Текст книги "Громыко. Война, мир и дипломатия"

Автор книги: Святослав Рыбас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 46 страниц)

Глава 35.
СТАЛЬНАЯ РУКА ДОТЯНУЛАСЬ ДО ЧУВСТВИТЕЛЬНЫХ ЭНЕРГЕТИЧЕСКИХ АРТЕРИЙ ЗАПАДА

«Третья корзина» Хельсинкского соглашения, необъявленные войны Советского Союза в 70—80-е годы

После 1945 года Советский Союз участвовал во многих военных конфликтах – это гражданская война в Китае, корейская война, Карибский кризис, война во Вьетнаме, арабо-израильские войны, сомалийско-эфиопская война, венгерский кризис, чехословацкий кризис, бои на советско-китайской границе, война в Афганистане, гражданская война в Анголе. Это были разные по степени участия в боевых действиях акции. В большинстве случаев в регионы боевых действий посылались военные советники и поставлялось оружие. В Венгрии войска Прикарпатского военного округа подавляли восстание, в Чехословакии советские дивизии вместе с подразделениями стран Варшавского договора не имели боевых столкновений. В Анголе воевала советская бригада совместно с кубинскими частями.

Во всех случаях участие СССР в войнах и конфликтах напоминало войну в Корее, гдеглавными противоборствующими сторонами были СССР и США и где они избегали вступать в прямое столкновение, делегируя это право своим союзникам. Лишь иногда случались исключения, как, например, во время кубинского кризиса, когда советской ракетой был сбит американский самолет-разведчик. Во Вьетнам советское руководство поставило ракетно-зенитные комплексы противовоздушной обороны, которые обслуживались советскими офицерами, но не стало поставлять ракеты «земля – земля», которыми можно было обстреливать американские военные корабли.

Впрочем, противники занимались тем же. Как отмечал генерал-лейтенант Виктор Стародубов, по данным института Брукингса (США), опубликованным газетой «Нью-Йорк тайме» 12 декабря 1978 года, за период с 1946 по 1975 год Соединенные Штаты 215 раз прямо или косвенно использовали военную силу и угрожали другим государствам своим вмешательством, в том числе с угрозой применения ядерного оружия.

Зачастую сильное влияние на решение Москвы оказывали ее союзники: наиболее рьяно доказывали колеблющемуся Брежневу о необходимости вводить войска в Чехословакию руководители ГДР и Польши Вальтер Ульбрихт и Владислав Гомулка. Фидель Кастро во время кубинского кризиса выступал за начало войны с США, вьетнамцы – за обострение отношений СССР и США в интересах ДРВ. Однако Брежнев не стремился к большему обострению. После того как северовьетнамские войска в апреле 1975 года заняли Сайгон, весь Вьетнам стал социалистическим. Резко усилилось его влияние в Лаосе и Камбодже. Китайское руководство, считавшее Вьетнам своим клиентом и должником, не смогло подчинить его своим интересам и даже совершило на него военное нападение. Оно было отражено. Москва приобрела, не понеся больших затрат, значительные возможности в Индокитае. Советский ВМФ получил базы в Комрани и Донанге, что в стратегическом плане значительно усиливало позиции СССР в Тихоокеанском регионе и позволило контролировать стратегические пути из Тихого океана в Индийский, в том числе в Персидский залив.

Установились тесные отношения с руководством Индии, причем из резервного фонда Совета министров СССР Индире Ганди выделялась помощь ^{344} .

В это время военный потенциал Советского Союза достиг небывалого уровня, позволяя противостоять одновременно армиям США, НАТО и Китая. Советские атомные подлодки дежурили у берегов Америки и патрулировали маршруты американских танкеров с нефтью.

На этом победном фоне было осуществлено военное вмешательство в Анголе, где шла гражданская война между националистической и просоциалистической группировками. Призом в этой войне были порты на атлантическом побережье и возможность разрабатывать месторождение алмазов, но еще более важным было расширение влияния в Атлантике. В 1975– 1991 годах в Анголе побывало свыше десяти тысяч военнослужащих.

