Текст книги "Смерть придумали люди"

Автор книги: Светлана Середа

Более убедительной казалась версия о том, что артефакт был защищен проклятьем ассасина, и мы не стали больше не рисковать Игроками – наняли Дариолли с вампиром. А к Мордейну приставили одного из наших агентов – тоже из местных – приглядывать за ним издалека. Мордейн от слежки отвязался, а потом подкараулил агента в темном переулке – убить не убил, но покалечил изрядно, парень до сих пор в больнице. Перед этим агент все же успел заметить, что Мордейн встречался с каким-то странным типом, по описанию очень похожим на Димкиного Найтингейла. Мордейн шел по следу Луча Воды. Не знаю, насколько успешными были поиски, но вскоре его тоже убили, причем весьма прозаическим образом – ножом в спину. Версия о проклятье асассина дала трещину, и мы решили обратиться к тебе.

– Чтобы эту версию еще раз проверить? – хмыкнул Женя.

– Вроде того. К тому же после смерти Мордейна сладкая парочка затихарилась – то ли тоже были убиты, то ли напугались, то ли, как ты говоришь, захотели зажать камушки. Ты очень резво взялся за дело, а потом как-то резко исчез. Причем мы точно знали, что ты жив и продолжаешь ходить в Эртан – мы же фиксировали твое прохождение через портал. А когда обнаружилось, что ты сбежал из своей квартиры, и бегство это было тщательно подготовлено заранее, мы окончательно уверились в том, что ты работаешь на кого-то третьего – очевидно, на Найтингейла, поскольку других конкурентов в округе не наблюдалось. И тот факт, что ты единственный, кого Найтингейл не пытается убить, косвенно подтверждает нашу догадку.

– Я тебя очень разочарую, если скажу, что никто, хотя бы отдаленно похожий на Найтингейла, даже не пытался меня перекупить?

– Но ведь ты все-таки не прекратил поисков! Что-то ты темнишь, Старцев.

– Конечно, темню. Ты тоже не открыл мне все карты. Но я тебе клянусь, Генка: к вашему Найтингейлу, кто бы он ни был, я не имею никакого отношения.

Региональный модератор все еще не верил Жене, но зерно сомнения уже дало побеги: я чувствовала его колебания и растерянность.

– Ладно, Старцев, я передам твою историю шефу. Но ты же понимаешь, что это не отменяет условий договора.

– Разумеется, понимаю, – кивнул Женя. – И позволь на прощание дать тебе совет. Будь осмотрительнее, когда говоришь о вампирах. Чувство юмора – в человеческом понимании – у них отсутствует напрочь, зато они непревзойденные мастера маскировки – никогда не знаешь, в какой момент вампир окажется рядом.

С широкой ухмылкой, страшно довольный собой, Женька хлопнул ладонью по Амулету Возврата и исчез. Гена огляделся – спокойно, сохраняя достоинство (железная выдержка у парня!) – но поспешность, с которой его рука дернулась к амулету, показала, что Женькины слова достигли цели.

Исчезновение объекта концентрации оказало на меня странное действие – словно из меня вдруг выдернули стержень, на котором я держалась последние двадцать минут. Тошнота (которая, как я запоздало осознала, мучила меня уже давно, просто я не обращала внимания) стала почти нестерпимой. Окружающий мир, и до того не особо четкий, превратился в одно размытое разноцветное пятно, которое начало вращаться вокруг меня – сначала медленно, постепенно ускоряясь. Центробежная сила размазала меня по стенам этой разноцветной воронки, лишая воли и способности соображать.

«Ничего себе приход», – отрешенно подумала я, чувствуя, как мои ноги отрываются от земли и распадаются на молекулы. Мысль о том, чтобы телепортироваться к магистру, даже не промелькнула в сознании.

* * *

Я осторожно открыла глаза. Мир приобрел более или менее четкие очертания – во всяком случае, привычная, изученная до мельчайших подробностей выщербинка в штукатурке над кушеткой в кабинете магистра выглядела как обычно. Я прислушалась к ощущениям. Ощущения были мерзейшие. Меня все еще мутило. Во рту стоял отвратительный привкус, словно там издохла колония лесных клопов. Причем издохла явно от жажды. Немногочисленные мысли протекали через мозг медленно и ненавязчиво, и через секунду я уже не могла вспомнить, о чем это я только что думала.

