Текст книги "Йормунганд (СИ)"

Автор книги: Светлана Васильева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Это называется боа, – сказала она низким томным голосом, заметив взгляд Элоди. От дамы разило кислым вином и запахом сирени. Элоди не выносила сирень и теперь тошнота вновь подступила к горлу.

– Ну-ну, девочка, – сказала женщина, заботливо поддерживая капюшон Элоди, пока та согнулась у стены, – скоро все закончится и сразу полегчает.

Йормунганд подхватил Элоди под руку и практически втащил внутрь. Дама в перьях вплыла следом.

– Мама? – маленький ребенок выглянул из комнаты, выставив грязный носик. темные глазки блестели от любопытства.

– Ну-ка, иди на кухню! Я тебе что сказала?! – прикрикнула женщина, сбрасывая с плеч боа. Без него она оказалась еще шире в плечах и кряжистей, чем казалась изначально.

Элоди смотрела на даму во все глаза, в горле застрял комок. Так значит, такие женщины нравятся Йормуну, так вот чье теплое жесткое тело он предпочел нежности княжеской дочери.

– Нагрела воды? – спросил Йормунганд даму. Он не спешил представить ее и не называл при Элисбабет по имени, как Элоди догадывалась, не случайно.

– Зачем мы здесь? – спросила она его тихо, вновь взявшись за рукав. – Давай уйдем.

– Передумала? – беспокойно спросил он, глянув единственным глазом.

Элоди не знала, что ответить. ей хотелось избавиться от проблемы, но теперь ей стало страшно находится в этом старом доме со скрипучими полами и кривыми стенами. Ее пугала подвыпившая женщина, а больше всего пугало, как непринужденно Йормунганд вел себя в такой обстановке. Как по-хозяйски вытащил железную бадью в середину комнатки рядом с кухней и наполнил ее водой. запахло алтеей.

– Раздевайся, – бросил Йормунганд Элоди, что стояла сжавшись у самой двери.

– То есть? – пробормотала она, – совсем?

– Да, раздевайтесь, – повторил он нетерпеливо.

– Детей-то, поди, не одетой делали, так и на свет вытаскивать их – надо одежку снимать, – сказала дама ухмыляясь. Элоди быстро освободилась от темной накидки с капюшоном. Платье с жемчужными лентами контрастом выделилось в полумраке дома. Женщина отпрянула, оторопев.

– Госпожа моя, да вы никак знатного рода, – сказала она. – Или содержанка чья? – добавила она прищурившись.

– Знатного рода, – сказал Йормунганд. Он достал бутыль светло-зеленого стекла, пахнущую полынью и чем-то еще, сладким, алкогольным. Элоди без слов поняла, чего он от нее хочет и прильнула к горлышку бутыли. Жидкость обожгла ей рот и горло, в голове зашумело и Элоди принялась неловко освобождаться от наряда. Дама забегала возле нее, помогая с веревочками и застежками.

– Красивое платье, – восхищенно бормотала она. – В жизни такого в руках не держала.

Элоди сделала еще глоток.

– Йормун, – спросила она, уже едва ворочая языком, – а ты правда любишь вот, – она ткнула пальцем в сторону женщины с перьями, – вот ее?

Дама фыркнула не сдержавшись, у Йормунганда появилось забавное выражение лица.

– Я никого не люблю, госпожа моя, – сказал он. – давайте уже в ванну, холодно.

Элоди неловко переступая ногами, зашлепала по воде и так же неловко села, по наитию раздвинув ноги, насколько позволяла бадья, которую Йормунганд назвал «ванной».

– Что теперь? – спросила она. Дама в перьях тем временем подхватила бутыль с остатками поила и быстро украдкой все выпила.

– Погоди немного, – сказал Йормунганд. Он старался не смотреть на Элоди тщательно затачивая прут руты. Почему-то Элоди не могла смотреть, как он это делает. Зато дама в перьях пялилась во все глаза, оперевшись на бортик бадьи и наклонив голову для лучшего обзора.

– Ха, первый раз по эту сторону.

– Спасибо, что откликнулась, – сказал Йормунганд.

– Все для друга моего друга, – сказала дама. – Пусть ты ко мне и не ходишь больше, Гарриетт был хорошим человеком. Я помогаю тебе в память о нем.

– Гарриетт? – спросила Элоди, которую разморила выпивка и сидение в горячей воде. – А да, тот шпион.

