Текст книги "Бухта командора"

Автор книги: Святослав Сахарнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

ДВА КЛАДБИЩА

Суда лежали на боку. Их черные мачты были подняты к небу, как руки.

Когда доу отслужит свой век, владелец гонит свой парусник сюда. Он дожидается прилива и направляет судно к берегу. Скрипнув килем о песок, оно садится на мель. Вода уходит, и отслужившее свой век доу валится на бок. Последнее паломничество на него команда совершает по колено в воде. Люди сносят на берег свернутый в трубку парус и убогий скарб.

Неподалеку от корабельного кладбища есть кладбище людей. Ему более пятисот лет. Кто похоронен под серыми сглаженными глыбами? Надписи стерло время. Покосившиеся стелы стоят как врытые в землю пушечные стволы.

Трава постепенно покрывает камни, остатки стен.

Новые люди пришли на эту землю, построили дома, посадили кокосовые пальмы. Девчонки в зеленых юбках по утрам бегут в школу мимо замшелых плит.

Они бегут мимо безмолвных камней и мимо безмолвных доу.

Слепые глазницы якорных клюзов и стертые надписи на могилах смотрят вслед детям.

КИСИВАЙО

Миновав древнее кладбище, автобус повернул и стал отдаляться от океана. Новая дорога была проселком. Она была вся изрыта ухабами, то и дело ныряла в низины, и тогда наша колымага начинала трястись на бревенчатых полуразрушенных мостках, звонко гремевших под колесами.

– Тра-та-та! – стучали колеса.

– Тра-та-та! – выбивали дробь зубы.

– Только бы доехать до Кисивайо! – бормотал сосед.

Его опасения оказались ненапрасными. Правда, до Кисивайо, где проселок возвращался на шоссе, мы добрались. Автобус вкатил на центральную площадь, взметнул вверх огромное облако красной пыли, его мотор выстрелил всеми цилиндрами и умолк.

Он испортился.

Упираясь в широкую, густо засыпанную пылью корму автогиганта, добровольцы из пассажиров, понукаемые криками шофера, покатили машину чиниться, а мы – все остальные, – сложив в пеструю груду пожитки, разбрелись по площади, ища тень и место, где можно было отдохнуть в ожидании продолжения рейса.

Солнце потоками лило на землю зной. Оно неохотно уступало вечеру – крошечные, прятавшиеся у самых стен тени домов росли медленно.

Прикрыв голову газетой, я уселся около глинобитной стены и стал ждать.

Пустую площадь пересекал мальчишка. Он волочил за собой, как добычу, лист оберточной бумаги.

Подойдя к стене, он поднял лист, приложил его, разгладил и ловко без молотка прикрепил гвоздями.

Это было объявление. Неумело нарисованная женская фигурка извивалась на нем в танце.

ТАНЕЦ СБОРА УРОЖАЯ

Вечером на площади собралась половина населения городка.

Выступали танцоры. Четыре парня и четыре девушки, маленький оркестр – две гитары, три барабана.

Барабаны рокотали, босые пары с сосредоточенными лицами топтались на месте. Мягкая пыль качалась в воздухе.

Гитарист растопыренными пальцами касался струн. Их дребезжание подгоняло парней.

Четыре пары топтались друг против друга.

Рокот барабанов усилился, и танцоры, раскачиваясь, пошли по кругу. Они шли пара за парой, наступая и расходясь. Пыль металась над пересохшей землей.

Белые рубахи парней взмокли. Девушки сбились в стайку. Парни прыгали вокруг них.

Барабанные удары слились в непрерывную дробь.

Она оборвалась, и танцоры остановились в тех позах, в которых их застал конец. Они уронили руки и стояли, подняв лица. Вечернее солнце обливало их мокрые тела кровью.

– Исполнялся танец урожая племени ньякьюза, – объявил гитарист.

