Текст книги "Бухта командора"
Автор книги: Святослав Сахарнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
содержит историю острова Изменного и демонстрирует необыкновенные способности Белова
Утром мы отправились в инспекцию. В комнате, стены которой были увешаны белыми морскими картами, за канцелярскими, заваленными документами столами сидели представительные, рослые, ладные люди в форме. При виде нас Белов встал.
– Пойдемте в библиотеку.
В библиотеке мы сели на диван, под картиной, которая изображала открытие русским пароходом «Америка» одноименного залива в Приморье.
Маленький инспектор выслушал Аркадия, потер ладонями виски, нагнул по-птичьи голову набок и не торопясь начал:
– …Пароход «Минин» был построен в Англии по заказу России для работы на Дальнем Востоке фирмой Ланц. Фирме была заказана в 1906 году серия из трех судов: «Минин», «Аян» и «Карс». Пароходы почти не отличались по своим данным.
– Их было три?
– Нет, заказ на «Карс» аннулирован.
Аркадий хмыкнул:
– Как же тогда их отличить? Особенно если они пролежали бок о бок под водой без малого полвека. Значит, они…
– Две кучи одинакового железного лома, – это сказал я.
Из-за книжных стеллажей бесшумно вышла пожилая женщина.
– Михаил Никодимович, – обратилась она вполголоса к Белову. – Одному товарищу с юридического факультета нужно подобрать случай столкновения двух грузопассажирских кораблей в тумане.
– «Садгепул» и «Парция». Дело слушалось в Лондоне в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году. – Белов произнес это, не задумываясь. – Пусть посмотрит реферат бюллетеней Ллойда за пятьдесят седьмой год.
Женщина исчезла.
– Итак, на чем я остановился?
– Вы сказали, что пароходы были однотипны.
– Да. Так вот, в двадцать первом году, после того, как Владивосток заняли интервенты, суда поступили в распоряжение оккупационных властей. Пароходы использовались как войсковые транспорты, а затем были вновь отданы военной комендатуре белых. Перед бегством белых из города оба парохода получили приказание грузить на борт и гражданское население.
Кончив погрузку, они ушли в Японию, а оттуда рейсом на Сан-Франциско с заходом в Петропавловск-Камчатский – на север. У одного из островов Курильской гряды оба потерпели аварию.
Как я уже говорил, есть акт расследования двадцать пятого года. Из-за недостатка данных расследование тогда прекратили.
– Кто производил его?
– Управление безопасности кораблевождения.
– Капитан «Минина» погиб?
– Умер в Японии.
– А капитан «Аяна»?
– Вернулся и скончался в госпитале в двадцать седьмом году. Его показания были главными.
– Та-ак… А вы сами никогда не были в районе Изменного?
– Нет.
– И не собираетесь?
– Нет причин. Правда, в этом месяце я должен работать в тех местах. На Шикотане столкновение, кое в чем надо разобраться.
Нас снова прервали: в дверях показался пожилой моряк.
– Товарищ Белов, – сказал он, – совершенно срочно. Пришла телеграмма. Готовится решение о дополнительном оборудовании района Семи Камней: маяк и два светящихся буя. Нужно сегодня же дать обоснование: кто сидел на Камнях. Ну, скажем, за последние три-четыре года.
– За три или за четыре, Алексей Алексеевич?
– За три.
Белов полуприкрыл глаза.
– 1960 год, – начал он. – Пароход «Шойна», пробоина в районе форпика, поврежден винт. Убыток тридцать одна тысяча рублей… – Его собеседник вытащил записную книжку и начал торопливо записывать. – Сухогрузный транспорт «Кассиопея», касание грунта, в убытки вошла только стоимость постановки в сухой док. Большой рыболовецкий траулер «Трепанг», пробит борт в районе сорок восьмого шпангоута…
Белов диктовал минут пятнадцать, он перечислил добрых два десятка судов, не забыв указать, что за повреждения были получены, во что обошелся ремонт и какие особые обстоятельства сопровождали аварию.
– Иду, заказан прямой провод с Москвой, – сказал моряк и исчез.
– А если в цифрах ошибка? – спросил Аркадий, обращаясь к маленькому инспектору. – Вы не хотите пойти их проверить?
