Текст книги "Запад каждого мира. Книга I. Часть первая. Дом Баст (СИ)"

Автор книги: Светлана Зорина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Я тоже в это верила. Я с раннего детства помогала матери ухаживать за священными животными Баст. Мы жили при храме. Сколько я себя помню, меня вечно окружали кошки. Они по-хозяйски разгуливали по всем помещениям храма, в том числе и по жилым комнатам уаб1. Высшие жрицы, в основном состоятельные женщины из сословия итеров, имели собственные дома. Они носили древний жреческий титул – хем-нечеры2 и при этом были специалистами Научного центра, который располагался недалеко от храмового комплекса. По сути мы были филиалом зоологического отделения Научного центра. В Кемте при всех святилищах Баст имелись приюты для бездомных кошек и питомники, где работали над выведением или улучшением той или иной породы. При нашем храме разводили тамитов.

Первое моё детское впечатление: огромная рыжая кошка на краю каменного вазона, застывшая в лучах солнца. Неподвижная, словно золотое изваяние. Баст. Богиня радости и веселья. Я росла почти без сверстников, но мне никогда не было скучно. Играя с кошками, я даже не удивлялась их способности исчезать и появляться самым неожиданным образом. Что тут странного? Всем известно, боги могут то, чего не можем мы.

Старшая хем-нечера Пианха говорила, что кошки спасают её от головной боли, а её мужа от боли в суставах. Он страдал не только ревматизмом, но и аллергией на большинство лекарств. Такие вещи, как ревматизм и повышенное давление, были тогда вообще за пределами моего понимания, но что такое боль, знает каждый ребёнок. Мама была слишком занята, чтобы постоянно следить за мной и утешать меня каждый раз, когда я падала или чего-то пугалась, но стоило мне заплакать, как рядом неизменно оказывалось четвероногое божество с мягкой шёрсткой и огромными, бездонными глазами. Сколько раз я засыпала, убаюканная тихим урчанием – не то песней, не то сказкой, смысла которой не понимаешь, но которую готов слушать без конца. Богиня знает, какую сказку рассказать ребёнку, чтобы он не плакал. Богиня не сердилась, даже когда я хватала её за длинный, пушистый хвост. Мне не хотелось верить, что Баст может быть грозной, но поскольку все твердили, что может, я приписывала это свойство женщине с кошачьей головой, которая стояла в главном зале храма, в нише, увитой живыми лотосами. Уабы меняли цветы почти каждый день. Это двухметровое изваяние, выполненное в древнеегипетском стиле, иногда выглядело немного зловеще. Если на лицо статуи падал солнечный луч, янтарные глаза богини вспыхивали ослепительным светом. Я знала, что Баст ещё называют Око Ра. Она была дочерью солнечного бога и могла превращаться в неукротимую Сехмет3 – львицу, которая в гневе готова спалить своим огненным взором всё живое. Ещё более свирепым был Махес, сын Баст. Иногда его изображали красивым юношей в одежде древнеегипетского воина, иногда львом, а чаще – человеком с головой льва. Таких статуй в Доме Баст было много, и они пугали меня. Наверное, ребёнок не может не бояться того, чего боится его мать, а я не раз замечала, что мама смотрит на изображения львиноподобного бога с каким-то затаённым страхом. Однажды я даже спросила, может ли Махес сделать нам что-нибудь плохое.

– Великая Баст защитит нас, – крепко обняв меня, ответила мама. – И от него, и от грозного Анубиса. Они оба её сыновья, и она имеет над ними власть1.

Собакоголовый Анубис и его воинственный брат Махес охраняли многие помещения храмового комплекса. Их изваяния обычно устанавливали возле дверей и ворот. Дом Баст называли храмом, но он скорее походил на маленький городок. Главное здание с колоннами в виде лотосов и статуей женщины-кошки на алтаре когда-то было единственным, теперь же, спустя три века после основания святилища, оно почти затерялось среди многочисленных построек. Один питомник занимал два больших корпуса, соединённых галереей. Вокруг размещались вольеры под открытым небом, лаборатории, лечебница, склады, гараж. Квартиры уаб, которые жили при храме, находились в длинном одноэтажном пристрое к питомнику. Окна нашей квартиры смотрели в сад. Вообще-то сад здесь был повсюду. Цветники и деревья, в основном фруктовые, окружали почти все здания храмового комплекса.

