как шелуха коры. – Все хорошо.
Ольга улыбнулась в ответ и убрала темные кудри со лба своего воспитанника. Он был горячим, но это не был жар от песен и вина. Это был сухой жар болезни. Она поймала взгляд Фриды.
– Это не так. Ты болен. Давай отведем тебя домой спать.
Якоб начал трясти головой, возражая, но Фрида хлопнула мужа по плечу.
– Не глупи, Яки. Если ты болен, то начнешь лечиться и быстрее поправишься, – она положила руку на лоб мужа, как это сделала Ольга. – Ты слишком горячий. Мы уходим.
Якоб нагнулся, чтобы встать, и его снова пронял кашель, и теперь, откашлявшись, он не стал спорить и покорно вышел из зала вместе с ними.
Когда Ольга оглянулась, чтобы закрыть дверь, песня закончилась, и в этот момент тишины она поняла, что слышит в зале что-то еще.
Отовсюду доносился кашель.
~oOo~
– Я считаю, что болезнь передается через дыхание. Это самая опасная из всех болезней, потому ее так трудно сдерживать. Уксус не помогает. Я пытаюсь придумать что-то еще, но сейчас зима, и у меня есть только травы, которые я высушила летом.
Ольгу охватила усталость, и она положила голову на руки, сидя за столом рядом с Вали и Бренной. Они пришли к ней, чтобы понять, что случилось с их городом.
Через четыре дня после солнцестояния уже более пятидесяти человек лежали на лежаках на полу большого зала, почти каждый – тяжело болен. Шестеро уже умерли.
В Карлсу пришла чума.
Якоб и Фрида были среди больных. И Бьярке тоже. До сих пор Ольга оставалась здоровой – или такой же, какой она была до того, как болезнь захватила город. Она, Дагмар и несколько служанок из зала ухаживали за больными.
Ольга никогда раньше не видела такого. Скорость, с которой развивалась болезнь, кашель, головная боль, потеря сознания – нет, такую болезнь Ольга не знала и не понимала, как с ней бороться.
Вали повернулся к Бренне.
– Вы с Сольвейг должны держаться подальше от дома. Насколько это возможно. Иди к Эсе.
– К провидице? Вали, нет!
Он обхватил руками ее лицо.
– Она живет достаточно далеко от города, но достаточно близко, чтобы я знал, что ты в безопасности. Все не так, как когда ты была девочкой, и ты это знаешь. Нужно уйти туда, где ты и наша дочь будете вдали от этой болезни.
– А ты? – в голосе Бренны звенела решимость.
– Я ярл. Ты знаешь, что я должен остаться.
Больше Бренна не протестовала, хотя Ольга видела муку в ее глазах. Она кормила дочь и не могла позволить себе заболеть, а потому ничем не могла помочь. Вали был прав – он не мог бросить свой народ. Он был хорошим ярлом и хорошим человеком. Если он заболеет, то умрет вместе с ними, но не оставит их.
Когда Вали и Бренна уже готовы были уходить, Ольга встала, чтобы проводить их до двери. Комната тяжело качнулась, и она упала обратно в кресло. Вали сразу присел рядом и положил свою огромную руку ей на щеку.
– Ты холодна. Это хорошо. Но ты себя неважно чувствуешь?
Она убрала его руку, положила к себе на колени и удержала там. Бренна подошла с другой стороны и смотрела на нее с суровым беспокойством.
– Я совсем не больна. Просто устала. Я не очень-то хорошо сплю, – она посмотрела на Бренну. – Тебе это известно. Но я не чувствую себя больной. Болезнь – в дыхании.
Она глубоко, ясно вздохнула и улыбнулась.
– Я не болею.
Бренн посмотрела на мужа.
– Вали, иди к моей матери и собери Сольвейг. Я скоро приду.
Вали перевел взгляд с одной женщины на другую, потом кивнул и встал.