На дороге раздался шум автомобильного мотора. Гремя разболтанными дверями, на площадь въехал еще один автобус. Он грузно осел, притормаживая, и остановился. Из открытой двери на землю спрыгнула Юросова. Она подошла к танцевавшим.

– Пойдем! – сказала она одной из девушек. – Тебя ждут.

Они направились к автобусу.

Юросова вела за руку беглую школьницу – Нкелигве Мвакзеге. Они прошли через толпу зрителей, забрались в пустую машину и уселись у задней стенки.

Я подошел и через запыленное стекло сделал Юросовой знак. Она обрадовалась и кивнула, но лицо ее осталось озабоченным.

Гремя сумками и мешками, в машину садились женщины. С грохотом завелся мотор. Автобус обдал площадь золотистым дымом и укатил.

Снова зарокотали барабаны, и танцоры, держась за руки, вышли в круг. Одна пара распалась.

Не успел закончиться танец, как на площадь въехал и наш дилижанс.

ЗАПИШИТЕ ЕЕ ФАМИЛИЮ

Мы улетали из Дар-эс-Салама в осенний дождливый апрельский день. С утра горизонт обложили тучи. К десяти часам они заняли все небо. Пошел мелкий дождь. В душном, насыщенном испарениями воздухе плавали тени людей.

Мы проехали по Индепенденс-стрит и около памятника солдату свернули к бухте.

В гостинице осталось письмо:

«Дорогой Джосис!

Очень сожалею, что вы не успели вернуться к моему отъезду. Как мне не пришло раньше в голову? Ведь я знаю девочку в Кидоге – танцует, сочиняет рассказы. Ее зовут Нкелигве Мвакзеге. Может быть, она именно та, кого вы ищете. Запишите ее фамилию.

Жму руку и желаю успеха».

Мы подъехали к зданию аэровокзала. Над ним развевался черно-зелено-желто-синий танзанийский флаг.

Самолет взлетел точно по расписанию. Бетонная полоса запрыгала и понеслась прочь. Я припал носом к иллюминатору.

Около здания аэропорта стояла маленькая фигурка в белой рубашке. Джосис! Он таки вернулся и пришел проводить меня!

Маленькая фигурка задрожала и раздвоилась. Получилось две белые точки. Они стремительно покатились назад, а потом вниз.

Под крылом самолета замелькала трава. Пронеслась дорога. На этот раз на ней не было автомашины с кинокамерой, похожей на пушку.

Где сейчас три неутомимых Дика? Снимают голубых гну в Серенгетти или плавают по Укереве, охотясь за коричневыми горбатыми крокодилами?

А где сейчас Нильс, последний искатель приключений из сонного благополучного Вардебю? Наверное, входит в класс и, протянув указку к карте, рассказывает африканским девчонкам о строительстве новых заводов в Танзании и о новой железной дороге на Ирингу? Или сидит на педсовете рядом с русской женщиной Юросовой и обсуждает, что делать с непокорной девочкой Нкелигве Мвакзеге?

Дар-эс-Салам, освещенный желтыми утренними лучами солнца, отступал.

Город наклонился – на окно надвинулся океан. Он был синий и плоский. Задрожали, покатились прочь зеленые, окаймленные белыми пенными кольцами острова. Где-то среди них и мой остров…

Самолет повернул на северо-запад. Океан отступил. Началось Восточно-Африканское плоскогорье: кирпичная саванна, голубые ленточки рек, серые трещины дорог.

С севера уже ползли навстречу облака. Белое одеяло снова накрывало степь.

В том месте, где должна была стоять великая африканская гора, снова выпирал плоский, круглый камень. Вдруг облачное одеяло вокруг него взлохматилось и распалось. Там, где только что был белый холм, парила в воздухе вершина огромного погасшего вулкана.

– Килиманджаро! – пробормотал мой сосед-кениец. Он, видно, привык тут летать, гора его не интересовала, он достал из портфеля записную книжку и начал ее читать.

«Килиманджаро!»