Большинство работников Дома Баст жили поблизости. Роскошные особняки хем-нечер тянулись вдоль берега реки Асты, недалеко от дороги, ведущей в Научный Центр. Неглубокая, причудливо петляющая Аста огибала храмовый сад и экспериментальные участки Центра. Мама говорила, что дальше она несколько километров течёт через арзумовые плантации Бастиани, а потом впадает в главную реку королевства – Хапи. В детстве мне казалось, что это уже где-то на краю света. Недалеко от Дома Баст, на склонах пологих холмов, поросших приземистыми деревцами, теснились маленькие коттеджи технического персонала. Тут же была школа, существующая на средства храма, а точнее, на средства тех, кто его основал, – семейства Бастиани. Но учились здесь не только дети самых низкооплачиваемых работников святилища. Малоимущих в округе было достаточно – в основном мелкие землевладельцы, подёнщики и рабочие некрополя. Школа стояла около развилки. Одна дорога вела на запад, в некрополь, а другая, немного южнее, – через посёлок на рыночную площадь.

С раннего детства предоставленная самой себе, я бегала по всему храмовому комплексу и знала его, как свои пять пальцев. Чаще всего я пропадала в питомнике. Четыре раза в месяц устраивались дни открытых дверей. Многочисленные туристы, приезжая в Такелот, старались непременно посетить знаменитый королевский питомник. Здесь можно было не только увидеть лучших представителей тамитской породы, но и получить консультацию специалиста, а также приобрести котёнка с замечательной родословной.

Я столько возилась с кошками, столько наслушалась лекций для студентов-зоологов, бесед с туристами и клиентами, что в семь лет сама могла бы дать достаточно грамотную консультацию. Старшая хем-нечера Пианха часто хвалила меня за сообразительность и не переставала удивляться моей памяти. Мама гордилась мной. Она надеялась, что я смогу получить образование, которое со временем позволит мне стать в этом храме одной из высших жриц. Откладывать деньги мне на учёбу она начала сразу после моего рождения. С шести лет я посещала бесплатную начальную школу недалеко от святилища, но средняя школа, где учились с одиннадцати лет, уже не была бесплатной, а университетское образование стоило очень дорого. Наверное, втайне мама рассчитывала на содействие нашей доброй покровительницы Пианхи Джессами. Я в то время ни о каких университетах и не думала. Я просто, как губка, впитывала всё, кто казалось мне интересным. А интересного вокруг было много. Жаль вот только, меня не везде пускали.

Например, мне строго запрещалось заходить в лаборатории, где работали хем-нечеры. Низшие жрицы иногда делали там уборку и мыли прозрачные стаканчики и трубки, которыми были уставлены все полки, столы и шкафы этих таинственных, всегда ярко освещённых комнат. Я туда заглядывала, но дальше порога меня не пускали. Я думала, что хем-нечеры боятся, как бы я не разбила какой-нибудь из этих стаканчиков. Одни были пусты, другие заполнены порошками и жидкостями самых разных цветов. Мне очень хотелось всем этим поиграть, но мама постоянно твердила, что порошки и жидкости в прозрачных стаканчиках вредные. Ими можно отравиться и даже умереть.

– Почему же никто из хем-нечер ещё не умер? – спросила я однажды.

– Потому что они умные и знают, как со всем этим обращаться, – ответила мама. – Другим это трогать нельзя. А маленьким детям даже заходить туда опасно. Они могут заболеть от одного запаха какой-нибудь отравы.

