Текст книги "Бухта командора"

Автор книги: Святослав Сахарнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

ПАССАТ

Над островом дул пассат. Он дул все время с востока на запад.

Ночью ветер ослабевал. По звездному, похожему на чертеж небу медленно проплывали белесые, с зелеными краешками облака. Шум моря становился все тише и тише. К утру море успокаивалось, умолкало.

До полудня было наше время, мое и Пако: мы плавали на рифе. Еще это было время рыбаков – их лодки покидали берег и молчаливо разбредались по неподвижной, стального цвета воде.

Когда солнце поднималось в зенит и горячие струи воздуха над островом сливались в один могучий, восходящий поток, ветер усиливался. На воде появлялись мелкие, едва заметные глазом чешуйки. Они лепились в полоски, ветер дул все сильнее, и полоски превращались в волны, волны – в медленно передвигающиеся по водной поверхности валы. На рифе вспыхивали буруны. Белые точки сливались в пятна, и скоро все море становилось рябым от пены. На рифе возникал угрожающий, низкий гул. Он достигал берега и становился фоном, на котором только и могли звучать разговоры людей, голоса птиц, пение насекомых.

Там, где горячий воздух подхватывал и уносил вверх насыщенные влагой испарения болот, над островом рождались облака. Они росли, как мыльная пена, как огромные кучи ваты. Сбивались в башни. Основания башен темнели. Пассатный ветер смещал облака на запад. Тонкие серые нити опускались с подножия облаков на землю. Начинался дождь. Он шел каждый день в одно и то же время, между полуднем и закатом.

Дождь проливался над морем, солнце опускалось ниже, гул прибоя ослабевал. Когда солнце падало за горизонт, небо наливалось чернильной синевой и пассат успокаивался. Огромное воздушное течение ослабевало. Среди ослепительных, похожих на фонари звезд снова двигались неторопливые, с зелеными кромками облака.

НОЧНОЕ НЕБО

Звезды пылали над деревней. Они качались в черном небе и роняли на землю длинные, колючие лучи. Созвездия тлели над крышами домов.

Низко, у самого горизонта, теплилась Полярная звезда. Она была чуть видна. Тусклый черпак Большой Медведицы, как часовая стрелка, описывал около нее круги.

Я выходил на дорогу и, задрав голову, следил за движением звезд. Красноватый Арктур пересекал зенит. Похожее на старинный герб созвездие скользило над морем – семь огней Ориона отражались в черной воде.

Купол неба поворачивался – и звезды, как зерна, сыпались за горизонт.

Душная тропическая ночь пылала над островом.

СТАРИК С СОБАКОЙ

Каждое утро мимо моей хижины проходил старик с собакой. Он вел ее на поводке, всегда в одно и то же время. Это был час, когда женщины отправляют коров на пастбище.

Он появлялся из-за соседнего дома и, неторопливо переставляя больные ноги, брел мимо моего окна. Собака рвалась вперед: она часто перебирала короткими сильными лапами и тащила за собой хозяина.

«Что за порода? – удивлялся я. – Шерсть черная, блестящая, как у спаниеля, но короткая. Хвост, как у сибирской лайки, бубликом, но тощ. Уши торчком… Дворняга, что ли? Но тогда откуда у нее такой расплющенный нос?» Я смотрел старику вслед и терялся в догадках.

Собака, повизгивая, волокла хозяина за угол. Они поворачивали, скрывались за живой изгородью из зеленых кустов ибискуса, а я оправлялся на берег, где меня уже поджидал Пако.

ТОЛСТЯК

В этот день мы плавали около внешней стороны рифа, там, где склон, опускаясь, терялся в фиолетовой дымке. Склон густо порос оранжевыми кораллами. Обилие чистой воды, приносимой течением, и яркий солнечный свет делали его местом обитания множества рыб.

