Текст книги "Исцеление сердца (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен Фанетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
– Хватит, – прошептала она, но он не слушал.
Он нажал снова, погружая нож глубже, пронзая тунику. Когда кончик вонзился в его грудь, Ольга вскрикнула, отчаянно сопротивляясь, и Леиф замер, но не отпустил ни ножа, ни ее рук.
– Ты можешь вонзить его так глубоко, как хочешь, любовь моя. Внутри меня ничего не осталось. Мое сердце умерло, когда я потерял тебя.
Он снова нажал, и нож вошел глубже в его плоть, и теперь Леиф ощутил боль. Крови не было – нож еще не пронзил толстую кожу шрама, не разрезал ее на пути к сердцу.
Теперь Ольга билась в его руках, как безумная, пытаясь всем телом повиснуть на его руках, освободиться, не позволить ему – и себе – делать то, что он делает. Леиф нажал еще, и наконец, ощутил тепло хлынувшей крови.
– НЕТ! НЕТ! НЕТ! PALUN! EI! EI! EI! – кричала она так громко, что Леифу подумалось, что кто-то может услышать крики снаружи и подумать, что ей нужна помощь.
И потом она обмякла: колени подогнулись, и Ольга упала на пол. Резкий рывок заставил нож двинуться в ране, и наконец, причинить настоящую боль. Леиф отпустил ее, и Ольга свернулась на полу, рыдая.
Он вынул нож из груди и отбросил его в сторону.
Глава 15
Пойманная в ловушку воспоминаний о дне, когда деревня была сожжена и ее братья погибли, Ольга не понимала, что происходит вокруг. Она свернулась на полу в клубок, обхватила руками голову и пальцами вцепилась в косы.
Она чувствовала, как лезвие вонзается в грудь Калью, скользит по его ребрам, протыкает сердце. Она чувствовала это сейчас, потому что чувствовала и тогда. Воздух казался горячим – как тогда, когда пламя охватило ее брата, превращая его кожу в черные угли. Она чувствовала этот привкус в горле – огонь и кровь, и приготовленная на огне плоть – по всей деревне в тот день. Она видела кровь Антона, хлынувшую из раны на его горле подобно потоку.
– Ольга, – глубокий голос, который она любила тогда и все еще любила сейчас. Теплое прикосновение к плечу. – Мне так же больно, как и тебе. Пожалуйста, прости.
Она ждала гостя поздно ночью. Жена кузнеца готова была разродиться со дня на день. Так что когда раздался этот тяжелый стук в дверь посреди ночи, она открыла без задней мысли. И уж точно не ожидала увидеть на пороге золотоволосого гиганта из прошлого.
Первой реакцией Ольги не была ненависть, как она ожидала. Нет, это были трепет и любовь – то, что она всегда ощущала в присутствии Леифа. И счастье, настолько сильное, что на мгновение заслонило ненависть – всего на мгновение, а потом она снова ударила ее, сильнее, чем прежде.
Ольга провела весь день в доме за закрытыми ставнями, видясь только с теми, кто сам к ней приходил. Она надеялась таким образом спрятаться от Леифа. И когда день прошел, Ольге стало казаться, что ее план может сработать. Леиф не пришел. Никто не искал ее по его приказу.
Но теперь он был здесь, он застал ее врасплох и заставил ударить его ножом. Кошмары той страшной ночи смешались с реальностью в ее сердце и разуме, и теперь его теплые слова и мягкое прикосновение руки причиняли только еще больше боли.
Она закричала и оттолкнула Леифа, отползла дальше к стене, остановившись только тогда, когда ударилась спиной о прикроватный столик и загасила свечу, которая на нем стояла.
Козочки заблеяли в загоне, а курицы возмущенно захлопали крыльями в ответ на шум.
Стало темнее, единственная свеча, освещавшая дом, стояла на столе в передней его части, ставни были закрыты. Когда Леиф приблизился, Ольге показалось, что на нее надвинулась темная гора. Ей стало казаться, что это сон, что она снова видит один из тех ужасных кошмаров, но тут гора стала меньше и снова позвала ее.