Лично мне куда более опасным местом казалась акра – таинственная комната в маленьком святилище Упуата1. Дом Баст называли храмом, но строений, которые действительно выглядели, как святилища, здесь было всего три: главное здание с алтарём Баст, небольшой храм Махеса, который находился примерно в тридцати метрах от храма его матери, а также святилище Анубиса-Упуата, построенное во времена правления Аменардис V, внучки Аменардис IV, учредившей в Кемте культ богини-кошки. Причём построено оно было в каком-то странном месте: довольно далеко от главного здания, в глубокой низине между храмовым садом и рощей анданов – невысоких, раскидистых деревьев с плотными зеленовато-лиловыми листьями. Заросли анданов выглядели мрачновато даже в солнечные дни, так что эта роща прекрасно гармонировала с приземистым строением из чёрного гранита, окружённым колоннами в виде каких-то стилизованных чудовищ. Тяжёлые резные двери никогда не запирали на замок. Наверное, считалось, что стоящие у входа грозные сыновья Баст всё равно не пустят в святилище того, кого туда не следует пускать. Разумеется, это были всего лишь искусно выполненные статуи высотой в человеческий рост, но они внушали мне страх. Один – потому что был богом смерти, а второй... Махеса называли демоном-губителем, но эти слова меня не пугали. Я боялась львиноподобного зверочеловека, потому что его боялась моя мать, а поскольку она никогда не объясняла, почему она его боится, он пугал меня вдвойне.

Махес был в одеянии древнеегипетского воина, в правой руке он сжимал двойной топор, а его собакоголовый брат Анубис держал что-то вроде большого ключа – палку, верхний конец которой венчала перекладина с кольцом.

Изнутри святилище тоже выглядело странно. Круглый зал, а на полу и на потолке – выложенные полупрозрачными плитками большие окружности со вписанными в них пятиконечными звёздами. Причём расположены эти две фигуры были так, что, если бы потолок опустился на пол, они бы полностью совпали. Однажды я обнаружила, что эти звёзды можно зажигать. Я случайно наступила на краешек "нижней" звезды. Сначала загорелась она, а через несколько секунд её "верхняя" сестра, осветив маленький зал тревожным желтовато-оранжевым светом. Теперь можно было получше рассмотреть мозаику на стенах: планеты, созвездия, а между ними какие-то чудовища, напоминающие одновременно людей, зверей и насекомых. Разглядывать их было интересно, но ещё больше меня заинтересовала дверь напротив входа – металлическая, серебристая, с овальным верхом, украшенная изображением двух львов, которые сидели спиной друг к другу. Они тоже были сделаны из листового металла, но не серого, а желтоватого – как и солнечный диск между ними, точнее, над их спинами. Ни створок, ни замка, ни ручки, и всё же я сразу поняла – это дверь. Может быть, потому что часто видела нечто подобное во всяких приключенческих фильмах. Такие двери обычно были в космических кораблях. Гладкие, как стены, они бесшумно раздвигались, пропуская героя фильма в каюту или длинный металлический коридор звездолёта. Я чувствовала – за дверью в этом маленьком святилище находится что-то куда более интересное, чем кабина с пультом управления или серебристо сверкающий коридор. Только вот как она открывается? Может, тут нужен пароль, как в фильме "Империя девяти звёзд"? Я потрогала золотистые фигурки львов и вдруг услышала тихое, но явственное рычание, глухое и зловещее:

– Ак-к-р-р...

Оно постепенно усиливалось, и я почувствовала, как металл под моей ладонью задрожал, словно кто-то по ту сторону двери пытался сломать её и вырваться наружу. Кто-то неведомый, но грозный и страшный. Я отдёрнула руку, и рычание стихло. Дверь больше не дрожала, зато сама я тряслась, как лист на ветру.

Успокоилась я только дома, забравшись с ногами на кровать и уютно устроившись между двумя сонными, ласково урчащими кошками.

На следующий день я помогала маме чистить вольер, когда в питомник вошла хем-нечера Лина и сказала:

– В храме Упуата всю ночь горел свет. А поскольку дверь была почему-то открыта, свет видели из посёлка. Люди сразу забеспокоились. Там что, вчера кто-то убирал? Но зачем? Недавно мыли все святилища.