Кроме того, военное присутствие СССР в Анголе, Сомали, Эфиопии, Мозамбике, Южном Йемене оказывало сильное влияние на очень чувствительный для Запада регион, в особенности на районы нефтедобычи. Можно сказать, стальная рука дотянулась до чувствительных энергетических артерий Запада.

В тот период экономика Советского Союза развивалась успешно, по темпам роста в 2,3 раза опережая американскую; если в 1950 году продукция промышленности СССР составляла 30 процентов от американской, то в 1982 году – уже свыше 80 процентов ^{345} .

Обстановку в мире можно было охарактеризовать универсальной формулой: необъявленные войны и мирные переговоры. Моральное и военное поражение во Вьетнаме тяжелым грузом легло на американский политический класс и, наоборот, зарядило советскую верхушку чрезмерным оптимизмом.

В апреле 1975 года в связи с выводом американских войск из Вьетнама президент Форд был вынужден обратиться к Брежневу, чтобы советское руководство оказало воздействие на Ханой – в целях предоставления возможности беспрепятственно осуществить вывод американского персонала из Сайгона. При помощи Москвы это было осуществлено.

В декабре 1975 года Андропов обратился к руководству ДРВ с просьбой выделить десять тысяч трофейных американских автоматических винтовок с патронами для дальнейшей помощи «зарубежным компартиям и представителям национально-освободительных движений в обеспечении их оружием производства капиталистических стран». Винтовки были получены и переданы «борцам с империализмом».

В этих обстоятельствах особое значение приобретало совещание в Хельсинки.

Торжество советской дипломатии и «третья корзина»

1 августа 1975 года в Хельсинки 53 государства, включая СССР, США, страны НАТО и Варшавского договора, подписали Заключительный акт по безопасности и сотрудничеству в Европе. Фактически это был «мирный договор» (еще можно сказать, соглашение о вооруженном нейтралитете) между противоборствующими лагерями. Это событие, как принято считать, было вершиной в разрядке международной напряженности. И одновременно миной замедленного действия для СССР.

Мина называлась «третья корзина», то есть раздел, посвященный правам человека. Первые «корзины» – политическая и экономическая – не вызывали особых вопросов. А по поводу этой Громыко очень сильно сомневался и возражал.

«Спорили до тех пор, пока Киссинджер, с присущим ему прагматизмом (на грани цинизма), не заявил:

– Господин Громыко, что мы с вами спорим о каких-то тонкостях и нюансах! Ведь всем и так ясно, что Советский Союз никогда не поступится своими интересами, что бы в этот документ ни записали» ^{346} .

Вообще Киссинджер умел угадать настроение оппонентов. Корниенко отмечал: «Хитроумный Киссинджер, быстро распознав психологию наших лидеров, нередко пытался “пудрить им мозги” – говорил то, что им хотелось бы услышать, но что на деле ни к чему не обязывало американскую сторону (потом в своих мемуарах он будет похваляться этим)».

Запад наконец-то признал сложившиеся в Европе границы и политическую реальность, но взамен добился, что в акт были включены статьи о защите прав человека, свободе информации и передвижения. Возможность проверки выполнения этих статей (и апелляция к Западу) дала в руки советских диссидентов мощное легальное оружие: образовавшиеся группы правозащитников непрерывно требовали исполнения Хельсинкских соглашений. Если власти видели в них «пятую колонну» и «агентов ЦРУ», то для Запада их деятельность давала надежду на мирные перемены внутри СССР.

Вопрос «третьей корзины» решался на заседании Политбюро.

Как вспоминал Добрынин, многие члены Политбюро считали неприемлемым принятие международных обязательств по вопросам, которые до сих пор Москвой рассматривались как чисто внутренние. «В конце концов, на заключительном заседании в Политбюро восторжествовала “компромиссная” точка зрения Громыко. Его аргументация сводилась к следующему. Главным вопросом для СССР является признание послевоенных границ и сложившейся политической карты Европы. Такое признание было бы большой политической и пропагандистской победой СССР. Кроме того, открывались пути для разнообразного сотрудничества и переговоров по разным вопросам с западными участниками совещания в Хельсинки. Что касается гуманитарных вопросов, то урегулирование степени их выполнения по конкретным делам, говорил Громыко, все равно оставалось бы в руках Советского правительства. “Мы хозяева в собственном доме”. Короче, заранее негласно признавалась возможность игнорирования отдельных гуманитарных обязательств» ^{347} .

