Текст книги "ИСТОРИЯ ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ"

Автор книги: Сюхэй Фудзисава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

4

Как только Китидзо Сагамия, представив Матахатиро и Хосою, покинул помещение, управляющий усадьбой Киры, самурай по фамилии Тории, вновь повернулся к ним и начал давать инструкции.

– Жить вы будете в том же доме, что и прочие вассалы нашей усадьбы, комната для вас уже приготовлена. Еду вам будут приносить прямо в комнату, об этом можете не беспокоиться.

Он был седовлас и в меру худощав. В каждом его жесте чувствовалась особая утонченность, указывающая на то, что он служил не просто у высокопоставленного вельможи, но у самого главного церемониймейстера сёгунского двора. Тории негромко хлопнул в ладоши, вызывая порученца.

– Помимо этого, – продолжил он, – у нас в усадьбе приняты достаточно строгие правила внутреннего распорядка. И вы, господа, хоть и не принадлежите к нашей дружине, а только наняты для охраны, должны будете эти правила неукоснительно соблюдать. Сейчас сюда придет мой помощник Итигаку Симидзу, он вам все объяснит подробнее.

В коридоре послышались шаги. Перегородка отъехала в сторону, и в комнату вошел молодой самурай лет двадцати пяти. Он опустился на колени у самого порога и спросил:

– Вызывали, ваша милость?

– Да. Это те люди, о которых говорил господин Соуда. Покажи им их комнату.

Молодой самурай ответил: «Слушаюсь» – и взглядом пригласил Матахатиро и Хосою следовать за ним.

– Большая у вас усадьба, – сказал Хосоя, когда они пересекали сад. – Сколько же здесь цубо?

– Около шестисот, – кратко ответил Симидзу, мельком глянув на Хосою, и пошел дальше. Видимо, по характеру он был не очень разговорчив.

По обеим сторонам главного здания, вдоль забора тянулись длинные дома барачного типа, каждый из которых состоял из ряда изолированных жилищ. Из-за наступивших холодов все двери, ведущие в комнаты, были плотно закрыты, но когда они подошли поближе, то услышали мужские голоса и приглушенный смех.

Симидзу показал им комнату, расположенную в самом торце одного из этих домов, поблизости от задних ворот. К разделенной на две части комнате размером в шесть татами, была пристроена маленькая кухонька. Комната была переделана совсем недавно – оконные сёдзи сияли ослепительной белизной. Жаровня была полна угля, а сбоку от нее лежала чайная утварь и даже поднос для курительных принадлежностей.

– Хорошая комнатка, – сказал Хосоя, усаживаясь на пол. – Будто в гости пришли.

– Прошу вас выслушать то, что я вам скажу, – не обращая внимания на реплики Хосои, сказал Симидзу и принял официальную позу. – Полагаю, вам уже известно, что наша главная задача – защита его сиятельства хозяина усадьбы и его светлости молодого хозяина от возможных посягательств на их жизнь со стороны ронинов бывшего клана Асано. По некоторым слухам ронины Асано замышляют взять нашу усадьбу штурмом, по другим слухам – ничего подобного они не планируют. – На тонком, немного смуглом лице Симидзу появился румянец. – Мы здесь, в усадьбе, считаем, что штурм неизбежен. Поэтому вы, господа, должны бдительно нести службу, будучи готовыми в любой момент отразить нападение врагов. Для этого мы установили следующие правила. Прежде всего, начиная с сегодняшнего дня, вы не должны выходить за пределы усадьбы. Если у вас появится необходимость что-то купить или другие надобности, вы всегда можете послать прислугу. Они специально обходят комнаты два раза в день для выполнения такого рода распоряжений. Далее, в усадьбе категорически запрещены любые конфликты, будь то словесные перебранки или дуэли. Лицо, нарушившее этот запрет, признается непригодным для защиты усадьбы и немедленно изгоняется.

– Такое уже бывало?

– Да, сударь. Дважды. В этом доме, помимо вассалов нашего клана, живут самураи, которые, как и вы, наняты со стороны. Не буду скрывать, что в обоих случаях ссоры с применением оружия затевали именно нанятые ронины. Поэтому я прошу вас со всей серьезностью отнестись к соблюдению этого правила. И еще… В доме нашего сюзерена порицается распутство. Обратите внимание, что любого рода развратные домогательства к особам женского пола у нас также запрещены. Сакэ пить можно, но лишь в разумных количествах. Это все правила, которые вам необходимо соблюдать, чтобы всегда быть готовыми к обороне нашей усадьбы.