Здесь шныряли стаями плоские, с золотыми пятнышками рыбы-ангелы, копались в коралловых ветвях рыбы-попугаи, квадратные баллисты, каждая с рогом на спине, неторопливо бродили в поисках пищи, то приближаясь к склону, то отдаляясь от него.

Плавая около огромного каменного уступа, я заметил небольшое черное пятно – вход в пещеру. Несколько пестрых рыбок, с трудом удерживаясь против течения, вертелись тут же.

Одна из рыбок доверчиво приблизилась к входу и вдруг, словно подхваченная вихрем, исчезла.

Что такое?

Я перестал работать ластами и, озадаченный, стал наблюдать.

Течение подносило меня все ближе, смутные тени внутри пещеры мало-помалу принимали очертания огромной головы, и вдруг я обнаружил, что нахожусь всего в пяти-шести метрах от исполинской рыбы, избравшей пещеру местом засады.

Серый, с черными пятнами лоб, толстые губы. В пещере ворочался большой группер, или, как его еще иногда называют, каменный окунь.

Группер подался вперед, и теперь его огромная губастая голова наполовину высунулась из-за камня.

Рыбы по-прежнему вертелись около нас. И тут группер зевнул. Он распахнул похожую на сундук пасть – струя воды, увлекая ближайшую рыбешку, хлынула внутрь. Группер сомкнул губы, и все приняло прежний вид. Это произошло настолько стремительно, что рыбы даже не успели разбежаться, а я потряс головой, чтобы убедиться: не мерещится ли мне все случившееся?

Толстяк задумчиво пожевал губами, шевельнул жаберными крышками и, не делая видимых усилий, подался назад. Огромная пятнистая голова скрылась в пещере.

Невдалеке послышался стук. Это, привлекая мое внимание, стучал ладонью о воду Пако.

У него что-то не ладилось. Шнур с гарпуном, как всегда, запутался среди кораллов. Я подплыл к мальчику и взял у него ружье.

Пако набрал полную грудь воздуха. Нырнув и осторожно подергивая шнур, он стал освобождать его. В сетке, привязанной к обломку камня, белела добыча – длинный, похожий на большую селедку тарпон с подуздоватой нижней челюстью и крупной серебристой чешуей.

МУРЕНА

Однажды, распутывая шнур, Пако сунул руку в щель между двумя камнями и, неожиданно отдернув ее, ракетой взлетел вверх.

– В чем дело? – крикнул я.

На лице у мальчика были написаны отвращение и страх.

– Рыба-змея, – сказал он. – Там внизу, в щели… – Пако сплюнул.

Под белой, образованной шнуром петлей что-то шевельнулось, задвигалось, потекли черные и зеленые пятна – над краем расселины показалась узкая голова мурены. Приоткрыв полный тонких, изогнутых зубов рот, хищник внимательно осмотрел камни. Холодные, крошечные глазки без всякого выражения скользили по дну. В них действительно было что-то змеиное.

Но гарпун-то надо спасать!

Мы с Пако нырнули. При нашем приближении рыба неторопливо убралась в щель. Отцепив шнур, мы всплыли.

Прежде чем плыть к берегу, я еще раз посмотрел вниз на убежище мурены.

Черно-зеленая, в мелких пятнышках голова снова торчала над камнем. Хищник высматривал добычу. Мелкие попугаи, до этого беззаботно вертевшиеся на рифе, сбились в кучу и настороженно ждали: что будет?

Рыба-змея наблюдала. Ее светло-зеленое горло вздувалось и опадало. Тяжело дыша, мурена продолжала сидеть в засаде.

КАЖДЫЙ ДЕНЬ

Для защиты от акул Пако принес мне нож. Он был широкий, длинный, с костяной рукояткой, и когда я привязывал его ниже колена, доставал до самой ступни. Пако улыбался и прищелкивал языком.

– My бьен! Очень хорошо! – говорил он и показывал, как я буду убивать акулу. – Кх-хх!

Каждый день, вооруженные до зубов, мы отправлялись на риф.

