Текст книги "Запад каждого мира. Книга I. Часть первая. Дом Баст (СИ)"

Автор книги: Светлана Зорина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Да нет, дорогуша, тут кое-что почище, – авторитетно заявила Шуна. – Анхиера действительно ходила в акру. Мне тётка рассказывала, она же тут больше тридцати лет проработала. Принцесса-небет ходила туда из-за младшего сына. Принц Мериамон упал с лошади и разбил голову. Ему тогда лет двенадцать было. Почти месяц без сознания пролежал. Его два раза оперировали. Лучшие врачи, сама понимаешь... И никакого толку. Вот Анхиера и пошла просить богиню.

– Ну и что?

– Ну как – что? Выздоровел. Правда, говорят, Анхиера потом сто раз пожалела, что ходила туда. Через десять лет Мериамон всё равно погиб. А уж сколько хлопот он причинил своему семейству. Он же просто сумасшедший какой-то был... Ну не то чтобы совсем, но... В общем, со странностями.

– А что она там делала, в акре? – спросила Мариэлла. – Я слышала, среди этих Бастиани не одна колдунья была. Может, она жертву какую там приносила? Ведьмы, говорят, даже младенцев...

– Да ну тебя! – отмахнулась Шуна. – Принцесса-небет такая утончённая, образованная... Я тоже думаю, тут какое-то колдовство было, но это ведь не обязательно пожирание младенцев... Ладно, хватит болтать. И отключи пока холодильник, надо кое-что достать...

Я старательно мешала густое варево, делая вид, будто разговор меня совершенно не интересует, но сердце моё билось так, что у меня от этого стука в ушах звенело. Как же я забыла слова Пианхи! Владычица преисподней может выполнить любую просьбу. Правда, и плату может потребовать немалую, так что по пустякам её тревожить не стоит. Но разве человеческая жизнь – пустяк? Принцесса-небет ходила в акру и просила богиню за сына... Говорят, открывать эту дверь умеют только Бастиани, но ведь я же её чуть не открыла. Я испугалась – и дверь снова стала стеной. Всё это время я даже думать боялась о том, что произошло в святилище Упуата, когда мы были там с Сириной последний раз, но ведь я действительно едва не открыла эту дверь. А значит, я могу это сделать.

Я решила пойти туда на следующий же день, тем более что в санитарные дни все помещения Дома Баст были закрыты для посетителей. Утро выдалось солнечное, туман рассеялся, и я от души надеялась, что очередная гроза соберётся нескоро. Слишком уж зловеще выглядели в пасмурную погоду и святилище Упуата, и раскинувшаяся за ним андановая роще. У меня и без того мороз пробегал по коже, когда я думала о том, что я собираюсь сделать.

Я не решилась пойти в святилище до уборки – Мариэлла и Шуна могли заявиться в любой момент и застать меня на месте преступления. Я надеялась, они вымоют святилище до полудня, но эти клуши отправились туда только после обеда. Я злилась, глядя, как над храмовым садом собираются низкие дымчато-серые облака. К тому времени, когда уборка была закончена, небо уже изрядно потемнело, а когда я оказалась перед запретной дверью, раздался первый удар грома. Это было похоже на зловещий знак или предупреждение, но я не любила отступать от того, что наметила заранее. К тому же я знала – завтра в Дом Баст могут хлынуть многочисленные посетители. Туристический бум в Кемте обычно падал на два месяца – мираль, который называли сезоном миражей, и флоран, первый весенний месяц, когда всё вокруг расцветало и изредка шли небольшие дожди. Сейчас было начало мираля, период самых бурных гроз.

"Гром – это всего лишь гром, – успокаивала я себя. – Гроза – обычное явление природы. Её только первобытные люди боялись..."

С бешено бьющимся сердцем я прижала ладонь к фигурке двойного льва. Раздалось тихое, грозное "ак-к-р-р-р..." – и мне захотелось убежать. Рычание усилилось, дверь задрожала, но я нашла в себе силы не отдёрнуть руку, даже когда гладкую металлическую поверхность расколола трещина. Сперва она была тонкая, как волос, а когда стала толщиной с палец, дверь быстро и бесшумно раздвинулась. И навстречу мне из темноты вышла она... Сияющая золотая богиня с прекрасным неподвижным лицом, на котором холодным огнём горели светло-голубые глаза.