– Все понятно, – произнес Матахатиро.

Симидзу перевел проницательный взгляд с Матахатиро на Хосою и добавил:

– В комнате размещайтесь, как вам будет удобно. Еду вам будут приносить, а разводить огонь и делать уборку вам придется самим. Думаю, вы понимаете, что вы здесь не в гостях, – с легкой иронией в голосе сказал Симидзу и вышел. Переглянувшись, Матахатиро и Хосоя усмехнулись.

– Ну и зануда этот Симидзу, – сказал Хосоя.

– Зато видно, что хороший служака.

– Так-то оно так, но всё же непривычно, когда такой юнец начинает вдруг втолковывать – ни с кем не ссорьтесь, к женщинам не приставайте…

– Да на тебя только посмотришь, сразу ясно, для кого эти правила писаны.

– Да иди ты!

Мужчины засмеялись. Усевшись поудобнее, Матахатиро принялся заваривать чай, а Хосоя достал из-за пазухи табак.

– Сакэ нельзя, женщин нельзя… прямо монастырь какой-то, а не усадьба, – проворчал он, попыхивая трубкой. – Впрочем, чего жаловаться. Деньги мы со старика получили, теперь хоть жене и детям будет малость полегче.

– Это точно…

Матахатиро налил чай Хосое, потом себе и вдруг озабоченно произнес:

– Выходит, они все-таки ждут нападения ронинов Асано. По крайней мере Симидзу в этом, похоже, нисколько не сомневается…

Хосоя ничего не ответил. Не прикасаясь к чаю, он мрачно смотрел на струйку табачного дыма.

5

Большинство самураев жили в доме со своими семьями, поэтому прислуга разносила пищу только таким, как Матахатиро и Хосоя, нанятым ронинам. Вассалы, не обремененные домашним хозяйством, в урочный час уходили в главную усадьбу, где их, видимо, и кормили. Помимо риса, который можно было есть до отвала, им приносили сложенные друг на друга деревянные коробки с жареной рыбой, соевым творогом тофу в соусе мисо, маринованные стебли дудника и другие заботливо приготовленные угощения. За сакэ можно было послать служек, только больше трех го[82]82
  Го – японская мера емкости, равная 0,18 литра.


[Закрыть] им приносить не дозволялось.

Хосоя не сильно ошибся, когда в первый день службы сказал, что он чувствует себя так, будто пришел в гости. В усадьбе Киры с ними обращались и впрямь как с дорогими гостями.

В этом доме служанки были закреплены за определенными комнатами, поэтому еду для Матахатиро и Хосои каждый раз приносила одна и та же девочка по имени Саэ.

Ей было лет четырнадцать-пятнадцать. Она находилась в таком возрасте, когда до превращения в молодую девушку остается один шаг. У Саэ было смуглое личико, худенькие ручки и ножки. Работала она проворно, а по характеру была добродушной и общительной. Через каких-то три дня она уже по-свойски болтала с ронинами.

Хосое она очень нравилась. Когда Саэ приходила, чтобы забрать грязную посуду, он не упускал случая с ней позаигрывать.

– Кто оставил столько закуски, – возмущалась Саэ. – Жалко ведь…

– Это я, – отвечал ей Хосоя. – Думы о девочке Саэ не дают мне покоя… Это из-за нее я потерял и сон, и аппетит.

– Фу, какие противные слова вы говорите!

Послушав их болтовню, Матахатиро поднялся и вышел из комнаты. Он медленно пошел мимо длинного барака в направлении главных ворот.

«Как же быть», – думал Матахатиро. Последнее время он снова и снова размышлял о том, что будет делать, когда наступит решающий час.

Когда он, мучимый голодом, дрался на мечах с Собэ, он, признаться, и вправду думал, что ему нет никакого дела до ронинов Асано. Но после нескольких дней, проведенных в тепле и сытости, Матахатиро снова стал понимать, что вскоре ему предстоит сражение не с кем-нибудь, а именно с этими знаменитыми воинами, и от этого на душе становилось очень тяжело.