И потом он сказал на ее родном языке, который она слышала так редко теперь:
– Ma armastan sind. Ma igasten sind. Palun, Olga. Sa oled mu päike, tähed, kuu. Мое солнце, мои звезды, моя луна. Моя земля и мой воздух. Моя жизнь и мое дыхание. Ольга, пожалуйста. Я люблю тебя. Я скучаю по тебе. Поговори со мной. Если я могу что-то сделать, я все сделаю.
– Мужчина со шрамом на левом глазу, – Ольга и сама удивилась тому, как твердо звучит ее голос. Не меньше ее удивило и то, что она вообще нашла слова, чтобы заговорить с ним.
Она не могла видеть лица Леифа, но услышала в его голосе неуверенность.
– Кто?
– Человек твоего ярла. Мужчина со шрамом через левый глаз и щеку.
– Гир. Я не понимаю. Он умер в бою, когда Вали приплыл в Гетланд.
Теперь, начав говорить, Ольга успокоилась. Она хотела, чтобы он узнал обо всем, что сделал, обо всем, чему позволил случиться, обо всем, что произошло, когда он бросил ее. Чтобы он понял, почему ей никогда его не простить.
– Хорошо. Когда ты всех нас предал и ушел, чтобы помогать своему ярлу убивать людей, которые считали тебя другом, Гир был в кухне. Со мной.
Леиф опустился на пол, доски задрожали под его весом.
– Что он сделал?
Отчаяние в его голосе не отозвалась в Ольге ничем. Она уселась на колени и подняла голову, оказавшись к Леифу так близко, чтобы прошипеть ответ прямо ему в лицо:
– Он сделал то, что всегда делают мужчины – такие, как ты, как он. Вы налетаете и рубите, и режете, и уничтожаете. Вы берете. Вы насилуете.
– Ольга, – голос Леифа был наполнен болью, но ей было все равно. Теперь гнев пылал в ней в полную силу, и она была рада, что он пошел ее искать, заставил ее открыть дверь. Она хотела, чтобы о узнал обо всем. Она ударила его ладонями по груди, и Леиф крякнул.
– Когда те, кто пережил ту ночь, решили отстроить дома заново, на деревню налетел Тумас. Он уничтожил все.
– Я знаю. Я знаю, что Антон и Калью погибли. У меня нет слов, чтобы выразить, как я сожалею, любовь моя, – он протянул руку, но Ольга снова оттолкнула его.
– Ei! Не называй меня так. Ты знаешь, как они умерли? Антон сражался как воин, хотя и не хотел войны. Солдат разрезал ему горло у меня на глазах.
– Боги, – пробормотал Леиф.
– А Калью. Другой солдат поджег его. Его кожа расплавилась и сползла. Ему было больно. Так больно. И я не могла ему помочь. Я убила его. Я вонзила нож в грудь моего брата, потому что иначе его было не спасти. Я убила его. Я убила его! Я убила его! Я ЕГО УБИЛА!
Она кричала и не осознавала, что бьет Леифа по груди, по голове, снова по груди… Он просто сидел и ждал, пока она не ухватила его за мокрую тунику – почему она мокрая? – и не упала вперед, почти на его колени.
– Я убила его. Его кожа плавилась, как воск, и он не мог даже кричать от боли, и я убила его.
Леиф обнял ее, и она его не оттолкнула. Она позволила ему приподнять себя и усадить на колени. Так много времени прошло с тех пор, как она находила утешение в его любви, в его прикосновении. Их время вместе было коротким, но за эти месяцы любовь успела изменить ее жизнь. Сама Ольга стала другой, сначала обретя любовь, а потом потеряв.
Так долго она не чувствовала себя в безопасности. И она приняла это – несмотря на боль от сотворенного ими, несмотря на обоюдоострый кинжал ненависти и любви, вонзенный в сердце.
И когда Леиф заговорил, голосом, полным боли и сожаления, ее сердце откликнулось.
– Я не могу подобрать слов, Ольга. Мне невыносимо жаль. Я не могу вернуть их тебе. Я мог бы искупить, но не знаю, как. У тебя всегда была и будет моя любовь, моя преданность. Если бы я не поступил так, как поступил, если бы повел себя так, как ожидал Вали, и мы стали бы сражаться с Эйком там, в Эстланде, мы все были бы мертвы – и те, кто и так погиб, и те, кто выжил. Я сделал так, чтобы спасти вас.