– Я вас не понимаю, – простодушно ответил Белов. – Меня спросили, что за суда терпели бедствие на Семи Камнях, и я ответил. При чем тут ошибка? На чем мы с вами остановились?
– На расследовании, которое вы будете вести на Шикотане. Кстати, действительно, это недалеко от Изменного. Точно вы поедете?
Белов пожал плечами.
– Скорее всего. А сейчас надо вернуться в кабинет. Как только дадут Москву, меня будут искать. Я заказал дело о расследовании аварии «Минина» и «Аяна». Его вам принесут из архива. Что еще?
– Хотелось бы знать, что представляет собой Изменный.
– Возьмите лоцию.
Женский голос крикнул:
– Белова срочно наверх!
Мы отыскали на полках несколько старых книг по истории открытия южных Курильских островов.
В пожелтевших пыльных изданиях нашлась история острова.
Плавания в его водах восходили к началу XVII века, когда Евреинов и Лужин, Анциферов и Козыревский начали движение к Курильским островам со стороны Камчатки и Охотска. Двигаясь с севера на юг, от острова к острову, изыскивая поселения айнов и облагая их ясаком, они наносили на карты бесконечные и неуютные каменные громады с дымящимися вулканами.
Однако эти мореплаватели до Изменного не добрались. Первый корабль, который появился в его водах, был «Св. Михаил» Шпанберга. Энергичный, упорный в достижении цели, Мартын Шпанберг был помощником Беринга во второй Камчатской экспедиции. В районе Курильской гряды он начал работать в 1738 году.
Результатом его работ стала карта островов. Пораженный их обилием и утомленный необходимостью придумывать для каждого название, Шпанберг часто ограничивался тем, что указывал на карте порядковый номер. На карте, которую он представил в Санкт-Петербург после окончания плавания, значились тридцать островов. Однако на изданной двумя десятилетиями позже Парижской академией наук в нижней части Курильской гряды значился и Тридцать первый.
Название Изменный было присвоено ему на основании свидетельства о плавании в 1811 году в этом районе Головнина и происшествия, которое имело там место.
Совершивший под командованием Головнина плавание из Кронштадта на Камчатку корвет «Диана» вышел из Петропавловска с целью уточнить морскую опись островов, подтвердить государственную принадлежность Сахалина к России и попытаться установить дипломатические связи с Японией. Обнаружив в безымянной бухте на острове Кунашир селение, Головнин сошел в шлюпке на берег. Селение оказалось небольшим японским укреплением. Местные чиновники хитростью заманили Головнина с товарищами – мичманом Муром, штурманом Хлебниковым и четырьмя матросами – в крепость и арестовали их. Только после длительных переговоров, во время которых между крепостью и Хоккайдо, где сидел японский губернатор, с черепашьей скоростью двигались гонцы, а каждое сказанное или написанное слово превратно истолковывалось, отважный капитан-лейтенант и его товарищи были освобождены. В память об этом происшествии Головнин назвал бухту бухтой Измены, а остров, лежавший неподалеку в море, получил название острова Изменного. Это название вначале не привилось, и о нем вспомнили только в 1946 году…
– Вот теперь все ясно! – сказал Аркадий. – Однако нам нужно и описание самого острова.
– Тебе же сказали, возьми лоцию.
Вскоре мы сидели над толстой книгой в красном коленкоровом переплете и затаив дыхание перелистывали страницы.
– Кунашир. Это не то, – бормотал Аркадий. – А вот и Изменный… «Вход в бухту. У входа в бухту установлен на возвышении семнадцати метров огонь… В бухте возможна стоянка судов малого водоизмещения…» Все, никаких выброшенных на камни кораблей.
Он захлопнул книгу.
– Подожди, – сказал я. – Посмотри соседние страницы.
Мы снова углубились в чтение.
– Вот, – глухо сказал мой друг. Палец его уперся в страницу. – Вот. Тут прямо написано: «В 1922 году». Читай!
– «Два Брата. Отдельная скала, с раздвоенной вершиной, лежит в центре каменной гряды. В двух кабельтовых от нее среди камней ранее возвышались остатки судна, затопленного во время шторма в 1922 году. Ограждена южная оконечность гряды…»
– «Ранее возвышались». Что, теперь не возвышаются?. А где второй пароход?