Хосое, несмотря на его шутки и заигрывания со служанкой, было не легче. Никто не пожелал бы оказаться в ситуации, когда твоим противником, вопреки твоей воле, становится бывший соратник. Хосоя сам не заговаривал об этом, но по тому, как он с каждым днем становился все более немногословным и утрачивал интерес к еде, можно было понять, что его одолевают те же мысли.

Небо над головой Матахатиро еще сохраняло голубой цвет, но во дворе усадьбы уже начинало темнеть. Пройдя чуть дальше, он заметил, что в гостиной и в кабинете главного здания, расположенного по ту сторону сада, уже ярко горят огоньки бумажных фонариков.

Матахатиро подошел к главному входу и увидел возле него двух самураев – Итигаку Симидзу и Симпати Ямагити. Ямагити был командирован в усадьбу к Кире из клана Енэдзава. В усадьбе он занимал должность тюгосё[83]83
  Тюгосё – низкий воинский ранг между рядовыми-асигару и самураями. Часто так называли денщиков или камердинеров при высокопоставленных вельможах.


[Закрыть] при Ёситика Сахёэ – приемном сыне Кодзукэноскэ.

Сахёэ был вторым сыном главы клана Енэдзава, Цунанори Уэсуги. Приемный отец Сахёэ, Ёсинака Кодзукэноскэ Кира, был кровным отцом Цунанори, поэтому неудивительно, что клан Енэдзава так заботился о доме Киры.

Огромным ростом и бородой Ямагити напоминал Хосою. Время от времени Матахатиро в паре с Симидзу или с прибывшим из того же клана Енэдзава самураем по имени Яситиро Синкай совершал обходы усадьбы, поэтому о том, кто этот бородач, он узнал уже через несколько дней службы.

По всей видимости, Симидзу и Ямагити вели какую-то тайную беседу, поскольку оба говорили вполголоса, а, завидев приближающегося Матахатиро, и вовсе замолчали, настороженно глядя в его сторону. Матахатиро поприветствовал их взглядом и прошел мимо. Отойдя на несколько шагов, он услышал, как Ямагити сказал: «По мне было бы спокойней, если бы он вообще никуда не выезжал с подворья», – а Симидзу ответил: «Это понятно, но я не могу приказать ему отменить чайную церемонию…» Похоже, что они говорили о Кодзукэноскэ. Обходя усадьбу с тыльной стороны, Матахатиро вновь вернулся к недавним размышлениям. «Теперь отсюда так просто не уйдешь», – подумал он. Заявить о своем уходе без объяснения причин означало навлечь на себя множество тяжких подозрений.

Усадьба Киры была надежно укрыта от посторонних глаз, так что даже нанятые ронины, однажды попав сюда, уже не имели возможности выйти за ее пределы. Неизвестно еще, отпустили бы так просто человека, который видел внутреннее устройство усадьбы. Матахатиро вдруг осознал, что его, пусть даже с соблюдением всех приличий, попросту заперли за высокими стенами усадьбы, и теперь кормят и поят, словно животное в зверинце.

Подходя к амбару, расположенному на задворках главного здания, Матахатиро вдруг увидел, как из черного хода кухни выбежала женщина и мелкими семенящими шажками поспешила к амбару. В наступивших сумерках ее лицо и одежду рассмотреть было трудно, но, судя по движениям, она была еще совсем молода. Матахатиро показалось, что перед ним промелькнул прекрасный призрак.

Матахатиро остановился и прижался к стене дома. Как настоящий телохранитель, он не мог не узнать, что будет дальше.

Долго ждать ему не пришлось. Через некоторое время со стороны задних ворот появился молодой самурай, и как ни в чем не бывало, направился к амбару.

«Влюбленные голубки», – с усмешкой подумал Матахатиро и хотел было идти дальше, как вдруг сзади раздался тихий голос:

– Нет, ну ты это видел, а?

Обернувшись, Матахатиро увидел худого, долговязого мужчину. Тот подошел к нему поближе и негромко засмеялся. Матахатиро почувствовал, что от него сильно разит перегаром. Это был Самон Куроки, ронин, нанятый со стороны. Матахатиро не раз встречал его на подворье усадьбы, но Куроки никогда толком не отвечал на его приветствия, и потому производил не слишком приятное впечатление.