Лина обращалась к Пианхе, которая осматривала двухмесячных тамитов, на нас с мамой она даже не взглянула, зато старшая хем-нечера сразу заметила моё смущение. Пианха всегда всё замечала.

– Арда, детка, – промолвила она, когда Лина вышла, – если уж тебе непременно надо играть в святилище Упуата, хотя бы не забывай гасить там свет. Выключается он так же легко, как и включается.

Это действительно оказалось просто. Достаточно было снова нажать на тот конец звезды, который указывал на металлическую дверь. Закончив осмотр молодняка, Пианха отправилась со мной в святилище Упуата и рассказала мне о нём много интересного. Пианхе нравилась моя любознательность. Когда я спросила, почему львы повернулись друг к другу спиной, она пояснила:

– Видишь ли, детка, это как бы не два льва, а двойной лев. Это бог подземного царства, и зовут его Акер. Отсюда и название тайной комнаты – акра. Анубис Упуат и его брат охраняют вход в царство мёртвых. Солнце уходит туда в конце каждого дня и умирает, а потом великая богиня снова рождает его.

– Но ведь Баст – его дочь, – удивилась я.

– И дочь, и супруга, и мать. И хозяйка подземного царства, куда солнце спускается каждый день, чтобы вернуться снова. Ведь Баст – не единственное имя богини. В гневе она Сехмет, когда она дарит нам, женщинам, счастье, мы зовём её Хатор, а когда мы молимся ей как хозяйке царства мёртвых, то называем её Аменет.

– А кто главней – она или этот лев Акер? – не отставала я. – Ведь вы сказали, что он хозяин подземного царства.

– Это трудно объяснить, Арда, – терпеливая Пианха и впрямь казалась озадаченной. – Акер – это даже не существо. Его изображают как двойного льва, но на самом деле он – это как бы сам подземный мир. Или вечный мрак, в котором пребывают все, кто умер, и кто ещё не родился. Всё уходит туда и всё выходит оттуда. Это царство теней и тайн.

– Значит, царство теней и тайн за этой стеной? – со страхом спросила я.

– Не совсем так, – улыбнулась Пианха. – Но туда нельзя. Акра – тайная комната, священное место. У богини много лиц, и не все из них мы можем видеть.

– Тогда зачем она нужна, эта комната? – я была в полном недоумении. – И что это за дверь, если она не открывается?

– Есть двери, которые открываются, но не для каждого. Войти в акру может только принцесса крови, урождённая Бастиани, да и они стараются этого не делать. Без особой необходимости.

– А как они открывают дверь?

– А вот это только они и знают. Это тайна, которую Бастиани хранят так же ревностно, как и секрет своего знаменитого оружия. Если принцесса-небет отправляется в храм Упуата, его со всех сторон оцепляют гвардейцы, и в этот зал никому не войти, пока она не покинет святилище.

– А что это в руке у Анубиса? – едва дослушав, спросила я. Хотелось узнать как можно больше, пока у Пианхи есть время и желание со мной общаться. Старшая хем-нечера, которая казалась мне тогда кладезем мудрости, часто была занята. – Это у него ключ, да?

– Ключ... – не то отвечая, не то переспрашивая, произнесла Пианха. – Действительно ключ, лучше не скажешь. Вообще-то древние египтяне называли этот жезл анхом. Анх – знак жизни.

– Ничего себе! А его держит бог смерти.

– Анубис не только бог мёртвых. Анубис Упуат – открывающий пути.

– Но ведь он же ведёт мёртвых в загробное царство, – вспомнила я слова нашей школьной учительницы, которая время от времени толковала нам египетские мифы.

– Видишь ли, Арда, древние египтяне не считали смерть концом, – сказала Пианха. – Они считали её переходом в другой мир, в другую жизнь. Упуат – хранитель врат между мирами. Он знает, когда и для кого их открыть.

– Значит, это Упуат открывает принцессам акру, если они хотят туда войти? – спросила я, невольно оглядываясь на входную дверь, которую снаружи охраняли грозные сыновья богини.