Мы плыли не торопясь и по очереди тащили за собой надутую автомобильную камеру. Ее пожертвовал нам Родольфо.

В середину камеры была ввязана сетка, в ней лежало ружье Пако.

Я плыл, опустив голову в воду, и привычно отмечал, как меняется облик дна. Песок, заросли черепашьей травы, прогалина… скоро будет риф. Вот первые безжизненные, сорванные с него кораллы, а вот и он сам – оранжево-зеленая стена, переплетение причудливых камней, между которыми мелькают полупрозрачные силуэты рыб. Отдохнув на вершине огромного мозговика – он поднимался до самой поверхности воды, – я принимался за наблюдения. Для этого приходилось плавать очень медленно, едва шевеля ластами и пристально вглядываясь в то, что происходит на дне.

Пако охотился. Он то и дело нырял, часто нажимал на спусковой крючок и потом долго распутывал застрявший между кораллами шнур или разыскивал оборвавшийся гарпун. Его привлекала не добыча, а сама охота. Иной раз он начинал гоняться за рыбой, которую невозможно было даже взять на берег.

Так, его забавляли рыбы-ежи. Уверенные в своей безопасности, они лениво лежали под ветвями кораллов и неторопливо дышали, раздувая и сжимая бока. Их колючки, толстые и блестящие, похожие на крупные шипы, поднимались и опадали.

Пако нырял и, тщательно прицелившись рыбе в хвост, стрелял. Пробитый гарпуном еж бросался наутек, шнур останавливал его. Рыба начинала судорожно глотать воду, раздувалась и становилась похожей на футбольный мяч. Пако всплывал вместе с ней и, надев матерчатые отцовские перчатки, поднимал рыбу над головой. Хрюкнув, еж начинал выпускать изо рта струю воды. Бока его опадали. Когда рыба принимала обычный вид, Пако осторожно вытаскивал из хвоста гарпун и выпускал ежа. Ошеломленный, тот погружался на дно и тотчас же забивался в какую-нибудь нору.

– Они живучие, им ничего не будет! – уверял меня Пако.

Я каждый раз качал головой…

– Давай договоримся, – сказал я наконец, – ты будешь стрелять только ту рыбу, которая нужна для еды твоей маме.

Пако кивнул. Ежи получили покой.

РЫБА-КУРОК

Как-то раз мое внимание привлекла рыба, которая упорно вертелась около дырки в скале. Собственно, это было просто углубление в камне, небольшая ниша.

Даже когда рыба заплывала в нее, она все равно была хорошо видна со стороны.

Прятаться рыбе приходилось раз по десять на час. Мимо то и дело проходили стаями полосатые барракуды, нет-нет следовал стороной серебристый тарпон, показывала из-под камня голову зеленая мурена.

И каждый раз рыбка входила в углубление, прижималась к скале, озабоченно поглядывая на хищника плоскими, бесцветными глазами.

Ну какое же это убежище!

Но почему тогда рыбка так упорно держится около него? Заинтересованный, я набрал полную грудь воздуха и нырнул. Рыбка тотчас же спряталась.

Я подплыл к скале и, придерживаясь одной рукой за камень, сунул другую в углубление.

Пальцы тотчас же ощутили скользкую рыбью чешую. Я попробовал выгнать рыбу – она не шевельнулась. Сдвинуть с места – она была неподвижна.

Я подобрался пальцами к самой рыбьей голове. Какая-то сила крепко прижимала ее к камню. Ничего не поделать!

Я всплыл.

Рыбка знала какой-то секрет. Камень держал ее. Мелкая пещерка была надежным убежищем от врагов.

Тогда я лег на воду, затаился и стал ждать.

Вот из пещерки высунулась рыбья физиономия. Рыбка долго осматривалась, потом, осмелев, вылезла на одну треть, наполовину… Но что это? На спине у рыбы какой-то шип. Толстая костяная пластинка, похожая на курок.

Вдруг эта пластинка исчезла. Рыба опустила шип, прижала к спине.