– Девчонку зовут Киё, она прислуживает на кухне, – сказал Куроки. – Не слишком знатная работенка, зато красотой заткнет за пояс любую из служанок Кодзукэноскэ и Сахёэ.

– А ты все это откуда знаешь?

– Ты видел, кто к ней пошел?

– Вроде бы, Синкай…

– Он самый, – засмеялся Куроки. Выпил он, похоже, немало, потому что во время разговора его сильно покачивало. – Ну, не стыдно ли? Нам твердят, что распутство в усадьбе под запретом, а сами…

Куроки внезапно замолчал, и его худое, осунувшееся лицо исказилось бешеной злостью. Похоже, у него были какие-то свои счеты или к Синкаю, или к девушке по имени Киё.

– А пойду-ка я их побеспокою, – прорычал он.

– Не вздумай! – прикрикнул на него Матахатиро и простодушно добавил: – Разве можно мешать влюбленным?

В усадьбе проживало более сотни человек. Что плохого, думал Матахатиро, если кто-то из них будет тайком встречаться друг с другом?

Однако Куроки отреагировал на его невинное замечание весьма странным образом. Отойдя назад, он чуть согнул ноги, приняв оборонительную позу, и мрачно промолвил:

– Как тебя там… Аоэ? Ты мне еще с первой встречи не понравился. Думаешь, ты мне будешь диктовать, что делать, а что нет?

– Эй, угомонись! – сказал Матахатиро, тоже делая шаг назад. Он видел, что его противник настроен серьезно.

Злобно взирая друг на друга, они вдруг услышали тихий стук гэта.[84]84
  Гэта – вид традиционной японской обуви. Деревянные сандалии в форме скамеечки.


[Закрыть] Кто-то прошел в направлении кухни. Даже не глядя в ту сторону, можно было догадаться, что это Киё возвращается со своего мимолетного любовного свидания.

Дверь, ведущая в кухню, осторожно отъехала в сторону и так же тихо вернулась на место. В этот момент на лице Куроки внезапно появилась усталость.

– Вот сволочь, – негромко выругался он, сплюнул на землю, повернулся к Матахатиро спиной и направился к первому бараку, в котором была его комната.

6

В ночь на одиннадцатое число выпал снег. Снега было так много, что, пойди он днем, свет бы мгновенно померк. На следующее утро небо затянуло облаками, а с севера подул слабый ветер. Матахатиро и Хосоя лежали в своей комнате, время от времени раздувая угли в жаровне.

На исходе часа Лошади[85]85
  Час Лошади – время с 11 до 13 часов; полдень.


[Закрыть] дверь в комнату приоткрылась, и чей-то голос спросил, здесь ли живет Аоэ. Матахатиро вышел наружу и увидел самурая Сугияму, который служил в усадьбе Киры.

– Вам знаком человек по имени Сэйносин Цутия? – спросил Сугияма.

– Да, мы служили в одном клане, – удивленно ответил Матахатиро.

– Значит, все сходится. Он пришел вас навестить. Вы можете с ним встретиться, только я прошу вас воздерживаться от чересчур длинных бесед.

Обернувшись, Сугияма махнул рукой, и в дверном проеме показалось лицо Цутии.

– Привет, – коротко бросил он.

Большими ушами и тонким, вытянутым подбородком Цутия напоминал оленя. На его лице сияла беззаботная улыбка.

– Привет! Заходи скорее, – сказал Матахатиро. Цутия поклонился Сугияме и вошел в комнату. Матахатиро познакомил его с Хосоей, а затем усадил возле жаровни и налил чаю.

– Как ты узнал, что я здесь? – спросил Матахатиро.

– М-м, вот ты, значит, где теперь обитаешь, – словно не услышав его вопроса, сказал Цутия, внимательно оглядывая комнату.

Матахатиро был обрадован появлением старого знакомого, но одновременно с этим ощущал некоторую неловкость. Во время прошлой встречи он так и не сказал Цутии, каким ремеслом занимается, а теперь ему приходилось признаваться бывшему соратнику, что он влачит жалкое существование наемного охранника в усадьбе Киры.

– А что – ничего себе комнатка…

– У тебя ко мне какое-то дело? – прервал его Матахатиро.