– Владычица... – прошептала я заплетающимся языком и попятилась к выходу.

Мне кажется, я была близка к обмороку. Удар грома заставил меня вздрогнуть, но он же, как ни странно, и помог мне прийти в себя. А когда святилище озарила вспышка молнии, я поняла, что передо мной изваяние. Вернее, рельеф на крышке саркофага, который почему-то стоял вертикально, а не так, как положено саркофагу. Глаза изображённой на нём женщины были явно сделаны из каких-то драгоценных камней и сияли, потому что на них падал свет звёзд, зажжённых мною на полу и на потолке храма. В правой руке загадочная незнакомка держала анх. Когда молния осветила акру, я не успела её как следует разглядеть, но поняла, что это помещение не больше, чем зал святилища. Кроме саркофага там стояли сверкающие чеканными узорами ящики и сосуды, увенчанные звериными и человеческими головами – что-то вроде каноп. Вдоль стен тянулось несколько полок, уставленных какими-то шкатулками и фигурками. Что это? Чьё-то захоронение? И зачем делать из этого такую тайну? В исторических музеях навалом всяким мумий, золотых и каменных гробов...

Мои размышления прервал знакомый голос, который в данной ситуации напугал меня гораздо больше, чем удар грома.

– Арда, Арда! Ты тут?

Сирина! Откуда она здесь? Почему? Мы же с ней не договаривались встретиться. Она должна была сегодня сходить в больницу на одну процедуру, после которой остаток дня обычно проводила дома и как правило в постели.

Сирина вбежала так стремительно, что смогла затормозить только в центре звезды.

– Так и знала, что ты здесь! – выпалила она, тряхнув мокрыми волосами. – Уже дождь начался. А мне сегодня отмени...

Тут она увидела саркофаг, и лицо её исказил ужас. Сияющая в полумраке величественная золотая фигура произвела бы впечатление на кого угодно, а для Сирины это зрелище было ещё и полной неожиданностью.

– Не бойся, она не настоящая, – торопливо заговорила я. – Это рельеф на сар...

Меня прервал следующий, на сей раз оглушительный, удар грома. Вспышка молнии зажгла глаза золотой женщины ослепительным светом, лица и морды на крышках сосудов на мгновение показались живыми, а тени от саркофага и других предметов в акре стали чёткими, напоминая силуэты каких-то фантастических существ, столпившихся за спиной "богини".

Сирина издала пронзительный крик и кинулась прочь. Я побежала за ней, успев краем глаза заметить, что дверь акры медленно закрывается.

Дождь уже лил вовсю. Сирина едва не упала, поскользнувшись на мокрой земле.

– Не бойся! – я подхватила её и крепко обняла. – Это рельеф! Сирина, это всего лишь рельеф на золотом саркофаге...

– Владычица преисподней! – кричала Сирина, плача и вырываясь. – Зачем ты вызвала её? Теперь я знаю – богиня заберёт меня... Она и её слуги! Они меня сейчас схватят!

– Да нет там никакой богини! – я тоже перешла на крик. – Там саркофаг и кувшины с головами – звериными и человеческими. Вот что ты видела! И больше там ничего нет! А дверь уже закрылась. Давай вернёмся... Дождь совсем разошёлся, ты же простынешь...

– Нет, я туда не пойду! Ни за что...

Сирина вырвалась и побежала прочь, не разбирая дороги. Я кинулась следом. Вскоре мы очутились в андановой роще. Её густая плотная листва пока почти не пропускала дождевых струй. Сирина упала, споткнувшись о корень. Я подняла её, усадила под деревом с низкой раскидистой кроной и села рядом, крепко прижав её к себе.

– Хорошо, давай переждём грозу здесь...

– Владычица преисподней, – всхлипывала Сирина. – Аменет и её слуги... Эти тени с лицами... Они, наверное, уже здесь! Они нас ищут!

Её всю трясло.

– Сирина, там нет никакой богини, – уговаривала я подругу, сама чуть не плача. – И никаких теней... То есть это обычные тени – от саркофага, от ящиков и сосудов. Там никого нет, в этой акре.

– А чудовище... Оно же там рычало.

– Это дверь. Она просто открывается с таким шумом, когда щель образуется. Вот что это такое!

– Ты говорила, чудовище... Страж богини...