– Не медли, – он поцеловал Ольгу в щеку, жену – в губы и ушел.
Когда он ушел, Бренна повернулась к Ольге.
– Когда Леиф был здесь, вы с ним спали?
Ольга моргнула, удивленная вопросом, но не его прямотой. Бренна всегда была прямолинейной. Когда она попыталась решить, сколько рассказать подруге, ее осенило понимание.
– Бренна, нет. Я не могу быть беременна. Я... я не могу иметь детей. Ты это знаешь, – за время своей дружбы они часто и откровенно говорили о своей жизни. Никто не знал Ольгу так хорошо, как Бренна.
– А ты уверена, что это правда?
– Я не смогла понести с тех пор, как была беременна сыном. Много лет назад. Да, я уверена. Это все из-за… я чувствую грусть и усталость, а еще мне надо работать и ухаживать за больными. Я отдохну и вернусь в дом, и все будет хорошо.
Выражение лица Бренны смягчилось, она положила руку на плечо Ольги и нежно сжала.
– Но у Леифа было много детей от его жены. Семь детей. Возможно, его семя сильнее, чем у твоего мужа.
– Мы были вместе в Эстландии с момента нападения Ивана до самого... конца, и я не понесла. Я бесплодна.
Эта тема грызла сердце Ольги, и она хотела покончить с разговором поскорее.
Но Бренна упорствовала.
– У тебя была кровь?
Да, крови не было, но у нее все шло вразнобой с тех пор, как пришла зима. Мысль была одновременно и заманчивой, и сокрушительно болезненной, но это было невозможно.
– Нет, Бренна. Мое чрево мертво. В нем ничего не может расти. Я целительница и повитуха, и я знаю.
Бренна убрала руку с ее плеча, наклонилась вперед и положила руку на живот.
– Тогда, наверное, тебя надуло воздухом, мой друг. Потому что ты не ешь, но у тебя вырос живот. Ты должна пойти со мной к Оили. Здесь слишком опасно для тебя.
Ольга оттолкнула руку Бренны и положила обе руки на живот. Да, он стал чуть больше, но она могла назвать несколько причин, гораздо более вероятных, чем беременность.
– Нет. Ты ошибаешься, и я нужна здесь.
Две женщины долго смотрели друг на друга, пока Бренна не кивнула.
– Ну, хорошо. Если ты точно уверена.
– Уверена.
~oOo~
Фрида и Якоб лежали рядом друг с другом на полу длинного дома. Ольга опустилась на колени между ними и влила несколько капель нового лекарства в рот Якоба. Губы юноши стали совсем синими и сухими.
Со дня солнцестояния прошло больше недели. Умерших было уже около тридцати, и почти сотня болела. Якоб, один из первых заболевших, пока был жив.
Но ему осталось недолго, Ольга знала. Кожа приобрела ровный серый оттенок и стала холодной, а глаза, которые он не открывал вот уже несколько дней, казались запавшими.
Его кашель стал слабее, но не потому, что он выздоравливал. Якоб потерял силы кашлять. Теперь, когда начинался приступ, он просто слабо кряхтел, пока кто-то не подбегал к нему и не переворачивал на бок.
Фрида начала лечиться раньше и сражалась изо всех сил. Она хрипела на подстилке рядом с мужем, из ее глаз и носа тек гной. В некоторых случаях от гноя глаза у больных вообще не могли открываться. Когда Ольга дала Якобу все, что было в ее силах, она повернулась, усадила Фриду и прижала голову девушки к плечу, чтобы вытереть гной.
В организме Фриды все еще бушевала лихорадка, но за последние десять дней Ольга заметила, что те, у кого был сильный жар, часто начинали выздоравливать, как будто жара сжигала чуму. Сначала заметив это, она подумала, что лихорадка проходит, но потом от жара умерли сразу четверо. Она не могла понять эту болезнь.