Похмелье классическое. И самое обидное – за что?!

Я с трудом развернула измятый рулон наждачки, занявший место языка, и хрипло пожаловалась выщербине в потолке:

– Хреновая у вас трава, магистр. Кайфа никакого, а отходняк – по полной программе.

– Прошу прощения? – не понял магистр.

– Юле не понравилось, – жизнерадостно пояснил Женька. – Никакой эйфории она не испытала, зато сейчас ее мучает тошнота, головная боль, жажда и сухость во рту.

– Я разве обещал состояние эйфории? – искренне удивился эльф. – А что до абстинентного синдрома, так это вполне естественно. Выжимка из корня лесной сатуры очень токсична.

Я осторожно оторвала голову от подушки, села, спустила ноги с кушетки. Тошнота, недовольно ворочавшаяся где-то на дне желудка, накатила с такой силой, что я панически оглянулась вокруг – в поисках корзины для бумаг или иной емкости, достойной принять содержимое моего богатого внутреннего мира. Емкости под рукой не нашлась. К счастью, тошнота снова отступила на прежние позиции.

Я оглядела кабинет мутноватым похмельным взором.

Рядом с кушеткой стоял магистр Астэри. В кресле у противоположной стены расположился лорд Дагерати. На журнальном столике рядом с ним стояла неизменная кружка кофе размером с небольшую бадейку. (Это меня всегда удивляло: будучи аристократом до мозга костей во всех остальных вопросах, кофе герцог потреблял исключительно такими вот «плебейскими» кружками, больше подобающими какому-нибудь средней руки клерку.) Женька устроился верхом на стуле возле письменного стола. Вереск сидел на подоконнике, опираясь спиной на косяк окна и свесив одну ногу вниз. Все четверо смотрели на меня с ожиданием.

«Надо сказать что-нибудь умное», – лениво подумала я.

– Магистр, у меня появилась идея. Вы можете подкинуть рецептик вашего коктейля его величеству. Если раздавать это пойло на улицах в рамках социальной программы «Скажи наркотикам «Нет!», то через месяцок-другой наркоманов не останется. После двух часов такого похмелья любой человек, даже не особо здравомыслящий, скажет наркотикам «Нет, нет и не просите!»

– Я и не знал, что у его величества есть такая программа, – озадаченно сказал верховный маг. – В любом случае, Юлия, не хочу вас разочаровывать, но стоимость исходных компонентов этого декокта делает его использование в социальных программах абсолютно нецелесообразным.

– Не волнуйтесь, магистр, Юлия шутит, – невозмутимо пояснил Вереск.

«Надо же, чувство юмора проклюнулось,» – умилилась я.

– Магистр, сделайте с ней… что-нибудь, – раздраженно попросил лорд Дагерати. – Мне нужно поговорить с Юлией, и я не хочу тратить время на переводчиков.

– Конечно, Витторио, – мягко согласился магистр. – Именно это я и собирался сделать.

Он приблизился ко мне, отработанным жестом коснулся моих висков. Я расслабилась, предвкушая избавление от неприятных симптомов… и едва не взвыла. (Я бы взвыла, но горло свело спазмом.) То, что я раньше называла похмельем, на фоне новых ощущений показалось верхом бодрости и здоровья. Голова затрещала, словно в нее вбивали большой ржавый «костыль». В глазах потемнело. Кажется, поднялась температура. Желудок, не выдержав издевательств, все-таки исторг содержимое… к счастью, содержимого в нем почти не было, только рот наполнился противной горько-кислой слюной.

Пытка продолжалась, наверное, секунды три. Или даже целых четыре. И как раз тогда, когда я вознамерилась умереть, все закончилось. Окружающий мир обрел такую яркость и четкость, какую я давно за ним не помнила, хотя никогда не жаловалась на зрение. В мозгу воцарилась даже не трезвость – стерильность, как в Антарктиде. От изумления я не сразу нашлась, что сказать.

– Что с вами? – обеспокоился верховный маг, вглядываясь в мое ошеломленное лицо.