– Я всё придумала, Сирина. Я выдумывала, чтобы нам было интересно, понимаешь? А на самом деле там никого нет. Никакой богини, никаких теней и никаких тайн. Просто комната, заваленная всяким старым хламом. Саркофаг, которому место в музее, да какие-то дурацкие ящики. Ничего там особенного нет, в этой дурацкой акре. Твой брат совершенно прав. Бастиани любят окружать себя тайнами, а на самом деле всё это чушь!

Сирина больше не вырывалась и не пыталась убежать, но мои слова едва ли доходили до её сознания.

– Богиня заберёт меня, – бормотала она, как безумная, глядя прямо перед собой широко открытыми застывшими глазами. – Теперь я знаю – я умру. Меня обманывали... Эти тени... Они всё равно поймают меня. Вон они, видишь? Они уже здесь, они везде... Они идут за мной!

Вокруг бушевал ливень, всё больше и больше размывая чёткие силуэты деревьев. Бесформенные и тёмные, они теперь действительно напоминали тени, которые, обступая нас со всех сторон, подбирались всё ближе и ближе.

– Богиня не может причинить тебе зло, – сказала я, обнимая дрожащую Сирину. – Ты же знаешь, она добрая. Давай лучше прочтём молитву. Богиня прогонит и эти тени, и грозу. Скоро снова выглянет солнце, и мы пойдём домой. Поиграем моей куклой... Хочешь, я тебе её вообще подарю. Вот увидишь, когда гроза закончится, тебе самой станет смешно, что ты испугалась какой-то ерунды.

Мне показалось, что Сирина начала понемногу успокаиваться, хоть и по-прежнему дрожала. Наверное, она замёрзла. Ливень разразился такой, что могучая крона андана уже не спасала нас от него. Мы обе изрядно промокли.

– Сейчас всё кончится, – говорила я, прижимая Сирину к груди и стараясь закрыть её своим телом от холодных струй. – Мы пойдём ко мне и выпьем горячего шоколада. У Мирты недавно котята родились, целых пять. Такие хорошенькие! Я свожу тебя в питомник. Давай пока прочтём молитву. О великая Баст, богиня-кошка, возлюбленная дочь солнца, та, которую называют Око Ра, сделай так, чтобы гроза поскорее закончилась, чтобы появилось солнце и...

Тут я увидела то, что заставило меня запнуться и замолчать. Наверное, я бы испугалась меньше, если бы деревья вокруг нас действительно превратились в тени. Сквозь тёмную листву, сверкающую в мареве дождя, к нам медленно плыл яркий золотисто-оранжевый шар. Заметив его, Сирина даже дрожать перестала. А в следующее мгновение она вскочила и, вырвавшись из моих объятий, с громким плачем кинулась прочь.

– Стой! – закричала я, сообразив, что это за сияющий шар. – Сирина! Стой, не двигайся!

Меня ослепила яркая вспышка, и тут же, почти одновременно с ней раздался удар, который заглушил все остальные звуки, а потом меня тяжёлой волной накрыла жуткая звенящая тишина.

Нас нашли трое мужчин, которые, переждав грозу в одной из хозяйственных построек храма, возвращались в посёлок. Расколотое молнией дерево, несмотря на дождь, успело сильно обгореть. Потом мне сказали, что труп бедняжки Сирины был обезображен огнём почти до неузнаваемости. Я этого, к счастью, не видела – когда я очнулась, её уже унесли. Меня вообще не сразу заметили под огромной отломившейся от дерева веткой. Убрав её, все удивились – на мне не было ни царапины.