– Это всего лишь статуи, Арда, – улыбнулась старшая хем-нечера. – И они никому ничего не сделают. Принцессы сами открывают железную дверь, а как – это уж не наше дело. Последний раз туда входила принцесса-небет Анхиера. Это было лет двадцать назад. А до этого в акру лет сто никто не заглядывал. Принцесса Аменардис XI побывала там во время войны с Кабилом. А до этого... Не знаю. Кажется, только Аменардис VIII, которая построила это святилище. Она занималась магией. Её считали колдуньей и побаивались. И этого святилища всегда боялись. Говорят, Владычица преисподней может выполнить любую просьбу, но плата за это слишком велика, так что по пустякам её лучше не тревожить. Бастиани посещают акру только в исключительных случаях. И люди недаром пугаются, увидев в храме Анубиса-Упуата свет. Сразу начинают думать, уж не грозит ли стране или планете какая-нибудь опасность. Уабы моют святилище седьмой и двадцать первый день каждого месяца, и эти дни известны всем жителям округи. Ты их тоже запомни, Арда. Если тебе захочется прийти сюда опять, хотя, честно говоря, не знаю, что тут такого интересного, затвори за собой входную дверь, а, уходя, не забудь погасить свет.

– Хорошо, – кивнула я. – Значит, принцессы не боятся чудовища, которое сидит за этой дверью? Их оно не трогает?

– Чудовище? С чего ты взяла, что там сидит какое-то чудовище? Я, конечно, не знаю, что там, но... Почему ты решила, что там должно быть чудовище?

– Потому что оно зарычало, когда я потрогала дверь. Оно даже попыталось вырваться оттуда... Это правда. Я потрогала этих львов...

– И они зарычали, – засмеялась Пианха. – Видимо, не любят маленьких проказниц, которые всюду суют свой любопытный нос.

Хем-нечера положила руку на позолоченные фигурки зверей, и я невольно попятилась, но никакого рычания мы не услышали.

– Иные фантазёры навыдумывают такого, что сами начинают в это верить, – сказала Пианха. – Мы с сёстрами в детстве иногда нарочно пугали друг друга: закрывались в тёмной комнате и сочиняли всякие страшные истории. И один раз это закончилось тем, что с Глорией случилась самая настоящая истерика. Ей померещился в темноте огромный скорпион с лицом человека. Мир теней всегда вызывал у людей любопытство, но лучше не пытаться туда проникнуть. Владычица тайных знаний делится ими только с избранными. Тот, кто упорно ломится в запертую дверь, может действительно оказаться во власти чудовищ.

Через несколько дней, роясь в шкатулке с мамиными безделушками, я нашла довольно любопытную вещицу – кулон в виде пятиконечной звезды, внутри которой чётко просвечивала человеческая фигурка. Голова, разведённые в стороны руки и слегка расставленные ноги как бы вписывались в пять звёздных лучей. Кулон был сделан из какого-то полупрозрачного золотисто-оранжевого материала и походил на кусок одного земного камня – янтаря или застывшей смолы, в которой иногда застревали разные насекомые. Такое впечатление, что этот крошечный человечек тоже когда-то давно увяз в смоле да так тут и остался.

– Откуда у тебя это? – спросила я у мамы.

– Не помню...

Она с улыбкой пожала плечами, но я заметила, как потяжелел её взгляд, когда она смотрела на кулон.

– Кажется, это амулет, – добавила она небрежно. – Их же продают на всех рынках. Даже не помню, где я его купила.

– Можно, я его надену? Ты же всё равно не носишь...

– Да, конечно, – коротко ответила мама и ушла на кухню.

Ночью мне приснилось, будто я стою в храме Анубиса-Упуата, в центре светящейся звезды, а за дверью акры кто-то рычит и пытается вырваться наружу. Я проснулась с бешено бьющимся сердцем и не спала до тех пор, пока не забрезжил рассвет. Потому, наверное, и проснулась позже обычного. Мама уже ушла в питомник. Занятий в школе в этот день не было. Наспех перекусив, я собралась к реке – хотелось искупаться, и тут вспомнила про свою новую игрушку. Она лежала на тумбочке для постельного белья.