– Ах, да! – воскликнул Цутия. Пошарив рукой за пазухой, он вынул оттуда запечатанное письмо и бросил его к коленям Матахатиро.

Матахатиро подобрал письмо, взглянул на обратную сторону и не поверил своим глазам – там стояла подпись Юки. Он в изумлении посмотрел на Цутию.

– Читай, читай, – сказал тот, потягивая чай.

Матахатиро сломал печать, быстро развернул свиток и углубился в чтение.

– Ну, что пишет? – спросил Цутия, когда Матахатиро закончил читать и в растерянности уставился прямо перед собой. Хосоя тоже смотрел на него взглядом, полным любопытства.

– Госпожа Юки… почему, не знаю… но она живет вместе с моей бабкой. И она пишет, что сейчас им угрожает опасность.

Цутия покивал головой и молча продолжил пить чай.

– Но я не понимаю… – сказал Матахатиро.

– Чего?

– Не понимаю, как тебе удалось доставить это письмо. И вообще, как ты узнал, что я здесь, а? – Матахатиро свернул письмо и испытующе посмотрел на Цутию. Цутия не был знаком с Юки настолько близко, чтобы она могла доверить ему письмо. Но еще удивительнее было то, что Цутия знал о новом месте его службы. Матахатиро всегда подозревал, что в эдоской усадьбе их клана наверняка есть люди, за которыми стоит сам Танго Отоми, и эти люди по распоряжению Отоми вполне могут отслеживать все перемещения Матахатиро. Но он никогда не думал, что одним из этих людей может оказаться Цутия. Теперь же, видя, что Цутии не составило никакого труда разыскать его на новом месте, он подумал, что, наверное, ошибался в этом человеке.

– Не кипятись, Аоэ, – миролюбиво сказал Цутия. – Я тебе сейчас все объясню. Это письмо еще десять дней назад доставил один человек, прибывший из нашего клана. Ему было приказано разыскать тебя и непременно отдать это письмо прямо в руки.

– Кто это приказал? Отоми?

– Нет. Его милость Мамия. – Цутия поставил кружку с чаем на поднос, в упор взглянул на Матахатиро и усмехнулся. – Да, представь себе, я сейчас на стороне Мамии. Не сказать, чтобы я был в восторге от всего этого, но так получилось, что после твоего побега в клане образовались два враждующих лагеря, поэтому надо было выбирать – с Отоми или с Мамией… Так что мне поневоле пришлось примкнуть к одному из них. И что ты думаешь, теперь даже здесь, в Эдо, мне велено следить за самураями из лагеря Отоми. Не по моему характеру работенка, но ничего не поделаешь.

– Да уж, ты для такой работы меньше всего подходишь, – не удержавшись, рассмеялся Матахатиро. После того, как он узнал, что Цутия не связан с Отоми, на душе у него полегчало.

Цутия отвратительно владел мечом и на Матахатиро всегда производил впечатление вечно пьяного гуляки и повесы. С другой стороны, Матахатиро нравился веселый и разбитной характер Цутии, а также полное отсутствие в нем суетного тщеславия. Было видно, что даже к Мамии Цутия примкнул совсем не для того, чтобы сделать карьеру или добиться успеха в жизни.

– Спасибо тебе за труды, – продолжал Матахатиро. – Только объясни мне, почему его милость Мамия так обеспокоился о доставке этого письма?

– Ну, он не только это велел сделать. Еще он приказал поговорить с тобой и убедить вернуться в клан.

– Что?

– Понимаешь, ты сидишь здесь в Эдо и ничего не знаешь, а ведь положение в клане сейчас и впрямь очень непростое. Тебе известно, что Отоми и Мамия враждуют из-за права престолонаследия?

– Да. Ты же мне сам об этом и говорил.

– Ах да, точно. Ну, так вот, сейчас всей политикой клана заправляет Отоми со своей кликой, потому что им удалось поставить князем его светлость Санноскэ. Но потом многие стали подозревать, что он сделал это нечестным путем. Вроде бы там попахивает преступлением против вассальной верности, чуть ли не заговором, поэтому Мамия решил это дело расследовать. Но что удивительно – как только Мамия взялся за расследование, в городе чередой стали происходить тайные убийства. Сначала командир стрелкового отряда Мива, потом казначей Сукэгава, за ними младшие самураи Тада и Анно. И все они принадлежали к лагерю Отоми!