Врач сказал, что лихорадка, из-за которой я несколько дней провела в постели, – следствие сильного нервного потрясения. Наверное, он был прав. Когда кризис миновал, меня начали расспрашивать о случившемся. Я чувствовала – всю правду лучше не говорить. Никто не должен был знать, что я открывала запретную дверь. Во-первых, это могло вызвать гнев представителей Королевского Дома, но гораздо больше меня пугало другое. Я даже толком не понимала, что именно. Теперь я не боялась комнаты под названием акра, но как я ни убеждала в тот роковой день Сирину, что за железной дверью нет ничего таинственного, я была почти уверена – какая-то тайна тут всё же есть. Я к этой тайне прикоснулась, и даром мне это не пройдёт. К тому же то, что я открыла запретную дверь, стало невольной причиной гибели Сирины. Если бы она не испугалась, она бы не побежала прочь и мы бы не очутились в грозу в той роще, где её поразила молния. Шаровая молния, похожая на маленькое оранжевое солнце. Наша учительница как-то сказала: никто до сих пор точно не знает, что такое шаровая молния... А может, это и есть маленькое солнце. Око Ра, убивающее тех, кто посягает на запретное. Богиня может быть грозной и мстительной. Она способна покарать за дерзость. Но почему Сирина? Ведь это я нарушила запрет, вторглась туда, куда не следовало. В роще я молила богиню поскорей вернуть нам солнце, и она послала маленькое оранжевое солнце, убившее мою подругу. От этих мыслей мне становилось совсем худо.

– Не мучай себя, детка, – сказала Пианха, когда пришла меня навестить. – Сирину убило молнией. Ты была бы ни при чём, даже если бы привела её в эту рощу, а ведь ты даже не знала, что встретишься с ней.

Мне казалось, Пианха догадывается, что я рассказала не всё, но лишних вопросов она не задавала. Эта невысокая, худощавая женщина с тонким смуглым лицом и густыми чёрными волосами, подстриженными до плеч, всегда напоминала мне богиню с древнеегипетских росписей. Прямая, строгая, излучающая спокойствие. Но не то спокойствие, что сродни безмятежности. Она походила на хранительницу знаний, которые нельзя делать всеобщим достоянием. Пианха не занималась никакими секретными исследованиями, тем не менее она производила на меня впечатление человека, причастного к высшим тайнам. Впрочем, такой, наверное, и должна быть старшая жрица богини-кошки. Как бы близко этот зверь ни подпускал к себе нас, людей, его загадочный и мудрый взгляд всегда напоминает нам о некой тайне, которую нам не постигнуть. Пианха понимала меня гораздо лучше, чем моя мать, и хвала Баст, что она не была моей матерью. От такой мало что скроешь. Вот и теперь она догадывалась, что я о чём-то умалчиваю, но Пианха, как и все истинно мудрые люди, признавала за окружающими право на тайны.

– Всё даже к лучшему, – добавила хем-нечера перед тем, как проститься. – Сирине уже немного оставалось, а удар молнии избавил её от долгой, мучительной агонии. Я видела людей, умирающих от хризосомы. Последние две недели их держат на наркотиках. Всё тело покрывается желтоватой коркой, которая затвердевает и приобретает почти металлический блеск. Потому болезнь так и называется – хризосома1. Лекарства снимают боль, но умирающий постоянно страдает от жажды и мечется в бреду. Это тяжёлое зрелище, Арда. И тяжёлая смерть. Можно только радоваться, что твоя подруга избежала этого кошмара.

Разумеется, был ещё один человек, догадавшийся, что я что-то скрываю, только в отличие от Пианхи он задался целью выяснить, что именно.

Я встретила Росса Дамьена через пару недель после случившегося. Выяснив у одного из служащих некрополя, где могила Сирины, я отправилась туда с букетом асфоделей. В конце зимы и начале весны они цвели по всей арахане. Так называлась обширная полоса малоплодородной песчаной почвы, которая начиналась на берегу Акасты, примерно в трёхстах метрах от храмового сада, и простиралась на запад, постепенно переходя в пустыню. Поэтому арахану ещё называли предпустыней. Мне же это поросшее асфоделями пространство казалось преддверием царства мёртвых. Я с детства привыкла слышать, что оно на западе. В Кемте все кладбища располагались в западной части города или посёлка. И все гробницы, все памятники были обращены на запад. Я выросла в храме, недалеко от некрополя. Город мёртвых, царство мёртвых... В моём сознании они сливались воедино.

В сезон дождей в арахане было красиво. Расцветали все растущие тут низкие деревца, кустарники и песчаные асфодели – белые и нежно-лиловые цветы, получившее такое название лет через двести после основания Такелота, когда оказалось, что большую часть араханы занимает некрополь. Дорога от берега реки до города мёртвых действительно лежала через поля асфоделей, но это только в конце зимы и ранней весной. Зато в самом некрополе они цвели круглый год. Их сажали вокруг могил. Впрочем, не только их. Возле богатых захоронений разбивали целые цветники, а в последнее время стало модно сажать у могил небольшие декоративные деревца. За всей этой красотой ухаживали высокооплачиваемые работники.

