Текст книги "Бухта командора"
Автор книги: Святослав Сахарнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Вторая поездка была в заповедник. Утром, едва я успел встать и умыться, в дверь моего номера постучали.
На пороге стоял молодой африканец в белой рубашке навыпуск и улыбался. Под мышкой у него была зажата обычная для чиновника кожаная папка.
– Джосис! – представился он. – В министерстве мне сказали, что я должен отвезти вас в Нката. Автомобиль сейчас придет.
Мы сидели с ним в кафе на первом этаже гостиницы и пили густой, черный, без запаха чай.
– У меня небольшая просьба, – сказал Джосис, – вы не будете возражать, если мы проедем мимо моего дома? Я часто бываю в разъездах, и моя небольшая семья всегда провожает меня.
– Ну о чем вы говорите? Конечно!
Утренними шумными улицами мы выбирались из города. С Индепенденс-стрит свернули в переулок. У края тротуара стояла африканка. Пятеро мальчишек цеплялись за ее юбку. При виде нашей машины они все запрыгали и закричали:
– Папа, папа!
Женщина устало улыбнулась. Джосис смутился. Мне стало весело.
– Небольшая семья? Вам дома, должно быть, нескучно, Джосис!
Кончился город. Зеленые лоскуты распаханной и засеянной земли понеслись за окном автомобиля, как льдины.
УДЖАМААОчередное поле замедлило свой бег и остановилось. Пока шофер копался в моторе, мы подошли к придорожному щиту. Черными прямыми буквами на нем было написано:
UDJAMAA
– Деревня уджамаа! – сказал Джосис. – Социалистическая деревня. По всей стране создаются сейчас деревни уджамаа.
На вершине холма, куда вела проселочная дорога, белели крыши: дома были покрыты не листьями и не травой, как обычно в деревне, а шифером.
По склону холма брела пара быков. Они тащили плуг. Несколько мужчин и женщин, кольцом окружив животных, управляли ими. Красная земля вываливалась из-под лемехов. Быки брели, опустив к земле зобатые шеи.
– Придет время – каждая деревня уджамаа будет иметь трактор. Государство поможет им, – объяснил мой спутник. – Даже у школьников есть свои маленькие шамбы… Как там мотор?
Шофер вытер тыльной стороной ладони потный черный лоб и пожал плечами.
По другую сторону дороги возвышался холм.
– Идемте, я покажу, с чего начиналась наша страна, – сказал Джосис.
ХОЛМЫ В СТЕПИМы взобрались на вершину.
Пыль. Глина. Из земли выступает угол стертого, обмытого дождями камня. Джосис, присев, перевернул его. Камень с одной стороны был искусно стесан, а с другой – закопчен.
– Очаг, – сказал он. – Когда-то здесь стояла хижина. Здесь было много свободной земли. Приходил человек, взбирался на холм и строил хижину. И вся земля до горизонта становилась его землей.
– Кто сжег хижину?
Джосис пожал плечами.
Я присел на корточки, достал из кармана нож и ковырнул землю. Она была перемешана с сажей.
– Охотники за рабами, – сказал Джосис. – Всем были нужны рабы. Сколько людей угнали из этих мест? Один миллион? Десять?.. Когда запретили эту торговлю, страна была похожа на пустыню. Здесь проходила великая дорога на Багамойо.
Мы спустились с холма.
Красное, залитое кровью солнце катилось на запад. Багровые тени ползли по земле. Пересеченная оврагами, неровная, бурая степь простиралась до горизонта. В косых лучах солнца, занесенные пылью, заросшие сухой травой, старые дороги проступали как на фотопластинке.
Я прислушался. Над степью возник тихий, приглушенный пылью топот. Миллионы ног сотрясали землю. Скрипело дерево, глухо полязгивало железо. Черные ленты караванов, извиваясь как змеи, вступали в долину.
Они спускались к реке, чтобы, следуя ее течению, идти к океану.
МЫ ДОЛЖНЫ СТАТЬ ОДНИМ НАРОДОММашина катила по асфальту. Деревья манго с зелеными, похожими на огурцы плодами и мясистыми листьями соединялись над нашими головами.