– Шпион? – переспросил Йормунганд, обернувшись к Элоди с прутиком в руках.

– Да, сказала она. Шпион Ванадис и ее брата Ингви, все это время, представляешь? Папа думал, что и ты тоже, но ты так хорошо показал себя в битве с Йордом, что решили не спрашивать тебя. Вдруг ты выдашь себя как шпиона, а если нет, то тем лучше не унижать тебя обвинениями. Моя отец, – сказала она. расслабляясь, – очень умный.

Дама в перьях и Йормунганд переглянулись.

– Ты что-нибудь знаешь об этом, Симона? – спросил он.

– Ничего, – сказала она быстро. – Вода стынет, пора начинать.

– Верно, – сказал Йормунганд. Его плащ уже небрежно лежал на кровати, но он все еще оставался в темной одежде и тяжелых кованых сапогах. Склонившись как можно ниже, он заглянул к Элоди между ног, она попыталась прикрыться, но он легко откинул ее руку. Симон зашла позади нее, готовая схватить и зажать рот в случае надобности.

– Будет немного больно, – сказал Йормунганд.

В дверь раздался стук.

Йормунганд и Симона замерли над распростершейся в скабрезной позе Элоди.

– Что там? – пробормотала она пьяным голосом.

– Дверью ошиблись, – сказал Йормунганд, не спуская взгляд с входа.

– Постучат и уйдут, – согласилась Симона. Она положила руки на плечи Элоди. Йормунганд подул на заостренный прутик и развернулся к княжне, когда стук повторился.

– Вас кто-то видел? – спросила Симона у Йормунганда. – Вы привели с собой хвост.

– Хвост? – не понял Йормунганд. – Никого не было.

– Открывай, не то дверь поломаю! – взревел мужской голос. – По приказу Эдегора.

На кухне захныкал ребенок.

– Это Дидериксен, – произнес Йормунганд шепотом. – Зараза, зараза, чтоб его…

– Пойду посмотрю, – сказала Симона и подхватив юбки, поспешила к двери.

Йормунганд услышал, как заскрипел убираемый засов, а потом дверь распахнулась.

– Вам что надо, мужчинка? – высоким голосом заверещала Симона. – У меня клиент, мы тут полным ходом, а приходится бежать отворять двери, все удовольствие человеку портите!

– Помолчи, дура, – судя по топоту с Дидериксеном пришло не меньше взвода солдат. Ребенок продолжал плакать, забившись на кухне в угол. – А не то мы доставим тебе удовольствие. В каких отношениях ты состояла с Гарриеттом?

– Кем? Не знаю такого. Много кто приходит, да не каждый называется. У меня приличный дом, никто на меня не жаловался. Ребенка вот испугали.

– С нами пойдешь.

– А ребенок?

– Нужен нам твой ребенок.

– Он мне нужен, – запротестовала Симона уже всерьез. – С кем не его оставить, болваны? Если он умрет тут с голоду. каждого из вас прокляну так, что век помнить будете! Да кто же моего малютку приголубит! – взвыла она в голос.

Элоди стало холодно в остывающей бадье, она нетерпеливо пошевелилась и произнесла пьяным голосом:

– Уже все?

Йормунганд бросился зажимать ей рот. Так его и застукали Дидериксен, чья борода топорщилась, а лицо покраснело от напряжения, цепляющаяся за рукав Симона, и два солдата, в чьи обязанности явно не входило успокаивать разошедшихся детей и их мамаш.

– Йормун? – тупо произнес Дидериксен.

– Княжна? – сказал один из солдат и сделал шаг вперед.

Дидериксен перевел взгляд на раздетую, усаженную в бадью Элоди. Йормунганд все еще удерживал руку у ее лица.

– Что тут происходит? Что ты с ней делаешь? – начал он. Йормунганд медленно убрал руку, он уже представлял, что скажет, если его не повесят сразу, на первом же столбе.

– Княжне нужна помощь, – сказал он, – которую оказать могу только я. Она, эээ, женского свойства и…

Элоди наклонилась вперед и ее вырвало.

– Йормун, не хочу ребенка, – захныкала она, – ты уже вытащил его из меня?

Дидериксен поменялся в лице, как и двое солдат рядом с ним.

– Госпожа моя, – сказал Дидериксен. Его черная борода взъерошилась еще выше, а лицо покраснело еще больше, до самой шеи.