– Нет. Нет, – выдохнула она, опуская руки ему на плечи, слишком уставшая, чтобы сражаться.
– Я клянусь, Ольга. Я сделал это, чтобы спасти вас.
И она, наконец, смогла сказать ему о своей самой большой боли, о той, что мучила и грызла ее сильнее всего, не позволяя ранам исцеляться.
– Нет. Ты сделал это, чтобы спасти Вали и Бренну. Ты не задумался о том, что станет со мной. Ты бросил меня. Ты покинул меня еще до того, как твой ярл ступил на замковые земли.
Повисла долгая тишина, и Ольга поняла без всяких слов, что права. Он даже не задумался о ней в ту ужасную ночь.
– Нет, – наконец, прошептал Леиф. – Я никогда не оставлял тебя. Ольга. Я всегда был с тобой в своих мыслях. Я думал, ты в безопасности.
Она ответила лишь вздохом. После долгого времени – а прошло уже больше года – гнева, злости и боли, так прочно укоренившихся в ее сердце, Ольга вдруг осознала, что это дерево страшных чувств вовсе не так крепко, как она думала. Она не ощущала в себе ненависти или злости. Только усталость.
И любовь. Да, в ней жила любовь, правда, уже не та, что раньше. Она не понимала этого нового чувства, но оно появилось откуда-то из глубины ее сердца и засияло так же ярко, как и прежнее.
– Скажи, что ты любишь меня, Леиф, – он уже говорил ей, но она хотела услышать это снова, сама не зная, почему.
В глазах его вспыхнуло удивление, руки сжались.
– Я люблю тебя. Ты мне дороже всех, дороже всего. Я люблю тебя всем своим сердцем.
– Сердцем, которое, как ты сказал, умерло?
– Ольга. Пожалуйста. Что мне сделать?
Но ничто не могло бы восстановить то, что было разрушено между ними. Равновесие было потеряно навсегда. Но было то, чего Ольга хотела именно сейчас. Одна вещь, которая могла бы, хоть на короткое время, спасти ее от тьмы.
– Возьми меня.
Леиф замер в неверии, его тело стало каменным.
– Ольга?
Она уселась прямо и ухватила его за пряди волос. Удерживая его голову так, чтобы он мог видеть ее лицо – лицо, которое едва освещало пламя свечи, но которое он знал лучше других, лучше, чем она сама, – она посмотрела в его глаза.
– Возьми меня. Так, как ты брал меня раньше, до того, как все случилось. Все, что было у меня тогда хорошего, было связано с тобой, и теперь все обратилось в прах. Я хочу другое воспоминание о тебе, или то, что осталось во мне от тех дней, просто умрет. Возьми меня. Возьми меня. Пожалуйста.
Она поцеловала его. Когда Леиф попытался отстраниться, она сжала пальцы и потянула его за волосы, не позволяя прервать поцелуй. Они застыли, касаясь губами губ друг друга, и этого было мало, этого было ничтожно мало, но одновременно – больше всего, что она ощущала вот уже долгое время. Сердце Ольги колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди.
И потом Леиф сдался.
Его руки сжались вокруг нее подобно железным оковам, пальцы забрались в волосы, расплетая косы, рот открылся, и язык скользнул по ее губам. В этом поцелуе была сила, которой она раньше не знала, и она была рада. Это было не так, как раньше.
Она неистово прижалась к нему и прикусила зубами его нижнюю губу. Леиф издал низкий животный звук и потянул ее за косы, заставляя посмотреть в лицо. Она почти могла видеть голубое пламя его глаз.
Рассвет был близок.
Его грудь прижалась к ее груди. Она хотела снять с себя одежду, хотела почувствовать тепло его кожи на своей, хотела почувствовать себя в тепле и безопасности, и пусть это будет только иллюзия, которую развеет рассвет.
Вцепившись в его тунику, Ольга пыталась стянуть ее, но он отстранил ее и сжал ее кисти так сильно, что ей стало больно, и ухватился за застежки хангерока.
Движениями, уже не такими неловкими, как раньше, Ольга расстегнула застежки ее теперь уже ставшей привычной одежды. Она даже нравилась ей теперь больше, чем одежда Эстландии. Более удобная, хоть и более простая. Ольга показала некоторым женщинам способы вышивания, которым научила ее мать.