Хорошее место на кладбище стоило дорого, поэтому бедняки хоронили своих покойников уже в пустыне. Некрополь для бедных тянулся всё дальше и дальше на запад. Вид он имел довольно унылый – песок и торчащие из него столбы, иногда покрытые незатейливой резьбой и непременно увенчанные головой пса или кошки. Чаще пса. Как ни чтили в Кемте Баст, богом умерших считался собакоголовый Анубис. Под звериной мордой к столбу прикреплялась табличка с именем покойного и датами его жизни. Зная, что пустынные ветры постепенно заносят это кладбище песком, памятники старались делать повыше, но самые старые могилы уже практически скрылись из виду. Я то и дело натыкалась на выглядывающую из песка кошачью или собачью морду. И думала о том, что после очередной бури её уже не будет видно.

Погребение в пустыне помогало бедным решать одну довольно важную проблему. В Кемте было принято мумифицировать умерших, но искусство бальзамировщиков ценилось так высоко и оплачивалось так дорого, что нанимать их могли только люди состоятельные. Между тем анализ почв планеты уже давно показал, что здешний песок, особенно в западной пустыне, имеет в своём составе много солей (ничего удивительного, учитывая, что пустыня эта была на месте древнего океана), поэтому тело, похороненное в нём без гроба, прекрасно сохранялось. Поскольку гробы стоили недёшево, бедняков радовало, что эта проблема тоже отпадает.

Моя подруга, как, впрочем, и я, принадлежала к классу малоимущих, но искать её могилу далеко в пустыне мне не пришлось. Продав библиотеку, Росс Дамьен купил в некрополе место недалеко от центральной аллеи. Он даже памятник хороший заказал, чтобы могила его сестры не казалась совсем убогой рядом с роскошными надгробиями и склепами кемтской знати. Узнав об этом, моя мама была очень растрогана.

– Даже о мёртвой о ней заботится, – умилялась она. – Даже сейчас старается дать ей лучшее.

Я делала вид, будто полностью с ней согласна, тем более что не согласиться тут было трудно. Я никогда не говорила матери о своей неприязни к Россу Дамьену. Так же, как и о его неприязни ко мне. Мама так радовалась, что у меня наконец-то появилась подружка, что мне не хотелось огорчать её рассказами о своих трениях с братом Сирины.

Я знала, что разговора с ним не избежать, поэтому наша как бы случайная встреча на кладбище меня нисколько не удивила. Я украсила могилу Сирины цветами, поправила покосившийся венок на временном деревянном памятнике и уже собиралась уходить, когда Росс Дамьен появился передо мной, словно из-под земли вырос. Он ещё больше похудел и был теперь похож на хорошо сохранившуюся мумию с глазами из алебастра и тёмного агата. Я никак не могла понять, почему этот человек, казалось бы, всей душой любивший свою сестру, всегда ассоциировался у меня с чем-то неодушевлённым.

– Я уже давно за тобой наблюдаю, – усмехнулся Росс. – Просто поразительно... Ни слезинки не проронила.

За две недели, прошедшие со дня смерти Сирины, я несколько раз плакала, вспоминая свою подругу, но мне не хотелось оправдываться перед этим человеком, и я промолчала.

– Сирина всё восхищалась тем, какая ты смелая, сильная, – продолжал Росс. – Ты действительно очень сильная. Настолько, что слабым и хрупким, таким, какой была моя сестра, лучше держаться от тебя подальше.

– Я не заставляла Сирину дружить со мной, – сказала я. – Ей это самой нравилось...

– Да, – кивнул Росс. – Она любила тебя.

– Я её тоже.

– Неправда. Ты на ней самоутверждалась.

– Что я на ней?

– Ну, как бы тебе объяснить... Тебе понравилось быть кумиром. Моя бедная сестрёнка восхищалась тобой, и это льстило твоему самолюбию. Ты любовалась собой, глядя на неё, как в зеркало. К тому же, ты очень любишь противопоставлять себя другим. Не так ли? С Сириной ведь никто не дружил. Вот ты с ней и подружилась.

– Почему ты всегда видишь во мне что-то плохое? – спросила я.