– Она не будет благодарна, когда очнется и поймет, что я помог ей по вашей вине. рано или поздно с вас причтется, – сказал Йормунганд, ткнув в сторону Дидериксена острым прутиком.

– Я знаю, что ты делаешь, – сказал солдат, – у меня шесть сестер и я самый младший. От того, что ты творишь – умирают.

– Не всегда же, – сказал Йормунганд и осекся.

– Взять его, – сказал Дидериксен. Через минуту Йормунганд уже со связанными руками стоял под открытым небом и вокруг него было достаточно людей, чтобы не думать о побеге. И все же Йормунганд предпринял попытку договориться еще раз.

– Князь все равно не примет ребенка, – сказал он Дидериксену. – Не мне, так кому-нибудь другому придется делать скорбный труд.

– Поговори мне еще, – прошипел Дидериксен. – Только потому, что мы ладили, у тебя еще рожа не в кашу. Так что поменьше болтай, не то передумаю.

– У меня тож так сестра померла, – немедленно начал рассказывать один из солдат. – Выпила, знач, настойки какой-то, кровью и изошла. Думали спасется, ан нет. Да и все дурость виновата. А некоторые так себя годами травят – и ничего.

– Так привыкшие, – сказал другой солдат. – Блядовать-то все бабы любят.

– Думаешь, колдун ей дитя и сделал?

– Кому?

– Да княжне.

– Ага, а потом сам же и выпростать хотел. Вот же блядский сын.

Йормунганд скрипнул зубами.

Элоди вели тут же, под руки. Кое-как надетое на нее платье волочилось подолом по земле. Изысканные кружева превратились в лохмотья. Временами она хныкала и пыталась вырваться, но Дидериксен держал крепко. Меньше всего ему хотелось докладывать, что вместо шпионского логова он обнаружил колдуна с раздетой госпожой, и, как говорили некоторые солдаты, собирался извлечь из нее греховный плод, который, возможно, сам и породил. Дидериксен вздыхал, вертел головой. Йормунганд шел позади него, и Дидериксен боялся, что тот нашлет порчу единственным своим зеленеющим глазом. Эдегор наверняка уже спит, соображал Дидериксен, лучше будет доложить обо всем с утра пораньше, когда госпожа Элоди придет в себя и будет выглядеть получше. Нда, сходил за шпионкой.

– Стой! – рявкнул Дидериксен. Элоди икнула и остановилась. – Где та баба в перьях?

Солдаты удивенно переглянулись.

– Какая баба? – спросил один из них, который заходил вместе с Дидериксеном в комнату с Элоди.

– Ну та, за которой мы и пришли.

– Так вы ее брать не приказывали, мы и не взяли, – сказал солдат, почесывая затылок.

Дидериксен охнул, махнул паре ребят, чтобы вернулись. проверили дом. те неохотно, отошли уже на приличное расстояние, пошли в обратную сторону.

– Вы и в самом деле думаете, что Симона шпионка? – сказал Йормунганд. Руки уже саднило от веревки.

– Гарриетт передавал сведения о делах Эдегора прямиком во двор Ингви, а тот – своей сестре, – сказал Дидериксен, – это уже дело верное. А вот ты – вредитель по своей злобе, умыслу или наущению, предстоит только выяснить. ну да у нас мастера такие, все расскажешь, и даже сверх того.

– Не сомневаюсь, – сказал Йормунганд кривя уголки губ.

– Ворожить после того вряд ли сможешь, – продолжал Дидериксен. – Да и в измене обвинят, это точно. Ведь дружбу водил с Гарриеттом, сукиным сыном.

– Да с чего вы взяли, что Гарриетт – шпион? Стаккард сказал? Он же его оговорил, чтобы спасти свою шкуру! Я не могу поверить, что Эдегор принял признания Стаккарда на веру.

– Стаккард привез переписку, – сказал Дидериксен. – Депеши, все-все-все, написанные рукой Гарриетта, и прямо ко двору Ингви доставляемые. Потом их требовалась сжечь по-хорошему, но Игви тот еще бестолочь хранит что надо и не надо на всякий случай. Вот случай и представился. карта от Гарриетта самая точная, какая есть. Хорошо рисовал, зараза.

– И путешествовал много, – произнес Йормунганд одними губами.