Между тем не все было так просто.

«Размягчение общества особенно обозначилось после 1975 года, когда подписали Хельсинкский документ, и там была “третья корзина” – “права человека”. Бывший директор ЦРУ Гейтс сказал, что начало разрушения СССР надо отсчитывать именно с 1975 года» ^{348} .

И что же Громыко? Выходит, он совершил роковую ошибку?

Думается, Громыко был прав, обеспечивая прежде всего территориальное и политическое равновесие государства и откладывая «права человека» в дальний угол, оставляя их партийным идеологам.

Заключив «европейский мир», советская дипломатия надеялась, что отныне западноевропейские государства, получив гарантии безопасности, смогут вести более независимую от Вашингтона политику.

Показательно, что в США развернулась острая критика президента Форда за то, что он подписал Хельсинкские соглашения, санкционировав тем самым «Ялтинский раздел Европы» и советское господство в Восточной Европе.

Мао Цзэдун тоже резко критиковал участие США в данном соглашении, оценивал его как большую уступку Советскому Союзу на европейском направлении. Также он был против намечавшегося визита Форда в СССР.

Выходит, ни одна из сторон в долгосрочной перспективе не видела возможности дестабилизации СССР.

Оценка председателя КГБ Крючкова относится не к Громыко, не к Киссинджеру, а к более поздним деятелям, прежде всего – Горбачеву, который нарушил главное правило дипломатии: межгосударственные компромиссы достижимы, когда у сторон имеются более сильные аргументы, чем благодушные обещания и простодушная доверчивость.

Насколько опасны были антисоветские настроения внутри СССР? Согласно записке Андропова в Политбюро в декабре 1975 года, за прошедшие десять лет за антисоветскую деятельность было арестовано около 1500 человек, но было 68 тысяч «профилактированных», то есть тех, кого вызывали в КГБ и предупреждали «о недопустимости» их деятельности. Также было раскрыто свыше 1800 антисоветских групп и организаций. По мнению Андропова, в Советском Союзе были сотни тысяч людей, которые либо действовали, либо были готовы действовать против советской власти. Соответственно, «третья корзина» приоткрывала им путь к легальной протестной деятельности, что в политической системе Советского Союза не предусматривалось.

У будущего много вариантов

Как дипломаты планируют свои переговоры? Это вопрос вопросов. И ответить на него проще всего, показав один из таких планов.

С начала Второй мировой войны Совет по внешнеэкономическим сношениям (СВС) и Государственный департамент США разрабатывали тему «Изучение интересов Америки в военное и мирное время». 22 августа 1941 года СВС провел заседание: «Вопросы американской политики, касающейся нацистско-большевистской войны», направления анализа были следующие:

«Если большевистский режим сохранится:

А) Станет ли Америка соучастником Советской России в войне против Гитлера.

Б) Должна ли Америка добиваться установления равновесия между (послевоенной) Германией и Россией путем создания независимых от них обеих буферных государств.

В) В случае нападения Японии на Приморье, должны ли тогда США вмешаться путем интервенции на Дальнем Востоке.

Если большевистский режим падет:

А) Должна ли Америка стараться восстановить большевизм в России.

Б) Должны ли США по примеру Гитлера санкционировать массовое переселение народов для создания буферной зоны между Германией и Россией.

Если после большевистского режима будет установлен режим сотрудничества с Германией:

А) Должны ли США не дать возможность этому режиму установить контроль над Транссибирской железной дорогой.

Б) Должна ли Америка подготовить на Дальнем Востоке противников этого режима (Китай, Япония)» ^{349} .

Поразительно, какой большой разброс вариантов! И как изумительно рационально, без всякого морализаторства поставлены вопросы, словно сформулировал их Николо Макиавелли.