И тогда я понял. Вот в чем разгадка ее странной привязанности к этой низкой пещере. Большая, с высоким потолком ей и не нужна. Нужен потолок, в который можно упереться шипом!

Я представил себе: вот рыбка входит в свое убежище, вот прижимается боком к стене, вот поднимает шип. Курок упирается в потолок – и стоп! Теперь ее никому не достать.

Сидит рыбка в каменной нише, посматривает оттуда хитрыми глазами: не ушел ли враг? Не пора ли опускать курок, выбираться на волю?

КАЧУЧА

Каждый день я учил несколько испанских слов. Я называл какой-нибудь предмет, а Пако или Родольфо говорили, как это звучит по-испански.

Моя велосипедная шапочка озадачила их.

– Как это сказать? – переспросил Родольфо. – Первый раз вижу.

– В ней ездят на велосипеде. Ну а как просто «шапочка»? У нас смешные шапочки часто называют «чепчики».

– Щепчик…

Родольфо, вспомнив что-то, заулыбался.

– Качуча! – твердо произнес он.

Пако закивал и повторил, подпрыгивая:

– Качуча!

В это время около дома снова появился старик с собакой.

Собака, как всегда, бежала опустив морду к самой земле и тащила старика за собой.

– До чего непонятное животное! – сказал я. – Никогда не видел таких длинных собак. И морда пятачком. Вот только уши как уши. Бульдог? Боксер?

– Что? – не понял Родольфо. Он посмотрел на животное и произнес: – Кочиньо!

«Странно, – подумал я. – «Собака» по-испански – «канио» или что-то в этом роде. Канис Майорис – созвездие Большого Пса. А кочиньо… кочиньо… Если это не собака…»

Животное, бежавшее впереди старика, хрюкнуло. Свинья! Ну конечно!

Какой же болван: не смог отличить свинью от собаки!

Эх я, качуча!

РЫБЬЕ ОБЛАКО

Рыбы на рифе вели себя по-разному. Одни бродили поодиночке, другие плавали стаями.

Вот из-за огненного, похожего на стол коралла выплывает пара лилово-серебристых хирургов. Плоские, похожие на блюдечки, с желтыми кинжальчиками на хвостах, они неторопливо плывут, строго выдерживая курс. За первой парой показывается вторая. Хирургов уже целая стайка. Они следуют в направлении, указанном первой парой. Стайка растет, из-за оранжевой коралловой глыбы показываются все новые и новые рыбы. Их уже десятки, сотни. Огромная стая тянется, как серебристый шлейф дыма. Рыбы плывут, никуда не сворачивая. Они приближаются ко мне ближе… ближе.

Мое неосторожное движение – и по стае распространяется волна тревоги. Она достигает противоположного конца стаи: рыбы, плывущие здесь, хотя и не видят меня, поворачивают, ускоряют ход. Словно листья, подхваченные ветром, они несутся прочь. И вот уже вся стая изменила направление. Серебристо-лиловые хирурги мчатся, увлекаемые невидимым потоком. Страх и дисциплина гонят их.

Нет стаи, рыбы исчезли. Словно могучий вентилятор втянул, всосал висевший над рифом серебристый туман.

КОЛЮЧИЕ ПЛЕННИКИ

Старые коралловые глыбы, выступающие из воды, были покрыты какими-то странными дырками. Когда камни окатывал прибой, в них всегда задерживалась вода.

Однажды я решил исследовать подозрительные дыры. Для этого сунул в одну из них палец.

Острая игла уколола кожу.

Я лег на живот и стал поочередно заглядывать в норки. В каждой под голубоватой пленкой воды мерцали короткие красные иглы. Ежи!

Я попробовал ножом достать одного.. Лезвие только приподнимало животное. Я подтаскивал ежа вверх – иглы упирались в камень. Значит, выход у́же, чем вся остальная нора?

Вот так раз! Как же они туда попали? Как смогли колючие и твердые ежи проникнуть через узкие, словно бутылочные горлышки, входы?