– Верно, и везде умудрялся без мыла пролезть. Дружбу водил полезную, с тобой вот, с Валонхеймом, ну и досталось же ему, и еще достанется. Хоть и не как тебе, хе-хе. Куда ж тебя на ночь определить? Не в камеру же садить, сбежишь колдовством своим. О, точно, в цвергу тебя посажу. Вы с ним давние приятели, разделите все тяготы, хе-хе.

Йормунганд прикусил губу.

– Пусть так, – сказал он.

– Ну, спасибо что разрешил, – ухмыльнулся Дидериксен.

Глава 16

Тяжелый засов отодвинулся со скрипом, будто распахнулись двери преисподней. Пахнуло застоявшимся воздухом, вонью и жаром. Запах немытого тела довлел надо всем. Печи потушили лишь недавно, Бьярне собирался отходить ко сну. Он лежал на куче грязного тряпья на сундуке, подтянув колени к подбородку.

На пороге стоял Йормунганд. Всклокоченный, глаз горел как у дикого кота, руки стягивали веревки. Солдат толкнул его в спину, так что он едва не растянулся на полу засыпанным скользкими опилками и мусором. Дверь тут же захлопнулась, заворочался засов.

– Отличая идея, посадить меня в башне с кучей острых предметов, – пробормотал Йормунганд.

Бьярне тряхнул головой, прогоняя видение, но Йормунганд не исчез. Повязка размоталась и свисала с уха, обнажив повал на месте глаза и длинный шрам пересекающий правую часть лица. На лице наливались багровым ссадины, видимо, Йормунганда все же как следует приложили по дороге. Колдун передернул плечами и веревки опали с шелестом упав к ногам.

– Какими судьбами? – поинтересовался Бьярне. – Почему без бухла?

– Ты еще про фейерверк спроси, – огрызнулся Йормунганд.

– Какой еще фейерверк? – Бьярне едва успел отшатнутся, когда Йормунганд резко оказался у маленького смотрового окна.

– Меня, вероятно, казнят завтра, – сказал Йормунганд, вновь обматывая голову повязкой, – вряд ли будут держать взаперти годами.

– Чего натворил? – спросил Бьярне с любопытством.

– Хотел сделать аборт дочери князя.

Бьярне присвистнул.

– Получилось?

– Нет.

– Вот и славно.

– Что славного? – Йормунганд обернулся к цвергу.

– То, что ребятенка моего не изничтожил. Хех, будет теперь мой сын всем здесь заправлять.

– О чем ты говоришь?

– Не скумекал штоль? Я ребятенка Эдегороской девке заделал, пока она тут от тоски к тебе плакаться ходила. Я ж единственный друг твой, долговязого ты с собой забрал. Хотела поговорить о тебе, душу облегчить. Я и помог чем смог.

Йормунганд не сводил взгляда с посмеивающегося цверга. Маленький, с перерезанными жилами, заросший и вонючий, он походил на злобного старичка-боровичка, что сладкими ягодками заманивает вглубь леса детей.

– А ты что думал – скучно мне без бабы, а тут сама пришла. Тебя и впрямь казнят, хе-хе, думал – за другое, но и так сойдет.

– За что еще меня должны были казнить? – цвер явно повредился умом и нес околесицу.

– За убийство невинных отроков, – сказал цверг. – Ты и кубки из черепов их подарил, за свое творение выдал же, да?

– Те кубки?..

– Те, мальчишка, те самые.

Йормунганд прошипел проклятье на ирмунсульском.

– Хех, – Бьярне поднялся опираясь на древко, – нет, так просто не возьмешь.

Он расхохотался.

– Как я их, Йормун, а? Как я их?

– За что ты так со мной? – Йормунганд начал медленно подбираться к цвергу вдоль стены.

– Из мести, – сказал Бьярне. – Да и скучно же, говорю.

Йормунганд двигался неуверенно. Ноги будо не держали его, глаза слезились от вони и он задыхался в спертом воздухе кузни.

– Я пока сидел тут, все время думал, – сказал Бьярне, – все кумекал, как ты меня вытащить собираешься, пока не скумекал, что никак. Ты уж и звать меня как забыл. Бросишь бутылочку, и я уже готов хвостом вилять, да? Так ты думал, да?

Он схватил почти готовый, но не заточенный еще топор и крутанул его над головой. Раздался грохот. Йормунганд отпрыгнул и налетел плечом на металлические слитки сложенные в подобие башенки.