– Знаете, магистр… ТАК трезва я не была уже, пожалуй, лет двадцать.

Эльф с облегчением улыбнулся:

– Вы преувеличиваете, Юлия.

Лорд Дагерати нетерпеливо подался вперед:

– Юлия, вы готовы ответить на мои вопросы?

– Да, вполне.

– Вы присутствовали при встрече белль Канто с представителем Корпорации. Вам удалось что-нибудь… – герцог запнулся. Он еще не освоился с терминологией, которую следовало применять в отношении моих способностей, – почувствовать?

– О да. Зелье магистра Астэри отлично… гм… подействовало.

– Этот парень и правда не в курсе местонахождения заложницы?

– Не совсем. Там что-то нечисто… я не очень поняла. Я же эмоции читаю, а не мысли. Вроде бы ему действительно не сообщали, где находится Женькина сестра, но он сам откуда-то в курсе. Или догадывается, или подслушал, или, может, к боссу в компьютер влез… Как-то так.

– Он действительно заволновался, когда белль Канто упомянул последнее место… забыл название? Или мне показалось?

– Я тоже это почувствовала. Но ведь совсем не обязательно это связано с заложницей. Может, он обеспокоился, что Женька вообще знает об этом месте. Если я правильно поняла, официально это здание не принадлежит Корпорации. Или он сам узнал о нем не совсем легальным путем – вот и забеспокоился. Да в конце концов, может, у него любовница в Зеленограде живет. Мало ли причин для волнения.

– Я еще присмотрюсь к этому варианту, – пообещал Женя. – В любом случае, это лучше чем ничего. Надо же с чего-то начать. А что насчет этой истории с Найтингейлом?

– Похоже, он говорил правду. Во всяком случае, сам верил в то, что говорил.

– Хорошо, – лорд Дагерати поднялся. – Я им займусь. Белль Канто, что ты намерен делать дальше?

– То же, что и собирался. Навестить Мигеля. Я, правда, догадываюсь, что он скажет, но без его поддержки Фар-Леирато вообще может отказаться со мной разговаривать.

– Конкретизирую вопрос: куда именно, когда и в каком составе ты отправляешься?

Женька замялся, бросил беспомощный взгляд на Вереска – тот едва заметно пожал плечами. Глава Канцелярии усмехнулся:

– Женевьер, тебе все равно придется мне все рассказать, потому что именно мои люди будут организовывать телепортацию, а в случае необходимости – прикрытие. Я понимаю твои терзания и повторяю еще раз: у короны нет претензий к господину Дариолли. Его дела на территории Лирка меня никоим образом не касаются – до тех пор, пока они не затрагивают безопасность подданных Карантеллы… Так куда вы отправляетесь?

– Диг-а-Наррское побережье, – неохотно сказал Женя.

– Половина Диг-а-Нарра состоит из побережья. Конкретнее, белль Канто.

– Провинция а-Тан.

– Летнее поместье графини да Оратти, – с улыбкой уточнил герцог и, глядя на вытянувшееся Женькино лицо, с удовольствием добавил: – Мои люди не зря кушают свой хлебушек с маслом, что бы ты там ни говорил.

* * *

– Живописные руины, – признала я, выглядывая из развалин смотровой башни через дырку в стене. – Здесь даже кусок лестницы сохранился.

– Я знаю, – отозвался Женя снизу. – Я уже был в этой крепости. Дважды. Один раз по заданию Корпорации, когда искал в Эртане интересные места, второй раз с туристами. Но для туризма она все-таки слишком неудобно расположена, от нее до ближайшего телепорта – семь часов верхом, из них три – по пересеченной местности. Мало находится охотников на такое путешествие.

– А мы сюда зачем пришли? Что-то мне подсказывает – не для осмотра достопримечательностей.

– Отсюда нас заберет телепортист графини да Оратти.

– А мы не могли переместиться сразу к ней? Зачем такие сложности?

– Разумеется, нет. У магов Канцелярии нет координат ее поместья, – Женька ненадолго задумался. – По крайней мере, считается, что нет. В любом случае, это было ее условие. У нас есть еще около получаса, можем присоединиться к Вереску.