Каждый третий из заболевших выздоровел или выздоравливал, в том числе и Фрида. Но до сих пор почти каждый третий умирал – некоторые молниеносно, а другие долго, как Якоб. Остальные мучились, и она не могла сказать, какова их судьба. И каждый день приходили новые больные, вползали или оказывались принесены на носилках в большой зал. Болезнь косила город, как банда налетчиков.
Орм и Бьярке. Рикке и Эльфа, которые ухаживали за остальными. У них у всех теперь были подстилки в зале. Ханс был среди тех, кого смерть взяла быстро. Что бы это ни было, оно питалось слабыми и сильными, молодыми и старыми. Младенцами в пеленках.
Ольга, Дагмар и Холмфрид оставались на ногах, несмотря на время, которое они проводили среди больных. Вали, Яан и Георг были пока здоровы, несмотря на то, что хоронили тела.
Вали и некоторые из мужчин копали могилы глубоко в замерзшей земле, чтобы схоронить всех мертвых. И теперь они готовили ритуал кровавого жертвоприношения, прося милости богов. Ольга не стала вмешиваться в их дела и попыталась понять болезнь сама.
– Он меня оставляет, – выдохнула Фрида.
– Тише, kullake, тише.
Девушка покачала головой.
– Я чувствую. Я должна была позволить ему сделать мне ребенка.
Ольга закрыла глаза. С тех пор, как Бренна высказала свою идею неделей ранее, это не покидало ее разум. Она знала, что бесплодна, и мысль о том, что она может забеременеть, была не более чем новым страданием в коллекции уже имеющихся.
– Если бы у тебя внутри был ребенок, он бы тоже заболел.
Фрида закашляла, и Ольга поддержала ее и потерла ее спину.
– Но я не собираюсь умирать. Я чувствую. Мое тело победило чуму, – она молчала, глядя на неподвижное тело своего молодого мужа. – А его – нет. И у меня не будет ничего от моего Яки.
– Тсс. Тсс, – Ольга гладила девушку по волосам, но не могла выразить словами печаль в сердце. – Тсс.
~oOo~
Якоб умер той же ночью, когда Ольга пошла к себе домой, чтобы сделать новую порцию бальзама от кашля. Когда она вернулась, Фрида лежала рядом с Якобом, держа его холодную руку, ее голова покоилась на его жесткой груди.
Вали сам вынес тело юноши, а Ольга последовала за ним. Фрида, все еще мучаясь в лихорадке, попыталась встать, но у нее не было сил. Так что Вали и Ольга, Ян и Георг постояли на краю могилы, в которую было опущено тело Якоба и двух других, которые умерли в тот же день.
Она потеряла еще одного брата. Еще одного мальчика, к которому относилась, как к сыну.
– Когда я вытащил его из моря, – вздохнул Вали, – мне помогли боги. Я думал, он создан для великих дел.
Ольга взяла его руку и сжала.
– У него была любовь и новый дом. Ты спас его для этого.
Яан наклонился к уху Ольги.
– Ты можешь сказать наши слова?
Она закрыла глаза. Когда появились слезы, она позволила им течь по щекам, и они оставили холодные следы на ее лице.
На языке их родины, срывающимся голосом произнося уже становящиеся непривычными слова, она сказала:
– Мы посылаем тебя в землю: нашего друга и брата, нашего сына, чтобы ты мог начать путь заново. Мы произносим твое имя, Якоб, и плачем по твоему телу, чтобы ты был готов к следующему повороту колеса. Пусть солнце согреет тебя, и земля удержит тебя, пока мир катится вперед. Пусть дух твой теперь будет свободен.
~oOo~
Через два дня у Фриды поднялась температура, и кашель стал утихать. Она была вялой и бледной, но Ольга понимала, что скорбь – это не болезнь, и знала, что если Фрида захочет, то выздоровеет. Ей было всего четырнадцать лет, и она уже стала вдовой, но дух ее был силен.