– Чем вы занимаетесь, Джосис? – спросил я. – Что у вас за работа?
Мой спутник задумался.
– Езжу по стране, отыскиваю певцов и танцоров, – сказал он. – В нашей стране много племен. Люди веками привыкли с подозрением относиться к человеку другого племени. Очень важно, чтобы они теперь ознакомились с обычаями и искусством соседей. Устраиваю концерты… Мы должны стать одним народом!
Под огромным, как серая бутылка, баобабом стоял старик с велосипедом. За его спиной висела плетеная корзина.
Мы поравнялись, и я разглядел, что из корзины торчат суставчатые усы и ноги. Огромные раки печально смотрели на мир выпуклыми стеклянными глазами.
– А чем вы занимались раньше, Джосис?
– Издавал книги. А еще раньше – тоже ездил по стране. У нас много многодетных семей. Я уговаривал людей не иметь больше трех детей.
Я вспомнил семью на Индепенденс-стрит и улыбнулся.
Шофер резко затормозил. Дорогу переходила обезьяна. Длинный, закрученный, как у собаки, хвост покачивался. Обезьяна перепрыгнула канаву и исчезла в кустах.
За поворотом в тени орехового дерева сидели старик и молодой парень. Перед ними на циновке стояли черные деревянные фигурки.
ЛЮДИ ИЗ ЧЕРНОГО ДЕРЕВАМастера сидели на земле, подвернув под себя босые ноги. В руках на весу каждый держал чурку черного дерева.
Мы вышли из машины.
Семья причудливых деревянных человечков выстроилась вдоль дороги. Маленькие водоносы с кувшинами. Старики с огромными животами на тонких изогнутых ножках. Присевшие на корточки женщины с плетеными корзинами на головах…
Из незаконченных статуэток во все стороны торчали, как взъерошенные волосы, стружки.
Но самыми удивительными были другие скульптуры. Сначала казалось, что перед тобой маленькое дерево – переплетение веток, изогнутый ствол… И вдруг ты замечаешь человека. Одного. Второго. Целая семья. Люди, стоящие на плечах друг у друга. Голова нижнего дает начало ступне того, что сверху. Руки соседей сливаются, ноги переходят в головы… Люди растут из одного корня. Ты – это я, все мы – одна семья, уверяет скульптор.
Парень, не обращая на нас внимания, продолжал работать. Полуоткрыв рот, он напряженно всматривался в кусок дерева, словно пытаясь угадать, что в нем заключено.
Подняв инструмент, похожий на топорик, он наносил удар. Топорик врезался в чурку. Остропахнущая стружка, уступая пальцу, с хрустом ломалась.
Скуластая голова человечка показалась из дерева. Глаза ее были закрыты, человек еще не жил. Но и мастер не торопился. Он то и дело останавливался, пытаясь понять: что получается?
Старик начал передвигать статуэтки и, часто повторяя «бвана», стал уговаривать меня сделать покупку.
Крайней в шеренге уродцев стояла одноногая статуя – непонятное существо с выпученными лягушачьими глазами.
Я отсчитал горсть монет, взял статуэтку и вернулся в машину.
Странное существо стояло на одной ноге, второй служил ему хвост змеи. Рука уродца шла за спину и там соединялась с ногой. Она вливалась в нее, подобно тому, как некоторые ветви дерева возвращаются к стволу.
Но самым странным было лицо. Вместо носа – змеиная голова, рот – пасть рыбы. Изо рта торчат плоские широкие зубы. Ушей нет. Огромные лягушачьи глаза.
Отчаявшись что-либо понять в этом порождении африканской фантазии, я сунул статуэтку в чемодан.
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПАРК НКАТАНа гребне холмистой гряды, опоясывающей речную долину, мы остановились. Тонкая желтая нить вилась внизу. Танзанийская зима – пора безводья, и река превратилась в цепь коричневых луж, соединенных между собой чахлыми ручейками.