Я глянула вниз, туда, где мы оставили свои вещи. Вереск сидел у подножия холма и увлеченно читал книгу. Он отказался осматривать руины вместе с нами, заявив, что башню облазил еще будучи мальчишкой, а больше там смотреть нечего.

По правде говоря, от древней крепости (или, скорее, не очень большого форта) действительно сохранилось не так много: северная и западная стены уже заросли кустарником, лишь кое-где из зелени выглядывали каменные макушки, не желая сдаваться в плен лесному воинству. Лучше всего сохранилась восточная стена и угловая башня, в которой я находилась в данный момент.

Я выбралась на южную стену – от нее тоже остался приличный кусок – отряхнула пыльные коленки и двинулась параллельно Женьке, который шел снизу по каменным плитам. Поверхность стены была неровная, один раз мне пришлось прыгнуть, чтобы преодолеть разлом. Древний камень не выдержал удара каблука, осколки брызнули из-под ног.

– Юлька, не ломай памятник старины, – засмеялся Женя. – Потомки тебе этого не простят.

Стена обрывалась неожиданно и резко, до земли было метра два. Снизу прыжок с такой высоты казался пустяковым делом, но отсюда, сверху, мероприятие выглядело куда менее привлекательным: ногу, конечно, не сломаешь, но пятки отбить можно. Я заколебалась. Все-таки рискнуть или вернуться к башне и слезть по лестнице?

– Прыгай, не бойся, – подбодрил Женя. – Я тебя поймаю.

Вереск оторвался от чтения и посмотрел на меня. Я поняла, что о позорном возвращении к башне не может быть и речи, задержала дыхание – и сиганула вниз. Женька действительно очень ловко подхватил меня за талию – я даже не успела потерять равновесие. То, что он ас в деле ловли падающих девиц, я заметила еще в нашу первую встречу, но на этот раз его объятия были несколько крепче и длились куда дольше, чем того требовала ситуация.

– Жень, ты не слишком усердствуешь? – пробормотала я.

– Вовсе нет, – прошептал он, наклонившись к самому моему уху.

Я озадаченно покосилась на него. Женя ответил загадочной улыбкой. Потом по-хозяйски взял меня за руку и потянул за собой.

Это что еще за новости?

Вереск наблюдал за нами со странным выражением на лице. Кажется, он тоже был удивлен. Впрочем, не настолько, чтобы надолго задерживать внимание на этой сцене: к тому моменту, как мы спустились с холма, он уже был снова погружен в чтение.

Я аккуратно высвободила свою ладонь и устроилась на траве, оперевшись спиной о горку наших рюкзаков. Женя сел рядом.

– Юль, ты не возражаешь, если я положу голову к тебе на колени?

– Валяй, – разрешила я.

Вихрастая голова немедленно плюхнулась на мои вытянутые ноги, повозилась, устраиваясь поудобнее, и наконец удовлетворенно замерла. Женя выглядел довольным, как кот, сожравший кринку сметаны, только что не мурлыкал. Я хотела высказать по этому поводу что-нибудь едкое, но сдержалась. Посмотрим, что будет дальше.

– Вереск, а что вы читаете?

Полуэльф машинально поднял книгу, показывая мне обложку, но быстро понял ошибку – название и имя автора были написаны эльфийскими рунами – и пояснил:

– Фар-Сейнаро, «Волчонок».

– Вампир? Я не знала, что у вампиров есть своя литература.

– Почти нет. Эта книга – одна из немногих. Автобиографическая повесть.

– О чем она?

Вереск бросил на меня испытующий взгляд.

– Вы правда хотите знать или просто из вежливости спрашиваете?

– Конечно, хочу, – обиделась я. – Из вежливости и от скуки я могу и с Женькой поговорить.