Когда в тот же день Ольга увидела, что она сидит и ласково разговаривает со старухой, лежащей рядом с ней, она поняла это с уверенностью. Фрида выздоровеет.
Больные стабильно приходили в зал, но теперь их было не более двух или трех человек в день. Но смерть косила людей широкой косой и забирала по десятку человек каждые сутки.
Вали принес в жертву быка, прося своих богов увести болезнь из города.
Ольга думала о лошади, которой он перерезал горло перед отплытием из Эстландии. Прекрасная золотая кобыла Бренны. Жертва богам.
Их путешествие было нелегким, но метание морей все-таки привело их сюда, домой, где Вали ждала готовая помочь армия.
Возможно, на небесах и в море были боги. Возможно, кровь этого быка каким-то образом успокоила бы их и принесла бы народу Карлсы спасение от чумы.
Ольга накрыла глаза лихорадящего ребенка прохладной тряпочкой. Она встала и наклонилась, чтобы поднять миску с водой, и вдруг почувствовала что-то внутри, какой-то трепет. Быстро выпрямившись, она положила руку на живот. Как заметила Бренна, и как она сама, конечно, знала, ее живот чуть вырос. Это случалось раньше всего однажды, в те драгоценные месяцы, когда Ольга носила сына. И теперь… что-то внутри двигалось.
Может, Бренна была права? Она может быть беременна? Она должна знать. Это была ее работа – знать.
Ольга подумала о своем плохом самочувствии в последние месяцы, о своей тошноте и отсутствии аппетита. Она верила, что это признаки ее тоски, и так и могло бы быть. Но она пропустила кровь уже три раза. И живот начал расти. А теперь это движение. Это мог быть спазм, не более. Каждый признак мог быть проявлением другой болезни. Но что они значили все вместе?
Годы бесплодия говорили, что это невозможно.
Но что бы она сказала женщине, которая пришла к ней за советом?
Она бы сказала, что если признаки сильны, истина ясна.
Она была беременна. Носила ребенка Леифа.
Ольга думала, что это невозможно, она была глуха и слепа к знамениям, отрицала их, и теперь ее уши и глаза открылись.
Ребенок Леифа. Ее ребенок. Ребенок.
Что это значит для них?
Это не имело никакого значения. Она носила ребенка, и впервые за много месяцев Ольга вдруг подумала о будущем.
Она была окружена смертельной болезнью, и несмотря на то, что не заболела, не могла рисковать. Ей придется сказать Дагмар, что она покинет зал.
В эти недели она хорошо обучила других уходу за больными. Она останется рядом, в своем доме, будет готовить бальзам от кашля и сможет помочь советом, но она больше не могла находиться в зале.
Ольга оглянулась в поисках матери Бренны, но вдруг почувствовала еще один трепет, на этот раз – в горле.
Она попыталась прочистить горло…
И не смогла перестать кашлять.
Глава 18
Леиф положил длинный меч на ребро ладони.
– Равновесие хорошее, – он подбросил тяжелый клинок и подхватил его. – Мне не нравится плетение на рукояти. Слишком мягкое.
Кузнец кивнул и забрал у него клинок.
– Ты бы предпочел, чтобы рукоятка была гладкой и отполированной?
Леиф кивнул.
– Как я и думал. Юный Даг, – кузнец указал на своего ученика, – решил, что новый меч ярла должен быть самым красивым. Он оплел рукоятку и даже хотел вырезать какой-то узор. Но я сказал ему, что это не твой стиль.
Улыбнувшись мальчику, Леиф сказал:
– Плетение – хорошая работа. Красивый клинок хорош для ритуалов и церемоний, мальчик. Но ярл должен носить такой же меч, как его люди. Это инструмент. Самый важный инструмент, который когда-либо был у человека, но инструмент. Если я забуду об этом, я не буду достоин владеть им.
Мальчик покраснел.
– Прости меня, ярл Леиф.