Слова Росса не причинили бы мне такую боль, если бы отчасти не были справедливы, но он всё равно не имел никакого права меня обвинять.

– А почему там, где ты, вечно происходит что-то плохое? Причём не с тобой, а с другими. Те двое парней, теперь моя сестра...

– Те двое на меня напали! – я начала злиться по-настоящему. – И нельзя сказать, что со мной тогда ничего не случилось. Я была вся в синяках и ссадинах, мне чуть не сломали руку. Твою сестру убило молнией, а молнии всё равно...

– Послушай, Арда, – перебил меня Росс. – Я хочу знать, что произошло. Пожалуйста, расскажи мне, как всё было.

– Но я же рассказывала это много раз. И полицейскому, который приходил к нам домой, и госпоже Дамьен – она навещала меня. Разве она тебе не пересказала? Да ты и полицейский отчёт можешь прочитать.

– Читал. И с бабушкой разговаривал. Но я хотел бы послушать тебя саму. Мне в этой истории не всё ясно. Если ты торопишься, мы можем поговорить в другой раз.

– Ну уж нет, – поморщилась я. – Давай покончим с этим прямо сейчас. Что тебе неясно?

– Насколько я понял, вы встретились около святилища Упуата?

– Ну да. И я совершенно не ожидала встретить там Сирину. Она говорила, что пойдёт в больницу, а потом сразу до...

– Верно. А что вы делали в этом святилище?

– Мы зашли туда, потому что начался дождь.

– Ну и переждали бы там грозу. Зачем вы побежали в рощу?

– Это я тоже сто раз объясняла. Нам расхотелось пережидать грозу в святилище. Дождь сначала был небольшой, и мы думали, что добежим до дома. До моего, разумеется. Это же недалеко...

– Но и не так уж близко.

– Но когда мы пошли, хлынул такой ливень... Мы решили свернуть в рощу. У анданов же такие густые кроны. Мы надеялись, что не промокнем под деревом. Дальше ты знаешь.

– А почему вы не вернулись в святилище? Куда более надёжное укрытие от дождя, чем андановые ветки.

– Мы уже далеко от него ушли.

– Да не так уж и далеко, – вкрадчиво заметил Росс. – Я же знаю, где вас нашли. По-моему, в святилище что-то случилось. Что вы там делали?

– Ничего.

– И убежали, даже не выключив свет. Говорят, там горели все лампы – и на полу, и на потолке.

Я даже слегка растерялась. Пожалуй, никто, кроме Росса Дамьена, не придал этой детали никакого значения.

– Ну и что? – я пожала плечами. – Я уже не раз там свет оставляла. И меня уже не раз за это ругали... Что тут такого необычного?

– Да в общем-то ничего. Кроме того, что моя сестра погибла, а на тебе ни царапины. Просто чудеса. Настоящее колдовство... Ты же у нас, кажется, мечтаешь о славе великой колдуньи. Общаешься с тенями, духами... Тебе так нравилось красоваться перед Сириной. Что ты сделала с моей сестрой?

– Сирину убило молнией! – крикнула я. – Может, ты считаешь, что это я наколдовала? Что я умею управлять молниями? Лучше бы я действительно это умела. Я бы сделала так, чтобы убило не её, а тебя. Ты мне уже давно надоел со своими придирками. Я ничего не сделала с твоей сестрой! Я любила Сирину, я хотела её спасти!

– Хотела спасти? – Росс улыбнулся. Так, как улыбался Альмек Парси, когда ему удавалось поймать бабочку, чтобы оторвать ей крылья. – И что же ты для этого делала?

– Я молилась за неё. Каждый день. Я молилась великой Баст, и моя мама тоже...

– И только?

– А что я ещё могла сделать? – спросила я, изображая крайнюю степень удивления и мысленно ругая себя за то, что едва не проговорилась. С этим типом следовало держать ухо востро.

– "Что я ещё могла сделать?" – передразнил меня Росс. – Наверное, одному дьяволу известно, на что ты способна...

– Вот у него и спроси! – отрезала я. – А меня оставь в покое.

Я повернулась и пошла прочь. Росс что-то сказал мне вслед. Что – я не расслышала, но ощутила спиной холодок – такой ледяной ненавистью веяло от этого человека. Я знала: Росс – будущий полицейский и очень дорожит своей репутацией, но я также твёрдо знала, что лучше лишний раз не попадаться ему на глаза. Я даже перестала ходить по той улице, где стоял дом Дамьенов. Впрочем, мне теперь и незачем было там ходить.