Я хотела надеть кулон, но, взглянув на него, едва его не выронила. Вместо человеческой фигурки внутри звезды проступила оскаленная звериная морда.

Мамы в питомнике не оказалось, но мне посчастливилось наткнуться там на старшую хем-нечеру. Заметив, как я напугана, Пианха, разумеется, тут же начала выяснять, в чём дело.

– Ну-ка, пойдём, покажешь мне этот кулон, – сказала она, едва я закончила свои сбивчивые объяснения.

Идя рядом с ней по крытой галерее, соединяющей питомник с жилым корпусом уаб, я немного успокоилась. Пианха тогда казалась мне человеком, способным ответить на все вопросы. Ну или почти на все.

– Откуда у тебя эта вещь? – удивлённо спросила хем-нечера, рассматривая золотисто-оранжевую звёздочку.

– Мама говорит, что купила на рынке. Давно...

– Странно, – усмехнулась Пианха. – Радонскими амулетами не торгуют на рынках, как какой-то дешёвой бижутерией. Их делают на заказ. На планете Радон есть мастера, которые занимаются изготовлением подобных вещиц. Говорят, они маги, но это вряд ли... По-моему, они просто искусные ювелиры, и у них свои секреты. Один из этих секретов – меняющиеся изображения. Их обычно два. Вроде как радонский амулет чувствует хозяина. Картинки меняются только тогда, когда амулет у того, кому он должен принадлежать. Скорее всего, это тоже чепуха, но многие верят. Думаю, мастер, который сделал этот кулон, хотел сказать, что в каждом человеке сидит зверь и не надо выпускать его наружу. Как не надо и будить зверя в других...

Пианха уже не столько разговаривала со мной, сколько рассуждала вслух. С ней это иногда бывало, и я знала, что вопросов в таких случаях лучше не задавать. Потому что ответ будет непонятным. Поскольку морда на амулете очень напоминала львиную, я представила себе львиноподобного Махеса и подумала о том, что просто зверь – это, наверное, не так страшно, как зверочеловек.

Оказывается, мама и понятия не имела о загадочном свойстве радонских амулетов. Как она вздрогнула, увидев просвечивающую в центре звезды звериную морду.

– Ничего себе, – пробормотала она. – Кулон у меня уже несколько лет, и ещё ни разу картинка не менялась. Видимо, эта штуковина и впрямь попала к своему настоящему хозяину. Вернее, хозяйке.

Я была так этим горда, что с тех пор почти не расставалась со звездой-амулетом. Морда зверя вскоре исчезла, и вместо неё появился маленький обнажённый человечек. И хотя я знала, что чудовище может вернуться, я его не боялась. В конце концов, оно не выпрыгнет из амулета и не загрызёт меня. Другое дело то, которое таилось за дверью акры, охраняя покой владычицы царства теней. Эта загадочная богиня была страшна и непонятна. Сначала я пыталась о ней не думать. И не вспоминать так напугавший меня сон. Я даже решила больше не ходить в святилище Анубиса-Упуата, но хватило меня ненадолго. Я сама не понимала, почему меня влечёт туда с какой-то непреодолимой силой.

Бывала я там обычно по утрам, перед школой. Утро – время, когда тени отступают и ночные страхи кажутся пустыми. Плотно затворив за собой двери и прочитав три короткие молитвы – Баст, Анубису и Махесу, я включала свет и подолгу изучала искусную мозаику, снизу доверху покрывавшую стены храма. Жутковатые причудливые твари вперемежку с космическими телами действовали на меня завораживающе. Я пыталась представить себе тех, кто скрывается за таинственной металлической стеной, которая становится дверью только для избранных. Постепенно я так осмелела, что стала позволять себе дразнить неведомое чудовище. Я прикасалась к фигуркам из жёлтого металла – и раздавалось тихое "ак-к-р-р..." Он отвечал мне, странный двойной лев, могущественный Акер, в огромном чреве которого хранится всё, что было и чему ещё предстоит появиться, те, кто уже умер и кто ещё не родился. Там, в бездонном мраке, роились некие бесформенные существа, живые тени, которые ещё не имели ни образа, ни плоти, но жаждали поскорее их обрести...