– Больше в лоции ничего нет…
Затем нам принесли дело об аварии.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,излагающая содержание папки с делом об аварии двух пароходов
Пароход «Минин» отошел в плавание от тридцать третьего причала Владивостокского порта 22 октября 1922 года в 15 часов 30 минут.
Капитан парохода Мостовой имел все основания быть недовольным рейсом.
Военный комендант, который накануне вызвал его, был краток:
– Погрузите все, что будут подвозить. Сколько влезет – все брать. Людей – только по моим пропускам. Пойдете в Нагасаки.
Капитан смотрел на узколицего лысеющего злого подполковника и думал, что если отказаться – расстрел.
– У меня неисправен радиотелеграф.
Подполковник пропустил эти слова мимо ушей.
– Взвод солдат посылаю сейчас. Команде на берег не сходить. И смотрите у меня… – Он выругался.
Когда капитан вернулся на пароход, погрузка уже началась. Первые часы солдаты кое-как сдерживали толпу у трапа, потом перестали проверять у тех, кто лез на судно, документы, а затем исчезли вообще, растворились, слились с пестрой массой, бушевавшей на палубе.
В 15 часов 30 минут, видя, что положение становится угрожающим, что пароход переполнен, а на причале уже вспыхивают драки и щелкают сухие винтовочные выстрелы, капитан приказал обрубить швартовы и перешел на рейд. Там судно нагнала гребная шлюпка с приказом коменданта ждать его семью.
Узкие миноносцы с бело-красными японскими флагами один за другим покидали рейд. На сигнальном посту подняли какой-то сигнал. Он бессильно повис, прочитать его было невозможно.
Мостовой поднял к глазам бинокль. У дальнего причала в Гнилом углу тянулся над водой дымок, это отходил «Аян».
Капитан приказал выбрать якорь и переставил рукоятки машинного телеграфа на малый.
Длинный зеленый остров медленно пополз по правому борту. Стеклянная башенка маяка мертво и безжизненно вспыхнула отраженным солнечным лучом.
Капитан вздохнул и приказал принести на мостик судовой журнал. Что писать? Количество людей, грузов, пункт назначения?
– Пишу, как акт о смерти, – сказал он помощнику.
Выписка из судового журнала парохода «Минин»
16.45. Снялись с якоря. На борту около 600 человек эвакуированных и груз около 40 тонн. Порт назначения Нагасаки.
17.01. Прошли маяк Скрыплев. На палубе среди нижних чинов возникла драка. Один человек убит. Тело выброшено за борт. Причины не выяснены.
Капитан смотрел на палубу, покрытую черно-зеленой массой пальто и шинелей, и думал, что в случае любой, самой незначительной аварии матросы не смогут ни подойти к якорному устройству, ни пробиться в трюм, ни включить пожарную систему. От фок-мачты доносились тонкие звуки гармоники. Там пили и пытались петь.
Вышли в Уссурийский залив. Первая волна ударила в борт, окатив людей на палубе длинными холодными брызгами. Гармошка умолкла. Черно-зеленая масса шумно вздохнула, подвигалась и, отчаявшись изменить что-либо в своей судьбе, затихла.
Пароход повернул на юг. За кормой тонко прорезали горизонт мачты «Аяна».
Выписка из судового журнала парохода «Аян»
17.20. Снялись со швартовов. На борту: эвакуированное из Владивостока население и служащие армии в количестве до 500 человек, архив Дальневосточного правительства и дела смешанного русско-китайского банка. Груз около 60 тонн. Пункт назначения Шанхай, с заходом в Нагасаки. Имеем приказание следовать совместно с «Мининым».
19.15. Догнали «Минин». Следуем в кильватер, расстояние 10 кабельтов.
Капитанов «Аяна» и «Минина» связывала дружба. С первой же встречи в Англии, где Мостовой и Нефедов принимали пароходы, между ними установились отношения, которые и должны были возникнуть между людьми одного возраста и одной судьбы. Оба из потомственных морских семей – их отцы начинали плавать еще матросами, они – выходцы из низших чинов – с большим трудом добились капитанских дипломов и не могли рассчитывать на хорошее судно на Черном море или на Балтике. В маленьком неблагоустроенном Владивостоке их семьи жили на одной – Подгорной – улице.