– Ты же все равно умрешь, – сказал Йормунганд. – Я тебя сейчас убью, а нет, так с того света достану.

Йормунганд нырнул за горн, – Бьярне метнул в него железный брусок, металлическая пыль взвилась клубами. На лестнице внизу раздался топот. Йормунганд попытался достать его из-за горна, но едва успел уклониться от топора.

– А боец-то ты никудышный, – сказал Бьярне.

– Не в этом мой талант, – ответил Йормунгнад.

– Все никак не переваришь, а? Не можешь понять, как так получилось? – Бьярне ухмылялся.

– Нет, – сказал Йормунганд. Он прижался к стене, прикрыл глаза и лицо его потеряло всякое выражение. Бьярне поудобнее подхватил топор.

– Все, значит, – сказал он. – И даже последнего разговора с тобой не получилось.

– Даже так, – Йормунганд протянул свободную руку к Бьярне, – я ведь в самом деле считал тебя другом, – сказал он.

Бьярне поперхнулся.

– И что? Долговязый тебя тоже за друга принимал, и где он теперь?

Темное небо за маленьким окошком осветилось разноцветными огнями. Грохот сотряс башенку, красные искры залетели в окно. Йормунганд бросил в сторону окна быстрый взгляд, цверг чуть отстранился.

Йормунганд незаметно вынул из рукава длинный узкий кинжал. Стражники уже добрались до двери, отодвинули засов, и теперь замешкались, не решаясь вваливаться по одному.

– Все хорошо! – крикнул Йормунганд. – Он мертв.

Бьярне уставился на него разинув рот. Йормунганд развернул кинжал лезвием к себе и всадил в шею, почти до самой рукояти.

– Эй! – крикнул Бьярне, но его голос потонул в шуме вбегающих мужчин. Первый же снес ему голову.

– Эй, – сказал стражник, разворачиваясь к Йормунганду.

Золото выплеснулось из шеи Йормунганда, мир утратил краски, и лишь оно блистало в подступающей тьме. Башенка опять содрогнулась от нового взрыва петард.

Он разглядел старуху за спиной у молодого воина, пока тот шел к нему с озабоченным лицом.

– Не так уж страшно, – хотел сказать Йормунганд, но из горла вырвался лишь хрип.

Старуха подняла на него белесые глаза. В ее руке красовались костяные ножницы.

– Вот и свиделись, – сказала она низким, почти мужским голосом.

– Как глупо все получилось, – сказал Стаккард Хенриэтте. Ее глаза покраснели и опухли от слез, голова покрыта черной вуалью, а с рук исчезли все украшения. Стаккард задержал взгляд на ее бледном лице и отвернулся. Сверре погиб под обломками рушившейся башни. Башню словно разорвало изнутри, а осколками и раскаленными кирпичами побило народ внизу.

Искать выживших в башне казалось бесполезно, да и от тел-то мало что осталось. Наверное, это и к лучшему, думала Элоди. Все еще бледная, она выглядела ровесницей собственной дуэньи. Теперь доподлинно известно, что ее сводные братья мертвы. Раннвейг вне себя от горя и, похоже, не ровен час, тронется умом.

Смерти Йормунганда не радовался даже Стаккард, хоть и ненавидел его. Он подолгу бродил среди обломков, в надежде разыскать круглый камушек у того с шеи. Почему-то ему казалось, что найти и похоронить что-то связанное с Йормунгандом было бы правильным.

Стаккард не обратил внимания на цокот копыт за спиной. В конце-концов, на пир собралось много народа. Любопытные сновали туда сюда, и благородные господа с интересом разглядывали разрушения.

– Эй! – окликнул его всадник. Стаккард обернулся. Против света разглядеть лицо оказалось невозможным, Стаккард понял лишь, что окликнувший плечист и бородат.

– Эй, что здесь произошло и где я могу найти ирмунсульского мага?

– Ирмунсульский маг здесь произошел и он все еще где-то здесь, разбросан среди этого мусора, – и Стаккард кивнул себе под ноги.

Всадник дернулся. сжал губы. Лошадь фыркнула, чувствуя изменившееся настроение хозяина.

– Стаккард, верно? – спросил всадник. – Похож на отца.

– Ты знаешь мое имя, – сказал Стаккард, – но себя так и не назвал.