– Около шестисот лет назад через заставу в Сумеречном Ущелье прорвалась стая волколаков. Во внешний мир им пройти не удалось – жители Зингара, вампирского поселения, расположенного прямо у выхода из Ущелья, уничтожили их. Но в самом поселке было много жертв. Вампирские правила на этот счет очень строги: все укушенные волколаками были немедленно убиты. Все, кроме одного: восьмилетнего сына Фар-Сейнаро, которого мать спрятала в лесу. Фар-Сейнаро разыскал жену, но видя ее страдания, не смог поднять руку на сына, хотя понимал, что спасти ребенка нет никаких шансов. Это завязка. А сама повесть рассказывает о трех неделях, которые они втроем провели в лесной хижине: автор повести, его жена и восьмилетний мальчик, их единственный сын, который постепенно превращается в волчонка.

– Разве волколак не превращается в волка только единожды в месяц, в полнолуние?

– Кто вам сказал такую чушь? – удивился Вереск. – Это опять что-то из вашей мифологии? Укушенный волколаком превращается в волка довольно медленно. У взрослого эльфа или вампира полная трансформация занимает около месяца, ребенку потребуется от недели до двух, человек вряд ли продержится больше трех дней. Потом, если у него достаточно сильная воля, раз в месяц – не обязательно в полнолуние, обычно в ту фазу луны, когда он был укушен – оборотень может принимать человеческий облик и способность мыслить разумно. Но это вряд ли принесло счастье кому-либо из волколаков: они при этом помнят все, что сотворили в облике волка.

– А… чем закончилось? – дрогнувшим голосом спросила я.

– Волчонок загрыз свою мать, и Фар-Сейнаро его убил. Другого исхода быть не могло. От укуса волколака нет противоядия, и трансформация – процесс необратимый. Лайри не хотела этого принять, но это факт.

– Не могу ее за это винить, – я зябко поежилась. – Надеюсь, мне никогда не придется делать такой страшный выбор. Я бы не смогла убить собственного ребенка – и вообще кого-либо, кто мне дорог.

– Если бы вы прочитали книгу, вы бы сделали это без колебаний, Юлия, – серьезно сказал полуэльф. – Она ведь не только – и, может быть, даже не столько – о трагедии родителей, которые теряют единственного сына, но и о том кошмаре, который переживает мальчик, превращающийся в зверя. Он всего лишь ребенок – перепуганный, растерянный, не понимающий, что с ним происходит. Вполне естественно, что его разумная часть ищет защиты и спасения у матери. Но инстинкты хищника, которые с каждым днем становятся все сильнее, видят в ней лишь источник свежего мяса и соблазнительно теплой крови. То, что мальчик продержался три недели прежде, чем вцепиться ей в глотку, говорит исключительно о его сильной воле.

Я слишком живо представила себе мучения малыша, и непрошенные слезы навернулись на глаза. Горячая капля упала Женьке на щеку. Он вскочил, встревоженно заглядывая мне в лицо:

– Юлька, ты чего? Ну, перестань, это ж было шесть веков назад! Ну чего ты, в самом деле!

– Материнский инстинкт, – невозмутимо пояснил полуэльф. – Истории о детских страданиях всегда вызывают у женщин слезы.

От этого циничного – хотя и, безусловно, справедливого – замечания плакать моментально расхотелось.

– Я смотрю, вы большой знаток женской психологии? – неприязненно осведомилась я.

– Это физиология, Юлия. Ничего больше. И это абсолютно нормально.

Тон его был спокойным, но мне почудилась скрытая насмешка. Невежливо отпихнув белль Канто, я резко поднялась.

– Тоже мне, физиолог непризнанный, Павлов местного разлива, блин, – сквозь зубы бормотала я, быстрым шагом направляясь в сторону леса.

Женя в два прыжка настиг меня и подхватил на руки.

– Идиот! – я взвизгнула от неожиданности. – Поставь ребенка на планету!

Он отнес меня на прежнее место и с довольной ухмылкой сгрузил обратно на траву. Я попыталась снова подняться, но Женька обхватил мои плечи так крепко, что я едва могла дышать.

– Отпусти!

– Ни за что. Ты тут же слиняешь в лес, и на тебя там набросятся дикие вол… эгхм… кролики. Мне будет тебя очень не хватать, – добавил он проникновенным шепотом.