Вот почему среди всех бед, связанных с участием в эвакуации, капитаны видели только одно благо – совместное плавание.
Переход до Нагасаки занял менее недели.
В Японии их ждали новые неприятности. Вместо сотен шумных и растерянных людей в оставленные каюты пришли щеголеватые, не потерявшие еще лоска офицеры и странные, хорошо одетые мужчины, тоже отличающиеся военной выправкой. Они принесли приказ обоим пароходам следовать на Камчатку в Петропавловск, взять там особо ценные грузы (меха! – как проговорился один из подвыпивших офицеров), а затем идти в Сан-Франциско в распоряжение русского консула.
Узнав, что пароход идет в США, часть пассажиров вернулась на судно.
Запасы угля было приказано пополнить в Хаккодате.
Придя туда в конце месяца, «Минин» и «Аян» стали готовиться к далекому и, как надеялись Мостовой и Нефедов, последнему рейсу.
В Хаккодате к пассажирам присоединились несколько вечно пьяных казачьих офицеров со взводом солдат, от чего жизнь на пароходах приобрела характер скандальный и тревожный.
Выход из Хаккодате был назначен на первое, затем перенесен на второе ноября. Пассажиры волновались. Ходили слухи, что во Владивостоке на сторону Советов перешли два миноносца и им приказано задерживать, возвращать и даже топить пароходы с эмигрантами.
Первым закончив погрузку угля, Мостовой стал ждать напарника, однако вмешался консул и приказал выходить, не дожидаясь, когда «Аян» кончит бункероваться.
Капитаны встретились на причале.
– Мне еще полсуток, самое малое, – сказал Нефедов, он только что поставил пароход под погрузку. – Что ж – иди сам.
– Выйду, лягу на курс 48°, – сказал Мостовой. – Догонишь?
– Должен догнать.
Мостовой ушел, а капитан «Аяна», проклиная в глубине души консула и пассажиров, отправился на почту, рассчитывая послать весточку семье, оставленной во Владивостоке.
Вот почему на рассвете четвертого ноября «Минин» очутился один в водах западнее Хоккайдо, направляясь курсом 48° к островам Большой Курильской гряды.
Пароход шел двенадцатиузловым ходом.
На судне царило молчание. Ровная белесая поверхность океана, ее кажущаяся неподвижность не могли обмануть команду: по небу ползли длинные облачные перья – приближался тайфун.
Капитан за всю ночь только дважды покинул мостик. Первый раз, около трех часов, он спустился в каюту, выпил чашку горячего чая, сменил влажное от тумана белье. Второй раз прошел в рубку радиотелеграфиста – тот доложил о том, что наладил искровой передатчик. Но, едва капитан попросил связаться с Хаккодате и запросить погоду, передатчик снова вышел из строя.
Закутанный в длинную, до пят, шубу, Мостовой стоял у двери в ходовую рубку и смотрел, как впереди лиловыми полосами движется туман.
Настроение было плохим: длительный рейс на Камчатку не сулил ничего хорошего.
Около 13 часов он приказал помощнику принести карту. Она уверенно показывала полное отсутствие в районе плавания опасностей: цепочка безымянных мелких островов оставалась справа. Берег Кунашира должен был открыться часа через четыре. Обратив внимание помощника на высокую и, очевидно, приметную, судя по карте, вершину вулкана Тятя-Яма, капитан приказал взять, как только откроется вершина, ее пеленг.
В 14 часов 03 минуты капитан подошел к компасу и заметил, что рулевой вместо заданного ему курса 48° держит 43°. Мостовой сделал ему замечание, и в тот же момент послышался крик помощника:
– По носу – камни!
Первым движением капитана было перевести ручки машинного телеграфа на «стоп». Почти одновременно, взглянув за борт, он увидел слабый водоворот над камнем, едва скрытым водой.
В машинном отделении не сразу заметили перевод стрелки. Капитан резким движением повторил «стоп». Телеграф звякнул и подтвердил получение команды.
Глухие удары винта затихли.