– И что это означает?

– Видимо, Отоми хотел убедить всех, что если кто-то и плетет заговоры, то это не он, а Мамия. Но есть веские основания считать, что все наоборот: это Отоми втихую убирает своих пособников, то есть тех людей, которые знают, как все было на самом деле.

– Но это просто безумие! – воскликнул Матахатиро, вспомнив хранителя арсенала Собэ, с которым ему пришлось сражаться несколько дней назад. Только безумием можно было объяснить то, что представитель клановой знати, занимающий такой высокий пост, отправился в Эдо, чтобы убить рядового самурая. Все это выглядело так, будто клика Отоми собственными руками стремилась приблизить свой конец.

– Мне кажется, что приказ Мамии – чтобы ты вернулся в клан – тоже как-то связан с этими событиями. Хотя, конечно, никаких подробностей я не знаю. Ну, как бы там ни было, я тебе все рассказал, а дальше – решай сам.

– Но даже если я захочу вернуться, я не могу просто так все бросить и уйти. Ты же видишь, я сейчас человек подневольный.

– Кстати, об этом я тоже хотел с тобой поговорить, – неожиданно понизив голос, сказал Цутия и бросил беглый взгляд на Хосою. – Я вижу, тебе интересно, как я сумел тебя найти…

– Конечно. Я же сразу спросил об этом.

– Ну, так слушай. Поначалу, получив этот приказ, я совсем упал духом. Тогда весной я ведь даже не спросил тебя, где ты живешь, так что уцепиться было не за что. Но вот не далее как вчера вечером, благодаря одной совершенно случайной встрече, я все узнал.

– Только вчера вечером?

– Ага. Ты, может быть, помнишь, что еще на родине я очень увлекался поэзией хайкай?[86]86
  Хайкай – жанр японской поэзии, в рамках которого танка («короткие песни», состоящие из трехстишия и двустишия) стали соединять в длинные цепочки рэнга. Со временем этот жанр породил еще более краткую стихотворную форму хайку (или хокку) – трехстишия в 5-7-5 слогов.


[Закрыть]

– М-м… да.

– Так вот. Когда я прибыл на службу в Эдо, то первым делом принес подношение[87]87
  Согласно японской традиции, перед поступлением в обучение к кому-либо учителю нужно было преподнести подарок или внести т. н. «вступительный взнос».


[Закрыть] одному именитому мастеру и поступил к нему в ученики. Не часто, знаешь ли, выпадает возможность черпать знания прямо из первоисточника. Мастера зовут Сэнтоку Мидзума,[88]88
  Сэнтоку Мидзума (1662–1726) – мастер поэзии хайкай. В молодости был точильщиком мечей. Ученик Фуко Найто.


[Закрыть] он принадлежит к последователям поэта Фуко Найто[89]89
  Фуко Найто (настоящее имя Ёсимунэ Найто; 1619–1685) – поэт, сочинитель хайку, живший в начале периода Токугава. Глава клана Ивакидайра в провинции Осю.


[Закрыть] из школы Данрин,[90]90
  Данрин – поэтическая школа XVII в. Пропагандировала раскованность чувств, непосредственность и мгновенные экспромты.


[Закрыть] который, как известно, был главой клана Ивакидайра с доходом, между прочим, семьдесят тысяч коку в год. В Эдо сейчас очень популярен Кикаку Такараи,[91]91
  Кикаку Такараи (1661–1707) – известный сочинитель хайку, ученик Басё.


[Закрыть] один из десяти учеников самого Басё,[92]92
  Басё (настоящее имя Мунэфуса Мацуо; 1644–1694) – великий японский поэт, крупнейший представитель поэтического жанра хайку.


[Закрыть] – так мастер Сэнтоку с ним очень дружен. В общем, я начал брать у него уроки сразу по прибытии в Эдо…

Матахатиро слушал, не перебивая. Он ровным счетом ничего не знал о поэзии хайкай и недоумевал, зачем Цутия ему все это рассказывает.

– И вот вчера вечером мастер Сэнтоку решил созвать своих учеников, чтобы поупражняться в сочинении хайку на тему первого снега… Хотя, ладно, это уже ненужные подробности. Важно то, что после этого мы с другими учениками отправились выпить. Скажи, ты знаком с человеком по имени Тёдзаэмон Ямамото?