Автомобиль тронулся, и тотчас из-за поворота поднялось сверкающее стеклом длинное изогнутое здание гостиницы. Оно свернулось как змея на плоской, снесенной бульдозерами вершине холма. В синих окнах бродили солнечные молнии. Внизу, под окнами, у подошвы холма, желтело озеро. На асфальтированной площадке перед входом грудились пестрые, как цветы, автомобили, с номерными знаками из Франции, Италии, Соединенных Штатов…
Прежде чем войти в гостиницу, я посмотрел еще раз вниз. Там в долине господствовал зной. В плотном дрожащем воздухе плавали редкие, похожие на раскрытые зонтики деревья. Под ними грудились коричневые точки – забравшиеся туда в поисках тени животные. Внизу, в озере, чернела точка. Должно быть, там сидел бегемот.
С воды поднялась птица. Она величаво сделала полукруг, приблизилась и, развернув крылья, тяжело опустилась на сухое дерево. Палевый марабу с розовой шапочкой на голове замер, без любопытства посматривая на людей и машины.
ТУМАНе успели утром следующего дня мы проснуться, как сообщили: около подъезда ждет автомобиль.
На помятых серых автомобильных боках было выведено оранжевой краской: «National Game Park».
Толстый добродушный шофер бродил около машины. Он впустил в кузов шесть человек и аккуратно запер за нами дверь.
– Не торопитесь выпрыгивать к диким зверям! – весело сказал он и уселся за руль.
Улыбаясь, он рассказал, что год назад один слон в парке наелся плодов «пьянящего дерева» и растоптал человека, который поправлял на обочине дорожный знак.
– Слои большой, а человек маленький!
Затем он вытащил из кармана широченных потертых штанов ключ зажигания, мотор заурчал, машина затряслась мелкой дрожью и тронулась с места.
Спустившись в долину, мы покинули асфальт и свернули на грунтовку. Не успевала машина выбраться из одной ямы, как тут же ныряла в следующую. Все в нашем автомобиле обрело голос и подвижность: ерзали взад-вперед и крякали сиденья, тонко пели стекла, глухо хлопали и подскакивали фанерные люки в крыше.
Наконец водитель круто повернул руль и машина покатилась по двум едва приметным колеям, пробитым в траве и идущим в глубь саванны.
На горизонте показалось стадо антилоп – зебры и гну.
Услыхав машину, первыми забеспокоились гну. Они по очереди вскидывали горбатые короткие шеи и, размахивая коровьими с кисточками хвостами, неуклюжими прыжками неслись прочь.
Зебры оказались храбрее. Даже когда мы подъехали совсем близко, две полосатые лошадки еще продолжали стоять, чутко поводя округлыми, вытянутыми вверх и вперед ушами и настороженно глядя на нас. Потом полосы на их телах разошлись, сжались гармошкой – зебры помчались прочь, по-лошадиному вскидывая зады и встряхивая гривами.
Выключив мотор, шофер повернулся к нам.
– Я с севера, из Мусома, меня зовут Тума, – сообщил он. – У нас зебр называют «разлинованными осликами». Хорошо, не правда ли?
Он откинулся на спинку сиденья и, довольный, захохотал.
Вечером я простился с Джосисом. Мой провожатый ехал дальше, в Додому.
– Там начинается большой фестиваль, – объяснил он. – Народные танцы и народная музыка. Вы когда улетаете домой?
– В конце месяца.
– Постараюсь вернуться и проводить вас… Все будет хорошо?
– Все будет хорошо, Джосис!
КИНОПУШКАОколо огромного развесистого дерева стояла автомашина. Еще издалека она показалась мне знакомой. Где я мог ее видеть?
Мы подъехали ближе – в кузове автомашины что-то блеснуло. Ну конечно! Та самая машина, над которой мы промчались, подлетая к Дар-эс-Саламу!
Около огромного телеобъектива, действительно похожего на орудие, возились три парня в рабочих костюмах и шапочках с козырьками.
Стеклянный глаз равнодушно смотрел на нас.
– Кино! – сказал Тума и важно поднял указательный палец вверх.
К объективу был присоединен киноаппарат.