Когда дверь начинала дрожать, я отдёргивала руку, и всё утихало. Мне было страшно, но я упорно дразнила этого зверя и играла с ним, и сознание того, что он отвечает только мне, льстило моему самолюбию. Когда львов трогала Пианха, никакого рычания не было.

Несколько раз я специально приходила в святилище во время уборки и наблюдала, как уабы протирали металлическую дверь, причём особенно тщательно – жёлтые львиные фигурки. Акер молчал. Он говорил только со мной. Почему – я не знала, а выяснять не хотела. Потому что пока ни с кем не хотела делиться своей тайной.

Глава 2. Принцы и принцессы.

Лет в семь я всерьёз занялась лепкой. При Доме Баст была мастерская, где трудились десятка два художников, скульпторов и ювелиров. Время от времени требовалось отремонтировать или заново оформить то или иное помещение храмового комплекса, но основной их работой было изготовление сувениров для туристов. В последнее время очень ценилась ручная работа. Интерес к истории, снова охвативший почти все миры Федерации, породил моду на произведения древнего искусства, а поскольку оригиналы, большая часть которых находилась в музеях и частных коллекциях богачей, были или недоступны, или стоили баснословные суммы, люди, как правило, довольствовались поделками, выполненными в стиле старых мастеров.

Попасть в ювелирный цех было непросто. Ещё бы! Ведь там работали с драгоценными камнями и металлами. Зато доступ в мастерскую по изготовлению фигурок из глины был открыт всегда. Во всяком случае, для обитателей Дома Баст. Первый раз я пришла туда с мамой в пятилетнем возрасте. Я очень обрадовалась, когда старый Гор, мастер по мелкой пластике, разрешил мне брать глину и краски. Благо, этих материалов было предостаточно. Глину разных оттенков добывали совсем рядом, на берегу Асты, ну а красок каждый год закупали с запасом – на всякий случай. И в конце года раздавали остатки приютам и школам для бедных.

Мои частые визиты в мастерскую никого не раздражали. Я никому не мешала и ничего не трогала без разрешения. Обычно я пристраивалась рядом с кем-нибудь из лепщиков и внимательно наблюдала за его работой. А когда мастер Гор увидел одну из моих первых поделок – фигурку кошки, которую я выкрасила в ярко-оранжевый цвет, он подарил мне несколько хороших кисточек и ученический набор инструментов для лепки.

С тех пор прошло два года. Многие думали, что возня с глиной и красками мне быстро наскучит, но я продолжала лепить, и старый Гор говорил, что я делаю успехи. Я пропадала в скульптурной мастерской гораздо чаще, чем хотелось бы моей матери, но она не запрещала мне туда ходить. И даже отпускала с Гором и его помощниками на другой берег – за глиной.

Я очень любила эти поездки. Разумеется, добычей глины я не занималась. Я плавала, ныряла, резвилась на берегу или что-нибудь лепила, устроившись в тени. А как было здорово, если поблизости оказывались слонопотамы. Название этим животным дали ещё в двадцать втором веке русскоязычные колонисты, и оно как нельзя лучше подходило добродушным существам, похожим одновременно на слонов и на гиппопотамов. Особенно на последних. Точно таких же размеров, с такой же плотной кожей, они, как и земные бегемоты, любили лежать на мелководье. Но, пожалуй, не меньше они любили плавать и при этом иногда развивали скорость, которую трудно было даже предположить, глядя на этих массивных, флегматичных созданий. Перед заплывом слонопотам набирал в лёгкие огромное количество воздуха, помогавшее ему держаться на поверхности. Расходовался этот запас в течение получаса, после чего в случае необходимости делался следующий глубокий вдох. Находиться под водой дольше двух-трёх минут слонопотамы не могли, но они почти всё жаркое время года проводили в реке, погрузившись в воду так, что на поверхности виднелись только часть спины и макушка с дыхательными отверстиями на темени. Сходство со слоном этому забавному зверю придавал длинный хобот, в который он то и дело набирал воду, поливая себя, как из душа. Питались слонопотамы прибрежной травой. Они были совершенно безобидны, а к детям даже снисходительны. Я без страха забиралась любому из них на спину и плясала на ней до тех пор, пока зверь не соглашался меня прокатить. Они обычно соглашались. В противном случае меня обливали водой из хобота, но это тоже было весело.