– Лодур, – сказал всадник и, тронув поводья лошади, поскакал в сторону конюшен. Стаккард проводил его взглядом. Перепачканный с головы до пят он не мог винить Лодура в том, что тот принял его за слугу. Стаккард вновь устремил взгляд к камням и продолжил методично разбирать их. Никто не находил круглый белый камешек и Стаккард все еще надеялся хоть ненадолго завладеть им.

– Ты опоздал, – сказал Эдегор Лодуру вместо приветствия.

– И тебе не хворать, – ответил Лодур. – Я опоздал лет на двадцать.

– Твой сын…

– Князь, все это время он был под твоей опекой и это я должен спрашивать с тебя. Но не буду, потому как я человек великодушный и зла не держу.

Князь лишь чуть сдвинул брови. Годы как будто миновали Лодура стороной. Все такой же бодрый, со смешинками в зеленых глазах. Волосы уже тронула седина, но полностью потушить рыжий огонь ей не удалось. Лодур не отличался ростом, зато мог похвалиться крепостью и уверенно стоял на ногах. Бордовый плащ он завязывал на ирмунсульский манер.

В лицо Лодура было тяжело смотреть. Его избороздили морщины, но они терялись между мелкими многочисленными шрамами, что принесли Лодуру его выходки в молодости. И все равно он нравился женщинам за ту жизненную силу, что чувствовалась в нем.

– Мне всегда казалось, – сказал Эдегор, – что твой сын похож на тебя. Был похож. А теперь уже и не уверен.

– Недостаточно рыжий? – сказал Лодур.

– Рыжий как надо, – сказал Эдегор, – был. Он умер, ты знаешь?

– Мне сказал Стаккард. Что это он бродит посреди пепелища с потерянным видом?

Эдегор пожал плечами:

– У него и спрашивай. А я спрошу у тебя – чем обязан твоему визиту? Вчера у нас был пир, а сегодня тризна. На что рассчитывал попасть?

Лодур почесал под бородой.

– Я сочувствую твоему горю, – сказал он, – но твои дети отомщены, а винить в смерти моего сына мне некого.

Он поглядел в сторону, закусив губу.

– Я хочу получить что-нибудь в память о нем, – сказал Лодур. – Где он жил?

– Слуги проводят тебя до его апартаментов, – сказал князь, – возьми что захочешь и уходи.

– Лодур, – окликнул Эдегор. – Неужели ты явился повидаться с сыном? После всех лет?

– Старею, – сказал Лодур.

Лаборатория встретила его тусклыми отблесками стеклянных реторт. На столе скопилась пыль, на лежанке покоилась недочитанная книга. Синий дорожный плащ висел в углу, казалось, будто человек стоит в полумраке. Полы плаща чуть шевельнулись от сквозняка, качнулась шляпа.

Там и тут валялись безделушки, присмотревшись, Лодур узнал изображения Богини из разных земель. На столе из открытого мешочка высыпались вырезанные из кости руны. Лодур протянул руку, собрал их одну за одной. Костяные руны стукались друг о друга с приятным глухим звуком. Лодур потряс мешочек и выудил одну руну наугад.

Он не был таким знатоком, как Альфедр, и понял лишь, что руна сулит ему дорогу. Ничего нового.

В дверь тихонько постучали. Лодур не ответил и стук повторился.

– Хозяина здесь нет, – негромко сказал Лодур. – Лишь я.

В дверь заглянула девушка, светлые косы ее растрепались и лежали в беспорядке. Лицо опухло от слез. Черное шерстяное платье едва закрывало лодыжки и обтягивало грудь, придавая скорбному виду странную непристойность. Девушка сдвинув брови, глядела на него и не спешила назваться.

– Лодур, – сказал мужчина, – отец Йормунганда. А вы, госпожа?

– Элоди, дочь Эдегора, – ответила она не опуская глаз. – Йормунганд очень на вас похож. Был, – добавила она, чуть дрогнув.

– Мне все об этом говорят, – Лодур не сдержал скупой улыбки, и Элоди уставилась на него приоткрыв рот.

– А вы хорошо его знали, сударыня?

– Не так хорошо, как хотела бы.

– Но все-таки лучше, чем я. У него были друзья?

Элоди в раздумье поднесла к губам пальчик.

– Цверг погиб вместе с ним, чему все мы рады. Гарриетт сгинул. Ммм, может быть та, – она поморщилась, – тварь в перьях.

– Тварь в перьях? – переспросил Лодур.

Элоди сделала неопределенный жест.