Тонкое облачное кольцо лежало на вулканической вершине. Языки тумана спускались от него по склонам и заканчивались синими ручьями.

И вдруг я понял, что это не облака, а снег!

Снежный великан на экваторе! Это по его склонам поднимаются автомашины с туристами, а навстречу им из дождевых лесов неторопливо выходят стада слонов. Они расходятся, почти касаясь, слоны и автомобили, и только матери отводят хоботами в сторону от машин любознательных слонят.

Это здесь, в заповедных лесах, стоят хижины и люди живут, бескровно воюя со стадами прожорливых обезьян.

Облака пошли гуще, плотнее. Гора снова утонула в них.

Самолет уже летел над белой пустыней. Позади остались шумный Дар-эс-Салам, выжженная солнцем долина Нката, саванна и в ней древняя дорога на Багамойо. Уходил великий сложный материк, маленький кусочек которого я сумел увидеть, к жизни которого только прикоснулся.

Дар-эс-Салам – Ленинград

1974—1976, 1982 гг.

ОСЬМИНОГИ ЗА СТЕКЛОМ

Это было в Ленинграде хмурым летним днем, в огромном здании на берегу Невы…

Мальчик прошел мимо застекленных витрин с черепахами и змеями, остановился перед той, где на тонких проволочных нитях висели два причудливых осьминога. Они висели за слегка запыленным стеклом, растопырив щупальца, словно два пестрых зонтика, а за ними громоздились странные красные, бурые и желтые камни, похожие на деревья. Вымазанные яркими красками рыбки хороводили между ними.

«Коралловый риф и его обитатели», – было написано на табличке.

Мальчишкой, который часами пропадал в музее, был я сам.

Шли годы, многоцветный мир кораллов оставался для меня воспоминанием детства – камнями и животными за стеклом.

Я складывал в ящик письменного стола вырезки из газет, выписывал на аккуратные картонные карточки все, что читал о море и тропиках, смотрел кинофильмы. Я ждал встречи с чудом, которое называется «коралловый риф»…

КУБА – ОСТРОВ В ОКЕАНЕ

И вот наконец я стою на берегу океана и жадно смотрю на синюю, с неторопливыми волнами воду. Тускло просвечивает дно, берег покрыт острыми, клыкастыми камнями, между камней поблескивают лужи стоячей воды.

Справа и слева шумит раскаленный на солнце город: многоэтажные здания, улицы – реки асфальта, зелень бульваров, пестрые, как птицы, автомашины.

За моей спиной, в оконных решетках старинного испанского особняка гудел ветер.

Дому сто лет. Высокие потолки и толстые стены. Посередине закрытый дворик, кусочек голубого неба, две перистые пальмы, трава. Перед домом – бассейн: квадратная яма, вырубленная в скале. В ней, в непрозрачной зеленой воде, пуская пузыри, бродят ленивые рыбы.

– С вами поедет по стране Родольфо, – сказали кубинские товарищи, встречавшие меня на аэродроме. – Ихтиолог, учился в Советском Союзе. Поедете в кооператив к рыбакам. Аста луэго! До свидания!

И они ушли.

В углу комнаты валялись мой чемодан и спортивная сумка. Из сумки торчали ласты и кончик дыхательной трубки.

Риф начинался у самых окон дома. Он неудержимо звал к себе.

И ЭТО КОРАЛЛОВЫЙ РИФ?

Звонко шлепая ластами, я пересек дворик и спустился мимо бассейна к морю. Взяв в рот загубник, забрел в воду по пояс, лег и поплыл.

Серая, безжизненная пустыня расстилалась подо мной. Наклонное дно было все засыпано зеленовато-серой известковой пылью. Ямки, похожие на оспины, Мрачная, напоминающая фотоснимки лунной поверхности картина…

И ни одной рыбы.

Вот так риф, вот тебе и кораллы – великолепный сад под водой!

Наконец впереди мелькнул чей-то силуэт. Узкий и длинный, он возник на мгновение, прошел по краю каменистой пустыни и исчез, растворился в черно-голубой дали.