– Прямо по корме – камни! – закричал помощник. Он успел выбежать на крыло мостика и, приложив к глазам бинокль, обшаривал взглядом пространство, по которому только что прошло судно.
Этот доклад имел роковые последствия. Трудно сказать, были или нет в действительности за кормой камни, или помощник принял за них движение потревоженной судном воды. Во всяком случае, Мостовой, вместо того чтобы дать команду «полный назад», снял руки с телеграфа, и пароход какое-то время шел по инерции, все глубже забираясь в район мелей.
Изменение хода не могло остаться незамеченным, на палубе появился боцман с двумя матросами.
«Минин» продолжал ползти вперед.
– Отдать правый якорь! – раздалась команда. И тяжелый судовой якорь, увлекая за собой цепь, с грохотом рухнул в воду.
Прошло еще около двух минут, прежде чем последовал доклад:
– Якорь забрал!
Цепь натянулась, и «Минин» под действием слабого ветра начал медленно разворачиваться.
Капитан осмотрел водную поверхность. То тут, то там виднелись выступающие из-под воды камни, тихая погода оказала пароходу плохую услугу: в ветер, при волнении пенные буруны выдали бы местоположение скал…
Отдали второй якорь, отгрохотала цепь, и судно остановилось среди мрачных, чернеющих в воде камней. Проклиная карту, капитан опять прошел в радиорубку. Искровой телеграф не работал. Надеяться на помощь не приходилось.
Пассажирам капитан ничего не объявил. Он выставил на носу и на корме вахтенных, вооружив их ракетницами, и приказал боцману приготовить на полубаке бочку, набив ее вымоченной в мазуте паклей. На мостике были прикреплены к фалам сигнальные флаги: «Терплю бедствие, необходима помощь».
Хотя непосредственная опасность судну не грозила, Мостовой прекрасно понимал, что, как только ветер усилится, положение судна может стать критическим. Поэтому он решил обследовать район вокруг судна, сделать промеры, обозначить буйками отдельные камни и вывести судно на чистую воду…
Шлюпка начала промер.
Между тем ветер усиливался, якорь-цепи натянулись. Размахи судна сделались значительными. Шлюпка то скрывалась среди пенных гребней, то показывалась вновь. Вскоре работать стало невозможно – шлюпку подняли.
Первым почувствовал надвигающуюся катастрофу капитан. По резкому вздрагиванию цепей он понял, что якоря ползут, а взяв пеленг на отдельно лежащую скалу, увидел, что пароход смещается по ветру в направлении двух больших торчащих под водою камней.
Где «Аян»? Вся надежда была теперь на него. Однако на сколько часов позже тот вышел из Хаккодате и стал ли выдерживать в точности условленный курс?
Напрасно всматривался капитан в горизонт, затянутый тучами, – «Аяна» не было видно.
Между тем ветер крепчал, судно неотвратимо ползло по камням. В 16 часов 20 минут послышался слабый удар, корпус парохода вздрогнул. Никто из пассажиров, томившихся в каютах и трюмах, не придал значения толчку, но Мостовой понял: «Это конец».
Выписка из показаний матроса 2-й статьи Калинчука Г. Н.
…Получил приказание капитана осмотреть трюм. Спустился. Мешали люди, которые с вещами сидели на ящиках. Воды не обнаружил, хотел уходить, тут как толкнет… Народ стал кричать: «Завезли нас и топите!» Какая-то женщина крикнула: «Вода!» Растащили ящики – и верно – вода. Ударило еще раз. Мне долго не давали выйти наверх – все лезли, отталкивали друг друга. Но я все-таки поднялся на палубу и доложил капитану…
В о п р о с. Что предпринял капитан?
О т в е т. Приказал запустить трюмную помпу. Стали откачивать воду. Вдруг еще удар. Тут вода хлынула потоком, я понял – не откачать…
Пробоина, которую обнаружил Калинчук, оказалась не единственной. Волны кренили пароход с борта на борт, и он то и дело бился о камни. Скоро вода была обнаружена в коридоре гребного вала, а затем появилась и в машинном отделении.
Сильный ветер рассеял туман, и на северо-востоке открылся небольшой остров с плоской вершиной. Поскольку пароход уже начал крениться и каждую минуту могла возникнуть опасность, что он опрокинется, капитан распорядился вновь спустить шлюпку.