Хлопнув подмастерье по спине и кивнув кузнецу, Леиф покинул кузницу и продолжил свой путь к верфи.
Празднование солнцестояния закончилось, и город медленно приходил в себя после дней разгула. Еще стояла зима, но здесь, на Гетландском берегу, снег не был таким глубоким, и уже бежали ручьи. Каждый день приносил все больше солнца.
На верфи работали вовсю, чтобы подготовиться к летнему набегу. Планы на этот поход занимали разум Леифа и держали тело в тонусе, и это было хорошо. В тихой темноте ночи, один в своей комнате, Леиф чувствовал внутри грызущую пустоту. Он чувствовал, что становится замкнутым, что чувство вины зажигает в нем гнев – и все потому, что он не прощен, не понят теми, кого любил больше всего. Леиф знал, что если он позволит этим темным чувствам вцепиться в него когтями, он станет тем, кем не хотел бы быть.
Астрид говорила, что он должен найти жену. Ему нужны были живые наследники, настаивала она, и ему нужно было общение, а если его не хочет Ольга, значит, надо найти того, кто захочет.
К счастью, она не предлагала себя в роли жены. Леиф сблизился с Астрид; тем более что он стал ярлом Гетланда, а она – его правой рукой, и он восхищался ею и предпочитал ее компанию любому другому в городе. Но она была вспыльчивой и быстрой в бою, лезла вперед с оружием и была остра на язык, и Леиф считал, что мужчине, с которым она решит связать судьбу, потребуется большая сила духа и настойчивость.
Леиф не собирался жениться снова. Да, однажды он женился без любви, и ему посчастливилось потом полюбить жену, но теперь он любил Ольгу и знал, что не может отдать сердцу никому другому. Или она, или никто, а она не хотела его. Кроме того, Ольга не могла дать ему детей, поэтому о наследниках речь не шла в любом случае. Если он все еще будет ярлом, когда умрет, люди Гетланда смогут выбрать ему замену сами.
Дом судостроителя был самым большим зданием в городе, если не считать ратуши. Гримульв и пятеро его учеников заканчивали работу над первым из двух кораблей, которые повезут их на запад. Леиф надеялся, что на севере, в Карсле, строители Вали сейчас занимаются тем же.
Две большие огненных ямы нагревали воздух в помещении, рабочие сновали по почти завершенному корпусу массивного нового корабля. Чуть поодаль жена Гримульва и несколько горожан работали над парусом, выкрашенным в цвета Леифа: черный и белый. Он выбрал их для контраста. Самый темный цвет и самый светлый.
Жена Гримульва долго смотрела на него, когда он выбрал цвета; очевидно, черный был одним из самых сложных красителей. Но Леиф был настроен решительно. При ближайшем рассмотрении цвет казался, скорее, глубоким серым, но море выцветило бы ткань, и Леиф был удовлетворен.
– Как продвигается работа? – спросил он, когда Гримульв спустился с корабля.
Тот почесал голову.
– Мы не будем уверены, что все нормально, пока не спустим судно в море, но я пока не вижу никаких проблем. Где-то через две недели мы будем готовы приступить к следующему.
Гримулв был меланхоличен и не особенно разбрасывался обещаниями, так что его утверждение о том, что проблем пока нет, можно было смело принимать на веру.
– Отлично. По расписанию, да?
– Точно. Идем.
Он направился к столу, на котором тяжелая парусина была накинута на какой-то странный предмет.
– Я работаю над этим ночью, – он убрал драпировку, чтобы обнажить большой бюст дракона со сложной резьбой на морде и теле. – У меня есть задумка и для другого корабля. Ты не спрашивал, но на таких больших кораблях, как эти, должен быть какой-то великий зверь.
Леиф провел рукой по резьбе. Дракон ревел, голова была откинута, большие зубы – обнажены.
– Невероятно. Благодарю тебя, друг мой.
Гримульв просто кивнул и потянул парусину обратно, и Леифу пришлось убрать руку.