Мираль в этом году выдался особенно туманный. Гроз во второй половине месяца почти не было, зато клочья тумана плавали над рекой и садом круглые сутки, напоминая отбившиеся от своей небесной стаи облака. Ранним утром и вечером они разрастались, поглощая весь окружающий мир. Просыпаясь, я видела в окне смутные силуэты деревьев, темнеющие в серебристо-белой дымке. Люди теряли облик и превращались в призрачные фигуры, блуждающие среди миражей. Иногда мне чудилась тоненькая фигурка Сирины. Её Ка, способное появляться в нашем мире, даже если она уже ушла в царство Осириса.

Мираль недаром называли месяцем миражей. Говорили, что далеко на западе, в сердце пустыни, миражи можно видеть в любое время года, а в этом месяце они как будто бы воцарялись в небе над Кемтом и всеми прилегающими к нему землями. Так красивы были картины, сотканные из солнечных лучей, облаков и тумана. Они напоминали какой-то параллельный мир из фантастического романа. Иногда он оказывался совсем близко, и я думала, что, наверное, могла бы попробовать перейти туда. Но вот удастся ли потом вернуться? А иногда этот мир-мираж поднимался высоко, сливаясь с царством облаков, и все эти причудливые, пронизанные радужными лучами замки и сады плавали над нами, дразня своим великолепием и своей недосягаемостью. К вечеру они темнели. Я смотрела на грозные лилово-серые и чёрные бастионы, окрашенные пурпурными бликами заката, и думала о царстве теней, которые всегда рады наступлению сумерек, будь то вечер или грозовая тьма. Ведь это время, когда граница между мирами стирается. Тени беспрепятственно проникают в наш мир и охотятся на людей.

"Тени... Они здесь, они везде..." Наверное, Сирина действительно видела их. Ведь ей и так скоро предстояло уйти в таинственное царство, где в виде смутных теней обитают те, кто был, и те, кто ещё не родился, где правит великая богиня, раздающая жребии. Владычица преисподней... Быть может, посмотрев на золотую фигуру, Сирина увидела свою смерть. Хризосома... Но владычица сжалилась и убила её легко и быстро, послав маленькое оранжевое солнце. Та, которую называют Око Ра, способна убивать одним взглядом.

Асфодели уже отцветали. Однажды я пошла за букетом для Сирины и едва не заблудилась где-то между берегом реки и некрополем. Туман, сначала висевший над кронами деревьев, спустился так быстро, что у меня возникло ощущение, будто я попала в ловушку. Как ни странно, я не испугалась. Даже когда стало темнеть. Я блуждала в тумане до глубокого вечера, прижав к груди влажные цветы и вдыхая их сладковатый дурманящий запах. Уже почти стемнело, когда я вышла к реке. И сразу поняла, что до моста далеко – ещё метров триста вдоль берега. Страха я по-прежнему не ощущала. Я вдруг поняла, что больше не боюсь темноты. Частица тьмы, поглотившей мою подругу, словно бы вошла в меня и маленьким чёрным сгустком затаилась где-то под сердцем. Когда я отыскала мост и перешла на другой берег – тот, где были храм и мой дом, стемнело окончательно, но весь храмовый комплекс, в том числе и сад, был ярко освещён, так что дорогу домой я отыскала быстро. Волновало меня лишь одно – то, что мама сейчас наверняка встревожена моим отсутствием. Ещё не хватало, чтобы она кинулась меня искать. К счастью, мама задержалась в питомнике и, придя домой, даже не заподозрила, что я вернулась минут за десять до неё.

– Надоели мне эти туманы и сырость, – пожаловалась она, снимая накидку с капюшоном. – От жары тоже устаёшь, и всё же я в последнее время что-то соскучилась по солнцу, по ясным дням... А ты?

– Не знаю...

Я знала только одно – уже никакое солнце, будь оно хоть самое большое и яркое во вселенной, не прогонит ту частицу мрака, что поселилась в моей душе этой зимой.