К этому моменту все пассажиры уже толпились на палубе. Вызвав помощника и боцмана, Мостовой приказал им собрать женщин и детей у шлюпбалок левого борта. Но тут послышался шум, вспыхнула драка: несколько солдат и офицеров пытались самовольно спустить шлюпку.
Одну из шлюпбалок вывалили, корма шлюпки зацепилась за борт, солдаты не удержали канат, шлюпка перевернулась и пошла в воду носом – волна разбила ее о борт.
Как показал на следствии помощник капитана, Мостовой понял, что действовать надо иначе. К спуску второй шлюпки он не приступил, пока не вооружил нескольких матросов и не заручился помощью группы солдат.
Под их охраной шлюпка была спущена. В нее посадили женщин и детей.
Судьба шлюпки сложилась, как свидетельствовали материалы дела, следующим образом.
Под командой помощника капитана шлюпка направилась к видневшемуся на горизонте острову, однако она была отнесена в сторону усилившимся ветром. Опасаясь подходить к берегу в темноте, помощник приказал зажечь фонарь и лечь в дрейф. На рассвете их обнаружило рыбацкое судно.
В тот же день спасенных доставили на Кунашир.
Между тем на «Минине» начали строить плоты, пытаясь использовать палубный настил, но он оказался прочно прикрепленным к корпусу – доски крошились и ломались.
Тогда, сняв с трюмов люки, боцман с матросами принялись крепить к ним по краям пустые бочки. Первый плот спустили на воду. Он закачался на волнах, его перевели за корму и взялись за изготовление второго.
Увлеченные сооружением плотов, Мостовой и команда перестали обращать внимание на пассажиров. А между тем обстановка на судне становилась все более напряженной.
Не отобрав в свое время у пассажиров оружие, Мостовой совершил ошибку. Когда стали вязать бочки ко второму плоту, на корме раздались выстрелы: группа офицеров оттеснила матросов, сбросила с кормы два каната и по ним спустилась на плот. Вниз полетели чемоданы и баулы. Перегруженный плот осел, люди оказались по колено в воде.
Мостовой с мегафоном в руках перегнулся через борт и попытался образумить покидавших судно, в ответ раздались ругательства, щелкнул выстрел. Пуля ударилась в фальшборт и рикошетом ранила матроса.
Выписка из показаний матроса 1-й статьи Чалого П. Н.
…Капитан приказал мне принести винтовку. Он, видно, хотел, чтобы те, на плоту, вернулись. Я только принес, подошел к борту, слышу – щелкнуло, ударило в руку, на руке кровь. Меня повели перевязывать.
Вернулся, те – на плоту – перерезали канат, и их несет. Весла на плоту были, но мало – весла два. Они – давай грести. Мачта у них, между прочим, была и парусины кусок, хотели парус на плоту поднять, а ветром их сносит и сносит. Тут одну бочку оторвало, вижу – они все кинулись на борт, на тот, что повыше. Как раз и вторая бочка из воды выскочила. Один конец плота в воду – все с него и посыпались. Вдруг волна подняла плот и перевернула. Капитан в бинокль смотрел. «Никого, – говорит. – Конец».
Это видели не только мы, видели все – ну, на пассажиров подействовало. Работать стало легче, никто не мешал…
…Про второй плот могу показать следующее. Его мы собрали на воде, у левого борта. Аккурат над ним был открытый иллюминатор в каюту. Так вот, когда посадку заканчивали, кто-то из пассажиров вытащил на палубу груз, кричали – ценный очень. Что за груз, я не видел. Но капитан брать его не разрешил, брал только людей. Тогда груз унесли. И тут, слышу, в иллюминаторе, у меня над головой, в каюте – выстрелы. Я попробовал заглянуть туда – аккурат надо мной шлюпбалка была, я за трос зацепился, хотел подтянуться, кричат – отходим!
Как свидетельствуют документы, плот покинул судно в 17 часов 30 минут. Он пробыл в океане около двух суток, после чего был обнаружен рыбаками, которых направил в район катастрофы помощник капитана. Таким образом, экипаж и пассажиры «Минина» были собраны и доставлены на Хоккайдо.