Что же до волос, она всегда носила косы, так что менять ничего особенно не пришлось.
Леиф отбросил застежки прочь, и они застучали по полу. А потом он развязал шнуровку, и хангерок сполз с ее плеч. Теперь только тонкая ткань нижней рубашки отделяла ее тело от его прикосновения.
Леиф обхватил ее лицо ладонями и снова поцеловал.
Он должен был спросить ее, хочет ли она этого. И она надеялась, что он не спросит. Это было даже не бледной тенью того, что происходило между ними раньше: та любовь была нежной, мягкой, даже невинной. Эта же была темнее. Горше. В ней звучали отголоски того, что случилось. Ольга не отдавалась – ей больше нечего было отдать, как и Леифу. Они только брали – каждый свое.
И еще в этой дикой страсти пульсировала любовь, настоящая, глубокая.
Ольга ответила на яростный поцелуй не менее яростно. Опустив руки, она нащупала завязки бриджей и потянула, развязывая. Ей в руку уткнулось свидетельство его возбуждения, твердое, горячее. Ольга задрала юбки, сжала напряженный стержень в руке и резко опустилась на него, насаживая себя так быстро и глубоко, что Леиф откинул голову и издал рык.
Так глубоко. Ей было больно, казалось, ее пронзило железным копьем, но Ольге было все равно. Она хотела, чтобы было больно. Хотела, чтобы эта боль прогнала из ее разума и сердца другую. Хотела чувствовать его внутри себя спустя дни, недели. Всю жизнь.
Ольга прикусила губу и снова насадила себя на него так глубоко, как могла, ища новой боли. Каждый жестокий толчок заставлял Леифа стонать так, словно она сжимала в руках его сердце, и она была этому рада. Она хотела, чтобы и ему было больно, как и ей. Она хотела, чтобы он запомнил это ощущение. Навсегда.
Леиф потянулся вперед и стянул с нее рубашку, обнажая грудь. А потом снова сжал ее и приподнял так, чтобы она выгнулась в его руках. Ольга опускалась и поднималась, опускалась и поднималась в тяжелой скачке, и когда он наклонился и обхватил губами ее сосок, она вцепилась руками в его волосы и потянула так сильно, что выдернула несколько прядей. Леиф снова издал тот животный звук и стал сосать сильнее.
Ольга не соображала, что происходит; она кружила в водовороте чувств и ощущений, в сплетении боли и всепоглощающей любви к этому мужчине – и это было больше, чем она могла принять. Ее сердце билось в груди, как птичка. Внизу живота все трепетало. Запах, вкус, звуки, что она слышала и чувствовала – все это был Леиф. Ее любовь.
И вдруг боль стала сменяться чем-то другим. Боль все еще была жестокой, но теперь к ней примешалось наслаждение – нет, не наслаждение от боли, смешанной с похотью, а удовольствие, которое она познавала с ним раньше. Ольга чувствовала, что буквально истекает влагой возбуждения, чувствовала, как ее тело открывается навстречу Леифу, просит о большем, ищет большего.
Комната качалась, и Ольга уже не была уверена, снится ей это или происходит на самом деле. В темной комнате с ней наедине так долго были только дым и пепел.
Руки Леифа мягко и нежно спустились по ее спине и обхватили ягодицы. И эта бережная поддержка, этот контроль дали ей что-то другое – столь же сильное, но без боли, которая была ей нужна. Он отпустил ее грудь и снова впился губами в ее губы, и теперь в поцелуе была только страсть. Огонь боли погас.
Желание Ольги причинить боль ему и себе ушло. Теперь здесь были лишь Леиф и она, и его руки, нежно обнимающие ее. И на короткий момент, на крошечное мгновение она почувствовала себя в тепле и безопасности в его руках. Она почувствовала себя дома.
Освобождение ударило в Ольгу, волна за волной, и наконец она сдалась и позволила ему унести себя. Она разорвала поцелуй и обхватила Леифа за шею, уткнувшись лицом в его грудь. Шелк его волос ласкал ее щеки. И он все еще двигался в ней, входил и выходил, входил и выходил, пока не откинулся на спину – и она вместе с ним, и не застонал. Леиф стонал и стонал – этот долгий мучительный еле слышный стон она скорее ощущала у себя на груди, чем слышала.