Финальное фронтовое сражение Брежнева

После отставки Никсона новый президент Форд сразу заявил Киссинджеру, что будет продолжать готовить соглашение с Советским Союзом по ограничению стратегических вооружений.

Здесь вклинились другие проблемы, в том числе вопрос о свободе выезда евреев из СССР и увязка его с вопросом о предоставлении СССР режима наибольшего благоприятствования в торговле и кредитах. Советское руководство не собиралось вести разговор о квотах на эмиграцию, считая это своим внутренним делом, но американская сторона, учитывая сильную проеврейскую оппозицию в конгрессе, считала иначе. В конце концов это противоречие приведет к принятию конгрессом «поправки Джексона—Вэника», блокирующей предоставление режима наибольшего благоприятствования.

Форд говорил, что «ценит устоявшуюся прочную концепцию Киссинджера о первостепенном значении для США отношений с Советским Союзом». О том, что тот всегда руководствовался стремлением, как отмечал Добрынин, «изолировать или исключить – по возможности без лишнего шума – Советский Союз из процесса ближневосточного урегулирования», президент, понятно, предпочитал не упоминать.

Впрочем, речь шла о разоружении. Здесь расхождения тоже были серьезные: американцы не соглашались учитывать в общем балансе ядерные средства Англии и Франции и настаивали на включение в новое соглашение ограничений на советские тяжелые межконтинентальные баллистические ракеты (МБР) наземного базирования, в частности, запрета на оснащение их разделяющимися головками индивидуального наведения (РГЧ ИН).

При этом структура вооружений обеих стран была различной: у нас – ракеты наземного базирования с большим забрасываемым весом боеголовок, у американцев – «триада» (базирование на земле, в море и в воздухе) стратегических ракет с разделяющимися боеголовками повышенной точности, которых у СССР было гораздо меньше.

Встреча Брежнева и Форда состоялась 23—24 ноября 1974 года на окраине морозного и заснеженного Владивостока в специальном поезде генерального секретаря. Леонид Ильич был уже болен, но держался, несмотря на случившийся тогда спазм сосудов головного мозга. Вопреки совету врачей отложить переговоры он настоял на их продолжении. Упускать шанс договориться с американцами он не хотел.

Главным компромиссом встречи во Владивостоке было согласие Брежнева не учитывать американские ядерные средства передового базирования и ядерные средства Англии и Франции. В ответ США сняли требование об ограничениях на советские тяжелые ракеты и на их оснащение РГЧ ИН, что компенсировало советской стороне уступку. То есть в Европе оба блока не сдвинулись с места.

Надо учесть, что с середины 70-х годов в СССР осуществлялось с десяток новейших, очень затратных военно-технических программ. Советник Брежнева Александров-Агентов вспоминал, что советские военные ничего не хотели уступать.

«Л.И. Брежнев рассказывал мне, как он пробивал Владивостокскую договоренность с Дж. Фордом об основах ОСВ-2. Против постоянного урегулирования, не включившего в себя средства передового базирования, выступали советские военные. Американские ракеты и самолеты, расположенные на базах вокруг СССР, выполняли стратегические задачи и обладали признаками (короткое подлетное время, точность, способность поражать цель с высот ниже радарной видимости) оружия первого удара. Советскому Союзу, аргументировали военные специалисты, навязывается договор, который закрепит превосходство США.

При рассмотрении этого вопроса на заседании Политбюро министр обороны А.А. Гречко прилюдно обвинил генерального секретаря, который выступил в пользу ОСВ-2, бравшего проблему военных баз в скобки, в предательстве интересов страны. Если подобный договор будет заключен, то военные снимают с себя ответственность за безопасность СССР, заявил министр…

В ноябре 1974 года Политбюро не дало генсекретарю полномочий на договоренность с Дж. Фордом. Встречаться можно, но лишь чтобы переубедить президента США… Как передают очевидцы, Брежнев около часа объяснялся с Москвой (из Владивостока). Частично на простонародном наречии. Сорвал голос. Раскипятился почти до апоплексического удара. Согласие “в принципе” вырвал. Так или иначе. Это было его финальное фронтовое сражение» ^{350} .