Я дернулась еще пару раз – больше для виду – и затихла. Весь этот безумный фарс выбил из моей головы переживания о мальчике-волколаке и его несчастных родителях, и мысли вернулись к более насущной проблеме: что такое происходит с Женькой? Определенно, он вел себя очень странно. Так, словно имел на меня какие-то виды. Не то чтобы мне это не нравилось… черт, да еще месяц назад я бы взвыла от восторга, заметив такое внимание с его стороны. Но с тех пор многое изменилось. Во-первых, у него появилась девушка – об этом знал весь дворец, и даже его величество, хоть и посматривал в сторону ухажера дочери с подозрением, не проявлял открытого недовольства их отношениями. Во-вторых, та ночь с Вереском повернула какие-то шестеренки в моей голове. Нет, я не влюбилась: при свете дня я могла признаться себе в этом со всей определенностью. Но иногда, ночами, я вспоминала горячее дыхание на своей щеке, неуловимый запах вереска, смеющиеся глаза – «Сумасшедшая девушка!..» – и наваждение накатывало с новой силой. В общем, все стало как-то сложно, и я уже не была уверена, что хочу более близких отношений с Женькой. По крайней мере, мне нужно было время, чтобы во всем разобраться.

– Жень, можно тебя на минуточку? Поговорить надо.

– Конечно, – с готовностью откликнулся он. – Пойдем прогуляемся по памятнику старины.

Едва крепостная стена отделила нас от Вереска, я остановилась и требовательно посмотрела на Женьку:

– Что, черт возьми, происходит?

Он выдал мне самую обаятельную из своих улыбок. (Уж что-что, а улыбаться этот паршивец умеет.)

– Ты против? Мне казалось, я тебе нравлюсь.

– Нет! – кого я пытаюсь обмануть? – Ладно, разумеется, ты мне нравишься. Любой другой мужчина на твоем месте схлопотал бы по физиономии без лишних предисловий. Но это уже совершенно не важно.

– Почему?

– Потому что. Разберись сначала в своих отношениях с Вероникой.

Он проницательно посмотрел на меня.

– Это единственная причина?

– Это достаточная причина, – отрезала я. – Не уходи от ответа. Что все это значит? Ни за что не поверю, что ты внезапно воспылал ко мне порочной страстью.

– Неужели я был неубедителен? – он скорчил досадливую мину.

– Женя!!!

Ореховые глаза стали серьезными. Женька нагнулся, сорвал травинку, пробившуюся сквозь каменный пол, задумчиво повертел ее в пальцах.

– Понимаешь, Юлька, тут такое дело. У меня есть друг. Он полуэльф, и в некоторых вопросах проявляет поистине эльфийскую неторопливость. Я хотел его немного подтолкнуть в нужном направлении. Спровоцировать.

– Что?! – я не поверила своим ушам.

– Заставить ревновать, – невозмутимо пояснил Женя.

Звучало это так бредово, что я не сразу нашлась с ответом, и, чтобы заполнить паузу, выглянула из-за стены. Упомянутый полуэльф флегматично настраивал гитару. Если ему и было знакомо значение слова «ревность», то явно не в данном контексте.

– Жень, – осторожно поинтересовалась я. – А у тебя с головой вообще как?

– Не жалуюсь.

– Это хорошо. А то я уже начала бояться, что ты посеял свой разум там же, где совесть и чувство такта.

– При чем здесь совесть и чувство такта?

– При том. Я, конечно, уважаю твое стремление устроить личную жизнь друга. Но ты мог бы сначала спросить меня, хочу ли Я становиться частью этой жизни!

– А ты не хочешь? – его удивление было настолько искренним, что у меня вырвался нервный смешок.

– Разумеется, нет. Протри глаза, белль Канто! Как я могу встречаться с человеком, который каждую секунду ждет от меня удара в спину и при этом считает полной дурой?

– Дура и есть, – беззлобно согласился Женя, сплевывая в сторону откусанный стебелек. – Он тебя любит.

– Это он сам тебе сказал? – осведомилась я с сарказмом, ни на секунду не сомневаясь в ответе.

– Нет. Я вижу.

– Ты никогда не любил, откуда тебе знать, как выглядит любовь? Твой приятель действительно ко мне неравнодушен, в этом ты прав, – я невесело усмехнулась. – Но, поверь мне, его чувство не имеет с любовью ничего общего. Если ты всерьез вознамерился заняться сводничеством, поищи более подходящую кандидатуру. А лучше всего – предоставь ему самому улаживать свою личную жизнь.