Кто это?

Я вспомнил рассказы про акул. Стало неуютно.

Один в этом царстве безжизненного камня, в мире без красок, без теней, без солнца.

Шевельнул ластами, перевернулся на бок, поплыл назад.

У самого берега, там, где входил в воду, увидел наконец живое существо.

В углублении между камнями сидел еж с длинными-предлинными иголками. Я оплыл его стороной и, придерживаясь руками за клыкастые известковые плиты, выбрался на берег.

СЕРДИТЫЙ КАМЕНЬ СЕБОРУККО

Я понял: риф, над которым я плавал, был мертв. Кораллы, построившие его, умерли тысячи лет назад, превратились в серые камни, в огромную плоскую скалу, убегающую в океан.

Часть этой скалы выходила на берег. Острые клыки, похожие на волчьи зубы, торчали над ее поверхностью.

– Себорукко! – говорили кубинцы, когда я спрашивал, как называется скала. И добавляли: – Очень сердитый камень!

Однажды я отправился побродить. На ногах у меня были туфли, привезенные из Ленинграда, модные, с широким носком и блестящей кожаной подметкой.

Я шел вдоль моря по себорукко, приседая и охая: острые камни ножами вонзались в подошву.

Нога подвернулась. Пришлось тащиться назад.

На пороге дома я присел и снял туфли. Их подметки превратились в лохмотья.

И верно – сердитый камень!

НЕ ТЕ РЫБЫ

Родольфо задерживался.

Мне передали, что приехал болгарский ученый, который исследует повадки стайных рыб, и Родольфо ушел с ним в море.

Я не сетовал. Я обживал берег.

Кто-то сказал, что у самого дома видел моллюсков с большими красивыми раковинами. Отправимся на их поиск!

Я плыл спокойно и уверенно, пристально вглядываясь в серую, однообразную поверхность рифа. Бояться было некого.

Книги в один голос утверждали: в тропическом море, у берега, на плывущего под водой человека не нападает никто. Крупных акул у берега нет. Мурена может навести глубокие, долго не заживающие раны только в том случае, если человек наступит на нее или схватит рукой. Барракуда нападает, если загнать ее в угол. В общем, рыбы как рыбы.

Плыву, беззаботно поглядывая вниз.

Вдруг на фоне дна появился силуэт: узкое, длинное, похожее на веретено тело в светлых и темных полосах, огромная голова, белые зубы. Барракуда! Прекрасная морская щука метра в полтора длиной плыла неторопливо и спокойно, не обращая на меня внимания, не собираясь ни нападать, ни бежать.

«Испугаем! Наведем на хищницу страх!» Я нырнул и, вытянув вперед руки с растопыренными пальцами, стал догонять барракуду. Она ускорила ход – я заработал ластами сильнее. Щука увеличилась в размерах – я догонял ее.

И тогда произошло нечто удивительное. Рыба повернулась. Вернее, она повернула лишь голову, как собака, которая огрызается на преследователя. Она повернула свою длинную голову и щелкнула зубами. Зубы как гвозди. Я отчетливо услышал под водой их стук. Я отдернул руки и, бешено работая ластами, стал всплывать.

Рыбина продолжала путь. Она уплывала спокойно и неторопливо. Черно-зеленые полосы мелькали на фоне белого дна.

Ошеломленный, я выскочил на поверхность. Сердце отчаянно колотилось. Перед глазами стояли острые, с палец длиной зубы… Бр-р!

Только сидя в комнате, я понемногу пришел в себя и успокоился.

Конечно, барракуда не напала бы на меня. В конце концов человек больше ее. Книги не врут. Но спасибо громадной щуке: в тот день я понял, рыбы тропического моря – это не рыбы наших озер и рек. С ними надо держать ухо востро.

РОДОЛЬФО

Я корчился в кровати под двумя одеялами, заряжая кассеты фотоаппарата.