После телефонного разговора с Косыгиным, Устиновым и Андроповым, которые поддержали его, он вышел победителем из спора. На его стороне оказались самые влиятельные члены Политбюро, включая Громыко.

Вернувшись в Вашингтон, Форд заявил, что встреча прошла «очень, очень хорошо».

Она действительно считается успешной и даже наивысшей точкой советско-американского сотрудничества за весь период президентства Форда. В январе 1975 года сенат США принял резолюцию в ее поддержку, несколько позже ее одобрила и палата представителей.

После встречи во Владивостоке активно пошла работа над подготовкой нового соглашения по ограничению стратегических наступательных вооружений. Его планировалось подписать во время визита Брежнева в США в конце 1975 года. Но визит не состоялся.

Глава 36.
СОВЕТСКОЕ НАСТУПЛЕНИЕ В АФРИКЕ

Паритет для слабаков!

Не все было гладко в Вашингтоне. Против соглашения выступили представители правого крыла республиканской партии во главе с Рональдом Рейганом. Как отметил Добрынин, раньше американцы знали только о своем ядерном доминировании, а договоренности о паритете вызвали у них большое беспокойство, которое надо было учитывать обеим партиям ввиду приближающихся президентских выборов.

Обратим внимание еще на одно обстоятельство.

Вот что вспоминал генерал В. Стародубов, главный переговорщик по разоруженческим вопросам от Министерства обороны: «Военно-промышленные круги были настроены против каких-либо серьезных ограничений крылатых ракет большой дальности, которые привлекали не только высокой боевой эффективностью, но и большим объемом заказов…

Противники разрядки обвиняли Форда в мягкотелости по отношению к Советскому Союзу. Форд оправдывался. 1 марта он публично заявил, что «отказывается от слова “разрядка” и заменяет его понятием “с позиции силы”. После этого против договора с СССР по ОСВ стали выступать не только организовавшиеся в “коалицию” и в “комитет” противники разрядки, не входившие в администрацию, но и влиятельные представители самой администрации, в том числе министр обороны Д. Рамсфелд. Завершения разработки договора об ОСВ в 1976 году не получилось. Администрация Форда к этому больше не стремилась…

Зигзаги политики Форда и его окружения не привели республиканцев к успеху на выборах в ноябре 1976 года и в то же время помешали сделать важный шаг к обузданию гонки стратегических вооружений. Форд уступил свое президентское кресло в Белом доме Джимми Картеру – человеку, который Москве до этого был мало известен. Было неясно, как он поведет себя в отношении дальнейших переговоров в области ОСВ» ^{351} .

В декабре 1975 года конгресс принял «поправку Джексона—Вэника», в соответствии с которой режим наибольшего благоприятствования в торговле и кредитах связывался с требованием об изменении эмиграционной политики СССР. В ответ Брежнев направил Форду возмущенное письмо, отвергая вмешательство. Дальнейшие события происходили на фоне разгоравшейся предвыборной борьбы, в которой правые круги обвиняли Форда в «чрезмерной уступчивости» Москве, а либеральные – в забвении «моральной стороны», «прав человека». Форд отреагировал на это, отказавшись от термина «разрядка», заявил «о недопустимости односторонней разрядки», дающей Москве преимущество, особенно в третьем мире.

Тем не менее контакты по поводу разоружения не прерывались. Советское правительство демонстрировало готовность к новым договоренностям по разоружению. Осенью 1976 года СССР внес на рассмотрение Генеральной Ассамблеи ООН вопрос «О заключении Всемирного договора о неприменении силы в международных отношениях». Предлагалось добиваться полного запрещения ядерного оружия, укрепления режима его нераспространения, сокращения обычных вооружений, а также – созвать всемирную конференцию по разоружению или специальную сессию Генеральной Ассамблеи. Вопрос о разоружении ставился и на конференции стран – участниц СБСЕ в Белграде в ноябре 1977-го – марте 1978 года. В 1978 году Советский Союз выступил с инициативой провести переговоры пяти ядерных держав о возможности полного исключения ядерного оружия из их арсеналов.