А потом он опустил ее на пол рядом с кроватью, и они улеглись рядом, в ее темном доме: сплетенные тела, частое, как у животных, дыхание.
– Unistan sinust nii päeval kui ööl, – выдохнул Леиф, притягивая ее к своей груди. – Ma armastan sind. Ma armastan sind. Igavesti.
Ольга слишком устала, чтобы думать. Она еще плыла на волнах экстаза, ей все еще было трудно дышать. Так что она просто позволила этим прекрасным словам прозвучать в темноте дома и закрыла глаза.
Глава 16
– Ольга?
Она лежала на нем, мягкая и такая податливая. Леиф бы был обеспокоен тем, удобно ли ей, если бы эта поза не была такой привычной. Она часто засыпала так, лежа на нем, когда он еще оставался в ее теле. Они спали так в Эстландии, очень часто – она на его груди, в его объятьях, в кровати, которая была ему мала.
Может, на полу в ее доме в Карлсе не было так удобно, как на кровати, но он был с Ольгой, держал ее в своих руках, и даже если бы ему пришлось лежать на гвоздях, не признался бы, что ему неудобно.
Леиф не понимал, что только что случилось. Он не понимал, прощен или нет, теперь, когда она с ним, но определенно все изменилось. То, что произошло сейчас, было совсем не похоже на то, что было раньше; это было зло и больно, и она была настолько не похожа на себя, что Леиф растерялся.
Ей было больно, он видел. А еще он видел, что она хотела этого, видел – чувствовал – как она движется, намеренно причиняя боль, и не понимал. Она получила удовольствие, да, это тоже было. Леиф ощущал ее экстаз.
Он не понимал, что случилось, и это его беспокоило.
Но сейчас Леиф лежал на полу, сжимая Ольгу в объятьях. Их тела были соединены, запах соития все еще витал в комнате. Ольга тихо спала на его груди. Они не могли быть ближе друг к другу, хотя бы в физическом смысле, и это уже было больше, чем он надеялся получить.
Этого пока было достаточно. В темноте Леиф повернул голову и уткнулся лицом в ее косы, и поцеловал ее в висок.
А потом и он закрыл глаза.
~oOo~
– Эй! Ольга! Ох!
Леиф проснулся от звуков молодого голоса раньше, чем Ольга.
Комната была наполнена светом, сочащимся сквозь прикрытые ставни. Широкая полоса света лежала на полу от открытой двери. Леиф вытянул шею и увидел маленькую пару башмаков и край хангерока. Дальнейшее изучение показало, что голос принадлежит молоденькой девушке с яркими, как огонь, волосами.
– Приветствую, – сказал он, и Ольга зашевелилась при звуке его голоса.
Девушка заморгала.
– Ты ярл Леиф, – сказала она. Девушка тут же склонила перед ним голову, что в сложившихся обстоятельствах показалась Леифу смешным.
Ольга напряглась и села на полу со вздохом. Она была голой, одежда сбилась на талии, и Леиф осознал это одновременно с ней.
– Фрида! – зашипела Ольга, закрывая руками грудь.
– Прости! Я… я буду… прости! – девушка скользнула обратно за дверь и убежала.
Леиф повернулся и посмотрел на Ольгу. Он улыбнулся ей, но она не смотрела на него. Вместо этого она смотрела на его грудь.
– У тебя кровь.
Он и забыл о том, с чего началась их встреча, и теперь, вспомнив, ощутил в груди боль, и она была сильнее, чем боль, которую он ощущал в сердце. И все же Леиф не думал, что рана настолько глубока, что будет кровоточить.
Он опустил голову и увидел на тунике кровавый след. Снова посмотрев на Ольгу, он увидел на ее груди и плечах засохшие следы крови.
– Ничего страшного.
Но ей это не понравилось. Он увидел в ее глазах беспокойство. Ольга вдруг поспешно натянула на плечи нижнюю рубашку и принялась искать глазами застежки от хангерока. Леиф лежал молча и смотрел, пока она не поднялась.
Он смягчился и вышел из ее тела, пока они спали, но сейчас снова отвердел той твердостью, что приходит утром, под тяжестью ее мягкого тела на нем. Даже в этот момент его тело не могло устоять перед ней, как и его сердце.