– Ямамото? Что-то не припоминаю…

– Однако он тебя очень хорошо знает. Ямамото из квартала Син-Кодзимати, в прошлом тоже самурай…

– А-а, теперь понятно, – Матахатиро вспомнил высокого, хорошо сложенного мужчину лет тридцати с небольшим, который встретил его в первый вечер в деревне Хирама, когда он прибыл туда для охраны Кураноскэ Оиси. Разумеется, этот Ямамото тоже был одним из ронинов Асано.

– Ну вот, выпиваем мы, значит, вчетвером: Весенний Парус,[93]93
  Как правило, все участники поэтических кружков брали себе творческие псевдонимы.


[Закрыть] это Ямамото и есть, Молодой Росток, Бамбуковая Равнина и я. У Молодого Ростка настоящее имя Симбэй Вакия, а у Бамбуковой Равнины – Дзэмбэй Мимасакая. Они оба торговцы. Ты бы слышал, какие хайку сочиняет Молодой Росток!

Матахатиро молча смотрел на Цутию. Тот продолжал:

– Разумеется, все они знают, кто я и откуда. И вдруг Ямамото меня спрашивает, не слыхал ли я о человеке по фамилии Аоэ, который сбежал из своего клана и стал ронином. Твое имя прозвучало так неожиданно, что я в первое мгновение дар речи потерял. Я, конечно, сказал ему, что не только тебя знаю, но и повсюду разыскиваю. Он тогда так странно усмехнулся и рассказал мне о том, что ты нанялся работать в эту усадьбу… Они даже знали, что ты не один здесь, – обернувшись, Цутия посмотрел на Хосою, – а вместе со своим приятелем. Это мне Мимасакая сказал. А ты давно с ними знаком?

– Да… пожалуй, давно, – неопределенно ответил Матахатиро. В этот момент Цутия посмотрел на входную дверь и, убедившись, что за ней никого нет, резко придвинулся к Матахатиро.

– Аоэ, тебе лучше уйти из этой усадьбы, причем немедленно… Послезавтра, четырнадцатого числа, в ночь сюда нагрянут ронины Асано.

– Ты точно это знаешь?

– Можешь не сомневаться, – прошептал Цутия. – Весенний Парус узнал об этом из достоверного источника и просил, если случится возможность, известить об этом тебя и господина Хосою.

Предупредив напоследок, чтобы они никому ничего не рассказывали, Сэйносин Цутия поспешно удалился.

– Слушай, как ты думаешь, это правда? – спросил Хосоя.

– Думаю, да, – ответил Матахатиро. – Дело в том, что все эти молодые ростки и весенние паруса, с которыми он пил, и есть ронины Асано.

– Да ну!

– С человеком по фамилии Ямамото я один раз встречался, а Дзэмбэй Мимасакая… я не хотел говорить об этом раньше времени, но под этим именем скрывается твой знакомый Кандзаки. Он тут неподалеку, в квартале Аиои, держит бобовую лавку.

Хосоя издал странный гортанный звук, который, видимо, должен был выражать удивление.

– Я не знаю, кто такой Симбэй Вакия, – продолжал Матахатиро, – но уверен, что он тоже один из них. Похоже, что ронины Асано решили предупредить нас о штурме, чтобы мы успели уйти. По старой дружбе…

– Но как они узнали о том, что мы здесь? Мы же как пришли сюда, так ни шагу за ворота не ступили.

Матахатиро и Хосоя пристально посмотрели друг на друга.

– Ты тоже думаешь, что это он? – спросил Матахатиро. Хосоя кивнул и прошептал:

– Старик…

Перед глазами у обоих всплыло одно и то же невозмутимое, смахивающее на барсучью мордочку лицо. Только один человек мог одной рукой направлять работников в усадьбу Киры, а другой поддерживать связи с ронинами Асано. И этим человеком был Китидзо Сагамия.

Видимо, опасаясь за жизнь Матахатиро и Хосои, Китидзо решил рассказать кому-то из ронинов Асано о том, что они поступили на службу к Кире.

– Но теперь, когда они сами нас предупредили, мы уже не сможем сражаться с ними, – сказал Хосоя. – Как же быть?

– Ждать, – ответил ему Матахатиро. – Что-нибудь придумаем.