– Он ходил к потаскушке в городе, в течение нескольких лет. Она слабоумная и рядится в перья.

Она нехорошо усмехнулась, но тут же прикрыла рот рукой.

– Спасибо, сударыня, – сказал Лодур и протянул девушке руку. Элоди чопорно протянула свою. Ручка у нее оказалась холодная, с тонкими пальчиками и нервной голубоватой жилкой. Лодур подержал ее пару мгновений, быстро коснулся губами и отпустил. Элоди кивнула и все так же холодно произнесла:

– Вы уже закончили свои дела здесь? Я оставляла Йормуну… Йормунганду кое-что из своих вещей и теперь хочу забрать их. Слуги слишком быстро все разворовывают.

– Закончил, – Лодур еще раз поклонился и вышел. Он замер рядом с дверью, прислушиваясь. Вскоре задались всхлипывания и шум разбиваемых реторт. Истинная дочь князя, с грустью подумал он.

Раннвейг он встретил на верхней лестнице. Она посмотрела на его лиловый ирмунсульский плащ, но ничего не сказала. И вовсе не узнала его. Лодур на всякий случай поклонился.

– Айе! – сказал он низким приятным голосом, каким говорил с женщинами.

Раннвейг кивнула. В лице ее не было не кровинки и она тяжело опиралась на перила, рассеяно поглядывая вниз. Недалеко от Раннвейг стояла, переминаясь с ноги на ногу, дородная служанка, такая, что хребет коню перешибет.

– Я не видела вас на пиру, – услышал Лодур голос Раннвейг, как будто она была погружена в дремоту и на секунду открыла глаза.

– Я опоздал. Только что прибыл. Ужасное несчастье, – сказал он имея в виду разрушенную башню.

Раннвейг кивнула,

– Я догадывалась, – сказала она, – только не хотела верить. Бедные мои дети.

Лодур не понял ее фразы, но на всякий случай сделал скорбное лицо.

– Я потерял сына, – сказал он.

Раннвейг пожала плечами.

– Для мужчин это легко, – были и не были. – Мой муж всю ночь напролет заливал горе вином. А я не могла уснуть и все думала, думала. Как мало мы властны над судьбой, даже Богиня не может отвратить беды, будто ей потребны наши страдания.

Лодур взглянул на служанку, та ответила ему тяжелым безразличным взглядом.

– Йормун не верил в Богиню. Делал вид, что верит, но на самом деле нет. Поэтому его сердце оказалось таким черным, или что-то другое сломило его? Он мне нравился, но я знала, что не могу ему доверять, – продолжила говорить Раннвейг.

Лодур постарался вникнуть в смысл ее монотонной речи, чтобы сказать хоть слово утешения, но, похоже, Раннвейг уже забыла о его присутствии и говорила сама с собой.

В городе жизнь шла своим чередом. Накрапывал дождь, холодный ветерок шевелил вывешенные ради праздника разноцветные флажки на улицах, волочил мусор по дороге. Лодур ехал на любимом боевом коне ирмунсульских кровей, что объездил когда-то во дворе своей второй жены – Ангаборды. Йормунганд, старший из его сыновей, умер. Лодур вспоминал его рыжие вихры и зеленые большие глаза, так похожие на его, и представлял, как принесет Ангаборде скорбную весть и как подожмет она тонкие губы. И во взгляде ее будет – ты виноват. Но, конечно, не ничего он ей не принесет, весть разлетится сама собой, а его бывшая жена его и на порог не пустит. Теперь у нее новая жизнь, новые дети. Те, что родила она от него, разлетелись, вобрав от него самую его суть, поделив ее на троих. Фенриру – сила и воля. В одиночку он смог пережить предательство ближайшего друга, бороться, уйти в изгнание и даже там оставаться опасным. Хель – амбиции, и она сделала больше чем отец, стала правительницей обширных земель, которыми правит твердой рукой. И лишь Йормунганд, унаследовавший ум и талант, сгинул в далеких землях, останки его развеет такой же холодный ветерок.

Лодур поднес руку к глазам. Их щипало, будто ветром надуло.

Староват я стал, думал он, пока конь медленно перебирал копытами, староват.

Высунувшись из-за угла дома, его проводила взглядом женщина укутанная в шарф из потускневших разноцветных перьев, маленький мальчик цеплялся за ее подол.