Застегнув хангерок, Ольга бросила взгляд на его твердый стержень и отвела глаза.
– Я проверю твою рану.
Он заставил себя натянуть бриджи и затянуть завязки, прежде чем сесть.
– Не стоит. Ольга…
– Я проверю твою рану, – снова сказала она. – Садись туда.
Он поднялся и подошел к стулу, на который она указала, но остался стоять, нависая над ней. И когда Ольга подняла голову, глядя ему в лицо, и он протянул руку, чтобы убрать с ее лица упавшие на глаза пряди, они отшатнулась.
Значит, нет. То, что случилось ночью, не было настоящим прощением.
– Сядь. Сними тунику.
Леиф подчинился. Он положил тунику себе на колени и задал вопрос:
– Ты не будешь со мной говорить?
Может, она и не услышала. Ольга смотрела на его грудь, но ее внимание было приковано не к свежей ране. Она протянула руку и коснулась пальцами огромного шрама, пересекавшего грудь, и только добравшись до засохшей крови над раной, нанесенной вчера, перевела взгляд на его лицо.
– Сколько раз ты чуть не умер? – прошептала она.
– Несколько. Но я знаю, что боль от ран – ничто в сравнении с болью, которая мучает меня с тех пор, как я потерял тебя, – Леиф взял ее руки в свои и прижал к груди. – Ольга. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Гетланд. Сидела рядом со мной в зале как моя жена. Выходи за меня.
Их взгляды встретились, и Леиф попытался отыскать в ее темных глазах любовь или надежду, хоть что-то, что придало бы ему сил. Но там была только горечь.
Ольга высвободила руки и отошла к столу у передней стены дома. Вернулась она с миской, наполненной водой, и куском чистой ткани, и Леиф уселся на стул и позволил ей ухаживать за собой.
В тишине она промыла рану на груди и осмотрела ее. Нанесла зеленую травяную пасту и наложила чистую повязку.
Когда она отвернулась, Леиф снова ухватил ее за руку.
– Ольга. Ты мне не ответишь? Я потерял твою любовь навсегда?
Она уставилась ему в лицо, и он понял, что на этот раз услышит ответ – и что он ему не понравится.
– Я люблю тебя. Я отдала тебе всю любовь, что имела, и она с тобой останется навсегда. Но доверие мое разрушено, и больше его у меня не осталось. Я рада, что ты пришел ко мне ночью. Я не сожалею о том, что мы сделали, но теперь все кончено.
Он думал об этом тоже, но слышать эти слова, громкие, четкие – о, эта боль была словно удар ножом прямо в грудь.
И Леиф разозлился, так же, как злился тогда, в разговоре с Вали. Он не предавал тех, кого любил. Он делал ошибки, да, но он просто не мог предвидеть того, что случится в Эстландии после той ночи, и все же он был тем, кто удержал Эйка от еще больших зверств.
– Я не знаю, как мне заставить тебя понять, что я не предавал тебя. Ты говоришь, что я оставил тебя еще до того, как прибыл Эйк, но это неправда. Я не мог остаться, а ты не могла уехать. Мы решили это вместе, и это разбило мое сердце. Меня мучила мысль о том, что я потеряю тебя, но то, что было между нами той последней ночью, было прощанием. И мы знали, что так будет. Я должен был держать тебя подальше от Эйка, и это значило, что и мне следовало держаться подальше. Но ты всегда была в моих мыслях. Я говорил тебе.
– Да, ты говорил. И еще оставил меня на потеху тем мужчинам.
Мысль о том, что Гир коснулся ее, заставила Леифа захотеть, чтобы тот выжил. Он мечтал убить его лично. Но если бы она сделала так, как он тогда просил, она бы не стала жертвой насилия.
– Я хотел бы отомстить, если бы мог. Я хотел бы сам отрезать ему те части тела, которыми он тебя касался, и скормить свиньям. Но я говорил, чтобы ты ушла в деревню. Ты осталась.
Ольга вспыхнула.
– Деревня не спасла бы меня. Мои братья умерли в деревне. Сотни людей погибли на улицах.