Зима, разумеется, закончилась, но весеннее буйство красок меня не радовало. Скорее, утомляло. Меня вообще всё раздражало. Особенно люди. И особенно – когда их было много. Я совсем перестала помогать матери в питомнике и почти всё свободное от школы время бродила где-нибудь одна. Причём всё дальше и дальше от дома.

В пустыне яркими белыми звёздочками зацвели солонки – растения с круглыми оранжевыми листьями и длинными корнями, добывающими воду из глубоких слоёв земли. В сезон песчаных бурь их полностью заметало, но едва в пустыне устанавливался очередной штиль, они вновь пробивались на поверхность. Листья солонков использовали в медицине. Из них делали мазь, прекрасно заживляющую наружные раны. В Кемте каждый ребёнок знал о целебных свойствах этого растения. Если я, гуляя далеко от дома, разбивала коленку или локоть, я всегда искала солонок, чтобы приложить к ране слегка разжёванный горьковатый оранжевый лист. Правда, на нашем берегу и вообще на арахане солонки попадались нечасто, и здесь они не цвели. Они гораздо лучше чувствовали себя в пустыне.

Я в последнее время тоже. Обычно, навестив могилу Сирины, я отправлялась дальше на запад. Некрополь тянулся не один километр, постепенно сливаясь с пустыней. Самые старые захоронения бедняков уже давно занесло песком. Чем дальше я шла, тем реже попадались столбы, увенчанные кошачьими и пёсьими головами. Каждый раз, дойдя до последней видимой могилы, я испытывала странное чувство – как будто настоящий некрополь здесь только начинается. Эта пустыня – бывший океан. Там, далеко внизу, под тоннами песка, навеки уснули его обитатели. Кмеры. Жуткие великаны с телами, покрытыми твёрдым панцирем, который от времени не только не разрушается, но и становится твёрже. Эти гигантские амфибии жили в воде, и вот теперь многие из них спят на дне давно высохшего океана. Он высох, но не исчез. Он был и остался тем Нижним миром, который существует рядом с миром живых. Иногда я ложилась на песок и прислушивалась, представляя себе, что там, под его толщей, находится та область загробного царства, которая называется Хетемит. Самая дальняя часть Дуата, где царит вечный мрак и обитают самые страшные чудовища. Место уничтожения, как написано в древних книгах. Пианха говорила, что Хетемит – состояние, в котором пребывает любой мир после гибели. У хем-нечеры было старинное издание "Книги Мёртвых", и однажды она дала мне её посмотреть. Я с удовольствием рассматривала иллюстрации – снимки древнеегипетских настенных росписей, но желания читать эту книгу у меня не возникло. Она была написана странным тяжеловесным языком и производила довольно мрачное впечатление. Листая её, я наткнулась на отрывок, где Атум говорит: "Когда-нибудь я уничтожу всё, что создал. Эта Земля вновь станет хаосом и наводнением, как было вначале..." Пианха сказала мне, что уничтожение мира – не конец в полном смысле этого слова. Уничтожение предшествует созданию новой жизни. Бродя по пустыне, я думала о том, что когда-то тут был мир кмеров, потом он был уничтожен. Там, под толщей песка, находится погибший мир. Там спят прежние его обитатели. Чудовища, которые царили здесь задолго до нас. Люди нашли тела лишь немногих из них. Остальные остались там, на дне мёртвого океана. Их тела не истлели, они долговечней всех древнеегипетских мумий, и эта неуязвимость – залог скорого воскрешения. Эти чудовища – враги солнечного бога, великой Баст и всех наших богов. Сейчас они спят во мраке, но однажды проснутся, чтобы вернуть стихию, в которой они привыкли жить. Дельту вновь затопит великий океан, и здесь воцарится хаос. Вспоминая сейчас эти свои прогулки в пустыню, я думаю о том, что именно тогда у меня возникло предчувствие грядущей катастрофы. Лучшие умы Федерации уже знали о ней, но информация о неизбежной гибели Дельты пока оставалась секретной. Нашему миру предстояло не затонуть, а сгореть, но не всё ли равно, каким способом великий бог разрушит мир, чтобы потом, в далёком будущем, воссоздать его вновь... Сколько раз мне казалось, что я слышу сквозь шум пустынного ветра голоса чудовищ, взывающих к нам из бездны. Или это эхо древнего океана до сих пор звучало здесь, в его огромной колыбели, давно занесённой песком...