В далеком Гладсшейне хоронили младшего сына князя, любимца матери, надежду отца, хорошенького Ба́льдера. И после смерти его лицо оставалось свежим, а щеки пылали как розы. Горожане перешептывались, что по-хорошему, голову покойнику следовало отрубить, а тело сжечь. Но кто же посмеет сказать такое князю, который вне себя от горя?

Еще говорили, что погубил парня побратим князя, Лодур, что терпение князя лопнуло и он так этого не оставит. И только Фригга посмела встать в защиту полюбовника. А в том, что Лодур точно наставил рога Альфедру никто не сомневался. Уж очень мужчина из себя Лодур видный, рыжий, могучий. Альфедр рядом с ним старый и потрепанный, как его псы.

Хоронили Ба́льдера. Вынесли во двор, положили на ладью и понесли в поле, сложить вокруг курган.

Заморосил дождь. Человек в плаще чихнул и утре нос рукавом.

Он взглянул на плакальщиц, на Альфедра, у которого дрожали руки, и на притихшую, будто пришибленную, Фриггу. Он подумал, огорчился ли его отец, когда узнал о его смерти. Он не знал.

На ладью возвели молодую женщину, ей помог подняться один из воинов. Окружающие не видят, но Йормунганд знает, что ей свернут шею. Так надо, так правильно. Теперь она лежит, закинув руку на грудь Ба́льдера, словно спит рядом с мужем. Возможно, они не были даже случайными любовниками.

Теперь ладью можно засыпать, а потом завалить валунами. Обычное дело.

Рядом с Альфедром стоит высокий рыжий человек. Йормунганд едва замечает его. Он смотрит на мать, она тоже тут. За ее юбку цепляется ребенок. Мальчик светловолос и голубоглаз как и его отец. До Йормунганда дошли слухи, что ее супружеская связь прервалась и теперь они живут отдельно. Что ж, за матерью хотя бы оставили ее владения. Она постарела, а еще она поглядывает на высокого рыжеволосого мужчину рядом с князем. Йормун вновь взглянул на него. Двое подростков стоят по сторонам. Симпатичные, с тонкими изящными лицами.

– Будет поминальный пир, – сказал здоровяк рядом с Йормунгандом.

– Вот как.

– Я должен бы идти, да не хочу. А ты пойдешь, Гвальдеринг?

– Шутишь? А если узнают и вздернут во имя Альфедра?

– Дааа, он любит это дело. Почти так же как баб. Да только тебя не узнать, я-то еле признал.

– Как думаешь, что шепнул Альфедр на ухо Ба́льдеру? Ты видел, он наклонился над телом и что-то прошептал ему.

– Ну ты и спросил! Так пойдешь?

– Нет, мне нечего там делать. На пирах от меня одни неприятности.

Здоровяк расхохотался как хорошей шутке.

Йормунганд постоял под набирающим силу дождем, плащ его промок насквозь и капюшон не защищал от влаги. Здоровяк, его знакомый, ушел пить поминальное вино и желать Ба́льдеру легкого пути в преисподнюю.

После недолгих раздумий, Йормунганд явился прямо к началу пира. Возле дальних столов уже толкались, будто люди сроду не ели. Альфедр сидел на своем месте, будто и не двигался с тех пор, как Йормунганд видел его годы назад. Глубокие морщины легли возле глаз. Его жена уже не пыталась скрыть седину, хоть и выглядела моложе супруга. Ньрд оставался все тем же. Ангаборда сидела по правую руку от Ньрда. Хоть они и не жили вместе, однако супругами по-прежнему являлись. Йормунганду на мгновение захотелось чтобы она взглянула на своего первенца, но за ее юбку держался другой маленький мальчик. И он сдержался.

Дождь все усиливался, и уже стена воды непрерывно извергалась с неба. Йормунганд сделал несколько шагов, едва не шлепнулся в размокшую грязь, ноги предательски заскользили, так что разбег вышел неуклюжий. Времени осталось всего ничего. Йормунганд бежал под потоками воды, стесняясь, взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. Мир привычно вспыхнул и тут же погас, ощущение дрожащего золота теперь не задерживалось. Вода оставалась водой, пусть и тягучей. Она прошла сквозь его тело, прошила насквозь, подняла над землей, так что ноги беспомощно затрепыхались в воздухе. Но тут же тело выгнулось, голова запрокинулась кверху и Йормунганд взлетел, наплавляя движение вдоль нитей.