Мы остановились. Тума первый раз за день разрешил нам выйти, размять ноги.
Я подошел к кинооператорам.
Каждый из парней, протянув крепкую, с жесткой рабочей ладонью руку, назвал себя:
– Дик.
– Дик!
– Дик…
Три Ричарда! Один был веселый, говорил и скалил зубы в улыбке, второй – хмурый, цедил слова сквозь зубы, третий все время молчал.
– Нас так и называют – «братья Дик», – сказал веселый. – Сидим здесь с ней уже третий месяц!
Он похлопал по спине свою кинопушку, как лошадь.
– Чудовище! – с ненавистью сказал хмурый.
Он полез на дерево, спустил оттуда веревку, и все трое стали поднимать свой фантастический аппарат на помост, замаскированный в кроне дерева.
Они затащили его туда, накрыли маскировочной сетью, потом спустились и стали тщательно подбирать под деревом спички и окурки.
– Нельзя пугать зверей, – сказал веселый Дик. – Хорошо еще, что звери не боятся автомобилей.
– Давно работаете?
Весельчак погрустнел.
– Третий год… Год изготовляли оптику. Год ездили – выбирали места… И вот – начали. Месяцев пятнадцать просидим. Нам надо заснять всех зверей: два раза в сезон дождей, два раза – в сухой. Через четыре года, считайте, будет картина.
Четыре года! Я присвистнул. Придет в кинотеатр зритель, усядется, протянет ноги и, посасывая леденец, за полтора часа увидит то, что отняло у этих парней целый кусок жизни. Увидит желтую и зеленую саванну, стада, бредущие к водопою, марабу, стоящего на одной ноге посреди лужи с бегемотами. Увидит и в лучшем случае скажет: «Лихо это они!»
САВАННАМашина то неторопливо катит по дороге, таща за собой хвост желтой пыли, то карабкается с бугра на бугор, пересекая равнину, то стоит, спрятанная в кустах по крышу. Люки откинуты, мы все на ногах, у всех бинокли и аппараты. Мы наблюдаем.
Долина покрыта черными и рыжими пятнами – пасутся антилопы. Невдалеке, касаясь головой верхушки зонтичной акации, стоит жираф. Он стоит в тени и неторопливо обкусывает листья. Рот приоткрыт, виден тонкий верткий язык. Жираф сперва осторожно трогает им веточку, потом вытягивает губы трубочкой и втягивает веточку в рот. Оглодав все ветки, животное делает шаг в сторону.
Поодаль еще два жирафа – самец и самка. Прижались друг к другу, шеи перекрестились, получилась буква Х. Наверное, для них это ласка, нежность.
Мы выкатываемся из кустов, хрустят ветки, испуганно вздрагивают и пускаются прочь животные. Скачут как кузнечики, рыжие импала, бычками, вскидывая рога, мчатся черные гну, бегут жирафы, раскачивая шеями, как корабли мачтами.
Отбежав, все успокаиваются, перестают оглядываться. Антилопы опускают морды в траву, жирафы уходят в тень.
Посреди саванны – одинокое дерево. Под ним кошачьи фигурки – львы. Мамы-львицы и десяток желтых комочков – львят. Хищникам досаждает жара. Они вытянули лапы и лежат. Мы проезжаем мимо – никто не поднимает голову.
Тума ведет машину назад, к гостинице. Показываются слоны. Тума тормозит.
Коричневые великаны следуют один за другим, в середине стада – слоненок. Мать то и дело трогает его хоботом. Стадо подходит к дороге, животные переступают канаву и, ступая след в след, проплывают мимо нас. Слышен только легкий шелест кожи. Слоненок поворачивает в нашу сторону хоботок, но тотчас получает тумак. Он скатывается в канаву, вылезает из нее и, жалобно повизгивая, бежит догонять взрослых.
Тума включает мотор, и мы начинаем подъем на холм, где уже горит вечерними разноцветными огнями наш странноприимный дом.
Вечером, когда я ложусь спать, раздается стук в дверь. Это Дик. Он улыбается.