Трагические события этого дня не прошли для Мостового бесследно. На Хоккайдо капитан заболел, долго лежал там в госпитале и скончался.
Команда после полутора лет пребывания в Японии почти вся вернулась на родину…
Судьба «Аяна» сложилась так.
Кончив бункероваться, Нефедов вышел из Хаккодате и, обогнув юго-восточный мыс, лег курсом вдоль берега, огибая Хоккайдо и стараясь догнать «Минина». Машина была в хорошем состоянии, и, имея преимущество в скорости в два-три узла, Нефедов рассчитывал догнать Мостового к исходу третьих суток.
Войдя в воды между Большой и Малой Курильскими грядами, «Аян» лег на курс 48° и дал самый большой ход, который могла развить машина, – 13 узлов. Радисту было приказано не оставлять попыток установить связь с «Мининым».
Однако тщетно Нефедов всматривался в затянутый тучами горизонт – впереди не было видно ни одного дымка.
Когда ветер усилился, Нефедов приказал проверить крепление палубного груза и осмотреть трюмы.
Океан все больше покрывался пенными гребнями. То и дело находил и полосами откатывался туман. В 18.20 заметили небольшую торчащую из воды скалу. На карте ее не было – это удивило Нефедова.
В 18.23 послышался голос вахтенного матроса:
– Слева тридцать – судно!
Одного взгляда в бинокль было достаточно, чтобы в черной полоске, то исчезавшей среди волн, то появлявшейся вновь, узнать «Минина».
«Аян» с каждой минутой приближался к опасному району.
У англичан для обозначения судов, построенных по одному проекту, есть выражение «систер-шип» – «корабли-сестры». У капитанов, плавающих на таких судах-близнецах, вырабатывается обостренное чувство понимания, в каком состоянии находится другой такой же корабль. Сначала Нефедову показался неестественным курс, которым идет «Минин», – почти на север, затем он обратил внимание на его значительный крен. Он уже хотел отдать приказание на руль повернуть влево, как вдруг высокие всплески волн у борта «Минина» показали, что судно не имеет хода и скорее всего сидит на мели. Заметив это, Нефедов рывком перевел ручки телеграфа на «стоп!». Но было уже поздно: содрогаясь всем корпусом, «Аян» со скрежетом выполз на камни. Как показало расследование, аварии способствовало и то, что вахтенный матрос, стоявший на носу судна, в это время отлучился сменить промокший насквозь ватник.
Осмотр трюмов принес утешительные известия: вода внутрь судна не поступала. Пароход стоял, вылетев с полного хода на каменную плиту и накренившись на 15°. На все сигналы прожектором и фонарем Ратьера «Минин» не отвечал. Стало ясно – команда покинула судно.
На следующий день, когда видимость улучшилась, Нефедов в бинокль увидел – палуба «Минина» пуста. Попытались запустить машину – корпус судна затрясся: погнут гребной вал. О том, чтобы сняться своими силами, нечего было и думать.
На третьи сутки на горизонте появились три паруса. Это шли рыбаки с Кунашира. Ими команда «Аяна» была снята…
В деле не хватало нескольких страниц. Вместо них чья-то заботливая рука аккуратно вшила такие справки:
Листы 275, 276 (метеообстановка в районе аварии) изъяты согласно запросу Гидрометеоотделения УБК.
Зав. канцелярией…
Здесь же были аккуратно вклеены: письмо таинственного УБК и памятная записка.
Гидрометеоотделение
Управление безопасности кораблевождения
На Ваш запрос сообщаю, что листы 275, 276 № 34-А высланы в Москву для составления сводного отчета ГМЦ по бассейну Тихого океана за 1922—1925 гг.
Начальник ГМО УБК…
В записке говорилось, что, по данным ГМО, в октябре 1922 года над районом южной части Курильской гряды проходил глубокий циклон. Можно с уверенностью предположить, что погода в районе аварии была неустойчивой, с дождем и ветрами до 7—8 баллов.
Все дело заканчивалось кратким заключением, в котором начальник инспекции констатировал, что судовые и машинные журналы «Минина» и «Аяна» не сохранились, материал расследования не дает возможности восстановить всю картину аварии.