~oOo~
Когда он вышел из дома, его встретила Астрид.
– Ну, что думаешь? – скрестив на груди руки, спросила она.
Леиф усмехнулся.
– У нас будут великолепные корабли. Какие у тебя новости? – он направился к дому, и Астрид зашагала рядом.
– В зале посланник, хочет поговорить с тобой лично. Прискакал верхом.
– Верхом?
Хотя путешествие по суше было гораздо медленнее, зимой это был самый безопасный путь. Ледяные ветры, дувшие с севера, мотали корабли по воде, да и море замерзало на сотни шагов от берега.
– Откуда он?
– Он не хотел говорить. Сказал, будет говорить только с тобой. Но он въехал в город с севера.
Карсла был далеко на севере, и чтобы добраться оттуда, нужно было пересечь владения двух ярлов. Путешествие по суше, даже если менять коней, заняло бы почти две недели, если не больше, в плохую погоду. Только что-то важное могло заставить всадника пуститься в такой путь. Скорее всего, это послание ярлов Финна или Ивара. Даже если бы посланник прибыл из Карлсы, вероятно, весть была от Вали. Какие-то неприятности или перемена планов? Но это не могла быть Ольга. У нее не было желания ни видеть его, ни сообщать ему новости о себе.
Но сердце Леифа е забилось. Он прибавил шагу, двигаясь так быстро в сторону дома, что Астрид была вынуждена почти бежать.
Оказавшись там, он сразу же увидел всадника, сидящего у очага все еще в одежде, с чашкой меда и тарелкой горячей пищи. Когда Леиф подошел к нему, мужчина встал и склонил голову.
– Ярл Леиф.
– У тебя есть сообщение?
– Есть, ярл. Я Эрик из Дофрарара. Я несу послание от Вали, ярла Карлсы.
Странная смесь облегчения и разочарования затопила Леифа. Он был прав. Ольга не передала бы ему никакого послания, конечно, нет. Видимо, Вали решил отказаться от похода. Не в силах сдержаться, он вздохнул.
– В чем дело?
– У меня лишь пять слов, мне их передал предыдущий гонец. Послание таково: «Приезжай немедленно. Ты нужен ей».
~oOo~
Он отправился в путь в тот же день. Это почти сводило его с ума; Леиф предпочитал путешествия по морю, а езда на большие расстояния занимала слишком много времени. Но у него не было выбора. Море было бы слишком коварным для путешествия так далеко на север, и они наверняка столкнулись бы с сильным встречным ветром. На коне он мог двигаться в одиночку – но все же взял с собой Ульва по настоянию Астрид – и найти убежище, если начнется буря.
Ульв ехал с ним, и они каждый день загоняли скакунов до изнеможения, часто меняли лошадей, редко спали и ели. И все же, прошло целых две недели, прежде чем они добрались до Карлсы. Почти месяц с тех пор, как Вали отправил сообщение.
Послание было невыносимо расплывчатым. Такими были все сообщения; им приходилось пройти путь по множеству ртов и ушей, и поэтому они должны были быть короткими, чтобы смысл нельзя было неправильно истолковать. Эти уши и рты сами слышали послание, а значит, говорить что-то важное тоже было нельзя. Леифа грызли мысли. Что за необходимость могла возникнуть у Ольги, что сам Вали отправил за ним гонца?
А затем они стали слышать новости о Карлсе, и беспокойство стало таким сильным, что буквально придавливало его к земле.
Еще севернее – и ему стали рассказывать о смерти. Они уже скакали через владения Ивара, прилегающие к землям Вали, и буквально каждый встретившийся убеждал их повернуть назад.
Карлса была охвачена чумой. У всех были разные сведения о числе больных и умерших, но с каждым разом цифры росли, и у каждого была своя история. Завидев Карлсу, Леиф и Ульв почти ожидали наткнуться на горы мертвых тел – и пустоту.