Однажды я оседлала крупного слонопотама и, желая расшевелить его, принялась лупить его пятками по бокам. Я знала – он не обидится, ведь мои пинки для него всё равно что щекотка.

– Малышка, ты не боишься его рассердить?

Услышав вопрос, заданный совершенно незнакомым мне голосом, я обернулась и увидела на берегу довольно странную компанию. Невысокий худой мужчина – судя по одежде аристократ, двое детей и несколько слуг. Одни держали над господином и его отпрысками нарядные, украшенные кистями зонтики от солнца, другие – рослые и мускулистые – походили на охранников, а пожилая женщина в низко повязанной кружевной косынке, скорее всего, была няней.

Естественно, в первую очередь меня заинтересовали дети. Стройный мальчик лет десяти с густыми прямыми волосами до плеч показался мне симпатичным. На нём были шорты в стиле эншент – похожие на набедренные повязки египтян эпохи Среднего Царства. Я тоже почти всё время бегала в таких, хотя, конечно же, в отличие от моих шорты этого мальчика были сшиты из дорогой ткани. Так же, как и изящный короткий жилет. Девочка, моя ровесница, была одета в нарядное, расшитое серебристыми узорами платьице, но ни оно, ни тщательно завитые волосы не делали её хоть сколько-нибудь привлекательной. Тощие коричневые ручки и ножки торчали из пышных оборок и кружев, словно сухие стебельки какого-то чахлого растения. Я невольно вспомнила недавний поход с классом в археологический музей. Эта девочка была похожа на маленькую мумию, которую непонятно зачем нарядили в красивое платье и кудрявый парик. Но, пожалуй, больше всего меня поразило выражение её лица. Девочка смотрела на меня с такой злобой, как будто я отняла у неё любимую куклу.

– Ты не боишься, что он рассердится? – повторил свой вопрос знатный господин.

Он явно был отцом этих детей. Во всяком случае, девочка очень на него походила. Даже выражением лица. Я это сразу подметила, несмотря на то, что в отличие от своей дочери мужчина улыбался и вообще старался казаться добрым.

– Зачем ты его дразнишь?

– Я его не дразню, – ответила я. – Просто хочу, чтобы он меня покатал. Они меня часто катают. И они никогда не сердятся.

– Да мало ли что на него найдёт, – наставительно изрёк незнакомец. – Зверь есть зверь. Он в любую минуту может стать опасным.

– Слонопотам – совсем неопасный зверь, – возразила я. – Уж я-то знаю.

– Вот как, – усмехнулся мой собеседник. – Ты, наверное, всё знаешь. А какой зверь, по-твоему, опасный?

– Тот, который сидит в человеке, – выпалила я. – Но его просто нельзя выпускать наружу.

Когда мне хотелось блеснуть умом, я повторяла что-нибудь, услышанное от взрослых. Причём особенно охотно повторяла то, чего не понимала. Похоже, мне удалось произвести впечатление. Я заметила, как переглянулись двое охранников. Один даже присвистнул. Мальчик от удивления перестал сосать фигурку из замороженного сока на палочке – в жару такие продавались на каждом шагу. А его отец уставился на меня так, словно увидел перед собой какое-то диковинное существо. Кажется, он хотел что-то сказать, но тут заговорила девочка. Я думала, что у такой худышки должен быть тихий, писклявый голосок, но он у неё оказался мальчишески грубый и какой-то каркающий.