– Это была моя ошибка, я сожалею. Я должен был предвидеть, что Тумас нарушит мир, но у меня не было возможности обдумать все последствия, – он сжал ее руки. – Мне жаль, что твои братья погибли. Мне жаль, что тебе пришлось пройти через боль. Я правда думал, что в деревне безопасно. И, Ольга, я не предавал тебя. Если это доверие и уничтожено, то только твоим гневом и ничем другим.
Такова была правда. Она не простит его. Она не любит его настолько, чтобы простить.
Ольга покачала головой.
– Не важно. Все умерло. Я не поеду с тобой. Я не выйду за тебя.
Леиф опустил голову, справляясь с болью и сожалением.
– И все же ты говоришь, что любишь меня.
– Так же сильно, как и раньше. Я хотела бы не любить, но выбора нет.
Ответ не смягчил боли от ее отказа. Леиф вздохнул и отпустил руки Ольги. Как и с Вали, с Ольгой он достиг границ своего искупления. Изменить ее сердце и мысли он не мог. И теперь оставался лишь один выход – позволить ей самой сделать выбор и самой принять его последствия.
– Ну, тогда несчастливая жизнь, которая нас ждет, – это твой выбор, – он поднялся и надел тунику. – Я буду любить тебя, пока не умрет моя душа. Это моя клятва. И я не побеспокою тебя более.
Леиф наклонился, и Ольга подняла голову, словно ожидая поцелуя. Но он лишь коснулся лбом ее лба.
– Ma armastan sind, – прошептал он.
Леифу хотелось, чтобы сказанные в последний раз слова любви она услышала на своем родном языке.
~oOo~
Позже тем же утром Леиф сидел в зале длинного дома с Вали, Бренной, Ормом, Харальдом и Яаном. До этой встречи Леиф и не осознавал, как же сильно все изменилось между ними. Всего несколько людей пережило тот кошмар, и только Астрид и Бренна из числа поклявшихся Эйку в верности оставались теперь его друзьями, да и то, в Гетланде осталась лишь одна Астрид. Остальные были люди Снорри, и теперь все они жили в Карлсе, став близкими ярлу людьми.
Он знал это и раньше, понимал умом, но ощутил только сейчас, отвергнутый Ольгой, принятый в Карлсе как гость – как чужак.
Они все относились к нему как к чужаку, даже те, кто сражался с ним против Колдера. Ему не доверяли.
Но он покончил с оправданиями, покончил с извинениями. Карлса и Гетланд были союзниками, и так и будет, пока Вали не примет его – или откажется от альянса.
И тогда они станут врагами.
А теперь он развернул на столе кусок ткани. Вали и остальные склонились над рисунком.
– Такой же, как и на столе в Эстландии, – заметила Бренна.
– Да. Корабли Колдера вернулись очень поздно, когда уже наступила зима. Ульв сказал, они плавали на юг, надеясь поживиться там, но буря заставила их повернуть на восток. Они думали, что потерялись, но вдруг наткнулись на землю. Она была обжита, но люди, казалось, вообще не знали, что такое набеги. Они были беззащитны. И когда люди Колдера захватили замок, полный золота и драгоценностей, без единого удара мечом, это была победа. Они нашли эту вещь в одном из сундуков, но не знали, что это, – он провел рукой по рисунку. – Но вы знаете. И я. И Астрид.
Орм скрестил на груди руки.
– И что хорошего в том, что мы не знаем, что это за место. В Эстландии все места были знакомы. А это… здесь нет ничего знакомого.
– Ульв был там. Он знает путь.
– Ульв, – хмыкнул Вали. – Сын Эйка. Мы должны ему доверять? Ты должен был его убить.
– Ты однажды сказал мне, Вали, что если мы убьем всех тех, кто может стать нашими врагами, из этого не выйдет ничего хорошего, – Леиф повернулся к Бренне. – Ты знаешь Ульва, Бренна. Он поклялся мне, когда тела его братьев лежали у меня под ногами. Он был верен клятве.
Бренна кивнула.
– Я его знаю. Ему не очень нравилось то, что делал отец. Ульв не был таким, как остальные. Если Леиф принял его клятву, то и я приму.
Вали посмотрел на свою жену, и за столом воцарилось молчание. Наконец Леиф его прервал:
– Ульв говорит, что золото и драгоценности здесь, – сказал он, показывая пальцем на пересечение линий в квадрате у края карты. – Смотрите.