– Вам будет интересно, – говорит он. – Завтра мы хотим снять, как охотятся собаки. В Нката много гиеновых собак. Поедете?..
ГИЕНОВЫЕ СОБАКИНаутро я сидел на помосте вместе с тремя Ричардами и смотрел в бинокль.
Стая гиеновых собак трусцой преследовала горстку антилоп. Легкие импала как оранжевые стрекозы порхали с места на место, останавливались, выжидая, когда приблизятся собаки, настороженно рассматривали их и снова пускались наутек. И собаки и антилопы передвигались по степи не спеша, собаки, как мне показалось, даже с какой-то угрюмой ленцой.
И вдруг стая распалась. От нее отделились загонщики. Они ускорили бег и скрылись в густой траве, а когда вынырнули из нее, то сразу оказались справа и слева от антилоп. Импала забеспокоилась. Длиннорогий рыжий козел одним махом взлетел на пригорок, окинул взглядом степь, понял угрозу и, скатившись с пригорка, огромными прыжками понесся прочь. Стадо бросилось за ним. В нем были животные разного возраста и разной силы. Скоро одна антилопа стала отставать. Те из загонщиков, которым удалось опередить стадо, начали выходить ей наперерез. Антилопы мчались изо всех сил. Они, словно кузнечики, то взлетали над травой, то по шеи погружались в нее. Стадо уходило, оставляя слабого. Собакам уже удалось заставить животное повернуть, и теперь антилопа пыталась найти спасение совсем в другой стороне, не там, куда умчались остальные. Бело-рыжий комочек одиноко катился по равнине. Черные точки – стая собак – с трех сторон приближались к нему.
Рядом с моим ухом монотонно жужжал мотор. Операторы втроем поворачивали кинокамеру, следя за погоней.
Вдруг послышался хруст рвущейся ленты и мотор остановился.
Ругаясь в три голоса, операторы стали снимать камеру. Один показал на освободившийся окуляр. Я припал к нему.
В бинокль я видел всю погоню, как мне казалось, крупным планом и очень отчетливо, но то, что предстало теперь перед моими глазами, заставило зажмуриться. Все было рядом – в двух шагах. Антилопа уже не двигалась – неподвижно лежала на земле. Собаки нетерпеливо рыскали вокруг. Они беспокойно перебегали с места на место, потные, поджарые бока вздымались, с вислых слюнявых губ падала в траву пена.
Кольцо собак разорвалось.
Из травы показались щенки. Они бежали следом. Маленькие большеголовые уродцы, не останавливаясь, бросились на добычу.
Взрослые собаки снова сомкнули кольцо. Настороженно подняв вверх острые уши и поглядывая по сторонам, они стали ждать, когда насытятся щенки.
В стеклах была видна каждая травинка, каждый камешек, каждая капля крови на земле. Одного из щенков оттеснили, и он, задрав вверх тупую мордочку, жалуясь, беззвучно зашевелил губами, завыл.
ВЕЛИКИЙ ИСХОДНад равниной висел зной.. Каждое слабое движение воздуха поднимало желтые фонтаны пыли. Они вытягивались по ветру и, медленно оседая, гасли.
Неподвижный розовый воздух лежал над выгоревшей равниной. Он лежал тяжелой раскаленной стеклянной плитой. Травы пожухли и полегли. Дно пересохшей реки покрылось, как паутиной, трещинами.
Одинокие грифы черными кляксами висели в побелевшем от жары небе. Они парили над саванной, высматривая трупы павших животных.
На пыльных коричневых дорогах, которые, как ручейки, вытянулись вдоль долины Нката, стояли автомобили с туристами. Осоловевшие от зноя, до пояса раздетые, с зелеными от защитных козырьков лицами, обвешанные фотоаппаратами и кинокамерами, люди чего-то ждали.
На востоке медленно поднималось коричневое облако. Послышался неясный, похожий на шум прибоя рокот. Люди в машинах зашевелились. Заурчали моторы. Некоторые автомобили выкатывались на бугры, чтобы занять получше место.