Последнюю фразу я произнесла, уже спускаясь с холма. После того, как я получила ответ на главный вопрос, у меня не осталось никакого желания продолжать этот нелепый разговор.

– Пари? – упрямо бросил Женька мне в спину.

Не оборачиваясь, я покрутила пальцем у виска.

Любого другого я бы придушила на месте за гораздо меньшее оскорбление, на этого придурка не могла даже по-настоящему рассердиться. Как ему это удается?

Вереск кинул на меня короткий взгляд исподлобья. Значение взгляда мне, как водится, расшифровать не удалось, но ни любви, ни ревности в нем точно не было.

«С чего бы ему ревновать? – хмыкнул внутренний голос. – Господин белль Канто любезно разъяснил, что никакого повода для ревности нет.»

«Он не мог ничего слышать!»

«Юля, – мне почудилась снисходительная усмешка, – чистокровный эльф на таком расстоянии расслышит даже звук дыхания. Вряд ли у Вереска слух настолько же острый, но уж речь-то он точно разберет.»

Я вспыхнула. Покосилась на полуэльфа – он продолжал лениво перебирать гитарные струны.

«Не мог раньше предупредить?!»

«Зачем?»

«Я бы не чувствовала себя сейчас такой идиоткой.»

«Если ты еще не привыкла к этому чувству за двадцать шесть лет, срочно начинай привыкать. Потому что избавление от него не входит в мои первоочередные задачи. Кстати, если тебя это утешит, ты вела себя вполне адекватно. Вот твоему приятелю белль Канто действительно стоило бы устыдиться.»

Однако было не похоже, чтобы моя отповедь произвела на Женьку серьезное впечатление.

– Сыграй, а? – жизнерадостно предложил он Вереску, плюхаясь рядом со мной на траву. – Сто лет не слышал, как ты поешь. Я уж думал, ты совсем гитару забросил.

Сначала я решила, что Вереск проигнорировал предложение, и лишь когда он запел, осознала: то, что мне казалось беспорядочным перебором гитарных струн, было типичной эльфийской мелодией. Я уже говорила, что с музыкой Старшего Народа у меня любви не сложилось: неровная, нервная мелодия, ломкая ритмика стиха, трудноуловимая, не подчиняющаяся строгим правилам рифма… Но сейчас – как тогда, в Вельмарском трактире – голос певца превращал песню в произведение искусства, вел меня через хаос, показывая скрытую в нем гармонию.

Взгляд Вереска был расфокусирован и устремлен куда-то вдаль, слов я не понимала, но мне почему-то казалось, что песня предназначена для меня. Было ли это проявлением еще одного таланта барда или отражением моего внутреннего состояния? Я не знала.

Поглощенная своими мыслями, я не сразу заметила, что он перешел с эльфийского на всеобщий:

 
Струится дым над золой,
Горсть пепла греет ладони…
Мне нет иного пути, кроме как через смерть.
Ты стала моей судьбой,
Я поздно ошибку понял.
Я мог бы тебя спасти, но мне уже не успеть.
 
 
Ты стала моей судьбой —
Я стану твоим проклятьем.
Едва ли и сто смертей искупят мою вину.
Я стану самим собой —
Остаться с тобой не властен.
Но если я нужен здесь – я снова к тебе вернусь.
 
 
Ты знаешь, что смерти нет…
 

Песня оборвалась неожиданно, на середине фразы. Вереск резким движением прижал струны ладонью, превращая многоточие в точку.

– Чье… это? – спросила я внезапно севшим голом.

– Мое, – лаконично ответил полуэльф.

Он отложил гитару, легко поднялся и молча исчез в густом подлеске.

– «Святой Мика! – вскричал воспламененный отец Гаук. – Чьи это стихи? – Мои, – сказал Румата и вышел,» – несколько растерянно процитировал Женька, явно пытаясь за иронией скрыть смущение. Похоже, до него только сейчас дошло, что Вереск мог слышать наш диалог в разрушенной крепости.

– Ты что-нибудь поняла?