Все наклонились над столом, чтобы посмотреть, на что он указывает, а потом выпрямились, ухмыляясь.
На карте в месте пересечения были нарисованы два ящика с монетами.
Вали откинулся назад и погладил рукой бороду.
– Ты отправлял людей в поход этим летом?
– Да. Они плавали на юг. Хорошая добыча.
– Ульв не плавал с вами в это магическое место с сокровищами?
Игнорируя укол в голосе Вали, Леиф ответил:
– Эта земля слишком далеко для небольшого рейда. Колдер сбился с курса, когда наткнулся на нее. Нам нужны корабли, чтобы отправить их в большой поход, и твои корабли, как и мои, не приспособлены для дальних переходов. Нам нужны новые суда и люди, чтобы вести их. Мы ведь союзники, так?
Вали кивнул.
– Конечно, союзники, – отозвалась Бренна.
– Хорошо. Тогда давайте вместе отправимся в поход следующим летом.
– Ты говоришь, что мужчинам придется уплыть далеко от дома, – вмешался Бьярке. – Эти воды мы не знаем.
– Вода есть вода, – сказал Харальд. – Торговцы приходят к нам издалека с севера и с юга, с запада и с востока. Это не может быть слишком опасным. И мы не плавали никуда этим летом. Мужчины будут рады искупать свои мечи в крови и привезти домой золото.
– Мужчины и женщины, – поправила Бренна, четко и ясно произнося слова.
– Конечно, – согласился Харальд, краснея.
– Но не ты, Дева, – сказал Вали, и Леиф понял, что он точно поплывет с ними. Если Вали уже задумался о Бренне, это означало, что он принял решение.
– Я знаю, – вздохнула она. – Я останусь дома, с дочерью, и буду следить за порядком в твоем владении, а ты поплывешь.
Вали поцеловал руку своей жены и повернулся к Леифу.
– Я расскажу об этом своим людям, и мы примем решение вместе, но думаю, ответ будет да. Мы построим большие корабли и отправимся с тобой исследовать этот большой мир.
~oOo~
Этим вечером после ужина Леиф сидел в зале вместе с людьми Карлсы. Казалось, тут собрались все – только Ольги, как и в прошлый раз, не было. Он не ожидал другого. Его грудь была полна ледяной пустотой, и он принял эту пустоту. Леиф, сидя с чашей в руке, сосредоточился на том, что происходило вокруг, заставив себя не думать о темноте и одиночестве.
Идея о новом походе и подготовке к нему встретила горячее одобрение. Корабельщики были особенно рады, особенно Якоб, его подопечный. Леиф обратил внимание на пламенно-рыжую девушку, которую видел сегодня утром в доме Ольги. Якоб относился к ней с особенной нежностью. Видимо, они были близки.
У Леифа не было возможности спросить: Якоб не был особенно дружелюбным с ним.
Обсуждение было в самом разгаре, когда Леиф ощутил на своем плече чью-то руку. Обернувшись, он увидел Вали, стоящего рядом.
– Можем поговорить наедине?
Леиф кивнул; в голову на мгновение пришла мысль о возможной засаде. Бренны не было – она ушла с Сольвейг. Может, Вали дожидался, пока жена уйдет, чтобы осуществить свою месть?
Он последовал за своим другом в ночную тьму, кристально чистую, какой она могла быть только в преддверии зимы. Вали обошел угол дома, и чувства Леифа обострились, но почти тут же он расслабился: Вали всего лишь подошел к ящикам, стоящим у стены, и уселся на один из них. Жестом он пригласил Леифа последовать его примеру.
Яркая луна светила на них.
– Бренна хочет, чтобы мы все прояснили, но я не знаю, как мы можем все прояснить, – сказал Вали. – Каждый раз, когда я вижу ее спину, я думаю о том, как ты стоял там, смотрел, позволял этому случиться, и хочу ухватить тебя за горло и вонзить топор в твое сердце.
Может, Вали и собирался когда-то это сделать, но Леиф не думал, что это так. Слова были не злыми.
– Я знаю, Вали, но мне нечего сказать. Я уже извинился и объяснил все, что мог объяснить. Если мы больше не друзья – я приму это. Но я не стану снова просить у тебя прощения.
Вали кивнул.
– Ты видел Ольгу?