Показались первые стада антилоп, и скоро по долине уже двигался живой вал. Ручейками текли огненно-рыжие импала. Плотными табунами шли иссиня-черные гну. Полосатые запыленные зебры маршировали рядами, как кавалерия. Показались массивные нильгау. Остропахнущий, глухо ревущий живой поток несся мимо. Животных было столько, что когда первые уже скрылись за горизонтом, в долине, все продолжали появляться новые ряды.
Люди в автомобилях притихли. Они даже перестали щелкать аппаратами и стрекотать кинокамерами. Они стояли в раскаленных машинах навытяжку, воздавая должное этому могучему зрелищу.
Засуха гнала обитателей саванны на запад, к устьям непересыхающих рек Нгуаби и Мбаланкета.
Прошло несколько часов. Наконец ток животных стал иссякать. Сквозь коричневое облако, висевшее над долиной, пробилось радужное солнце. Окруженное зелеными и оранжевыми кольцами, оно осветило выбитую, перемешанную с соломой землю.
Туристы снова заволновались. Зажурчали кинокамеры. Все объективы были вновь направлены вниз. В долине показались хищники. Львы, шакалы, гиены брели следом за стадами. Они шли лениво, с трудом неся отвисшие животы.
Первые хищники мешались с больными и отставшими антилопами. Обессиленная, хромая зебра, не выдержав этого монотонного преследования, подломив ноги, рухнула в пыль. Около нее прилегло семейство львов. Звери были сыты и не торопились. Они знали: еще несколько дней пищи будет вдоволь.
МОТОЦИКЛИСТУтром меня разбудил грохот мотоциклетного мотора. Я приоткрыл дверь и выглянул.
У входа в гостиницу стоял красный мотоцикл, на нем сидел верхом парень с рыжей бородой, его рюкзак лежал на земле.
Парень слез с мотоцикла, расстегнул ремешок и снял шлем.
На плечи упала грива латунных волос.
– Тут должны быть кинооператоры.
– Вчера уехали. У них испортилась камера.
Парень очень огорчился.
– Как же так? – сказал он. – Мы договорились. Я ехал сюда к ним…
Странный вопрос пришел мне в голову.
– Почему вы на мотоцикле? Да еще с рюкзаком. Почему не автомобиль?
– Автомобиль? Ну нет!
На лице его появилась гримаса отвращения.
– Но на мотоцикле опасно. Скоро начнутся дожди.
– Я потому и уехал из Швеции, что там чересчур безопасно. До прошлого года наш городок был единственным в стране, где не было светофоров.
– Ах вот оно что… Тут, в Африке, опасностей, конечно, хватает.
Парень помрачнел.
– Тоже не очень, – признался он. – Львы удирают от мотоцикла, носороги на дорогу не выходят. Слонов приходится объезжать.
– Вас оштрафуют. Въезд в заповедник на мотоцикле запрещен.
– Уже оштрафовали… – Рыжебородый задумался. – Вот разве что… – У него засветились глаза. – Необитаемый остров! Мне нужен необитаемый остров. Между Багамойо и Дар-эс-Саламом есть маленькие острова. Нанять лодку и махнуть туда, а?
– Ну, ну… Значит, вы из Швеции? – Догадка мелькнула у меня в голове. – Случайно не преподаватель? Вас зовут не Нильс? Работаете не в Кидоге?
– В Кидоге. Секондри скул.
– Женский интернат?
– Да.
Я засмеялся.
– Привет вам от русской учительницы математики! Вы, кажется, соседи?
Нильс ужасно удивился.
– Она очень милая женщина, – сказал он. – Откуда вы ее знаете?
– Мы с ней из одной страны!
Он кивнул, потрогал рукой мотор – теплый? – застегнул шлем, взвалил на спину рюкзак и уселся на свое красное чудовище.
Мотоцикл с ревом завелся. Нильс помахал мне рукой, опустил на глаза очки-консервы и включил газ. Синяя струя дыма обдала меня с головы до ног. Мотоцикл пополз в ограде. Очутившись на шоссе, он взревел и, прочертив горизонт красной молнией, как ракета, исчез…