Эту головоломку мне не решить, если бы я не обнаружил норку, в которой свободно ходил вверх-вниз небольшой ежик. Вытащив его, я сунул в норку палец. Бороздки на стенах – норка книзу расширяется! Так вот оно что! Маленькое животное, спасаясь от свирепых ударов волн, вгрызлось, всверлилось в камень, спряталось на дне узкой норы, а затем стало рассверливать свой дом в ширину, подготавливая его впрок для будущих времен. Но тем самым оно и обрекало себя на вечное заточение.

Солнце стремительно поднималось в зенит. Камень, на котором я лежал, раскалился. Я наблюдал причудливую жизнь колючих пленников. От своего заточения ежи не чувствовали никаких неудобств. Медленно шевеля иглами, они копошились на дне норок, поворачивались, выпускали тонкие ножки-щупальца, шарили ими.

От моего движения в норку упало несколько песчинок. Они опустились на ежа и застряли среди колючек. Тотчас ножки пришли в движение. Вытягиваясь и изгибаясь, стали ощупывать иглы, хватать песчинки, отбрасывать.

Я представил себе: прибой, камни покрывает вода. Перемешанные с пеной, сюда несутся песок, ил, обрывки водорослей. Они оседают на камень, засыпают норки. И каждый раз, как только стихнут волны, в маленьких пещерках начинается работа. Чистятся, охорашиваются колючие обитатели норок, выбрасывают из своих домиков мусор, скоблят стены и пол, тащат в рот, жуют обрывки водорослей, мелкую живность.

И опять поблескивают, как голубые глаза, крошечные озерца на каменной плите, опять мерцают в глубине пещерок красноватые иглы. Домики чисты, их жители сыты – снова поджидают прибоя.

КТО ТУТ БЫЛ?

Под водой есть все, что есть на земле. Есть равнины – однообразные и унылые, есть горы – нагромождение скал и отвесных стен.

Есть пустыни – песок, песок, докуда хватает глаз.

Есть болота – вязкий полужидкий ил, в котором утопает нога тяжелого водолаза.

Наконец, есть леса – непроходимые заросли густых водорослей, обнаженные, как после пожара, стволы кораллов, медленное движение похожих на траву горгонарий.

И как в пустыне, как на болоте, как в лесу – всюду следы.

Вот на верхушке голой, побелевшей от времени коралловой глыбы круглое ровное колечко.

Кто-то тщательно вырезал его и ушел.

Здесь сидела раковина-блюдечко с одной створкой, похожая на формочку, какими дети лепят из песка куличики. Плотно притерся, присосался к известковой поверхности хозяин раковины, вертелся-вертелся, царапал острыми краями раковины камень – получилось колечко. Но чем-то не понравилось ему место – ушел. А может, сглотнул его кто? Отковырял от камня, перевернул мягкой ногой кверху – и нет хозяина раковины.

На боку зеленоватого коралла – белые рубцы: кто-то обглодал бок. Еще курится голубоватый дымок – только что передо мной тут проплывали два попугая. Один клюнул на ходу, второй – и уплыли.

Остались на коралловом боку отметины.

На белом песке у подножия – тоже след. Будто прошел трактор. Только странный – с одной гусеницей и маленький – весь след шириной в два пальца. Видно, никакой не трактор – был тут кто-то из обитателей песчаного дна.

Верно: проползал здесь хозяин еще одной раковины – пестрой, свернутой в кулечек. Повертелся около каменной стены – не забраться! Дай, думает, тогда, зароюсь! Забрался в песок, утонул, от всех врагов спрятался. Ползет вместе с раковиной под землей, ищет в песке добычу, чмокает, а над ним горбится песок, ломается на кирпичики.

Укладываются кирпичики в ряд: ни дать ни взять – прошел трактор.

А вот еще след: яма в песке, посреди ямы крабья клешня.