Кто-то постучал по спине. Красный, распаренный, я вынырнул наружу. У кровати стоял небольшой темноволосый человек и с любопытством разглядывал меня.

– Будем держать знакомство, – сказал он. – Меня зовут Родольфо. Я учился в Москве.

– А я из Ленинграда.

– Как устроились?

– Жарко… Ну, как стайные рыбы?

– Ходят стаями. – Он рассмеялся. – Завтра починят машину и мы уедем. Вы первый раз на Кубе?

– Первый.

– Повезло. Поедем через весь остров на южный берег, к рыбакам. Поживем в лагуне Тесоро. Там водятся ламантины. А пока хотите побродить?

Мы вышли на раскаленную полднем улицу.

По липкому от зноя асфальту, шурша, проносились автомобили.

Девушка-регулировщик в бело-зеленых нарукавниках размахивала жезлом. Под огромным, развесистым, в десять обхватов деревом баньяном сидели темнокожие мамы. Около их ног копошились курчавые ребятишки.

Прячась в тени деревьев, мы дошли до каменной ограды.

– Аквариум! – сказал Родольфо.

МАНХУАРИ

Посреди сада с редкими пальмами стояло круглое белое здание.

В стены его были вделаны прозрачные ящики с водой. Посередине, в небольшом мелком бассейне, плавали закрытые кувшинки лотоса.

– Манхуари! – сказал Родольфо.

В бассейне, повернувшись мордами к бьющей из шланга струе воды, стояло несколько серо-голубых рыб, похожих на щук.

– Щуки! – подтвердил Родольфо. – Манхуари. Жили раньше мамонта. Раньше брон-то-завра.

(Слово «бронтозавр» у него получилось плохо.) Чтоб было понятнее, он растопырил над головой пальцы и пошевелил ими, изображая ужасного ящера.

Я присмотрелся к рыбам. У каждой на боках светлая сетка – будто переплетаясь, опутали все тело проволочки. Как кольчуга… Панцирные щуки! Эти рыбы жили на земле, когда не было еще никаких шерстистых носорогов, саблезубых тигров, когда не бродили по пустынным степям огромные ящеры, а в небе не парили на кожистых крыльях смахивающие на пеликанов птеродактили.

Панцирная рыба! Прабабушка карасей и акул.

МНОГОУДОБНАЯ МАШИНА

Мы уезжали из Гаваны. Автомобиль, на котором приехал Родольфо, сначала испугал меня. Он был высокий, квадратный, весь в следах электрической сварки и… с трубой.

– Интересная конструкция! – сказал я. – Он что у вас, ходит на дровах?

– Зачем на дровах! На бензине. Некрасивый? Зато много… – Родольфо долго искал слово и наконец подобрал: – …удобный. Сам собирал. – Родольфо с гордостью показал свои руки. – Ящики приварил – не утонет. Крепкий. Едет не очень быстро – тоже хорошо, больше увидим. Выхлоп – вверх!

Он показал на трубу.

– Ну что ж, едем.

Громыхая, наш автомобиль покатился по набережной, мимо сияющих стеклами гостиниц, пробился сквозь толпу автомобилей на узких улочках старого города, выскочил на шоссе и деловито побежал мимо зеленых плантаций и рощиц, тонких, как зеленые свечки, деревьев.

– Две остановки в пути, – объяснил мне Родольфо, – через два дня – лагуна.

– Мне бы скорее на риф… – вздохнул я.

– Будет риф. Все будет.

Под вечер мы прикатили в город на берегу маленькой бухты.

Над городом возвышалась скала. На вершине ее белел замок.

СТАРАЯ КРЕПОСТЬ

Мы вскарабкались на вершину скалы. Позади остались городские дома, асфальт, бензоколонка…

На дне сухого рва низкая, ломкая трава. Деревянный подъемный мост.

Полуголый, страдающий от жары сторож опустил его. Осторожно ступая по шатким, полуистлевшим доскам, мы вошли в замок.