Я медленно покачала головой.

– Никуда не отходи. Я скоро вернусь.

Женька с решительным видом отправился вслед за приятелем, и я осталась одна. Недопетая песня продолжала звучать во мне, предупреждая о чем-то еще не свершившемся, но уже непоправимом. Однако смысл ее от меня ускользал. О чем это он вообще? Ведь он же не собрался умирать прямо сейчас, правда? Ведь в его кошмарах не было указания на время! И не было там никакого костра!

Горсть пепла греет ладони…

В конце концов, с чего я взяла, что песня – о нем? И тем более – обо мне? С того, что я восприняла ее слишком близко к сердцу? Так это говорит только о таланте исполнителя – и ни о чем больше. Как говорится, талантливый человек талантлив во всем. Особенно, если он наполовину эльф. Это просто набор поэтических образов, обернутых затейливой мелодией. И никакой мистики.

Я стану твоим проклятьем.

А может быть, это – всего-навсего! – такое изощренное издевательство. Что, если он – виртуоз психологической игры, дергающий душевные струны с той же непринужденной легкостью, что и струны гитары? Он знает, чем меня приманить и куда больнее ударить. Чтобы я ушла – сама. И я ведь уйду, я не умею играть по таким правилам. Позорно убегу, размазывая по лицу слезы, и сопли, и кровь с искусанных губ, и оставлю наконец-то в покое милого мальчика Женьку. Так просто. И не придется об меня руки марать.

Привычно всколыхнулась ярость. Всегда бешусь, когда мной пытаются манипулировать. Но под яростью, билось робко-тревожное: «Пусть.» Пусть он лучше окажется негодяем и сволочью. Пусть… лучше разочароваться, чем потерять.

Мне уже не успеть…

Приятели появились минут через двадцать, причем с неожиданной стороны – из-за восточной стены форта. Полуэльф был невозмутим, как обычно. Женька выглядел притихшим, сердитым и, кажется, слегка напуганным. Не могу даже представить, о чем они говорили в лесу, но не похоже, чтобы Вереск объяснялся в любви ко мне. Я легла на траву и устало прикрыла глаза, испытывая одновременно облегчение и разочарование. Все. Я окончательно запуталась.

Помнится, не так давно, всего-то пару месяцев – и целую жизнь – назад я сокрушалась, что судьба подсовывает мне ответы до того, как я озабочусь постановкой вопроса. Вероятно, мироздание откликнулось на мои жалобы. Я безнадежно заплутала в лабиринте собственных чувств, парень, который мне нравится, приготовился умирать, моему другу угрожают психи из Корпорации, главный из этих психов всерьез намеревается стать властелином мира, а вокруг – вопросы, вопросы, вопросы – и ни одного ответа.

– Всем привет, – раздался у меня над головой мелодичный женский голос, похожий на журчание горного ручья.

Я открыла глаза. В двух шагах от меня стояли две стройные босые ножки. Ну, по крайней мере одна из них была стройной – вторую полностью закрывало узкое зеленое платье со скошенным подолом. Но соблазнительный изгиб бедра под одеждой подсказывал, что вторая ничуть не хуже. Я подняла взгляд выше. Широкий пояс из бежевой кожи охватывал тонкую талию. Платье с глухим воротом прикрывало небольшую грудь, но оставляло обнаженными безупречные руки и плечи. Венчала все это великолепие изящная белокурая головка с огромными ярко-голубыми глазами на ослепительно красивом лице.

Моя самооценка со свистом полетела вниз. Эльфийка, напомнила я себе. Она – эльфийка. У них другие стандарты красоты.

Летящей походкой, почти не касаясь земли, девушка подошла к Вереску и поцеловала его в щеку (для этого ей пришлось встать на цыпочки). Я заинтересованно приподнялась на локте. Было странно видеть, что холодный полуэльф кому-то позволяет подобную фамильярность.

– Ты все такой же красавчик, Вереск, – произнесла девушка с некоторым – впрочем, больше наигранным, как мне показалось, – сожалением. – И все такой же недоступный?

– Больше, чем когда-либо, – с улыбкой подтвердил Вереск. – Но я тоже очень рад тебя видеть, Ним.