Здесь подстерег раззяву скат. Зарылся хищник в песок, забросал себя по самые глаза, хвост-кнутик спрятал, притаился.

Ждал, ждал и дождался.

Бежал мимо краб. Суставчатые ноги переставлял, не заметил, как взбежал на песчаный бугор. А бугор как лопнет! Фонтаном взметнулся песок – конец крабу.

РАКОВИНА НА ПЕСКЕ

Тут же, на песчаной полянке, еще один след. Ямка. Рядом – блестящая, словно вылизанная изнутри, двустворчатая раковина.

Видел я уже не раз такие ямки.

Шла здесь морская звезда. Шла, уперлась в податливое дно оранжевыми ножками.

Стоп! Почуяла под собой поживу. Остановилась, потрогала песок.

Так и есть, закопался кто-то.

Припала к песку всеми пятью лучами, давай ножками песок убирать. Хватают ножки песчинки одну за другой, друг дружке передают. Летят в сторону песок, мелкие камешки. Все глубже под звездой ямка, все ближе добыча. А вот и она – моллюск. Спрятался в свою раковину, створки захлопнул. Зарылся, думает – от всех убежал.

Обняла звезда раковину, присосалась к ней, на все пять лучей приподнялась – вытащила беглеца. Раскрыла, принялась есть.

…Плыву над песком, над коралловой рощей, плыву, повсюду на морском дне следы.

Каждый след – случай, приключение, загадка.

Только примечай да разгадывай.

НОЧНОЙ ВОР

Лежу на койке. Ноги, руки за день устали. Ступни, натертые ластами, горят. Сон подбирается, вот-вот сморит.

Вдруг – бух! – за стеной. С пальмы упал орех.

«Какие-то непонятные орехи! – подумал я как-то. – И чего им вздумалось падать по ночам?»

Подумал и решил на всякий случай проверить: не замешаны ли в этом лесные обитатели? Какая-нибудь тропическая птица. Или летучая мышь. Или еще кто-нибудь, кто умеет лазать по деревьям и любит орехи.

Стоп! А ведь есть такое существо. Сухопутный рак-отшельник, которого так и называют «пальмовый вор». Может быть, это он залез на дерево? Чем черт не шутит.

Сижу в постели, слушаю. Ничего.

На следующую ночь, только солнце зашло, только я в постель забрался, снова – бух!

Я – из хижины. На цыпочках – и к пальме.

Тихо. Дует пассат. Наверху над моей головой поскрипывает, постукивает листьями дерево. В траве кто-то тихонько возится.

Включаю фонарик, ткнул себе под ноги. Орех! А около него действительно рак. Рак-отшельник. К земле прижался, весь в домик-раковину ушел. Только одни глаза, как зеркальца, блестят. И клешни от удивления разведены.

Тут мой фонарик мигнул и погас. Пока я его налаживал, включал – нет рака. Один орех.

Поднял я его и понес домой. Днем, думаю, дырку проделаю, выпью. Во время жары ореховый мутный сок ох и хорош! Третью ночь я решил караулить под пальмой. Забрался под нее и стал ждать.

Вот на крыше моей хижины пропела квакша. Вот вскрикнул и замолчал кто-то на берегу у самой воды. Прошелестела крыльями летучая мышь.

И наконец, скрип! – у меня над головой. Свись! – у самого уха. Бац! – около ног. Упал орех, чуть не по голове. За ним второй, третий.

Но сколько на этот раз я ни включал свой фонарик, ни шарил желтым лучом по траве, больше никаких раков-отшельников не видел…

Когда я рассказал Родольфо про свои ночные похождения, тот поморщился.

– Пальмовый вор живет на островах Тихого океана, – сказал он. – И раковины у него нет.. А ночью спать надо.

Надо-то надо… Но как могло случиться, что этот рак-отшельник оказался как раз около упавшего ореха?

Этого Родольфо объяснить не мог.

Так я и не узнал, отчего падали ночью около моей хижины плоды кокоса.

Должно быть, их просто срывал ветер.