Раскаленные солнцем камни источали зной. Серые ящерицы с закрученными, как у собак, хвостами бесшумно сновали меж известковых плит.

Замок сторожил вход в бухту. Когда-то в ней спасались преследуемые пиратами корабли. Пираты рыскали вокруг бухты, как волки…

Мимо запертых железными решетками окон я прошел к внешней стене. Между приземистыми зубцами торчали пушки. Лег рядом с одной из них и высунул голову из бойницы.

Внизу море катило мелкие, как морщинки, волны. Воду прорезали черные зубчики. Они появлялись, стремительно чертили кривые, изогнутые линии и исчезали.

Это были акулы. Хищники ждали, не вынесет ли течением из порта какую-нибудь падаль.

Когда мы вернулись по каменистой дороге вниз, к бухте, около бензиновой колонки стоял ослепительно белый автомобиль.

БЕЛЫЙ АВТОМОБИЛЬ

Он был как акула: никелированные клыки спереди, два наклонных плавника сзади…

Около автомобиля стояли двое – молодой парень в белой рубашке с расстегнутым воротом и толстяк с сигарой в зубах. На толстяке был клетчатый пиджак и брюки мешком.

Увидев меня, парень обрадовался.

– Абло испаньол? (Говорите по-испански?) – спросил он.

Я покачал головой:

– Йо абло руссо. (По-русски).

Лицо парня расплылось в улыбке.

– Я знаю и русский, – сказал он без всякого акцента. – Я переводчик. Вот прикрепили меня к этому гражданину.

– А вы с ним на каком объясняетесь?

– По-итальянски. Турист. Собственно, объясняюсь один я. Он молчит.

– Бывает. Такой характер.

Парень вздохнул.

Толстяк спрятал в карман сигару, вытащил из машины роскошный фотоаппарат с толстой трубой-телевиком и нацелил трубу на бензоколонку.

«Стоило ехать за тридевять земель, чтобы фотографировать ее, – подумал я. – Мало их у него дома?»

К машине вернулся шофер, маленький и чернявый. Шофер сел за руль. Переводчик и толстяк заняли места позади. Неслышно заработал мотор, машина качнулась, стремительно набрала скорость и как огромная белая ракета унеслась вверх по дороге.

Мы покатили вниз, к морю.

Впереди на горизонте поблескивали две полосы: синяя – вода и зеленая – мангровый лес. За ними желтели домики небольшого городка.

– Тринидад! – пояснил Родольфо. – Есть интересная история.

И он рассказал.

Дело было во второй половине XVIII века. Карибское море всегда печально славилось морскими разбоями. Но грабить одиночные корабли хлопотно, и пираты решили захватить сразу целый город.

Выбор пал на Тринидад.

Разбойники высадились в мангровом лесу. Выйдя на грунтовую дорогу, их отряд тронулся в путь. Десятикилометровое расстояние шли так медленно, что жители успели связать в узлы свое имущество и уйти в горы.

Когда первые группы разбойников вступили на мощенные булыжником улицы, в городе оставались только одни бедняки.

Начался торг. Между городом и пещерами, где спрятались купцы и гидальго, забегали взад-вперед посланцы. Пираты требовали выкуп, грозя в случае отказа поджечь город с четырех сторон. Жители упирались. Наконец все кончилось полюбовной сделкой: пираты получили требуемую сумму и вдобавок право… торговать на городском рынке!..

Эту историю мне рассказал Родольфо, пока мы добирались до берега. Там шофер, не сбавляя скорости, свернул с дороги прямо в гущу стоящих в воде деревьев. Хрустнули ломкие ветки, машина ухнула в воду и, ловко цепляясь зубчатыми шинами за дно, покатила дальше. Выхлопная труба над нашими головами, стреляла, желтые волны разбегались по сторонам.

«И верно – многоудобная машина!»

Мы доехали до песчаного островка, покрытого деревьями, и там вылезли отдохнуть, размять ноги.